Определение Конституционного Суда РФ от 2 июля 2009 г. N 1037-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ходорковского Михаила Борисовича на нарушение его конституционных прав статьей 160 и примечанием 1 к статье 158 Уголовного кодекса Российской Федерации"

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, С.Д. Князева, А.Л. Кононова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Н.В. Селезнева, А.Я. Сливы, В.Г. Стрекозова, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

заслушав в пленарном заседании заключение судьи Н.В. Мельникова, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы гражданина М.Б. Ходорковского, установил:

1. В жалобе гражданина М.Б. Ходорковского оспаривается конституционность статьи 160 УК Российской Федерации, устанавливающей уголовную ответственность за совершение хищения чужого имущества, вверенного виновному, путем присвоения или растраты, а также примечания 1 к статье 158 УК Российской Федерации, согласно которому под хищением понимается совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.

Как следует из представленных материалов, постановлением от 30 июня 2008 года М.Б. Ходорковский был привлечен в качестве обвиняемого в совершении ряда преступлений, в том числе предусмотренных пунктами "а", "б" части третьей статьи 160 УК Российской Федерации (в первоначальной редакции) и части четвертой той же статьи (в редакции Федерального закона от 8 декабря 2003 года N 162-ФЗ), выразившихся в хищении принадлежащих государству акций ОАО "Восточная нефтяная компания" путем их присвоения в результате совершения сделок мены, заключенных между ОАО "Восточная нефтяная компания" и подконтрольными заявителю иностранными компаниями, а также в хищении нефти у ряда нефтедобывающих компаний путем ее приобретения по искусственно заниженной цене, что привело к причинению этим компаниям и государству крупного ущерба.

По мнению заявителя, названные законоположения позволяют правоприменителю придавать содержащемуся в них термину "безвозмездность" такой смысл, при котором становится возможным привлечение к уголовной ответственности за отчуждение имущества, совершенное путем заключения возмездных гражданско-правовых сделок, чем нарушаются статьи 2, 8 (часть 1), 17 (часть 1), 18, 19 (часть 2), 34 (часть 1), 35 (часть 2), 54 (часть 2) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.

2. Согласно Конституции Российской Федерации признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина (в том числе, соответственно, права частной собственности) составляют обязанность государства (статья 2); при этом в Российской Федерации равным образом признаются и защищаются частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности (статья 8, часть 2); каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (статья 34, часть 1); право частной собственности охраняется законом, каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами, и никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда (статья 35, части 1-3).

В развитие данных конституционных положений федеральный законодатель, реализуя предоставленные ему Конституцией Российской Федерации (статья 71, пункты "в", "о") дискреционные полномочия в сфере регулирования права собственности и связанных с ним отношений по владению, пользованию и распоряжению имуществом, установил - исходя из конституционно признаваемых целей, включая защиту прав и законных интересов других лиц, и вытекающих из Конституции Российской Федерации требований справедливости, разумности и соразмерности (пропорциональности) - способы охраны собственности, в том числе от преступных посягательств, и закрепил в Уголовном кодексе Российской Федерации составы преступлений, объектом уголовно-правовой охраны от которых выступает собственность.

На достижение названных целей направлена и оспариваемая в жалобе М.Б. Ходорковского статья 160 УК Российской Федерации, предусматривающая уголовную ответственность за присвоение или растрату - хищение чужого имущества, вверенного виновному, т.е. за совершение с корыстной целью противоправного безвозмездного изъятия или обращения чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившего ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества (примечание 1 к статье 158 УК Российской Федерации).

По смыслу приведенных законоположений, ответственность вводится лишь за такое деяние, которое совершается с умыслом и направлено на хищение имущества. При этом, вопреки утверждению заявителя, не предполагается возможность привлечения к уголовной ответственности лиц, совершающих правомерные гражданско-правовые сделки: из статьи 8 УК Российской Федерации, согласно которой основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного данным Кодексом, следует, что при квалификации деяния, в том числе при квалификации тех или иных действий в соответствии со статьей 160 УК Российской Федерации, необходимо установление как субъективных, так и объективных признаков состава данного преступления.

Таким образом, оспариваемые в жалобе законоположения сами по себе конституционные права заявителя не нарушают. Установление же того, подпадают ли его действия, связанные с заключением гражданско-правовых сделок, под признаки преступления, предусмотренного статьей 160 УК Российской Федерации, относится к ведению органов предварительного расследования, прокурора и суда. Кроме того, доводы, представленные заявителем в обоснование своей позиции, свидетельствуют о том, что он выражает несогласие с использованием стороной обвинения при квалификации его действий признака безвозмездности, понимаемого правоприменителем как предоставление взамен имущества, отчуждаемого путем совершения гражданско-правовой сделки, неэквивалентного (менее ценного) имущества. Между тем проверка законности и обоснованности правоприменительных решений связана с установлением фактических обстоятельств дела, она должна осуществляться в процессе уголовного судопроизводства и в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, определенную статьей 125 Конституции Российской Федерации и статьей 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", также не входит.

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 части первой статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации определил:

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ходорковского Михаила Борисовича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Председатель Конституционного Суда Российской Федерации

В.Д. Зорькин

Особое мнение
Судьи Конституционного Суда Российской Федерации А.Л. Кононова
по определению от 2 июля 2009 года об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ходорковского Михаила Борисовича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 160 и примечаниями к статье 158 Уголовного кодекса Российской Федерации

Выражаю свое несогласие с решением Конституционного Суда Российской Федерации об отказе в принятии к рассмотрению жалобы М.Б. Ходорковского.

Конституционный Суд необоснованно упрекает заявителя в том, что он "фактически выражает несогласие" с квалификацией его действий стороной обвинения, однако это не только право заявителя, но, более того - необходимое и законное основание для обращения в Конституционный Суд.

Подменяя смысл и содержание самого обращения, Конституционный Суд сводит его лишь к проверке законности и обоснованности правоприменительных решений, между тем заявитель вовсе не ставит вопрос об оценке фактических обстоятельств своего дела, а просит проверить на соответствие Конституции Российской Федерации конкретные положения закона, примененные в его уголовном деле. При этом позиция заявителя в отказном определении изложена неточно, неполно и примитивно, а его аргументы даже в таком виде не опровергнуты и оставлены без внимания или отрицаются без всяких оснований.

Никто, включая и заявителя, не подвергает сомнению конституционные полномочия законодателя устанавливать уголовно-правовые запреты и определять признаки преступления. Из этого, однако, не вытекает утверждение, что с оспариваемыми нормами все ясно и их применение адекватно. Никто не оспаривает право федерального законодателя регулировать и защищать, в том числе и в уголовном порядке, право собственности. Отсюда, однако, не следует, что гражданско-правовое регулирование имущественных отношений, и в частности сделок, не играет никакой роли при квалификации уголовных деяний, если в основе их оценки лежит хозяйственная деятельность субъекта.

Некритическое цитирование оспариваемых норм также ничего не проясняет само по себе. Конституционный Суд вообще отказался от анализа этих норм с точки зрения их ясности и определенности, то есть от собственной позиции, которую он сформулировал и выражал во многих других делах. Очевидно, что подтверждает и практика Европейского Суда по правам человека, уголовный закон должен быть сформулирован с достаточной точностью, чтобы те, к кому он адресован, могли ясно представлять конкретные запреты и последствия, которые могут повлечь те или иные действия. Закон также должен устанавливать объективные пределы усмотрения компетентных властей от произвольного вмешательства в права и свободы.

Между тем оспариваемые положения в их понимании и применении на практике не соответствуют вышеуказанным критериям. В результате явно недостаточной определенности терминологии уголовного закона понятие безвозмездности как сущностного признака хищения в форме присвоения или растраты в правоприменительной практике толкуется вопреки его очевидному смыслу. Заявитель вполне обоснованно ссылается здесь на буквальные смыслы, объясняющие это понятие в русском языке, гражданском (статья 423 ГК Российской Федерации) и уголовном (статья 104.1 УК Российской Федерации) праве как изъятие имущества без платы или иного возмещения. В уголовной правоприменительной практике этому понятию было дано явно расширительное толкование, включающее не только собственно безвозмездное изъятие, но и случаи предоставления в возмещение менее ценного имущества, что противоречит буквальному понятию безвозмездности.

Однако, во-первых, общие принципы права категорически запрещают расширительное толкование уголовно-правовых норм. Во-вторых, такое толкование придало норме еще меньшую определенность, поскольку включает многие другие не вполне ясные для квалификации деяния понятия: неэквивалентность или неравнозначность обмена, занижение (договорной, рыночной, мировой) цены, фактическая стоимость имущества, неравноценность возмещения и даже невыгодность сделки.

Такое толкование в настоящее время опирается на судебную практику Верховного Суда Российской Федерации, выраженную им в постановлении Пленума от 27 декабря 2007 года, N 51, которое некритично было воспринято как аргумент Конституционным Судом Российской Федерации, хотя именно это толкование оспаривается заявителем с точки зрения его конституционности. Следует отметить, что эта позиция восходит еще к судебной практике советского времени и иным правовым условиям применения уголовного закона, когда речь шла об особой защите государственной собственности, о преимущественно плановом регулировании хозяйственных сделок, о полном отсутствии свободы договора и практически исключительно государственном установлении ценообразования.

Сегодня возникла новая конституционная и хозяйственная реальность, в которой старые уголовно-правовые запреты и доктринальные представления в определенной части остаются анахронизмом и, возможно, должны быть переосмыслены, поскольку они потеряли прежнюю определенность. Так, такой признак хищения, как противоправность, вполне может вызвать сомнения, если сделка по передаче имущества с точки зрения гражданского права не оспорена и признается действительной. Осуждаемая прежде корыстная цель может поменять коннотацию, поскольку получение прибыли является обязательным признаком хозяйственной деятельности. Признание факта причинения ущерба вряд ли будет убедительным без проявления воли и согласия вменяемого собственника.

Понятия "эквивалентность/неэквивалентность" возмещения, опирающиеся на понятие цены сделки, в настоящее время в условиях свободы договора и договорных цен не имеют объективного содержания. С точки зрения гражданского права нет никаких законных требований к участникам гражданского оборота о соответствии цен каким-либо критериям. Неэквивалентность обмена никак не порочит сделку. Как правило, в рыночных условиях, по мнению специалистов, покупная и действительная стоимость имущества объективно не могут быть эквивалентны. О том, что рыночные цены - вполне условное понятие, свидетельствует определение, приведенное в статье 3 Федерального закона "Об оценочной деятельности в Российской Федерации", где для исчисления рыночной стоимости объекта использовано по меньшей мере восемь вероятностных и изменчивых факторов.

Таким образом, оспариваемые нормы уголовного закона в силу своей неопределенности создают реальную опасность их произвольного применения, а жалоба заявителя имеет все основания для принятия и рассмотрения по существу Конституционным Судом Российской Федерации.