Криминальное банкротство. Статья вторая. Банкротство преднамеренное и фиктивное (П.С.Яни, "Законодательство", N 3, март 2000 г.)

Криминальное банкротство.
Статья вторая*(1). Банкротство преднамеренное и фиктивное

Преднамеренное банкротство

Перечень преступлений, связанных с банкротством, не ограничивается такими деяниями, как сокрытие имущества при банкротстве или в его предвидении, неправомерное удовлетворение требований кредиторов и т.д. (ст. 195 Уголовного кодекса (УК) РФ). Еще одним уголовно наказуемым нарушением законодательства о несостоятельности является преднамеренное банкротство, признаки которого описаны в ст. 196 УК РФ.

Категорией преднамеренного банкротства оперирует и Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее Закон 1998 г.). Причем содержание данного термина он не раскрывает, давая, тем не менее, прокурору право обратиться при обнаружении признаков преднамеренного банкротства в арбитражный суд с заявлением о признании должника банкротом (ст. 40 Закона 1998 г.).

Устанавливая в уголовном законе строгое наказание за данное преступление (вплоть до шести лет лишения свободы, не говоря о санкциях в виде штрафа в размере от 500 до 800 минимальных размеров оплаты труда (МРОТ) и др.), законодатель указал, в чем состоит собственно преступное действие, какие последствия оно должно влечь, кем это действие может быть в принципе совершено и каково должно быть отношение лица к совершаемому им нарушению для того, чтобы суд признал деяние преступлением.

Действия, в которых заключается преднамеренное банкротство, определены в Уголовном кодексе как создание или увеличение неплатежеспособности коммерческой организации или индивидуального предпринимателя. Таким образом, ключевым здесь является категория неплатежеспособности, которую Закон 1998 г., к сожалению, вообще не использует. Однако анализ законодательства и судебной практики позволяет утверждать, что под неплатежеспособностью понимается невозможность лица рассчитаться по своим денежным обязательствам при том, однако, что стоимость имеющегося у него имущества может, тем не менее, превышать сумму его долгов.

Неплатежеспособность является признаком банкротства, но ее наступление в то же время еще не означает, что лицо признано (объявило себя) банкротом. Неплатежеспособность возникает, как следует из смысла ст. 3 Закона 1998 г., по истечении трех месяцев с момента наступления даты исполнения денежных обязательств. Получается, что создавать неплатежеспособность можно до этого срока, а увеличивать после.

Как пишут исследователи проблем экономической преступности профессора Л.Д.Гаухман и С.В.Максимов, "создание неплатежеспособности представляет собой совершение действия или бездействие, приведшие коммерческую организацию или индивидуального предпринимателя, являвшихся ранее платежеспособными, к неплатежеспособности, а увеличение неплатежеспособности совершение действия или бездействие, приведшие коммерческую организацию или индивидуального предпринимателя, ставших неплатежеспособными ранее, к еще большей неплатежеспособности"*(2).

Следует признать, что законодатель избрал не самые удачные термины для обозначения преступных действий, чем вызвал противоречия в их толкованиях. Например, авторы одной из монографий, в отличие от приведенного и разделяемого мной суждения, полагают, что "создание неплатежеспособности означает, что платежеспособная организация становится банкротом единственно в результате действий (бездействия) виновного. Увеличение неплатежеспособности означает, что банкротство является следствием как действий (бездействия) виновного, так и ряда других обстоятельств или действий других лиц"*(3).

При расследовании уголовных дел возникает вопрос о том, можно ли назвать неплатежеспособностью такое состояние должника, когда он не платит более трех месяцев по долгам, однако средства у него все же имеются. Ответ заключается в том, что, как пишет заместитель Председателя Высшего Арбитражного Суда РФ В.В.Витрянский, согласно смыслу положений законодательства о банкротстве, неспособность юридического лица погасить свои обязательства перед кредиторами презюмируется самим фактом неисполнения финансовых обязательств перед контрагентами, бюджетом и т.д. Следовательно, раз не платишь значит, неплатежеспособен, пусть даже деньги у тебя есть*(4).

Для признания указанных действий преступными необходимо, чтобы они повлекли, как установлено в ст. 196 УК РФ, крупный ущерб либо иные тяжкие последствия. Определения "крупного" ущерба законодатель не дал, и потому правоприменитель в известном смысле свободен в трактовке этого термина. Отделение же иных последствий от ущерба позволяет заключить, что последствия эти носят нематериальный характер.

К перечню тяжких последствий материального и иного характера как признаков преднамеренного банкротства авторитетные комментаторы норм об экономических преступлениях относят значительные убытки либо крах организаций-кредиторов умышленно обанкротившегося лица, неуплату налогов, нарушение трудовых прав работников обанкротившейся фирмы (потеря ими работы, невыплата зарплаты и т.п.), прекращение выпуска необходимой для региона продукции и др. Некоторые исследователи, в частности, названные выше, относят к тяжким последствиям преднамеренного банкротства даже психическое заболевание либо самоубийство кредитора.

В статье 196 УК РФ говорится о специальном субъекте преступления. Этим субъектом является руководитель, собственник коммерческой организации либо индивидуальный предприниматель. Другими словами, лицо, которое соответствующим образом охарактеризовать нельзя, в принципе не может совершить преднамеренное банкротство. И это несмотря на то, что банкротству могут быть подвергнуты в соответствии с законодательством о несостоятельности и гражданин, не являющийся индивидуальным предпринимателем, и некоммерческие организации, включая благотворительные фонды (ст. 1, 2 и др. Закона 1998 г.).

Подчеркну однако, что преднамеренное банкротство, осуществленное, скажем, руководителем потребительского кооператива, который в соответствии со ст. 50 ГК РФ не относится к коммерческим организациям, также не останется безнаказанным. Но ответственность за такое деяние при определенных условиях наступит не по ст. 196 УК РФ, а по ст. 201 УК РФ "Злоупотребление полномочиями" (наказание по этой статье вплоть до пяти лет лишения свободы)*(5).

Согласно ст. 69 Закона 1998 г., в ходе такой связанной с неплатежеспособностью организации процедуры банкротства, как внешнее управление, руководитель должника отстраняется от должности, управление делами возлагается на внешнего управляющего, прекращаются полномочия органов управления должника и собственника имущества должника унитарного предприятия. Таким образом, эти прямо названные в уголовном законе специальные субъекты в принципе не смогут выполнить преступление, предусмотренное ст. 196 УК РФ*(6). Однако следует помнить, что внешнему управляющему, умышленно увеличивающему неплатежеспособность организации, грозит все та же ст. 201 УК РФ.

Особую роль в признании содеянного преступлением уголовный закон отводит элементам субъективной стороны преступления, т.е. психическому отношению лица к совершаемому им правонарушению. Банкротство расценивается как преднамеренное в случае, если создание или увеличение неплатежеспособности, повлекшее тяжкие последствия, происходит умышленно и, кроме того, делается это в личных интересах нарушителя или интересах иных лиц. Данное установление вполне обоснованно, если иметь в виду, что тот же руководитель может привести возглавляемую им организацию к состоянию неплатежеспособности и неумышленно, пусть даже в результате грубых упущений, ошибок, очевидной экономической безграмотности, посчитав проводимые им финансовые или торговые операции прибыльными. В последнем случае закон привлекать лицо к уголовной ответственности не разрешает.

Некоторые следователи ошибочно считают, что использование в тексте ст. 196 УК РФ слова "преднамеренное" требует для привлечения к ответственности доказывания только прямого умысла, т.е. именно желания, скажем, руководителя сделать невозможным для своей организации расчета по денежным обязательствам. При подобной трактовке версия нарушителя о том, что причинение в результате банкротства его организации ущерба кредиторам и лишение сотрудников работы было лишь допускаемым (косвенный умысел), а не желаемым следствием его действий, приводит к необоснованному отказу в уголовном преследовании.

На самом же деле никаких ограничений относительно форм умысла уголовный закон не содержит. Поэтому к любым последствиям своих незаконных действий упомянутое в ст. 196 УК РФ лицо может относиться как с желанием, так и с допущением их наступления, даже с безразличием, преследуя, как это чаще всего бывает, главную цель: уклониться от исполнения обязательств. Однако и в том, и в другом случае это лицо понесет уголовную ответственность.

Понятие личного интереса довольно неопределенно. Ясно, конечно, что речь идет прежде всего о стремлении незаконно обогатиться. Однако если бы законодатель имел в виду только это, он ограничился бы формулировкой "из корыстной заинтересованности". Так что же здесь имеется в виду кроме корысти?

Личный интерес в судебной практике трактуется обычно как низменное побуждение. Пленум Верховного Суда, разъясняя в постановлении от 30 марта 1990 г. N 4 понятие отличной от корыстной иной личной заинтересованности, указал, что подобная заинтересованность как мотив преступления может "выражаться в стремлении извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленном такими побуждениями, как карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т.п.". С учетом особенностей обсуждаемого преступления данное разъяснение можно использовать и при привлечении к уголовной ответственности за преднамеренное банкротство.

В ряде работ высказывается мнение о том, что, если преднамеренное банкротство сопряжено с хищением, указанные действия должны квалифицироваться по совокупности ст. 196 и ст. 159 (Мошенничество) УК РФ, если санкция за хищение строже санкции за первое из этих преступлений. Полагаю, квалификация по совокупности необходима и в иных случаях, в частности, когда действия виновного, квалифицируемые как хищение, наказываются по закону менее строго, чем преднамеренное банкротство. В обоснование данного вывода надо привести то соображение, что у хищения как посягательства на собственность возглавляемой лицом организации объект иной, нежели у преднамеренного банкротства недаром они даже помещены в разные главы Особенной части УК РФ. Хищение хотя и может быть способом преднамеренного банкротства, однако всегда образует с ним совокупность, ведь объект хищения не является дополнительным объектом, защищаемым нормой о преднамеренном банкротстве. Кроме того, следует заметить, что если руководитель организации отторгает имущество своей фирмы в целях ее банкротства, то его действия охватываются составом не мошенничества, а растраты вверенного имущества (ст. 160 УК РФ).

Фиктивное банкротство

Третьим составом преступления, связанным, согласно прямому указанию законодателя, с несостоятельностью, является фиктивное банкротство (ст. 197 УК РФ). Отличие данного преступления от обсуждавшихся нами ранее неправомерных действий при банкротстве (ст. 195 УК РФ) и преднамеренного банкротства (ст. 196 УК РФ) заключается в том, что по ст. 197 УК РФ к ответственности привлекают в ситуации, когда "материальных" признаков несостоятельности нет. О них лишь ложно заявляется.

Уголовный кодекс понимает под фиктивным банкротством заведомо ложное объявление руководителем или собственником коммерческой организации, а равно индивидуальным предпринимателем о своей несостоятельности в целях введения в заблуждение кредиторов для получения отсрочки или рассрочки причитающихся кредиторам платежей или скидки с долгов, а равно для неуплаты долгов, если это деяние причинило крупный ущерб. Максимальное наказание за такие действия шесть лет лишения свободы и штраф до 100 МРОТ или в размере дохода осужденного за один месяц.

Данное определение вступает в известное противоречие со ст.10 Закона 1998 г., где о фиктивном банкротстве говорится как о подаче должником заявления в арбитражный суд при наличии в то же время у него (должника) возможности удовлетворить требования кредиторов в полном объеме. Некоторые юристы, не усматривая коллизии приведенных законодательных определений фиктивного банкротства, заключают, что преступным считается только обращение должника в суд с обманным утверждением о несостоятельности. Добровольное же объявление руководителя организации-должника о банкротстве эти правоведы к уголовно наказуемому фиктивному банкротству не относят.

Тем не менее, разное понимание фиктивного банкротства в уголовном законе и законодательстве о банкротстве представляется вполне очевидным. Поэтому возникает проблема разрешения сложившегося противоречия, или, применительно к практическим нуждам следствия и суда, вопрос о том, каким определением пользоваться при привлечении к уголовной ответственности?

Для разрешения противоречия следует иметь в виду правило, согласно которому юридический термин употребляется в Уголовном кодексе в том же значении, что и в законодательстве, устанавливающем защищаемые нормами уголовного права отношения (банковском, налоговом, таможенном, о банкротстве и др.), только в том случае, если УК РФ не определяет тот или иной термин по-своему. Поскольку категория фиктивного банкротства в уголовном законе имеет собственное содержание, то неуголовно-правовая дефиниция учитываться не должна. Сказанное означает, что преступление, предусмотренное ст. 197 УК РФ, может быть совершено не только путем подачи заявления в суд, но и посредством добровольного объявления руководителем должника о своем якобы имеющем место банкротстве (индивидуальный предприниматель добровольно объявить о несостоятельности не может).

Закон 1998 г. устанавливает обязанность руководителя должника или индивидуального предпринимателя обратиться с заявлением должника в арбитражный суд в случаях, предусмотренных данным Законом, в частности, когда удовлетворение требований одного кредитора или нескольких кредиторов приводит к невозможности исполнения денежных обязательств должника в полном объеме перед другими кредиторами (ст. 8). В соответствии со ст. 181 Закона 1998 г. при наличии признаков банкротства должника его руководитель может объявить о банкротстве должника и его ликвидации. Также добровольное объявление о банкротстве должника и его ликвидации может быть сделано на основании решения собственника имущества должника унитарного предприятия или органа, уполномоченного в соответствии с учредительными документами должника принимать решение о ликвидации.

Таким образом, ст. 197 УК РФ предусматривает такие ситуации, когда виновным соблюдается лишь видимость законности банкротства, так сказать, форма, при том, что на самом деле оснований для объявления банкротом или обращения в арбитражный суд не имеется.

Закон 1998 г. говорит о возможности рассрочки или отсрочки платежей или скидки с долгов лишь применительно к процедуре мирового соглашения, которое должник и кредиторы вправе заключить на любой стадии рассмотрения арбитражным судом дела о банкротстве (ст. 120 и др. главы VII Закона 1998 г.). Получается, что преступление в данном случае будет состоять в причинении ущерба кредиторам, введенным в заблуждение руководителем организации-должника или индивидуальным предпринимателем. Причем ущерб должен быть причинен в результате выражения кредиторами согласия на рассрочку платежей и т.д. при мировом соглашении.

Результатом признания или объявления банкротом является справедливое, т.е. соразмерное и исполненное в определенной законом очередности удовлетворение требований кредиторов, бюджета, государственных внебюджетных фондов. Поэтому причиняемый в результате неуплаты долгов при фиктивном банкротстве крупный ущерб (см. об этом оценочном понятии раздел о преднамеренном банкротстве) заключается в непоступлении указанным субъектам того, что им причитается.

Некоторые следователи и прокуроры полагают, что ст. 197 УК РФ охватывает только такие незаконные действия, которые совершаются с целью обмануть кредиторов. Однако заявление о фиктивном банкротстве может быть сделано и с расчетом не выплачивать задолженности перед бюджетом, т.е. долги в допустимо широком смысле, и даже по согласованию с кредиторами (налоговые и иные уполномоченные органы Законом 1998 г. к числу собственно кредиторов не относятся: см. ст. 6, 11 и др. Закона 1998 г.) либо в отсутствие кредиторов как таковых. В последнем случае цели обмана кредиторов, очевидно, нет. Представляется, однако, что формулировка уголовно-правового запрета позволяет охватить действием ст. 197 УК РФ и подобные ситуации.

Поэтому причинение крупного ущерба следует расценить как преступное фиктивное банкротство в случае, если ему предшествовало заведомо ложное объявление о несостоятельности, сделанное либо для введения в заблуждение кредиторов, от которых требуется совершить определенные юридически значимые действия (дать согласие на объявление организации банкротом, отсрочить платежи и др.), либо для признания лица банкротом. И в том, и в другом случае кредиторам, бюджету, фондам будет причинен ущерб, при признании которого крупным виновный понесет ответственность по ст. 197 УК РФ.

И для правоприменителя, и для предпринимателя (потенциального, как это ни печально, обвиняемого по ст. 197 УК РФ) практически весьма важно соотношение фиктивного банкротства и некоторых других преступлений. Так, некоторые комментаторы уголовного закона полагают мошенничество (ст.159 УК РФ) общим составом преступления, который применяется, если нельзя вменить норму о фиктивном банкротстве. Данная проблема весьма актуальна и потому, что в отличие от обсуждаемого и преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ, мошенничество весьма серьезное деяние, ведь самым строгим наказанием за него может быть 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества.

Не исключая возможности вменения при определенных обстоятельствах совокупности статей о фиктивном банкротстве и мошенничестве, хочу в то же время подчеркнуть, что у этих преступных деяний, чьим обязательным элементом является обман, имеется важное различие. В первом случае ущерб причиняется в результате невозвращения (несвоевременного возвращения) должного, что определенно следует из текста ст. 197 УК РФ. Мошенничество же представляет собой одну из форм посягательств на собственность, при котором либо изымается чужое имущество, либо на такое имущество незаконно приобретается право. Как видим, существо незаконных действий совершенно различно.

Учитывая сказанное, при невозможности вменения ст. 197 УК РФ, например, потому, что объявление о банкротстве сделано не предусмотренным Законом 1998 г. способом, а, скажем, в частной переписке с кредитором (собственно, такое сообщение и не заслуживает юридического определения "объявление"), либо в виду того, что лицо, совершившее незаконные действия, не относится к кругу субъектов преступления, четко очерченном в УК РФ, виновный в причинении ущерба может быть привлечен к ответственности по ст. 201 УК РФ (Злоупотребление полномочиями) либо по ст. 165 УК РФ (Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием).

Роль анализа законодательства о банкротстве для привлечения
к уголовной ответственности

До сих пор речь шла об общих вопросах оценки преступных деяний, связанных, как указано в Уголовном кодексе, с банкротством. Теперь же в качестве иллюстрации конкретных проблем, стоящих перед правоприменителем, приведу выдержки из заключения, которое в свое время было подготовлено мной для Федеральной службы по делам о несостоятельности и финансовому оздоровлению. Вопрос касался возможности привлечения к уголовной ответственности внешнего управляющего коммерческой организации за передачу одному из кредиторов имущества этой организации (фамилия управляющего и название организации, конечно, изменены). Интерес для нашего читателя представляет то, насколько, оказывается, зависит уголовно-правовая оценка содеянного от анализа положений законодательства о банкротстве и арбитражной практики.

Надо сказать, что заключения такого рода, составленные по просьбам сторон в процессе, не являясь, естественно, доказательством, порой помогают следствию и суду подготовить аргументацию для того или иного решения по уголовному делу*(7). Однако подчеркну, что я готовил данное заключение, во-первых, не по просьбе участников расследования, а по запросу Федерального ведомства, во-вторых, не в качестве прокурорского работника, а как научный сотрудник, и, в-третьих, не предполагая, что по данному случаю в дальнейшем возбудят уголовное дело.

Итак, согласно представленным материалам, фирма "Зет" к 1996 г. имела значительную задолженность перед кредиторами и перед бюджетом. В связи с этим в конце 1996 г. территориальным агентством Федерального управления по делам о несостоятельности (так в то время называлась обратившаяся с вопросом Федеральная служба) была начата процедура банкротства, а арбитражным управляющим назначен Иванов.

Желая получить для ведения производства денежные средства, Иванов заключил кредитные договоры с банком "Икс" на общую сумму 25 млн рублей. Поручителем по этим договорам выступило ООО "Игрек", с которым фирма "Зет" заключила договор поручительства. Поскольку фирма "Зет" не смогла вернуть полученные в банке "Икс" средства, ООО "Игрек" в соответствии с обязанностями поручителя, погашая задолженность, передало свои средства в названный банк. Таким образом, ООО "Игрек" стало кредитором фирмы "Зет". В соответствии со своим правом ООО "Игрек" потребовало исполнить обязательство по возврату средств. Не имея на счете денежных средств, фирма "Зет" передала ООО "Игрек" по соглашению об отступном в счет погашения задолженности имущество в виде технологического производственного оборудования.

Арбитражный суд рассмотрел иск одного из кредиторов фирмы "Зет" о признании соглашения между фирмой "Зет" и ООО "Игрек" ничтожным, поскольку, по мнению истца, соглашение это не соответствовало ст. 44 и 47 Закона РФ от 19 ноября 1992 г. N 3929-1 "О несостоятельности (банкротстве) предприятий"*(8) и ущемляло интересы других кредиторов. Однако в своем решении арбитражный суд указал, что иск удовлетворению не подлежит, поскольку запрет (мораторий) на удовлетворение требований кредиторов распространяется на денежные обязательства, которые имелись к моменту введения внешнего управления, тогда как обязательство фирмы "Зет" перед ООО "Игрек" возникло уже после введения внешнего управления. Апелляционная инстанция, рассматривая жалобу на указанное решение арбитражного суда, оставила его без изменения, а в удовлетворении жалобы отказала.

Итак, имелись ли в действиях Иванова признаки преступления, предусмотренного ст. 195 УК РФ? В ответе ФСДН на поставленный вопрос было сказано, в частности, следующее.

Принимая решение о виновности лица в экономическом преступлении, следует прежде всего установить нарушение этим лицом установленных законом требований и связанное с данным нарушением причинение вреда, а затем заведомость такого нарушения.

Анализ нормативных актов показывает, что, согласно действовавшему во время обсуждаемых событий закону "О несостоятельности (банкротстве) предприятий" (ст. 12), основанием для назначения внешнего управления имуществом должника являлось наличие реальной возможности восстановления платежеспособности предприятия должника в целях продолжения его дальнейшей деятельности путем проведения организационных и экономических мероприятий. Пунктом 6 данной статьи было предусмотрено право арбитражного управляющего в установленных целях распоряжаться имуществом должника. Пункт 3 указанной статьи предусматривал мораторий на удовлетворение требований кредиторов к должнику, имевшихся на момент введения внешнего управления.

Таким образом, главной, как представляется, проблемой является формулировка п. 3 ст. 12 названного закона, из которой не совсем понятно, касалось ли содержавшееся в ней требование всех обязательств организации, в которой введено внешнее управление, или только возникших до введения внешнего управления. Если Иванов в нарушение моратория передал имущество фирмы "Зет" одному из кредиторов, обязательство перед которым он исполнять не должен был, его действия противоречат законодательству о банкротстве, а в силу бланкетности статей об экономических преступлениях и Уголовному кодексу.

Полагаю, однако, что Иванов таких нарушений не допустил. Основанием для данного вывода служат несколько обстоятельств, в частности, толкование п. 3 ст. 12 закона "О несостоятельности (банкротстве) предприятий", содержащееся в п. 16 Обзора практики применения арбитражными судами законодательства о несостоятельности (банкротстве): "арбитражным судам необходимо иметь в виду, что действие моратория не распространяется на обязательства должника, возникшие после назначения внешнего управления"*(9).

Кроме того, следует учесть, что в настоящее время затруднение в решении данного вопроса устранено на уровне законодательства: ст. 70 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" распространяет действие моратория на удовлетворение требований кредиторов только на денежные обязательства и обязательные платежи, сроки исполнения которых наступили до введения внешнего управления. Стало быть, если даже признать передачу Ивановым имущества организации-кредитору не соответствующей законодательству 1992 г., то с учетом изменений в регламентации положений института моратория при банкротстве следует заключить, что действия Иванова с позиций ныне действующего закона о банкротстве перестали быть неправомерными.

Сказанное очень важно по следующей причине. Допустим, действия Иванова должны расцениваться как заведомое нарушение законодательства о банкротстве, повлекшее крупный ущерб. В этом случае должна была бы применяться и статья Уголовного кодекса как статья бланкетная, т.е. такая, которая вменяется лицу, виновному в нарушении особого порядка, установленного неуголовным законодательством. Но предположим далее, что с изменением этого неуголовного законодательства содеянное перестает быть нарушением нормы законодательства о банкротстве. В этом случае в действиях лица нет уже и признаков состава преступления, описанных в бланкетной статье УК РФ. А раз так, то изменилось не просто законодательство о банкротстве изменилась и норма уголовного закона об ответственности за экономическое преступление.

И хотя ст. 9 УК РФ устанавливает, что преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния, ст. 10 УК РФ делает из этого правила исключения, определяя, в частности, что уголовный закон, устраняющий преступность деяния, имеет обратную силу, т.е. распространяется на лиц, совершивших соответствующие деяния до вступления такого закона в силу. В итоге действия Иванова ныне уже не могут быть признаны преступными.

Все сказанное приводит к следующему выводу: поскольку задолженность фирмы "Зет" перед ООО "Игрек" возникла по договору поручительства после введения процедуры внешнего управления, а значит, действие моратория не распространялось на обязательства, вытекающие из данного договора как заключенного после введения внешнего управления, то, стало быть, отторжение внешним управляющим Ивановым имущества во исполнение обязательств фирмы "Зет" перед ООО "Игрек" совершено не в нарушение законодательства о несостоятельности, а потому не содержит признаков преступления, предусмотренного ст. 195 УК РФ.

Банкротство: "букет" составов, преступный умысел, роль
решения арбитражного суда

Итак, мы сделали вывод о том, что внешний управляющий фирмы "Зет" Иванов не совершал нарушения законодательства о банкротстве, а потому ему нельзя вменять ст.195 (Неправомерные действия при банкротстве) УК РФ. Однако ни само заключение, ни его аргументация не будут полными, если я не укажу на некоторые обстоятельства, также свидетельствующие в пользу невиновности Иванова в совершении не только указанного, но и иных преступлений.

Решая вопрос о возможности привлечения внешнего управляющего к уголовной ответственности, следует очертить круг уголовно-правовых норм, которыми предположительно могли бы охватываться действия Иванова. Так, если бы было установлено, что Иванов умышленно причинил имущественный вред (ущерб) организациям-кредиторам либо возглавляемой им фирме "Зет", его действия при определенных условиях могли бы содержать составы таких преступлений, как хищение в форме присвоения или растраты вверенного имущества (ст. 160 УК РФ), либо причинение имущественного ущерба владельцу имущества путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 165 УК РФ), либо неправомерные действия при банкротстве (ст. 195 УК РФ), либо злоупотребление полномочиями лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой организации (ст. 201 УК РФ), не говоря о ряде сопутствующих преступлений, которые носят, так сказать, факультативный характер и которые поэтому мы рассматривать не станем.

Первый из указанных составов не может быть вменен в силу отсутствия в содеянном Ивановым таких признаков хищения в форме растраты, как безвозмездное и противоправное обращение в пользу третьих лиц (ООО "Игрек") вверенного ему имущества. О безвозмездности и противоправности нельзя говорить потому, что фирма "Зет" была обязана исполнить обязательства перед своим кредитором ООО "Игрек", а потому при передаче имущества произошло удовлетворение законного требования кредитора.

Соотношение трех других составов преступления применительно к данной ситуации обсуждалось в прежней публикации. Напомню вкратце, что они соотносятся как общий (ст. 165 УК РФ) и специальные (ст. 201 и 195 УК РФ). Причем ст. 201 УК РФ, в свою очередь, является общей по отношению к ст. 195 УК РФ. Вывод о соотношении названных норм важен потому, что, согласно ч. 3 ст. 17 УК РФ, если преступление предусмотрено общей и специальной нормами, совокупность преступлений отсутствует и уголовная ответственность наступает по специальной норме. Из сказанного следует, что вменять перечисленные статьи одновременно за одни и те же действия нельзя. И если Иванов умышлено причинил вред и является субъектом неправомерных действий при банкротстве, его следует привлечь к ответственности только по ст. 195 УК РФ.

Данный вывод, как легко заметить, актуализирует вопрос о том, не образуют ли действия внешнего управляющего, которого с полным основанием можно отнести к субъектам преступления, предусмотренного упомянутой ст. 201 УК РФ, состава злоупотребления полномочиями, если, как говорилось ранее, его трудно признать субъектом преступления, предусмотренного ст. 195 УК РФ?

Важным аргументом в пользу вывода об отсутствии в действиях Иванова признаков преступного нарушения законодательства о банкротстве является сам факт не только не отмененного, но и, напротив, подтвержденного судебной инстанцией более высокого уровня решения арбитражного суда. Дело заключается в том, что, согласно правилам о преюдиции ("предустановленности" какого-либо факта для решения по делу), закрепленным в ст. 28 УПК РСФСР, вступившее в законную силу решение, определение или постановление суда по гражданскому делу обязательно для суда, прокурора, следователя и лица, производящего дознание, при производстве по уголовному делу по вопросу о том, имело ли место событие или действие, но не в отношении виновности обвиняемого.

Поскольку от виновности здесь, как видим, отделяются все остальные элементы деяния, считаю возможным признать, что факт нарушения либо отсутствия такого нарушения относится к числу обстоятельств, установление которых судом имеет преюдициальное значение для решения по уголовному делу. Стало быть, вменению Иванову ст. 195 УК РФ безусловно препятствует и неотмененное решение арбитражного суда.

Далее. Нельзя игнорировать то обстоятельство, что даже если действия названного лица будут расценены как совершенные с нарушением законодательства о банкротстве, следствию и суду будет крайне затруднительно сделать обоснованный вывод о том, что Иванов совершил нарушение заведомо, т.е. действовал умышленно. А за неумышленное, или, в терминологии УК РФ, неосторожное, экономическое правонарушение привлечение к уголовной ответственности не допускается (ст. 24 УК РФ).

Об отсутствии у Иванова умысла совершить неправомерные действия при банкротстве убедительно, по моему мнению, указывает тот факт, что законность его действий неоднократно подтверждалась решениями различных инстанций арбитражного суда. При этом следует особо подчеркнуть, что вывод об отсутствии у Иванова преступного умысла не будет поколеблен и при возможной в дальнейшем отмене решений арбитражного суда. В последнем случае при отмене арбитражных решений сама сложность, неоднозначность сугубо юридического вопроса о том, была ли законна передача имущества фирмы "Зет" ООО "Игрек", не даст нам возможности с безусловностью доказать понимание Ивановым того, что совершаемые им действия противоречат закону.

Таким образом, признавая отсутствие в действиях Иванова как самого факта нарушения законодательства о банкротстве, так и умысла причинить своими действиями ущерб, можно сделать вывод о том, что Иванов, таким образом, не причинял имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества путем злоупотребления доверием последнего (если кредитора в принципе можно назвать, как полагает С.В.Максимов*(10), владельцем имущества, которое ему обязан вернуть должник, а это представляется весьма сомнительным) и не использовал, будучи лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой организации, своих полномочий вопреки законным интересам этой организации и в целях извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесения вреда другим лицам, и не причинял, стало быть, этим деянием существенный вред правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества или государства.

Получается, что Иванов не совершил не только хищения в форме растраты (ст. 160 УК РФ) и неправомерных действий при банкротстве (ст. 195 УК РФ), но и иных перечисленных экономических преступлений (ст. 165 и 201 УК РФ).

П.С.Яни,

доктор юрид. наук, профессор Института

Генеральной прокуратуры РФ

-------------------------------------------------------------------------

`*(1) Статью первую см.: Законодательство. 2000. N 2.

*(2) См.: Гаухман Л.Д., Максимов С.В. "Преступления в сфере экономической деятельности." М., 1998. С. 166.

*(3) См.: Горелик А.С., Шишко И.В., Хлупина Г.Н. "Преступления в сфере экономической деятельности и против интересов службы в коммерческих и иных организациях." Красноярск, 1998. С. 136.

*(4) См.: Витрянский В.В. "Новое законодательство о несостоятельности (банкротстве)" // Хозяйство и право. 1998. N 3.

*(5) Горелик А.С., Шишко И.В., Хлупина Г.Н. Указ. соч. С. 137.

*(6) Лопашенко Н. "Неправомерные действия при банкротстве" // Законность. 1999. N 4.

*(7) Сергеев В. "Юридическое заключение в практике адвоката" // Российская юстиция. 1998. N 4.

*(8) В настоящее время утратил силу.

*(9) Приложение к письму Высшего Арбитражного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. N С1-7/ОП-237 // Вестник ВАС РФ. 1995. N 7.

*(10) Максимов С. "Уголовная ответственность за невыполнение должником заемных обязательств" // Законность. 1998. N 5.