Постановление Европейского Суда по правам человека от 22 октября 2009 г. Дело "Пасько (Pasko) против Российской Федерации" (жалоба N 69519/01) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Пасько (Pasko)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 69519/01)

Постановление Суда

Страсбург, 22 октября 2009 г.

По делу "Пасько против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 1 октября 2009 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 69519/01, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Григорием Михайловичем Пасько (далее - заявитель) 20 января 2001 г.

2. Интересы заявителя представлял Ф. Эльгесем, адвокат, практикующий в г. Осло. Власти Российской Федерации в Европейском Суде были первоначально представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым, а впоследствии - Уполномоченным Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, жаловался на свое осуждение с приданием обратной силы закону и на нарушение права на свободу выражения мнения. Он ссылался на статьи 7 и 10 Конвенции.

4. Решением от 28 августа 2008 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

5. После консультаций со сторонами Палата решила, что слушание по существу дела не требуется (пункт 3 правила 59 Регламента Суда, последняя часть), стороны подали письменные возражения на объяснения друг друга.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1962 году и проживает в г. Владивостоке.

7. В период, относящийся к обстоятельствам дела, заявитель, будучи офицером военно-морского флота, работал военным журналистом в газете российского Тихоокеанского флота "Боевая вахта". Статьи заявителя в основном затрагивали вопрос загрязнения окружающей среды и другие проблемы, связанные с деятельностью российского Тихоокеанского флота.

8. По словам заявителя, он также работал внештатно на японском телевизионном канале NHK и в японской газете "Асахи симбун" и передавал их представителям, в частности аккредитованным корреспондентам Т.Дз. и Т.О., несекретную информацию и видеоматериалы. В этой связи власти Российской Федерации утверждали, ссылаясь на свидетельские показания редактора и заместителя редактора "Боевой вахты", что заявителю не поручалось сотрудничество с Т.О., помимо содействия последнему в посещении российских военных объектов и информирования его о профессиональной деятельности "Боевой вахты". По утверждению властей Российской Федерации, все последующие контакты заявителя с Т.О. осуществлялись по собственной воле заявителя, и он не докладывал о них своим руководителям. Заявитель настаивал на том, что его руководители знали о его контактах с японскими журналистами и одобряли их.

A. Арест заявителя и предварительное заключение

9. 13 ноября 1997 г. сотрудники таможни в аэропорту Владивостока проводили досмотр заявителя, собиравшегося вылететь в Японию в служебную командировку, и изъяли часть его документов на том основании, что они предположительно содержали секретные сведения. Впоследствии заявителю было разрешено продолжить свою поездку.

10. 20 ноября 1997 г. Федеральная служба безопасности (далее - ФСБ) возбудила уголовное дело против заявителя в связи с вышеуказанным случаем и задержала его по возвращении из Японии. После этого заявитель был доставлен в изолятор предварительного заключения ИЗ 20/1 во Владивостоке, где он содержался до своего первого осуждения 20 июля 1999 г.

11. В ночь с 20 на 21 ноября 1997 г. ФСБ обыскала квартиру заявителя и изъяла его персональный компьютер, а также некоторые документы. Спустя некоторое время компьютер был возвращен заявителю.

12. 28 ноября 1997 г. заявителю было официально предъявлено обвинение в государственной измене в форме шпионажа. Эти обвинения основывались на предварительном экспертном заключении Восьмого управления штаба Тихоокеанского флота, в котором отмечалось, что отдельные документы, изъятые 13 и 20 ноября 1997 г., содержали государственную тайну.

B. Обвинительное заключение по делу заявителя

13. 29 сентября 1998 г. заявителю было вручено обвинительное заключение. В нем утверждалось, что заявитель совершил государственную измену в форме шпионажа, поскольку собрал, хранил и передал 10 документов, отнесенных к числу секретных, двум японским гражданам в период с 1996 г. по 20 ноября 1997 г. Указанные документы включали в себя черновик статьи заявителя, посвященной списанию российских атомных подводных лодок, копию доклада о финансовом положении Тихоокеанского флота, копии нескольких страниц руководства по поиску и спасению космических аппаратов военно-морским флотом, доклад о списании и хранении на плаву российских атомных подводных лодок, опросный лист по переработке жидкого ракетного топлива, список происшествий на российских атомных подводных лодках, копии некоторых листов отчета о списании боеприпасов и вооружений, карту территории воинской части N 40752, а также рукописные записи, сделанные заявителем во время заседания в штабе Тихоокеанского флота 11 сентября 1997 г. В обвинительном заключении также утверждалось, что заявитель устно разгласил информацию, касающуюся времени и места отправки поезда с отработанным ядерным топливом.

14. Обвинительное заключение основывалось на отчетах от 22 декабря 1997 г. и 14 марта 1998 г., подготовленных четырьмя экспертными группами, назначенными Восьмым управлением Генштаба Министерства обороны.

C. Первое судебное разбирательство

15. Приговором от 20 июля 1999 г. военный суд Тихоокеанского флота переквалифицировал состав преступления и признал заявителя виновным в превышении должностных полномочий, найдя недоказанным, что заявитель действительно передавал государственную тайну иностранным гражданам. Заявитель был приговорен к трем годам лишения свободы. В силу Постановления об амнистии от 18 июня 1999 г. заявитель был освобожден от отбытия наказания и освобожден из-под стражи в зале суда.

16. Заявитель, его адвокаты и сторона обвинения подали жалобу на приговор суда первой инстанции.

17. 21 ноября 2000 г. Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила приговор от 20 июля 1999 г. на том основании, что суд первой инстанции не учел обстоятельства, которые могли существенно повлиять на выводы суда, выводы суда содержат существенные противоречия и неправильно применен уголовный закон. Дело было передано в военный суд Тихоокеанского флота на новое рассмотрение.

D. Второе судебное разбирательство

1. Разбирательство в суде первой инстанции

18. В неустановленную дату по требованию военного суда Тихоокеанского флота Восьмое управление Генштаба Министерства обороны назначило семерых экспертов, Министерство по атомной энергии назначило одного эксперта. Перед экспертами был поставлен вопрос о том, содержит ли информация, указанная в обвинительном заключении, государственную тайну.

19. 14 сентября 2001 г. эксперты представили заключение, в котором утверждалось, что три из 10 документов имели статус "ограниченного распространения", в то время как остальные семь содержали государственную тайну. По утверждению заявителя, при определении того, содержит ли раскрытая информация государственную тайну, эксперты руководствовались неопубликованным Приказом Министерства обороны N 055 от 10 августа 1996 г.* (* Как сообщается в прессе, неопубликованный Приказ министра обороны N 055 от 10 августа 1996 г. N 055 от 10 августа 1996 г. ввел в действие перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах Российской Федерации. Далее в тексте перевода будет указываться верное наименование органа, принявшего Приказ (прим. переводчика).), Указом Президента Российской Федерации N 1203:95* (* Имеется в виду Указ от 30 ноября 1995 г. N 1203 "Об утверждении Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне" (прим. переводчика).) от 30 ноября 1995 г. и статьей 5 Закона "О государственной тайне", принятого 21 июля 1993 г., в редакции от 6 октября 1997 г. Согласно объяснениям заявителя, он имел доступ к Приказу N 055, ознакомился с ним и дал расписку об ознакомлении с вышеуказанным документом осенью 1996 г.

20. 25 декабря 2001 г. военный суд Тихоокеанского флота признал заявителя виновным в государственной измене в форме шпионажа, в соответствии со статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации.

21. Что касается actus reus* (* Очевидно, имеется в виду состав преступления. В других случаях Европейский Суд переводит как actus reus понятие "объективная сторона преступления" (прим. переводчика).), суд установил, что в 1996-1997 годах заявитель установил дружеские отношения с японским журналистом Т.О. и передавал ему информацию по просьбам последнего в обмен на регулярные выплаты. В августе - сентябре 1997 г. во время своего телефонного разговора с заявителем Т.О. неоднократно проявлял интерес к учениям, проводимым в то время Тихоокеанским флотом, особенно к их конкретным особенностям и отличиям от предыдущих учений. В приговоре также указывалось, что:

"10 сентября 1997 г., по официальному приглашению, [заявитель] в качестве представителя газеты "Боевая вахта" присутствовал на заседании военного совета Тихоокеанского флота, где он узнал, что анализ результатов учений Тихоокеанского флота запланирован на 11 сентября 1997 г.

11 сентября 1997 г. [заявитель] с намерением получить закрытую информацию об указанных учениях и впоследствии передать ее [Т.О.] прибыл в штаб Тихоокеанского флота. Несмотря на то что он не был включен в список лиц, которым было разрешено участвовать в анализе тактических учений, заявитель посетил заседание и собрал информацию, раскрывающую действительные наименования особо важных и режимных воинских соединений и частей, включая подразделения военной разведки, которые участвовали в учениях, и информацию, раскрывающую средства и методы защиты секретных сведений частями радиоэлектронной борьбы, которые участвовали в учениях. Согласно абзацу 6 пункта 1 и абзацу 5 пункта 4 статьи 5 Закона "О государственной тайне" (N 5485-1) от 21 июля 1993 г., в редакции Федерального закона N 131-ФЗ от 6 октября 1997 г., пунктам 13 и 77 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации N 1203 от 30 ноября 1995 г., [данная информация] была отнесена к государственной тайне.

По той же причине, а именно для ее передачи [Т.О.], заявитель затем незаконно хранил эту информацию... 20 ноября 1997 г. рукописные записи, сделанные [заявителем] во время [заседания 11 сентября 1997 г.] были обнаружены по месту его проживания и изъяты....

Согласно заключению экспертизы, рукописный текст в этих записях изготовлен [заявителем], чего последний не отрицал в суде".

22. В основу выводов суда были положены показания ряда свидетелей, пять записей телефонных разговоров заявителя с Т.О., сделанные ФСБ в июне - сентябре 1997 г., а также заключение экспертизы от 14 ноября 2001 г., в котором утверждалось, что рукописные записи заявителя содержали секретную информацию. В частности, суд отметил со ссылкой на заключение экспертизы от 14 сентября 2001 г., что:

"...Эксперты пришли к выводу о том, что записи [заявителя] содержали в краткой форме информацию о составе группировки военно-морских сил, принимавшей участие в учениях, [информацию] раскрывающую действительные наименования особо важных и режимных соединений и частей, в том числе частей военной разведки, которые составляют государственную тайну, в соответствии с абзацем 6 пункта 1 статьи 5 Закона Российской Федерации "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. N 5485-1 (в редакции Федерального закона от 6 октября 1997 г. N 131-ФЗ) и пунктом 13 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. N 1203.

Также эксперты пришли к выводу о том, что [рукописные записи заявителя] в краткой форме раскрывали информацию о деятельности частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений, а именно о средствах и методах защиты секретной информации, которые составляют государственную тайну в соответствии с абзацем 5 пункта 4 статьи 5 Закона Российской Федерации "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. N 5485-1 (в редакции Федерального закона от 6 октября 1997 г. N 131-ФЗ) и пунктом 77 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. N 1203... Суд находит, что заключение [экспертов] о том, что записи [заявителя] относительно учений содержат сведения, раскрывающие действительные наименования задействованных на учениях особо важных и режимных соединений и частей Тихоокеанского флота, в том числе частей военной разведки, а также специфическую деятельность частей радиоэлектронной борьбы... составляющих государственную тайну, в целом является последовательным, достаточно мотивированным и основано на правильном применении норм законодательства..."

23. Заявитель подтвердил, что присутствовал на заседании 11 сентября 1997 г. и сделал краткие записи о выступлениях и докладах участников этого заседания, но не признал себя виновным и утверждал, что он законно посетил вышеуказанное заседание, поскольку он имел право получать и распространять информацию в качестве журналиста. Заявитель настаивал на том, что у него не было намерения передавать эту информацию Т.О., и он хранил ее для того, чтобы обогатить собственные знания о последних разработках флота и, впоследствии, для информирования своих подчиненных, а также для того, чтобы рассказать о результатах военных учений в газете "Боевая вахта". Заявитель отметил, что вся его деятельность полностью соответствовала законодательству Российской Федерации.

24. Что касается довода заявителя о том, что он имел право на свободу выражения мнения и, следовательно, имел право присутствовать на заседании 11 сентября 1997 г., суд отметил, что право на информацию не является абсолютным и может быть ограничено законом в интересах национальной безопасности. Согласно национальному законодательству, право военнослужащего на информацию было ограничено в интересах военной службы, и, в частности, военнослужащий имел обязанность сохранения государственной или военной тайны. Как офицер, состоящий на действительной военной службе, заявитель был связан правовыми положениями, регулирующими получение, сбор, хранение, распространение и публикацию военнослужащими секретной информации, а также особенности общения с иностранными гражданами.

25. Суд также отклонил довод заявителя о том, что указанные записи были сделаны им для публикации в газете "Боевая вахта". В этом отношении суд отметил, что заявитель был уведомлен о соответствующих правилах, которые запрещали публикацию данных о действительных названиях военных соединений и частей, соответственно, практическая необходимость в этих сведениях для публикации у заявителя отсутствовала.

26. Суд также изучил выводы экспертного заключения от 14 сентября 2001 г. относительно других сведений, вменяемых заявителю, сопоставил их с остальными материалами дела и отклонил их как недостоверные. В частности, суд установил, что некоторые сведения, вменяемые заявителю, включая список происшествий на атомных подводных лодках и графическую схему территории войсковой части N 40752, могли быть получены из открытых источников, как, например, военный справочник по подводным лодкам или доклад организации "Гринпис". В этой связи суд отметил, что, согласно, действующему российскому законодательству, ответственность за получение, хранение и распространение общедоступной информации не наступает, и практическая необходимость в засекречивании сведений, которые могли быть получены из открытых источников, отсутствовала.

27. Таким образом, суд оправдал заявителя по всем остальным пунктам обвинения, от части которых отказалась сторона обвинения.

28. С учетом того что заявитель имел несовершеннолетнего ребенка, ранее не был судим, по службе характеризовался положительно и имел награды, а совершенное им преступление не повлекло опасных последствий, т.к. соответствующие сведения не были переданы, суд счел изложенные обстоятельства исключительными и назначил заявителю наказание с применением ст. 64 Уголовного кодекса Российской Федерации, то есть ниже низшего предела, а именно приговорил к лишению свободы сроком на четыре года в исправительной колонии строгого режима и лишению воинского звания.

2. Разбирательство в суде кассационной инстанции

29. В кассационной жалобе сторона защита подала жалобу и, в частности, ссылалась на то, что эксперты, подготовившие заключение от 14 сентября 2001 г., руководствовались неопубликованным Приказом N 055 министра обороны при обосновании секретности вменяемой информации. Защита утверждала, что использование экспертами Приказа N 055 повлекло за собой неправильное применение судом первой инстанции Закона "О государственной тайне". Защита также утверждала, что Закону "О государственной тайне" была придана обратная сила, поскольку перечень сведений, составляющих тайну, в момент совершения преступления отсутствовал. Защита также утверждала, что в любом случае информация, содержащаяся в записях заявителя, была доступна в открытых источниках.

30. 25 июня 2002 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил в силе вынесенный заявителю обвинительный приговор, за исключением ссылки на незаконность его присутствия на заседании 11 сентября 1997 г. и на общую незаконность его неслужебных контактов с иностранными гражданами.

31. Верховный Суд отметил, что вопрос о наличии в записях заявителя информации о государственной тайне был тщательно и объективно изучен судом первой инстанции. Он подтвердил, что в основу приговора, вынесенного cудом первой инстанции, были положены выводы экспертного заключения от 14 сентября 2001 г., согласно которым "сведения, раскрывающие действительные наименования особо важных и режимных соединений и частей, а также сведения о наличии в составе участников учений частей военной разведки и сведения о средствах и методах защиты секретной информации подпадают под действие абзаца 6 пункта 1 и абзаца 5 пункта 4 статьи 5 Закона Российской Федерации "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. N 5485-1 в редакции Федерального закона от 6 октября 1997 г. N 131-ФЗ, пунктов 13 и 77 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. N 1203, и, в соответствии с пунктом 129 и примечанием 1 к пункту 240 Приказа министра обороны Российской Федерации N 055, составляют государственную тайну. Суд кассационной инстанции также отметил, что, оценивая экспертное заключение от 14 сентября 2001 года, суд первой инстанции обоснованно отверг ряд выводов, в которых без достаточных оснований усматривалось наличие сведений, составляющих государственную тайну. Верховный Суд, таким образом, пришел к выводу, что суд первой инстанции критически подошел к оценке выводов экспертов и признал обоснованными лишь те из них, которые нашли объективное подтверждение в судебном заседании.

32. Верховный Суд также поддержал вывод суда первой инстанции о том, что намерение заявителя передать оспариваемые сведения Т.О. подтверждается записями его телефонных разговоров с последним. Суд также отклонил довод заявителя о том, что сведения, обнаруженные в его рукописных записях, можно было найти в открытых источниках. В этой связи он указал, со ссылкой на выводы суда первой инстанции, что "в открытой печати не приводится сведений о действительных наименованиях особо режимных частей, кораблей и соединений, в том числе частей военной разведки, средствах и методах радиоэлектронной борьбы, которые имеются в записях [заявителя]".

33. Суд также отклонил довод заявителя о том, что Приказ N 055 был применен при рассмотрении дела незаконно, найдя, что этот приказ действовал в дату совершения заявителем преступления и сохранял силу.

34. Наконец, в отношении довода заявителя о придании обратной силы закону во время рассмотрения его дела Верховный Суд отметил, что:

"В соответствии с решением Конституционного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1995 г.* (* Имеется в виду Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1995 г. N 17-П "По делу о проверке конституционности ряда положений пункта "а" статьи 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А. Смирнова" (прим. переводчика).)... требования пункта 4 статьи 29 Конституции применены в Законе Российской Федерации "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г., который дает определение государственной тайны и содержит перечень сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне. Позднее, 30 ноября 1995 г., Перечень сведений, отнесенных к государственной тайне, был утвержден Указом Президента Российской Федерации N 1203.

Поскольку сбор и хранение секретных сведений с целью передачи их иностранному гражданину, совершенные заявителем, представляли собой длящееся преступление, которое было пресечено 20 ноября 1997 г., суд первой инстанции правильно применил вышеуказанный нормативный акт и Закон "О государственной тайне" в редакции от 6 октября 1997 г., при рассмотрении дела".

35. Заявитель безуспешно подавал жалобу в порядке надзора.

36. 23 января 2003 г. заявитель был освобожден условно досрочно.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Уголовная ответственность за разглашение сведений, отнесенных к государственной тайне

37. Статья 275 (Государственная измена) Уголовного кодекса Российской Федерации, действующая с 1 января 1997 г., предусматривает, что государственная измена, то есть шпионаж, выдача государственной тайны либо иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, совершенная гражданином Российской Федерации, наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет и конфискацией имущества.

B. Законы и подзаконные акты о государственной тайне

1. Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г.

38. Часть 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации предусматривает, что каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

2. Федеральный закон о государственной тайне

(a) Период до 6 октября 1997 г.

39. Федеральный закон* (* Буквально Закон Российской Федерации. Слово "федеральный", вероятно, употреблено в значении "нерегиональный" (прим. переводчика).) "О государственной тайне" N 5485-1 (Закон "О государственной тайне") был принят 21 июля 1993 г. и вступил в силу 21 сентября 1993 г. Статья 5 предусматривает:

"К государственной тайне могут быть отнесены следующие сведения:

(1) сведения в военной области...

сведения о дислокации, действительных наименованиях, об организационной структуре, о вооружении, численности войск...

(4) сведения в области разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности:...

сведения о методах и средствах защиты секретной информации..."

40. Статья 9 регулирует порядок отнесения сведений к государственной тайне. Правом отнесения сведений к государственной тайне наделяются руководители органов государственной власти. Сам закон не содержит перечня таких должностных лиц, который должен быть утвержден Президентом. Последний также утверждает перечень сведений, составляющих государственную тайну, который подлежит официальному опубликованию. Органами государственной власти, руководители которых наделены полномочиями по отнесению сведений к государственной тайне, в соответствии с Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне, разрабатываются развернутые перечни сведений, подлежащих засекречиванию. Закон "О государственной тайне" не уточняет, подлежат ли "развернутые перечни" опубликованию.

41. 16 марта, 26 и 27 октября 1995 г. Государственная Дума, отмечая, что отсутствие перечня сведений, составляющих государственную тайну, "лишает правоохранительные органы правовой основы для исполнения своих обязанностей по защите безопасности государства, общества и личности", обращалась к правительству с просьбой подготовить для одобрения президентом проект указа, содержащий перечень сведений, относящихся к государственной тайне.

42. 30 ноября 1995 г. Президент издал Указ N 1203 об утверждении Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне. Пункты 13 и 77 Перечня предусматривали засекречивание "сведений о дислокации, действительных наименованиях, об организационной структуре, о вооружении, численности войск, которые не подлежат открытому объявлению в соответствии с международными обязательствами Российской Федерации"* (* В действующей редакции пункты 26 и 102 (прим. переводчика).) и сведений, раскрывающих "способы, планируемые и/или осуществляемые для защиты информации от несанкционированного доступа, иностранных технических разведок и утечки по техническим каналам". Полномочия по отнесению указанных сведений к государственной тайне возлагались на Министерство внутренних дел, Министерство обороны и некоторые другие органы государственной власти.

(b) Период после 6 октября 1997 г.

43. 6 октября 1997 г. принят Федеральный закон N 131-ФЗ о внесении изменений в Закон "О государственной тайне" 1993 года. Изменения были опубликованы и вступили в силу 9 октября 1997 г. Статья 5 Закона "О государственной тайне" в новой редакции предусматривала:

"Государственную тайну составляют...

(1) сведения в военной области...

[сведения] о дислокации, действительных наименованиях, об организационной структуре, о вооружении, численности войск...

(4) сведения в области разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности...

[сведения] о методах и средствах защиты секретной информации..."

3. Практика российских судов

44. 20 декабря 1995 г. Конституционный Суд Российской Федерации проверил соответствие Конституции ряда положений действовавшего в тот период Уголовного кодекса РСФСР в части установления уголовной ответственности за государственную измену, и указал следующее:

"...государство вправе относить те или иные сведения в области военной, экономической и других видов деятельности, распространение которых может нанести ущерб обороне страны и безопасности государства, к государственной тайне. В связи с этим статьей 29 (часть 4) Конституции Российской Федерации предусмотрено, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом. Государство вправе также определять средства и способы охраны государственной тайны, в том числе устанавливать уголовную ответственность за ее разглашение и выдачу иностранному государству.

Однако в силу указанной конституционной нормы уголовная ответственность за выдачу государственной тайны иностранному государству правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе. Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном нормативном правовом акте...

Реализация требования статьи 29 (часть 4) Конституции Российской Федерации обеспечивается Законом Российской Федерации от 21 июля 1993 года "О государственной тайне", в котором определено понятие государственной тайны и указаны сведения, относимые к государственной тайне.

Таким образом, установление уголовной ответственности за выдачу государственной или военной тайны иностранному государству не противоречит Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 3), 29 (часть 4), 55 (часть 3)".

45. 29 декабря 1999 г. 29 декабря 1999 года Санкт-Петербургский городской суд оправдал Никитина, бывшего офицера военно-морского флота, по обвинениям в совершении действий, предусмотренных статьей 275 (государственная измена) и частью 1 статьи 283 (разглашение государственной тайны) Уголовного кодекса Российской Федерации (дело N 78-000-29). Никитину было, в частности, предъявлено обвинение в сборе в августе 1995 г. и передаче в сентябре 1995 г. сведений, составляющих государственную тайну. Суд указал следующее:

"...В силу конституционных норм перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом...

Такой закон отсутствовал в период совершения Никитиным вмененных ему предполагаемых преступлений; Указ Президента Российской Федерации N 1203 от 30 ноября 1995 г. составлял единственную правовую основу для регулирования правовых отношений в сфере защиты государственных тайн...

Закон "О государственной тайне" Российской Федерации от 21 июля 1993 г., впоследствии претерпевший значительные изменения, является федеральным законом, упомянутым в части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации...

Однако Конституция Российской Федерации отсылает для определения сведений, содержащих государственную тайну, к федеральному закону. Это требование Конституции было исполнено в полном объеме, только когда в результате изменений, внесенных в Закон "О государственной тайне" в ноябре 1997 г., статья 5 включила перечень сведений, составляющих государственную тайну, а не перечень сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне, как предусматривалось в [первоначальной редакции] Закона.

В силу пункта 4 статьи 9 Закона, перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть утвержден Президентом... В соответствии с пунктом 4 статьи 9 Закона в его редакции от 21 июля 1993 г. и с изменениями от 6 октября 1997 г. [перечень] подлежит опубликованию и по мере необходимости может пересматриваться...

Анализ статьи 5 Закона (независимо от различных редакций) свидетельствует о том, что сам по себе [Закон] не устанавливает какой-либо степени секретности; иными словами, он не засекречивает какой-либо информации, поскольку сведения могут быть отнесены к секретным только в соответствии с особым порядком, предусмотренным статьей 9 Закона...

Это также означает, что в первоначальной редакции статья 5 Закона не может служить единственной основой для обвинения [лица] в шпионаже или разглашении государственной тайны. Она должна быть подкреплена иными нормативными актами.

В дополнение к статье 5 [Закона "О государственной тайне"] в настоящем деле был применен [в частности] Указ N 1203 Президента Российской Федерации от 1995 года...

Из материалов дела следует, что Никитин прекратил свою деятельность... в сентябре 1995 г.

Указ Президента от 30 ноября 1995 г. еще не вступил в силу...

Соответственно, статья 5 Закона (в редакции, действовавшей в период совершения подсудимым вменяемых ему действий) не может служить правовой основой для предъявления обвинений в отсутствие дополняющих ее нормативных актов, которые могли бы составить надлежащую правовую основу для обвинения... такие нормативные акты могут применяться только при условии, что они официально опубликованы и вступили в силу до совершения действий, вменяемых Никитину.

...С учетом вышеизложенного суд находит, что любой гражданин Российской Федерации... не имеет (не имел) реальной возможности определения того, содержат ли сведения государственную тайну, если такие сведения не включены в Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяемый Федеральным законом или утвержденный Указом Президента России...

Новая редакция Закона "О государственной тайне"... от 6 октября 1997 г. привела закон в соответствие с требованиями Конституции, и, следовательно, только с этого момента стало возможным самостоятельное применение статьи 5 Закона "О государственной тайне", то есть в отсутствие ссылки на Перечень сведений, отнесенных к государственной тайне, который был утвержден указом Президента Российской Федерации 30 ноября 1995 г.

Соответственно, в период с 12 декабря 1993 по 30 ноября 1995 г. отсутствовало законодательное определение того какие сведения относятся к государственной тайне; ввиду этого отнесение каких-либо сведений к категории составляющих государственную тайну в обсуждаемый период... было произвольным и не основанным на законе".

46. 17 апреля 2000 г. Верховный Суд оставил оправдательный приговор Никитину без изменения, указав следующее:

"Оправдывая Никитина за отсутствием в его действиях составов вмененных ему преступлений, суд [первой инстанции] исходил из того, что в период с 12 декабря 1993 г. по 30 ноября 1995 г. отсутствовало законодательное определение сведений, относящихся к государственной тайне...

Согласно положениям части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации, которая была введена в действие 12 декабря 1993 г. и сохраняла силу в период совершения Никитиным вмененных ему действий, перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом. Такой перечень впервые был определен Федеральным законом "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О государственной тайне"" от 6 октября 1997 г.

Принимая во внимание, что в период совершения Никитиным вмененных ему действий отсутствовал соответствующий требованиям Конституции Российской Федерации перечень сведений, составляющих государственную тайну, сведения, собранные... и разглашенные, не могут быть признаны содержащими государственную тайну. Поскольку объективную сторону преступлений, предусмотренных статьями 275 и 283 УК Российской Федерации, составляют указанные в них действия лишь со сведениями, составляющими государственную тайну, те же действия с другими сведениями не могут быть признаны государственной изменой и разглашением государственной тайны...

...Закон ["О государственной тайне"] от 21 июля 1993 г. [в редакции 1993 года] не мог применяться в отношении Никитина, поскольку в нем отсутствовал перечень сведений, составляющих государственную тайну, так как в статье 5 названного закона говорилось только о сведениях, которые могут быть отнесены к государственной тайне. Между тем в части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации содержится требование об определении указанного перечня федеральным законом. Поскольку в статье 5 Закона Российской Федерации "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. и части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации речь идет о различных объектах, суд не может согласиться с утверждением [стороны обвинения] о наличии в этих актах лишь терминологического несоответствия..."

47. 25 июля 2000 г. Верховный Суд Российской Федерации отменил приговор и направил на новое рассмотрение в суд первой инстанции дело Моисеева, бывшего сотрудника российского Министерства иностранных дел, который обвинялся в совершении преступлений, предусмотренных статьей 275 Уголовного кодекса РСФСР. Он указал следующее:

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Имеется в виду "статьей 275 Уголовного кодекса РФ"

"Признавая [заявителя] виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 275 УК Российской Федерации, суд [первой инстанции] указал, что [заявитель] в период с начала 1992 года по январь 1994 г.... занимался... передачей южнокорейской разведке сведений и документов, составляющих государственную тайну. При этом суд [первой инстанции] ограничился лишь общим перечислением сведений и документов... и не указал, какие сведения и документы были переданы [заявителем] и когда именно. Поскольку инкриминируемые [заявителю] деяния носят продолжающийся характер и охватывают период с 1992-1993 годов по июль 1998 г., в течение которого законодательство Российской Федерации изменялось, установление таких данных судом имеет существенное значение для дела.

В соответствии с частью 4 статьи 29 Конституции... перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом. Такой перечень был впервые определен федеральным законом "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О государственной тайне" от 6 октября 1997 г. Таким образом, до указанного времени отсутствовал соответствующий требованиям Конституции Российской Федерации перечень сведений, составляющих государственную тайну. Отсутствие в приговоре данных о времени передачи [заявителем] сведений и документов не позволяет сделать правильный вывод о том, какие именно из инкриминируемых Моисееву действий совершены им в период действия федерального закона, содержащего перечень сведений, составляющих государственную тайну и соответствующего требованиям Конституции Российской Федерации".

Право

Предполагаемое нарушение статей 7 и 10 Конвенции

48. Заявитель жаловался со ссылкой на статью 7 Конвенции, что в его деле суды страны придали обратную силу и расширительное толкование Закону "О государственной тайне". Он также жаловался со ссылкой на статью 10 Конвенции на нарушение своего права на свободу выражения мнения. Заявитель утверждал, что он подвергся избыточно широкому и политически мотивированному уголовному преследованию в качестве репрессии за его критические публикации. В частности, он никогда не передавал сведений, содержащих государственную тайну, японскому журналисту T.O. Тем не менее он был осужден за предполагаемое намерение передать свои рукописные заметки, которые были признаны содержащими государственную тайну, T.O., и единственная основа для такого вывода заключалась в том, что ранее он несколько раз законно передавал информацию японскому журналисту. Заявитель также жаловался на то, что хотя в его рукописных заметках были обнаружены действительные наименования воинских соединений и частей и описание деятельности подразделений радиоэлектронной борьбы, эта информация была общедоступной в ряде открытых источников, включая интернет-сайты, и что он не мог предвидеть, что эта информация составляет государственную тайну, поскольку этот вывод был основан на неопубликованном - и потому недоступном - Приказе N 055 министра обороны. Указанные положения Конвенции в соответствующих частях предусматривают:

"Статья 7 Конвенции

1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое, согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву, не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.

2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами.

Статья 10 Конвенции

1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".

A. Доводы сторон

1. Заявитель

49. В части жалобы, затрагивающей статью 7 Конвенции, заявитель утверждал, что он был осужден благодаря приданию обратной силы Закону "О государственной тайне". Он, в частности, указывал, что с 11 сентября 1997 г., даты, когда он собрал указанную информацию, и до 9 октября 1997 г., даты вступления в силу изменений к Закону "О государственной тайне", включавших перечень сведений, содержащих государственную тайну, отсутствовал такой перечень, предусмотренный федеральным законом, и, следовательно, в этот период не имелось правовой основы для его осуждения за предполагаемое преступление. Заявитель отмечал, что Указ Президента N 1203 от 30 ноября 1995 г., утверждавший перечень сведений, содержащих государственную тайну, не может рассматриваться как надлежащая правовая основа для его осуждения, поскольку часть 4 статьи 29 Конституции прямо устанавливает, что "перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом". Он также настаивал на том, что в отсутствие такого перечня он не мог предвидеть, что его действия могут повлечь уголовную ответственность.

50. В этом отношении заявитель ссылался на прецедентную практику российских судов по делам "Никитин против Российской Федерации" (Nikitin v. Russia) (жалоба N 50178/99, ECHR 2004-VIII* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2005.)) и "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia) (жалоба N 62936/00, Постановление Европейского Суда от 9 октября 2008 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.)). В частности, он указывал, что Верховный Суд России в своем определении от 17 апреля 2000 г., вынесенном по делу Никитина, и в определении от 25 июля 2000 г., вынесенном по делу Моисеева, последовательно указывал, что перечень сведений, содержащих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом и что такой перечень был впервые установлен Федеральным законом от 6 октября 1997 г. о внесении изменений и дополнений в Закон "О государственной тайне" Российской Федерации.

51. Заявитель также утверждал, что суды страны руководствовались неопубликованным Приказом N 055 министра обороны, что, по его мнению, обусловило расширительное толкование и избыточно широкое применение Закона "О государственной тайне". Признавая, что суд первой инстанции не ссылался на Приказ N 055 непосредственно, он полагал, что суд применил его косвенно, путем использования заключения экспертизы от 14 сентября 2001 г. Заявитель отмечал, что указанное заключение исходило из секретного характера его рукописных заметок на основе вышеупомянутого неопубликованного приказа. По его мнению, это подтверждалось формулировкой "деятельность частей радиоэлектронной борьбы во время учений", использованной судом первой инстанции и дословно воспроизведенной из Приказа N 055, а не из статьи 5 Закона "О государственной тайне". Как утверждал заявитель, формулировка Закона была более узкой и затрагивала только один вид деятельности частей радиоэлектронной борьбы, а именно "средства и методы защиты секретных сведений". Заявитель также подчеркивал, что применение Приказа N 055 в его деле признано судом кассационной инстанции, который указал в определении от 25 июня 2002 г., что заключение экспертизы от 14 сентября 2001 г. основывалось на Законе "О государственной тайне", Указе Президента РФ N 1203 и Приказе министра N 055.

52. В связи с этим заявитель утверждал, что, в любом случае, он не мог предвидеть, что сведения, собранные им на заседании 11 сентября 1997 г., могли иметь секретный характер, поскольку ни один из участников указанного заседания не предупреждал других о секретном характере раскрытых на заседании сведений. Он также настаивал на том, что сведения, которые он собрал и хранил дома, не имели большого значения.

53. Заявитель также поддержал свою жалобу в части статьи 10 Конвенции. Он настаивал на том, что власти преследовали его за журналистскую деятельность и публикацию им статей о серьезных экологических вопросах. Он также указывал, что вменяемые ему в вину сведения могли быть получены в открытых источниках и, в частности, в докладах различных экологических организаций, что они не имели существенного значения и, таким образом, не могли рассматриваться в качестве государственной тайны.

2. Власти Российской Федерации

54. Власти Российской Федерации утверждали, что в деле заявителя суды страны не придавали национальному законодательству обратную силу и не толковали его расширительно.

55. Они указывали, что оценка судами действий заявителя и впоследствии его осуждение были основаны на статье 275 Уголовного кодекса Российской Федерации, Законе "О государственной тайне" в редакции от 6 октября 1997 г. и Указе N 1203 Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г., утвердившем перечень сведений, содержащих государственную тайну. Они ссылались на Определение от 25 июня 2002 г., которым суд кассационной инстанции подтвердил, что суд первой инстанции законно применил указанные нормативные акты в деле заявителя с учетом того, что вменяемое заявителю преступление имело длящийся характер, началось 11 сентября 1997 г., когда заявитель собрал оспариваемые сведения, и прекратилось 20 ноября 1997 г., когда записи были изъяты у заявителя. Как отмечали власти Российской Федерации, в ситуации преступления длящегося характера должно применяться законодательство, действующее в тот момент, когда такое преступление прекращено. Власти Российской Федерации полагали, что заявитель не мог не предвидеть применение вышеупомянутых нормативных актов, поскольку все они были надлежащим образом опубликованы и, таким образом, доступны для него.

56. Власти Российской Федерации оспорили довод заявителя о том, что в период совершения вменяемых ему преступлений сведения, содержащие государственную тайну, не были определены законом. Как указывали власти Российской Федерации, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1995 г. сделан вывод о том, что требования части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации были исполнены введением в действие Закона "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г., давшего определение понятия государственной тайны и перечислившего сведения, которые могут быть отнесены к государственной тайне. Они также отметили, что впоследствии Указ Президента N 1203 от 30 ноября 1995 г. утвердил перечень сведений, содержащих государственную тайну. Власти Российской Федерации подчеркивали, что в любом случае изменения от 6 октября 1997 г. не затронули положений статьи 5 Закона "О государственной тайне", которая являлась основой для осуждения заявителя.

57. В отношении жалобы заявителя на то, что национальные суды ссылались на секретный Приказ N 055 министра обороны, который предположительно повлек расширительное толкование и избыточно широкое применение Закона "О государственной тайне", власти Российской Федерации отмечали, что указанный Приказ только установил степень секретности сведений, содержащих государственную тайну, в соответствии с федеральным законом и не создавал норм поведения лиц, а имел целью лишь установление порядка и критериев определения степени секретности сведений, содержащих государственную тайну, и, таким образом, не относился к категории нормативных актов, подлежавших опубликованию. Власти Российской Федерации, таким образом, настаивали на том, что Приказ N 055 был применен в деле заявителя, лишь поскольку было необходимо оценить степень важности и секретности сведений, собранных заявителем, а не установить, содержат ли эти сведения государственную тайну, так как этот последний вопрос был разрешен на основе Закона "О государственной тайне" и Указа Президента РФ N 1203.

58. Власти Российской Федерации также утверждали, что дело заявителя отличалось от дела Никитина, на которое ссылался заявитель. Они подчеркивали, что в последнем деле преступления, вменявшиеся Никитину, были совершены до 5 октября 1995 г., то есть до принятия Указа Президента N 1203, тогда как в настоящем деле действия, вменявшиеся в вину заявителю, прекратились 20 ноября 1997 г., когда упомянутый Указ уже действовал. Власти Российской Федерации полагали, что ссылка заявителя на дело Моисеева также некорректна, поскольку решение Верховного Суда России, на которое ссылался заявитель, было отменено и Моисеев был осужден за шпионаж в рамках нового судебного разбирательства. Власти Российской Федерации подчеркивали, что правовые доводы относительно предположительного придания обратной силы Закону "О государственной тайне", использованные судом кассационной инстанции в его окончательном решении по делу Моисеева, аналогичны тем, которые привел суд кассационной инстанции в своем определении от 25 июня 2002 г. в деле заявителя, и, таким образом, практика национальных судов по данному вопросу не является противоречивой.

59. Они также подчеркивали, что заявитель не мог не сознавать, что сведения, которые он внес в свои рукописные заметки, являлись секретными, поскольку они были раскрыты ограниченной группе лиц на заседании 11 сентября 1997 г. при условии сохранения секретности. Власти Российской Федерации заключили, что положения статьи 7 Конвенции не были затронуты в деле заявителя.

60. Власти Российской Федерации также оспаривали как необоснованный довод заявителя о том, что он был жертвой политического преследования в связи с журналистской деятельностью и критическими статьями, и подчеркивали, что его осуждение было основано на различных доказательствах, которыми руководствовался военный суд Тихоокеанского флота в своем приговоре от 25 декабря 2001 г. Власти Российской Федерации утверждали, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции. Они указывали, что, в соответствии с национальным законодательством о средствах массовой информации, разглашение сведений, содержащих государственную тайну, запрещено и что получение и распространение таких сведений должно быть законным. Они также подчеркивали, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, заявитель состоял на действительной военной службе и в силу соответствующих положений законодательства мог иметь доступ к секретным сведениям только в том объеме, который являлся необходимым для исполнения профессиональных обязанностей, и записывать секретные сведения только на том материальном носителе, который был зарегистрирован компетентным органом. Кроме того, он был обязан хранить любые секретные сведения, которые он получил, и не допускать утечки таких сведений. Также запрещалось выносить секретные материалы за пределы помещений штаба или хранить их в не предусмотренном для этого месте. Они настаивали на том, что, будучи военнослужащим, заявитель полностью сознавал все эти ограничения и мог отчетливо предвидеть отрицательные последствия нарушения соответствующих правил.

61. Власти Российской Федерации признали, что заявитель был осужден не за передачу вменяемых сведений T.O., а за намерение их передать. Однако они подчеркивали в этой связи, что состав преступления, наказываемого в соответствии со статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации, включал не только передачу как таковую, но также сбор, хищение или хранение с умыслом передачи сведений, содержащих государственную тайну, и что намерение заявителя по передаче вменяемых сведений T.O. было подтверждено доказательствами, исследованными судом первой инстанции, а именно записями телефонных разговоров заявителя с T.O.

62. Власти Российской Федерации также оспаривали утверждение заявителя о том, что сведения, содержавшиеся в его рукописных заметках, были доступны в открытых источниках. Они указывали, что эти доводы были тщательно изучены судами страны и отклонены как необоснованные. Власти Российской Федерации подчеркивали, что материалы уголовного дела заявителя содержали ряд публикаций, в том числе принадлежавших заявителю, которые сообщали об итогах тактических учений, но не раскрывали секретных сведений, в частности сведения о действительных наименованиях воинских частей или средствах и методах радиоэлектронной борьбы. Сопоставив эти публикации и рукописные заметки заявителя, суды справедливо заключили, что сведения в рукописных заметках заявителя не были доступны в открытых источниках.

63. Наконец, власти Российской Федерации оспаривали утверждение заявителя о том, что, собирая оспариваемые сведения, он осуществлял обычную журналистскую деятельность. В этой связи они ссылались на записи телефонных разговоров заявителя с T.O., которые ясно указывали, что последний проявлял интерес только к сведениям секретного характера.

B. Мнение Европейского Суда

64. Европейский Суд отмечает, что заявитель был осужден за сбор 11 сентября 1997 г. и хранение до 20 ноября 1997 г., когда он был задержан, сведений, содержащих государственную тайну. Заявитель жаловался, по существу, что его осуждение было незаконным, поскольку, что касается периода с 11 сентября 1997 г. по 8 октября 1997 г., отсутствовал установленный законом перечень сведений, содержащих государственную тайну, тогда как в отношении периода с 9 октября 1997 г., даты вступления в силу изменений, включавших в национальное законодательство такой перечень, по 20 ноября 1997 г. суды страны расширительно истолковали применимое национальное законодательство и основали его осуждение на неопубликованном Приказе министра. Заявитель утверждал, что он, таким образом, не мог предвидеть наступление уголовной ответственности за свои действия в любой из этих периодов.

65. С учетом обстоятельств настоящего дела Европейский Суд полагает, что основную проблему в нем представляет предполагаемое нарушение права заявителя на свободу выражения мнения. Поэтому он считает целесообразным рассмотреть жалобы заявителя с точки зрения статьи 10 Конвенции.

66. Принимая во внимание, что заявитель являлся действующим офицером, Европейский Суд напоминает, что право на свободу выражения мнения, гарантированное статьей 10 Конвенции, распространяется на военнослужащих в числе прочих лиц, находящихся под юрисдикцией государств-участников. Сведения, разглашение которых вменялось заявителю, не выходили за пределы сферы действия статьи 10 Конвенции, которая не ограничена определенными категориями сведений, идей или форм выражения (см. Постановление Европейского Суда от 16 декабря 1992 г. по делу "Хаджианастассиу против Греции" (Hadjianastassiou v. Greece), § 39, Series A N 252). Европейский Суд поэтому убежден, что положения статьи 10 Конвенции применимы к настоящему делу и что наказание, назначенное заявителю, представляло собой вмешательство в его право на свободу выражения мнения. Такое вмешательство нарушает статью 10 Конвенции, кроме случаев, когда оно было "предусмотрено законом", преследовало одну или более законных целей, предусмотренных пунктом 2 статьи 10 Конвенции, и было "необходимым в демократическом обществе" для достижения указанных целей.

1. Было ли вмешательство законным

67. Европейский Суд напоминает, что выражение "предусмотрено законом" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции требует прежде всего, чтобы спорная мера имела некую основу в национальном законодательстве; однако оно также касается качества рассматриваемого закона, требует, чтобы он был доступен заинтересованному лицу, позволяя ему предвидеть последствия своих действий, и достаточно ясен.

(a) Правовая основа в Российской Федерации

68. Что касается первого аспекта, Европейский Суд отмечает, что Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. в части 4 статьи 29 указывает, что "перечень сведений, содержащих государственную тайну, определяется федеральным законом". До 9 октября 1997 г. статья 5 Закона "О государственной тайне", который был принят на несколько месяцев ранее Конституции Российской Федерации, лишь содержала ссылку на перечень сведений, которые "могут быть" отнесены к государственной тайне в установленном порядке. Правом отнесения сведений к государственной тайне наделялись руководители органов государственной власти, и правом утвердить такой перечень наделялся президент. Последний принял соответствующий Указ от 30 ноября 1995 г. Статья 5 Закона "О государственной тайне" была изменена 6 октября 1997 г. путем включения перечня сведений, содержащих государственную тайну, и изменение было опубликовано и вступило в силу 9 октября 1997 г. (см. §§ 38-43 настоящего Постановления).

69. С учетом изложенного, заявитель предполагал, что необходимо выделение двух последовательных периодов: с 11 сентября 1997 г. (дата, в которую заявитель собрал спорные сведения) по 8 октября 1997 г.; и с 9 октября 1997 г. (дата вступления в силу изменений к Закону "О государственной тайне") по 20 ноября 1997 г., когда заявитель был задержан. Власти Российской Федерации и суды страны, со своей стороны, полагали, что различие было несущественным, поскольку преступление, за которое был осужден заявитель, носило "длящийся характер" и каралось законом, действовавшим на момент его прекращения властями. Однако их основной довод состоял в том, что действия заявителя являлись преступлением в любом случае, даже до 9 октября 1997 г. Европейский Суд, таким образом, начнет с исследования правовой основы для осуждения заявителя в два указанных периода.

(i) 11 сентября - 8 октября 1997 г.

70. Насколько затрагивается первый период, стороны не пришли к единому мнению по вопросу о том, имело ли осуждение заявителя за вменяемое ему преступление формальную основу в национальном праве или были ли действия заявителя наказуемыми в соответствии с действовавшим в то время российским законодательством. Заявитель утверждал, что в рассматриваемый период такая основа отсутствовала, поскольку Закон "О государственной тайне" содержал лишь перечень сведений, которые "могли быть отнесены к государственной тайне", а не являлись "содержащими государственную тайну", тогда как утверждение такого перечня Указом Президента N 1203 от 30 ноября 1995 г. противоречило части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации, которая ясно требовала, чтобы такой перечень был определен федеральным законом. Власти Российской Федерации настаивали на том, что Закон "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. и Указ Президента N 1203 от 30 ноября 1995 г. составляли достаточную правовую основу для осуждения заявителя за вменяемое ему преступление в течение рассматриваемого периода, с учетом того что оба документа были надлежащим образом опубликованы и доступны ему.

71. Европейский Суд отмечает, что, в соответствии с частью 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации, перечень сведений, содержащих государственную тайну, определяется федеральным законом. Указанное конституционное положение предполагало, что в отсутствие такого закона отсутствовала правовая основа для уголовного преследования лица за разглашение государственной тайны. Однако Закон "О государственной тайне" в редакции, действовавшей в рассматриваемый период, лишь перечислял сведения, которые могут быть отнесены к государственной тайне, - а не содержащие государственную тайну - и, следовательно, нельзя сказать, что он ясно предусматривал перечень таких сведений. С другой стороны, в рассматриваемый период такой перечень был определен Указом Президента N 1203 от 30 октября 1995 г. Суды страны приводили эти два нормативных акта как основу для осуждения заявителя. Вопрос, который подлежит разрешению в настоящем деле, таким образом, заключается в том, может ли быть установлена, в свете применимых требований Конституции Российской Федерации, достаточная правовая основа для предполагаемого вмешательства в право заявителя, предусмотренное статьей 10 Конвенции, в ситуации, когда ссылка в федеральном законе на перечень сведений, которые "могут быть" отнесены к государственной тайне, была детализирована в Указе Президента РФ - нормативном акте меньшей юридической силы по сравнению с законом.

72. Государство-ответчик выдвинуло довод, согласно которому Конституционный Суд Российской Федерации (далее - Конституционный Суд) в своем постановлении от 20 декабря 1995 г. сделал вывод о том, что требования части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации были исполнены Законом "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г. При обстоятельствах настоящего дела Европейский Суд не считает необходимым обращаться к вопросу о том, мог ли в рассматриваемый период Закон "О государственной тайне" сам по себе составлять достаточную правовую основу для осуждения заявителя, так как в любом случае он был применен в его деле не самостоятельно, а во взаимосвязи с Указом Президента от 30 ноября 1995 г.

73. Европейский Суд также напоминает, что, согласно его устоявшейся прецедентной практике, концепция "закона" должна пониматься в его "сущностном" смысле, а не только в "формальном". Он, таким образом, включает все, что составляет писаное право, включая подзаконные акты и судебные решения, толкующие их (см. Постановление Европейского Суда по делу ""Ассосьясьон Экин" против Франции" (Association Ekin v. France), жалоба N 39288/98, § 46, ECHR 2001-VIII). В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что Конституция Российской Федерации установила принцип, согласно которому перечень секретных сведений определяется федеральным законом, и что впоследствии в Закон "О государственной тайне" были внесены изменения в целях его приведения в соответствие с указанным конституционным требованием. Не вызывает сомнений, что в период с 12 декабря 1993 г., когда вступила в силу Конституция Российской Федерации, по 9 октября 1997 г., когда вступили в силу изменения в Закон "О государственной тайне", имелась настоятельная потребность в нормативном акте, который обеспечивал бы компетентные органы правовой основой "для исполнения их обязанностей по защите безопасности государства, общества и личности" (см. § 41 настоящего Постановления). Европейский Суд склонен считать, что российские власти оправданно отреагировали на эту потребность путем принятия Указа Президента РФ - порядок утверждения такого нормативного акта менее сложен и требует меньше времени по сравнению с федеральным законом - учитывая, в частности, их свободу усмотрения в сфере регулирования защиты государственной тайны (см. Постановление Большой Палаты по делу "Штоль против Швейцарии" (Stoll v. Switzerland), жалоба N 69698/01, § 107, ECHR 2007- ...). Принятый Указ четко предусматривал категории сведений, содержащих государственную тайну, и был доступен публике, так что любое лицо, включая заявителя, могло соответственно регулировать свои действия.

74. Европейский Суд также отмечает, что в поддержку своего довода о том, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции и Указ Президента РФ N 1203 от 30 ноября 1995 г. не могли рассматриваться в качестве надлежащей правовой основы для его осуждения, заявитель ссылался на два решения Верховного Суда России по двум другим уголовным делам, касающимся разглашения государственной тайны, а именно по делам Никитина и Моисеева, в которых Верховный Суд последовательно указывал, что перечень сведений, содержащих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом и что такой перечень впервые был определен Федеральным законом от 6 октября 1997 г., которым были внесены изменения в Закон "О государственной тайне".

75. Поскольку заявитель ссылался на дело Никитина, Европейский Суд отмечает довод властей Российской Федерации о том, что преступления, вмененные Никитину, были совершены в августе и сентябре 1995 г., когда Указ Президента РФ N 1203 еще не вступил в силу. Суд первой инстанции в приговоре от 29 декабря 1999 г. прямо ссылался на это обстоятельство как на основание для оправдания Никитина, указав, что отнесение сведений к государственной тайне до 30 ноября 1995 г. было произвольным и не основанным на законе. Однако представляется, что суд первой инстанции не сомневался в том, что с указанной даты имелась достаточная правовая основа для уголовного преследования за разглашение государственной тайны. Действительно, суд первой инстанции отметил, что соответствующее требование части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации было исполнено в полном объеме лишь при вступлении в силу изменения от 6 октября 1997 г., но он также последовательно указывал, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции, примененный во взаимосвязи с Указом Президента от 30 ноября 1995 г., мог составлять надлежащую правовую основу для предъявления обвинений в разглашении государственной тайны (см. § 45 настоящего Постановления).

76. Рассматривая дело в кассационной инстанции, Верховный Суд подтвердил, что в период, когда Никитин совершал свои деяния, отсутствовал перечень сведений, содержащих государственную тайну, и, следовательно, сведения, которые он собрал и раскрыл, не могли быть признаны содержащими государственную тайну. Действительно, суд кассационной инстанции также отметил, что такой перечень впервые был определен в момент вступления в силу изменений от октября 1997 г. в Закон "О государственной тайне"; однако он не выразил мнения относительно того, могло ли быть достаточным для уголовного преследования за разглашение государственной тайны до вступления в силу изменений применение Закона "О государственной тайне" во взаимосвязи с Указом Президента РФ от 30 ноября 1995 г. (см. § 46 настоящего Постановления).

77. Во-вторых, что касается дела Моисеева, последний обвинялся в преступлениях, охватывавших период с 1992-1993 годов по июль 1998 г. В определении Верховного Суда от 25 июля 2000 г. по делу Моисеева, на которое ссылался заявитель, указывалось, что суд первой инстанции не установил точное время совершения преступлений, и что, следовательно, было неясно, какие их этих преступлений были совершены в период, когда Закон "О государственной тайне" отвечал требованиям части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации. Как и по делу Никитина, Верховный Суд не сделал выводов, касающихся Указа Президента РФ от 30 ноября 1995 г. (см. § 47 настоящего Постановления). Европейский Суд поэтому не убежден, что решения суда, на которые ссылался заявитель, имеют прямое отношение к его ситуации или что они должны толковаться предложенным им способом, особенно те, которые указывают, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции и Указ Президента РФ от 30 ноября 1995 г. составляли достаточную правовую основу для осуждения.

78. Наконец, Европейский Суд отмечает, что национальные суды в деле заявителя последовательно ссылались на Закон "О государственной тайне" и Указ Президента РФ от 30 ноября 1995 г. как на основу для осуждения заявителя. Он напоминает в этой связи, что толкование и применение национального законодательства является задачей, прежде всего, национальных властей, особенно судов, и что Европейский Суд не выражает несогласия с ними, кроме случаев, когда их толкование представляется произвольным или явно необоснованным. С учетом изложенного, Европейский Суд не усматривает оснований дл отхода от толкования, данного судами страны. Поэтому он полагает, что Закон "О государственной тайне" от 21 июля 1993 г., перечисляющий категории сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне, дополненный Указом Президента РФ N 1203 от 30 ноября 1995 г., определяющим сведения, содержащие государственную тайну, с достаточной ясностью - оба документа являлись общедоступными, позволяя заявителю предвидеть последствия своих действий - составлял достаточную правовую основу для вмешательства в права заявителя, предусмотренные статьей 10 Конвенции, в отношении периода с 11 сентября по 8 октября 1997 г.

(ii) 9 октября - 20 ноября 1997 г.

79. Что касается второго периода, Европейский Суд отмечает, что сторонами не оспаривается, что Закон "О государственной тайне" с изменениями составлял правовую основу для осуждения заявителя.

(iii) В целом

80. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд находит, что имелась достаточная правовая основа для осуждения заявителя в течение всего периода с 11 сентября по 20 ноября 1997 г. Кроме того, Европейский Суд придает значение неоспариваемому наличию такой основы на 20 ноября 1997 г., что, учитывая длящийся характер преступления, было достаточно согласно национальному законодательству, чтобы квалифицировать действия заявителя в рамках положения Уголовного кодекса, применимого к его делу.

(b) Качество закона

81. Заявитель также жаловался, что вывод судов страны, согласно которому сведения, собранные им, содержали государственную тайну, был основан на Приказе N 055 министра обороны, секретном и поэтому недоступном документе, на который ссылались эксперты в своем заключении от 14 сентября 2001 г., что привело к расширительному толкованию и избыточно широкому применению Закона "О государственной тайне" и Указа Президента РФ N 1203. Он настаивал на том, что при таких обстоятельствах он не мог предвидеть, что сведения, собранные им, являлись секретными и что его действия были уголовно наказуемы. Власти Российской Федерации признали, что приказ министра, на который ссылался заявитель, был применен в его деле, но утверждали, что он использовался лишь для оценки степени важности и секретности сведений, собранных заявителем, а не для определения того, содержали ли эти сведения государственную тайну.

82. Заявитель, по существу, оспаривал, что национальное законодательство, примененное в его деле, отвечало критерию предсказуемости и доступности, или, иными словами, что его осуждение было "законным" в значении статьи 10 Конвенции. В этой связи Европейский Суд отмечает, во-первых, что, как уже было указано выше, Закон "О государственной тайне" во взаимосвязи с Указом Президента РФ N 1203 сам по себе был достаточно ясным, чтобы позволить заявителю предвидеть последствия своих действий. Поскольку заявитель жаловался на расширительное и поэтому непредсказуемое толкование указанных нормативных актов национальными судами, которые предположительно ссылались на неопубликованный приказ министра, из фактов настоящего дела следует, что заявитель, в силу своей должности, имел доступ к Приказу N 055, знакомился с ним и дал соответствующую расписку осенью 1996 года (см. § 19 настоящего Постановления), то есть до совершения вменяемых ему преступлений. На основании изложенного Европейский Суд отклоняет довод заявителя, согласно которому национальное законодательство, примененное в его деле, не отвечало требованиям доступности и предсказуемости.

83. В целом Европейский Суд убежден, что при обстоятельствах настоящего дела национальное законодательство отвечало качественным требованиям доступности и предсказуемости, в связи с чем предполагаемое вмешательство в права заявителя, предусмотренные статьей 10 Конвенции, было законным в значении Конвенции.

2. Преследовало ли вмешательство законную цель

84. Европейский Суд также без колебаний признает, что обжалуемая мера преследовала законную цель, а именно цель защиты интересов национальной безопасности.

3. Было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе

85. Что касается соразмерности рассматриваемого вмешательства, Европейский Суд отмечает прежде всего, что довод заявителя о том, что его умысел на передачу спорных сведений не был доказан и что указанные сведения могли быть обнаружены в общедоступных источниках, представляется неубедительным. Национальные суды тщательно исследовали каждый довод заявителя и подкрепили свои выводы рядом доказательств. Они ссылались, в частности, на несколько записей телефонных разговоров заявителя с подданным Японии, доказывающих его намерение передать указанные сведения T.O. (см. §§ 22 и 32 настоящего Постановления). Суды страны также рассмотрели надлежащим образом и отклонили как неубедительный довод заявителя о том, что сведения, собранные им, были общедоступны. Так, они критически оценили заключение экспертизы от 14 сентября 2001 г., сопоставив выводы экспертов с иными материалами дела, и отклонили указанные выводы о секретности сведений, которые могли быть обнаружены в открытых источниках, таких как военный справочник или доклад организации "Гринпис" (см. § 26 настоящего Постановления). В отношении сведений, собранных заявителем, они отметили, однако, что эти сведения не были опубликованы (см. § 32 настоящего Постановления).

86. Европейский Суд также не может не согласиться с доводами национальных судов и властей Российской Федерации о том, что заявитель, как состоящий на действительной военной службе, был связан обязательством осмотрительности во всем, что касалось исполнения им своих обязанностей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Хаджианастассиу против Греции", § 46). Европейский Суд также полагает, что разглашение сведений, касающихся военных учений, которые собрал и хранил заявитель, могло нанести значительный ущерб национальной безопасности. Заявитель действительно не передал спорные сведения иностранному гражданину; с другой стороны, Европейский Суд принимает во внимание тот факт, что назначенное ему наказание было крайне мягким, намного ниже низшего предела, установленного законом, а именно четыре года лишения свободы по сравнению с 12-20 годами лишения свободы с конфискацией имущества (см. §§ 28 и 37 настоящего Постановления).

87. В целом Европейский Суд отмечает, что заявитель осужден как лицо, состоящее на действительной военной службе, а не как журналист, за государственную измену в форме шпионажа в связи со сбором и хранением с намерением передать иностранному гражданину сведения военного характера, содержавшие государственную тайну. Материалы, имеющиеся в распоряжении Европейского Суда, свидетельствуют о том, что суды страны тщательно исследовали обстоятельства дела заявителя, рассмотрели доводы сторон и основали свои выводы на различных доказательствах. Их решения представляются разумными и обоснованными. В конечном счете Европейский Суд полагает, что национальные суды не вышли за рамки свободы усмотрения, которой должны располагать национальные власти в сфере национальной безопасности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Хаджианастассиу против Греции", § 47). Доказательства не свидетельствуют об отсутствии разумных отношений соразмерности между использованными мерами и преследуемой законной целью. В материалах дела ничто не поддерживает довод заявителя о том, что его осуждение было избыточно широким или политически мотивированным либо что он был наказан за какие-либо свои публикации.

88. С учетом изложенного Европейский Суд находит, что отсутствовало нарушение требований статьи 10 Конвенции в настоящем деле.

89. Европейский Суд также отмечает, что жалобы заявителя на основании статьи 7 Конвенции касаются тех же фактов, что были рассмотрены с точки зрения статьи 10 Конвенции. Учитывая свои выводы на основании последней, Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость отдельного рассмотрения указанных жалоб.

На основании изложенного Суд:

1) постановил шестью головами "за" и одним "против", что требования статьи 10 Конвенции нарушены не были;

2) постановил единогласно, что отсутствует необходимость рассматривать отдельно жалобу заявителя на нарушение статьи 7 Конвенции.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 22 октября 2009 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда, к Постановлению прилагается несовпадающее особое мнение судьи Джорджио Малинверни.

Х.Л.Р.
С.Н.

Несовпадающее особое мнение судьи Малинверни

В отличие от большинства я придерживаюсь мнения о том, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции в отношении периода с 11 сентября по 8 октября 1997 г. Европейскому Суду следовало буквально истолковать требование части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации и установить, что в отсутствие федерального закона, удовлетворяющего этому требованию, в национальном законодательстве не имелось надлежащей основы для осуждения заявителя.

Причины, вызывающие у меня серьезные сомнения в том, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции может сам по себе представлять правовую основу для осуждения заявителя, являются следующими.

Во-первых, Верховный Суд России в своих кассационных определениях по делам Никитина и Моисеева от 17 апреля и 25 июля 2000 г. соответственно, отметил, что требования части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации были соблюдены только после внесения изменений от 6 октября 1997 г. в Закон "О государственной тайне" (см. §§ 46 и 47). Кроме того, тот факт, что 30 октября 1995 г. Президент Российской Федерации издал Указ N 1203 о перечне сведений, содержащих государственную тайну, позволяет предположить, что российские власти признавали наличие правового пробела в этой сфере.

Что касается Указа Президента РФ N 1203, действительно этот нормативный акт, официально опубликованный и общедоступный, утвердил перечень сведений, содержащих государственную тайну. Тем не менее я не убежден, что соответствующие конституционные требования были удовлетворены введением в действие этого нормативного акта, с учетом того что часть 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации содержала прямую ссылку на "федеральный закон" - нормативный акт, принятый национальным парламентом в рамках законодательного процесса, - а не на подзаконные акты, такие как президентские указы или правительственные постановления. Тот факт, что впоследствии в Закон "О государственной тайне" были внесены необходимые изменения для приведения его в соответствие с частью 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации, по моему мнению, указывает, что российские власти сами не считали, что соответствующие требования Конституции Российской Федерации исполнены принятием Указа Президента.

С учетом изложенных соображений я не могу заключить, что Закон "О государственной тайне" в его первоначальной редакции и Указ Президента от 30 ноября 1995 г. могли рассматриваться в качестве достаточной правовой основы для предполагаемого вмешательства в права заявителя, предусмотренные статьей 10 Конвенции в отношении периода с 11 сентября по 8 октября 1997 г.