Приложение

к Постановлению по делу Кипр против Турции

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Суда к данному Постановлению прилагаются нижеследующие особые мнения:

(a) частично несовпадающее мнение Э.Пальм, к которому присоединились К.Юнгвирт, Э.Левитс, Т.Панцыру, А.Ковлер и С.Маркус-Хельмонс;

(b) частично несовпадающее мнение Ж.-П.Коста;

(d) частично несовпадающее мнение С.Маркуса-Хельмонса.

Частично несовпадающее мнение судьи Э.Пальм, к которому присоединились судьи К.Юнгвирт, Э.Левитс, Т.Панцыру, А.Ковлер и С.Маркус-Хельмонс

Разделяя большую часть выводов, сделанных Судом в отношении этого сложного дела, одновременно считаю своим долгом выразить мое несогласие по одному из самых важных вопросов - имею в виду то значение и важность, которую придал Суд проблеме существования системы средств правовой защиты, действующей на территории "ТРСК". Считаю, что подход Суда к этому вопросу столь ошибочен, что бросает тень на состоявшееся решение в целом. По причинам, которые приводятся ниже, все сложилось особенно неудачно, если учесть, что у Суда была реальная возможность выполнить поставленную перед ним задачу, избегая таких осложнений, и в манере, которая наилучшим образом отвечала установленным принципам и прецедентному праву.

В своем Постановлении по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 18 декабря 1996 г. (по существу) (Reports of Judgements and Decisions, 1996-VI) Суд постановил, что статья 159 известного основополагающего Закона должна считаться не имеющей законной силы с учетом отказа всего международного сообщества признать "ТРСК" государством в соответствии с международным правом. Суд "не считает желательным, если не сказать необходимым... вдаваться в общую теоретизацию относительно законности законодательных и административных актов "ТРСК" (p. 2231, §§ 44-45). Вполне очевидно, что Суд всячески стремился ограничить свою аргументацию тем пределом, который был необходим для вынесения Постановления по делу, которое он рассматривал, а также избежать особо непроходимых дебрей, способных завести в деликатную сферу "законности" актов "стоящего вне закона" режима. Мое твердое убеждение состоит в том, что, если говорить о нынешнем деле, Суду стоило бы с такой же осторожностью избегать того, чтобы не вдаваться в теоретизирование общего характера относительно законности и эффективности средств правовой защиты в "ТРСК", особенно если эта теория должна была быть выстроена на основе минималистских соображений Международного Суда, отраженных в его Консультативном заключении по Намибии, которое данный Суд счел уместным и возможным не интерпретировать и не развивать больше, нежели это было необходимо.

Правильность подобной линии на рассудительную сдержанность в этом отношении может быть подтверждена тремя основными соображениями. Во-первых, любые рассуждения о средствах правовой защиты выводят на очевидную трудность, заключающуюся в том, что вся судебная система в "ТРСК" наделена юридическими полномочиями, которые вытекают из конституционных положений, законность которых Суд признать не может - по тем же самым причинам он не может признать статью 159 Конституции "ТРСК" касательно дела "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) - без того, чтобы наделить в определенной степени легитимностью государственное образование, признать которое международное сообщество отказалось. Никакой международный суд не может считать себя вправе не принимать во внимание установившуюся в различных государствах практику в этом отношении или неоднократные призывы международного сообщества не допустить беспрепятственного обретения таким образованием государственности. Во-вторых, Суд не может рассматривать вопрос о средствах правовой защиты в "ТРСК" отвлеченно, в вакууме, как если бы это образование являлось обычной Договаривающейся Стороной, когда можно считать, что суды "созданы на основании закона" или что судьи независимы и беспристрастны (доказательств обратного нет). Наделение законной силой средств правовой защиты не иначе как заставляет Суд определиться относительно того, были ли упомянутые суды "созданы на основании закона", а это как раз то, чего Суду следовало бы избежать, если он намерен придерживаться мнения о незаконном статусе режима "ТРСК" и обнародованной позиции международного сообщества. Верно и то, что понятие "созданный на основании закона" является независимым или автономным. Вместе с тем, Суд должен делать все возможное, чтобы не оказаться в положении, когда по предположительно оправданным причинам, возникает соблазн вывести некую законность из сопряженной с незаконностью ситуации. В-третьих, Суд должен постоянно помнить о том, что сама Турция не настаивает на том, что обсуждаемые "средства правовой защиты" являются турецкими средствами правовой защиты, коль скоро основная направленность ее аргументации в данном споре состоит в том, что "ТРСК" является независимым государством, которое ответственно за деятельность его собственной правовой системы. Суд, таким образом, сталкивается с парадоксом, который заключается в том, что в своих выступлениях и представляемых материалах государство-ответчик продвигает "средства правовой защиты", которые предположительно принадлежат не к ее собственной, а к иной правовой системе. Искусственность такого подхода, который отражает реальность, состоящую в том, что "ТРСК" не располагает позициями в международном сообществе или, как это есть на деле, в Суде, и что "ТРСК" признается одной лишь Турцией, сама по себе должна побудить Суд проявить крайнюю осторожность перед тем, как выносить Постановление по статусу таких "средств правовой защиты", руководствуясь при этом положениями Конвенции.

Конечно, я согласна с тем, что, даже при всей незаконности, в интересах населения следовало бы создать в какой-то форме судебную систему для решения основных повседневных спорных вопросов и проблем каким-то уполномоченным на это органом. Более того, не следует исключать, что решения таких судов, особенно по гражданским делам, - развод, оформление опекунства, контракты и тому подобное - могли бы признаваться судами других стран. Такое признание имело место время от времени, особенно после окончания периода беззакония. Вместе с тем, именно в силу важности таких судебных решений для местного населения - если ситуация позволяет прибегать к таковым - любой международный суд должен категорически воздерживаться от того, чтобы безрассудно пускаться в рассмотрение их законности, если в этом нет острой необходимости. Любой другой подход может, в конечном итоге, нанести вред пользе de facto такой системы. Например, вывод о "незаконности" может заставить отказаться от использования такого способа урегулирования споров. Аналогичным образом, Постановление в поддержку правомерности таких судебных решений, как это сделано при вынесении Постановления по данному делу, может привести к тому, что законное киприотское правительство обратится с призывом, чтобы греко-киприотская община избегала обращаться за подобной правовой помощью, дабы не компрометировать признанное международным сообществом обвинение в незаконности таких действий. Суд не должен безоглядно и тотчас же полагать, что он действует во благо местного населения, рассуждая о легальности таких судебных решений.

Мне, однако, сразу же хотелось бы подчеркнуть, что из моего согласия с полезностью местной судебной системы вовсе не вытекает, что Суд должен требовать от заявителей из северной части Кипра, обращающихся с жалобами о нарушениях прав человека, исчерпания этих возможных средств устранения нарушений - или тех, что Суд считает эффективными - до обретения им полномочий по рассмотрению этих жалоб. Эпизодическое признание иностранными судами - это одно дело. Требование об исчерпании - совсем иное дело. Требовать от тех, кто подвергнут лишениям, свойственным оккупированной территории, обращаться в вышеупомянутые суды в качестве предварительного условия для того, чтобы их жалобы в отношении нарушений прав человека были рассмотрены этим Судом, представляется абсолютно нереалистичным в условиях очевидного и оправданного отсутствия доверия к такой системе отправления правосудия.

В нынешнем своем Постановлении Суд неосмотрительно занимается разработкой общей теории использования средств правовой защиты в "ТРСК", базируясь на коротких ссылках Международного Суда в его Консультативном заключении по Намибии (см. §§ 89-102), и приходит к общему заключению в § 102 о том, что "в рамках бывшей Статьи 26..., средства правовой защиты, доступные на северном Кипре, могут рассматриваться как "внутренние средства правовой защиты государства-ответчика". Тут возникают два главных осложнения. Первое состоит в том, что такая теория, в разрезе нынешнего дела, вовсе не является необходимой, поскольку Суд не отвергает ни на одном из этапов жалобу, в соответствии с бывшей Статьей 26, по причине не исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты! Он ограничивается использованием таких соображений опосредованно, при рассмотрении вопроса об эффективности средств правовой защиты под углом зрения Статьи 13 и проблемы терпимости официальных властей как составной части концепции административной практики. Таким образом, пятый пункт рабочих соображений по вопросам предварительного характера не является необходимым и носит излишне широкий характер.

Более важно то, что столь общий вывод выливается в качестве прямого следствия в то, что Европейский Суд по правам человека может признавать как имеющие законную силу решения судов "ТРСК" и, стало быть, те положения известной Конституции, которые определяют существование упомянутой судебной системы. Подобное признание, вопреки постоянным заявлениям Суда абсолютно обратного характера, могут лишь служить размыванию той твердой позиции, которую заняло международное сообщество, которое, в свою очередь, с трибуны Совета Безопасности ООН объявило провозглашение государственности "ТРСК" "незаконным с правовой точки зрения" и которое твердо отказывалось и отказывается признать "ТРСК". Это также расходится с той позицией, которую занял Комитет Министров Совета Европы (см. § 14 данного Постановления и §§ 19-23 Постановления Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) и пунктами различных резолюций, призывающих государства "не способствовать и никоим образом не помогать незаконному сепаратистскому образованию" (см., в частности, §§ 20 и 23 Постановления Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey). Мне представляется, что любой международный суд должен быть крайне осторожен и должен сто раз подумать, прежде чем занять позицию, которая твердо противостоит самой сути международной практики, особенно когда это вовсе не обязательно для вынесения решения по делу, который он рассматривает. Та осторожная позиция, которая была занята Судом и нашла отражение в § 45 его Постановления по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey), и есть красноречивый пример мудрости такого подхода.

Остается лишь объяснить, почему нет необходимости в том, чтобы Суд выражал какое-либо мнение относительно правового значения тех средств правовой защиты, что имеются на северном Кипре, чтобы вынести решение по данному делу. Я предлагаю в этом контексте рассмотреть жалобы, касающиеся вопроса о том, принял ли Суд во внимание существование средств правовой защиты, чтобы сделать свое заключение, а именно те, что подпадают под Статьи 6 и 13 в отношении греко-киприотской общины в северной части Кипра (§§ 233-240 и 324 Постановления Суда), жалобы, касающиеся политических диссидентов из числа турков-киприотов и цыган (§§ 342-353 Постановления Суда) и предполагаемого нарушения Статьи 13 в отношении этих жалоб (§§ 378-383 Постановления Суда).

1. Статьи 6 и 13

Суд выносит решение о том, что не было установлено нарушение Статьи 6 "по причине предполагаемой правоприменительной практики" в том, что касается известного заявления о том, что некоторым представителям проживающего в анклаве греко-киприотского населения было отказано в их праве на гражданские права и обязанности, определенные независимыми и беспристрастными судами, созданными на основании закона (§§ 233-240 Постановления Суда). Поступая так, Суд подтвердил вывод Комиссии в отношении фактов, касающихся того, что в правовой системе "ТРСК" не было ничего, что могло бы вызвать сомнения относительно независимости и беспристрастности судей, и что суды функционировали на основании внутреннего права "ТРСК".

Помимо осложнений, связанных с признанием существующей в "ТРСК" системы, о которых я упоминала выше, принятое решение не стыкуется с общими выводами Суда о многочисленных серьезных нарушениях положений Конвенции (Статьи 3, 9, 10 Конвенции и Статей 1 и 2 Протокола N 1) в отношении проживающей в анклаве греко-киприотской общины. Суд согласен с тем, что проживающие в анклаве греки-киприоты "вынуждены жить во враждебном окружении, в котором едва возможно вести нормальную частную и семейную жизнь" (§ 300). Суд также устанавливает, что это население является жертвой дискриминационного и унижающего человеческое достоинство обращения по признаку этнического происхождения, расы и религии и что его представители вынуждены жить, "будучи изолированными и ограниченными в передвижениях, под контролем и без перспективы на обновление и развитие своей общины" (§ 309). Если отставить правовую составляющую упомянутых выводов, то Суд согласен с общей картиной вырождающейся и стареющей общины, которая подвергалась и подвергается существенному ущемлению гарантируемых Конвенцией прав ее членов под флагом политики этнического разделения. Более того, Суд согласен с мнением Генерального Секретаря ООН о том, что практикующиеся ныне ограничения неизбежно приведут к тому, что эта община прекратит свое существование (§ 307).

В таком контексте реально ли говорить о том, что члены этой общины имеют доступ к судам в том, что касается рассмотрения их гражданских исков и претензий? Имеет ли под собой основание предположение о том, что там реально существует рай, готовый принести юридическое облегчение и способный защитить права этого пребывающего на осадном положении населения вопреки существованию проводимого официальными кругами курса на ограничения и угнетение? Мне бы очень хотелось поверить, что суды могут и будут действовать в этом направлении, однако в отсутствие существенных доказательств обратного - помимо нескольких положительных решений по делам, связанным с нанесением личного вреда или нарушением владения* - опыт и здравый смысл подсказывают, что суды в такой ситуации беспомощны. Нужно также помнить, что в течение рассматриваемого периода членам общины не позволяли удаляться от своих домов более чем на три мили, - факт, который едва ли может вызвать желание обратиться в суд для урегулирования спорных вопросов. Вот таким образом, вполне естественно и предсказуемо, сложилось положение дел, при котором население не может на деле воспользоваться услугами существующей судебной системы.

Суд должен принять во внимание сложившийся юридический и политический контекст, в котором предоставляются средства правовой защиты, а также личные обстоятельства заявителей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey) от 16 сентября 1996 г., Reports, 1996-IV, p. 1211, § 69). В духе обычно практикуемого им подхода Суду следует сделать вывод о том, что там, где существует практика несоблюдения положений Конвенции при проведении государством определенного политического курса, средства правовой защиты будут носить, как следствие, незаинтересованный, неполный или бесполезный и бесцельный характер (см., mutatis mutandis, отчет Комиссии по "Греческому делу" ("Greek case"), Yearbook 12, p. 194). Подобное заключение было бы применимо к поданной в соответствии со Статьей 13 жалобе относительно предполагаемого вмешательства со стороны частных лиц в права греков-киприотов на северном Кипре. И, наконец, трудно понять, о какой пользе для местного населения можно говорить - в активно используемых выражениях, которые задействованы в Консультативном заключении по Намибии, - требуя от членов упомянутых общин исчерпания предоставляемых "ТРСК" внутренних средств правовой защиты до рассмотрения настоящим Судом их жалоб в отношении нарушения прав человека.

В заключение Суду следует установить нарушение этого положения, которое неизбежно вытекало бы из его общей оценки положения этой части населения и оставило бы открытыми все вопросы, имеющие отношение к правовой системе "ТРСК".

2. Жалобы, касающиеся положения политических оппонентов из числа турок-киприотов, а также цыган

Суд отвергает обвинения, связанные с существованием административной практики нарушения прав вышеупомянутых категорий населения. Я считаю полезным напомнить, что концепция административной практики в прецедентном праве, к которому прибегают действующие в рамках Конвенции органы, содержит в себе два определенных и всеобъемлющих элемента: во-первых, многократность или "накопление идентичных или аналогичных нарушений, которые в достаточной мере многочисленны и взаимосвязаны, чтобы представлять собой не просто отдельные, разрозненные случаи или исключения, а какую-то схему или систему" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Серия А, N 25, p. 64, § 159). Эта концепция включает в себя вопрос об определенном "попустительстве на официальном уровне" со стороны государственных властей на том основании, что "это немыслимо, чтобы высшие эшелоны власти государства не знали или не могли знать о существовании подобной практики" (там же). Более того, в соответствии с Конвенцией эти власти несут самую строгую ответственность за действия своих подчиненных; им вменено в обязанность следить за выполнением проводимого ими курса их подчиненными и не прятаться за их спину, приводя в качестве отговорки их неспособность обеспечить такое выполнение" (там же)**. Суд соглашается с выводами Комиссии относительно того, что имеющиеся факты не подтверждают обвинений в широкомасштабном и повсеместном вмешательстве в права представителей этих групп населения (§§ 342-353). Соответственно, можно сказать, что одна из составляющих административной практики - а именно, многократность действий - налицо. Сделав такой вывод, необходимо двигаться дальше и постановить, что представители этих групп населения не прибегали к средствам правовой защиты, как это сделал Суд в § 352 настоящего Постановления. Можно предположить, хотя об этом не было заявлено дословно, что Суд сделал ссылку на средства правовой защиты в подобном контексте с целью показать, что другая составляющая административной практики, а именно, терпимость или попустительство, отсутствовала. Однако, чтобы сделать вывод о том, что такая практика не имела места, достаточно отсутствия одного из требований, а в данном деле такой факт присутствует. И опять, Суд неосмотрительно заходит дальше, нежели строго необходимо, чтобы сделать вывод, который он сделал.

3. Статья 13 в части, касающейся жалоб турецко-кипрской общины

Суд также соглашается с выводами Комиссии относительно утверждения второстепенного характера о том, что существует возможность использования средств правовой защиты в судах "ТРСК" в отношении лишений, испытываемых противниками режима и представителями цыганской общины (§§ 378-383). Тут можно поставить под сомнение, после имевшего ранее место отклонения известных обвинений в приверженности административной практики нарушения прав упомянутых групп населения, какую-либо необходимость рассмотрения тогда вопроса о том, существовала ли практика отказа этим группам в средствах правовой защиты. Мне представляется, что этим вопросом следует заняться только при условии, если представленные в подтверждение такой практики доказательства дают основания говорить о существовании такой практики. Даже если бы они и давали такие основания, то я считаю, что государство-ответчик несет бремя предъявления сведений, со ссылкой на дела, по которым решения состоялись, относительно того, что эти группы населения имели реальную возможность возбуждать иски и выигрывать дела. При той политической ситуации, что сложилась в "ТРСК", я вовсе не уверена в том, что по причинам, аналогичным тем, что изложены выше в контексте Статьи 6, существующая судебная система в состоянии предоставить или ей будет дозволено предоставить средства правовой защиты диссидентам, которые ставят под сомнение политику разделения по этническому признаку, на которую опирается настоящее образование, или обнищавшим цыганам, пребывающим на задворках гражданского общества.

Соответственно, проблема средств правовой защиты могла бы быть также обойдена в подобном контексте либо с помощью вывода об отсутствии необходимости рассматривать Статью 13, или, в качестве альтернативы, путем установления факта нарушения этого положения на основе неэффективности средств правовой защиты, одновременно оставив открытым вопрос об их законности.

Вывод

Было неосмотрительно со стороны Суда следовать проторенной Комиссией дорогой, т.е. заниматься разработкой общей теории в отношении законности применения и эффективности средств правовой защиты в "ТРСК".

Быть может, было упущено из виду несогласие между Комиссией и Судом по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) в том, что касается подхода к вопросам, связанным с продолжающейся оккупацией северного Кипра Турцией. Верно то, что при таком политическом раскладе Суд мог позволить себе руководствоваться известным твердым (и неумолимым) подходом, который до сегодняшнего дня исповедовался международным сообществом. Как показано выше, тот подход, которого придерживался Суд, не был необходимым для вынесения решений по проблемам, затронутым в данном деле. В межгосударственном деле, где возникают вопросы, влекущие за собой последствия для международного сообщества в целом с точки зрения отношений этого сообщества с обеими заинтересованными сторонами и Судом, следовало бы отпустить поводья сдерживающей силы права, как это предлагал сделать Суд в своих ремарках, содержащихся в Постановлении по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey), упоминавшееся выше. Я очень сожалею о том, что в нынешнем деле не была соблюдена аналогичная мера осторожности.

Частично несовпадающее мнение судьи Ж.-П.Коста

1. Есть только два пункта (примерно из пятидесяти оперативных положений), по которым я не согласен с большинством (в том, что касается либо аргументации или сделанных выводов). Эти пункты относятся к дискриминации по признаку религии против проживающих в районе Карпаса греков-киприотов и нарушениям прав человека турко-киприотской цыганской общины.

2. Что касается первого пункта, то я четко представляю себе, почему большинство, установив нарушение Статьи 3 Конвенции в отношении карпасских греков-киприотов, не посчитало необходимым рассмотреть вопрос о том, имело ли также место нарушение Статьи 14 в совокупности с другими положениями.

3. Вместе с тем, я недоволен тем, что это заключение, как было решено, применимо к Статье 14 в совокупности со Статьей 9. Если говорить об общих принципах, то запрещение дискриминации, как об этом упоминается в Статье 14, не представляется мне чрезмерным просто по причине вывода о том, что гарантированное Конвенцией право было нарушено. Например, при принятии Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шассано и другие против Франции" (Chassagnou and Others v. France), по жалобам NN 25088/94, 28331/95 и 28443/95, ECHR 1999-III) (тогда я оказался в меньшинстве, но это уже отдельный вопрос), Суд без колебаний определил нарушение Статьи 11 Конвенции и Статьи 1 Протокола N 1, как по отдельности, так и в совокупности со Статьей 14 Конвенции. Для населения, проживающего в анклаве и на острове, разделенном, помимо прочего, по признаку религии, и лишенного свободы передвижения, свобода исповедовать свою религию, как мне представляется, является одной из наиболее важных свобод, которая, как это есть в данном случае, была нарушена. Лично я не вижу ничего нелогичного, при таких обстоятельствах, в установлении нарушений Статьи 9, а также Статьи 9 в совокупности со Статьей 14.

4. Вероятно, можно возразить против того, что в данном случае напрашивается установление факта дискриминационного обращения, причем в достаточно серьезной степени, чтобы расценивать как бесчеловечное и унижающее человеческое достоинство обращение, запрещаемое Статьей 3. Возможно, но я не уверен, что эта Статья должным образом охватывает все и покрывает все возможные нарушения. Конвенция представляет собой нечто целое, но это вовсе не значит, что установление одного нарушения Конвенции освобождает Суд от обязанности рассмотреть вопрос, а были ли еще другие нарушения, за исключением случаев, когда все жалобы основаны на одних и тех же фактах.

5. Что касается турок-киприотов цыганского происхождения, то Суд в § 352 пришел к выводу о том, что не был установлен факт существования практики отказа в защите их прав. Однако Комиссия выявила многочисленные нарушения этих прав и акцентировала внимание на особо серьезных случаях (см. § 54 Постановления Суда). Не отвергая такого вывода, Суд просто использовал тот факт, что потерпевшие не прибегали к средствам правовой защиты в местных судах. Следует, однако, проводить различие между нарушением прав и свобод потерпевших, что неоспоримо, и тем обстоятельством, что правильно они поступили или нет - потерпевшие не верили в то, что обращение в суд реально и может быть эффективным? Более того, следует ли их нежелание (или отсутствие возможности) обратиться в суд приравнивать к отсутствию доказательств существования определенной административной практики, что в любом случае очень трудно доказать и что только в отдельных и немногочисленных случаях было отражено в Постановлениях Суда как доказанное?

6. Мне представляется, Суду было бы проще согласиться с выводами Комиссии и квалифицировать данные факты как нарушение прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней. По этой причине я не голосовал в пользу этого действующего положения.

7. Что касается остальной части, то я всецело согласен с основаниями и постановляющими положениями этого важного решения.

Частично несовпадающее мнение судьи Фуада

1. Я голосовал против принятого большинством членов данного Суда заключения о том, что в течение длительного времени имело место нарушение Статьи 1 Протокола N 1 государством-ответчиком в силу того обстоятельства, что владельцам собственности из числа проживающих в северной части Кипра греков-киприотов отказывают в доступе к собственности, праве контролировать и пользоваться их собственностью без предоставления компенсация за вмешательство в их право собственности. Такого решения следовало ожидать, в противном случае Суд нужно было бы убедить в том, что принятое большинством Постановление по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) было ошибочным.

2. При всем моем уважении к Суду мне представляется, что большинство судей не придали должного значения причинам и последствиям неприглядных и катастрофических событий, которые имели место на Кипре в период с 1963 по 1974 гг. (которые буквально разорвали остров на части), или тем событиям, что происходили с того времени по сей день при участии, в том числе, ООН. Я изучил и считаю некоторые особые мнения, оформленные приложением к Постановлению Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 18 декабря 1996 г. (по существу) (Reports of Judgements and Decisions, 1996-VI), очень убедительными и неоспоримыми. В них отражены уникальные черты и сложности того, что может называться кипрской проблемой.

3. Судья Бернхардт (его поддержал судья Лопес Роха) представил ряд соображений относительно нынешней ситуации на Кипре и того воздействия, которая она оказала на проблемы, которые рассматривал Суд. Он заявил:

" 1. Уникальность нынешнего дела заключается в том, что невозможно отделить положение отдельного потерпевшего от сложного исторического развития и не менее сложного сегодняшнего положения дел. Постановление Суда затрагивает не только г-жу Лоизиду, а тысячи или сотни тысяч греков-киприотов, у которых есть (или была) собственность на Кипре. Это Постановление может оказать воздействие на турков-киприотов, которым не позволяют совершать поездки и пользоваться их собственностью в южной части Кипра. Постановление может затронуть жителей третьих стран, которым чинятся препятствия и которых не допускают в те места, где у них имеется собственность и жилище. Наличие границы между двумя частями Кипра имеет плачевные и унижающие человеческое достоинство последствия, которые привели к тому, что громадное число людей оторваны от своей собственности и своих бывших домов.

Я, как и большинство судей в Большой Палате, не сомневаюсь, что Турция несет значительную долю ответственности за нынешнее положение дел. Но есть также и другие действующие лица и факторы, которые имеют отношение к этой драме. Переворот 1974 года был лишь началом. За ним последовало турецкое вторжение, перемещение населения с севера на юг и с юга на север острова, а также другие события. Провозглашение "Турецкой Республики Северного Кипра", не признаваемой международным сообществом в качестве государства, является одним из таких событий. Результатом таких свершений явилась та "железная стена", что существует уже более двух десятков лет и находится под контролем сил ООН. Все переговоры или предложения о переговорах в целях объединения Кипра успеха по сей день не имели. Кто несет ответственность за такой провал? Только одна сторона? Возможно ли дать четкий ответ на этот и ряд других вопросов и вынести ясное и определенное правовое решение?

Дело г-жи Лоизиду - это не последствие какой-то отдельной акции турецких войск, направленной против ее собственности или ее свободы передвижения, это последствие установления в 1974 году границы и ее закрытия, сохраняющегося до настоящего момента".

4. После объяснений относительно того, почему он посчитал, что предварительное возражение со стороны государства-ответчика имеет право на существование, судья Бернхардт продолжил:

"1. Даже если бы я мог поддержать большинство в Суде по этому вопросу, я бы все равно не смог установить нарушения Статьи 1 Протокола N 1. Как объяснялось выше, присутствие турецких войск в северной части Кипра является одной составной частью крайне сложных событий и ситуации. Как уже пояснялось и определялось в Постановлении Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) (предварительные возражения) (23 марта 1995 г., Серия А, N 310), на Турцию можно возложить ответственность за конкретные действия на северном Кипре со стороны турецких войск или официальных лиц. Но в нынешнем деле мы столкнулись с особенной ситуацией: существование фактической границы, охраняемой войсками под командованием ООН, - вот что делает невозможными для греков-киприотов посещение и пребывание в их домах и пользование их собственностью в северной части острова. Присутствие турецких войск и поддержка Турцией "ТРСК" являются важными факторами существующего положения; но я считаю для себя невозможным обосновывать принятие решения Европейским Судом по правам человека, исходя исключительно из предположения, что турецкое присутствие незаконно и что Турция, следовательно, ответственна за более или менее все, что происходит на северном Кипре".

5. Я также поддерживаю особое мнение судьи Петтити. После заявления о том, что он выступил за то, чтобы согласиться с определенными предварительными возражениями, он отметил:

"Начиная с 1974 года, когда ООН не квалифицировала вторжение турецких войск в северную часть Кипра как агрессию с точки зрения международного права, проводились различные переговоры с целью обеспечить посредничество со стороны Организации Объединенных Наций, Совета Европы и Европейского Союза. Кроме того, Суд не рассматривал вопрос о том, являлось ли законным это вторжение (см. § 56 Постановления Суда). Решение о размещении международных сил на линии, разделяющей две общины, сделало свободное передвижение людей между двумя зонами невозможным, и ответственность за это лежит не только на турецком правительстве.

Ссылка Суда на позицию международного сообщества в отношении Республики Кипр и "ТРСК" (см. § 42 Постановления Суда) не объясняется. Но возможно ли в 1996 году представлять позицию "международного сообщества" как безальтернативную, учитывая, что наиболее поздним резолюциям Генеральной Ассамблеи ООН и Совета Безопасности уже несколько лет, да к тому же разве Суд не знал о миссиях известных международных посредников? Как, должно быть, представляется Суду, только Турция "ответственна" за последствия конфликта 1974 года! По моему мнению, такая сложная дипломатическая ситуация требовала длительного и скрупулезного расследования на месте, которое должна была провести делегация Комиссии, в отношении роли международных сил и отправления правосудия, причем до того, как Суд определил бы, каким образом следует распределить ответственность в соответствии с юрисдикцией, о которой идет речь в Статье 1 Конвенции".

6. В заключение судья Петтити заявил:

"Как бы ни стоял вопрос об ответственности в 1974 году, в момент совершения переворота, или о какой ответственности ни шла бы речь в связи с прибытием в том же году турецких войск, сколько бы ни колебалось международное сообщество, предпринимая попытки урегулировать на международном уровне связанные с Кипром проблемы с 1974 года, когда была учреждена "ТРСК" и когда Турция выступила с обращением в адрес Совета Европы, а речь тогда шла о разных формах и содержании ответственности, сама проблема существования двух общин (которые не являются национальными меньшинствами, как это понимается в соответствии с международным правом) связана скорее с политикой и дипломатией, нежели с тем, как поступят с ней европейские юридические органы, базируясь на отдельном деле г-жи Лоизиду и ее правах в соответствии с Протоколом N 1. Следует отметить, что за период с 1990 года было не так уж и много межгосударственных обращений с целью вынести вопрос о сложившейся ситуации на обсуждение Суда. Это красноречиво говорит о том, что государства-члены Совета Европы прибегали к дипломатической осторожности перед лицом хаотически развивавшихся исторических событий, которые, будь на то государственная воля и мудрость, можно направить в позитивное русло".

7. Я также согласен с судьей Гюльчюклю, с его особым мнением. Он акцентировал внимание на том обстоятельстве, что Суд рассматривал сложившуюся политическую ситуацию и не счел возможным отделить политические аспекты данного дела от правовых аспектов. Он выразил согласие с подходом судьи Бернхардта и позднее отметил:

"Кипрский конфликт между турецкой и греческой общинами относится, главным образом, к перевороту 1974 года, который совершили греки-киприоты с явным намерением достичь союза с Грецией (enosis), что подверг ожесточенной критике, выступая в международных организациях и органах, кипрский глава государства. После этого переворота Турция совершила вторжение с целью обеспечения защиты Республики Кипр в соответствии с Договором о гарантиях, ранее заключенным тремя заинтересованными государствами (Турцией, Соединенным Королевством и Грецией), который давал этим государствам право на совместное или раздельное вмешательство, когда ситуация требовала того, и в конечном итоге ситуация того потребовала в июле 1974 года по причине переворота. Во всем вышесказанном, кстати, я ни словом не обмолвился о тех кровавых событиях и эпизодах, что имели место на протяжении длительного периода времени, начиная с 1963 года.

Выполнение положения Договора о гарантиях изменило ранее существовавшую политическую ситуацию и прочно закрепило разделение двух общин, которое было налицо еще с 1963 года...

После создания буферной зоны под контролем сил ООН передвижения с севера на юг и в обратном направлении были запрещены, и там проходил обмен населением при общем согласии турецких и киприотских властей, по которому восемьдесят тысяч турков-киприотов переехали из южной части Кипра в северную".

8. Судьи Гюльчюклю и Петтити представили и другие соображения относительно нынешней ситуации на Кипре, с которыми я, с уважением, согласен. Мне представляется, они имеют отношение к рассматриваемой нами проблеме, хотя были высказаны в момент вынесения известного положительного решения (Постановление Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 28 июля 1998 (Статья 50), Reports, 1998-IV).

Судья Гюльчюклю заявил:

"3. Дело "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) не является отдельным делом, касающимся лишь заявительницы (вмешательство греко-киприотской администрации - четкое доказательство тому); оно касается, наоборот, всех жителей острова, будь они турецкого или греческого происхождения, которые были перемещены вслед за событиями 1974 года, - факт, который не должен вызывать удивления.

Суть дела "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) заключается в будущем политическом статусе государства, которого, к сожалению, больше нет, а это вопрос, на который ищут ответ все международные политические организации (ООН, Европейский Союз, Совет Европы и т.д.). Вопрос такого значения никогда не сможет быть просто и незамысловато низведен до концепции права на собственность и затем урегулирован путем применения одного из положений Конвенции, которая никогда не была призвана решать проблемы такого уровня".

Судья Петтити отмечал:

"Мое голосование по первым двум решениям было продиктовано политической ситуацией на Кипре и моим пониманием международного права. Тот факт, что международные силы контролируют "зеленую линию" и запрещают свободное передвижение людей из одной зоны в другую и доступ к собственности в другой зоне, должен, по-моему, быть принят во внимание Судом. Текущие политические события показывают, что проблема Кипра, к сожалению, выходит за рамки простого судебного процесса".

9. По моему мнению, все, о чем говорилось в особых мнениях, которые я процитировал, окажется уместным, mutatis mutandis, когда придется рассматривать стоящую перед нами проблему. Ничего не произошло с момента вынесения Постановления по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey), что могло бы сделать эти соображения непригодными и несодержательными.

10. Крапива должна быть с корнем выдрана. Принятое Судом большинством голосов Постановление должно означать, что каждый киприот, который желает вернуть себе свое имущество, может это сделать, пересекая, если это необходимо, контролируемую силами ООН буферную зону, причем незамедлительно, до того, как будет найдено решение кипрской проблемы, а отказ в осуществлении такого желания будет расцениваться как нарушение гарантируемых Конвенцией прав. При том, как обстоят дела сегодня (и как, к сожалению, они обстояли в течение четверти века), может ли кто-нибудь, вооружившись документами, подтверждающими право владения (title deed), обратиться в одно из подразделений сил ООН по поддержанию мира и потребовать осуществления права пересечь буферную зону, чтобы вновь владеть его или ее собственностью? Кто займется полицейским обеспечением такой операции? Неизбежны ли при этом серьезные нарушения установившегося мира? Кто обеспечит выселение, необходимое для того, чтобы позволить законному владельцу вернуть свою собственность?

11. Если соображения такого рода релевантны (и я не вижу причины, по которой их можно отмести), тогда, как мне кажется, нужно признать, что на Кипре сегодня просто нереально позволить каждому лишенному собственности владельцу требовать незамедлительного осуществления права на возвращение его или ее имущества, где бы оно ни находилось. По моему мнению, этой проблемы не решить путем предоставления таким лицам утешительной компенсации понесенного им и (или) ею ущерба, потому что их права на собственность, по причинам практического характера, не могут быть восстановлены. Последствия принятого большинством голосов Постановления должны быть во всем их объеме очевидны: они выходят далеко за рамки компенсаций и осуждения.

12. События последних тридцати лет или около того показывают, что, несмотря на искренние и беспрестанные усилия ООН (со стороны всех, кто попеременно занимал кресло Генерального Секретаря, и членов их аппарата), других организаций и дружественных правительств, решения, приемлемого для обеих сторон, найдено не было. Это есть верный признак сложности и трудности кипрской проблемы. Эти усилия продолжаются: когда Суд заседал, в Нью-Йорке шли переговоры.

13. Как это ни печально, но может случиться так, что, когда решение проблемы будет найдено, сохранится одно обстоятельство, которое не будет способствовать осуществлению желания каждого киприота вернуться в ее или его дом, к родным полям и т.д. Заглядывая вперед, Генеральный Секретарь предвидел такую возможность. Например, еще в далеком теперь 1992 году он указывал в одном из пунктов своей работы "Ряд идей" ("Set of Ideas"):

"Что касается других районов, подконтрольных греко-киприотской и турко-киприотской администрации, то в каждой общине будет образован орган, который займется всеми вопросами, относящимися к перемещенным лицам. Владение собственностью перемещенных лиц, в отношении которой эти лица добиваются компенсации, будет передана в ведение общины, на территории которой эта собственность находится. С этой целью все подтверждающие права на собственность документы будут подлежать обмену на единой межобщинной основе этими двумя органами по ценам 1974 года с учетом инфляции. Перемещенным лицам будет выплачиваться компенсация органом общины из фондов, созданных за счет средств от продажи имущества, переданного этому органу, или путем обмена собственностью. Нехватка средств, необходимых для выплаты компенсаций, будет покрываться федеральным правительством из компенсационного фонда, сформированного за счет различных возможных источников, таких, как налоги на непредвиденную прибыль в случае роста цен на переданную собственность в соответствии с достигнутым общим соглашением и средства, сэкономленные при расходах на оборону. Правительственным и международным организациям будет предложено внести свою лепту в этот компенсационной фонд. В этой связи можно рассмотреть вопрос о варианте долгосрочного лизинга или каких-либо других коммерческих операциях.

Представители обеих общин, которые в 1974 году проживали и (или) владели собственностью на территории федеративного государства, находящейся под административным управлением другой общины, или их наследники могут претендовать на компенсацию. Лица, относящиеся к турко-киприотской общине, которые были перемещены после декабря 1963 года, или их наследники также могут выставлять претензии".

14. Сравнительно недавно, в ноябре 2000 года, во время проведения в Женеве переговоров по сближению позиций Кипра и Турции Генеральный Секретарь обратился к каждой из сторон (обращение было опубликовано в прессе). В этом заявлении содержалось следующее высказывание:

"Что касается собственности, то мы должны признать, что существуют продиктованные международным правом соображения, которые нам следует принять во внимание. Принимаемое решение должно строго отвечать правовым нормам. Законное право людей на собственность должно уважаться. В то же самое время я полагаю, что такое решение должно тонко регулировать осуществление такого права, чтобы гарантировать характер "компонентного государства". Чтобы удержаться в рамках этих принципов, потребуется соответствующая комбинация мероприятий восстановительного свойства, обмена и компенсаций. В течение некоторого периода времени, который будет определен по согласию сторон, могут быть установлены ограничения на число греков-киприотов, устраивающихся на жительство на севере, и турок-киприотов, обосновывающихся на юге. Следует упомянуть в этом контексте, что критерии, форма и содержание мер по регулированию прав собственности будут сориентированы на масштабы территориального устройства и наоборот".

15. Я не удовлетворен тем, что государство-заявитель установило, что Турция является ответственной за предполагаемые нарушения, на которые мы опирались при рассмотрении вопроса о владельцах собственности из числа греков-киприотов.

16. Я также не могу согласиться с решением большинства моих коллег относительно предполагаемых нарушений, которые относятся к без вести пропавшим лицам из числа греков-киприотов и их родственникам. Подобно Комиссии, большинство пришло к выводу о том, что факты не указывают на существенное нарушение Статьи 2, поскольку не было достаточных доказательств для установления ответственности Турции за смерть без вести пропавших лиц. Большинство также согласилось с выводом Комиссии о том, что имевшиеся данные не подтвердили предположение о том, что кто-то из без вести пропавших лиц все еще находился под стражей в Турции в течение рассматриваемого периода в условиях, которые говорили о нарушении Статьи 4; таким образом, нарушение этой Статьи установлено не было.

17. Вместе с тем большинство посчитало подтвержденным продолжавшееся нарушение Статьи 5, поскольку турецкие власти не провели эффективного расследования для выяснения судьбы без вести пропавших лиц, в отношении которых выдвигалось спорное утверждение о том, что они содержались турками под стражей на момент их исчезновения. Они согласились с Комиссией в том, что эти обязательства не были сняты по причине активного участия Турции в работе по расследованию, проводившейся Комитетом по без вести пропавшим лицам.

18. Далее, большинство пришло к выводу о том, что, поскольку Турция не провела необходимых расследований, не предоставив таким образом никакой информации относительно судьбы пропавших без вести лиц, их родственники подверглись бесчеловечному обращению, о котором идет речь в Статье 3.

19. В распоряжении Комиссии и Суда имелось много материалов относительно состава, направленности и деятельности упомянутого Комитета. В обобщенном виде они имеются в отчете Комиссии. Генеральная Ассамблея ООН выступила с призывом создать орган по расследованию, чтобы заняться делами без вести пропавших лиц из числа представителей обеих общин. Генеральная Ассамблея потребовала, чтобы Генеральный Секретарь поддержал создание такого органа при участии Международного Комитета Красного Креста (МККК), "который был бы в состоянии действовать беспристрастно, эффективно и быстро, чтобы решить проблему без проволочек".

20. В конечном итоге было решено, что Комитет по без вести пропавшим лицам будет включать три составные части: представителей от греческой и турецкой сторон и представителя Генерального Секретаря, назначенного Международным Комитетом Красного Креста. Что представляется определенным, так это то, что ООН, по очевидным причинам, предусматривала создание органа, который выполнял бы свою печальную и трудную задачу объективно и без предвзятости. Состав Комитета по без вести пропавшим лицам был сформирован в соответствии с обращением ООН. Очень осмотрительно, если я могу так выразиться, что этот Комитет должен был действовать таким образом, чтобы при выполнении зачастую захватывающей дух задачи можно было задействовать все имевшиеся в его распоряжении ресурсы и обширный опыт.

21. После того как данный Комитет был образован, события развивались таким образом, что у меня нет оснований предполагать, что Генеральный Секретарь, МККК или какая-либо другая международная организация, взять хотя бы рабочую группу ООН по вынужденному или невынужденному исчезновению (Женева), полагали, что проводимое в одностороннем порядке расследование Турцией, страной, против которой по сей день выдвигаются наиболее серьезные обвинения в отношении обращения и судьбы без вести пропавших лиц, кого-нибудь удовлетворит. И, разумеется, преимущество этого Комитета заключалось в том, что он также должен был расследовать обстоятельства исчезновения без вести пропавших лиц из числа турков-киприотов, как это и мыслила ООН, что вполне ясно.

22. Турецкая позиция по проблеме без вести пропавших лиц в целом хорошо известна. Я не располагаю данными о том, что Турция отказывалась сотрудничать с Комитетом или мешала бы его работе. Если компетенция, регламент или утвержденные основные направления, которыми регулируется деятельность Комитета, не отвечают требованиям, в них можно внести поправки при доброй воле и помощи Генерального Секретаря. Я не могу согласиться со своими коллегами в том, что схема работы Комитета сама по себе не является достаточно оптимальной, чтобы отвечать стандартам эффективного расследования, как это предписывает Статья 2. По мере совершенствования регламента и основных направлений в рамках определенной компетенции стимулировалось самое активное участие обеих сторон и их сотрудничество с Комитетом, была создана эффективная команда по расследованию. То, что данный Комитет оказался как раз той структурой, которая способна провести необходимые расследования, было признано рабочей группой ООН по вынужденному и невынужденному исчезновению.

23. Помимо того, что Турция полагалась на работу Комитета со всей его ответственностью, что, как я полагаю, было оправданно, большинство Суда, по моему мнению, не придало должного значения той части известной декларации, в соответствии с которой Турция согласилась с обязательной юрисдикцией Суда. Согласие с этой юрисдикцией было дано в связи с "вопросами, возникшими в отношении фактов, которые имели место до (20 июля 1990 г.)".

24. Концепция продолжающихся нарушений установлена с хорошим обоснованием и с готовностью воспринята. В простом деле, когда, к примеру, человек был арестован и незаконно содержался под стражей, не имеет значения то обстоятельство, что его первоначальное содержание под стражей имело место до того, как ответчик попал под действие Конвенции (или даже до того, как запрещающая насилие Конвенция вступила в силу). Суд будет правомерно рассматривать вопрос и выносить Постановление относительно легальности его содержания под стражей при условии, что это лицо все еще находится под стражей в реальный момент времени.

25. А вот теперь непростое положение. События, которые, как посчитало большинство в Суде, сделали обязательным проведение эффективного расследования, произошли в июле и августе 1974 года. Это было за пятнадцать лет до вступления в силу декларации Турции. Ни Комиссия, ни Суд не выявили существенных доказательств для вывода о том, что без вести пропавшие лица все еще находились под стражей у турецких властей в соответствующий период времени. По моему мнению, было бы неправильно относиться к связанному с определенными обстоятельствами вытекающему из Конвенции обязательству провести быстрое и эффективное расследование, как к настоятельной необходимости пятнадцать лет спустя после событий, которые стали причиной для проведения такого расследования, как к обстоятельству, благодаря которому, когда Турция стала связана узами Конвенции, предполагаемое нежелание или неспособность этой страны по сей день провести необходимое расследование может рассматриваться как нарушение Конвенции. С моей точки зрения, не следует призывать на помощь концепцию продолжающихся нарушений, чтобы добиться подобного результата. Мне представляется, что такой подход означал бы применение предписываемого Конвенцией обязательства, имеющего обратную силу, т.е. ретроспективно, вопреки временному ограничению его действия по известной декларации.

26. Я не был удовлетворен тем, что государство-ответчик выказало готовность принять вину за любое нарушение Конвенции в отношении без вести пропавших лиц или их родственников.

27. Хочу теперь обратиться к предполагаемым нарушениям прав человека, связанным, как было заявлено, с условиями проживания греков-киприотов, которые приняли решение обосноваться в районе Карпас. Мои коллеги, следуя аргументации большинства в деле "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey), определили, что ответственность за все выявленные нарушения ложится на плечи Турции, ибо Турция, в соответствии с Конвенцией, несет всю тяжесть ответственности за политические шаги и действия властей "ТРСК", поскольку с помощью своей армии эта страна целиком контролировала северную часть Кипра. Они, как и Комиссия, пришли к выводу о том, что это с полной очевидностью вытекало "из громадного количества войск, которые несли действительную службу на северном Кипре".

28. Я не считаю, что этот аспект данного дела можно рассматривать без того, чтобы высказать соображения относительно событий, которые привели к разделению Кипра. Эти события носили уникальный характер. Хорошо отлаженная конституционная модель, обеспечиваемая официальными договоренностями и обязательствами, развалилась слишком уж быстро. Произошел переворот 1974 года, цель которого общеизвестна. Затем случилась настоящая война, за которой последовали прекращение огня и перемещение многих членов общины на юг или на север от буферной зоны. Уже в 1963 году турки-киприоты приступили к процессу формирования собственной администрации. Они не сидели сложа руки и не полагались на органы и ведомства Турецкой Республики и не прибегали к ее законам. Многое позволяло высказать предположение, что "ТРСК", может статься, и это должно было выявить расследование, обретет все атрибуты государства (хотя и признаваемого лишь Турцией), которое осуществляет независимый и эффективный контроль над северной частью Кипра. Нельзя считать без достаточных на то установленных расследованием оснований, что "ТРСК" является марионеточным режимом или образованием, подчиненным Турции.

29. Тот факт, что только Турция признала "ТРСК", не оказывает воздействия на реальное состояние дел. Признание, в конечном итоге, представляет собой политический акт. А раз отработанная конституционная схема (со всей ее системой мер и весов для регулирования забот и проблем двух не испытывающих доверия друг к другу общин) безвозвратно нарушена, должны были возникнуть трудные для решения вопросы, связанные с признанием "ТРСК". Конечно, правительства были свободны выбирать, заявить о признании или нет, как им заблагорассудится, но то государство, что было признано, не могло считаться двухобщинной республикой, созданной в 1960 году в соответствии с упомянутой схемой.

30. Со всем моим уважением к Суду, я поддерживаю соображения судьи Гюльчюклю, изложенные в его особом мнении, которое оформлено приложением к Постановлению Европейского Суда (по существу) по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey), когда он заявил:

"3. Я особо хотел бы выделить то обстоятельство, что северный Кипр не только не подпал под юрисдикцию Турции, но там существует (с политической и социальной точек зрения) суверенная власть, являющаяся независимой и демократической. Не имеет большого значения, признается ли юридически эта власть международным сообществом. При применении Конвенции решающим элементом представляются фактически сложившиеся обстоятельства. Комиссия и Суд не единожды заявляли, что концепция "юрисдикции", по смыслу Статьи 1 Конвенции, покрывает как юрисдикцию de facto, так и юрисдикцию de jure. На северном Кипре не существует "вакуума", будь то de jure или de facto, а есть политически организованное общество, каким названием вы его ни наделили бы или к какой системе ни отнесли, с его собственной правовой системой и своей собственной государственной властью. Кто сегодня станет отрицать существование Тайваня? Вот почему Комиссия в своем отчете по делам Хрисостомоса (Chrysostomos) и Папахрисостому (Papachrysostomou) рассматривала ныне действующее на северном Кипре право как таковое, а не как турецкое право, чтобы установить, являлось ли содержание фигурировавшего в деле заявителя под стражей законным (см. §§ 148, 149 и 174 упомянутого доклада)".

31. Я не согласен с тем, что факты, на которые опирался Суд, оправдывали вывод о том, что ответственность за каждое нарушение, какой бы характер оно ни носило или кто бы его ни совершил, возлагается на государство-ответчика. Все должно ставиться в зависимость от реального положения дел, как это происходило в период между 1963 годом и сегодняшним днем, и тех обстоятельств, которые имели место на время совершения каждого из предполагаемых нарушений. По моему суждению, отдавая должное тем, кто полагает иначе, в свете событий, которые произошли (аналогов которым не сыскать нигде), было важно рассмотреть роль упомянутых войск в тот конкретный период, а также их действия.

32. Упомяну о том, что на меня не производит впечатления заявление о том, что пока Турция не ответит за предполагаемые нарушения на Карпасе, никакое другое государство не понесет ответственности, что будет означать, что в данном районе предусматриваемая Конвенцией система не будет действовать. Не думаю, что следует допускать, чтобы подобные соображения оказывали влияние на Суд.

33. Я неудовлетворен тем, что была установлена со степенью определенности необходимость, чтобы ответственность за любое из нарушений, о которых шла речь и которые касались проживающих в районе Карпас на северном Кипре греков-киприотов, возлагалась на Турцию.

34. Что же касается военных судов, то по причинам, которые я пытался привести, я не мог согласиться с тем, что Турция должна нести ответственность за любую недоработку или шероховатость, которая может (как об этом говорится в Статье 6) присутствовать в законе о запретных военных зонах, принятом "ТРСК".

Частично несовпадающее мнение судьи С.Маркуса-Хельмонса

Я разделяю мнение большинства судей этого Суда относительно решений по данному делу. Есть, однако, некоторые аспекты этого Постановления, с которыми я не согласен, и по этой причине хотелось бы высказать некоторые замечания.

Как мне представляется, основная проблема лежит в интерпретации Статьи 35 Конвенции (бывшей Статьи 26) и в вопросе о том, можно ли рассматривать "суды", созданные на северном Кипре властями "ТРСК", как средства правовой защиты, которые должны быть исчерпаны (в той мере, чтобы средства, о которых идет речь, были эффективны в каждом отдельном случае). Большинство судей заявили о том, что это возможно, и ссылались, в частности, на Консультативное заключение Международного Суда по Правовым последствиям для государств продолжающегося присутствия Южно-Африканской Республики в Намибии (1971 ICJ Reports, vol. 16, p. 56, 125).

Я считаю, что большинство судей этого Суда допустило ошибку в упомянутой интерпретации и что под вопросом серьезное принципиальное положение.

Консультативное заключение по делу Намибии

1. Параграф 125 Консультативного заключения, который процитирован Комиссией и на который опирается Суд, признает в ограниченной мере значение определенных действий со стороны известных незаконных властей, таких, как объявление рождения, вступление в брак или смерть, как способствующие тому, чтобы избежать серьезных осложнений для повседневной жизни местного населения в рамках общины. Тем не менее прежде всего следует вернуть § 125 в определенный контекст: в §§ 117-124 Международный Суд неоднократно напоминал всем государствам, что присутствие Южно-Африканской Республики в Намибии незаконно, и предупреждал об опасности делать выводы из этого присутствия. В заключение, с целью смягчить и ограничить воздействие своих комментариев в § 125 Международный Суд четко указал в § 126, что "... провозглашение незаконности присутствия Южно-Африканской Республики в Намибии предлагается всем государствам в смысле воспрепятствования erga omnes узаконению ситуации, которая сохраняется в нарушение международного права: ни одно государство, которое вступает в отношения с Южно-Африканской Республикой в отношении Намибии, не может рассчитывать на то, что Организация Объединенных Наций или ее члены признают законность или действенность таких отношений либо последствия таких отношений ".

Хотя Международный Суд согласился с законностью некоторых правовых актов южноафриканского правительства, таких, как регистрация рождения, смерти и браков, он поступил так, потому что "(их) действенность может быть проигнорирована лишь в ущерб для жителей этой территории". Международный Суд, таким образом, согласился с тем, что эти акты имели законную силу, поскольку были во благо, а не во вред населению этой территории. И наоборот, Международному Суду никогда бы не пришло в голову признавать какую-либо законность действий, которые являются незаконными с точки зрения международного права, если бы они предпринимались в ущерб населению данной территории.

Вполне очевидно, что Международный Суд рассматривал § 125 как исключение, а не правило!

Соответственно, если Суд намеревался применить использованную Международным Судом аргументацию по аналогии со Статьей 35 Конвенции (бывшей Статьей 26), его можно было бы обвинить в неправильной интерпретации, поскольку требование о том, что жители Кипра должны были исчерпать внутригосударственные средства правовой защиты в "ТРСК", прежде чем обратиться в Европейский Суд по правам человека, когда, к тому же, известно, что они не возымеют действия, представляет собой дополнительную преграду, которую этим жителям пришлось бы преодолевать на пути осуществления их законного желания положить конец нарушению основного права через обращение в Страсбург.

2. В равной степени неоправданна опора на Консультативное заключение по Намибии в качестве ориентира для интерпретации бывшей Статьи 26 Конвенции. Заключение никоим образом не затрагивало исчерпание внутренних средств правовой защиты или законности судов, созданных незаконными властями. Оно просто служило средством сохранения прав конкретных жителей в обстановке тотальной незаконности.

3. Ситуации в Намибии и в северной части Кипра совершенно разные. Те круги, которые осуществляли властные полномочия на территории Юго-Западной Африки, поначалу считались законными в силу мандата, предоставленного Южно-Африканской Республике Лигой Наций, который позднее был трансформирован в "опеку", осуществляемую ООН. И только потом, с провозглашением независимости Намибии, упомянутые власти превратились в незаконные. На северном Кипре суды, созданные на основании закона, существовали до турецкого вторжения в 1974 году. И уже только после этого вторжения были созданы, вполне очевидно, незаконные суды.

4. Кроме того, в Постановлении Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 18 сентября 1996 г. (по существу), Reports of Judgements and Decisions 1996-VI), Европейский Суд по правам человека не упоминал Консультативное заключение по делу Намибии, когда рассматривал вопрос об исчерпании внутренних средств правовой защиты в соответствии с бывшей Статьей 26 Конвенции. Он сделал ссылку лишь при рассмотрении в общих чертах возможности того, что сопряженные с выполнением формальностей действия в отношении отдельных лиц в режиме de facto могут быть признаны в определенной степени как законные.

5. Используя упомянутое Заключение по делу Намибии со ссылкой на бывшую Статью 26 Конвенции, Суд придает ему излишне широкую интерпретацию, для чего нет оснований, да и Международный Суд не имел такого намерения. Последствия столь широкой интерпретации могли бы привести к тому, что: (a) Европейский Суд по правам человека не смог бы отказать в признании судам, созданным "ТРСК"; (b) в интересах населения северного Кипра, в том числе греков-киприотов, было попытаться защитить эти суды; (c) не создай "ТРСК" эти суды, была бы нарушена Европейская Конвенция и (d) как результат население "ТРСК" было бы вынуждено выполнять требование об исчерпании средств правовой защиты, предоставляемых этими судами.

6. Параграфы 95 и 96 Постановления Суда представляются мне неудачными, так как в своем Консультативном заключении по делу Намибии Международный Суд был четок и предельно краток. Как мне кажется, нет необходимости "делать какие-то добавления" к тексту, одобренному большинством Международного Суда, путем ссылок на особые мнения некоторых судей и на аргументацию, приводившуюся в ходе разбирательства, особенно если бы речь шла о том, чтобы в конечном итоге придать § 125 Заключения более широкое звучание, нежели подразумевалось большинством Международного Суда.

7. Наконец, в § 97 данного Постановления Суд, как кажется, поспешно и неосмотрительно пришел к выводам, которые, как ему думается, пользуются широко распространенной поддержкой. Чтобы это стало очевидным, нужно лишь обратиться, помимо других источников, к положениям прецедентного права Верховного Суда Соединенных Штатов по вопросу о законности конфедеративных актов Юга в период Гражданской войны. Следует отметить, что власти южан были законными до тех пор, пока они не отделились (ситуация, таким образом, абсолютно отличная от той, при которой суды были незаконно созданы после военного вторжения, осуществленного соседним государством). Вскоре после окончания Гражданской войны Верховный Суд признал при вынесении постановлений по делам "Техас против Уайта" (Texas v. White), 74 US 227; 7 Wall. 700 (1868); "Хорн против Локхарта" (Horn v. Lockhart), 21 L.ed. 658; 17 Wall. 570 (1873) и "Уильямс против Браффи" (Williams v. Brufty), 96 US 178 (1878) и в очень строгих рамках, что административные акты и решения судов конфедератов обладали некоторой законностью, причем в том случае, если их цели и исполнение не вступали в противоречие с властью национального правительства и не посягали на конституционные права граждан. Подобный ограниченный эффект, при этом не следует забывать о ретроспективном характере данного экскурса, строго касался обыденных актов, необходимых для удержания в нормальном русле жизни общества. В гораздо более позднем деле "Адамс против Адамса" (Adams v. Adams) ([1970] 3 Weekly Law Reports 934) Высокий Суд Англии категорически отказался признать какую-либо действенность шагов правительства сепаратистского толка, о котором шла речь (бывшее правительство Родезии после принятия в одностороннем порядке декларации о независимости).

Европейская конвенция по правам человека

1. Мне бы хотелось отметить, что перед нами особая ситуация. Конвенция относится к категории lex specialis, чьи особенности требуют уважения при одновременной восприимчивости к аргументации с помощью аналогий, но только в ситуациях, которые предельно ясны или, образно говоря, "стоят на всех четырех" (явно не случай с Консультативным заключением по делу Намибии).

2. Анализ подготовительной работы по разработке текста Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (Doc. Council of Europe, secret H (61) 4) показывает, что в то время, как требовалось исчерпать внутригосударственные средства правовой защиты, прежде чем направлять жалобы в Страсбург, это условие было быстро дополнено и уточнено с помощью введения принципа, заключающегося в том, что исчерпание должно быть выдержано "в соответствии с общепризнанным международным правом" (там же, в частности, p. 462 и особенно p. 497). В конечном итоге формулировка стала иметь следующий вид - "в соответствии с общепризнанными нормами международного права".

Почему были введены требование об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и особенно ссылка на общепризнанные нормы международного права? В то время как вполне логично и уместно предоставить сначала внутригосударственным судам возможность пресечь нарушение какого-либо из основных прав, когда такая возможность эффективна, столь же очевидно, что авторы Конвенции не желали вставать на исключительно формальные позиции и создавать дополнительные трудности для заявителей, вознамерившихся обратиться к Страсбурге кому механизму. Авторы Конвенции стремились быть рациональными и, прежде всего, эффективными и хотели обеспечить быстрое решение вопроса в Страсбурге, если другой реальной альтернативы не существовало. Их озабоченность и усилия, связанные с эффективностью и справедливостью, подкреплялись тем, что общепризнанные нормы действительно есть в этой сфере международного права.

3. В самом деле, Европейский Суд по правам человека прибегал к интерпретации бывшей Статьи 26 Конвенции в целом ряде случаев, и его интерпретация согласовалась с общепризнанными нормами международного права (см. среди прочих документов Постановление Европейского Суда по делу "Открытая дверь" и "Дублинские повитухи" против Ирландии" (Open Door and Dublin Well Woman v. Ireland) от 29 октября 1992 г., Серия А, N 246-А, p. 23, §§ 48 и 50, и Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and others v. Turkey) от 16 сентября 1996 г., Reports 1996-IV, p. 1212, § 72).

Международное публичное право

Каковы же общепризнанные нормы международного права в этой области?

Мнение юристов-международников на этот счет единодушно: исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты ни в каком случае не должно служить теоретическим препятствием к решению вопроса на международном уровне (с помощью дипломатической защиты или через какой-либо международный суд). Четкой нормой международного права является то, что в то время, как перед обращением за решением на международном уровне обычно требуется исчерпать внутригосударственные средства правовой защиты, это требование не подлежит выполнению, если предлагаемые внутригосударственные средства правовой защиты бесполезны, неэффективны, носят теоретический характер, вовсе отсутствуют или внутригосударственные средства правовой защиты недействительны и не отвечают установившемуся прецедентному праву.

1. Ch. Rousseau, Droit international public, Sirey, Paris, 1953, pp. 366-367.

2. D.P.O'Connell, International Law, Stevens, London, 1965, vol. II, pp. 1143-1144.

3. M.Sorensen ed., Manual of Public International Law, Macmillan, London, 1968, pp. 588-590.

4. N.Quoc Dinh, Droit international public, LGDJ, Paris, 1975, p.644.

5. G.Schwarzenberger and E.Brown, A.Manual of International Law, 6(th) ed., Professional Books Limited, Oxon, 1976, p. 144: "Если государство не располагает эффективными внутренними средствами правовой защиты, это может быть приравнено к нарушению принятого минимального стандарта. Подобное упущение само по себе представляет международное правонарушение и, как это следует расценивать с юридической точки зрения, не позволяет такому правонарушителю выполнить требование об использовании внутренних средств правовой защиты"***.

6. О.Schachter, International Law in Theory and Practice, M.Nijhoff Publishers, Dordrecht, 1991, p. 213: "Конечно, требование (об исчерпании внутренних средств правовой защиты) не может быть выполнено там, где внутригосударственные средства правовой защиты явно неэффективны или где они не существуют..." "Но нет необходимости обращаться в местные суды, если "в итоге будет иметь место повторение постановления, ранее вынесенного". Важное исключение в сегодняшнем мире заключается в том, что правило необходимого обращения в местные суды не применяется, если суды полностью подчинены и зависят от правительства".

7. E.J. de Arechaga and A.Tanzi, "International State Responsibility" in M.Bedjaoui ed., International Law: Achievements and Prospects, Unesco, Paris, 1991. p. 375: "Но даже если средства правовой защиты существуют и являются доступными, правило не действует в случае, когда эти средства "со всей очевидностью бесполезны" или "явно неэффективны".

8. J.M.Arbour, Droit international public, 2(nd) ed., Yvon Blaise, Quebec, 1992. pp. 301-302.

9. J.Combacau and S.Sur, Droit international public, 2(nd) ed., Montchrestien, 1999, p. 547: "(Исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты) не действует в случае, если данные средства "явно неэффективны", т.е. когда компетентный суд не располагает эффективными властными полномочиями принять решение о компенсации понесенного ущерба; и когда судебная практика... исключает какие-либо перспективы на успешный исход рассмотрения дела по существу, потому что суды считают себя связанными "решениями исполнительной власти, или установившееся прецедентное право дает основания полагать, что средства правовой защиты не помогут".

10. После объявления о том, что средства правовой защиты в судах на северном Кипре представляют собой внутригосударственные средства правовой защиты, по смыслу бывшей Статьи 26 Конвенции, Суд указывает в § 98 своего Постановления, что вопрос об их эффективности следует рассматривать отдельно в каждом конкретном случае. Затем, анализируя каждый отдельный случай, Суд в своем Постановлении делает вывод о том, что по той или иной причине внутренние средства правовой защиты либо отсутствуют, либо неэффективны.

Такой исход, однако, можно было бы считать идентичным с положением, которое сложилось бы в случае, если бы бывшая Статья 26 была бы истолкована строго в соответствии с "общепризнанными нормами международного права". Вместе с тем я считаю, что хотя результат и тот же самый, Суду не следовало прибегать к аргументации, которая потенциально опасна, как это явствует из выше приведенных доводов. Моя точка зрения подкрепляется тем обстоятельством, что, поступая подобным образом, Европейский Суд по правам человека попадает в опасное положение при оценке законности действий, осуществляемых властями de facto в момент, когда в ряде стран Совета Европы действуют движения автономистского и даже сепаратистского толка.

Параграф 101 Постановления Суда

Этот параграф, в котором Суд отмечает очевидное противоречие, представляется мне особенно неудачным и даже наносящим вред, поскольку создает впечатление, что Суд не видит разницы между двумя нарушениями, в которых Кипр обвиняет Турцию, ибо это два разных случая, несмотря на тот факт, что в основе этих двух нарушений лежит одно и то же событие.

Уголовное право во всех демократических странах предусматривает ситуации, при которых одно и то же правонарушение может повлечь за собой различные последствия, каждое из которых, взятое в отдельности, может закончиться преследованием. Осуществив вторжение на Кипр и создав незаконные суды, Турция определенным образом нарушила Статью 6 Европейской конвенции. Именно по этой причине упомянутые внутренние средства правовой защиты не требуют исчерпания до того, как жалоба подается в Страсбург. В этом я не вижу никакого противоречия.

Как раз наоборот, государство-заявитель вступило бы в противоречие с самим собой, если бы, скажем, с одной стороны, оно обвиняло государство-ответчика в том, что оно является источником многочисленных нарушений прав человека по причине незаконной оккупации северного Кипра и, в частности, создания незаконного режима в этой части страны, и одновременно, с другой стороны, согласилось бы с тем, что незаконно созданные военными властями суды могут, опираясь на закон, принимать действенные меры в отношении предполагаемых нарушений.

Подобная аргументация, как мне представляется, выдержана в картезианском духе.

Более того, точка зрения, заключающаяся в том, что налицо "противоречие", обретает еще большую ошибочность в силу того факта, что, вспомним, Турция упорно настаивала на том, что "ТРСК" представляет собой отдельное образование и что суды "ТРСК" не являются частью турецкой судебной системы. Соответственно, соглашаясь с таким ad hominem подходом, как могли суды "ТРСК" рассматриваться как способные предоставить эффективные средства правовой защиты, чтобы положить конец тем нарушениям, в которых обвиняли Турцию?

Таким образом, если говорить о позиции властей Кипра, то при подобных обстоятельствах в ней нет никакого противоречия.

Именно по этой причине я лично полагаю, mutatis mutandis, что незаконно созданные в северной части Кипра суды не отвечают требованиям Статьи 6 Конвенции, которая, inter alia, предписывает: "...судам... созданным на основании закона..." Как раз поэтому я и придерживаюсь мнения о том, что "государственные органы не предоставляли эффективных средств правовой защиты", как этого требует Статья 13 Конвенции, на северном Кипре (см., в частности, пункт 1 § 324 и § 383).

Параграф 221 Постановления Суда

В этом параграфе Суд постановляет, что не было нарушения Статьи 2 Конвенции в результате отказа властей "ТРСК" предоставить проживающим на северном Кипре грекам-киприотам и маронитам в доступе к медицинскому обслуживанию в этой части острова.

Я придерживаюсь той точки зрения, что тогда, когда свобода передвижения представляется крайне важной, скажем, речь идет о получении оптимального медицинского обслуживания, отказ в такой свободе со стороны конкретного государства может расцениваться как серьезное нарушение его обязательств по отношению к тем, кто находится под его юрисдикцией. Я расцениваю это как действие, приравниваемое к нарушению взятого этим государством на себя обязательства в соответствии со Статьей 2 Конвенции по защите права каждого человека на жизнь на основании закона.

Мы живем во времена стремительного научного прогресса, и медицинское обслуживание, предлагаемое различными лечебными учреждениями, может существенно разниться, в зависимости от страны, где оно предоставляется, или даже внутри одной страны. Страна, которая использует силу, чтобы не дать возможность отдельному человеку посетить лечебное учреждение, которое, как он сам считает, наилучшим образом обеспечит его выздоровление, подлежит, по моему мнению, серьезному осуждению.

Помимо этого, я сожалею, что Европейский Суд по правам человека не воспользовался возможностью дать Статье 2 телеологическую, целенаправленную интерпретацию, как он это делал в прошлом в отношении других статей (см., среди прочих источников, Постановление Европейского Суда по делу "Голдер против Соединенного Королевства" (Colder v. United Kingdom) от 21 февраля 1975 г., Серия А, N 18, или Постановление Европейского Суда по делу "Янг, Джеймс и Уэбстер против Соединенного Королевства" (Young, James and Webster v. United Kingdom) от 13 августа 1981 г., Серия А, N 44).

По мере стремительного развития биомедицинских методик могут возникать новые угрозы человеческому достоинству. Конвенция по правам человека и биомедицине была подписана в 1997 году в Овьедо в попытке противостоять такой опасности. Однако на сегодняшний день лишь ограниченное число стран подписали этот документ. Более того, эта Конвенция предоставляет Европейскому Суду по правам человека лишь консультативные полномочия. Для того чтобы лишний раз обратить внимание и придать вес этому "четвертому поколению прав человека", в целях защиты человеческого достоинства от возможных злоупотреблений в рамках научного прогресса, Суд мог бы выступить с напоминанием о том, что в соответствии со Статьей 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод государства взяли на себя обязательство защищать право каждого человека на жизнь на основании закона.

Право на жизнь можно, разумеется, интерпретировать самыми различными способами, но оно, без сомнения, включает в себя свободу в выборе наилучшего и физически доступного медицинского обслуживания.

Параграф 231 и §§ 235 и 240 Постановления Суда

По причинам, уже подробно изложенным выше, я не разделяю мнение, которое отражено в этих параграфах в отношении Статей 6 и 13.

В дополнение к уже предложенной аргументации по незаконному характеру упомянутых судов, следует сказать, как мне кажется, о том, что есть еще одно обстоятельство, подсказываемое здравым смыслом. Совершенно нереально полагать, что суды, созданные на территории северного Кипра, оккупированной турецкими войсками, могут независимо и беспристрастно отправлять правосудие, особенно в отношении греков-киприотов, а также и в отношении турков-киприотов, по проблемам, которые явно расходятся с нормами, установленными в условиях турецкой военной оккупации.

И хотя эти суды могут принимать к рассмотрению и выносить определения в отношении споров между представителями местного населения, они никогда не осмелятся принять беспристрастное решение по делу, имеющему отношение к событию, происшедшему в результате военной оккупации.

Параграф 317 Постановления Суда

Я не согласен с большинством Суда по данному вопросу. В русле методики отправления полномочий, которой зачастую придерживается данный Суд, нарушение Статьи 14 Конвенции в совокупности с другой Статьей не будет установлено там, где оно затрагивает те же основания, что были задействованы при определении нарушения другой Статьи, рассматриваемой в отдельном порядке. И наоборот, там, где применение Статьи 14 в совокупности с другой Статьей выливается в установление дополнительного нарушения или более серьезного нарушения той другой Статьи, Суд, в соответствии с используемым им прецедентным правом, соглашался с тем, что имело место нарушение той другой Статьи в совокупности со Статьей 14.

Именно так обстоят дела в данном случае. Не позволять исповедовать определенную религию - уже это само по себе в полной мере является нарушением. Введение, помимо прочего, дополнительных ограничений в отношении этой религии обретает форму отдельного нарушения.

Ряд документов, подготовленных в ООН

Комиссия и Суд отнеслись к доказательствам, представленным государством-заявителем в подтверждение выдвинутых им обвинений, с огромной, а кое-кто сказал бы и излишней, осторожностью. Например, доклад Генерального Секретаря ООН (S/1995/1020 от 10 декабря 1995 г.) четко и документально подтверждает нарушения свободы ассоциаций турков-киприотов, проживающих на севере и желающих принять участие в образовании двусторонних межобщинных ассоциаций на северном Кипре; в документе Совета Безопасности от 23 мая 2000 г. (А/54/878-S/2000/462) упоминается письмо Постоянного представителя Турции при ООН, в приложении к которому, бесспорно, указывается, что для властей "ТРСК" греки-киприоты и марониты, проживающие в северной части Кипра, являются иностранцами, подданными другого государства.

------------------------------

* Суд был информирован о некоторых успешных судебных исках, однако в его распоряжении не было данных относительно вопроса о том, были ли эти судебные решения приведены в исполнение. Вопрос о вступлении в силу, как утверждало государство-заявитель, также связан с предполагаемым запугиванием со стороны турецких поселенцев (см. § 229 Постановления Суда).

** Комиссия дала следующую характеристику понятию официального попустительства: "официальное попустительство означает, что высшие эшелоны власти, зная о подобных действиях, связанных с дурным обращением, отказываются принимать меры в целях наказания виновных лиц или недопущения таких действий в будущем; или высшие эшелоны власти проявляют безразличие, отказываясь провести надлежащее расследование для установления факта совершения или несовершения таких действий; или что в ходе судебного разбирательства налицо отказ в вынесении справедливого решения по таким жалобам. Что касается последнего момента, то Комиссия еще добавила бы, что любая мера со стороны высших эшелонов власти должна приниматься на уровне, который достаточен для того, чтобы впредь не допустить повторения таких случаев или чтобы разрушить существующую схему или систему" (Решение по делу "Франция, Норвегия, Дания, Швеция и Нидерланды против Турции" (France, Norway, Denmark, Sweden, Netherlands v. Turkey) от 6 декабря 1983 г., Decisions and Reports 35, pp. 163-164; а также Греческое дело, Yearbook 12, p. 195-196).

*** Курсив судьи Маркуса-Хельмонса. - Прим. переводчика.

<< Назад
	Содержание Кипр против Турции (Жалоба N 25781/94). Постановление Европейского Суда по правам человека от 10 мая 2001 г.

Приложение

Откройте актуальную версию документа прямо сейчас