Постановление Европейского Суда по правам человека от 7 февраля 2017 г. Дело "Лашманкин и другие (Lashmankin and Others) против Российской Федерации" (Жалоба N 57818/09 и 14 других, см. приложенный перечень) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека

Дело "Лашманкин и другие против Российской Федерации"
[Lashmankin and Others v. Russia]
(жалобы NN 57818/09 и др.)

Постановление Суда от 7 февраля 2017 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

Заявители предполагали провести различные несвязанные между собою собрания, в частности, в честь известного адвоката-правозащитника и журналистки, которые были застрелены в Москве в 2009 году, в знак протеста против законопроекта об усыновлении российских детей гражданами США и в защиту прав гомосексуалистов. Власти ввели различные ограничения в отношении мест собраний, времени или способа их проведения. Как утверждали заявители, эти ограничения повредили цели собраний, сделав их незаметными для их целевой аудитории. Заявители не могли получить судебное средство правовой защиты до проведения предполагаемых событий. В тех делах, в которых заявители пытались собраться на месте и во время, избранные ими, собрания разгонялись, и их участников задерживали и/или признавали виновными в административных правонарушениях.

В конвенционном разбирательстве заявители жаловались, в частности, в соответствии со статьями 11 и 13 Конвенции на нарушение их прав на свободу собраний и на отсутствие эффективного средства правовой защиты в этом отношении.

Вопросы права

По поводу соблюдения статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 11 Конвенции. Законодательство Российской Федерации устанавливает сроки уведомления организаторами о публичном мероприятии. Напротив, отсутствует обязательный срок для вынесения властями окончательных решений до планируемой даты проведения публичного мероприятия. Судебное средство правовой защиты, доступное организаторам публичных мероприятий впоследствии, не могло обеспечить адекватное возмещение в отношении предполагаемых нарушений Конвенции. Кроме того, объем судебной проверки был ограничен рассмотрением законности предложения о смене места, времени или способа проведения публичного мероприятия, и суды не были обязаны согласно закону рассматривать вопросы пропорциональности и не делали этого на практике.

Таким образом, заявители не располагали эффективным средством правовой защиты, которое позволило бы им получить исполнимое судебное решение по поводу отказа властей в согласовании места, времени или способа проведения публичного мероприятия до запланированной даты.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 13 Конвенции (принято единогласно).

По поводу соблюдения статьи 11 Конвенции. (a) Вмешательство. Если место, время или способ проведения публичного мероприятия имеют решающее значение для его участников, требование об их изменении может составлять вмешательство в право участников на свободу собраний. Компетентные органы отказали в согласовании места собраний, времени или способа проведения публичного мероприятия, запланированных заявителями, и предложили им альтернативные варианты. Заявители, считая, что предложения властей не отвечают цели их собраний, отказались от мероприятий или решили провести их в соответствии с первоначальным планом, несмотря на угрозы разгона, задержания и преследования. Таким образом, имело место вмешательство в право заявителей на свободу собраний.

(b) Оправданность вмешательства. Соответствующее законодательство Российской Федерации позволяло властям страны делать мотивированные предложения организаторам об изменении места, времени или способа проведения публичного мероприятия. Однако отсутствовало требование об оценке пропорциональности данной меры, и имел место явный риск произвола в предоставлении такой широкой и неограниченной дискреции исполнительным органам.

Действительно, настоящее дело показало, что вышеупомянутые полномочия часто использовались произвольным и дискриминационным способом. Существовали явные примеры, когда оппозиционные группы, правозащитники или активисты по защите прав гомосексуалистов не получали разрешение собираться в центре и должны были направляться в пригороды на тех основаниях, что они могут помешать движению транспорта, нарушить повседневную жизнь граждан или представлять угрозу для безопасности, и их разгоняли и задерживали, если они отказывались подчиняться, тогда как проправительственные публичные мероприятия разрешалось проводить в том же месте, несмотря на движение транспорта, нарушение повседневной жизни граждан или угрозы для безопасности. Наиболее ярким примером был случай с активистами прав ЛГБТ, которые предложили 10 различных мест в центре города для проведения своего мероприятия, но все предложения были отклонены по разным основаниям, тогда как публичное мероприятие против гомосексуалистов было согласовано в одном из тех же мест в тот же день.

Факты дела продемонстрировали отсутствие адекватных и эффективных правовых гарантий против произвольного и дискриминационного осуществления широкой дискреции, предоставленной исполнительной власти. Соответственно, внутригосударственные правовые нормы, регулирующие полномочия по предложению смены места, времени или способа проведения публичных мероприятий, не отвечали конвенционному требованию к качеству закона.

(c) Запрет проведения публичных мероприятий в определенных местах. Общий запрет демонстраций может быть оправдан только при наличии реальной угрозы того, что они перерастут в беспорядки, которые нельзя предотвратить менее строгими мерами. В Российской Федерации запрет проведения публичных мероприятий рядом с судебными зданиями сформулирован в абсолютных выражениях. Он не ограничивался публичными собраниями, имевшими целью воспрепятствование осуществлению правосудия. Некоторым заявителям не было разрешено провести гей-парад в центре города, поскольку выбранное ими место находилось поблизости от здания Конституционного Суда Российской Федерации. Существенно, что данное мероприятие не было связано с каким-либо делом, рассматриваемым Конституционным Судом, его цель заключалась в праздновании годовщины начала движения за права ЛГБТ в 1960-х годах и осуждении гомофобии и дискриминации гомосексуалистов. Отказ в согласовании публичного мероприятия заявителей только из-за ссылки на общий запрет в отсутствие рассмотрения особых обстоятельств дела не мог рассматриваться как необходимый в значении статьи 11 Конвенции.

(d) Сроки уведомления о собраниях. Сроки публичных собраний, проводимых в целях высказывания определенных мнений, могут иметь решающее значение для их политического и социального веса. Если публичное собрание было организовано, когда общественный вопрос утратил значимость или важность в текущей социальной или политической дискуссии, воздействие собрания может серьезно уменьшиться.

Срок, в течение которого можно было подать уведомление, составлял шесть дней: не ранее 15 дней и не позднее 10 дней до даты проведения мероприятия, кроме пикетов, о которых можно было уведомлять за три дня до планируемой даты. Негибкое применение данного положения делало невозможным проведение публичного мероприятия, помимо пикета, в течение нескольких дней после Нового года и Рождества в январе каждого года. Заявители не могли провести шествие и собрание по случаю годовщины убийства известного адвоката-правозащитника и журналистки 19 января. Хотя заявители могли провести пикет в этот день, они должны были удовлетвориться статичным мероприятием вместо шествия и не могли выразить свое мнение посредством публичные выступления. Власти не привели относимых и достаточных мотивов для ограничений, примененных к свободе собраний заявителей.

Кроме того, законодательство государства-ответчика не учитывало особых обстоятельств, когда требовалась немедленная реакция на текущее событие в форме спонтанного собрания. В подобных случаях задержка, вызванная 10-дневным сроком уведомления, могла сделать эту реакцию запоздалой. Один из заявителей хотел протестовать против законопроекта, запрещающего усыновление российских детей гражданами США. Дата рассмотрения парламентом законопроекта была объявлена за два дня до этого, что делало невозможным соблюдение протестующими более короткого трехдневного срока уведомления о пикетировании, не говоря уже об обычном 10-дневном сроке уведомления о других видах публичных мероприятий. Осуждая заявителя за участие в публичном мероприятии без предварительного уведомления, внутригосударственные суды ограничили свою оценку установлением того факта, что заявитель принял участие в пикетировании, о котором отсутствовало уведомление в предусмотренный законом срок. Они не рассмотрели вопрос о том, имелись ли особые обстоятельства, оправдывающие отступление от строгого применения сроков уведомления.

Таким образом, власти не привели относимых и достаточных мотивов для своих предложений о смене места, времени или способа проведения публичных мероприятий заявителями. Предложения были основаны на правовых нормах, которые не предусматривали адекватных и эффективных правовых гарантий против произвольного и дискриминационного осуществления широкой дискреции, предоставленной исполнительной власти, и поэтому не отвечали конвенционным требованиям качества закона. Автоматическое и негибкое применение сроков уведомления о публичных мероприятиях без принятия во внимание публичных праздников или спонтанного характера мероприятия не было оправданным. Кроме того, власти не исполнили свое обязательство обеспечить, чтобы официальное решение, принятое в ответ на уведомление, заявители получили в разумный срок до наступления запланированного мероприятия таким образом, чтобы гарантировать право на свободу собраний, которое было практическим и эффективным, а не теоретическим или иллюзорным. Путем разгона публичных мероприятий заявителей и задержания участников власти не проявили требуемой степени терпимости в отношении мирных, хотя и незаконных собраний в нарушение требований пункта 2 статьи 11 Конвенции.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 11 Конвенции (принято единогласно).

Европейский Суд также единогласно установил нарушения пункта 1 статьи 5 и пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении некоторых заявителей.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителям различные суммы от 5 000 до 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.