Кассационное определение СК по уголовным делам Верховного Суда РФ от 18 апреля 2006 г. N 74-О06-4СП
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации рассмотрела в судебном заседании от 18 апреля 2006 года кассационные жалобы потерпевших С., С., В., Ш., кассационное представление государственного обвинителя А. на приговор Верховного суда Республики Саха (Якутия) с участием присяжных заседателей от 26 октября 2005 г., которым
А., родившийся 4 января 1966 года, работающий директором ООО "Маир", не судимый,
оправдан по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 317, 318 ч. 1, 318 ч. 1, 30 ч. 3 и 105 ч. 2 п. "б" УК РФ, за отсутствием событий преступлений.
Заслушав доклад судьи Верховного Суда Российской Федерации З., выступление прокурора Генеральной прокуратуры Российской Федерации К., поддержавшего кассационное представление и просившего приговор отменить, судебная коллегия установила:
А. было предъявлено обвинение в применении насилия, не опасного для жизни и здоровья в отношении представителей власти С. (участковому уполномоченному милиции), С. (помощнику участкового уполномоченного милиции) в связи с исполнением ими своих должностных обязанностей; в покушении на убийство В., в связи с осуществлением им служебной деятельности; в посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа Ш. в целях воспрепятствования его законной деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности.
Коллегией присяжных заседателей в отношении А. 24 октября 2005 года вынесен оправдательный вердикт и 26 октября 2005 года председательствующим постановлен оправдательный приговор за отсутствием событий преступлений.
В кассационном представлении государственный обвинитель просит в связи с нарушением уголовно-процессуального закона приговор отменить и дело направить на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе. В кассационном представлении указывается, что председательствующим: необоснованно принято решение о недопустимости такого доказательства как объяснение А. от 18 января 2005 г., которое органами следствия было признано вещественным доказательством; необоснованно отказано в ходатайстве государственного обвинителя о вызове должностного лица органа прокуратуры, проводившего проверку в порядке ст. 144 УПК РФ; перед присяжными поставлены вопросы NN 9 и 14, требующие от присяжных заседателей собственно юридической квалификации; в вопросах NN 1 и 5 не отражена объективная сторона деяния, вмененного в вину А., которое было изложено государственным обвинителем в прениях. Кроме того, государственный обвинитель в представлении указывает на нарушение права потерпевшей С. выступить в судебных прениях и высказать свои замечания по содержанию и формулировке вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями. Все эти нарушения, по мнению государственного обвинителя, являются существенными, поскольку нарушили права потерпевших и повлияли на исход дела.
В кассационной жалобе потерпевшая С. просит отменить приговор; указывает, что председательствующим было нарушено ее право выступить в судебных прениях и высказать свои замечания по содержанию и формулировке вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями; после ее допроса принять дальнейшее участие в судебном заседании она не смогла по объективным причинам, поскольку была госпитализирована.
В кассационных жалобах потерпевшие С., В. и Ш. просят отменить приговор, указывая, что судом допущены нарушения норм уголовно-процессуального закона, повлекшие существенное нарушение их прав.
Проверив уголовное дело и обсудив доводы кассационного представления и кассационных жалоб, судебная коллегия находит приговор подлежащим отмене в связи с нарушением уголовно-процессуального закона.
Согласно ст. 385 ч. 2 УПК РФ оправдательный приговор, постановленный на основании вердикта присяжных заседателей, может быть отменен по представлению прокурора либо жалобе потерпевшего и его представителя лишь при наличии таких нарушений уголовно-процессуального закона, которые ограничили право прокурора, потерпевшего или его представителя на представление доказательств либо повлияли на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них.
Согласно ч. 1 ст. 338 УПК РФ судья с учетом результатов судебного следствия, прений сторон формулирует в письменном виде вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями.
В соответствии со ст. 339 УПК РФ по каждому из деяний, в совершении которых обвиняется подсудимый, ставятся три основных вопроса:
1) доказано ли, что деяние имело место;
2) доказано ли, что это деяние совершил подсудимый;
3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния.
В вопросном листе возможна также постановка одного основного вопроса о виновности подсудимого, являющегося соединением указанных выше вопросов.
После основного вопроса о виновности подсудимого могут ставится частные вопросы о таких обстоятельствах, которые влияют на степень виновности либо изменяют ее характер, влекут за собой освобождение подсудимого от ответственности. В необходимых случаях отдельно ставятся также вопросы о степени осуществления преступного намерения, причинах, в силу которых деяние не было доведено до конца, степени и характере соучастия каждого из подсудимых в совершении преступления.
Как указано в ч. 5 ст. 339 УПК РФ, не могут ставиться отдельно либо в составе других вопросы, требующие от присяжных заседателей юридической квалификации статуса подсудимого (о его судимости), а также другие вопросы, требующие собственно юридической оценки при вынесении присяжными заседателями своего вердикта.
В ч. 8 ст. 339 УПК РФ содержится требование, согласно которому вопросы перед присяжными заседателями ставятся в понятых для них формулировках.
Однако председательствующим судьей требования ст.ст. 338 и 339 УПК РФ были нарушены, что повлияло на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них.
Вопрос N 9 в вопросном листе председательствующим судьей сформулирован таким образом: "Доказано ли, что имело место следующее деяние: что 13 января 2005 года около 13 часов в г. Якутске во дворе дачи без номера по ул. Сергеляхское шоссе 13 км. преследовали, с кухонным ножом в правой руке, контролера третьего разряда бытового сектора Якутского отделения энергосбыта В. в связи с осуществлением им служебной деятельности, что держа нож за клинок, бросили в спину В., что В., заметив это, сумел увернуться от ножа?"
На этот вопрос присяжные ответили "Нет, не доказано".
Следующий вопрос N 10 председательствующий сформулировал следующим образом: "Доказано ли, что это деяние (описанное в вопросе 9) совершил подсудимый А. с намерением лишить жизни В.". При этом судья предложил присяжным отвечать на заданный вопрос в том случае, если дан утвердительный ответ на предыдущий вопрос.
Вопрос присяжными заседателями был оставлен без ответа.
Из вопроса N 9 не понятно, в связи с чем преследовали потерпевшего В. "с кухонным ножом в правой руке".
В вопросе указано, что В. преследовали "в связи с осуществлением им своей служебной деятельности". Однако в связи с осуществлением какой именно "служебной деятельности" его преследовали - в вопросе не раскрыто.
В вопросе N 9 также предложено присяжным ответить, доказано ли, что в спину В. бросили нож. Однако из такой формулировки вопроса нельзя сделать вывод о том, с какой целью бросили нож с спину потерпевшему.
Этот вопрос (о намерении А. лишить жизни В.) был поставлен в следующем вопросе (N 10), который оставлен присяжными без ответа, поскольку им было предложено ответить на него в том случае, если будет дан положительный ответ на предыдущий вопрос.
Между тем согласно п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ мотив преступления относится к обстоятельствам, подлежащих обязательному доказыванию.
Исходя из изложенного, следует, что вопрос о доказанности фактических обстоятельств деяния согласно предъявленному обвинению судья раздробил и фактические обстоятельства деяния вне какой-либо связи в их развитии разделил на самостоятельные вопросы. Такая постановка вопросов не позволяет представить, как развивалось инкриминируемое А. деяние.
В вопросе N 9 вопросного листа содержатся термины "осуществление В. своей служебной деятельности". Как обоснованно указано в кассационном представлении, эти термины в вопросе не раскрыты и требуют от присяжных заседателей собственно юридической оценки при вынесении ими своего вердикта.
Аналогичные нарушения закона (не раскрытие существа самих деяний, в совершении которых подсудимый обвинялся, а также включение в вопросы терминов, требующих собственно юридической оценки при вынесении присяжными заседателями своего вердикта) были допущены председательствующим судьей и при формулировке других вопросов по эпизодам преступлений, которые инкриминируются А.
Так, в вопросе N 1 присяжным предложено ответить на вопрос о доказанности причинения боли участковому уполномоченному милиции С. в результате нанесения ей удара ладонью правой руки по лицу, в прихожей веранды вышеуказанной дачи, куда она пришла одетая в форму сотрудника милиции вместе с помощником участкового С. "для исполнения своих должностных обязанностей".
Аналогичный вопрос (N 5) был поставлен и в отношении С., с той лишь разницей, что ее ударили при выходе из помещения дачи рукоятью кухонного ножа в предплечье.
Не содержит описания преступного деяния, как то изложено в обвинительном заключении, и вопрос N 13 о доказанности нанесения удара ножом в область живота сотруднику ОМОН милиционеру Ш. Этот вопрос содержит общую формулировку о том, что удар ножом Ш. был нанесен "во время исполнения своих обязанностей по охране общественного порядка и общественной безопасности". Однако, какие именно "служебные обязанности по охране общественного порядка и общественной безопасности" он исполнял, в вопросе не раскрыто. Из самого вопроса также не ясно, с какой целью указанный сотрудник милиции прибыл в дом А.
Таким образом ни один из указанных вопросов не раскрывает полной картины инкриминируемых А. деяний (существа обвинения, с указанием мотивов совершения преступлений).
Между тем, в обвинительном заключении указано, что А. покушался на убийство В. (контролера отделения энергосбыта РАО "ЕЭС") и с целью причинения ему смерти сделал прицельный бросок в спину потерпевшего, когда тот стал убегать от А. При описании преступного деяния в обвинительном заключении также указана причина конфликта, произошедшего между А. и В., в результате которого В. обратился за помощью в милицию. В обвинительном заключении также указаны служебные полномочия, которые осуществлял В., когда исполнял свои обязанности по обследованию жилых дач и выявил несанкционированное подключение дачи абонента А. к электроэнергии; после чего А., в целях недопущения оформления акта о нарушении правил электроснабжения, нанес удары рукой по лицу и удар монтировкой в область предплечья В. Причины появления работников милиции в доме А. в обвинительном заключении также указаны.
Однако данные обстоятельства, связанные с существом обвинения А., которые имели значение для данного уголовного дела, председательствующим судьей были оставлены без внимания и не нашли отражения в поставленных перед присяжными заседателями вопросах.
Доводы кассационного представления о необоснованности принятого решения о недопустимости такого доказательства как объяснение А. от 18 января 2005 г. (которое органами следствия было признано вещественным доказательством) - неосновательны.
Как видно из материалов дела, объяснение А. было получено после его задержания в связи с инкриминируемыми событиями.
В данном случае является очевидным, что на момент получения следователем прокуратуры объяснения от А. последний фактически был подозреваемым по инкриминируемым событиям, и его допрос мог быть осуществлен в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законом, с разъяснением ему прав подозреваемого и обеспечения права на защиту (в том числе права не свидетельствовать против себя и права на участие защитника).
В связи с этим председательствующим судьей было принято обоснованное решение о признании указанного объяснения недопустимым доказательством.
То обстоятельство, что на момент получения объяснения от А. уголовное дело возбуждено не было и "процессуальное положение" А. органами следствия не было определено, в данном случае юридического значения для решения вопроса о допустимости объяснения в качестве доказательства не имеет.
Доводы кассационного представления о том, что данное объяснение является вещественным доказательством по делу, не основаны на законе, поскольку оно (объяснение А.) не отвечает требованиям, предъявляемым статьей 81 УПК РФ к вещественным доказательствам.
Содержащееся в кассационном представлении утверждение о том, что председательствующим необоснованно отказано в ходатайстве государственного обвинителя о вызове должностного лица органа прокуратуры, проводившего проверку в порядке ст. 144 УПК РФ, неосновательно.
Как видно из протокола судебного заседания, государственным обвинителем было заявлено ходатайство о вызове в суд для допроса в качестве свидетеля следователя прокуратуры, который получил от А. объяснение. Государственный обвинитель просил допросить следователя по поводу данного объяснения.
Данное ходатайство судьей было поставлено на обсуждение сторон и обоснованно отклонено.
Доводы кассационного представления о том, что следователь прокуратуры мог бы пояснить суду, желал ли А. в момент получения от него объяснений воспользоваться услугами защитника, и разъяснялось ли ему право иметь защитника на стадии проверки сообщения о преступлении - обоснованными признать нельзя.
Указание о разъяснении прав подозреваемому или обвиняемому лицу, согласно требованиям уголовно-процессуального закона, должно содержаться в протоколах соответствующих следственных действий, составленных лицом, производящим допрос лица.
Судебная коллегия обсудила доводы кассационного представления и кассационной жалобы потерпевшей С. о нарушении ее права выступить в судебных прениях и высказать свои замечания по содержанию и формулировке вопросов перед присяжными заседателями.
Указанных нарушений прав С. из материалов дела не усматривается. Как видно из протокола судебного заседания (и это не оспаривается в кассационных жалобе и представлении) С. была допрошена в суде, после чего была госпитализирована в Республиканскую больницу N 2 Центра экстренной медицинской помощи.
Из приложенной к жалобе С. медицинской справки N 139 следует, что она была доставлена в приемное отделение больницы 18 октября 2005 года, где была обследована. От дальнейшего стационарного лечения она отказалась, в связи с чем была направлена для лечения по месту жительства. Из листка временной нетрудоспособности N 4121, приложенного Слепцовой к кассационной жалобе, следует, что она проходила амбулаторное лечение с 26 октября 2005 г. по 1 ноября 2005 года.
Каких-либо ходатайств о своем участии в судебном разбирательстве или об отложении разбирательства дела С. в указанный период времени суду не подавала.
Вердикт присяжных был вынесен 24 октября 2005 года, а приговор постановлен 26 октября 2005 года.
При таких обстоятельствах право С. на участие в судебном разбирательстве нарушено не было.
Исходя из изложенного и руководствуясь ст.ст. 377, 378, 385 и 388 УПК РФ, судебная коллегия определила:
приговор Верховного суда Республики Саха (Якутия) от 26 октября 2005 года в отношении А. отменить и дело направить на новое судебное разбирательство, со стадии судебного разбирательства, в тот же суд в ином составе судей.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Кассационное определение СК по уголовным делам Верховного Суда РФ от 18 апреля 2006 г. N 74-О06-4СП
Текст определения официально опубликован не был