Правоспособность несостоятельного юридического лица (С. Рухтин, "Российская юстиция", N 7, июль 2001 г.)

Правоспособность несостоятельного юридического лица

С принятием Закона от 19 ноября 1992 г. "О несостоятельности (банкротстве) предприятий", а затем Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)" в отечественном законодательстве появилось понятие - "несостоятельность", характеризующее особое состояние субъекта, проявляющего неспособность исполнять свои обязательства. Несмотря на незначительный по историческим меркам развития права период, законодательство о банкротстве стало заметной частью правовой системы, оказывая существенное влияние практически на все общественные отношения. Такое влияние оно приобрело благодаря задачам, стоящим перед ним, которые условно можно разделить на три основных направления: защита кредиторов при неплатежеспособности должника; развитие инвестиционных отношений с целью улучшения финансирования предприятий, их структурной перестройки, внедрения новых технологий; создания объективных условий для развития и предотвращения неплатежеспособности, осуществление публичного контроля для защиты финансовых вложений и обеспечения национальной безопасности (например, экологической, военной).

Перечисленные задачи можно назвать задачами правового обеспечения, определяющими концептуальный и методологический подход к регулированию отношений банкротства. Характерной его чертой является то, что возникающие правоотношения рассматриваются как результат повышенного интереса публичной власти к должнику или, если быть точнее, к его имуществу, что влечет появление новых имущественных отношений в рамках банкротства и новых субъективных прав участников этих отношений.

Как известно, во всех мировых правовых системах кредиторы в той или иной степени ограничиваются в правах (например, в праве получать удовлетворение своих требований в общем гражданском порядке). Но, по моему мнению, степень этого ограничения не зависит от степени проявляемой законодателем "заботы" о приоритете прав, например, должника по сравнению с правами кредиторов или наоборот, что позволяло бы делить все системы права, как это предлагают некоторые специалисты, на "прокредиторские" и "продолжниковские". Анализ правоотношений банкротства позволяет утверждать, что противопоставление прав кредиторов и должника само по себе лишено смысла, так как при банкротстве происходит вмешательство государства в имущественные отношения должника с кредиторами не в целях защиты одного перед другим, а в целях изменения экономического состояния имущества должника. Для этого государство, с одной стороны, одновременно игнорирует право собственности должника и права требования кредиторов, переводя их в иной режим имущественных отношений, а с другой - вводит новые правила, изменяя статус должника и кредиторов.

Так, в Федеральном законе от 8 января 1998 г. есть специальные нормы, определяющие такие права, которые существуют только в рамках банкротства и качественно изменяют положение его участников по сравнению с тем, как оно было определено в обязательстве. Например, кредиторы наделяются правом участвовать в управлении делами должника, а по сути - в управлении имуществом должника, что выражается в праве избирать арбитражного управляющего, другие органы управления, определять вид процедуры банкротства, утверждать план внешнего управления и отчет о его исполнении, выполнять контрольные функции. Перечисленные права являются нематериальными, аналогичными тем, которые имеют участники хозяйственных обществ, с одним характерным отличием: действия участников хозяйственных обществ направлены на формирование правовой воли обществ как субъектов права, действия же кредиторов несостоятельного должника на собрании кредиторов направлены на то, чтобы помимо воли самого субъекта права (должника) определить поведение другого субъекта (арбитражного управляющего) по распоряжению имуществом первого.

Появление соответствующих прав у кредиторов должника связано с изменением правового статуса самого должника. Поэтому закрепление за ними прав по участию в управлении имуществом должника через воздействие на волю арбитражного управляющего является не чем иным, как правом на определение статуса арбитражного управляющего в конкретных правоотношениях. В этом смысле содержание объекта правоотношений банкротств следует определять исходя из содержания субъективных прав кредиторов, правового статуса арбитражного управляющего, который здесь выступает в роли должника, что позволяет утверждать о наличии особых субъективных качеств арбитражного управляющего. Ведь он сам не является участником обязательственных отношений, а его поведение определяется специальными нормами законодательства о банкротстве.

Каково же состояние самого должника? В соответствии с п.3 ст.49 ГК РФ правоспособность юридического лица возникает в момент его создания и прекращается в момент его ликвидации. По смыслу ст.63 ГК под ликвидацией понимается ряд действий, результат которых характеризуется не одним только удовлетворением всех кредиторских требований, но тем, что юридическое лицо утрачивает все свое имущество вследствие его продажи и распределения выручки между кредиторами и участниками юридического лица. Полагаю, что прекращение правоспособности юридического лица по завершении ликвидации может иметь место только в результате добровольной ликвидации, так как "без предполагаемого существования юридического лица действия лиц и учреждений, производящих ликвидацию, были бы лишены юридического значения; таковое значение может быть им присвоено лишь в том случае, если их рассматривать как органы представителей юридического лица" (Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 1997. Ч.1. С.134). Таким образом, при добровольной ликвидации выполнение (например, ликвидатором) полномочий органа управления юридического лица позволяет тому быть правоспособным до завершения ликвидации, так как это лицо приобретает гражданские права и обязанности через свои органы (ст.53 ГК).

Иная ситуация возникает при банкротстве. В результате отстранения органов управления должника полномочия по управлению переходят к арбитражному управляющему, который, однако, не становится органом управления ни по определению, ни по содержанию полномочий. Согласно ст.19 Федерального закона от 8 января 1998 г. арбитражный управляющий является самостоятельным субъектом права, т.е. обладает самостоятельными правами, интересами, самостоятельной волей и поэтому действует в правоотношениях от своего имени. Значит, в правоотношении банкротства должником выступает, по существу, не сам должник, а другое лицо - арбитражный управляющий. А что же происходит с самим должником?

Еще Гегель указывал, что "исходной точкой права является воля" (Гегель Г. Философия права. М., 1990. С.67). С этой позиции правоспособность есть не что иное, как возможность проявления индивидуальной воли лицом, которую государство признает и защищает. Прекращая полномочия органов управления и передавая эти полномочия арбитражному управляющему в момент введения внешнего или конкурсного производства, Федеральный закон от 8 января 1998 г. лишает должника этой возможности. Должник становится неспособным сам совершать хоть какие-то юридически значимые действия по отношению не только к своему имуществу, но и вообще ко всем объектам гражданского права. Полагаю, что такое положение должника не может быть объяснено утратой им дееспособности, так как юридические лица всегда дееспособны. Ведь даже передача полномочий исполнительного органа другой коммерческой организации или индивидуальному предпринимателю в соответствии п.2 ст.103 ГК осуществляется акционерным обществом не как форма восполнения утраченной дееспособности, а как форма ее практической реализации. Поэтому с материально-правовых позиций "переход" к арбитражному (внешнему или конкурсному) управляющему полномочий органов управления юридического лица означает фактическое прекращение правоспособности этого последнего, причем уже на стадии внешнего управления.

Это утверждение в большей степени соответствует действительности, поэтому в силу объективности описанного явления оно стало легальной дефиницией в других развитых системах законодательства. Так, согласно 42 главы "Юридические лица" Гражданского уложения Германии от 18 августа 1896 г. "союз утрачивает правоспособность в результате объявления его несостоятельным". В других противоположных по регулированию банкротства системах, например США, утрата правоспособности должником выражается в том, что в праве используется конструкция trustee - доверительного управляющего. При этом даже если на период проведения реорганизационной процедуры суд оставляет должника во владении имуществом, все равно "должник выполняет обязанности гипотетического опекуна, т.е. обладает всеми особыми правами управляющего" (Степанов В.В. Несостоятельность (банкротство) в России, США, Франции, Англии, Германии. М., 1999. С.80). Но так как смешение правоспособностей невозможно, то один из субъектов (должник) как субъект права выбывает из гражданского оборота. Его место в гражданском обороте занимает другое лицо - доверительный управляющий.

Таким образом, "исчезновение" из гражданского оборота одного лица (должника) влечет появление другого лица (арбитражного управляющего), под власть которого переходит все имущество должника, за исключением отдельных прав, связанных непосредственно с личностью должника, предусмотренных ст.103 Федерального закона от 8 января 1998 г. Но сам по себе арбитражный управляющий не самостоятелен в управлении имуществом должника. Его поведение определяется как нормами Федерального закона от 8 января 1998 г., так и решениями собрания кредиторов. Причем к последним судебная практика относится так же, как и к решениям органов управления хозяйственных обществ, различая их по компетенции собрания кредиторов среди правовых актов, регулирующих отношения, связанные с распоряжением имуществом должника. В результате формируется представление о некоем субъекте права, который в правоотношениях банкротства выступает в качестве должника, а арбитражный управляющий и собрание кредиторов есть его гипотетические органы управления. Сказанное подтверждает вывод о том, что при банкротстве на первый план выходит не защита правового состояния должника, а забота о его имуществе. Общество через публичную власть, с одной стороны, игнорирует как интересы должника, так и его самого, признавая его "плохим хозяином", а с другой - передает имущество должника другому субъекту, создаваемому в публичном порядке, для принятия особых мер.

Такое же состояние субъекта возникает и в германской правовой системе. Это обусловлено тем, что все дела по германскому законодательству начинаются конкурсным производством, независимо от того, будет в конечном счете должник реорганизован или ликвидирован. На начальной стадии конкурсный управляющий готовит отчет, на основании которого принимается решение о возможности продолжения деятельности предприятия или об окончательной его ликвидации. Таким образом, сначала происходит лишение правоспособности должника и наделение правом распоряжения имуществом должника других лиц: конкурсного управляющего и кредиторов, действующих через собрание кредиторов. Это правило действует и в российской системе законодательства, подтверждая, что задачи права при банкротстве сводятся к обеспечению доступа общества и кредиторов к имуществу несостоятельного должника посредством создания специального, в определенном смысле абстрактного, субъекта права, который выполнял бы функции должника и осуществлял управление имуществом таким образом, чтобы были выполнены задачи правового обеспечения, о которых шла речь в начале данной статьи.

Представляется, что развитие отечественной экономики будет во многом зависеть от эффективности правового регулирования отношений банкротства. При этом, на мой взгляд, должно быть уделено особое внимание "абстрактному субъекту", воля и правовые интересы которого формируются посредством деятельности арбитражного управляющего и собрания (комитета) кредиторов.

С. Рухтин,

адвокат (г. Краснодар)

"Российская юстиция", N 7, июль 2001 г.