Постановление Европейского Суда по правам человека от 10 февраля 2011 г. Дело "Преминины против России" [Premininy v. Russia] (жалоба N 44973/04) (I Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Преминины (Premininy)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 44973/04)

Постановление Суда

Страсбург, 10 февраля 2011 г.

По делу "Преминины против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Дина Шпильманна,

Сверре-Эрика Йебенса, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 18 января 2011 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 44973/04, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданами Российской Федерации Николаем Анатольевичем Премининым (далее - первый заявитель) и Анатолием Николаевичем Премининым (далее - второй заявитель) 7 ноября 2004 г.

2. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека В.В. Милинчук.

3. 9 июля 2007 г. председатель Первой Секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

Факты

I. Обстоятельства дела

4. Заявители родились в 1981 и 1953 годах соответственно и проживают в г. Сургуте Тюменской области. Они приходятся друг другу сыном и отцом.

A. Уголовное производство в отношении первого заявителя

5. 19 января 2002 г. против первого заявителя было возбуждено уголовное дело. Он подозревался во взломе электронной системы безопасности одного из американских банков, "Грин Поинт Банка" (далее - банк), а также краже клиентской базы данных банка. По версии органов прокуратуры, в ноябре 2001 года первый заявитель связался с банком по телефону под вымышленным именем. Он требовал денег в обмен на то, что не будет обнародовать базу данных банка в Интернете. Банк согласился заплатить деньги, и первый заявитель сообщил свое настоящее имя и адрес проживания. В то же время он опубликовал часть базы данных банка в Интернете. Банк перечислил первому заявителю 10 000 долларов США.

6. В начале апреля 2002 года заявителю было предъявлено обвинение в вымогательстве с отягчающими обстоятельствами. Он подписал подписку о невыезде.

1. Арест первого заявителя

7. 23 апреля 2002 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации санкционировал заключение первого заявителя под стражу на том основании, что ему было предъявлено обвинение в тяжком преступлении и была высока вероятность того, что он будет препятствовать осуществлению правосудия, возобновит преступную деятельность или скроется от органов, производящих расследование.

8. Первый заявитель был арестован 7 мая 2002 г. и заключен под стражу в отделении милиции г. Сургута. На следующий день он подал жалобу в Сургутский городской суд, оспаривая основания его заключения под стражу. Его адвокат направил отдельную жалобу. 9 мая 2002 г. первый заявитель был переведен в следственный изолятор г. Тюмени.

9. 24 мая 2002 г. Сургутский городской суд оставил жалобы первого заявителя и его адвоката без рассмотрения, отмечая, что они не относятся к его территориальной подсудности. Сургутский городской суд рекомендовал первому заявителю и его адвокату подать соответствующие жалобы в суд г. Екатеринбурга.

2. Дальнейшие жалобы, касающиеся незаконности содержания под стражей

(a) Ходатайство об освобождении от 11 июля 2002 г.

10. 11 июля 2002 г. адвокат первого заявителя Ч. подал жалобу в Сургутский городской суд, оспаривая законность ареста и содержания заявителя под стражей.

11. 17 июля 2002 г. Сургутский городской суд оставил жалобу без рассмотрения на тех же основаниях, что и в постановлении от 24 мая 2002 года. 20 августа 2002 г. Суд Ханты-Мансийского автономного округа оставил постановление Сургутского городского суда без изменения.

(b) Жалоба от 22 июля 2002 г.

12. 22 июля 2002 г. адвокат Ч. обжаловал в Сургутский городской суд законность ареста и содержания под стражей первого заявителя и ходатайствовал о его освобождении.

13. Три дня спустя Сургутский городской суд оставил жалобу без рассмотрения, вновь ссылаясь на нарушение правил территориальной подсудности. 20 августа 2002 г. Суд Ханты-Мансийского автономного округа как вышестоящий суд подтвердил законность постановления Сургутского городского суда.

3. Производство по применению к первому заявителю принудительных мер медицинского характера

14. 25 июля 2002 г. в Свердловской областной психиатрической больнице была произведена психиатрическая экспертиза в отношении первого заявителя, по результатам которой было составлено экспертное заключение. Соответствующие пункты заключения гласят:

"...Психиатрическое обследование показало, что [первый заявитель] обнаруживает признаки реактивного психоза.

Пациент утверждает, что болезнь появилась уже после совершения им преступления во время содержания под стражей, когда он испытывал сильный страх и чувство безысходности наряду с депрессивными переживаниями, возникшими в результате травмирующего опыта, систематического жестокого обращения, оскорблений и нападений со стороны сокамерников. В истории болезни [первого заявителя] во время лечения в больничном отделении следственного изолятора в связи с сотрясением мозга и переломом ребер не содержится никакой информации относительного его психического здоровья...

[Первый заявитель] не в состоянии принимать участие в следственных действиях и судопроизводстве.

[Первый заявитель] нуждается в принудительном стационарном лечении в психиатрической больнице... вплоть до излечения психоза...".

15. 28 сентября 2002 г. заместитель прокурора г. Сургута направил уголовное дело на рассмотрение Сургутского городского суда. Он отметил, что первый заявитель психически болен, представляет угрозу общественной безопасности и в состоянии причинить существенный общественный вред. Заместитель прокурора утверждал, что к первому заявителю должны быть применены принудительные меры медицинского характера.

16. 18 октября 2002 г. Сургутский городской суд назначил первое судебное заседание на 4 ноября 2002 г. Суд также рассмотрел ходатайство второго заявителя об освобождении его сына или переводе его в психиатрическую больницу. Городской суд постановил, что первый заявитель должен оставаться под стражей в связи с обвинением в тяжком преступлении, однако ввиду состояния его психического здоровья он подлежит переводу в Тюменскую областную психиатрическую больницу. Первый заявитель был помещен в эту больницу 4 декабря 2002 г.

4. Пересмотр решения о заключении под стражу от 24 мая 2002 г. и соответствующий суд

17. 22 ноября 2002 г. президиум Суда Ханты-Мансийского автономного округа вынес постановление в порядке надзора о том, что 24 мая 2002 г. Сургутский городской суд неправильно применил положения законодательства и сделал ошибочные выводы относительно территориальной подсудности вопроса о заключении заявителя под стражу. Президиум отменил постановление от 24 мая 2002 г. и направил дело в Сургутский городской суд на новое рассмотрение.

18. 3 декабря 2002 г. Сургутский городской суд постановил, что первый заявитель виновен в вымогательстве с отягчающими обстоятельствами, однако освободил его от отбывания наказания, признав его недееспособным из-за психического расстройства. Городской суд назначил первому заявителю принудительные меры медицинского характера и постановил поместить его в психиатрическую больницу для проведения лечения. Приговор не был обжалован и вступил в законную силу.

19. 10 декабря 2002 г. Сургутский городской суд отказал в пересмотре жалоб первого заявителя и его адвоката на незаконность ареста и заключения под стражу. Городской суд постановил, что 3 декабря 2002 г. им было рассмотрено уголовное дело первого заявителя, он пришел к выводу о том, что он виновен в вымогательстве с отягчающими обстоятельствами, и решил поместить его в психиатрическую больницу. Суд не вправе рассматривать вопрос о заключении заявителя под стражу после того, как уголовное дело было рассмотрено по существу.

5. Пересмотр решения о заключении под стражу от 25 июля 2002 г.

20. 24 октября 2003 г. президиум Суда Ханты-Мансийского автономного округа в порядке надзора, приводя те же доводы, что и в постановлении от 22 ноября 2002 г., отменил постановления от 25 июля и 20 августа 2002 г., в которых суд отказал в рассмотрении ходатайств первого заявителя и его адвоката об освобождении первого заявителя из-под стражи. Президиум суда постановил рассмотреть вопрос о заключении под стражу по существу.

21. 5 февраля 2004 г. Сургутский городской суд, вновь рассмотрев жалобу адвоката на незаконность заключения первого заявителя под стражу, отклонил ее, постановив, что уголовное дело уже закрыто, а первый заявитель помещен под стражу в соответствии с окончательным приговором суда, и городской суд больше не вправе рассматривать этот вопрос по существу.

22. 30 марта 2004 г. Суд Ханты-Мансийского автономного округа отменил постановление от 5 февраля 2004 г. и постановил провести новое рассмотрение вопроса о законности заключения первого заявителя под стражу. Соответствующая часть постановления гласит:

"В соответствии со статьей 123 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации действия (бездействие) и решения органа дознания, дознавателя, начальника подразделения дознания, следователя, руководителя следственного органа, прокурора и суда могут быть обжалованы в установленном настоящим Кодексом порядке участниками уголовного судопроизводства, а также иными лицами в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы.

Статья 125 Уголовно-процессуального кодекса Рос-сийской Федерации предусматривает судебный порядок рассмотрения таких жалоб.

Из представленных документов следует, что [городской] суд на самом деле не исследовал основания жалобы первого заявителя и не проверял законность действий и решений уполномоченных лиц.

Из протоколов судебных заседаний неясно, какие документы были изучены судом.

Выводы [городского] суда о том, что оснований для жалобы больше не существует, незаконны, тот факт, что по делу вынесен приговор, не может служить основанием для отказа в проверке законности процессуальных действий и решений, принятых в ходе производства по этому уголовному делу и затрагивающих интересы [первого заявителя, и не могут служить основанием] для отказа в рассмотрении жалобы [первого заявителя].

Более того, настоящая жалоба была принесена в суд задолго до рассмотрения уголовного дела судом".

23. 19 мая 2004 г. Сургутский городской суд постановил, что арест и последующее заключение под стражу первого заявителя были законными. Адвокат первого заявителя присутствовал на слушаниях. Однако второй заявитель, будучи должным образом уведомлен, не присутствовал в зале суда и не представил в городской суд никаких объяснений по поводу причин своего отсутствия.

24. 21 июля 2004 г. Суд Ханты-Мансийского автономного округа оставил постановление без изменений.

6. Производство, касающееся выписки первого заявителя из больницы

25. 17 июня 2003 г. заявитель был обследован в Лебедевской психиатрической больнице, и ему было рекомендовано выписаться из больницы, поскольку он уже не представлял опасности для себя и окружающих. 30 июня 2003 г. главный врач Лебедевской психиатрической больницы ходатайствовал перед Сургутским городским судом о выписке первого заявителя.

26. 4 июля 2003 г. Сургутский городской суд направил запрос в Завудковский районный суд, приняв решение о том, что этот вопрос должен находиться в территориальной подсудности последнего.

27. 8 октября 2003 г. Завудковский районный суд возвратил дело в Сургутский городской суд, отметив, что дело должно рассматриваться в г. Сургуте.

28. 12 марта 2004 г. президиум Суда Ханты-Мансийского автономного округа отменил постановление от 14 июля 2003 г. в порядке надзора и поручил Сургутскому городскому суду рассмотреть ходатайство о выписке первого заявителя.

29. 13 июля 2004 г. в Тюменской областной психиатрической больнице было проведено повторное психиатрическое обследование первого заявителя, после которого было установлено, что выводы, сделанные в Лебедевской психиатрической больнице 17 июня 2003 г., неверны и заявитель должен оставаться в психиатрической больнице для дальнейшего принудительного лечения.

30. 2 сентября 2004 г. Сургутский городской суд отклонил ходатайство первого заявителя об освобождении на основании того, что заключение эксперта от 17 июня 2003 г. не было окончательным и лишь 13 июля 2004 г. было установлено, что заявитель по-прежнему болен шизофренией и нуждается в дальнейшем принудительном психиатрическом лечении. Постановление суда не было обжаловано и вступило в законную силу.

31. 2 февраля 2005 г., после нового психиатрического обследования первого заявителя и ходатайства Тюменской областной психиатрической больницы, Сургутский городской суд санкционировал выписку первого заявителя из психиатрической больницы.

B. Жестокое обращение в следственном изоляторе в отношении первого заявителя

1. События 10 июня 2002 г.

32. В конце мая 2002 года первый заявитель был переведен в следственный изолятор N 1 (далее - СИЗО) г. Екатеринбурга и помещен в камеру N 131. В камере содержались четверо заключенных. По утверждению первого заявителя, как надзиратели, так и заключенные систематически унижали и издевались над ним. 10 июня 2002 г. сокамерники, действуя по приказу администрации, жестоко избили его длинными деревянными палками, которые они получили от надзирателей.

33. Власти Российской Федерации возражали против версии, изложенной заявителем, утверждая, что вечером 9 июня 2002 г. первый заявитель спровоцировал конфликт с одним из сокамерников, оскорбив его. Произошла драка, и первый заявитель получил телесные повреждения. Власти Российской Федерации настаивали на том, что нет никаких доказательств, подтверждающих версию заявителя о подстрекательстве со стороны администрации СИЗО.

34. Власти Российской Федерации представили медицинский акт N 226, составленный в СИЗО 10 июня 2002 г. после осмотра первого заявителя врачом СИЗО. Из него следует, что врач установил у первого заявителя сотрясение мозга, обнаружил многочисленные ссадины на руках, ногах, спине, плечах, лице и ушах и прописал ему постельный режим. Врач также отметил, что указанные телесные повреждения наносились первому заявителю в камере N 131 в течение недели, предшествующей осмотру. Первый заявитель был переведен в больничное отделение СИЗО днем 10 июня 2002 г.

35. Согласно копии журнала происшествий СИЗО, представленной властями Российской Федерации, утром 10 июня 2002 г. дежурный сотрудник сделал в журнале запись об инциденте с участием первого заявителя и перечислил полученные заявителем телесные повреждения.

36. 11 июня 2002 г. действующий начальник СИЗО N 1, изучив информацию о возможном правонарушении в отношении первого заявителя, принял решение об отказе в проведении расследования. Он установил, что 10 июня 2002 г. между первым заявителем и одним из его сокамерников К. произошла ссора. Последний ударил первого заявителя в живот, отчего тот упал, ударившись головой и спиной о стену. Первый заявитель поднялся на ноги и попытался дать сдачи, но был остановлен двумя другими заключенными, которые прекратили драку. Начальник СИЗО N 1 также отметил, что, отвечая на вопросы об этом инциденте, первый заявитель подтвердил, что оскорбил К. и попросил, чтобы в отношении К. не возбуждали уголовного дела. Два других заключенных аналогичным образом описали случившееся. Копия решения начальника СИЗО от 11 июня 2002 г. была вручена первому заявителю, а также направлена в Свердловскую областную прокуратуру для проверки правильности применения норм действующего законодательства.

37. В апреле 2004 года второй заявитель был назначен законным представителем первого заявителя. 21 апреля 2004 г. он направил жалобу на решение от 11 июня 2002 г. в Свердловскую областную прокуратуру.

38. 16 августа 2004 г. Свердловский областной прокурор отменил решение от 11 июня 2002 г., признав, что оно было принято "преждевременно", и назначил дополнительное расследование по жалобам первого заявителя. Прокурор также отметил, что первый заявитель психически болен, что ограничивает его дееспособность, и что в подобных обстоятельствах его ходатайство о том, чтобы не возбуждать уголовное дело против К., не должно влечь за собой никаких юридических последствий.

39. 18 августа 2004 г. администрация СИЗО N 1 отказала в проведении расследования по жалобам первого заявителя на жестокое обращение в связи с истечением срока давности. Это решение было отменено 14 декабря 2004 г., и было назначено дополнительное расследование.

40. 24 декабря 2004 г. помощник свердловского областного прокурора отказал в возбуждении уголовного дела против К. в связи с тем, что 10 июня 2004 г. истек двухлетний срок давности и К. больше не мог быть привлечен к уголовной ответственности. В своем постановлении помощник прокурора ссылался также на показания надзирателей, которые настаивали на том, что у первого заявителя произошла ссора с К. Последний ударил первого заявителя. Драку остановили двое других заключенных. Надзиратели не приказывали сокамерникам угрожать первому заявителю или избивать его. Другие два сокамерника не были допрошены, поскольку их местонахождение было неизвестно. Копия постановления от 24 декабря 2004 г. была вручена первому заявителю.

41. Власти Российской Федерации утверждали, что 29 августа 2007 г. постановление от 24 декабря 2004 г. было отменено вышестоящим прокурором, а расследование на настоящий момент не завершено.

2. События 14 июня 2002 г.

42. Первый заявитель жаловался на то, что его систематически избивали надзиратели. Он утверждал, что 14 июня 2002 г. надзиратели сломали ему два ребра.

43. Власти Российской Федерации утверждали, что вечером 14 июня 2002 г. первый заявитель упал по пути к умывальнику, сломав два ребра.

44. Как следует из медицинского акта, составленного после осмотра первого заявителя в СИЗО N 1 и представленного властями Российской Федерации, 14 июня 2002 г. первый заявитель был осмотрен неврологом и главным врачом больничного отделения. Они обнаружили ссадину на груди заявителя и назначили рентгенологическое исследование грудного отдела. Исследование было проведено 18 июня 2002 г. и показало, что у первого заявителя справа сломаны два ребра. Четыре дня спустя первый заявитель был вновь осмотрен врачами СИЗО, которые отметили его тревожное состояние. Врачи сделали запись о том, что заявитель отказывался оставаться в своей камере, был дезориентирован и безучастен и не давал внятных ответов на их вопросы. После следующего осмотра 24 июня 2002 г. врачи отметили, что первый заявитель с трудом концентрируется и формулирует предложения, что его реакция замедлена, и он постоянно смотрит в одну точку прямо перед собой. Первому заявителю было рекомендовано пройти психиатрическое обследование.

45. 21 июня 2002 г. начальник СИЗО прекратил расследование по факту причинения первому заявителю телесных повреждений, признав, что он сломал ребра при падении в камере 14 июня 2002 г. Это решение было основано на показаниях троих заключенных, содержащихся с заявителем в одной камере, которые настаивали на том, что к нему не применялось никакого физического насилия. Начальник СИЗО также отмечал, что допросить первого заявителя было невозможно, поскольку его поведение было странным, он не отвечал на поставленные вопросы в силу состояния своего психического здоровья. Копия решения начальника СИЗО была вручена первому заявителю, а также направлена в Свердловскую областную прокуратуру для проверки и принятия дальнейшего решения.

46. 21 апреля 2004 г. заместитель Свердловского областного прокурора отменил решение от 21 июня 2002 г. и назначил дополнительное расследование, признав необходимым проведение судебно-медицинской экспертизы первого заявителя и допросов заключенных и надзирателей. Заместитель прокурора отмечал, что его решение основывается на сообщении, полученном 21 июня 2002 г. от начальника СИЗО N 1 о возможном правонарушении.

47. 30 апреля 2004 г. старший следователь прокуратуры, придя к выводу о том, что 14 июня 2002 г. первый заявитель поскользнулся, упал на пол и получил травму, признал жалобу необоснованной. Решение было основано на доказательствах, собранных в ходе внутреннего расследования, проведенного администрацией СИЗО в июне 2002 г. Кроме того, следователь ссылался на заключение судебно-медицинского эксперта, который изучил медицинские документы первого заявителя в апреле 2004 года и пришел к выводу о том, что нет достаточных данных, подтверждающих, что у заявителя были сломаны ребра.

48. 14 декабря 2004 г. постановление от 30 апреля 2004 г. было отменено и было назначено дополнительное расследование.

49. 24 декабря 2004 г. помощник свердловского областного прокурора отказал в возбуждении уголовного дела против надзирателей в связи с отсутствием prima facie* (* Prima facie (лат.) - убедительные доказательства (прим. переводчика).) жестокого обращения. Постановление помощника прокурора было основано на показаниях одного из сокамерников первого заявителя, надзирателя и фельдшера, который осматривал первого заявителя 22 июня 2002 г. Заключенный, содержавшийся в одной камере с первым заявителем, утверждал в своих показаниях, что последний упал. У него не было никаких видимых повреждений, но он жаловался на боль. Надзиратель, отмечая, что конфликты между заключенными случаются нередко, и что невозможно запомнить каждый случай, настаивал на том, что к первому заявителю никогда не применялось физическое насилие. Фельдшер показал, что до поступления в больничное отделение СИЗО N 1 22 июня 2002 г. первый заявитель вел себя агрессивно по отношению к другим заключенным, тем самым провоцируя агрессивное поведение в отношении себя.

Помощник прокурора не смог установить местонахождения и допросить других лиц, содержащихся с заявителем в одной камере.

50. По утверждению властей Российской Федерации, постановление от 24 декабря 2004 г. было отменено 29 августа 2007 г. Назначенное дополнительное расследование на настоящий момент не завершено.

II. Применимое национальное законодательство

A. Расследование преступлений

51. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (вступил в силу 1 июля 2002 г., далее - УПК РФ) предусматривает, что уголовное дело возбуждается органом дознания, дознавателем, руководителем следственного органа, следователем или прокурором по собственной инициативе или по заявлению потерпевшего при наличии оснований предполагать, что преступление было совершено (статьи 146 и 147 УПК РФ). Прокурор осуществляет надзор за ходом расследования (статья 37 УПК РФ). Прокурор вправе давать письменные указания о производстве процессуальных действий, передавать дело от одного следователя другому или назначать дополнительное расследование. При наличии оснований для возбуждения уголовного дела следователь или прокурор выносит по этому поводу мотивированное постановление, о чем незамедлительно уведомляются заинтересованные стороны. Решение может быть обжаловано вышестоящему прокурору или в суд общей юрисдикции в порядке, установленном статьей 125 УПК РФ (статьи 148 УПК РФ). Статья 125 УПК РФ предусматривает судебную проверку решений следователя и прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию.

B. Действия властей в случаях предполагаемого жестокого обращения в местах принудительного содержания

52. Российским законодательством установлены подробные правила содержания граждан в следственных изоляторах. Данные правила утверждены Приказом Министерства юстиции Российской Федерации от 14 октября 2005 г. N 189 "Об утверждении Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы" (далее - Приказ). В частности раздел II Приказа предусматривает, что в случае выявления у подозреваемого или обвиняемого телесных повреждений, позволяющих полагать, что вред здоровью гражданина причинен в результате противоправных действий, медицинским работником, кроме записей об этом в медицинской амбулаторной карте, составляется соответствующий акт, который подписывается дежурным помощником и начальником караула, доставившим подозреваемого или обвиняемого. Об этом факте дежурный помощник письменно докладывает начальнику СИЗО либо лицу, его замещающему. Акт, рапорт дежурного помощника, объяснение подозреваемого или обвиняемого в установленном порядке направляются в территориальную прокуратуру по месту дислокации СИЗО для принятия решения о возбуждении или отказе в возбуждении уголовного дела в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации (пункт 16 раздела II Приказа).

C. Прокурорский надзор в местах принудительного содержания

53. Раздел III Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" от 17 января 1992 г. N 2202-1 определяет полномочия прокурора при осуществлении прокурорского надзора. В частности, при поступлении информации о возможном нарушении российского законодательства органы прокуратуры обязаны выполнить свою надзорную функцию. Предметом надзора является соблюдение Конституции РФ и исполнение законов, действующих на территории Российской Федерации, федеральными органами исполнительной власти и их должностными лицами, в том числе администрацией мест принудительного содержания (статья 21). Прокурор также следит за соблюдением прав и свобод заключенных в местах принудительного содержания. При осуществлении возложенных на него функций прокурор рассматривает и проверяет заявления, жалобы и иные сообщения о нарушении прав и свобод человека и гражданина, разъясняет пострадавшим порядок защиты их прав и свобод, принимает меры по предупреждению и пресечению нарушений прав и свобод человека и гражданина, привлечению к ответственности лиц, нарушивших закон, и возмещению причиненного ущерба (статьи 26, 27 и 32). При осуществлении надзора за исполнением законов администрациями учреждений принудительного содержания прокурор вправе требовать от администрации создания условий, обеспечивающих права задержанных, заключенных под стражу, осужденных и лиц, подвергнутых мерам принудительного характера, проверять соответствие законодательству Российской Федерации приказов, распоряжений, постановлений администрации, в случае необходимости требовать объяснений администрации (статья 33).

III. Применимые международные доклады и документы

54. Сложность и значение предупреждения насилия в местах принудительного содержания, особенности мер, применяемых администрацией в случаях проявления насилия в местах лишения свободы, необходимость оказания заключенным особой помощи, включая психиатрическую помощь, становились предметом обсуждения Европейского Комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания (далее - ЕКПП) в его Общих докладах. Далее следуют извлечения из Общих докладов:

A. Извлечение из второго общего доклада ЕКПП [CPT/INF (92)3]

"54. Эффективный порядок рассмотрения жалоб и инспектирование являются основными гарантиями против жестокого обращения в тюрьмах. Заключенные должны располагать возможностью подавать жалобы как в рамках тюремной системы, так и вне ее, включая возможность конфиденциального доступа к соответствующим властям. Комитет придает особую важность регулярным посещениям каждого пенитенциарного учреждения независимым органом (например, Советом посетителей или судей, назначенным для надзора над деятельностью данного учреждения), располагающим полномочиями рассматривать жалобы лиц, содержащихся под стражей, (и, если необходимо, принимать соответствующие меры) и инспектировать помещения учреждения. Такие органы могут, помимо прочего, играть важную роль в устранении разногласий, которые возникают между тюремной администрацией и конкретным заключенным или заключенными вообще.

55. Также, в интересах как лиц, содержащихся под стражей, так и тюремного персонала необходимо официально устанавливать и осуществлять на практике четкую систему дисциплинарных мер; любая неопределенность в этой области сопряжена с риском возникновения неофициальных (и неконтролируемых) систем. Порядок применения дисциплинарных мер должен обеспечивать заключенным право быть выслушанными по вопросу о нарушениях, которые они якобы совершили, и право на обращения к более высоким инстанциям с возражениями против любых наложенных санкций.

Наряду с официальным порядком наложения дисциплинарных взысканий часто существуют другие правила, согласно которым лицо, лишенное свободы, может быть против его желания отделено от других лиц, содержащихся в учреждении, по соображениям, связанным с дисциплиной/безопасностью (например, в интересах поддержания "надлежащего порядка" внутри учреждения). Эти правила должны также сопровождаться действенными гарантиями соблюдения прав. Лицо, находящееся в заключении, должно быть информировано о причинах такой меры, принятой против него, и, если требования безопасности не диктуют иного, ему должна быть предоставлено возможность высказать свою точку зрения по данному вопросу и оспорить данную меру перед соответствующими властями".

B. Извлечение из третьего общего доклада [CPT/INF (93) 12]

"ii) психиатрическая помощь

41. По сравнению с обычным населением, у лиц, лишенных свободы, чаще встречаются симптомы психических расстройств. Поэтому к работе службы здравоохранения в каждом учреждении, где содержатся такие лица, должен быть привлечен врач, специализирующийся в психиатрии, а некоторые из работающих там медсестер должны получить подготовку в этой области.

Обеспеченность врачами, медсестрами и другим медицинским персоналом, а также внутренняя планировка мест содержания лиц, лишенных свободы, должны позволять регулярно проводить программы лекарственной, психотерапевтической и трудовой терапии.

42. Комитет особо подчеркивает роль руководства учреждений, где содержатся лица, лишенные свободы, в выявлении на раннем этапе заключенных, страдающих психическими расстройствами (то есть депрессией, реактивными состояниями и т.д.), с целью соответствующей корректировки условий содержания. Такому направлению деятельности может способствовать соответствующая медицинская подготовка некоторых членов охранного персонала".

C. Извлечения из одиннадцатого общего доклада [CPT/INF (2001) 16]

"Отношения "персонал - заключенные"

26. Краеугольным камнем гуманной пенитенциарной системы всегда является должным образом набранный и обученный персонал, который знает, как правильно выстраивать отношения с заключенными, и рассматривает свою работу как профессию, а не просто как место службы. Построение хороших отношений с заключенными должно признаваться главной чертой этой профессии.

К сожалению, ЕКПП часто находит, что отношения между персоналом и заключенными носят формальный и отдаленный характер, персонал выбирает жестко регламентированное отношение к заключенным, рассматривая словесное обращение с ними как побочный аспект работы. Следующие примеры из практики, засвидетельствованные ЕКПП, симптоматичны для такого подхода: заключенных заставляют стоять лицом к стене в ожидании, когда персонал займется ими или чтобы дать пройти посетителям; заключенным приказывают наклонять головы и держать руки сложенными за спиной при движении по учреждению; пенитенциарный персонал носит свои дубинки в демонстративной и даже провокационной манере. Такая практика не является необходимой по соображениям безопасности и не способствует развитию хороших отношений между персоналом и заключенными.

Настоящий профессионализм пенитенциарных сотрудников требует, чтобы они могли общаться с заключенными гуманно и подобающим образом, одновременно уделяя внимание вопросам безопасности и порядка. В этом отношении руководство учреждений должно настраивать персонал на проявление разумного чувства доверия и ожидание того, что заключенные готовы вести себя должным образом. Развитие конструктивных и позитивных отношений между персоналом и заключенными не только снизит риск насилия, но также будет способствовать усилению контроля и безопасности. В свою очередь, персонал почувствует определенное удовлетворение от работы.

Выстраивание положительных отношений между персоналом и заключенными также будет зависеть в большой степени от присутствия в любой конкретный момент времени соответствующего числа сотрудников для разного рода деятельности. Делегации ЕКПП часто обнаруживают, что на самом деле дела обстоят иначе. Общая нехватка кадров и/или конкретный график работы персонала, который способствует уменьшению возможностей прямого контакта с заключенными, определенно мешают развитию хороших отношений, и в целом это порождает ненадежную среду как для персонала, так и для заключенных.

Необходимо отметить, что там, где количество сотрудников не достаточно, для поддержания базового уровня безопасности и обеспечения режима работы учреждения может оказаться необходимым значительное количество сверхурочной работы. Такое положение дел может легко привести к высокому уровню стресса среди сотрудников и прежде-временному истощению их сил; подобная ситуация способна только усилить напряжение, присущее любой пенитенциарной среде.

Насилие среди заключенных

27. Обязанность проявлять заботу по отношению к свои подопечным со стороны пенитенциарного персонала включает в себя ответственность за их защиту от сокамерников, которые хотят причинить им вред. Действительно, инциденты насилия среди заключенных - частое явление во всех пенитенциарных системах; сюда входит широкий спектр явлений, начиная с домогательства в более или менее мягкий формах и заканчивая явным запугиванием и серьезными физическими нападениями.

Решение проблемы насилия среди заключенных требует того, чтобы персонал был в состоянии, в том числе и с точки зрения его численности, применить свою власть и выполнить контролирующие функции надлежащим образом. Персонал должен чутко реагировать на признаки неприятностей, быть полными решимости и должным образом подготовленным для необходимого вмешательства. Наличие положительных отношений между персоналом и заключенными, основанных на понятиях безопасности и заботы, является решающим фактором в данном контексте; оно в большой степени будет зависеть от обладания персоналом соответствующих навыков межличностного общения. Далее, руководство должно быть готово полностью поддержать персонал при осуществлении им своих полномочий. Могут потребоваться особые меры безопасности, адаптированные к конкретным особенностям сложившейся ситуации (включая эффективные меры обыска). Однако такие меры никогда не должны выходить за рамки дополнений к вышеупомянутым требованиям. В дополнение, внутри пенитенциарной системы необходимо решать вопросы соответствующей классификации и распределения заключенных".

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с избиением лицами, содержащимися в одной камере с первым заявителем

55. Заявители жаловались на то, что первого заявители систематически унижали и избивали лица, содержащиеся с ним в одной камере, наиболее серьезные инцидент произошел 10 июня 2002 г., но в связи с ним не было проведено эффективного расследования. Европейский Суд рассмотрит эту жалобу с точки зрения обязательств государства, вытекающих из статьи 3 Конвенции, которая гласит:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

56. Прежде всего власти Российской Федерации утверждали, что второй заявитель не может считаться жертвой предполагаемого нарушения, поскольку рассматриваемые события не повлияли на него непосредственно. Они настаивали на том, что жалоба второго заявителя должна быть отклонена как не соответствующая требованию ratione personae* (* Ratione personae (лат.) - ввиду обстоятельств, относящихся к лицу, о котором идет речь. Здесь имеются в виду круг и признаки субъектов обращения в Европейский Суд с жалобой на предположительное нарушение прав и свобод, гарантируемых Конвенцией (прим. переводчика).) пункта 3 статьи 35 Конвенции. Власти Российской Федерации далее настаивали на том, что жалоба первого заявителя также неприемлема. По мнению российских властей, тот факт, что первый заявитель перед тем, как он был признан недееспособным, не подавал жалобы об избиении в органы прокуратуры или суд, так же как и нежелание второго заявителя в течение двух лет обжаловать постановление от 10 июня 2002 г., должно быть расценено Европейским Судом как неисчерпание внутригосударственных средств правовой защиты, то есть нарушение требований пункта 1 статьи 35 Конвенции.

57. В отношении существа жалобы заявителей, власти Российской Федерации подчеркнули, что телесные повреждения были причинены первому заявителю частным лицом, за действия которого государство не несет никакой ответственности. Они настаивали на том, что нет никаких доказательств того, что драка заявителя с сокамерником была спровоцирована администрацией СИЗО. В то же время администрация СИЗО принимала все возможные меры по обеспечению безопасности заключенных. В частности, по ночам в камерах горел свет, и надзиратели время от времени проверяли соблюдение порядка в них. Российские власти далее отмечали, что конфликты между заключенными происходят довольно часто, и они не могут быть полностью предотвращены ни одной системой контроля и безопасности, какой бы эффективной она не была. В заключение власти Российской Федерации утверждали, что администрация СИЗО провела расследование событий 10 июня 2002 г., допросив надзирателей и сокамерников заявителя, а также исследовав медицинские документы. Нет никаких доказательств того, что решение администрации СИЗО не инициировать возбуждение уголовного дела является незаконным или необоснованным.

58. Заявители возражали против предложенного властями Российской Федерации описания обстоятельств, при которых первый заявитель получил телесные повреждения. В частности, ссылаясь на медицинский акт N 226 от 10 июня 2002 г., они утверждали, что медицинские работники, которые осматривали первого заявителя утром 10 июня 2002 г., сочли версию о систематическом избиении его сокамерниками правдоподобной, о чем была сделана запись в медицинской карте первого заявителя. Более того, судебно-медицинские эксперты, оценивая состояние психического здоровья первого заявителя в июле 2002 года, также решили, что систематическое избиение первого заявителя в следственном изоляторе стало одной из косвенных причин расстройства его психики. Заявители утверждали, что психическое нездоровье первого заявителя должно быть принято во внимание при рассмотрении вопроса об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты. Они далее отмечали, что, как только второй заявитель узнал о болезни первого заявителя в 2004 году, он немедленно подал жалобу в соответствующие органы.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

59. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации выдвинули два серьезных возражения относительно приемлемости жалоб заявителей. В частности, они утверждали, что второй заявитель не может участвовать в рассмотрении настоящего дела Европейским Судом, поскольку описываемые события не повлияли на него непосредственно. Они далее утверждали, что заявители не исчерпали внутригосударственные средства правовой защиты, поскольку первый заявитель никогда не подавал жалобу на жестокое обращение в национальные органы, а второй заявитель не оспаривал постановление от 11 июня 2002 г. в течение более чем двух лет.

(a) Статус жертвы

60. Что касается вопроса о том, могут ли оба заявителя считаться "жертвами" по смыслу статьи 34 Конвенции, Европейский Суд напоминает, что для того, чтобы заявитель мог утверждать, что он стал жертвой нарушения одного или нескольких прав и свобод, признаваемых Конвенцией и Протоколами к ней, между заявителем и вредом, причиненным в результате предполагаемого нарушения, должна быть достаточно прямая связь (см. Решение Европейского Суда от 3 мая 2001 г. по делу "Смиты и другие против Нидерландов" [Smits and Others v. Netherlands], жалобы NN 39032/97, 39343/98, и далее).

61. Европейский Суд установил, что второй заявитель прямо не пострадал от действий, являющихся предметом жалобы. Он не присутствовал при рассматриваемых событиях, произошедших в июне 2002 года, они непосредственно на него не влияли, он не участвовал в качестве стороны в расследовании этих событий, проводимом национальными органами. Более того, он никогда не утверждал, что ему самому был причинен какой-либо вред в сложившейся с его сыном ситуации. Европейский Суд отмечает, что представленные на его рассмотрение жалобы касаются заявления о жестоком обращении с первым заявителем в следственном изоляторе и того, что в связи с этим не было проведено надлежащего расследования, что нарушает требования статьи 3 Конвенции. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что второй заявитель не может быть признан жертвой нарушения положений Конвенции по смыслу статьи 35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 4 сентября 2003 г. по делу "О'Рейли и другие против Ирландии (O'Reilly and Others v. Ireland), жалоба N 54725/00). Из этого следует, что жалоба второго заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции в отношении событий, произошедших в июне 2002 г., не соответствует требованию ratione personae положений Конвенции и должна быть отклонена в соответствии с пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

(b) Исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты

(i) Общие принципы

62. Европейский Суд напоминает, что требование статьи 35 Конвенции об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты налагает на лиц, желающих, чтобы их дело было принято к рассмотрению Европейским Судом, обязанность использовать перед этим правовые средства, предоставляемые национальной правовой системой. Следовательно, государства-участники освобождены от обязанности отвечать за свои действия перед международными органами до того, как они приобрели возможность разрешить вопрос в рамках их собственной правовой системы. Это правило основано на предположении, отраженном в статье 13 Конвенции, с которой оно тесно связано, о том, что на государственном уровне существует эффективное средство правовой защиты от предполагаемых нарушений, независимо от того, инкорпорированы ли положения Конвенции в национальную систему права или нет. В этой связи крайне важной чертой механизма защитных мер, установленного Конвенцией, является его субсидиарный характер по отношению к национальным системам защиты прав человека (см. Постановление Европейского Суда от 7 декабря 1976 г. по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. United Kingdom), § 48, Series A, N 24).

63. Согласно статье 35 Конвенции заявитель должен прибегать лишь к тем средствам правовой защиты, которые являются доступными и достаточными для того, чтобы обеспечить компенсацию в связи с предполагаемыми нарушениями. Существование таких средств должно быть достаточно очевидным не только в теории, но и на практике, в противном случае они не являются доступными и эффективными (см., inter alia* (* Inter alia (лат.) - в числе прочего, в частности (прим. переводчика).), Постановление Европейского Суда от 20 февраля 1991 г. по делу "Вернилло против Франции" (Vernillo v. France), § 27, Series A, N 198, а также Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1986 г. по делу "Джонстон и другие против Ирландии" (Johnston and Others v. Ireland), § 22, Series A, N 112). Статья 35 Конвенции также предполагает, что жалобы, рассматриваемые Европейским Судом, должны быть предварительно направлены в соответствующий национальный орган и, по крайней мере, рассмотрены там по существу с соблюдением сроков и формальных требований, установленных национальным законодательством, а кроме того, должны быть использованы все процессуальные средства, способные предотвратить нарушение норм Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 19 марта 1991 г. по делу "Кардо против Франции" (Cardot v. France), § 34, Series A, N 200).

64. Более того, в вопросе исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты существует распределение бремени доказывания. Если власти государства-ответчика утверждают, что не были исчерпаны внутригосударственные средства правовой защиты, то на них возлагается обязанность убедить Европейский Суд в том, что такое средство правовой защиты являлось эффективным, теоретически и практически доступным в соответствующий период времени, то есть, что такое средство является доступным и способно обеспечить компенсацию в отношении жалобы заявителя, а также рождает разумные надежды на успех. Однако как только это установлено, заявителю необходимо доказать, что средство правовой защиты, предоставляемое государством-ответчиком, действительно было использовано и указать, по каким-либо причинам оно оказалось недостаточным и неэффективным в конкретных обстоятельств дела, либо доказать, что существовали особые обстоятельства, освобождающие заявителя от выполнения такого требования.

65. Европейский Суд подчеркивает, что при применении данного правила следует принимать во внимание соответствующую поправку о том, что оно применяется в рамках процедуры защиты прав человека, которую условились установить Высокие Договаривающиеся Стороны. Соответственно, Европейский Суд признал, что правило о внутригосударственных средствах правовой защиты должно применяться с особой степенью гибкости и без излишних формальностей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кардо против Франции", § 34). Европейский Суд также признал, что правило исчерпания не является абсолютным и не должно применяться автоматически; при решении вопроса о его соблюдении особенно важно учитывать конкретные обстоятельства каждого дела (см. Постановление Европейского Суда от 6 ноября 1980 г. по делу "Ван Остервейк против Бельгии" (Van Oosterwijck v. Belgium), § 35, Series A, N 40). Помимо прочего, это означает, что необходимо реально учитывать не только существование формальных средств правовой защиты в судебной системе заинтересованной Договаривающейся Стороны, но и общую правовую и политическую обстановку, в рамках которой рассматривается дело, а также личные обстоятельства дела заявителей (см. Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), §§ 65-68, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV).

(ii) Применение общих принципов в настоящем деле

66. Европейский Суд отмечает, что возражения властей Российской Федерации касаются двух обстоятельств. Они заявили, что первый заявитель не жаловался на жестокое обращение, даже когда был дееспособен. Кроме этого, они указывали на то, что второй заявитель обратился в прокуратуру с жалобой на жестокое обращение лишь спустя два года.

67. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд установил, что 11 июня 2002 г. начальником СИЗО было принято решение не продолжать расследование по факту избиения первого заявителя. Решение было вручено первому заявителю и направлено в Свердловскую областную прокуратуру для проверки и принятия решения (см. § 36 настоящего Постановления). И лишь 16 августа 2004 г., то есть спустя более чем два года после описываемых событий, областной прокурор отменил решение от 11 июня 2002 г. и назначил дополнительное расследование (см. § 38 настоящего Постановления). Европейский Суд принимает довод российских властей о том, что не имеется никаких доказательств того, что первый заявитель жаловался на жестокое обращение в какой-либо национальный орган. Однако он не находит такое положение дел странным, учитывая то, как развивались последующие события. В частности, Европейский Суд установил, что по прошествии нескольких дней после принятия решения от 11 июня 2002 г. медицинские работники СИЗО сделали запись о странном поведении первого заявителя, отмечая его тревожное состояние, дезориентацию и безучастность, а также неспособность сконцентрироваться, отвечать на вопросы и четко формулировать предложения (см. § 44 настоящего Постановления). Сходные записи относительно неспособности заявителя выражать свои мысли были сделаны начальником СИЗО, когда он пытался задать ему вопросы о событиях 14 июня 2002 г. (см. § 45 настоящего Постановления). После психиатрической экспертизы в отношении первого заявителя 25 июля 2002 г., в ходе которой были выявлены серьезные психические нарушения, заявитель был признан недееспособным. Европейский Суд придает особое значение тому факту, что психиатры сочли заявителя неспособным принимать участие в следственных действиях и судопроизводстве (см. § 14 настоящего Постановления). В подобных обстоятельствах Европейский Суд убежден, что существуют явные и убедительные доказательства того, что состояние психического здоровья первого заявителя помешало ему прибегнуть к процедуре обжалования и подать в компетентные национальные органы жалобу на жестокое обращение (см. противоположную позицию в Решении Комиссии Европейского Суда от 20 февраля 1995 г. по делу "Петерс против Германии" (Peters v. Germany), жалоба N 25435/94). Признавая, что от первого заявителя нельзя было разумно ожидать исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, Европейский Суд в этой части отклоняет доводы властей Российской Федерации.

68. Далее Европейский Суд рассмотрит доводы российских властей о том, что даже если состояние психического здоровья первого заявителя помешало ему подать жалобу в компетентные национальные органы, в ситуацию в качестве законного представителя первого заявителя должен был вмешаться второй заявитель и своевременно обжаловать постановление от 11 июня 2002 г., тем самым уведомив национальные власти о возможном нарушении прав его сына. В этой связи Европейский Суд отмечает, что второй заявитель подал в прокуратуру жалобу на жестокое обращение, как только он узнал о своем статусе законного представителя недееспособного сына, получил доступ к материалам уголовного дела и у него появились основания для жалобы (см. § 37 настоящего Постановления). В результате постановление от 11 июня 2002 г. утратило юридическую силу после его отмены Свердловской областной прокуратурой 16 августа 2004 г., и было назначено новое расследование. Расследование до сих пор не завершено, оно прекращалось и возобновлялось вновь после жалоб второго заявителя в вышестоящую прокуратуру. У национальных властей, таким образом, была возможность принять решение по поводу предполагаемого нарушения прав первого заявителя. Учитывая данные обстоятельства, Европейский Суд отклоняет довод властей Российской Федерации о том, что второй заявитель не обжаловал постановление от 11 июня 2002 г. в течение двух лет, что могло бы сделать жалобу перового заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции неприемлемой (см. сходные доводы в Постановлении Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу "Самойлов против Российской Федерации" (Samoylov v. Russia), жалоба N 64398/01, § 45* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2009.)).

(c) Решение Европейского Суда по вопросу приемлемости жалобы

69. Европейский Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

70. Европейский Суд полагает, что первый заявитель развивает свою жалобу в двух направлениях, возлагая вину на власти государства-ответчика за подстрекательство к жестокому обращению и унижениям, которым подвергся первый заявитель со стороны сокамерников, и наряду с этим, утверждая, что даже если систематические насильственные действия не были организованы представителями государства, власти знали или должны были знать, что он находился под угрозой применения физического насилия со стороны сокамерников, и не предприняли надлежащих мер для защиты его от такого риска. В этой связи Европейский Суд отмечает, что в деле не имеется никаких доказательств, способных обосновать "оспоримость жалобы" на предмет прямой причастности представителей государства избиению первого заявителя. В любом случае нет никаких признаков того, что насильственные действия в отношении первого заявителя производились с разрешения администрации СИЗО.

71. Однако отсутствие прямой причастности государства-ответчика к насильственным действиям, которые достигают необходимого уровня жестокости для того, чтобы подпадать под действие статьи 3 Конвенции, не освобождает государство-ответчика от обязательств, предусмотренных ее положениями. Европейский Суд напоминает, что обязательства, принятые на себя Высокими Договаривающимися Сторонами, предполагают "защиту" перечисленных прав в рамках их собственной "юрисдикции" (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Соринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), § 86, Series A, N 161).

72. Фактически статьи 1 и 3 Конвенции в совокупности налагают на Высокие Договаривающиеся Стороны позитивное обязательство, направленное на защиту и обеспечение возмещения ущерба, причиненного пытками и другими формами жестокого обращения. Так, в деле "А. против Соединенного Королевства" (см. Постановление Европейского Суда от 23 сентября 1998 г. по делу "А. Против Соединенного Королевства (A. v. United Kingdom), § 22, Reports 1998-VI) Европейский Суд принял решение о том, что в силу положений этих статей от государства-ответчика требуется принятие мер для обеспечения того, чтобы лица, находящиеся под его юрисдикцией, не подвергались пыткам или жестокому или унижающему достоинство обращению или наказанию, включая жестокое обращение со стороны частных лиц (см. сходную позицию в Постановлении Европейского Суда по делу "Молдован и другие против Румынии" (Moldovan and Others v. Romania) (N 2), жалобы NN 41138/98 и 64320/01, § 98, ECHR 2005-VII (извлечения), a также Постановление Европейского Суда по делу "М.С. против Болгарии" (M.C. v. Bulgaria), N 39272/98, § 149, ECHR 2003-XII). В деле "Аксой против Турции (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), § 98, Reports 1996-VI) было установлено, что статья 13 Конвенции в совокупности со статьей 3 Конвенции налагает на государство-ответчика обязанность произвести эффективное расследование по факту пыток, а в деле "Ассенов и другие против Болгарии" (см. Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), § 102, Reports 1998-VIII) Европейский Суд постановил, что в случае, если лицо подает обоснованную жалобу на жестокое обращение со стороны полиции или других органов государственной власти, нарушающее статью 3 Конвенции, это положение, рассматриваемое в сочетании с общей обязанностью государства в соответствии со статьей 1 Конвенции "обеспечить каждому человеку, находящемуся под его юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции", предполагает обязанность провести эффективное официальное расследование. Такое позитивное обязательство не может рассматриваться как относящееся лишь к случаям жестокого обращения со стороны представителей государства (см. Постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г. по делу "Денис Васильев против Российской Федерации" (Denis Vasilyev v. Russia), жалоба N 32704/04, § 99* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2010.)).

73. Разумеется, обязательство государства по статье 1 Конвенции не может толковаться как требующее от государства гарантировать через свою правовую систему, что ни один человек не подвергнется со стороны другого бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, или же, если это произошло, уголовное производство обязательно приведет к конкретному наказанию. Однако согласно постоянной позиции Европейского Суда статья 3 Конвенции налагает на государство обязанность обеспечивать физическую неприкосновенность лиц, которые находятся в уязвимом положении в силу нахождения под контролем властей, таких как заключенные или призывники (см. Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу "Чембер против Российской Федерации" (Chember v. Russia), жалоба N 7188/03, § 50, Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г. по делу "Сарбан против Молдовы" (Sarban v. Moldova), жалоба N 3456/05, § 77, Постановление Большой Палаты по делу "Жаллох против Германии (Jalloh v. Germany), жалоба N 54810/00, § 69, ECHR 2006-IX, а также Постановление Европейского Суда по делу "Муизель против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX).

74. Статья 3 Конвенции также требует от властей государства проведения эффективного официального расследования по факту предполагаемого жестокого обращения в случаях, когда имело место жестокое обращение со стороны частных лиц (см. Постановление Европейского Суда от 22 марта 2005 г. по делу "Ай против Турции" (Ay v. Turkey), жалоба N 30951/96, § 60, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "М.С. против Болгарии", § 151). Несмотря на то, что границы позитивного обязательства государства в делах, где к обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, причастны представители государства, и в делах, где насильственные действия были совершены частными лицами, могут быть разными (см. Постановление Европейского Суда по делу "Беганович против Хорватии" (Beganovic v. Croatia), жалоба N 46423/06, § 69, ECHR 2009-... (извлечения)), требование о проведении официального расследования остается прежним. Для того, чтобы считаться "эффективным", такое расследование должно потенциально содержать возможность установления обстоятельств дела, выявления и наказания виновных. Обязательство провести расследование - "это не обязательство получить результат, а обязательство принять меры". Власти должны предпринять разумные шаги по обеспечению доказательств, касающихся инцидента, включая, inter alia, показания очевидцев, заключения судебно-медицинской экспертизы и так далее. Любой недостаток расследования, делающий невозможным установление происхождения травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта, кроме того, подразумевается также соблюдение требования своевременности и разумности срока проведения расследования (см. среди многих прочих документов Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, § 107* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.) и далее, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии"). В делах о нарушении статей 2 и 3 Конвенции при рассмотрении вопроса об эффективности официального расследования Европейский Суд часто оценивал, насколько быстро власти реагировали на жалобы заявителей (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, §§ 133 и далее, ECHR 2000-IV), обращал внимание на то, насколько быстро началось расследование, допускались ли задержки в процессе сбора показаний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Tимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, § 89, ECHR 2000-VI, а также Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998 г. по делу "Текин против Турции" (Tekin v. Turkey), § 67, Reports 1998-IV), а также на длительность первоначального расследования (см. Постановление Европейского Суда от 18 октября 2001 г. по делу "Инделикато против Италии" (Indelicato v. Italy), жалоба N 31143/96, § 37).

(b) Применение вышеупомянутых принципов к обстоятельствам настоящего дела

75. Европейский Суд полагает, что настоящая жалоба, поданная заявителем в связи с нарушением статьи 3 Конвенции, затрагивает два отдельных, но взаимосвязанных вопроса: достоверность изложенной им версии событий и серьезность жестокого обращения, которому он подвергся, и ответственность государства за факт жестокого обращения.

(i) Обязанность государства предотвратить жестокое обращение или уменьшить причиненный им ущерб

(a) Установление фактов и оценка степени жестокости обращения

76. Европейский Суд отмечает, что стороны оспаривают факты. В частности, первый заявитель отмечает, что в течение, по крайней мере, недели до событий 10 июня 2002 г. его систематически избивали и унижали лица, содержащиеся с ним в одной камере N 131. 10 июня 2002 г. на него грубо напали его сокамерники, в результате чего он получил многочисленные телесные повреждения и сотрясение мозга. Власти Российской Федерации заявляли, что телесные повреждения заявителю были причинены в результате одной драки между ним и сокамерником К., во время которой последний ударил его в живот.

77. Европейский Суд напоминает, что для того, чтобы попадать под действие статьи 3 Конвенции, обращение должно достигнуть минимального уровня жестокости. Оценка этого минимума относительна и зависит от всех обстоятельств дела, таких как характер и обстоятельства обращения или наказания, способы и методы наказания, а в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья жертвы (см. среди многих прочих документов упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Соринг против Соединенного Королевства", § 100). Обращение было расценено Европейским Судом как "бесчеловечное", поскольку, inter alia, оно было преднамеренным, длилось в течение нескольких часов, причиняло реальные физические и психические страдания, а также "унижающим достоинство", поскольку его характер вызвал у жертвы чувство страха, тревоги и неполноценности, ведущих к унижению и самоуничижению (см. Постановление Большой Палаты от 16 декабря 1999 г. по делу "Т. против Соединенного Королевства" (T. v. United Kingdom), N 24724/94, § 69).

78. Европейский Суд далее напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены соответствующими доказательствами. При оценке доказательств Европейский Суд обычно применяет принцип "вне разумных сомнений" (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), § 161, Series A, N 25). Однако такие доказательства могут проистекать из одновременного наличия достаточно обоснованных, очевидных и согласующихся друг с другом предположений или аналогичных не опровергнутых допущений о каких-либо фактах. В случае, если события в деле полностью или по большей части находятся в сфере исключительной осведомленности властей, как в деле, где фигурируют лица, находящиеся под их контролем под стражей, возникают обоснованные предположения о фактах в отношении травм и смерти, которые происходят во время их нахождения под стражей. Более того, можно считать, что бремя доказывания лежит на властях, которые должны предоставить удовлетворительное и убедительное объяснение (см. Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).

79. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд установил, что 10 июня 2002 г. первый заявитель был осмотрен врачом СИЗО, который зафиксировал многочисленные телесные повреждения на его руках, ногах, спине, плечах, лице и ушах, а также поставил ему диагноз: "сотрясение мозга". Врач заключил, что телесные повреждения возникли не из-за одного удара, а вследствие систематических избиений на протяжении недели, предшествующей осмотру. Первому заявителю был рекомендован постельный режим (см. § 34 настоящего Постановления). Стороны не оспаривали, что все телесные повреждения, зафиксированные в медицинском акте N 226, были причинены заявителю во время пребывания его под стражей, то есть когда он полностью находился под контролем администрации следственного изолятора N 1 г. Екатеринбурга.

80. Европейский Суд не убежден доводом властей Российской Федерации о том, что первый заявитель пострадал в результате единственной драки с сокамерником К. Он установил, что первый заявитель утверждал, что в течение недели подвергался физическим и психологическим нападкам со стороны сокамерников в камере N 131. Представляется, что нападения на первого заявителя начались практически сразу после его помещения в камеру (см. § 32 настоящего Постановления). Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации оспаривали утверждения заявителя и настаивали на том, что они ложные и необоснованные. Они утверждали, что телесные повреждения первого заявителя, зафиксированные в медицинском акте N 226, появились вследствие удара, нанесенного сокамерником К., после которого первый заявитель ударился головой и спиной о стену. Европейский Суд полагает, что объяснения властей Российской Федерации не соотносятся с характером причиненных телесных повреждений и их расположением. Европейский Суд не упускает из виду тот факт, что врач СИЗО, обнаружив многочисленные повреждения, покрывающиe значительную часть поверхности тела заявителя, не зафиксировал ни одного повреждения на животе заявителя (см. § 34 настоящего Постановления). Европейский Суд приходит к выводу, и он соотносится с заключением врача СИЗО (см. § 34 настоящего Постановления) о том, что описание телесных повреждений соответствует скорее физическим последствиям систематических избиений, нежели повреждениям от единственного удара и последующего столкновения с бетонной стеной. Европейский Суд далее установил, что в результате судебно-медицинской психиатрической экспертизы первого заявителя, которая была проведена 25 июля 2002 г., была обнаружена прямая связь между ухудшением психического здоровья и травматическим психологическим опытом, перенесенным первым заявителем вследствие систематического жестокого обращения и психологического давления в СИЗО. Европейский Суд вынужден сделать вывод о том, что первый заявитель стал жертвой систематического жестокого обращения со стороны сокамерников, которое длилось в течение, по крайней мере, одной недели.

81. Далее Европейский Суд приходит к выводу о том, что все телесные повреждения, перечисленные в медицинском акте и утверждениях первого заявителя о жестоком обращении, которому он подвергся в СИЗО, свидетельствуют о причинении физической и, несомненно, психологической боли и страданий. Обжалуемые действия стали причиной возникновения у первого заявителя чувства страха, тревоги и неполноценности, ведущих к унижению и самоуничижению, а возможно, сломившие его физическое и психологическое сопротивление. Этот вывод подтверждается заключениями экспертов, признавших, что психологическое и физическое нападение привели к возникновению депрессии, чувства страха и безысходности (см. § 14 настоящего Постановления). Важным фактором, который необходимо принять во внимание, являются долгосрочные последствия жестокого обращения с первым заявителем для его психического здоровья (см. §§ 14 и 16 настоящего Постановления). Европейский Суд также придает особое значение юному возрасту первого заявителя на момент описываемых событий, что делало его особенно уязвимым в руках нападавших. Учитывая характер и степень жестокого обращения, а также последствия для психического здоровья заявителя, Европейский Суд полагает, что имеются факторы, достаточно серьезные для того, чтобы признать такое обращение бесчеловечным и унижающим достоинство, нарушающим гарантии, установленные статьей 3 Конвенции. Остается, таким образом, определить, могут ли власти государства-ответчика быть ответственны за жестокое обращение, жертвой которого стал первый заявитель.

(b) Ответственность властей государства-ответчика: контроль и надзор в учреждениях принудительного содержания

82. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации отказываются нести какую-либо ответственность за допущенное жестокое обращение, утверждая, что в работе администрации СИЗО не было никаких нарушений или упущений. Они утверждали, что органы государства не могут быть замешены в подстрекательстве конфликта между сокамерниками, нt обвинены в том, они не предприняли необходимых шагов по предотвращению таких конфликтов. По мнению российских властей, жестокость является неизбежным элементом тюремной жизни, и ее существование не связано с эффективностью системы контроля и надзора, существующей в учреждениях принудительного содержания.

83. В этой связи Европейский Суд, прежде всего, напоминает, что статья 3 Конвенции защищает одну из основополагающих ценностей демократического общества, и в соответствии с этим понятием категорически запрещает пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и наказание (см. среди многих прочих документов Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), § 79, Reports 1996-V). Она налагает на Высокие Договаривающиеся Стороны обязанность не только воздерживаться от актов жестокого обращения, но и предпринимать необходимые превентивные меры для того, чтобы обеспечить физическую и психологическую неприкосновенность и здоровье лиц, лишенных свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда под делу "Муизель против Франции", § 40, а также Постановление Европейского Суда по делу "Кинан против Соединенного Королевства" (Keenan v. United Kingdom), жалоба N 27229/95, § 111, ECHR 2001-III). В то же время Европейский Суд неизменно толковал это обязательство таким образом, чтобы не возлагать невыносимое или непропорциональное бремя на власти государства-ответчика (см. Постановление Европейского Суда по делу "Пантя против Румынии" (Pantea v. Romania), жалоба N 33343/96, § 189, ECHR 2003-VI (извлечения)). Европейский Суд также устанавливал, что границы позитивного обязательства государства по статье 3 Конвенции должны соответствовать другим права и свободам, установленным Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кинан против Соединенного Королевства", §§ 89-91).

84. Учитывая абсолютный характер защиты, гарантированной статьей 3 Конвенции, а также ее первостепенное значение в конвенциональной системе, Европейский Суд разработал критерии проверки для дел, касающихся позитивного обязательства государства по положениям Конвенции. В частности, он установил, что для успешного обжалования нарушения прав, гарантированных статьей 3 Конвенции, заявителю достаточно продемонстрировать, что власти государства-ответчика не предприняли всех возможных мер, которых можно было бы от них разумно ожидать, для того, чтобы предотвратить реальную и непосредственную угрозу физической неприкосновенности заявителя, о которой власти государства-ответчика знали или должны были знать. Для этой проверки, однако, не требуется доказывать, что "если бы не" нарушения или упущения, совершенные публичными властями, жестокое обращение не имело бы места. Ответ на вопрос, исполнили ли власти государства свое позитивное обязательство по статье 3 Конвенции, будет зависеть от всех обстоятельств дела, подлежащего рассмотрению (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Пантя против Румынии", §§ 191-196). Европейский Суд также напоминает, что ответственность государства наступает после того, как оно не предприняло разумно доступные меры, которые могли бы иметь своим результатом изменение последствий или уменьшение причиненного заявителю ущерба (см. Постановление Европейского Суда от 26 ноября 2002 г. по делу "Е. и другие против Соединенного Королевства" (E. and Others v. United Kingdom), жалоба N 33218/96, §§ 89-101).

Таким образом, Европейский Суд должен установить, знали ли власти или должны были знать в обстоятельствах настоящего дела о том, что заявитель стал жертвой или находился под угрозой жестокого обращения со стороны сокамерников, и если да, то предприняла ли администрация СИЗО в рамках своих полномочий все возможные шаги, чтобы снизить риск и защитить первого заявителя от нападения.

85. Европейский Суд обращает внимание на доводы властей Российской Федерации о том, что администрация СИЗО не могла предвидеть единичную драку между первым заявителем и его сокамерником К. Они подчеркивали, что конфликты между заключенными нередки, и, таким образом, устранить их полностью невозможно. В этой связи Европейский Суд отмечает, что исключительно администрация учреждения ответственна за то, чтобы предотвращать и справляться с жестокостью среди заключенных в соответствии с ее обязанностью уважать и соблюдать право граждан на защиту от пыток или бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

86. Более того, Европейский Суд на основании материалов дела установил, и это неоспоримо, что первый заявитель стал жертвой систематических нападений со стороны сокамерников. Акты жестокости по отношению к нему имели место в течение, по крайней мере, одной недели (см. § 80 настоящего Постановления). Документы, представленные в Европейский Суд, также доказывают знание властей об этом. В частности, как следует из постановления помощника прокурора Свердловской области от 24 декабря 2004 г., администрация СИЗО знала о том, что имели место акты жестокости в отношении первого заявителя, что было расценено ими как ответ на его агрессивное поведение (см. § 49 настоящего Постановления). Независимо от причин, по которым первый заявитель испытывал страдания, по мнению Европейского Суда, власти, осведомленные о предположительно провокационном поведении заявителя, должны были предвидеть, что такое поведение делает его более уязвимым нежели обычный заключенный. Администрация должна была исследовать психическое состояние первого заявителя, учитывая, что в силу своего юного возраста, жизненного опыта и того факта, что он привлекался к уголовной ответственности впервые, заключение под стражу могло еще больше усилить его страдания, с которыми неизбежно сопряжено любое лишение свободы, что делало его более склонным к вспышкам гнева и раздражения по отношению к другим заключенным (см. сходную позицию в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Пантя против Румынии", § 192). Более того, помимо общей осведомленности о том, что первый заявитель находится под угрозой жестокого обращения из-за своего особого поведения, администрация СИЗО не могла не заметить явных признаков насилия, поскольку сторонами не оспаривалось, что, по крайней мере, некоторые телесные повреждения на теле заявителя были видны. В такой ситуации Европейский Суд придерживается мнения, что даже если администрация СИЗО сразу же не узнала о первом случае нападения на первого заявителя, через несколько дней она должно была быть встревожена тем фактом, что заявитель подвергся жестокому обращению и что имеется причина для того, чтобы предпринять меры особой безопасности и контроля и защитить его от продолжающейся словесной и физической агрессии.

87. Европейский Суд отмечает, что ответ на жестокость в местах лишения свободы требует незамедлительных действий со стороны сотрудников учреждения, включая обеспечение защиты жертвы от дальнейшего нападения и предоставление необходимой медицинской и психологической помощи. Такой ответ должен включать координированные действия служб безопасности, судебных и медицинских работников, в том числе специалистов по психиатрии, а также руководства учреждения. Однако в настоящем деле, несмотря на наличие серьезного риска здоровью первого заявителя, администрацией СИЗО не было предпринято никаких особых и незамедлительных мер. В частности, в представленных сторонами документах нет никаких доказательств того, что администрация СИЗО когда-либо изучала подробности личной ситуации первого заявителя при выборе лиц, помещаемых с ним в одну камеру (см., сходную позицию в Постановлении Европейского Суда от 27 мая 2008 г. по делу "Родич и другие против Боснии и Герцеговины" (Rodic and Others v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 22893/05, § 71). На самом деле представляется, что у руководства СИЗО нет четкой политики по распределению и размещению заключенных, ключевого элемента обеспечения внутренней безопасности учреждения и предупреждения жестокости. Европейский Суд напоминает, что четкая система распределения, которая включает оценку риска возникновения жестокости и насилия, учет склонности к агрессивному поведению и личного восприятия уязвимости, имеет решающее значение для того, чтобы избежать помещения потенциальной жертвы и потенциального агрессора вместе в одной камере (см., в том числе, для руководства к действию § 54 настоящего Постановления).

88. Более того, не имеется никаких указаний на то, что администрация СИЗО пыталась следить на постоянной основе за поведением лиц, склонных к насилию, и лиц, находящихся под угрозой нападения. Также нет доказательств того, что против нарушителей были приняты меры дисциплинарного характера. Что касается наблюдения, Европейский Суд не уверен в том, что освещение камер по ночам и периодические проверки надзирателями считались достаточными мерами для обеспечения безопасности сокамерников и, в частности, для защиты первого заявителя от нападения. Вместе с тем власти Российской Федерации не предложили никаких защитных мер, которые могли бы предотвратить дальнейшие нападения на первого заявителя. Что касается мер дисциплинарного характера, Европейский Суд не убежден, что администрация СИЗО придерживается единой системы наказаний заключенных, совершающих нападение. Отсутствие такой системы доказывает, что случаи жестокости в местах лишения свободы не воспринимались так серьезно, как другие преступления, и что администрация СИЗО позволяла заключенным действовать безнаказанно, нарушая права других сокамерников, включая права, гарантированные статьей 3 Конвенции.

89. В то же время, что особенно поражает, так это тот факт, что лишь до инцидента 10 июня 2002 г., который первый заявитель описывает как кульминацию издевательств над ним, он был переведен из камеры, где систематически подвергался нападению. Европейский Суд придает особое значение этому факту ввиду отсутствия каких-либо других механизмов обеспечения безопасности заключенных в СИЗО. Европейский Суд с сожалением отмечает, что администрация не предприняла никаких значимых попыток, чтобы обеспечить психологическую реабилитацию первого заявителя после рассматриваемых событий.

90. В целом администрация СИЗО не обеспечивала первому заявителю безопасную обстановку в силу невозможности выявить, предотвратить или контролировать, а также незамедлительно, неустанно и эффективно реагировать на систематическое бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, которому он подвергался со стороны сокамерников. Европейский Суд, таким образом, приходит к выводу, что власти не выполнили своего позитивного обязательства по полноценной защите физической и психологической неприкосновенности и здоровья первого заявителя.

91. Соответственно, в связи с этим имело место нарушение статьи 3 Конвенции.

(ii) Обязанность провести расследование

92. Европейский Суд установил, что медицинские свидетельства о серьезном вреде, причиненном здоровью первого заявителя, в совокупности с его утверждениями о систематическом избиении сокамерниками являются "оспоримой жалобой" на жестокое обращение. Следовательно, в обязанности властей входило проведение эффективного расследования этих событий. Для целей дальнейшего анализа Европейский Суд обращается к требованиям, касающимся эффективности расследования, изложенным в § 74 настоящего Постановления.

93. Европейский Суд отмечает, что первый заявитель полностью зависел от органов прокуратуры в том, что касается сбора необходимых доказательств в поддержку его утверждений о жестоком обращении. Прокурор обладал законной властью для того, чтобы допросить надзирателей и сокамерников первого заявителя, посетить место происшествия, собрать данные судебной экспертизы и предпринять другие важные шаги по подтверждению правдивости утверждений заявителя. Роль прокурора была решающей не только для уголовного производства в отношении исполнителей преступления, но также и для обеспечения других способов возмещения заявителю причиненного ему вреда (см. § 74 настоящего Постановления).

94. Европейский Суд, прежде всего, полагает, что органы прокуратуры действовали чрезвычайно медленно в том, что касается производства расследования по факту предполагаемого жестокого обращения. Ситуация была изначально под контролем действующего начальника СИЗО, который 11 июня 2002 г., спустя один день после самого серьезного эпизода жестоко обращения, принял решение, не усмотрев оснований для производства дальнейших действий. В этой связи у Европейского Суда есть серьезные сомнения относительно способности администрации СИЗО провести независимое расследование, как того требует статья 3 Конвенции. Первичное однодневное расследование было завершено на основании необоснованных выводов о том, что между первым заявителем и его сокамерником К. произошла единичная драка, и что первый заявитель не желает дальнейшего уголовного преследования К. Это решение, в соответствии с установленным порядком, было направлено в Свердловскую областную прокуратуру. И лишь спустя два года органы прокуратуры отреагировали, отменив решение начальника СИЗО от 11 июня 2002 г. как преждевременное и назначив дополнительное расследование событий июня 2002 года. Однако в результате задержки начала расследования было потеряно драгоценное время, что сделало невозможным сохранение доказательств. Из-за этой задержки также стало невозможно уголовное преследование исполнителей преступления в силу истечения установленного срока давности.

95. Европейский Суд обращает внимание на довод властей Российской Федерации о том, что второй заявитель не оспаривал решение от 11 июня 2002 г., что сделало бесплодными попытки органов прокуратуры по расследованию инцидента. В этой связи Европейский Суд не упускает из виду тот факт, что российское законодательство возлагает на органы прокуратуры функцию надзора за решениями должностных лиц мест принудительного содержания, особенно тех, которые касаются случаев о предполагаемом жестоком обращении с заключенными. Они должны действовать по собственной инициативе, как только получили сообщение о предполагаемом нарушении, не оставляя это на усмотрение жертв и их родственников (см. §§ 52 и 53 настоящего Постановления). Представляется, что, не связывая обязанность провести расследование с наличием заявления жертвы, это законодательное положение направлено на защиту интересов заключенных, лиц, находящихся в уязвимом положении, которые из-за страха дальнейшего преследования не склонны жаловаться на незаконные действия, совершенные в отношении них в учреждениях принудительного содержания. Тот факт, что расследование началось лишь после жалобы второго заявителя на незаконность решения от 11 июня 2002 г., является в настоящем деле доказательством явного нарушения установленного порядка со стороны органов прокуратуры.

96. Европейский Суд также не убежден, что начатое расследование проводилось тщательно. Ответственность за проведение расследования перекладывалась с органов прокуратуры на администрацию СИЗО и обратно на органы прокуратуры. За четыре месяца были вынесены два постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, и оба они были отменены надзирающими прокурорами. В постановлениях о возобновлении расследования постоянно была ссылка на необходимость дальнейшего более тщательного расследования. Однако следователи, в производстве которых находилось дело, не обращали на это указание никакого внимания, и все постановления о прекращении расследования содержали одни и те же мотивы и доказательства. Представляется, что компетентные органы не предприняли никаких значимых шагов для установления, насколько это возможно, всех обстоятельств дела с тем, чтобы преступные действия были выявлены, а виновные привлечены к ответственности. Расследование не было достаточно длительным для того, чтобы была произведена проверка новой версии событий, например, о том, что первого заявителя систематически избивали в камере N 131 и к этому причастны несколько его сокамерников. Европейский Суд также отмечает, что расследование до сих пор не завершено и нет никаких доказательств его продвижения.

97. С учетом крайне серьезных нарушений, выявленных выше, Европейский Суд приходит к выводу о том, что расследование не было быстрым и тщательным. Европейский Суд, соответственно, принимает решение о том, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальной части в связи с тем, что расследование по жалобе заявителя на систематическое жестокое обращение со стороны сокамерников в следственном изоляторе N 1 г. Екатеринбурга не было эффективным.

II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с событиями 14 июня 2002 г.

98. Первый заявитель, ссылаясь на статью 3 Конвенции, жаловался на то, что был жестоко избит надзирателями 14 июня 2002 г. и что расследование не привело к наказанию виновных.

A. Доводы сторон

99. Власти Российской Федерации вновь утверждали, что жалоба первого заявителя должна быть отклонена в силу неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, поскольку ни он, ни второй заявитель не использовали средства, предусмотренные российским законодательством. В частности, власти Российской Федерации еще раз подчеркнули, что первый заявитель никогда не обращался ни в один компетентный орган, а второй заявитель откладывал обжалование решения от 21 июня 2002 г.

100. В качестве альтернативного довода они утверждали, что жалоба является явно необоснованной, поскольку органами, производившими расследование, не было собрано никаких доказательств жестокого обращения с первым заявителем в связи с событиями 14 июня 2002 г. Единственной травмой, обнаруженной в результате медицинского осмотра, был перелом ребер, что, как было явно установлено органами, производившими расследование, явилось результатом падения первого заявителя, когда, почувствовав себя плохо и испытывая головокружение, он поскользнулся и упал на бетонный пол. Первый заявитель, таким образом, не смог доказать "вне разумных сомнений", что подвергся жестокому обращению. Что касается качества расследования, власти Российской Федерации отметили, что оно было эффективным. Они подчеркнули, что во время допроса 14 июня 2002 г. первый заявитель вел себя "странно", отказывался отвечать на вопросы надзирателей и не мог осуществлять свои права, жаловаться на жестокое обращение и помогать органам, производившим расследование, в установлении обстоятельств, которые привели к возникновению травмы.

101. Первый заявитель поддержал свою жалобу.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

102. Европейский Суд напоминает, что при рассмотрении заявлений о жестоком обращении с первым заявителем со стороны его сокамерников он уже обращался к доводам властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, которые были выстроены тем же образом. Европейский Суд отклонил эти возражения, признав, что состояние психического здоровья первого заявителя не позволяло ему подать и защищать свою жалобу в национальные компетентные органы. Европейский Суд также не упускает из виду тот факт, что расследование, которое возобновилось по жалобе второго заявителя, поданной после того, как он приобрел законный статус для обжалования, до сих пор не завершено, что делает доводы российских властей о неисчерпании средств правовой защиты несостоятельными.

103. Европейский Суд не видит никаких причин отходить от сделанных ранее выводов. Он отмечает, что те же соображения, которые привели его к решению отклонить доводы российских властей о неисчерпании средств правовой защиты, выдвинутые в связи с рассмотрением вопроса о приемлемости жалобы первого заявителя на жестокое обращение со стороны его сокамерников, руководят его решением отклонить те же возражения при рассмотрении вопроса о приемлемости этой части жалобы.

104. Европейский Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Предполагаемое жестокое обращение со стороны надзирателей

105. Изучив доводы сторон и все предоставленные ими документы, Европейский Суд признает установленным тот факт, что 14 июня 2002 г. первый заявитель, содержащийся в больничном отделении СИЗО, был осмотрен неврологом и главным врачом отделения. Обнаружив ссадину на груди первого заявителя, врачи назначили рентгенологическое исследование, которое было проведено четыре дня спустя и показало, что у первого заявителя сломаны два ребра с правой стороны (см. § 44 настоящего Постановления).

106. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации, ссылаясь на выводы органов, проводящих расследование, утверждали, что травма заявителя была вызвана падением. Они объяснили, что падение было случайным и произошло, когда первый заявитель поскользнулся в камере. Первый заявитель не представил никаких описаний событий 14 июня 2002 г. за исключением общего утверждения о том, что телесное повреждение ему причинили надзиратели в СИЗО. Европейский Суд полагает, что медицинское свидетельство не позволяет исключить ни одну из версий. Он особенно озабочен выводами экспертов в апреле 2004 года, которые поставили под сомнение характер травмы грудной клетки первого заявителя (см. § 47 настоящего Постановления). Отмечая неясную природу травмы первого заявителя, Европейский Суд далее полагает, что в деле не имеется других доказательств жестокого обращения, таких как показания независимых свидетелей, которые могли бы подтвердить версию событий 14 июня 2002 г., изложенную первым заявителем. В то же время Европейский Суд придает особое значение тому факту, что утверждения властей Российской Федерации подкреплены показаниями трех лиц, содержащихся в одном помещении с заявителем (см. § 45).

107. Следовательно, материалы дела не являются достаточной доказательной базой для того, чтобы Европейский Суд сделал "вне разумных сомнений" вывод о том, что первый заявитель подвергся предполагаемому жестокому обращению 14 июня 2002 г. (см. сходную позицию в Решении Европейского Суда от 9 ноября 2006 г. по делу "Гусев против Российской Федерации" (Gusev v. Russia), жалоба N 67542/01, Постановлении Европейского Суда от 1 октября 2009 г. по делу "Топорков против Российской Федерации" (Toporkov v. Russia), жалоба N 66688/01, §§ 43-45; а также из недавних документов в Постановлении Европейского Суда от 18 марта 2010 г. по делу "Максимов против Российской Федерации" (Maksimov v. Russia), жалоба N 43233/02, §§ 97-99). Соответственно, Европейский Суд не может сделать иной вывод, нежели тот, что не имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материальной части.

(b) Предполагаемое ненадлежащее расследование

108. Европейский Суд полагает, что медицинские доказательства, жалоба первого заявителя на жестокое обращение и тот факт, что до этого он уже жаловался на нападения в СИЗО, в своей совокупности вызывают разумные подозрения о том, что травма грудной клетки может иметь неслучайный характер. Жалоба первого заявителя может считаться в этой связи "оспоримой". Компетентные органы, таким образом, были обязаны провести эффективное расследование обстоятельств, при которых первый заявитель получил травму (см. Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу "Крастанов протии Болгарии" (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 58).

109. Европейский Суд отмечает, что расследование событий 14 июня 2002 г. отличают те же недостатки, которые Европейский Суд обнаружил в расследовании, касающемся жалобы заявителя на систематическое жестокое обращение со стороны сокамерников (см. § 93-97 настоящего Постановления). В частности, он установил, что после отказа начальника СИЗО продолжить расследование с целью последующего возбуждения уголовного дела 21 июня 2002 г., органы прокуратуры начали расследование спустя два года, когда шансы собрать хоть какие-нибудь доказательства предполагаемого жестокого обращения были ничтожны. Что касается самого факта внутреннего расследования, произведенного сотрудниками СИЗО, Европейский Суд признает необходимость внутреннего расследования для возможного привлечения надзирателей к дисциплинарной ответственности жестокого обращения с заключенными. Однако его поражает тот факт, что в настоящем деле первичные мероприятия по расследованию инцидента, которые обычно являются решающими для установления истины по делам о жестокости со стороны должностных лиц государственных органов, проводились теми же сотрудниками, которые предположительно были причастны к событиям, в связи с которыми проводилось расследование (см. сходную позицию в Постановлении Европейского Суда от 30 июля 2009 г. по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации" (Vladimir Fedorov v. Russia), жалоба N 19223/04, § 69, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Максимов против Российской Федерации", § 87). В этой связи Европейский Суд напоминает о своих неоднократных выводах о том, что расследование должно проводиться компетентными, квалифицированными и беспристрастными экспертами, независимыми от предполагаемых исполнителей и органов, в которых последние работают (см. Постановление Большой Палаты по делу "Рамсахаи и другие против Нидерландов" (Ramsahai and Others v. Netherlands), жалоба N 52391/99, § 325, ECHR 2007-..., а также Постановление Большой Палаты по делу "Огур против Турции" (Ogur v. Turkey), жалоба N 21594/93, §§ 91-92, ECHR 1999-III). Более того, Европейский Суд хотел бы в этой связи подчеркнуть, что он поражен тем фактом, что, несмотря на то, что следователь ссылался на показания надзирателей и сокамерников первого заявителя в своем постановлении от 30 апреля 2004 г., он не допрашивал их лично, а лишь полагался на показания, сделанные во время внутреннего расследования. В то же время Европейский Суд придает огромное значение допросам, играющим существенную роль в сборе точной и достоверной информации от подозреваемых, свидетелей и потерпевших, и, в конечном счете, в установлении истины в расследуемых делах. Наблюдение за поведением подозреваемых, свидетелей и потерпевших во время допроса и оценка доказательной силы их показаний составляют существенную часть процесса расследования.

110. Европейский Суд также поражен тем, что следователь допросил одного из сокамерников первого заявителя лишь в декабре 2002 года. Выдержки из показаний сокамерников впервые включены лишь в постановление от 24 декабря 2004 г. Из-за значительной длительности расследования производившие его органы уже не могли установить местонахождение бывших заключенных, которые содержались в одном больничном отделении с первым заявителем. Европейский Суд также считает необъяснимым тот факт, что, несмотря на прямые указания Свердловского областного прокурора, следователь не сделал никаких попыток допросить надзирателей, за исключением одного, которые могли быть свидетелями событий 14 июня 2002 г. В этой связи Европейский Суд отмечает, что в то время, когда следователям не были предоставлены сведения о личностях свидетелей предполагаемого избиения первого заявителя или другая значимая информация, они должны были по собственной инициативе предпринять шаги для установления возможных очевидцев происшествия.

111. Кроме того, не было сделано никаких попыток для скорейшего медицинского освидетельствования первого заявителя. Европейский Суд напоминает в этой связи, что надлежаще проведенная медицинская экспертиза является одним из основных средств, обеспечивающих защиту от жестокого обращения. Судебный врач должен быть формально и de facto* (* De facto (лат.) - на деле, фактически (прим. переводчика).) независимым, обладать специальной подготовкой и иметь довольно широкие полномочия (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккоч против Турции" (Akko? v. Turkey), жалобы NN 22947/93 и 22948/93, § 55 и § 118, ECHR 2000-X). Когда врач составляет заключение после осмотра лица, которое утверждает, что подверглось жестокому обращению, крайне важно, чтобы он отметил степень связности рассказа о жестоком обращении. Выводы о степени соответствия причиненных телесных повреждений рассказу о жестоком обращении должны лечь в основу рассуждений о возможных различных диагнозах (повреждения, не связанные с жестоким обращением, включая причиненные самостоятельно и последствия более ранних заболеваний) (см. Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу "Барабашников против Российской Федерации" (Barabanshchikov v. Russia), жалоба N 36220/02, § 59). Судебно-медицинская экспертиза, проведенная в апреле 2004 года, не соответствовала вышеперечисленным требованиям. Эксперты лишь изучили документы, составленные сразу после инцидента 14 июня 2002 г., и сделали выводы, не обследуя первого заявителя. В этой связи Европейский Суд сомневается в том, что экспертиза, проведенная спустя почти два года после инцидента, может сделать ценные и достоверные выводы относительно характера травм первого заявителя. Отсутствие четкой уверенности экспертов в своих заключениях подкрепляет выводы Европейского Суда.

112. Европейский Суд, таким образом, придерживается мнения, что пассивность следователя и нежелание добыть доказательства, подтверждающие версию первого заявителя, препятствовали четкому, тщательному и достоверному восстановлению событий 14 июня 2002 г.

113. Европейский Суд далее установил, что, начавшись почти два года спустя после предполагаемого случая жестокого обращения, расследование оказалось очень длительным. Европейский Суд поражен тем, что за почти трехлетний период с декабря 2002 года по август 2007 года оно никак не продвинулось. Возобновившись в августе 2007 года, расследование не завершено до сих пор. Власти Российской Федерации не показали, какие результаты достигнуты с августа 2007 года, а также не смогли предоставить каких-либо объяснений по поводу длительности расследования.

114. В таких обстоятельствах Европейский Суд лишь может заключить, что власти нарушили требования быстроты, тщательности и эффективности (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2005 г. по делу "Кишмир против Турции" (Kismir v. Turkey), жалоба N 27306/95, § 117; Постановление Европейского Суда по делу "Ангелова и Илиев против Болгарии" (Angelova and Iliev v. Bulgaria), жалоба N 55523/00, § 103, ECHR 2007-IX, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации", § 70). Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальной части.

III. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

115. Первый заявитель жаловался на то, что ему было отказано в рассмотрении судом его ходатайства об освобождении от 22 июля 2002 г., поскольку оно не было безотлагательно рассмотрено российскими судами. Европейский Суд полагает, что настоящая жалоба должна быть рассмотрена в свете пункта 4 статьи 5 Конвенции, положения которого гласят:

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

116. Власти Российской Федерации подчеркивали, что российские суды правомерно отказали в рассмотрении ходатайства адвоката об освобождении, поскольку заявитель был переведен в следственный изолятор, находящийся в другом городе, и дело больше не подпадало под их подсудность.

117. Первый заявитель утверждал, что президиум Суда Ханты-Мансийского автономного округа признал неправильным толкование закона нижестоящими судами по вопросу подсудности и отменил эти судебные решения. Судебное решение президиума привело к пересмотру вопроса о содержании первого заявителя под стражей. Производство, таким образом, длилось почти год.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

118. Европейский Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

119. Европейский Суд повторяет, что пункт 4 статьи 5 Конвенции, гарантируя задержанному или помещенному под стражу лицу право оспорить законность его задержания, также провозглашает право указанных лиц на безотлагательное судебное рассмотрение, следующее за подачей соответствующей жалобы, вопроса о законности нахождения под стражей и на освобождение из-под стражи по приказу суда, если содержание под стражей признано незаконным. Хотя это положение и не заставляет Высокие Договаривающиеся Стороны создавать суды второй инстанции для пересмотра вопроса о законности содержания под стражей, государство, которое создает такую систему, должно, в принципе, предоставлять заключенным те же гарантии в суде кассационной инстанции, что и в суде первой инстанции (см. Постановление Европейского Суда от 23 ноября 1993 г. по делу "Наварра против Франции" (Navarra v. France), § 28, Series A, N 273-B, а также Постановление Европейского Суда от 12 декабря 1991 г. по делу "Тот против Австрии" (Toth v. Austria), § 84, Series A, N 224). Требование о том, чтобы такое судебное решение выносилось "безотлагательно", несомненно, является одной из таких гарантий, и пункт 4 статьи 5 Конвенции, касающийся вопроса лишения свободы, требует особенной быстроты в принятии решения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хатчисон Рейд против Соединенного Королевства" (Hutchison Reid v. United Kingdom), жалоба N 50272/99, § 79, ECHR 2003-IV). В этом контексте Европейский Суд также отмечает, что крайне необходимо в возможно короткие сроки принимать решение по вопросу о законности содержания лица под стражей в случаях, когда идет судебное разбирательство, поскольку подсудимый должен полностью пользоваться всеми гарантиями принципа презумпции невиновности (см. Постановление Европейского Суда от 4 октября 2001 г., по делу "Иловецкий против Польши" (Ilowiecki v. Poland), жалоба N 27504/95, § 76).

(b) Применение общих принципов в настоящем деле

120. Европейский Суд установил, что 20 августа 2002 г. Суд Ханты-Мансийского автономного округа оставил решение Сургутского городского суда без изменений, отклонив жалобу адвоката от 22 июля 2002 г., в которой последний ходатайствовал об освобождении первого заявителя из-под стражи. 24 октября 2003 г. президиум Суда Ханты-Мансийского автономного округа, признав, что выводы нижестоящей инстанции были ошибочными, отменил оба постановления в порядке надзора и назначил новое рассмотрение. 21 июля 2004 г. суд Ханты-Мансийского автономного округа в последней инстанции подтвердил законность ареста первого заявителя и последующее заключение под стражу.

121. Европейский Суд, таким образом, делает вывод о том, что производство было приостановлено в периоды с 22 июля по 20 августа 2002 г. (см. §§ 12-13 настоящего Постановления) и с 24 октября 2003 г. по 21 июля 2004 г. (см. §§ 20-24 настоящего Постановления) (см., mutatis mutandis* (* Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (прим. переводчика).), Постановление Европейского Суда от 15 июня 2006 г. по делу "Чевкин против Российской Федерации" (Chevkin v. Russia), жалоба N 4171/03, §§ 32-34). Таким образом, для того, чтобы рассмотреть ходатайство об освобождении, российским судам потребовалось почти 10 месяцев. Ничто не подтверждает, что задержки в рассмотрении ходатайства произошли по вине первого заявителя или его адвоката. Европейский Суд полагает, что рассматриваемый период не может считаться соответствующим требованию "безотлагательности" пункта 4 статьи 5 Конвенции, особенно учитывая, что в столь долгом рассмотрении были виновны только государственные органы (см., например, Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 96* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2006.), Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2005 г. по делу "Худоёров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, §§ 198 и 203* (* Там же. N 7/2006.); а также Постановление Европейского Суда по делу "Рехбок против Словении" (Rehbock v. Slovenia), жалоба N 29462/95, §§ 85-86, ECHR 2000-XII, где производство по проверке решения, длившееся 23 дня, не было признано "безотлагательным").

122. Более того, Европейский Суд не может не обратить внимания на тот факт, что окончательное решение было принято 21 июля 2004 г., то есть спустя почти два года после того, как суд рассмотрел уголовное дело первого заявителя по существу. Европейский Суд полагает, что вопрос безотлагательности проверки законности содержания под стражей частично пересекается с вопросом эффективности. Европейский Суд считает, что в обстоятельствах настоящего дела невозможность российских судов произвести проверку законности содержания первого заявителя под стражей без задержек, в принципе, лишило этот пересмотр необходимой эффективности (см. Постановление Европейского Суда от 29 июня 2000 г. "Сабер Бен Али против Мальты" (Sabeur Ben Ali v. Malta), N 35892/97, § 40, Постановление Европейского Суда от 10 июня 2008 г. по делу "Галлиани против Румынии" (Galliani v. Romania), жалоба N 69273/01, §§ 61-62, а также из недавних документов Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2009 г. по делу "Эминбейли против Российской Федерации" (Eminbeyli v. Russia), жалоба N 42443/02, § 57).

123. Европейский Суд, таким образом, приходит к выводу, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

IV. Другие предполагаемые нарушения Конвенции

124. Европейский Суд рассмотрел другие жалобы, представленные заявителями. Однако, изучив документы, находящиеся в его распоряжении, и в той части, в которой эти жалобы подпадают под его юрисдикцию, он признает, что они не содержат никаких признаков нарушения прав и свобод, установленных Конвенцией и Протоколами к ней. Следовательно, в этой части жалоба заявителей должна быть отклонена как явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

V. Применение статьи 41 Конвенции

А. Ущерб

125. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

126. Первый заявитель требовал 300 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

127. Власти Российской Федерации утверждали, что эти требования чрезмерные и явно необоснованные.

128. Европейский Суд, прежде всего, напоминает, что от заявителя нельзя требовать предоставления доказательств понесенного морального ущерба (см. Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Гридин против Российской Федерации" (Gridin v. Russia), жалоба N 4171/04, § 20* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2007.)). Далее Европейский Суд считает, что в настоящем деле им установлены особенно серьезные нарушения. Европейский Суд согласен с тем, что заявитель страдал от чувства унижения и физической боли в связи с жестоким обращением со стороны сокамерников. Кроме того, он не мог реализовать свое право на надлежащее и эффективное расследование по его жалобе на жестокое обращение. В этих обстоятельствах Европейский Суд считает, что физические и психические страдания, причиненные заявителю, не могут быть компенсированы простым признанием факта нарушения. Тем не менее конкретная сумма, затребованная заявителем, представляется чрезмерной. Исходя из принципа справедливости, Европейский Суд присуждает первому заявителю 40 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

129. Первый заявитель не представил в Европейский Суд никаких требований по поводу компенсации судебных расходов и издержек. Таким образом, Европейский Суд не присуждает первому заявителю никаких сумм по этому основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

130. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу первого заявителя, касающуюся жестокого обращения со стороны сокамерников и надзирателей в первой половине июня 2002 г., эффективности расследования обоих инцидентов и отсутствия эффективного судебного рассмотрения ходатайства об освобождении от 22 июля 2002 г. приемлемой, остальную часть жалобы - неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с невозможностью государственных органов исполнить свое позитивное обязательство по защите физической и психологической неприкосновенности и здоровья первого заявителя в следственном изоляторе N 1 г. Екатеринбурга;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с невозможностью государственных органов провести эффективное расследование по поводу жестокого обращения с первым заявителем со стороны сокамерников в следственном изоляторе N 1 г. Екатеринбурга;

4) постановил, что не имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с утверждениями первого заявителя о жестоком обращении со стороны надзирателей 14 июня 2002 г.;

5) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с невозможностью государственных органов провести эффективное расследование по жалобе первого заявителя на жестокое обращение со стороны надзирателей;

6) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с невозможностью российских судов безотлагательно рассмотреть ходатайство об освобождении от 22 июля 2002 г.;

7) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 40 000 (сорок тысяч) евро в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

8) отклонил остальные требования первого заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 10 февраля 2011 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда