К. и Т. против Финляндии (Жалоба N 25702/94). Постановление Европейского Суда по правам человека от 12 июля 2001 г.

Европейский Суд по правам человека

К. и Т. против Финляндии*
(Жалоба N 25702/94)
(Страсбург, 12 июля 2001 г.)

По делу "К. и Т. против Финляндии" Европейский Суд по правам человека (далее именуется "Суд"), заседая Большой Палатой в составе:

Л.Вильдхабера, Председателя,

Э.Пальм,

X.Розакиса,

Г.Ресса,

Ж.-П.Коста,

Г.Йорундссона,

Д.Бонелло,

В.Фюрмана,

К.Юнгвирта,

Сэра Николаса Братца,

Б.Цупанчича,

М.Пелонпяя,

М.Цаца-Николовска,

Т.Панцыру,

Р.Марусте,

К.Трайя,

А.Ковлера, судей,

с участием П.Махони, Секретаря-канцлера Суда,

заседая 14 марта 2001 г. за закрытыми дверями, вынес 13 июня 2001 г. следующее Постановление.

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 25702/94, поданной 26 октября 1994 г. в Европейскую Комиссию по правам человека (далее именуется "Комиссия") против Финляндии гражданами Финляндии К. и Т. в соответствии с бывшей Статьей 25 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее именуется "Конвенция"). Указанная жалоба была зарегистрирована 17 ноября 1994 г.

2. Интересы заявителей, которым была оказана юридическая помощь, представляли Ж.Корттейнен (J.Kortteinen) и С.Хейкинхеймо (S.Heikinheimo) - адвокаты, практикующие в Хельсинки (Финляндия), а также А.Суомела (A.Suomela), советник. Государство-ответчика представляли его Уполномоченные при Европейском Суде по правам человека X.Роткирх (Н.Rotkirch) и А.Косонен (A.Kosonen) (Министерство иностранных дел Финляндии).

3. Первоначально в своей жалобе заявители утверждали, что факты по их делу свидетельствуют о нарушении государством-ответчиком обязательств, предусмотренных Статьей 5, подпунктом c) пункта 3 Статьи 6, Статьями 8, 10 и 12 Конвенции, рассматриваемыми отдельно или в совокупности со Статьей 13 Конвенции.

4. Жалоба была направлена в Суд 1 ноября 1998 г. - дата вступления в силу Протокола N 11 к Конвенции - на основании пункта 2 Статьи 5 Протокола N 11.

5. В соответствии с пунктом 1 Правила 52 Регламента Суда жалоба была передана в ведение Четвертой секции Суда. 11 мая 1999 г. Председатель Четвертой секции решил, что на основании пунктов 3 и 4 Правила 33, а также пункта 3 Правила 47 Регламента Суда доступ к документам по данному делу должен быть закрыт, а личности заявителей не должны раскрываться. 8 июня 1999 г. в ходе закрытого судебного заседания на предмет приемлемости и существа дела (пункт 4 Правила 54 Регламента Суда) жалоба была признана частично приемлемой Палатой Четвертой секции в составе следующих судей: Председателя секции Г.Ресса, М.Пелонпяя, И.Кабрал Баррето, В.Буткевича, Н.Ваич, Д.Хедигана, С.Ботучаровой и с участием Секретаря секции В.Берже.

6. 27 апреля 2000 г. Палата вынесла постановление, в котором единогласно признала нарушение Статьи 8 Конвенции. Решение о передаче детей под опеку государства, а также отказ принять меры в целях воссоединения семьи были признаны нарушением Статьи 8 Конвенции. Палата сочла, что нет никакой необходимости, во всяком случае на тот момент, рассматривать в качестве отдельного пункта вопрос об ограничении общения родителей с детьми. В этом отношении Палата не усмотрела нарушения Статьи 8 Конвенции. Палата также не нашла нарушений Статьи 33 Конвенции. В соответствии с постановлением государству-ответчику подлежало выплатить заявителям: 1) 40 000 (сорок тысяч) финских марок каждому, т.е. 80 000 (восемьдесят тысяч) финских марок в общем за нанесенный моральный ущерб; 2) 5 190 (пять тысяч сто девяносто) финских марок, т.е. меньше 2 230 (двух тысяч двухсот тридцати) французских франков, конвертированных в финские марки по курсу на 27 апреля 1999 г.** в счет оплаты судебных издержек и расходов. Совпадающее мнение судьи Пелонпяя прилагалось к Постановлению.

7. 24 июля 2000 г. власти Финляндии в соответствии со Статьей 43 Конвенции и Правилом 73 Регламента Суда подали обращение о передаче дела на рассмотрение Большой Палаты. 4 октября 2000 г. Коллегия Большой Палаты приняла обращение.

8. Состав Большой Палаты был определен с учетом положений пунктов 2 и 3 Статьи 27 Конвенции и Правила 24 Регламента Суда. 24 января 2001 г. Председатель Большой Палаты определил, что решение Председателя секции от 11 мая 1999 г. (см. § 5) должно остаться в силе на все время рассмотрения дела Большой Палатой.

9. Заявители направили свои замечания на обращение властей Финляндии о передаче дела в Большую Палату 30 января 2001 г.

10. 14 марта 2001 г. во Дворце Прав Человека (г. Страсбург) состоялось открытое слушание дела в Большой Палате (пункт 2 Правила 59 Регламента Суда).

На слушании дела, в Суде присутствовали:

(a) со стороны государства-ответчика:

X.Роткирх (Министерство иностранных дел),

А.Косонен (Министерство иностранных дел), Уполномоченные;

П.-Л.Хейлье (P.-L.Heilio),

А.Ахо-Иглинг (A.Aho-Eagling),

И.Пиха (J.Piha), Советники;

(б) со стороны заявителей:

Ж.Корттейнен, Адвокат,

А.Суомела, Советник.

Суд заслушал выступления X.Роткирха, Ж.Корттейнена, А.Косонена, И.Пиха и их ответы на вопросы членов Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

A. Изменения психического состояния первого заявителя в период до 1993 года

11. В начале событий, имеющих отношение к жалобе, К. имела дочь Р., 1986 года рождения, и сына М., 1988 года рождения. Отцом Р. является X., а отцом М. - V. В период с марта по май 1989 года К. была добровольно госпитализирована с диагнозом шизофрения. С августа по ноябрь 1989 года и с декабря 1989 года по март 1990 года она опять проходила трехмесячное лечение в больнице в связи со своим заболеванием. В 1991 году К. положили в больницу на срок меньше одной недели с признаками атипичного психоза. Как следует из материалов дела, органы опеки и попечительства, а также органы здравоохранения находились в контакте с семьей с 1989 года.

12. Заявители проживали совместно с лета 1991 года по июль 1993 года. Оба ребенка находились с ними. С 1991 года по 1993 год К. и X. были сторонами в процессе по иску об опеке и возможности свиданий с Р. В мае 1992 года было вынесено решение о передаче Р. на попечение X.

13. В период с 22 апреля по 7 мая 1992 г., с 13 мая по 10 июня 1992 г. и с 11 по 17 января 1993 г. К. помещалась в больницу в связи с психозами. С 15 мая по 10 июня 1992 г. она находилась на принудительном лечении. Как указывалось в медицинском заключении от 15 мая 1992 г., у К. обнаруживали признаки паранойи и психоза.

14. Согласно записям органов опеки и попечительства, 19 марта 1993 г. состоялась беседа работника указанного органа с матерью К. Последняя заявила о том, что здоровье ее дочери вызывало опасение, что К. уничтожила свою детскую фотографию, свадебную фотографию матери, разбила стекло и "проколола глаза" всем изображенным на фотографиях. Мать К. сказала, что устала от сложившейся ситуации и что органы здравоохранения не оказывают содействия. Она также высказала опасение, что нечто подобное "может повториться, прежде чем К. поместят в больницу".

24 марта 1993 г. К. положили на обследование для того, чтобы определить, требуется ли ей принудительное психиатрическое лечение, поскольку изначально К. была диагностирована как страдающая от психоза. Достаточных оснований для принудительного лечения К. не было обнаружено, однако она осталась на добровольном лечении до 5 мая 1993 г.

15. Как утверждается, X. не разрешал К., Р. и М. видеться друг с другом. 11 мая 1993 г., когда К. была беременна в очередной раз, ее встречи с Р. были ограничены определением окружного суда г. R. Основываясь на мнении врача, суд признал, что психическое развитие ребенка окажется под угрозой, если встречи между К. и Р. будут продолжаться в отсутствие третьих лиц, об участии которых говорилось в решении, принятом в 1992 году.

B. Добровольное помещение М. в детский дом

16. Из материалов органов опеки и попечительства следовало, что у М. были проблемы поведенческого плана. В отчете психолога от 30 марта 1992 г. указывалось, как М., играя с двумя куклами, в очень грубой форме сказал, что они (куклы) совершают половой акт. 17 февраля 1993 г. К., как сообщалось, разбила зеркало в присутствии М., который беспрестанно повторял: "мама разбила зеркало...".

Записи органов опеки и попечительства от 24 и 30 марта 1993 г. констатируют, что игры, в которые М. не раз играл, и его рисунки носили деструктивный характер. Как указывалось в записях от 30 марта 1993 г., во время уроков хорового пения в детском саду М. с ненавистью угрожал "всех убить". Случаи, когда М. убегал от матери, а К. удавалось его догнать, описывались как "неприятное зрелище" - М. кричал и бил свою мать, которая никак не реагировала. Однако было отмечено, что игры М. в куклы больше не носили сексуального характера.

17. Как свидетельствуют записи органов опеки и попечительства, 31 марта 1993 г. состоялась беседа между К., ее матерью, Т. и рядом работников органов опеки и попечительства и психического здравоохранения. В ходе беседы отмечалось, что не исключено, что упомянутым органам в целях защиты ребенка придется вмешаться в воспитание М. более решительным образом, чем это делалось до того момента. Известно, что мать К. "насильно" увела дочь из ресторана, что ввергло последнюю в ярость - К. стала разбрасывать вещи, например, микроволновую печь. Такое поведение послужило поводом к последующей госпитализации К.

18. На следующий день группа оказания содействия детям в составе представителей органов опеки и попечительства и здравоохранения пришла к выводу о том, что М. необходимо поместить в детский дом на три месяца в качестве меры открытого содействия семье, что предусмотрено Разделом 14 Закона об охране детства 1983 года (lastensuojelulaki, barnskyddslag 683/1983; далее именуется "Закон"). В течение указанного периода предполагалось провести психологическое обследование М.

19. 3 мая 1993 г. представитель органа опеки и попечительства населенного пункта S приняла решение от имени Совета этого органа (perusturvalautakunta, grundtrygghetsnamnden) поместить М. в детский дом сроком на три месяца. Это должно было рассматриваться в качестве краткосрочной меры содействия, предусмотренной Законом 1983 года. В целях определения более функциональной меры содействия семье 8 апреля 1993 г. были опрошены заявители, мать и сестры К. Мнение заявителей было заслушано также 21 апреля 1993 г., при этом они не возражали по поводу помещения М. в детский дом.

20. По заключение, сделанному 12 мая 1993 г. докторами М.Л. и К.Р. по просьбе Совета органа опеки и попечительства, К. на тот момент не была способна заботиться о М., однако это не означало, что ее психическое здоровье не позволило бы ей делать это в будущем. Доктора М.Л. и К.Р. работали в больнице X., куда с 1991 года К. периодически помещалась на указанные выше сроки.

21. 7 июня 1993 г. органы опеки и попечительства сообщили о том, что когда К. и Т. пришли в детский дом проведать М., поведение мальчика резко изменилось - он стал злиться, ругаться и т.п. В детском доме Т. сказал, что устал от сложившейся ситуации и что, по его мнению, К. требовалась госпитализация. Когда К. предложили сходить на прием в центр здоровья, она пришла в ярость.

Согласно отчету детского дома от 22 июня 1993 г. К. и Т. пришли туда 17 июня 1993 г. Пока Т. играл с М., другие дети рассказали персоналу детского дома о том, что К. спросила у трехлетней девочки ее имя, и когда последняя не ответила, К. стала кричать и трясти девочку, и не отпускала ее до тех пор, пока другая девочка постарше не назвала имя трехлетней. Дети были напуганы поведением К.

C. Решения о незамедлительной передаче детей под опеку

22. В своем письме от 11 июня 1993 г. представитель органа опеки и попечительства, которая своим решением от 3 мая 1993 г. определила поместить М. в детский дом, информировала Университетский госпиталь, Т. и районную больницу S. о том, что здоровье К. и вынашиваемого К. ребенка вызывает опасение. Представитель органа опеки и попечительства попросила связаться с ней, как только К. прибудет в больницу и в момент родов. Она также высказала желание о том, чтобы врачи уделили особое внимание отношению К. к новорожденному.

23. 18 июня 1993 г. К. забрали в районную больницу, где она в тот же день родила J. Как свидетельствуют записи в медицинской карте, во время родов К. оставалась спокойной. После родов в больницу поступило решение о незамедлительной передаче ребенка на попечение. Ребенка перевели в палату для новорожденных. Впоследствии было отмечено, что поведение К. было беспокойным, но не буйным. В медицинской карте фиксировалось, что К. отдавала отчет в сложившейся ситуации и изъявила желание покинуть больницу на следующий день. К. были прописаны таблетки, препятствующие выделению молока. К. выписалась из больницы 19 июня 1993 г., т.е. на следующий день после рождения J., не будучи обследованной после родов. Приехав в дом своей матери, К. стала качать пустую детскую коляску.

24. В соответствии со статьей 18 Закона 1983 года J. была незамедлительно передана под опеку. После рождения ребенка два работника органа опеки и попечительства проинформировали К. и Т. о принятом решении районной больницы Н. Руководитель органа опеки и попечительства, принявший к действию решение Совета этого органа, подчеркнул, что на всем протяжении беременности психическое состояние К. было нестабильным. Он предположил, что поскольку К. узнала о том, что ребенка намереваются передать под государственную опеку, его здоровью грозила опасность. В заключение руководитель органа опеки и попечительства сделал вывод о том, что Т., отец ребенка, не может обеспечить нормальное развитие ребенка и его безопасность. Более того, руководитель указанного органа упомянул ряд проблем, носящих давний характер, как-то: серьезное заболевание К. и ее периодические, не поддающиеся контролю эмоциональные вспышки, которые могли бы травмировать ребенка, неспособность Т. заботиться о J. и К., нежелание К. находиться под наблюдением кого бы то ни было, невозможность переложить всю ответственность за J. на Т., а также невозможность оказать в необходимой мере содействие данной семье. До принятия решения мнение заявителей по данному вопросу не заслушивалось. 24 июня 1993 г. заявители были в письменном виде уведомлены о решении передать ребенка под государственную опеку. Данное уведомление было также направлено К. по факсу.

25. 21 июня 1993 г. руководитель органа опеки и попечительства незамедлительно поместил М. под опеку по тем же основаниям, которые были указаны в решении от 18 июня 1993 г. в отношении J.

26. Заявители не обжаловали в суд решения о незамедлительной передаче детей под опеку.

D. Применение решений о незамедлительной передаче детей под опеку

27. 21 июня 1993 г. Совет органа опеки и попечительства запретил все безнадзорные контакты между К., с одной стороны, и J. и М., с другой. Однако количество таких контактов в присутствии третьих лиц не было ограничено. Совет принял решение продолжить подготовку по передаче М. и J. под опеку государства.

28. В отсутствие заявителей 21 июня 1993 г. и до выписки ребенка из больницы в Центре семьи состоялась совещание, организованное работниками органа опеки и попечительства. В отчете этого совещания указывалось, что было высказано предложение запретить на месяц контакты К. с J. по причине непредсказуемости поведения К., например, ввиду того, что дома она разбивала предметы. По истечении месяца ей разрешили бы навещать ребенка без ограничений, но в присутствии сиделки. Однако это предложение не было реализовано. В отчете от 24 июня 1993 г. значится, что "мать по своему желанию вместе с сиделкой может навещать J. Остальным посетителям не разрешается приходить в это время."

29. К. попросили явиться с Т. в орган опеки и попечительства в 11 часов 30 минут 22 июня 1993 г. для того, чтобы огласить решение руководителя органа опеки и попечительства от 21 июня 1993 г., касающееся М. 24 июня 1993 г. К. вместе с V. (биологический отец М.) были письменно уведомлены о решении от 21 июня 1993 г. Данное уведомление было также направлено К. по факсу.

30. 22 июня 1993 г. К., получив направление от врача в Центре здоровья, добровольно была госпитализирована в больницу Н. в связи с психозом, где проходила лечение до 30 июня 1993 г.

31. 23 июня 1993 г. J. была помещена в Центр семьи. Т. навестил ее в тот же день.

Е. Решения об обычной передаче под опеку

32. В начале июля 1993 года Т. покинул их с К. дом, поскольку работники органа опеки и попечительства предупредили его о том, что в случае, если Т. "хочет оставить J. у себя", ему придется прекратить отношения с К. Тем не менее, заявители продолжили общение.

33. 15 июля 1993 г. Совет органа опеки и попечительства вынес решение о передаче J. и М. под обычную опеку. При этом в решении содержались ссылки на почти те же основания, легшие в основу решения, упомянутого в § 24 настоящего Постановления. Ограничения на общение с детьми были продлены до 15 сентября 1993 г. К. разрешалось видеться со своими детьми только в присутствии ее сиделки. Совет органа опеки и попечительства счел, что состояние здоровья К. по-прежнему нестабильно, что она страдает от агрессивных и не поддающихся контролю эмоциональных припадков и что процедуры по передаче детей под опеку государства являются суровым душевным испытанием для пациента. Что касается J., то Совет в связи с вышеизложенным счел, что ее безопасность может оказаться под угрозой, если их встречи с К. будут проходить бесконтрольно. Относительно М. Совет высказал опасение, что визиты К. в детский дом "не могли более контролироваться его персоналом, что явно будет не в интересах ребенка." Заявителям дали возможность высказаться до принятия решения 15 июля 1993 г. Как К., так и Т. выступили против указанных решений.

34. 15 июля 1993 г. К. навестила обоих детей в присутствии своей сиделки. Записи в дневнике указывают на то, что это была "непростая ситуация".

35. 19 июля 1993 г. Т. вместе с J. переехали в семейное отделение Центра семьи.

36. 20 июля 1993 г. К. добровольно положили в больницу Н. в связи с психозом. Однако она покинула больницу уже на следующий день. 26 июля 1993 г. К. помещена под наблюдение, целью которого было определить, нуждается ли она в принудительном психиатрическом лечении. 30 июля 1993 г. К. передали на принудительное психиатрическое лечение. Согласно медицинской карте пациента ее родственники ранее выражали озабоченность состоянием ее здоровья и обращались в больницу на предмет ее госпитализации. Родственники сообщили о том, что прежде чем уйти из дома, К. вела себя агрессивно и неуравновешенно. Заявительница пробыла в больнице три месяца и выписалась 27 октября 1993 г.

37. В период с 18 июня по 31 августа 1993 г. К. навещала своих детей, находившихся в разных детских домах. Во время визитов к детям К. сопровождала приставленная к ней медсестра из больницы, которая контактировала с органами опеки и попечительства и определяла время визитов, исходя из психического состояния К. Как значится в дневнике Центра семьи, за указанный период К. дважды навещала J.

38. По заявлению, сделанному работником органа опеки и попечительства 4 августа 1993 г., Т. проявлял надлежащую заботу о J. сначала в больнице (т.е. до 23 июня 1993 г.), затем в Центре семьи. В соответствии с договоренностью J. должна была остаться в Центре семьи, а Т. мог навещать ее через день. Планировалось, что первый раз J. привезут к отцу с 13 по 15 августа 1993 г., и в этот период Т. должен был организовать крещение девочки. В будущем предполагалось оставить ребенка у отца.

39. 13 июля 1993 г. отцовство Т. было установлено, и 4 августа 1993 г. Т. и К. получили совместную опеку над J.

40. Органы опеки и попечительства оплатили транспортные расходы Т., связанные с поездками в Центр семьи. Из записей работников Центра можно заключить, что Т. удалось установить отношения с ребенком и научиться заботиться о нем. В дни, когда J. можно было забирать домой, Т. первое время привозил ребенка в дом своей матери, а впоследствии к себе домой.

F. Процедуры, связанные с обжалованием решений о передаче детей под опеку

41. 12 августа 1993 г. Совет органа опеки и попечительства передал оба решения в административный суд уезда (laaninoikeus, lansratten) для их подтверждения, так как заявители выступали против этих решений. В качестве основания передачи решений в суд Совет представил заключение работника органа опеки и попечительства от 25 августа 1993 г., в котором говорилось о том, что Т. не сможет ухаживать одновременно за М. и новорожденной J. самостоятельно, поскольку К. проживала в том же доме и на протяжении последних четырех лет страдала расстройствами психики. Т. навещал J. в детском доме три-четыре раза в неделю. Во время проживания в квартире, прикрепленной к муниципальному детскому дому, Т. ухаживал за J. на протяжении нескольких недель, а впоследствии стал привозить ребенка на три дня в неделю в свою квартиру. В этой связи Совет стал рассматривать вопрос о возможности передачи J. под ответственность Т. при условии оказания содействия Советом.

42. 9 сентября 1993 г. административный суд уезда подтвердил обоснованность решения Совета о передаче J. под опеку, приняв во внимание, что К. была психически больна; что заявители конфликтовали друг с другом, "в результате чего Т. в июле 1993 года покинул их дом"; что поддержка, оказываемая семье, была недостаточной для улучшения сложившейся ситуации, и что нельзя было ожидать, что принимаемые Советом меры смогут удовлетворить нужды J. При рассмотрении данного вопроса судом слушания не проводилось.

43. 11 ноября 1993 г. административный суд уезда подтвердил обоснованность решения Совета в отношении М., приведя те же основания, которые были указаны по делу J. Слушания также не было.

44. При рассмотрении апелляции, поданной заявителями в Верховный административный суд (korkein hallintooikeus, hogsta forvaltningsdomstolen) на постановление административного суда уезда о признании обоснованным решения о передаче М. под опеку, их интересы представлял общественный защитник (yleinen oikeusavustaja, allmonna rottsbitrodet) из S. Верховный административный суд отказал в удовлетворении апелляционной жалобы заявителей 23 сентября 1994 г.

45. В тот же день, 23 сентября 1994 г., Верховный административный суд продлил К. срок для подачи апелляции на постановление административного суда уезда о признании обоснованным решения о передаче J. под опеку.

46. 18 октября 1994 г. К. подала апелляционную жалобу на указанное постановление. 21 августа 1995 г. Верховный административный суд освободил К. от уплаты судебных издержек, связанных с рассмотрением ее дела, начиная с 1 марта 1994 г., назначил Суомела представителем заявительницы и оставил решение административного суда уезда от 9 сентября 1993 г. без изменений.

G. Исполнение решений об обычной передаче детей под опеку

47. Во исполнение решения Совета органа опеки и попечительства от 21 января 1994 г. J. была помещена в приемную семью в г. К. (в 120 километрах от дома заявителей). М. привезли в эту же семью 7 февраля 1994 г. У приемных родителей не было своих детей. Работники органа опеки и попечительства сообщили заявителям и приемным родителям, что J. и М. помещены в приемную семью "надолго". Заявители, в свою очередь, предложили, чтобы детей передали под опеку их родственникам.

H. Свидания заявителей с детьми во время пребывания последних в детском доме

48. 15 августа 1993 г. J. окрестили в присутствии К., Т. и М.

49. 18 августа 1993 г. в детском доме была проведена консультация, на которой присутствовал Т. Согласно заключению, психическое состояние К. было нестабильным и ожидалось, что ее лечение продлиться# еще 4-5 лет. При этом Т. выразил надежду на то, что К. и он смогут в будущем воспитывать J. В ходе консультации была достигнута договоренность о том, что J. останется в детском доме, а начиная с 28 августа 1993 г. Т. сможет забирать ее домой на три дня (с четверга по субботу). В другие дни Т. будет навещать J. по договоренности с руководством детского дома.

50. 14 сентября 1993 г. Совет органа опеки и попечительства продлил ограничение на общение с детьми до 15 декабря 1993 г.

51. В отчете Совета органа опеки и попечительства есть следующие записи работника данного органа:

"14 сентября 1993 г.:

2... Более того, в настоящий момент ввиду готовящегося помещения J. в приемную семью стоит под вопросом важность общения J. и Т., так как последнему будет непросто смириться с этим,...

13 октября 1993 г.:

К....заявила о своем намерении переехать жить к Т. после того, как ее выпишут из больницы 29 октября. Она хочет, чтобы М. и J. поместили в ту же приемную семью....

18 октября 1993 г.:

...Т. согласен с тем, чтобы J. передали на воспитание в приемную семью....

25 октября 1993 г.:

... Т. дал понять, что он против помещения J. в приемную семью.... Ему в очередной раз разъяснены причины, по которым J. не будет жить с ним, покуда они (К. и Т.) будут продолжать свои отношения....

26 октября 1993 г.:

... Основным вопросом при определении судьбы J. является вопрос отношений К. и Т.; если они будут продолжены, J. нельзя жить в доме с Т.... Есть, однако, альтернатива: либо J. возвращается в дом Т., либо ее помещают в приемную семью....Т. сможет обеспечить основной уход и воспитание ребенка при условии, что ему будет оказываться определенная поддержка....

27 октября 1993 г.:

... После того, как Т. стал присутствовать на встречах К. и М., их общение проходит успешно....

29 октября 1993 г.:

... На отца была возложена ответственность по уходу за находящимся в детском доме ребенком. Т. проявил себя активно и действовал по собственной инициативе. Он кормил, одевал, купал ребенка, гулял с ним и укачивал его перед сном. Отец обращается с ребенком естественно и с большой долей заботы. Он много разговаривает с ребенком и проявляет нежные эмоции. Ему нравится проводить время с ребенком. Отец терпеливо и тепло общался с ребенком, принимая во внимание потребности последнего.

Мать пять раз навещала ребенка, однако ее визиты были непродолжительными.

... J. на регулярной основе общалась с человеком (ее отцом), который осуществлял уход за ней. В результате отношений с ее отцом у ребенка появилось чувство безопасности, что служит основой позитивного развития ее эмоциональной жизни. У J. есть все предпосылки расти и развиваться как здоровый и уравновешенный ребенок. Принимая во внимание данные обстоятельства, есть благоприятная основа для помещения ребенка в семью".

I. Первый план помещения под опеку

52. 27 октября 1993 г. К. выписали из больницы Н.

53. 2 февраля 1994 г. Совет органа опеки и попечительства подготовил план по помещению ребенка под государственную опеку. Таким образом, альтернативный план заявителей не был принят во внимание. Так, дети не могли видеться с бабушкой со стороны матери в ее доме.

54. После принятия 2 февраля 1994 г. плана помещения детей под опеку заявители потребовали частичного снятия ограничений на общение с детьми. Т., например, разрешалось видеться с J. лишь раз в месяц.

55. 21 марта 1994 г. заявители попросили Совет органа опеки и попечительства подготовить план помещения детей под опеку, который преследовал бы цель воссоединения их семьи.

56. 3 мая 1994 г. органы опеки и попечительства провели совещание по пересмотру плана об опеке от 2 февраля 1994 г. Заявители и их представители не присутствовали на этом совещании.

J. Ограничения на общение с детьми, принятые 17 мая 1994 г.

57. 17 мая 1994 г. руководитель органа опеки и попечительства ограничил посещение заявителями детей в доме приемной семьи одним разом в месяц. При этом трехчасовое общение с детьми проходило под наблюдением третьих лиц. Руководитель счел, что по-прежнему остаются основания для государственной опеки. Несмотря на то, что заявители не были удовлетворены визитами, предусмотренными в плане, предоставление детям неограниченного общения с родителями могло создать, по мнению руководителя органа опеки и попечительства, препятствие для успешного помещения детей в семью. Заявители оспорили данное решение в судебном порядке.

58. 28 сентября 1994 г. административный суд уезда 17 мая 1994 г. провел слушания по вопросу ограничения на общение заявителей с детьми. Были заслушаны свидетельские показания двух психиатров, которые занимались лечением К. Один из них - доктор T.I.-E., - знал ее заочно, комментировал диагноз К., связанный с ее психическим состоянием. В частности, доктор указал на то, что у К. есть склонность к психопатичной реакции на конфликтные ситуации. Доктор К.Р. заявил о том, что состояние здоровья К. не препятствует воспитанию ею детей. Соответственно, если причиной ограничения общения с детьми послужила ее болезнь, то это основание больше не могло быть принято во внимание.

59. В письменном экспертном заключении, составленном по просьбе Совета органа опеки и попечительства, и представленном в административный суд уезда, доктор E.V. (детский психиатр) подчеркнул, что дети должны находиться под постоянной опекой приемных родителей, а визиты заявителей на то время должны были быть прекращены в интересах детей и приемных родителей. По утверждению заявителей, доктор E.V. не встречался ни с ними, ни с детьми, равно как и не общался на этот предмет с другими психиатрами.

60. 11 октября 1994 г. административный суд уезда оставил решение об ограничении общения от 17 мая 1994 г. в силе. В судебном решении отмечалось, что ни один из свидетелей, заслушанный в судебном заседании, не затронул вопрос о дальнейшем развитии детей. Суд, помимо прочего, привел следующие основания:

"... Благодаря ежемесячным посещениям детей родителями и письменному общению между ними дети будут знать о существовании биологических родителей. В случае, если основания для государственной опеки отпадут, воссоединение семьи будет возможно...".

61. Административный суд уезда отказал в удовлетворении ходатайства заявителей об освобождении их от судебных издержек, поскольку соответствующие положения законодательства не распространялись на ограничения общения. В ходе судебных слушаний интересы заявителей тем не менее представляла г-жа Суомела.

K. Требование заявителей о прекращении государственной опеки

62. 26 мая 1994 г. заявители обратились в Совет органа опеки и попечительства с требованием прекратить государственную опеку над М. и J.

63. 18 сентября 1994 г. руководитель органа опеки и попечительства якобы заявил о том, что рожденные в будущем у этой пары дети будут также помещены под опеку государства. По утверждению властей Финляндии, руководитель органа опеки и попечительства лишь ответил заявителям на их прямой вопрос, что в случае появления в будущем у заявителей детей помещение последних под опеку государства будет возможно.

64. В соответствии с заключением доктора К.Р. (психиатра), составленном 22 сентября 1994 г. по просьбе Совета органа опеки и попечительства, в случае прекращения государственной опеки над детьми психическое состояние К. не послужит препятствием для осуществления ею надлежащего ухода за детьми. В заключении также отмечалось, что усилия К., направленные на отмену государственной опеки, а также на частичное снятие ограничений по общению с детьми свидетельствуют о наличии у К. психологических ресурсов. Наряду с этим в заключении подчеркивалось, что Т. - ближайшая опора К., помогающая ей ухаживать и воспитывать детей. Более того, мать К., будучи на тот момент ее попечителем, проявила готовность помочь своей дочери по уходу за детьми. Однако доктор К.Р. оговорилась, что поскольку она специалист по заболеваниям взрослых, а не детей, она не могла высказаться по поводу интересов детей. Заключение доктора К.Р. также основывалось на докладе доктора К.По (К.Ро) (психолога), который пришел к тем же выводам в отношении возможности К. осуществлять опеку над своими детьми.

65. Общественный защитник посоветовал заявителям не требовать отмены решений о передаче детей под опеку,

66. В период с 15 по 24 февраля и с 11 апреля по 29 мая 1995 г. К. была госпитализирована с признаками психоза.

67. 14 марта 1995 г. Совет органа опеки и попечительства отклонил ходатайство заявителей от 26 мая 1994 г. о прекращении государственной опеки над детьми по следующим основаниям:

"В настоящее время здоровье К., матери детей, улучшилось и ситуация в семье по ряду составляющих изменилась по сравнению с 1993 годом, когда были приняты решения о передаче детей под опеку...

По мнению доктора К.Р., специалиста в области психиатрии, К. по-прежнему нестабильна в эмоциональном плане и психически восприимчива в течение последних пяти лет ее жизни с учетом психической болезни, которая требовала и будет требовать еще длительное время терапевтической поддержки и лечения. Регулярный прием лекарств также необходим для обеспечения стабильного здоровья и возможности опеки над своими детьми. Доктор К.Р., несмотря на прямые просьбы прокомментировать более подробно способность К. заботиться и воспитывать своих детей, уклонилась от дачи комментариев.

К. может получить опеку над своими детьми, однако она не может нести ответственность за образование детей и их потребности даже при поддержке Т. и оказании другими мер содействия. Способность К. и Т. действовать в качестве воспитателей, учитывающих потребности детей, неадекватна.

Как значилось в заключении детской клиники муниципалитета К., способность К. и Т. осознавать потребности детей и реагировать на них весьма ограничена. Несмотря на то, что Т. способен на взаимодействие с детьми, для него самого затруднительно отвечать потребностям эмоциональной жизни детей. К. также не способна на эмоциональные взаимоотношения с детьми. На более раннем этапе доктор J.H. (психолог в местном медицинском центре) пришел в своем заключении, данном во время процедур по определению опеки над старшим ребенком К., к такому же выводу. Доктор E.V. (детский и юношеский психиатр) придерживался той же точки зрения, что и упомянутые доктора. Уже весной 1992 года доктор J.H. выяснил, что проблема К. сводится к неправильному определению ею отношений между ней и ее детьми. По мнению доктора J.H., К. отождествляет себя со своими детьми, не видя их индивидуальности. К. не способна учитывать потребности детей, вытекающие из их возраста. Доктор E.V. полагает, что К. не видит в детях независимых субъектов, а рассматривает их как часть себя. К. сложно понять, что дети - самостоятельные личности, нуждающиеся в любви и заботе. Вместо этого К. считает, что дети созданы только для нее."

68. 5 апреля 1995 г. заявители обжаловали решение об отказе в освобождении их от оплаты судебных издержек и предоставлении им бесплатной юридической помощи. Они также запросили устные слушания.

69. 7 апреля 1995 г. у заявителей родился R. В день родов К. покинула больницу, взяв завернутого в простыню ребенка, и босиком шла по улице (на улице было холодно), пока ее исчезновение не обнаружил персонал больницы и не вернул ее обратно.

70. 13 апреля 1995 г. К. поместили на принудительное психиатрическое лечение в больницу Н., где она пребывала до 29 мая 1995 г. Все это время Т. ухаживал за R. По наблюдениям психиатра, записанным 10 апреля 1995 г., К. "похоже, страдала параноидальной шизофренией более длительное время".

71. 15 июня 1995 г. административный суд уезда освободил заявителей от оплаты судебных издержек и назначил г-жу Суомела в качестве их представителя при рассмотрении апелляционной жалобы заявителей на решение Совета органа опеки и попечительства от 14 марта 1995 г. Суд принял решение не проводить слушания в связи с требованием К. и Т. отменить решения о передаче детей под опеку, а предоставил сторонам возможность дополнить их письменные замечания по этому вопросу.

72. 28 сентября 1995 г. административный суд уезда отказал в удовлетворении жалоб заявителей от 5 апреля 1995 г. без проведения устных слушаний. Суд, помимо прочего, отметил, что, как следует из медицинских справок, здоровье К. улучшилось, однако ее эмоциональное состояние по-прежнему было нестабильным. Таким образом, она нуждалась в психотерапии. Более того, у заявителей появился еще один ребенок, и К. проходила очередное лечение в больнице Н. Эти два фактора послужили дополнительным основанием для отказа в отмене решений о передаче детей под опеку.

L. Пересмотр плана передачи детей под опеку и связанные с ним жалобы

(i) Первый пересмотр

73. 17 ноября 1994 г. работники органа опеки и попечительства пересмотрели план передачи детей заявителей под опеку, предложив проводить ежемесячную встречу детей и их родителей на нейтральной территории - в Центре содействия семье г. К., где проживали приемные родители. Заявители отказались от этого предложения, сославшись на то, что за этим может последовать дальнейшее ограничение их общения с детьми. Взамен они попросили две встречи в месяц, одна из которых должна была проходить в их доме. 22 декабря 1994 г. они потребовали вынесения письменного решения, касающегося их общения с детьми, для того, чтобы обжаловать его в суд.

74. Своим письмом от 22 декабря 1994 г. руководитель органа опеки и попечительства проинформировал заявителей о том, что все основания по ограничению общения с детьми были сняты. Тем не менее, родителям разрешалась одна трехчасовая встреча в месяц с детьми в помещении, выбранном Советом органа опеки и попечительства. Заявителей также поставили в известность о том, что их встречи с детьми будут проходить под наблюдением третьих лиц.

75. 11 января 1995 г. руководитель органа опеки и попечительства подтвердил, что все основания по ограничению общения с детьми были сняты. 31 января и 28 февраля 1995 г. Совет органа опеки и попечительства подтвердил решение руководителя указанного органа от 11 января 1995 г. Заявители обжаловали эти решения.

76. Что касается жалобы заявителей на решения Совета органа опеки и попечительства от 31 января 1995 г. и 28 февраля 1995 г., то 15 июня 1995 г. административный суд уезда пришел к выводу о том, что пересмотренный план передачи детей под опеку, составленный 17 ноября 1994 г., уже повлек за собой ограничения общения родителей с детьми, что в дальнейшем было подтверждено другими решениями, при принятии которых мнение заявителей по поводу их общения с детьми не заслушивались. Дело было возвращено в Совет органа опеки и попечительства для дальнейшего рассмотрения.

77. В свете решения административного суда уезда 28 июня 1995 г. исполняющий обязанности руководителя органа опеки и попечительства ограничил общение заявителей с детьми до одного раза в месяц до 31 мая 1996 г. Встречи должны были проводиться в доме приемных родителей. В дополнение к этому предполагалось, что приемные родители должны будут раз в полгода приезжать с детьми в гости к заявителям. По мнению руководителя органа опеки и попечительства, исключительно важно, чтобы дети освоились в приемной семье. Более частые контакты с родителями будут означать для детей постоянные перемены, отсутствие безопасности и новые переживания. Процесс освоения детей в новой среде, таким образом, окажется под угрозой. Для развития детей необходима стабильная и безопасная среда. Данное решение руководителя органа опеки и попечительства было подтверждено Советом этого органа 22 августа 1995 г. Заявители обжаловали это решение.

78. 3 ноября 1995 г. административный суд уезда отказал в удовлетворении жалобы заявителей на ограничение общения, введенное 22 августа 1995 г.

(ii) Второй пересмотр

79. 25 мая 1996 г. работники органа опеки и попечительства пересмотрели план передачи детей под опеку, предложив заявителям раз в месяц встречаться с детьми в помещении школы по месту жительства детей. Ввиду того, что заявители отсутствовали при принятии этого предложения, план был пересмотрен 9 октября 1996 г. в очередной раз в части, касающейся ограничения общения. Заявители, в свою очередь, предложили, чтобы их встречи проходили один раз в месяц без постороннего наблюдения. Однако план был пересмотрен по предложению работников органа опеки и попечительства.

80. 17 июня 1996 г. руководитель органа опеки и попечительства ограничил вплоть до 30 ноября 1997 г. общение родителей с детьми до трехчасового свидания под наблюдением один раз в месяц в помещении школы по месту жительства детей. Один из приемных родителей должен был также присутствовать на этой встрече. Указанное решение было подтверждено Советом органа опеки и попечительства 20 августа 1996 г. Заявители обжаловали это решение в административный суд уезда, запросив также устного слушания по делу. Суд получил заключение детского психиатра J.P., который также был рекомендован Совету представителем заявителей.

В заключении доктора J.P. имелись следующие замечания:

"Право общения с М. и J. для близких им лиц должно в первую очередь рассматриваться в свете психологического развития, роста и здоровья детей. Для этого необходимо изучить качество, постоянство и длительность их взаимоотношений с другими, так как психологическое развитие и рост происходят в ходе взаимодействия с окружающими. По моему мнению, человеческие взаимоотношения должны рассматриваться с позиции детей....

... В заключение важно отметить, что до того, как М. поместили в детский дом... мать восемь раз подвергалась лечению в психиатрической больнице, что составило в общей сложности 13 месяцев. Таким образом, М. прожил со своей матерью 45 месяцев, т.е. 3 года и 9 месяцев. Самый длинный срок, который они прожили вместе, составил 2 года 1 месяц.... Т., будучи отчимом для М., помогал в его воспитании 10 месяцев.... До настоящего момента приемные родители беспрерывно живут вместе с М. на протяжении 3 лет и 3 месяцев.... У М. не было такого рода отношений с его биологическим отцом....

Принимая во внимание изложенное, хочу подчеркнуть, что в связи со сложившейся ситуацией для взаимоотношений М. с окружающими его в раннем детстве людьми характерна непродолжительность и частая их смена. Наиболее продолжительными и стабильными для М. были его взаимоотношения с приемными родителями.... Отсюда следует, что эти отношения больше подходят и важны для психологического роста и развития М.

... J. родилась в июне 1993 года. Сразу после появления на свет она была передана под опеку государства. Первоначально короткий период времени она провела в окружной больнице, затем - в доме малютки. Поскольку Т. был биологическим отцом J., он заботился о ней две недели в июне и августе 1993 года. В январе 1994 года J. передали в приемной# семью,...в это время ей было 7 месяцев. С тех пор на протяжении 3 лет и 3 месяцев J. постоянно находится с приемными родителями. В настоящий момент J. 3 года и 10 месяцев.

В этой связи можно заключить, что у J. не было других существенных отношений, кроме как с ее приемными родителями. Эти отношения имеют первостепенное значение для ее психологического роста и развития....

... Исходя из интересов детей, а также приемных родителей, приемная семья - это семья, в отношении которой действуют принципы семейной жизни, закрепленные в Конвенции ООН "О правах ребенка" и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, так же, как и к биологической семье. Это положение особенно важно, когда речь идет о биологической семье, которая, в силу обстоятельств, не была единой.

Учитывая изложенное, содействие и всяческая поддержка приемной семье М. и J. послужат интересам детей. Подобная помощь, в первую очередь, обеспечит продолжительные, значительные и безопасные взаимоотношения М. и J. с приемными родителями...

Немаловажно для психологического роста и развития М. и J., чтобы в условиях стабильности и безопасности, обеспечиваемых приемной семьей, дети смогли создать и сохранить хорошее представление о своих биологических родителях..., с которыми они были разлучены в силу обстоятельств.

На мой взгляд, этого удастся добиться, выполнив решение Совета от 20 августа 1996 г., касающееся права на общение с детьми. На данный момент неограниченное право на общение с детьми либо общение в том виде, в котором его предлагают заявители, не в интересах детей, поскольку К. и Т. не способны отвечать эмоциональным потребностям М. и J.... Предложение заявителей относительно права на общение с детьми явным образом подвергает опасности здоровье и развитие М. и J. Представляется, что вопрос о неограниченном праве на общение с детьми может рассматриваться, когда детям исполнится 12 лет".

81. В своем заключении от 10 сентября 1996 г. доктор К.Р. подчеркнула, что состояние психического здоровья К. не препятствует опеке заявительницы над ее дочерью R.

(iii) Третий пересмотр

82. 2 апреля 1997 г. план передачи детей под опеку был в очередной раз пересмотрен органами опеки и попечительства. Заявителей проинформировали о времени проведения совещания по пересмотру плана домашних визитов, принятых 15 января и 10 марта 1997 г. Письмом от 10 февраля 1997 г. представителей заявителей также поставили в известность о готовящемся мероприятии. Однако ни заявители, ни их представитель не явились на совещание. Таким образом, заявители не высказались по существу поставленного вопроса, однако в связи с тем, что они ранее заявляли свою позицию в этом отношении, орган опеки и попечительства отразил точку зрения заявителей в плане.

83. 12 июня 1997 г. административный суд уезда оставил без удовлетворения апелляцию заявителей, поданную на решение Совета от 20 августа 1996 г. об ограничении общения К. и Т. с детьми (см. § 80), равно как и просьбу заявителей о проведении устных слушаний.

84. Несмотря на то, что заявители упомянули о том, что апелляция подавалась также от имени их дочери R. только в своих вторичных возражениях, административный суд уезда тем не менее подтвердил в своем решении, что апелляция в определенной части была сделана в интересах R. Суд постановил, что лицо, на которое действие судебного решения было непосредственно обращено, или же лицо, чьи права, обязанности или интересы напрямую затрагивались этим решением, имеет право его обжаловать. Однако суд пришел к выводу о том, что решение Совета, касающееся прав родителей, брата и сестры R., не относилось к R.

85. 28 ноября 1997 г. руководитель органа опеки и попечительства ограничил общение заявителей и их младшей дочери R. с J. и М. до одной трехчасовой встречи в месяц в здании школы по месту жительства детей до конца 1998 года. Заявители не обжаловали это решение.

(iv) Четвертый пересмотр

86. План передачи детей под опеку был в очередной раз пересмотрен 1 декабря 1998 г.

87. Как следует из отчета, составленного доктором К.М. (ранее имевшая инициалы К.Р.) 3 июля 1998 г., последний раз К. госпитализировали в мае 1995 года. В начале 1995 года состояние ее здоровья было стабильным. Никаких проблем по вопросу опеки над R. (которая все это время жила с родителями и не поступала под опеку государства) не было. Доктор К.М. рекомендовала органам опеки и попечительства приостановить или сократить визиты, имевшие своей целью контроль над ситуацией в семье заявителей, с тем, чтобы дать возможность К. привыкнуть к нормальной жизни без постоянного наблюдения органов опеки.

88. Решения об ограничении общения приказом руководителя органа опеки и попечительства от 11 декабря 1998 г. были продлены до конца 2000 года. Свидания родителей с детьми должны были проходить под наблюдением в здании школы по месту жительства детей. Однако был запланирован один визит в присутствии приемных родителей в доме заявителей. Помимо прочего, руководитель упомянутого органа полагал, что объединение семьи больше не может рассматриваться в качестве цели, поскольку приемная семья стала для детей фактическим домом; что для сохранения у детей знаний об их биологических родителях будет достаточно одного свидания в месяц и переписки между ними; что более тесный контакт с родителями подвергнет опасности развитие детей, внесет сумятицу и создаст для них новые проблемы. Заявители подали в Совет жалобу на это решение, который 2 февраля 1999 г. отказал в ее удовлетворении, оставив в силе решение руководителя органа опеки и попечительства. В обоснование своего решения Совет привел доводы административного суда уезда и доктора J.P.

89. Как указано в записях наблюдателя, присутствовавшего на встречах родителей с детьми в период с 25 мая 1996 г. по 10 января 1999 г., взрослые в ходе таких встреч держались хорошо. J. часто играла с М. Пока R. была маленькой, она играла сама с собой, но впоследствии девочки, J. и R., стали больше проводить времени друг с другом. С другой стороны, К. мало общалась с J. и М. По мнению наблюдателя, она в большей степени, концентрировала свое внимание на R.

M. Решения, принятые после Постановления Палаты

90. М. навещал К. и Т. в выходные дни 21-23 июля 2000 г. в отсутствие наблюдения.

91. Заявители обжаловали решение Совета от 2 февраля 1999 г. в административный суд (бывший административный суд уезда). 3 октября 2000 г. состоялось слушание, в ходе которого выступил М. Постановление административного суда от 13 октября 2000 г. оставило решение Совета в силе.

92. 23 ноября 2000 г. органы опеки и попечительства, заслушав среди прочих мнение заявителей, пересмотрели план передачи детей под опеку. Было решено оставить детей в доме приемных родителей. В соответствии с новым планом М. и J. разрешалось видеться с К. и Т. и другими близкими им людьми в период с 1 января 2001 г. по 31 декабря 2001 г. раз в месяц без наблюдения с чередованием места встреч - дом родителей и дом приемных родителей. Общение в доме заявителей должно было проходить с 11.00 часов утра в субботу до 16.00 часов в воскресенье, а встречи в доме приемных родителей - с 11.00 до 17.00 в воскресенье. Детям во время таких встреч разрешалось общаться с другими их родственниками. В дополнение к этому дети будут проводить с родителями каждое Рождество и две недели каждое лето во время школьных каникул.

93. Приемная мать J. и М. умерла в мае 2001 года.

II. Соответствующие внутригосударственные правовые нормы и правоприменительная практика

A. Основные положения Закона "Об опеке над детьми и праве на общение с ними" и Закона "Об охране детства"

94. Статья 1 Закона "Об опеке над детьми и праве на общение с ними" (laki lapsen huollosta ja tapaamisoikeudesta, lag ang. vardnad оm barn och umgangersratt 361/1983) дает определение опеки над детьми, а также содержит требования, предъявляемые к опекуну.

95. Закон "Об опеке над детьми и праве на общение с ними" содержит требование, в соответствии с которым как родители, так и органы опеки и попечительства при принятии или претворении в жизнь решений, касающихся ребенка, должны учитывать пожелания и мнение последнего, принимая во внимание при этом, если это возможно, его возраст и уровень развития (статьи 4 § 2, статьи 8, 9 § 4, 11, пункт 3 статьи 34 § 1, 34 § 2, 39 §§ 1 и 2, 46 § 2). Если ребенок достиг 12 лет, то решения суда по вопросам опеки и общения с ним не могут исполняться помимо его воли.

96. В соответствии с Законом "Об охране детства" с изменениями и дополнениями, внесенными в него Законом 139/1990, ребенку, достигшему двенадцатилетнего возраста, предоставляется право быть выслушанным при принятии основных решений, касающихся его (ее) благосостояния, а также обжаловать их.

97. В случае, если ребенок не проживает совместно со своими родителями, или если они разлучены в целях защиты или по другому вескому основанию, ребенок имеет право сохранять личные отношения и контакты со своими родителями. Однако это право ребенка может быть ограничено для соблюдения его интересов или в случае опасности или угрозы, возникающей в результате подобных контактов (статья 2 Закона "Об опеке над детьми и праве на общение с ними" и Закона "Об охране детства"; статьи 19 §§ 2, 24 и 25 Закона "Об охране детства"; статьи 9 и 10 § 2 Конвенции о правах ребенка).

98. Согласно статье 1 Закона "Об охране детства" ребенок имеет право на безопасную, стимулирующую рост и гармоничное развитие среду, и особое право на защиту. Основная цель Закона "Об охране детства" заключается в том, что ребенок при любых обстоятельствах вправе получить воспитание и заботу, как того требует Закон "Об опеке над детьми и праве на общение с ними".

B. Оказание содействия в семье

99. В случае, если родители или лица, имеющие опеку над ребенком, не в состоянии в должной степени обеспечить ребенку гарантированные условия для его роста и развития, Совет органа опеки и попечительства и его сотрудники должны принять необходимые меры, предусмотренные Законом "Об охране детства". Эти меры включают в себя оказание содействия в условиях открытой опеки, закрепленной в статьях 12 и 14 данного Закона, а также обязанность взять ребенка под опеку и обеспечить надлежащую заботу, как того требует статья 16.

100. По Закону "Об охране детства" с изменениями и дополнениями, внесенными в него Законом 139/1990, в случаях, когда необходимость в охране ребенка главным образом связана с недостаточными доходами, несовершенными условиями жизни или отсутствием жилища, или когда перечисленные факторы препятствуют реадаптации ребенка и семьи, или в случае когда юноша (девушка), готовящиеся стать независимыми, до восемнадцатилетнего возраста получали социальное пособие, органы местной власти обязаны незамедлительно обеспечить соответствующую финансовую поддержку, исправить недостатки жилищных условий либо предоставить необходимое жилье.

101. Оказание содействия семье, предусмотренное статьей 13 § 2 Закона "Об охране детства", включает в себя содействие общего характера в соответствии с Законом "О социальной защите" (sociaalihuoltolaki, socialvardslag 710/1982). В дополнение к этому предусмотрены особые формы содействия. В них входят: помощь, оказываемая на общественных началах, или семья, оказывающая поддержку; соответствующая терапия; дни отдыха и рекреационные мероприятия; содействие ребенку в ходе его образовательного процесса и обучения; помощь в поиске работы и жилья, организации мероприятий во время отдыха и в других личных потребностях. Все перечисленные виды содействия оказываются посредством финансовой и других видов поддержки. Содействие должно обеспечиваться в тесном взаимодействии с ребенком или юношей (девушкой), а также с участием их родителей или других лиц, осуществляющих над ними опеку.

C. Организация опеки над ребенком или передача его в другую семью или учреждение

102. Согласно статье 16 Закона "Об охране детства" на Совет органа опеки и попечительства возложена обязанность организации опеки над ребенком или передачи его в другую семью или учреждение в следующих случаях: а) когда здоровье или развитие ребенка подвергается серьезной опасности в результате отсутствия должной опеки или других условий; если сам ребенок подвергает опасности свое здоровье и развитие потреблением опьяняющих веществ, совершая противоправный поступок, но не мелкое правонарушение и пр.; b) когда меры содействия, предоставляемые семье, оказываются недостаточными или ненадлежащими; и c) когда передача ребенка в другую семью или учреждение под опеку служит интересам ребенка.

103. Если над ребенком нависла угроза, предусмотренная статьей 16 упомянутого Закона, или когда ребенок остро нуждается в опеке или передаче его в другую семью или учреждение, то Совет органа опеки и попечительства может передать его под соответствующую опеку, не передавая своего решения в административный суд уезда (статья 18 Закона "Об охране детства").

104. Статья 9 § 2 Закона "Об охране детства" предусматривает, что передача ребенка под опеку в другую семью или учреждение в случае такой необходимости проводится незамедлительно при соблюдении интересов ребенка.

105. Решение о незамедлительной передаче ребенка под опеку утрачивает силу по истечении 14 дней с даты вынесения решения, если только в указанный период не принято решение об обычной передаче ребенка под опеку в соответствии со статьей 17 Закона "Об охране детства". Такое решение должно быть принято в течение 30 дней или в особых случаях в течение 60 дней с даты вынесения решения о незамедлительной передаче ребенка под опеку. Решение о незамедлительной передаче ребенка под опеку обжалуется в обычном порядке.

106. Установление опеки над ребенком отличается от усыновления (удочерения) тем, что у биологических родителей остаются ограниченные права и обязанности по опеке и попечительству.

D. Продолжительность и прекращение опеки

107. Согласно статье 15 Закона "Об охране детства" опека прекращается по достижении ребенком восемнадцатилетнего возраста или в случае заключения им брака. При наличии соответствующих предпосылок государственная опека может быть прекращена ранее наступления указанных обстоятельств.

108. По статье 20 Закона "Об охране детства" решение о прекращении опеки над ребенком, если такое решение явно не противоречит его интересам, выносится Советом органа опеки и попечительства, когда в опеке или в передаче ребенка в другую семью или учреждение в случаях, предусмотренных статьей 16, больше нет необходимости.

E. Компетенция Совета органа опеки и попечительства

109. Статья 19 § 1 Закона "Об охране детства" содержит следующие положения по опеке над ребенком:

"Когда Совет органа опеки и попечительства решает вопрос об опеке над ребенком, он уполномочен определять его содержание, воспитание, образование и место жительства. При этом Совет должен предпринять все необходимые усилия для взаимодействия с родителями или другими лицами, осуществляющими опеку над ребенком".

F. Право на общение с детьми

110. Совет органа опеки и попечительства, принимая решение относительно передачи ребенка под опеку, автоматически рассматривает вопрос о контактах между ребенком и его родителями, а также другими близкими ему лицами (статья 19 § 2 Закона "Об охране детства").

111. В соответствии со статьей 24 Закона "Об охране детства" ребенку, помещенному в другую семью или учреждение под опеку, должны быть обеспечены важные для его развития длительные и надежные отношения с опекунами. Ребенок имеет право на встречи и общение со своими родителями, а также с близкими ему людьми. Совет органа опеки и попечительства должен содействовать такому общению.

112. Статья 25 Закона "Об охране детства" предусматривает, что Совет органа опеки и попечительства или руководитель воспитательного учреждения может ограничить общение ребенка, находящегося в таком учреждении, с его родителями или близкими ему людьми в случаях, если:

a) общение угрожает нормальному развитию и безопасности ребенка; или

b) такое ограничение необходимо в целях безопасности родителей или детей, или персонала воспитательного учреждения. По вышеуказанным основаниям Совет органа опеки и попечительства может не раскрывать родителям или опекунам местонахождение ребенка на время нахождения последнего в воспитательном учреждении.

113. В соответствии со статьей 25 Закона "Об охране детства" и статьей 9 Указа "Об охране детства" (lastensuojeluasetus, barnskyddsforordning 1010/1983) решение об ограничении общения действительно в течение определенного времени, и в нем должны быть указаны имена лиц, чьи права на общение ограничиваются. В дополнение к этому, в решении должны конкретизироваться вид ограничиваемого общения, а также пределы такого ограничения.

114. Решение об ограничении права на общение ограничивает право ребенка на встречи со своими родителями и близкими ему лицами. К этим лицам относятся: опекун (попечитель) ребенка, или другой его законный представитель, члены семьи ребенка, а также лица, которые общались с ребенком до и после его передачи под опеку.

G. План опеки

115. План опеки составляется индивидуально для каждой конкретной семьи и конкретного ребенка, если только речь не идет о краткосрочной опеке или попечительстве. В план по мере необходимости могут вноситься изменения.

116. В случаях, когда над ребенком устанавливается опека, предусмотренная статьей 16 Закона "Об охране детства", или когда ребенка помещают в воспитательное учреждение в качестве меры содействия семье (статья 14 Закона "Об охране детства"), в плане опеки указывается следующее: (a) назначение и цель помещения ребенка в воспитательное учреждение; (b) какое особое содействие будет оказываться ребенку, лицам, ответственным за его воспитание и уход, и родителям ребенка; (c) как будет организовано общение ребенка с родителями и другими близкими ему лицами; и (d) что будет организовано в период после прекращения такой опеки.

117. Как того требует статья 4 Указа "Об охране детства", план опеки должен составляться при участии задействованных в нем лиц.

H. Органы охраны детства

118. В соответствии со статьей 4 Закона "О социальной защите" Совет органа опеки и попечительства, состоящий из нескольких членов, избранных муниципалитетом, обеспечивает социальную защиту в своей области. Совет также осуществляет обязанности, возложенные на советы органов опеки и попечительства другими законами.

119. Статья 12 Закона "О социальной защите" предусматривает, что муниципальный Совет органа опеки и попечительства может делегировать свои полномочия по принятию решений (за исключением решений об установлении обязательной опеки) должностным лицам, подчиняющимся совету.

I. Обжалование решений об опеке по Закону "Об охране детства"

120. В соответствии с положениями статьи 17 § 2 Закона "Об охране детства" решения Совета органа опеки и попечительства о передаче ребенка под опеку или помещении его в другую семью или воспитательное учреждение в течение 30 дней с даты его принятия передаются в административный суд уезда для одобрения, если ребенок, достигший 12 лет, или лица, имеющие над ним опеку, выступают против подобных мер или в случае невозможности проведения слушания, предусмотренного статьей 17 § 1 указанного Закона.

121. Согласно статье 36 Закона "Об охране детства" решения о передаче ребенка под опеку или помещении его в другую семью или воспитательное учреждение могут быть обжалованы в административный суд уезда в течение 30 дней с дня уведомления о принятии таких решений. В этот же период времени апелляция может быть также подана в местный Совет органа опеки и попечительства, который обязан в двухнедельный срок передать ее в административный суд уезда вместе со своими замечаниями. В таком случае суд рассматривает апелляцию и замечания и выносит свое решение.

122. По статье 37 § 1 Закона "Об охране детства" апелляции на решения административного суда уезда о передаче ребенка под опеку, помещении его в другую семью или воспитательное учреждение, прекращении опеки или по вопросу предоставления жилья (о котором идет речь в статье 13 § 1 упомянутого Закона) могут быть поданы в Верховный административный суд.

123. Согласно статье 37 § 2 Закона "Об охране детства" на решения, не предусмотренные статьей 37 § 1 Закона, вынесенные административным судом уезда по вопросам благосостояния семьи и конкретного ребенка, на апелляцию не подаются.

124. По статье 35 § 2 Закона "Об охране детства" ребенок, достигший 12 лет, его родители или лица, имеющие над ним опеку, или лица, ответственные за его воспитание и уход, или же лица, имевшие незадолго до рассмотрение дела в суде такую ответственность, могут подать апелляцию на решения о передаче ребенка под опеку, о помещении его в другую семью или воспитательное учреждение, о прекращении опеки.

J. Другие положения, касающиеся подачи апелляций

125. Лицо, оспаривающее решение должностного лица, подчиняющегося муниципальному Совету органа опеки и попечительства, по Закону "Об административном процессе" (hallintomenettelylaki, lag оm forvaltningsforfarande 598/1982) имеет право на пересмотр данного решения муниципальным Советом органа опеки и попечительства в двухнедельный срок после получения уведомления об этом решении. На решение Совета органа опеки и попечительства может быть подана апелляция в административный суд уезда.

126. В соответствии со статьей 46 Закона "О социальной защите" решение Совета органа опеки и попечительства может быть обжаловано в административный суд уезда в тридцатидневный срок с даты его вручения. Некоторые решения административного суда уезда обжалуются в Верховный административный суд.

127. В случае, если на решение органа власти может быть подана апелляция, соответствующий орган власти обязан приложить к своему решению информацию относительно процедуры обжалования.

128. Согласно статье 47 Закона "О социальной защите", даже если решение муниципального Совета органа опеки и попечительства было обжаловано, оно, тем не менее, может быть принудительно осуществлено в судебном порядке в следующих случаях: (a) если решение требует незамедлительного исполнения; (b) если по причинам, связанным с устройством органов социальной защиты, исполнение решения не может быть отложено; и (c) если Совет органа опеки и попечительства издал указ о незамедлительном исполнении решения.

129. Орган, рассматривающий апелляцию, может вынести решение о прекращении исполнения решения или о приостановлении его исполнения.

130. В статье 38 § 1 Закона "Об административном судопроизводстве" (hallintolainkayttolaki, forvaltningsprocesslag 586/1996), вступившего в силу 1 декабря 1996 г., закреплено право на проведение устных слушаний в административных судах.

K. Заинтересованные стороны и их права

131. Согласно Закону "Об опеке над детьми и праве на общение с ними" лицо, не достигшее 18 лет, является несовершеннолетним и неправоспособным. Статья 15 "Закона об административном процессе" закрепляет право ребенка, которому исполнилось 12 лет, быть выслушанным в ходе разбирательств по делам о защите детей. Такой ребенок имеет право на получение поддержки социальных служб, предусмотренной статьей 13 упомянутого Закона.

132. В статье 17 § 1 Закона "Об охране детства" содержится перечень лиц, которые должны быть заслушаны в суде, при рассмотрении вопросов о передаче ребенка под опеку, помещении его в другую семью или воспитательное учреждение или прекращении опеки. Так, в силу данной статьи следующие лица имеют право быть выслушанными в соответствии со статьей 15 Закона "Об административном процессе": (a) опекун ребенка; (b) биологический родитель, не осуществляющий опеку над ребенком; (c) лицо, ответственное за содержание и воспитание ребенка, или бывшее ответственным непосредственно перед рассмотрением конкретного дела; и (d) ребенок, достигший 12 лет. Указанные лица должны быть уведомлены о решении, принятом в отношении передачи ребенка под опеку или прекращения опеки, при соблюдении требований процедуры особого уведомления. Наряду с этим органы власти обязаны, при необходимости, информировать упомянутых лиц о возможности подачи апелляции.

133. В подпункте 1 статьи 15 Закона "Об административном процессе" закреплено общее положение о том, что стороны должны быть заслушаны. Перед принятием решения стороне должна предоставляться возможность высказать ответные замечания на утверждения и свидетельские показания других, которые могли повлиять на решение.

L. Надзор за деятельностью органов охраны детства

134. Административный совет уезда, будучи региональным органом власти, имеет общие полномочия по надзору за деятельностью муниципалитетов. После того, как была подана апелляция, административный совет уезда (Iaaninhallitus, lansstyrelsen) может также рассматривать вопрос о том, действовал ли орган местной власти в соответствии с законом.

135. В дополнение к этому, Министерство социальных дел и здравоохранения, являясь высшей инстанцией в вопросах социального обеспечения и здравоохранения, направляет и осуществляет надзор за деятельностью муниципалитетов и, когда это требуется, административного совета суда в части, касающейся охраны детства. Жалобы по конкретным делам, направляемые в Министерство социальных дел и здравоохранения, передаются административному совету уезда, который рассматривает дело по первой инстанции.

136. Парламентский омбудсмен и Канцлер юстиции (oikeuskansleri, justitiekansler) наделены полномочиями по надзору за законностью мер, принятых органами власти.

Право

I. Предварительные вопросы

A. Краткое описание рассмотрения дела в Суде

137. В своем обращении о передаче дела на рассмотрение Большой Палаты власти Финляндии попросили Суд повторно рассмотреть лишь ту часть жалобы, по которой Палата в своем постановлении от 27 апреля 2000 г. признала нарушение Статьи 8 Конвенции (т.е. часть жалобы, связанной с решениями внутригосударственных органов о передаче детей заявителей под опеку государства и их отказом прекратить меры по государственной опеке).

138. Заявители не оспорили это обращение властей Финляндии и сами не обратились в соответствии со Статьей 43 Конвенции по вопросу о передаче данного дела по другим основаниям на рассмотрение Большой Палаты.

139. В этой связи Суд должен определить, в каких пределах ему предстоит рассматривать настоящее дело. В частности, требуется определить, может ли он ограничиться изучением части жалобы, о которой шла речь в обращении властей Финляндии, сделанном на основании Статьи 43 Конвенции, которая предусматривает:

"1. В течение трех месяцев с даты вынесения Палатой постановления в исключительных случаях возможно обращение любой из сторон в деле о передаче его на рассмотрение Большой Палаты.

2. Коллегия в составе пяти членов Большой Палаты принимает обращение, если дело поднимает серьезный вопрос, касающийся толкования или применения положений настоящей Конвенции или Протоколов к ней, или другой серьезный вопрос общего характера.

3. Если Коллегия принимает обращение, то Большая Палата выносит по делу свое постановление".

140. В первую очередь Суд отмечает, что во всех пунктах Статьи 43 Конвенции для описания сути вопроса, вынесенного на рассмотрение Большой Палаты, употребляется термин "дело" ("the case", "I'affaire"). Так, в пункте 3 Статьи 43 Конвенции закреплено, что "Большая Палата выносит по делу" - что подразумевает под собой все дело, а не просто "серьезный вопрос", упомянутый в пункте 2 Статьи 43 Конвенции, - "свое постановление". Формулировка Статьи 43 Конвенции четко дает понять, что если возникает "серьезный вопрос, касающийся толкования или применения положений настоящей Конвенции или Протоколов к ней, или другой серьезный вопрос общего характера" (пункт 2 Статьи 43), то он представляет собой лишь необходимое условие для удовлетворения прошения стороны, итогом которого является направление всего "дела" на новое рассмотрение Большой Палаты, которая выносит по нему свое постановление (пункт 3 Статьи 43). Термин "дело" ("the case", "I'affaire") также употребляется в пункте 2 Статьи 44, который определяет условия, при соблюдении которых постановления Палат становятся окончательными. Если прошение стороны о направлении дела на рассмотрение Большой Палаты было удовлетворено, то Статья 44 может только означать, что постановление Палаты будет отменено целиком с тем, чтобы вместо него было вынесено новое постановление, предусмотренное пунктом 3 Статьи 43. Таким образом, "дело", переданное в Большую Палату, неизбежно включает в себя все аспекты жалобы, ранее рассмотренные Палатой в своем постановлении, а не только "серьезный вопрос", легший в основу такой передачи. В этой связи Суд не находит оснований для частичного направления дела в Большую Палату.

141. Для придания ясности Суд дополнительно отмечает, что под "делом" подразумевается жалоба, объявленная Судом приемлемой (см. mutatis mutandis Постановление от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), Серия А, N 25, § 157). Однако это не означает, что Большая Палата не сможет в соответствующих случаях рассматривать вопросы, связанные с приемлемостью жалобы, так, как это происходит в ходе обычной процедуры рассмотрения дела Палатой в силу пункта 4 Статьи 35 Конвенции (который наделяет Суд полномочиями отклонить "любую переданную ему жалобу, которую сочтет неприемлемой... на любой стадии разбирательства") или когда вопрос о приемлемости жалобы был объединен с рассмотрением по существу, или же в случае, если данный вопрос иным образом связан со стадией рассмотрения дела по существу.

B. Приемлемость жалоб заявителей относительно решений о незамедлительной передаче детей под опеку

142. В своем прошении о направлении дела на рассмотрение Большой Палаты власти Финляндии утверждают, что вопрос, связанный с решениями о незамедлительной передаче детей под опеку, не объявлялся Палатой приемлемым и поэтому не мог в дальнейшем рассматриваться Палатой. Более того, власти Финляндии оспаривают возможность рассмотрения Большой Палатой решений о незамедлительной передаче детей под опеку, ссылаясь на тот факт, что заявители не обжаловали упомянутые решения на внутригосударственном уровне и подняли вопрос о них лишь во время устных слушаний в Палате, проводившихся 8 июня 1999 г.

143. По утверждению заявителей, вопрос о решениях о незамедлительной передаче детей под опеку ставился уже в первоначальной жалобе и должен был рассматриваться как составная часть всей процедуры передачи детей под опеку. Заявители полагают, что в ходе устных слушаний в Палате в июне 1999 года они дополнили свои первоначальные жалобы, касающиеся указанных решений. Более того, заявители подчеркнули, что власти Финляндии во время слушаний в Палате не оспорили утверждений заявителей по этому вопросу и никак не прокомментировали их.

144. Заявители обосновали отсутствие апелляции на решения о незамедлительной передаче детей под опеку тем, что такое решение, выносимое руководящим работником органа опеки и попечительства, действительно в течение 14 дней с момента его принятия, что оно не может обжаловаться непосредственно в административный суд уезда, а только в Совет органа опеки и попечительства, который на деле рассматривает решения о незамедлительной передаче детей под опеку и решения об обычной окончательной передаче детей под опеку на одном заседании. Таким образом, обжалование решений о незамедлительной передаче детей под опеку не возымело бы de facto ни приостанавливающего, ни исправляющего эффекта. Наряду с этим заявители подчеркнули, что власти Финляндии должны были оспаривать возможность рассмотрения вопроса относительно указанных решений самое позднее во время слушаний о приемлемости жалобы, и их доводы должны были быть отклонены Большой Палатой.

145. Суд отмечает, что вопрос о решениях о незамедлительной передаче детей под опеку упоминался заявителями в их жалобе, поданной в Суд 26 октября 1994 г. Заявители действительно утверждали в своей первоначальной жалобе о том, что данные решения нарушают их право, предусмотренное Статьей 8 Конвенции. Таким образом, К. и Т. поднимали этот вопрос до устных слушаний, состоявшихся 8 июня 1999 г., и поэтому не может быть никаких сомнений в том, что претензии заявителей, касающиеся этих решений, покрывались решением Суда о приемлемости их жалобы, вынесенным в тот же день. Это было подтверждено в последующей процедуре рассмотрения Палатой дела по существу, в ходе которой решения о незамедлительной передаче детей под опеку и об обычной передаче под опеку изучались одновременно. Следовательно, настоящий аспект дела не может быть исключен из рассмотрения Большой Палатой.

Относительно утверждения властей Финляндии о том, что заявители не исчерпали внутригосударственные средства правовой защиты применительно к решениям о незамедлительной передаче детей под опеку, Суд напоминает, что в соответствии с Правилом 55 Регламента Суда любое возражение против приемлемости жалобы должно быть отражено, насколько позволяют характер возражения и обстоятельства, в письменных или устных замечаниях по вопросу приемлемости жалобы, представленных Высокой Договаривающейся Стороной - ответчиком в порядке, предусмотренном Правилом 51 или, в соответствующих случаях, Правилом 54. В данном случае власти Финляндии не сделали такого возражения в своих письменных или устных замечаниях по вопросу приемлемости жалобы. Более того, учитывая, что решения о незамедлительной передаче детей под опеку, имевшие предварительный и временный характер, были впоследствии воплощены в форму решений об обычной передаче детей под опеку и подтверждены 15 июля 1993 г. Советом органа опеки и попечительства (см. § 33 данного Постановления), Суд принимает доводы заявителей о том, что в данных обстоятельствах они обоснованно освободились от обязательства подачи отдельной апелляции на решения о незамедлительной передаче детей под опеку. В заключение Суд полагает, что доводы властей Финляндии по данному вопросу также отклоняются.

C. Новые материалы, поданные сторонами

146. Во время слушаний в Большой Палате заявители выступили против приобщения к делу "новых данных", представленных властями Финляндии в Палату, первоначально рассматривавшую их дело, либо в Большую Палату, но которые не подавались в суды на внутригосударственном уровне. Протестуя против приобщения новых материалов, заявители сослались на тот факт, что органы охраны детства имели доступ к этим материалам уже к моменту рассмотрения их жалобы в судах на внутригосударственном уровне, но предпочли не представлять эти материалы в суд. Заявители также подчеркнули, что они не располагали возможностью оспорить их в ходе состязательной процедуры во внутригосударственных судах.

147. Как установлено прецедентной практикой Суда (см., inter alia, Постановление Европейского Суда по делу "Густафсон против Швеции" (Gustafsson v. Sweden) от 25 апреля 1996 г., Reports 1996-II, §§ 47 и 51; и Постановление Европейского Суда по делу "Круз Варас против Швеции" (Cruz Varas v. Sweden) от 20 марта 1991 г., Серия А, N 201, § 76), Суд не ограничен в своей возможности принимать во внимание любую дополнительную информацию и новые доводы при разрешении вопроса по существу жалоб, поданных заявителями на основании положений Конвенции, если сочтет их уместными. Новая информация может, к примеру, оказаться важной для подтверждения или опровержения утверждений властей Финляндии или же для признания обоснованными опасений заявителей, а также в других случаях. При этом важно иметь в виду, что такие "новые" материалы, какие были включены в замечания властей Финляндии, принимают форму деталей фактов, лежащих в основе жалобы, признанной Палатой приемлемой, либо же форму правовых доводов, относящихся к этим фактам (см. Постановление Европейского Суда по делу "МакМайкл против Соединенного Королевства" (McMichael v. United Kingdom) от 24 февраля 1995 г., Серия А, N 307-В, § 73). Таким образом, ничто не препятствует Суду принять во внимание новый материал в той степени, в какой он был признан относящимся к делу.

I. Предполагаемое нарушение Статьи 8 Конвенции

148. Заявители утверждали во время разбирательства дела как в Палате, так и в Большой Палате, что помещение М. и J. под опеку государства нарушило их право на уважение семейной жизни, закрепленное в Статье 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательства со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Имело ли место вмешательство в право заявителей, предусмотренное Статьей 8 Конвенции, на уважение их семейной жизни

149. Власти Финляндии признали факт вмешательства в право заявителей, закрепленное в пункте 1 Статьи 8 Конвенции, на уважение их семейной жизни, но одновременно заявили, что такое вмешательство было обоснованным по смыслу пункта 2 Статьи 8 Конвенции. Вместе с тем власти Финляндии выразили сомнение относительно применимости к Т., второму заявителю, действия принципов сферы семейной жизни, охраняемой Статьей 8 Конвенции. Т. не является отцом М. Более того, Т. получил опеку над J. только 4 августа 1993 г. при том, что никаких сомнений в его отцовстве в отношении J. не было.

150. По данному вопросу Суд хотел бы обратиться к своей прецедентной практике (см., среди прочего, Постановление Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии" (Marckx v. Belgium) от 13 июня 1979 г., Серия А, N 31, § 31). Так, существование или отсутствие "семейной жизни" по сути является вопросом факта, в основе которого лежат существующие на практике тесные личные связи. Оба заявителя длительное время проживали с М. до тех пор, пока его добровольно не поместили в детский дом, а позднее передали под государственную опеку (см. § 12 настоящего Постановления). До рождения J. заявители и М. составляли семью, имеющую явные намерения продолжения совместной жизни ее членов. Такое же намерение существовало по отношению к J., за которой Т. осуществлял уход в течение определенного времени после ее рождения и до получения Т. статуса официального опекуна девочки (см. §§ 35 и 38 данного Постановления). Учитывая данные обстоятельства, Суд не может не заключить, что на момент вмешательства властей между заявителями существовала семейная жизнь по смыслу пункта 1 Статьи 8 Конвенции, действие которой распространялась на М. и J. Таким образом, Суд не будет проводить различия между К. и Т. в отношении предела распространения "семейной жизни", которую они вели совместно с двумя детьми.

151. Как было установлено практикой Суда, взаимное общение родителя и ребенка представляет собой основополагающий элемент семейной жизни, а меры, принятые на внутригосударственном уровне и препятствующие такому общению, являются вмешательством в право, закрепленное в Статье 8 Конвенции (см., среди прочего, Постановление Европейского Суда по делу "Йохансен против Норвегии" (Johansen v. Norway) от 7 августа 1996 г., Reports 1996-III, § 52). Обжалуемые действия очевидным образом сводились к вмешательству в право заявителей на уважение их семейной жизни, гарантированное пунктом 1 Статьи 8 Конвенции. Любое подобное вмешательство представляет собой нарушение прав, за исключением случаев, когда такое вмешательство "предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе", а также преследует цель или цели, которые по смыслу пункта 2 Статьи 8 Конвенции являются законными.

B. Было ли вмешательство обоснованным?

1. "Предусмотрено законом"

152. Не подлежит сомнению, и Суд удовлетворен этим обстоятельством, что все обжалуемые действия были основаны на внутригосударственном законодательстве.

2. "Преследовало ли вмешательство законную цель?"

153. По мнению Суда, относящееся к делу законодательство Финляндии преследовало четкую цель охраны "здоровья и нравственности" и защиты "прав и свобод" детей. Никаких других целей, как явствует из данного дела, не преследовалось.

3. "Необходимо в демократическом обществе"

154. При определении вопроса о том, было ли обжалуемое вмешательство "необходимо в демократическом обществе", Суд будет рассматривать доводы, приведенные в качестве обоснования указанного вмешательства, на предмет их относимости к делу и достаточности целям пункта 2 Статьи 8 Конвенции в контексте данного дела в целом (см., inter alia, Постановление Европейского Суда по делу "Олссон против Швеции" (N 1) (Olsson v. Sweden) от 24 марта 1988 г., Серия А, N 130, § 68).

При этом Суд учитывает, что среди государств-участников Конвенции существует различие в подходах к пониманию соразмерности вмешательства государства в вопрос о защите детей в зависимости от ряда факторов, а именно, традиций, относящихся к роли семьи; степени вмешательства государства в дела семьи; наличия средств для действий государства в этой конкретной сфере. Тем не менее, в каждом деле решающим должно оставаться определение того, что отвечает наилучшим интересам ребенка. Более того, необходимо принимать во внимание, что государственные органы имеют возможность непосредственно контактировать с заинтересованными лицами (см. Постановление Европейского Суда по делу "Олссон против Швеции" (N 2) (Olsson v. Sweden) от 27 ноября 1992 г., Серия А, N 250, § 90) зачастую на стадии, когда меры, связанные с передачей детей под опеку, только планируются, или же немедленно после их введения. Отсюда следует, что Суд не должен подменять собой государственные органы в осуществлении их обязанностей по регулированию передачи детей под опеку государства и определению прав родителей, чьи дети были отданы под опеку, а скорее, Суду подлежит рассматривать через призму положений Конвенции решения, принятые государственными органами, по осуществлению свободы усмотрения (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Хокканен против Финляндии" (Hokkanen v. Finland) от 23 сентября 1994 г., Серия А, N 299-А, § 55; а также вышеупомянутое Постановление Европейского Суда по делу "Йохансен..." (Johansen...), § 64).

155. Возможности оценки ситуации, предоставленные компетентным государственным органам, будут разниться, исходя из сущности рассматриваемых вопросов и весомости интересов, поставленных на карту, каковыми являются, с одной стороны, важность защиты ребенка в ситуации, когда его здоровье и развитие находятся под угрозой, и, с другой стороны, цель объединения семьи, как только обстоятельства позволят это сделать. Ввиду того, что с момента передачи ребенка под государственную опеку прошел значительный период времени, желание ребенка в очередной раз не менять его de facto семейную ситуацию может взять вверх над интересом родителей воссоединить их семью. Таким образом, Суд признает, что государственные власти располагают широкой свободой усмотрения при определении вопроса о необходимости передачи ребенка под опеку. В то же время более строгому изучению должны быть подвергнуты любые дополнительные ограничения властей, как-то: ограничения прав родителей на общение с детьми и любых правовых гарантий, нацеленных на обеспечение эффективной защиты прав родителей и детей на уважение их семейной жизни. Подобные ограничения влекут за собой опасность существенного ограничения семейных отношений между родителями и ребенком (см. указанное Постановление Европейского Суда по делу "Йохансен..." (Johansen...), § 64).

Суд, разрешая вопрос о том, могут ли действия, составляющие вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни, рассматриваться как "необходимые", будет исходить из позиции, обозначенной в предыдущем абзаце.

(a) Решения о незамедлительной передаче детей под опеку

(i) Доводы сторон

(a) Заявители

156. К. и Т. утверждают, что власти не дали им шанса урегулировать создавшуюся ситуацию с помощью их родственников, а также прибегнуть к различным мерам содействия, оказываемым органами опеки и попечительства и здравоохранения. Вместо этого власти приступили к незамедлительной передаче детей под опеку, что, по мнению заявителей, было слишком радикальной мерой, чтобы с нее начинать. Наряду с этим К. и Т. заявили о том, что решение о незамедлительной передаче под опеку было принято до рождения J., а применено после ее появления на свет. В этой связи поведение К. не могло служить обоснованием принятия решений, о которых идет речь.

157. Что касается непосредственно J., то заявители подчеркнули, что девочку поместили под опеку государства, не оставив ей возможности установить связь с заявителями, и получить материнское молоко. По их убеждению, J., по меньшей мере, должна была быть доверена своему отцу. К. и Т. находят шокирующим факт того, что новорожденную забрали прямо из родильной палаты, обосновав это тем, что такое решение принято исключительно на предположении возможной угрозы ребенку. Заявителей даже не поставили в известность о готовящейся мере. Родители не имели доступа к девочке на протяжении первых дней ее жизни.

158. Относительно М. заявители еще раз подчеркнули, что на момент принятия решения о незамедлительной передаче под опеку мальчик уже находился в детском доме и, очевидно, не мог подвергаться опасности, послужившей основанием для вынесения указанного решения.

159. Обжалуя факт того, что они не были заслушаны по вопросу решений о незамедлительной передаче детей под опеку, К. и Т. полагают, что власти основывали это решение на прогнозе, что J. подверглась бы опасности, если бы К. узнала о готовящемся властями решении в отношении двоих ее детей. Заявители напомнили, что решения о передаче детей под опеку готовились за несколько недель до вынесения решений о незамедлительной передаче детей под опеку. Как следствие такого прогноза властей, до принятия упомянутых решений заявителям не дали возможности высказаться. К. и Т. утверждают, что Статья 8 Конвенции предусматривает также слушания и должное участие родителей в процессе принятия решений, но в их деле эти требования не были соблюдены. Заявители считают, что ничто не мешало властям проинформировать их о принимаемых решениях. Психическое состояние К. не могло служить основанием для их неуведомления, так как на тот момент ее психическое здоровье, и это подтверждается заключениями нескольких докторов, было достаточно стабильным, а у Т. вообще не было проблем с психикой. Таким образом, по мнению заявителей, и без того широкие границы для свободы усмотрения властей были превышены последними.

(b) Власти Финляндии

160. Власти Финляндии отметили, что к моменту вынесения решений о передаче детей под опеку заявители состояли на учете органов опеки и попечительства на протяжении четырех лет и что в ходе рассмотрения обжалуемых решений заявители находились в постоянном контакте с соответствующими органами. Многочисленные меры содействия, оказываемые семье с учетом конкретной ситуации, не привели к ожидаемым результатам (достаточному обеспечению развития детей), и властям, таким образом, не оставалось ничего, как передать детей под государственную опеку (тем более, что это обязательство было возложено на них по закону). Решения о передаче детей под опеку, которые были признаны в интересах детей, не были поспешными.

161. В том, что касается J., власти Финляндии подчеркнули, что единственной целью передачи девочки под опеку была ее защита от матери, страдающей серьезным психическим расстройством. Если бы мать и ребенок оставались в одной палате, то ни персонал больницы, ни кто-либо другой не смогли бы гарантировать защиту J., так как очевидно, что даже в условиях больницы невозможно обеспечить круглосуточное наблюдение за пациентами. Власти Финляндии указали на то, что, как следует из больничных документов, К. никогда не навещала и даже не пыталась навестить девочку, которая в то время находилась в палате для новорожденных. К. не препятствовали в осуществлении подобного визита. То, что К. была единственным лицом, имевшим опеку над J., имело большое значение, поскольку в условиях отсутствия решения о передаче ребенка под опеку она в любое время после родов могла бы покинуть больницу. Вопрос о грудном вскармливании J. не должен рассматриваться как правовой довод и иметь значение при принятии решения по данному делу, ибо вследствие принимаемых К. лекарств она в любом случае не смогла бы кормить девочку. В заключение власти Финляндии подчеркнули, что на Т. не могла быть возложена ответственность по уходу и охране здоровья новорожденной.

162. Относительно М. власти Финляндии пояснили, что мальчик был помещен в детский дом для психологического исследования, так как у него возникали проблемы в поведении. По утверждению властей Финляндии, нарушение его душевного равновесия в ходе развития являло собой риск, послуживший основанием для принятия решений о незамедлительной передаче под опеку и об обычной передаче под опеку. Ранее проводившиеся мероприятия по содействию семье не отвечали нуждам М. в части его развития. Власти Финляндии отметили, что для нормального развития мальчик нуждался в спокойной и стабильной среде, которую К. даже при участии Т., не являвшегося отцом М., не могла обеспечить.

163. В отношении утверждений заявителей о том, что до вынесения решений о незамедлительной передаче детей под опеку их мнение не заслушивалось, власти Финляндии ссылаются на то, что психическое состояние К. не позволяло в период принятия данных решений проинформировать заявителей о намерении властей передать детей под опеку без риска для здоровья К. и вынашиваемого ею ребенка. По заявлению властей Финляндии, К. ранее вела себя агрессивным образом и угрожала применить насилие по отношению к своим детям. Было особо отмечено, что К. только месяц как вышла из психиатрической больницы и перед родами не проходила медикаментозного лечения от психического расстройства. За неделю до рождения J. органы опеки и попечительства пришли к выводу о том, что К., скорее всего, не сможет, даже совместно с Т. и при условии оказания их семье мер содействия, обеспечить должный уход одновременно за М. и новорожденным ребенком. Власти Финляндии также указали на тот факт, что за три дня до родов Т. позвонил в Центр здоровья и выразил обеспокоенность психическим состоянием К. Мать К. высказала озабоченность психическим состоянием своей дочери в день родов последней, т.е. 18 июня 1993 г. Далее власти Финляндии заявили о том, что если положения Статья 8 Конвенции понимались бы как предоставляющие родителям право участвовать в процессе принятия решений, касающихся неотложной передачи детей под опеку, то в большинстве своем такие решения теряли бы всякий смысл или становились бы невозможными для исполнения. По убеждению властей Финляндии, подобное толкование нанесло бы ущерб защите детей, находящихся под юрисдикцией Финляндии.

(ii) Мнение Суда

164. 27 апреля 2000 г. Палата Суда рассмотрела вопрос о передаче детей под опеку в целом, не останавливаясь при этом по отдельности на решениях о незамедлительной передаче детей под опеку и на решениях о так называемой обычной передаче детей под опеку. Палата сочла, что доводы, приведенные в качестве основания для принятия решений о передаче детей под опеку, не были достаточными, а методы, использованные для претворения данных решений в жизнь, - чрезмерными. Вывод Палаты заключался в том, что, осуществляя меры по опеке, власти Финляндии превысили пределы свободы усмотрения, и в связи с этим такие меры не могли рассматриваться в качестве "необходимых в демократическом обществе". Соответственно, Палата признала, что передача двоих детей под государственную опеку представляла собой нарушение права заявителей на уважение их семейной жизни по смыслу Статьи 8 Конвенции.

165. Со своей стороны, Большая Палата полагает уместным рассмотреть решения о незамедлительной передаче под опеку и решения об обычной передаче под опеку применительно к каждому ребенку в отдельности, ввиду того, что эти решения представляют собой самостоятельные решения, каждое из которых имеет свои последствия. Решение о незамедлительной передаче под опеку имеет ограниченную продолжительность, в то время как решение об обычной передаче под опеку имеет более длящийся характер. Каждое из этих решений - продукт отдельного процесса выработки решений, несмотря на то, что один вид опеки сменил другой. По мнению Большой Палаты, необходимо принять во внимание материальные и процессуальные различия, предопределяющие изучение упомянутых решений по отдельности.

166. Суд соглашается с тем, что при необходимости вынесения решения о незамедлительной передаче под опеку вследствие срочности вопроса не всегда удается привлечь в процесс выработки решения лиц, опекающих ребенка. Более того, как отметили власти Финляндии, нередко подобное вовлечение нежелательно, особенно в случаях, когда лица, опекающие ребенка, рассматриваются в качестве возможной угрозы для него, поскольку предварительное предупреждение данных лиц о готовящихся мерах лишит последние эффективности. Суд отмечает, что в настоящем деле государственные органы обоснованно заключили, что в отношении J. и М. имелись обстоятельства, оправдывающие столь быструю передачу детей под опеку без предварительного уведомления или обсуждения этой меры с заявителями. В частности, на государстве-ответчике лежит обязательство до применения опеки провести оценку воздействия предлагаемой опеки на заявителей и на их детей, равно как и определить возможную альтернативу передаче детей под государственную опеку.

167. Суд признает, что компетентные органы пришли к разумному выводу о том, что в случае, если бы К. была предупреждена заранее о намерении властей забрать либо М., либо ребенка, которого она ждала, из-под ее опеки, то с учетом ее неустойчивого психического состояния это вероятнее всего могло бы повлечь опасные последствия как для нее самой, так и для ее детей (см. § 24 данного Постановления). В свете доказательств, собранных на внутригосударственном уровне, Суд также считает разумным мнение властей о неспособности Т. самостоятельно справиться с психически больной К., М., а также ребенком, готовящимся появиться на свет. Поэтому привлекать одного Т. к процессу выработки решения по опеке не явилось бы действенным выходом для властей ввиду возможной передачи (учитывая близкие отношения заявителей) данной информации К.

168. Однако передача ребенка сразу же после его рождения под государственную опеку является исключительно жесткой мерой. Для того, чтобы ребенок сразу же после своего рождения был отлучен от матери против ее воли как следствие процедуры, в которой ни К., ни ее партнер не принимали участия, должны существовать чрезвычайные обстоятельства, вынуждающие сделать это. Нетрудно представить шок и смятение психически здоровой женщины, оказавшейся бы в тот момент на месте К.

Суд находит неудовлетворительными основания таких действий применительно к ситуации с J.

К. и J. в то время находились в больнице. Власти знали о предстоящих родах за несколько месяцев до них и знали также о расстройстве психики К., поэтому данную ситуацию нельзя считать непредвиденной. Власти Финляндии не представили информации о том, что были предложены иные меры защиты новорожденной J. от риска стать жертвой психического расстройства матери. Суд не может подменять собой органы защиты ребенка Финляндии и строить предположения о мерах, которые бы в большей степени соответствовали интересам ребенка по данному делу. Но когда принимается радикальная мера в виде отлучения сразу после рождения ребенка от матери, на компетентных государственных органах лежит обязанность изучения возможности применения в этот решающий момент для родителей и ребенка менее грубого вмешательства в их семейную жизнь.

Доводы, приведенные властями Финляндии в обоснование этой меры, относились к делу, однако, по мнению Суда, были недостаточными для оправдания столь серьезного вмешательства в семейную жизнь заявителей. Даже если принять во внимание свободу усмотрения властей Финляндии в этом вопросе, Суд полагает, что принятие решения о незамедлительной передаче J. под опеку, а также методы, использованные при претворении этого решения в жизнь, не были соразмерными полученным результатам, вылившимся в невозможность вести семейную жизнь с новорожденной с самого момента ее появления на свет. В этой связи несмотря на существование "необходимости" предпринять меры предосторожности с тем, чтобы защитить J., вмешательство в семейную жизнь заявителей, выразившееся в решении о незамедлительной передаче J. под опеку, не может рассматриваться как "необходимое в демократическом обществе".

169. С другой стороны, Суд придерживается мнения о том, что к М. должен быть применен другой подход. Суд не может не принять во внимание, что у властей Финляндии имелись веские основания усомниться в том, что К., даже при участии Т., сможет проявить должную заботу о своей семье после рождения третьего ребенка. Сами заявители признали это, добровольно поместив М. в детский дом. Более того, у М. стали проявляться признаки нарушения психики, поэтому к мальчику требовалось особое отношение. Решение о незамедлительной передаче М. под опеку, несмотря на то, что оно последовало сразу после появления J. на свет, не было способно произвести тот же эффект на семейную жизнь заявителей, как решение, примененное к J., сводной сестре М. К тому моменту мальчик уже был физически разлучен со своей семьей в результате помещения в детский дом. Поэтому решение в отношении М., которое имело ограниченное временное действие, было необходимым, так как иначе ребенок в любой момент мог быть забран из безопасной среды, обеспечиваемой детским домом. Как упоминалось выше, участие К. и Т. в процессе принятия решений могло спровоцировать кризисную ситуацию в семье накануне и без того значительного события - рождения J. Поэтому факт непривлечения заявителей к данному процессу вполне объясним.

В связи с этим Суд согласен с принятым властями Финляндии решением о необходимости на ограниченный период времени (начиная с момента рождения сводной сестры М.) принять исключительные меры в интересах М.

170. Таким образом, Суд приходит к выводу о том, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции в связи с решением о незамедлительной передаче J. под опеку и об отсутствии нарушения Статьи 8 Конвенции в отношении решения о незамедлительной передаче М. под опеку.

(b) Решения об обычной передаче под опеку

(i) Доводы сторон

(a) Заявители

171. Заявители полагают, что власти превысили пределы свободы усмотрения при передаче детей под опеку. Наряду с этим К. и Т. заявили, что Совет органа опеки и попечительства является политическим органом, а не судебным и в этой связи не располагает достаточными знаниями и навыками проведения независимого и беспристрастного рассмотрения дела. При этом заявители утверждают, что их характеристики, данные работниками органа опеки и попечительства в своих отчетах, были настолько негативными, что не могли не повлиять соответствующим образом на персонал детского дома. Органы опеки и попечительства вместо того, чтобы проявить понимание и оказать содействие их семье, проявили исключительно неприязненное отношение к заявителям. Полномочия органов опеки и попечительства, а также мероприятия, проводимые последними, указывали на их решимость внести раскол в семейную жизнь заявителей. Заявители выразили свое негодование по поводу того, что органы опеки и попечительства держали в тайне адресованный им отчет детского дома, в котором, в частности, сообщалось, что Т. способен обеспечить достойные для подражания заботу и уход за своей дочкой J., создавая между ними теплую родственную связь. Несмотря на данное утверждение, органы опеки и попечительства (впрочем, как и власти Финляндии во время слушаний в Суде) заявили в судах Финляндии о том, что Т. не смог бы, даже при оказании ему мер содействия, обеспечить должный уход за J. По убеждению заявителей, передача их детей под опеку государства явило собой чрезмерную реакцию на ситуацию, сложившуюся в их семье.

(b) Власти Финляндии

172. Власти Финляндии заявили о том, что ряд отчетов и справок, выданных органами опеки и попечительства, равно как и медицинские свидетельства, были доступны Совету органа опеки и попечительства, а следовательно, и судам, когда те рассматривали вопросы опеки над детьми заявителей. Любые мероприятия в этом отношении, начиная с 1989 года, сопровождались подробнейшей информацией, собиравшейся органами опеки и попечительства и органами охраны психического здоровья. Власти Финляндии, оспаривая доводы заявителей, подчеркнули, что соответствующие органы опеки и попечительства располагали информацией о ситуации в семье заявителей, накопленной больше чем за четыре года не только в ходе частых контактов с заявителями, но и inter alia, полученной из подробных медицинских и экспертных заключений, информации, основанной на многочисленных мерах содействия семье, оказанных с учетом экономических и социальных трудностей семьи, которая была достаточна для того, чтобы убедить Суд в том, что органы власти действовали в рамках предоставленной им свободы усмотрения.

(ii) Мнение Суда

173. Сам по себе факт того, что ребенок может быть помещен в более благоприятную для его развития среду, недостаточен для оправдания принудительной меры отлучения его от опеки биологических родителей. Для этого должны существовать другие обстоятельства, указывающие на "необходимость" подобного вмешательства в предусмотренное Статьей 8 Конвенции право родителей на семейную жизнь со своими детьми. Принимая во внимание то, что важнейшей задачей властей была охрана интересов детей, у Суда нет оснований сомневаться в том, что в данной ситуации власти могли рассматривать помещение с 15 июля 1993 г. детей под государственную опеку и, в частности, в приемную семью с начала 1994 года, как нечто иное, чем предусматривающее цель продолжения оказания содействия семье, или введения новых мер такого характера (см. §§ 32-47 настоящего Постановления). Суд также не находит, что решения об обычной передаче детей под опеку были особо жесткими или чрезвычайными. В ситуации, когда мать детей страдала серьезным психическим расстройством (о чем подробно изложено в медицинских заключениях и отчетах органов опеки и попечительства), и в семье имелись проблемы с общением, перспектива более здорового развития детей в условиях приемной семьи представлялась гораздо более позитивной, чем воспитание детей под опекой биологических родителей. Таким образом, власти разумно основывали оспариваемые решения, учитывая интересы детей. Относительно процедурных гарантий, являющихся неотъемлемой частью Статьи 8 Конвенции, есть доказательства того, что заявители были должным образом задействованы в процессе принятия решений об обычной передаче детей под опеку, и им были обеспечены необходимые условия для защиты их интересов (см. § 33 данного Постановления). Более того, заявители могли обжаловать и обжаловали в две судебные инстанции решение Совета органа опеки и попечительства (см. §§ 41-46).

174. В свете вышеизложенного Суд выражает удовлетворение тем фактом, что передача детей 15 июля 1993 г. под государственную опеку основывалась на доводах, которые не только относились к делу, но и были достаточными в свете пункта 2 Статьи 8 Конвенции, и что процедура вынесения решения отвечала требованиям данного положения. Таким образом, Суд приходит к выводу о том, что в результате применения решений об обычной передаче детей под опеку не имело место нарушения Статьи 8 Конвенции применительно к обоим детям.

(c) Непринятие мер по воссоединению семьи

(ii) Доводы сторон

(a) Заявители

175. К. и Т. заявили, что ни Совет органа опеки и попечительства, ни суды должным образом не изучили их просьбу о воссоединении семьи и, тем самым, превысили предел свободы своего усмотрения. Заявители подчеркнули, что передача детей под опеку должна рассматриваться в качестве временной меры, которая должна быть прекращена в возможно короткий срок, но в настоящем деле опека предполагалась быть длительной, поскольку власти с самого начала исходили из того, что дети не должны быть возвращены биологическим родителям. Свидания родителей с детьми под строгим контролем были, по мнению заявителей, настолько противоестественными, что родители и дети были неспособны установить нормальные семейные отношения, и они были лишены возможности вести обычную семейную жизнь. Ввиду того, что власти Финляндии неоднократно в ходе слушаний в Суде заявляли о своем намерении не воссоединять их семью, нарушение Статьи 8 Конвенции по данному вопросу было установлено. Власти действовали произвольным образом, не имея ни малейшего намерения прекратить опеку, какими бы ни были обстоятельства.

(b) Власти Финляндии

176. В ходе рассмотрения данного дела в Палате власти Финляндии признали, что возможность физического воссоединения семьи не рассматривалась, а меры, преследующие подобную цель, не планировалось проводить. Однако власти Финляндии подчеркнули, что решения об опеке имели силу "до некоторого времени". Намерение властей оставить детей под опекой на длительное время не означало, что при возникновении необходимости оно не могло бы быть оспорено. При разбирательстве дела в Большой Палате власти Финляндии указали на то, что заявители лишь один раз обратились в Совет органа опеки и попечительства с требованием отменить решение об обычной передаче детей под опеку. Органы опеки и попечительства согласились с мнением адвоката заявителей о необходимости запросить экспертное заключение Семейной консультативной клиники о состоянии К. для того, чтобы исходя из него вынести решение. Именно по запросу адвоката заявителей та же клиника дала оценку отношениям, сложившимся между приемными родителями и М. и J., а также между заявителями и М. и J. Так, на основании этого заключения К. и Т. были неспособны создать такие отношения с детьми, которые бы соответствовали возрасту последних. По мнению властей Финляндии, такого рода запросы были равнозначны усилиям рассмотрения вопроса о прекращении государственной опеки.

(ii) Мнение Суда

177. В своем постановлении от 27 апреля 2000 г. Палата отметила, что компетентные органы Финляндии последовательно исходили из того, что дети нуждаются в долговременной опеке и помещении в приемную семью. Палата приняла во внимание, что препятствия, которые повлек подобный подход к решению вопроса на пути воссоединения семьи, несомненно были умножены ограничениями и запретами на общение заявителей с детьми. Палата признала нарушение Статьи 8 Конвенции в части, касающейся отказа прекратить опеку на том основании, что власти не прилагали серьезных усилий к изучению вопроса о прекращении государственной опеки, невзирая на улучшения ситуации, послужившей основанием для вынесения решений о передаче детей под опеку. По мнению Палаты, это было равнозначно отсутствию справедливого баланса между различными затронутыми в деле интересами, что составляет нарушение Статьи 8 Конвенции (см. §§ 155-164 постановления Палаты).

178. Большая Палата, воспроизводя позицию Палаты, хотела бы в первую очередь напомнить о руководящем принципе, в соответствии с которым решение о передаче под опеку должно рассматриваться как временная мера, подлежащая отмене, как только обстоятельства позволят это сделать, и как любая мера, применяющая временную опеку, должна соответствовать конечной цели воссоединения биологических родителей и ребенка (см., в частности, указанное выше Постановление по делу "Олссон..." (N 1) (Olsson...), § 81). Позитивное обязательство принять меры, способствующие воссоединению семьи, когда это станет возможным, ляжет бременем на компетентные органы и с момента начала опеки будет постепенно увеличиваться, с одной оговоркой - обязательство по воссоединению семьи должно находиться в постоянном балансе с обязательством учитывать то, что отвечает интересам ребенка.

179. Что касается особых обстоятельств данного дела, то Суд отмечает, что некоторые запросы проводились с целью определить возможность установления связи заявителей с детьми (см. § 67 выше). Однако эти запросы не были равноценны серьезным и длительным усилиям, направленным на облегчение воссоединения семьи, которые были разумно ожидаемы в свете пункта 2 Статьи 8 Конвенции - особенно в связи с тем, что они были единственным усилием, приложенным властями в этом отношении за семь лет, что дети находились под опекой. Ожидаемый от властей минимум заключался в том, чтобы время от времени заново изучить ситуацию и выяснить, имело ли место улучшение обстановки в семье. Возможность воссоединения постепенно будет уменьшаться и в конечном итоге сведется к нулю, если биологическим родителям и детям будет запрещено встречаться, или разрешено встречаться настолько редко, что между ними безусловно не возникнет родственной связи. Ограничения и запреты на общение заявителей с детьми не только не подготавливали почву для возможного воссоединения семьи, а, скорее, препятствовали этому. Что поражает в данном деле больше всего, так это исключительно стойкое негативное отношение властей.

В связи с этим Большая Палата соглашается с Палатой в том, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции как следствие непринятия властями мер к возможному воссоединению семьи заявителей, вне зависимости от наличия свидетельств улучшения ситуации.

(d) Ограничения и запреты на общение заявителей с детьми

(i) Доводы сторон

(a) Заявители

180. К. и Т. указали, что до принятия решения о незамедлительной передаче под опеку М. с их согласия уже был помещен в детский дом, а после введения в действие указанного решения М. поместили в приемную семью. Заявители отметили, что решение о праве на общение с J. было вынесено лишь 21 июня 1993 г., т.е. через три дня после ее рождения. Тем не менее J. забрали у К. и поместили в палату для новорожденных в тот же день, когда J. родилась. По мнению заявителей, названное решение было незаконным, так как в указанный период не действовало ограничение на общение с девочкой. Заявителям разрешалось навещать М. в детском доме, а Т., начиная с 23 июня 1993 г., мог приходить к J. почти каждый день. Летом 1993 года К. редко виделась со своими детьми, в том числе и по причине своей госпитализации. Первый раз заявителям было разрешено увидеться с детьми после того, как они были помещены в приемную семью, а впоследствии время общения было ограничено двумя часами под наблюдением. Даже после этого доступ заявителей к детям подвергался жестким ограничениям.

181. Наряду с этим заявители отметили, что последние шесть лет основанием для ограничения общения служило то, что детям необходимо было привыкнуть к приемной семье, а слишком частые встречи с заявителями мешали достижению этой цели. Властям было достаточно того, что дети знают о существовании своих родителей. После того, как это объяснение было использовано административными судами, другие органы восприняли его и стали ссылаться на него при вынесении последующих решений об ограничении общения.

182. Заявители подчеркнули, что единственной причиной ограничения их общения с детьми было нестабильное состояние здоровья К. Однако это основание противоречило закрепленным в законе условиям. 14 сентября 1993 г. работник социальной службы отметил, что должен быть решен вопрос о посещении Т. J., поскольку готовилась передача J. в приемную семью, и можно было предположить, что Т. будет сложно смириться с этим. По убеждению заявителей, с того момента началось воплощение в жизнь плана о разлучении J. с ее родителями.

183. К. и Т. пояснили, что в начале 1994 г. они решили опять съехаться, но к тому моменту дети уже находились под опекой, и заявителям было известно о готовящейся передаче их в приемную семью. После того, как Т., пройдя через все трудности и невыполнение данных ему обещаний, узнал о том, что ему не будет разрешено жить с дочерью, у него не оставалось причин, препятствующих его переезду к К. К данному моменту оба заявителя знали, что их дети не вернутся домой.

184. По утверждению заявителей, решения о строгих ограничениях на общение не были демократичными, так как К. и Т. не располагали возможностью участвовать в процессе их вынесения. Эта процедура не отвечала основным требованиям закона: действовать в высшей степени деликатно, в соответствии с принципом наименьшего вмешательства и в интересах детей. Так, в декабре 1993 года заявителям объявили о том, что они могут поддерживать общение с детьми посредством писем. Ввиду того, что J. не было еще и года, очевидно, что такого рода общение ей не подходило. Однажды работник социальной службы попросил заявителей не говорить М. о том, что его готовятся поместить в приемную семью, и когда К. все же сказала мальчику об этом на тот момент самом важном в его жизни событии, ее еще в большей степени ограничили в общении с детьми.

185. Заявители особо подчеркнули, что их общение с М., находившимся в детском доме, было также ограничено несмотря на тот факт, что мальчик был помещен туда с их согласия. М. не разрешалось приезжать к себе домой. Подобное решение, ограничивающее общение, было явно незаконным, поскольку никаких ограничений во времени нахождения детей в детском доме с согласия родителей не допускается. Первые соответствующие закону решения об ограничении прав родителей на общение с детьми были вынесены много позже - 21 июня 1993 г.

186. Заявители отметили, что 15 июля 1993 г. Совет органа опеки и попечительства одобрил решения об ограничении прав К. на общение с детьми. Основанием для ограничения послужили агрессивное поведение К. и ее эмоциональные всплески. Несмотря на это, сотрудники социальной службы отметили, что встреча К. с детьми прошла хорошо. К. никогда не причиняла детям вреда и никоим образом не угрожала его причинить. Ее агрессивное поведение по отношению к властям, лишившим ее детей, не могло послужить законным основанием для ограничения общения или отказа в праве заявителей на семейную жизнь вместе с их детьми. Данное решение, напротив, лишь усилило стресс и психопатичную реакцию К.

(b) Власти Финляндии

187. Власти Финляндии не согласились с доводами заявителей. В частности, они заявили, что физическое общение не единственный способ обеспечения семейных связей. Предусмотренные Законом Финляндии "Об охране детства" меры по охране ребенка, как, например, передача ребенка под опеку или помещение его в другую семью или воспитательное учреждение, представляют собой разновидность содействия в интересах ребенка. Цель такого содействия - не вносить изменений в родственные (биологические) узы ребенка и его семьи. Мать и отец остаются законными опекунами ребенка, переданного под опеку. Факт помещения ребенка в приемную семью не препятствовал ребенку видеться с его (ее) родителями позднее, когда он (она) достигнут совершеннолетия и, таким образом, создадут семейные узы. Однако передача ребенка под опеку подразумевает определенные практические и естественные ограничения права на общение.

188. Власти Финляндии выразили сомнение в том, что все жалобы заявителей, касающиеся ограничений на общение, были признаны Судом приемлемыми. Власти Финляндии подчеркнули, что в любом случае сроки и другие условия, предусмотренные Законом "Об охране детства", были соблюдены.

189. Власти Финляндии также обратили внимание на то, что в самом начале власти содействовали Т. в установлении отношений с ребенком. В Центре семьи над ним шефствовали и оказывали поддержку, в том числе, материальную. Более того, была достигнута договоренность о том, что ежемесячно для Т. будут организованы встречи с семейным консультантом. Учитывая, что предполагалось, что Т. будет жить с ребенком, для этой цели планировалось организовать семью, оказывающую поддержку, а также еженедельную помощь на дому. Тем не менее Т. продолжал встречаться с К. Скорее всего, он исходил из того, что здоровье К. улучшится настолько, что они смогут вместе воспитывать ребенка, несмотря на то, что его сотрудничество с органами опеки основывалось на идее его одиночного воспитания ребенка.

190. Далее власти Финляндии сделали акцент на том, что в первое время пребывания М. в детском доме визиты К. и Т., равно как и других родственников, были неограниченными. Заявителям предоставлялась возможность остаться ночевать на выходные дни в детском доме. Визиты пришлось ограничить в связи с ухудшением психического состояния К. Во время посещений поведение К. вызывало резкую негативную эмоциональную реакцию М., а также смятение и беспокойство в атмосфере всего детского дома.

Ограничение права общения с М., когда он находился в детском доме, было направлено в большей степени на К. в связи с обострением ее психического заболевания. Последующие решения о праве на общение касались обоих заявителей и основывались на различных отчетах докторов и других специалистов.

191. Власти Финляндии напомнили, что заявители располагали возможностью продолжать общение с детьми посредством писем и телефонных переговоров. При разбирательстве дела о доступе К. к общению с ее детьми два суда Финляндии нашли исключительно важные причины для ограничения ее прав на общение с ними. Несмотря на это, заявителям было разрешено регулярно встречаться с детьми.

(ii) Мнение Суда

192. В своем постановлении от 27 апреля 2000 г. Палата пришла к выводу об отсутствии необходимости рассматривать ограничение общения заявителей с их детьми в качестве отдельного вопроса, во всяком случае применительно к существовавшей на тот момент ситуации. В связи с этим Палата установила, что с 1994 года заявители общались с детьми раз в месяц. Может быть, на более раннем этапе подобное ограничение могло рассматриваться как необоснованное, однако Палата не могла не учесть, что к тому моменту дети находились под опекой государства в течение почти семи лет. Следовательно, Палата признала, что власти Финляндии не вышли за пределы усмотрения, когда признали эти ограничения необходимыми в свете интересов детей. Таким образом, Палата не нашла по данному аспекту нарушений Статьи 8 Конвенции.

193. Следует отметить, что эта часть жалобы не упоминалась в обращении властей Финляндии о направлении дела в Большую Палату. В указанном обращении речь шла лишь о тех пунктах жалобы, по которым Палата признала нарушение Статьи 8 Конвенции. Более того, в ходе судебных прений в Большой Палате ни одна из сторон по данном делу не выдвинула особых аргументов, свидетельствующих о том, что ограничения и запреты на общение явились отдельным нарушением Статьи 8 Конвенции. Данный аспект жалобы, сформулированный заявителями по Статье 8 Конвенции при первоначальном рассмотрении дела Палатой, тем не менее должен найти отражение в настоящем Постановлении ввиду того, что он является составной частью "дела", переданного в Большую Палату (см. выше § 140).

194. По данному вопросу Большая Палата приходит к тому же выводу, что и Палата. Так, Большая Палата полагает, что поскольку жалоба, касающаяся ограничений общения заявителей с детьми, подпадает под признание наличия нарушения Статьи 8 Конвенции вследствие непринятия властями должных мер по воссоединению семьи, нет никакой необходимости рассматривать оспариваемые меры как самостоятельный источник нарушения. Что касается данной ситуации, включающей период после вынесения постановления Палатой, то Большая Палата разделяет мнение Палаты по следующей позиции. Пока власти Финляндии должны предпринимать все от них зависящее для способствования воссоединению семьи любые обязательства, связанные с применением принуждения в данном вопросе, должны быть ограничены в целях соблюдения интересов ребенка. В тех случаях, когда общение с родителями подвергает эти интересы угрозе, властям государства надлежит обеспечить справедливый баланс между интересами ребенка и интересами родителей (см., inter alia, Постановление Европейского Суда по делу "Хокканен против Финляндии" (Hokkanen v. Finland) от 23 сентября 1994 г., Серия А, N 299-А, § 58). Принимая во внимание ситуацию с детьми за последнее время, Суд не находит, что оценка финских органов по защите прав ребенка вошла в конфликт с положениями пункта 2 Статьи 8 Конвенции. Следовательно, по данному вопросу Суд не усматривает нарушения Статьи 8 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение Статьи 13 Конвенции

195. В ходе разбирательства дела в Палате К. и Т. заявили, что они не располагали эффективными средствами правовой защиты при рассмотрении вопроса о нарушении их права на уважение семейной жизни, предусмотренного Статьей 8 Конвенции.

Статья 13 Конвенции гласит:

"Каждый человек, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективные средства правовой защиты перед государственным органом даже в том случае, если такое нарушение совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

196. Власти Финляндии оспорили данное утверждение заявителей, сославшись на возможность привлечения соответствующих должностных лиц к ответственности через суд и обязать их, в случае если они будут признаны виновными, возместить понесенные убытки в соответствии с пунктом 2 статьи 93 Конституционного закона (ныне пункт 3 статьи 118 Конституции Финляндии 2000 года) и положениями Уголовного кодекса Финляндии, а также на возможность возмещения убытков государством по Закону "О компенсации".

197. Несмотря на то, что жалоба по Статье 13 Конвенции не упоминалась в обращении властей Финляндии о направлении дела в Большую Палату, предусмотренном Статьей 43 Конвенции, тем не менее, она являет собой часть "дела", переданного в Большую Палату для вынесения по нему постановления (см. выше § 140).

198. В своем постановлении от 27 апреля 2000 г. Палата пришла к следующему заключению:

"Суд отмечает, что заявители располагали возможностью подать жалобу на решение о передаче детей под опеку, отказ в прекращении опеки и многочисленные ограничения на доступ к детям в административные суды. Известно, что апелляции заявителей были оставлены без удовлетворения. Тем не менее, эффективность средства правовой защиты по смыслу Статьи 13 Конвенции не означает несомненный благоприятный исход дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Объединение демократических солдат Австрии и Губи против Австрии" (Vereinigung Demokratischer Soldaten Osterreichs and Gubi v. Austria) от 19 декабря 1994 г., Серия А, N 302, § 55). Нет оснований полагать, что административные суды Финляндии не выполнили бы требования "эффективного средства правовой защиты" по смыслу Статьи 13 Конвенции. Учитывая и другие средства правовой защиты, приведенные властями Финляндии, Суд полагает, что заявители располагали эффективными средствами правовой защиты, отвечающими требованиям упомянутого положения. Следовательно, нарушение Статьи 13 Конвенции не имело места".

199. Большая Палата не видит оснований, по которым она должна отойти от вывода Палаты по данному аспекту дела. Таким образом, Суд заключает, основываясь на доводах, приведенных Палатой в ее постановлении, что нарушения Статьи 13 Конвенции не установлено.

IV. Применение Статьи 41 Конвенции

200. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного возмещения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает выплату справедливой компенсации потерпевшей стороне".

A. Ущерб

201. К. и Т. заявили, что минимальная сумма компенсации, подлежащая выплате в связи с нарушением их прав, предусмотренных Конвенцией, составляет сумму, указанную в постановлении Палаты, а именно, 40 000 финских марок каждому. Однако заявители отметили, что Суд также должен принять во внимание психические переживания заявительницы во время ее четвертой беременности, вызванные событиями, происходившими в ходе данного дела, а также ее страх перед тем, что власти заберут у нее и ее четвертого ребенка. Во время разбирательства в Палате заявители потребовали общую сумму компенсации, равную 816 000 финских марок. По их мнению, сумма компенсации должна быть увеличена в связи с тем, что власти в ходе судебного рассмотрения утаили от них весьма важную информацию. В дополнение к этому продление разбирательства в связи с подачей властями Финляндии обращения о направлении дела на рассмотрение Большой Палаты вызвало дополнительный стресс и испытания, которые также должны быть компенсированы

202. В ходе разбирательства дела в Палате власти Финляндии заявили, что в случае признания нарушения Статьи 8 Конвенции постановление Палаты должно предусмотреть достаточно справедливую компенсацию в связи с нанесенным моральным вредом. Однако сумма, заявленная К. и Т., по мнению властей Финляндии, чрезмерна. В результате власти Финляндии оставили решение данного вопроса на усмотрение Суда.

Власти Финляндии не прокомментировали требование заявителей, касающееся, inter alia, дополнительного стресса во время рассмотрения дела Большой Палатой.

203. В своем постановлении от 27 апреля 2000 г. Палата присудила заявителям справедливую компенсацию за моральный вред, подлежащую выплате за нарушения Статьи 8 Конвенции в сумме 40 000 финских марок каждому, что составило в общей сумме 80 000 финских марок.

204. Большая Палата, вслед за Палатой, признала нарушение Статьи 8 Конвенции вследствие того, что финские органы защиты прав ребенка не уделяли должного внимания вопросу возможного воссоединения семьи заявителей в ходе процедур по установлению опеки (см. выше §§ 177 и 179). В то же время, признание Большой Палатой нарушения применительно к передаче детей под опеку как таковой основывается на более узкой базе, чем признание Палаты по данному вопросу. Так, Большая Палата ограничилась признанием нарушения только применительно к решению о незамедлительной передаче одного ребенка - J. - под опеку (см. выше §§ 164-170, а также 173-174). Несмотря на это различие, Суд полагает справедливым присудить заявителям те же суммы в виде справедливой компенсации, которые были определены Палатой, так как стресс, чувство несчастья и разочарования, причиненные заявителям в результате действий и решений, которые были признаны Большой Палатой как нарушающие Статью 8 Конвенции, не могут быть признаны существенно меньше страданий, понесенных заявителями в результате нарушений, установленных Палатой. Даже если определенное сокращение компенсаторной суммы было бы оправданным, то оставление ее без изменений должно рассматриваться как вознаграждение за задержку в получении заявителями справедливой компенсации вследствие продления разбирательства в Суде, последовавшего из-за передачи по прошению властей Финляндии дела в Большую Палату. Следовательно, Суд присуждает заявителям в качестве справедливой компенсации за понесенный в результате нарушения Статьи 8 Конвенции моральный вред по 40 000 финских марок каждому.

B. Судебные издержки

205. Во время слушания в Палате заявители потребовали выплатить им 5 190 финских марок в счет оплаты судебных издержек и расходов, связанных с их представительством в Суде. Наряду с этим, заявители обратились с просьбой выделить им 249 475 финских марок в счет компенсации судебных издержек, понесенных от их имени Обществом защиты семейных прав Финляндии (PESUE). Палата присудила им 5 190 финских марок за вычетом 2 230 французских франков, полученных заявителями в виде юридической помощи от Совета Европы. В ходе разбирательства в Большой Палате заявители потребовали возместить им 289 475 финских марок в счет понесенных ими судебных издержек и расходов, связанных с оплатой услуг г-на Корттейнена (Kortteinen), представлявшего их во время слушания в Палате, а также 119 000 финских марок в счет оплаты услуг их адвоката, представлявшего их интересы во время слушания в Большой Палате. При этом заявители не упомянули об издержках, понесенных от их имени PESUE.

206. Власти Финляндии отметили, что сейчас заявители от собственного имени требовали выплаты 249 475 финских марок в качестве компенсации судебных издержек и расходов, которые ранее, по их словам, за них понесли PESUE, а также дополнительно 40 000 финских марок в счет оплаты за составление писем после слушания о приемлемости их дела. По утверждению властей Финляндии, такая разница в требованиях невозможна, и поэтому перенесенное требование и дополнительное требование были неприемлемыми.

Далее власти Финляндии подчеркнули, что общая сумма, объявленная заявителями в счет издержек и расходов во время судебных процедур в Большой Палате, чрезмерна, как в отношении почасовых ставок в общем, так и относительно сумм, причитающихся за перевод и оплату услуг семейного консультанта. Несмотря на это, власти Финляндии оставили определение суммы компенсации на усмотрение Суда.

207. В первую очередь, Суд хотел бы отметить, что заявители не представили доказательств в поддержку своего утверждения о том, что судебные издержки и расходы, понесенные ими в ходе рассмотрения их дела в Комиссии и Палате, составили более чем изначально заявленные 5 190 финских марок, и что 249 475 финских марок ранее, по их утверждению, затраченные PESUE, на самом деле, были их долгом перед г-ном Корттейненом, представлявшем их интересы в Суде. В связи с этим по данному вопросу Большая Палата не может не прийти к тому же выводу, что и Палата. Суд наряду с изложенным отклоняет последнее требование заявителей о выплате им 40 000 финских марок в качестве компенсации за составление писем на стадии, последовавшей за объявлением дела приемлемым.

В отношении заявленных К. и Т. судебных издержек и расходов в сумме 119 070 финских марок, Суд находит это требование заявителей чрезмерным.

По мнению Суда, настоящее дело исключительно сложное и объемное с фактической стороны. Заявители не были инициаторами направления дела в Большую Палату. Решая по справедливости, Суд присуждает заявителям 5 190 финских марок в счет понесенных издержек и расходов вплоть до вынесения постановления Палаты и 60 000 финских марок в качестве компенсации за расходы, понесенные в ходе рассмотрения их дела в Большой Палате. Таким образом, общая сумма на погашение судебных издержек и расходов составила 65 190 финских марок (включая соответствующий налог на добавленную стоимость) за вычетом 2 230 французских франков и 2 871,54 Евро, выплаченных заявителям ранее Советом Европы в виде юридической помощи.

C. Процентная ставка по просроченному долгу

208. Согласно имеющейся у Суда информации, предусмотренная законом процентная ставка, действующая в Финляндии на день вынесения данного постановления, составляет 11% годовых.

На основании вышеизложенного Суд

1. Постановил четырнадцатью голосами против трех, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции применительно к решению о незамедлительной передаче J. под опеку.

2. Постановил одиннадцатью голосами против шести, что не было установлено нарушения Статьи 8 Конвенции применительно к решению о незамедлительной передаче М. под опеку.

3. Единогласно постановил, что нарушение Статьи 8 Конвенции применительно к решению об обычной передаче детей под опеку не имело места.

4. Единогласно постановил, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции в связи с непринятием надлежащих мер в целях воссоединения семьи.

5. Единогласно постановил, что не было установлено нарушения Статьи 8 Конвенции в отношении существующих ограничений на общение заявителей с детьми.

6. Единогласно постановил, что не имело места нарушение Статьи 13 Конвенции.

7. Единогласно постановил:

(a) что государство-ответчик обязано выплатить заявителям в течение трех месяцев:

(i) в качестве возмещения за моральный вред 40 000 (сорок тысяч) финских марок каждому, что в общей сумме составляет 80 000 (восемьдесят тысяч) финских марок;

(ii) в качестве компенсации судебных издержек и расходов 65 190 (шестьдесят пять тысяч сто девяносто) финских марок за вычетом 2 230 (две тысячи двести тридцать) французских франков и 2 871,54 Евро (две тысячи восемьсот семьдесят одно Евро и пятьдесят четыре цента), конвертированных в финские марки;

(b) что простые проценты по ставке 11% в год должны выплачиваться по истечении вышеуказанных трех месяцев вплоть до уплаты.

8. Единогласно отклонил остальные требования заявителей по справедливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге 12 июля 2001 г.

Секретарь-канцлер Суда

П.Махони

Председатель Суда

Л.Вильдхабер

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагаются отдельные мнения судей:

(a) совпадающее мнение судьи М.Пелонпяя, поддержанное Сэром Николасом Братца;

(b) частично несовпадающее мнение судьи Э.Пальм, поддержанное судьей Гойкуром Йорундссоном;

(c) частично несовпадающее мнение судьи Г.Ресса, поддержанное судьями В.Фюрман, Т.Панцыру и А.Ковлером;

(d) частично несовпадающее мнение судьи Д.Бонелло.

Совпадающее мнение судьи М.Пелонпяя, поддержанное сэром Николасом Братца

По всем пунктам данного дела я голосовал вместе с большинством. Однако я не согласен с доводами, послужившими основанием для признания нарушения в результате применения решений о незамедлительной передаче J. под опеку. Как указано в Постановлении, "как издание решения о незамедлительной передаче J. под опеку..., так и методы, использованные при претворении этого решения в жизнь, не были пропорциональными" (§ 168 Постановления). Несмотря на то, что я признаю обоснованной критику в отношении методов применения указанного решения я, тем не менее, не разделяю вывода о том, что само издание подобного решения нарушило Статью 8 Конвенции.

Хотел бы напомнить, что основания, по которым выносилось решение от 18 июня 1993 г. о незамедлительной передаче под опеку, по существу не отличались от оснований, на которых базировалось решение от 15 июля 1993 г. об обычной передаче под опеку, признанное Судом соответствующим Статье 8 Конвенции. Так, в качестве оснований для обоих решений указывались: серьезное заболевание К. и ее периодические, не поддающиеся контролю эмоциональные вспышки, которые могли бы травмировать ребенка и т.п. (см. §§ 24, 33). Дополнительной причиной для вынесения решения о незамедлительной передаче под опеку была срочность дела. Как усматривается из Постановления Суда, большинство судей не сочли срочность за аргумент, оправдывающий решение о незамедлительной передаче под опеку.

В связи с этим полагаю важным отметить, что Суд признал необходимость примененного к М. решения о его незамедлительной передаче под опеку, сославшись на то, что без такого решения ребенок мог бы в любой момент быть лишен безопасного существования, обеспечиваемого детским домом. Суд также обратил внимание на то, что данное решение имело ограниченное временное действие (см. § 169). Мне представляется, что подобные аргументы полностью и a fortiori частично могут относится# и к ситуации с J. Если бы решение о незамедлительной передаче под опеку не было вынесено, то никто не смог бы на законных основаниях помешать К., единственно имеющей опеку над J., забрать девочку с собой из больницы. Неустойчивое психическое состояние заявительницы могло в сложившейся ситуации повлечь опасные последствия для ее детей (см., например, § 167), и власти не могли не учесть возможность такого развития событий.

И действительно, большинство судей сошлись во мнении, что основания, приведенные властями Финляндии, были "уместными". Однако они не были признаны "достаточными" по ряду причин, в том числе в связи с тем, что "ситуация не была непредвиденной" (см. § 168). Данный вывод справедлив и не подлежит сомнению. Именно в силу того, что рождение ребенка было ожидаемым, власти решили принять меры предосторожности (см. § 22). Из Постановления Суда явствует, что решение о незамедлительной передаче под опеку соответствует Статье 8 Конвенции только в случае непредвиденной экстренной ситуации. В то же время позволю себе напомнить, что Суд признал обоснованным применение решения о незамедлительной передачи М. под опеку даже в отсутствие непредвиденной экстренной ситуации. Более того, в соответствии со статьей 18 Закона "Об охране детства" решение о незамедлительной передаче под опеку (kiireellinen huostaanotto, буквально означающее "срочную передачу под опеку") может применяться не только в отношении резко возникающих экстренных ситуаций, но и других срочных ситуаций, когда промедление могло бы подвергнуть ребенка опасности. Мне представляется, что власти, действуя в пределах усмотрения, пришли к разумному выводу о том, что сложилась именно такая срочная ситуация. До рождения ребенка решение о передаче его под опеку не могло даже рассматриваться, в то время как любое промедление после его рождения могло повлечь за собой указанные выше риски.

Когда речь идет о пропорциональности вынесенных решений о незамедлительной передаче под опеку, необходимо также помнить, что юридическим последствием данного решения было забрать J. из-под непосредственного контроля К., которая имела право решить вопрос о месте жительства J. и тому подобные вопросы. Практически решение о незамедлительной передаче J. под опеку воспрепятствовало К. забрать ребенка из больницы. Более того, решение о незамедлительной передаче J. под опеку само по себе не могло послужить законным основанием для ограничения общения К. со своим ребенком. Для такого ограничения было необходимо отдельное решение, которое было вынесено 21 июня 1993 г. и ограничивало лишь безнадзорные (а не любые) контакты между К. и детьми (см. § 27). В связи с этим мне сложно провести параллель между характеристикой, данной решению о незамедлительной передаче под опеку в целом (в отличие от метода применения указанного решения, явившегося "исключительно жестким" (см. § 168)), и единогласным мнением Суда о том, что решение об обычной передаче детей под опеку не нарушило статью 8 Конвенции. Тем более, что решение об обычной передаче под опеку имело, во всяком случае по ряду аспектов, более серьезные последствия для семейной жизни заявителей, чем имевшее временный характер решение о незамедлительной передаче под опеку.

Учитывая вышеизложенное, я не нахожу, что власти Финляндии превысили пределы усмотрения, придя к выводу о необходимости вынесения решения о незамедлительной передаче под опеку в целях защиты новорожденной. Я полагаю, что по причинам, упомянутым в § 167 Постановления, и с учетом обстоятельств дела власти обоснованно не привлекли заявителей к участию в принятии решения о незамедлительной передаче ребенка под опеку.

Однако, что, по моему мнению, составило нарушение Статьи 8 Конвенции, так это то, каким грубым методом было осуществлено решение от 18 июня 1993 г. Забрать ребенка у матери сразу же после родов с тем, чтобы поместить его в палату для новорожденных, вышло за пределы острой необходимости и не могло, даже в создавшейся сложной ситуации, рассматриваться как пропорциональное средство достижения законной цели, предусмотренной решением о незамедлительной передаче под опеку. Власти Финляндии не представили убедительных объяснений в оправдание того, что prima facie явилось чрезмерной реакцией персонала больницы на решение о незамедлительной передаче под опеку или же на письмо от 11 июня 1993 г. (см. § 22). Факт того, что персонал больницы стал причиной возникновения практических проблем, сделавших невозможным применение менее грубого метода исполнения решения о передаче под опеку (см. § 161), не может служить оправданием, освобождающим власти Финляндии от ответственности.

Довод властей Финляндии о том, что К. не препятствовали навещать девочку в палате для новорожденных, не может также считаться достаточным объяснением (см. § 161). Трудно ожидать, что лицо, находящееся в таком психическом и эмоциональном состоянии, как заявительница, захочет воспользоваться своим правом навестить ребенка по собственной инициативе. Поскольку нет информации о том, что запрашивались позитивные меры, направленные на облегчение общения между К. и J. сразу после рождения последней, теоретическому доступу К. к ребенку, находившемуся в палате для новорожденных, не должно придаваться большого значения при оценке ситуации с позиции Статьи 8 Конвенции.

В связи с изложенным я прихожу к выводу о том, что способ применения решения о незамедлительной передаче J. под опеку явил собой нарушение Статьи 8 Конвенции.

Частично несовпадающее мнение судьи Э.Пальм, поддержанное судьей Гойкуром Йорундссоном

Я голосовала вместе с большинством за отсутствие нарушения Статьи 8 Конвенции применительно к решению об обычной передаче М. и J. под опеку и к решению о незамедлительной передаче М. под опеку. Однако я не могу согласиться с большинством в том, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции применительно к решению о незамедлительной передаче J. под опеку.

Основной причиной для принятия решения о передаче детей под опеку послужило серьезное психическое заболевание матери, а также ее неспособность гарантировать здоровое развитие детей. В 1989 году К. был поставлен диагноз - шизофрения; ее неоднократно госпитализировали по причине психического расстройства. В то время как эти основания, по мнению большинства, были признаны уместными и достаточными применительно к решениям от 15 июля 1993 г. об обычной передаче М. и J. под опеку, а также к решению от 21 июня 1993 г. о незамедлительной передаче М. под опеку, они были признаны уместными, но, тем не менее, недостаточными для решения от 18 июня 1993 г. о незамедлительной передаче новорожденной J. под опеку.

Большинство судей сделало особой акцент на том, что сразу же после того, как мать родила J., последнюю незамедлительно перевели в палату для новорожденных той же больницы.

По мнению большинства, компетентные органы власти Финляндии должны были изучить возможность применения менее грубого вмешательства в семейную жизнь заявителей, прежде чем принимать и претворять в жизнь решение о незамедлительной передаче детей под опеку.

Подход, которого последовательно придерживался Суд в решении вопроса, состоит в том, что, осуществляя свою контрольную функцию, Суд не может ограничиться рассмотрением оспариваемых решений как таковых вне контекста данного дела в целом (см., inter alia, Постановление Европейского Суда по делу "Олссон против Швеции" (N 1) (Olsson v. Sweden) от 24 марта 1988 г., Серия А, N 130, § 68). Как указано в § 154 настоящего Постановления, Суд не должен подменять собой государственные органы в осуществлении их обязанностей по регулированию передачи детей под опеку государства и определению прав родителей, чьи дети были отданы под опеку, а скорее, Суду подлежит рассматривать через призму положений Конвенции решения, принятые государственными органами при осуществлении ими свободы усмотрения.

Я присоединяюсь к положению, закрепленному в § 155 Постановления, о том, что государственные власти располагают широкой свободой усмотрения при определении вопроса о необходимости передачи ребенка под опеку.

Суд в своих предыдущих Постановлениях по делам, касающимся передачи детей под опеку государства, соглашался с оценкой необходимости принятия решения о передаче под опеку, даваемой властями соответствующего государства. В данном Постановлении Суд впервые не разделил понимание компетентных государственных органов о необходимости принятых ими мер.

К. и ее семья с 1989 года находились в контакте с органами опеки и попечительства, а также с органами здравоохранения. С марта по май 1989 года К. с ее согласия поместили в больницу с диагнозом шизофрения. С августа по ноябрь 1989 года и с декабря 1989 года по март 1990 года ее госпитализировали по причине указанной болезни. В 1991 году и затем неоднократно в 1992 году К. помещали в больницу в связи с психозами. В период с 15 мая по 10 июня 1992 г. К. находилась на принудительном лечении. Как указывалось в медицинском заключении от 15 мая 1992 г., К. обнаруживала признаки паранойи и психоза. В марте 1993 года мать К. обратилась в органы опеки и попечительства с тем, чтобы сообщить, что состояние здоровья дочери вызывало у нее опасение. К., по информации матери, уничтожила ее (матери) свадебную фотографию и проколола глаза всем изображенным на фотографиях. С конца марта 1993 года по 5 мая 1993 г. К. находилась на добровольном лечении. 31 марта 1993 г. состоялась беседа между К., ее матерью, Т. и рядом работников органов опеки и попечительства и психического здравоохранения о возможном вмешательстве властей в воспитание М. В мае 1993 года было принято решение поместить М. в детский дом.

Когда решения о незамедлительной передаче J. под опеку было вынесено и сразу же, т.е. 18 июня 1993 г., претворено в жизнь, компетентные органы власти Финляндии уже с 1989 года вели наблюдение за семьей К. и оказывали ей поддержку. Указанные органы бесчисленное количество раз общались с заинтересованными в данном деле лицами и, таким образом, были достаточно компетентны для того, чтобы определить меры, которые необходимо было предпринять в интересах детей. Власти были готовы сразу же при возникновении ситуации вынести решение о незамедлительной передаче детей под опеку, однако они ждали до тех пор, пока не пришли к выводу о том, что такое решение было необходимым, чтобы новорожденная не пострадала. В качестве оснований для решения о незамедлительной передаче под опеку, приведенных властями, указывалось серьезное заболевание К. и ее периодические, не поддающиеся контролю, эмоциональные вспышки, а также тот факт, что психическое состояние К. не было стабильным в последние месяцы беременности и что здоровью ребенка грозит опасность в случае, если К. узнает о намерении поместить ребенка под опеку государства. Наряду с этим указывалось, что отец ребенка не способен гарантировать нормальное развитие и безопасность J.

Даже если, обращаясь к той ситуации, покажется слишком суровым разлучить новорожденного ребенка с матерью, тем не менее, в тот момент власти были вынуждены принять незамедлительное решение, поскольку существовал риск оставить ребенка с психически нездоровой и абсолютно непредсказуемой матерью, которая могла, в случае непринятия решения, в любой момент покинуть больницу вместе с ребенком.

С учетом указанных обстоятельств, а также принимая во внимание свободу усмотрения, я полагаю, что власти Финляндии имели обоснованное право предположить, что необходимо было незамедлительно передать J. под опеку.

В первую очередь, спустя много лет сложно сказать, могли ли и должны ли были власти Финляндии действовать иным образом применительно к незамедлительному решению, которое они были вынуждены безотлагательно претворить в жизнь. Один только этот факт свидетельствует в пользу более осторожного подхода к рассмотрению вопроса о действиях властей Финляндии. Важно особо подчеркнуть, что суть решения о незамедлительной передаче под опеку состоит в том, чтобы немедленно принять необходимые меры во избежание возникновения вреда. Властям, от которых требуется принятие немедленного решения, почти не остается времени для размышлений о возможности более легких мер ввиду того, что ситуация складывается таким образом, что время имеет большее значение. По моему мнению, Суду необходимо быть более чутким к реальным дилеммам, возникающим перед властями в ситуации, когда необходимо принятие экстренных мер. Если ничего не предпринимать, то существует реальная угроза того, что ребенку будет причинен вред, а власти будут признаны ответственными за то, что вовремя не вмешались. В то же время, если принимаются защитные меры, то власти, вероятно, будут обвинены в недопустимом вмешательстве в право на уважение семейной жизни. Я полагаю, что признание подобной дилеммы служит поддержкой и оправданием широкого применения свободы усмотрения в этой сфере, позволяющей определить, что есть благо для ребенка, подвергшегося угрозе. Мне представляется, что Суд должен быть особенно предусмотрительным в тех случаях, когда права ребенка подвергаются опасности. И действительно, если Суд не будет проявлять особую предусмотрительность, то это не только создаст сложности на пути осуществления властями государства свободы усмотрения при попытке защитить интересы детей, но и приведет к такой ситуации, когда дети подвергнутся опасности.

В заключение отмечу: мнение Суда о том, что принятые меры явили собой нарушение Статьи 8 Конвенции, выходит за пределы надзорной функции Суда, которой в такого рода ситуации он располагает в соответствии с положениями Конвенции.

Частично несовпадающее мнение судьи Г.Ресса, поддержанное судьями В.Фюрман, Т.Панцыру и А.Ковлером

К моему великому сожалению, я не разделяю мнения большинства в отношении того, что не имело место нарушения Статьи 8 Конвенции применительно к решению о незамедлительной передаче М. под опеку.

1. Необходимо напомнить, что 3 мая 1993 г. М. - сын К. - был с добровольного согласия родителей помещен в детский дом сроком на три месяца в результате буйного поведения К. и проявления у М. признаков агрессивного поведения (см. выше §§ 16-20). Даже если в поведении М. в детском доме сразу не наметился прогресс (см. выше § 21), не существовало никаких серьезных изменений, которые могли бы послужить оправданием для принятия в отношении его также решения от 21 июня 1993 г. о незамедлительном помещении под опеку (см. выше § 25). Решение о незамедлительной передаче М. под опеку, как и решение о незамедлительной передаче под опеку новорожденной J., не имело под собой особых оправдывающих его обстоятельств.

2. Прежде чем органы публичной власти прибегнут к крайним мерам в таких деликатных вопросах, как решения о передаче под опеку, необходимо точно установить грозящую опасность, которая является непременным условием для принятия решения о незамедлительной передаче под опеку. Если все же существует возможность выслушать родителей ребенка и обсудить с ними необходимость принятия подобной меры, не может быть и речи о предпринятии крайних действий.

М. не грозила опасность, так как он уже находился в детском доме. Вся процедура создает впечатление coup deforce (акта насилия). С учетом обстоятельств подготовка решений об обычной передаче под опеку с участием родителей было бы разумным и полностью удовлетворяющим сложившуюся ситуацию выходом.

3. Нет сомнений в том, что, как подчеркнули власти Финляндии, М. нуждался в безопасной и стабильной среде для нормального развития, однако при этом способ обеспечения такой безопасности и место, куда М. собирались поместить, могли бы быть определены в соответствии с обычной процедурой с участием родителей - К. и Т. Очевидно, что когда речь идет о явной опасности, участие родителей не требуется, однако в отношении М. никакой видимой опасности не наблюдалось, поэтому участие родителей в процессе принятия решения было необходимым, что не означало, что претворение решения о передаче под опеку станет невозможным. Я не нахожу, что применение обычной процедуры в отношении М. нанесло бы последнему ущерб. Причины, по которым большинство судей пришли к выводу об отсутствии необходимости применения в отношении J. решения о незамедлительной передаче под опеку (см. выше § 168), по моему мнению, относятся a fortiori и к М. Не было оснований не применить к детям обычную процедуру помещения под опеку. Не существовало также и критической ситуации, когда К. и J. находились в больнице, а М. - в детском доме. Далее необходимо принять во внимание, что родители добровольно поместили М. в детский дом. Нет информации о том, что родители планировали изменить свое намерение оставить М. в детском доме или, в случае необходимости, передать под особый уход. Действия по принятию решения о незамедлительной передаче М. под опеку усугубили и без того жесткие меры, принятые властями в отношении J. и ее матери. Факт того, что М. могли в любое время забрать из безопасной среды детского дома (см. § 169), не может служить оправданием для принятия мер по незамедлительной передаче под опеку. Эта опасность существовала задолго до добровольного помещения родителями М. в детский дом. В этой связи мне непонятно, почему вдруг сочли, что появилась опасность. Я также не могу согласиться с доводами Суда о том, что неучастие К. и Т. в процессе принятия решения было бесспорным и преследовало цель не спровоцировать кризисную ситуацию в семье накануне значительного события - появления J. на свет. Как Т., так и К. были даже в большей степени вовлечены в процесс принятия решения после утверждения мер о незамедлительной передаче детей под опеку в связи с обжалованием последних. Таким образом, этот довод контрпродуктивен. Наряду с этим аргумент о том, что действие решения было ограничено 14 днями, не оправдывает действий крайней необходимости ввиду отсутствия опасности. В действительности, это не было действиями крайней необходимости, а лишь подготовительными действиями для принятия решений об обычной передаче под опеку, однако законодательство Финляндии не предусматривает подобную "подготовительную стадию" для решений об обычной передаче под опеку.

4. Более важная составляющая данного вопроса связана с обзором толкования и применения понятий опасности и крайней необходимости применительно к решениям о передаче под опеку. Где границы возможного контроля по данному вопросу над судами государства по Статье 8 Конвенции? Когда становится очевидным, что никакой опасности не существует, а речь идет лишь о "возможности" отказа от разрешения оставить М. в детском доме, и если при этом отсутствуют фактические данные о намерении родителей пересмотреть свое решение, то становится явным, что нет достаточной фактической основы для вывода, сделанного органами власти и судами Финляндии. Именно по этой причине Страсбургскому Суду было необходимо выполнить свою контрольную функцию.

Частично несовпадающее мнение судьи Д.Бонелло

1. Суду, среди прочего, предстояло определить два момента: во-первых, нарушило ли решение о незамедлительной передаче ребенка под опеку сразу по его рождении право заявителей на семейную жизнь, и, во-вторых, явилось ли непринятие властями должных мер по воссоединению семьи нарушением права заявителей на семейную жизнь. Суд единогласно признал, что по второму пункту Финляндия нарушила право заявителей на семейную жизнь. Я голосовал за признание этого нарушения. Однако я не нахожу нарушений ни в связи с составлением решения о незамедлительной передаче новорожденной под опеку, ни в связи с тем, каким образом это решение было осуществлено.

2. Органы Финляндии по защите прав ребенка оказались перед мучительным выбором: либо действовать так, что вред мог быть нанесен матери, либо так, что вред мог быть нанесен ее ребенку. Это был не самый простой выбор. Менее тягостно выбирать между хорошим и плохим, чем между плохим и худшим.

3. Заявительница имеет целый букет психических заболеваний. С 1989 года она неоднократно, по доброй воли и принудительно, подвергалась госпитализации с диагнозом шизофрения, "атипичный и неопределимый психоз"; в последующих записях психиатра значилось, что она страдает паранойей и психозами.

4. Мать заявительницы описала состояние психического здоровья своей дочери как "крайне плохое"; К. уничтожила семейные фотографии и "проколола глаза" всем изображенным на свадебной фотографии ее матери. История болезни К. содержит эпизоды аномальной агрессии.

5. Сразу после рождения ребенка сотрудники больницы перевели его в палату для новорожденных. Одновременно в больницу поступило решение о незамедлительной передаче ребенка под опеку по следующим основаниям: "психическое состояние К. было нестабильным в последние месяцы беременности"; "здоровье ребенка подвергнется опасности, если мать (заявительница) узнает о намерении поместить ребенка под опеку государства"; "отец новорожденной не может гарантировать развитие и безопасность последней" и, в заключение, "серьезное заболевание и случающиеся бесконтрольные эмоциональные вспышки матери (заявительницы) могут причинить детям вред".

6. Даже после рождения ребенка у заявительницы наблюдались различного рода психические рецидивы и "агрессивные и не поддающиеся контролю смены настроения".

7. В определенный период времени у заявительницы имелось трое детей, каждый из которых был от разных отцов (дочь Р., сын М. и еще одна дочь J.). В 1992 году по решению суда заявительница была лишена родительских прав над Р.; ее сын М. стал жертвой серьезных психических нарушений, испытывая ко всем "ненависть" и "угрожая всех убить", он также был помещен под особую опеку. Настоящее мнение относится исключительно к младшему ребенку J., которую забрали органы опеки и попечительства сразу после ее рождения.

8. Я бы не стал ставить под вопрос мнение большинства о том, что отлучение ребенка от матери сразу же после рождения является "исключительно жесткой" мерой. Сложно представить для матери большей эмоциональной катастрофы. Однако вопрос не в том, была ли эта мера "исключительно жесткой", а в том, можно ли было ее избежать.

9. Суд неоднократно подтверждал догму, заключающуюся в том, что в ситуации конфликта интересов высшими являются интересы ребенка.

10. Власти Финляндии оказались в ситуации, в которой беззащитный новорожденный мог оказаться во власти лица, находящегося в неотступном плену рецидивного психоза; лица, предсказуемой чертой которого являлась его непредсказуемость; лица, которому не поддающиеся контролю реакции были также свойственны, как и вспышки насилия. Интересы (если, конечно, это слово сохраняло какой-либо смысл) девочки не были бы соблюдены, если бы ее вверили под ответственность невменяемого лица. Иногда абсолютно "нормальные" матери, находясь в состоянии послеродовой травмы, оборачивали свои материнские инстинкты во вред своих детей. Почему подобное развитие событий не исключается, когда речь идет о нормальных матерях, и не учитывается, когда рассматривается ситуация с полными психопатами? Я полагаю, что это требует разъяснений.

11. Большинство пришло к выводу о том, что имело место нарушение Конвенции, так как "на компетентных государственных органах лежит обязанность по изучению возможности применения в этот решающий момент для родителей и ребенка менее грубого вмешательства в их семейную жизнь". Иными словами, власти должны были прибегнуть к другим вариантам. Было бы весьма полезно, если бы большинство указало, к каким конкретно вариантам.

12. Я полагаю, что органы опеки и попечительства Финляндии оказались перед мучительной альтернативой, при этом они поступили здраво, разумно, доступным им способом, достигнув баланса между причиненным злом и предотвращенным злом. Те, кто предпочел поместить ребенка под опеку с целью предупреждения вреда, были признаны нарушителями прав человека. Мне любопытно, как бы большинство стало величать власти Финляндии, если бы ребенок был оставлен с заявительницей и ему был бы причинен вред? Если бы я, как и власти Финляндии, оказался перед выбором поступить жестко по отношению к матери или по отношению к ребенку, я знаю, что бы я предпочел сделать.

------------------------------

* Перевод А.Дерковской.

** По всей видимости, в текcте Постановления Суда содержится опечатка, и речь идет о 27 апреля 2000 г. - дате вынесения указанного Постановления. - Прим. переводчика.