Статья 21.1. (утратила силу)

Односторонние ограничительные меры в контексте международно-правового принуждения

К.В. Крицкий,

соискатель МГИМО (У) МИД России,

второй секретарь Второго департамента Азии МИД России

(Москва)

Журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2017 г., с. 62-73.

Односторонние ограничительные меры (рестрикции) получают все более широкое распространение в качестве инструмента внешней политики. Особенно актуально это применительно к США и ЕС, которые обладают значительным экономическим потенциалом и посредством односторонних рестрикций (прежде всего финансово-экономических) зачастую оказывают серьезное давление на политику других государств.

При этом правовая природа таких односторонних ограничений - вопрос крайне дискуссионный. В первую очередь нужно выяснить, обоснованно ли рестрикции относят к одной из допустимых мер международно-правового принуждения и приравнивают к санкциям и контрмерам, легитимность которых в международном праве не вызывает сомнений.

Институт международно-правового принуждения пережил существенную эволюцию. Вплоть до начала XX в. государства исходили из того, что применение принуждения, силы является их неотъемлемым и ничем не ограниченным правом. Помимо военных действий государство могло прибегнуть по своему усмотрению к невооруженным репрессалиям, преследованию "по горячим следам" на территории другого государства, превентивным действиям и т.д. Для совершения всех этих актов и признания их допустимыми - хотя и не очень желательными - не требовалось предшествующего противоправного деяния другого государства или иных правовых оснований. Предпринятая с созданием Лиги Наций попытка ограничить бесконтрольное применение принуждения, включая военную силу, провалилась по причине мягкости соответствующих правовых норм, необязательности их исполнения*(1).

Катастрофический характер Второй мировой войны, а также реальная угроза того, что новый масштабный конфликт может стать уже ядерным и повлечь взаимное уничтожение государств, позволили осознать необходимость ограничения принуждения, силы в международных отношениях. Все это привело к созданию Организации Объединенных Наций и формированию системы международного права в ее современном виде.

Сегодня международное право, без сомнения, признает наличие и необходимость принуждения в межгосударственных отношениях. В то же время регулирование данного института имеет свою специфику, которая состоит в строгом ограничении оснований правомерности принуждения. Фактически все допустимые случаи его применения нашли закрепление в гл. VII Устава.

Принуждение возможно либо в качестве меры в ответ на международно-противоправное деяние, либо при осуществлении права на индивидуальную или коллективную самооборону в соответствии со ст. 51 Устава ООН. В зависимости от применяющего субъекта принудительные меры могут иметь форму санкций ("вертикальные", исходящие от международных организаций) или контрмер ("горизонтальные", имплементируемые государствами). Все иные случаи применения принуждения считаются неправомерными, представляют собой насильственный произвол. Соответственно выходящие за рамки международного права силовые действия некорректно называть "принудительными мерами", это приведет к юридической путанице и подмене понятий.

В науке международного права до сих пор не выработано единого подхода к определению понятия "принудительные меры". Более того, как утверждает Ю.Н. Жданов, юристы-международники зачастую избегают данного термина, заменяя его понятием "санкции"*(2). Некоторые исследователи трактуют принудительные меры исключительно как репрессалии и реторсии, осуществляемые государствами*(3). В отдельных работах термин "принудительные меры" используется только в контексте правомерного применения военной силы (санкции в этом случае - принудительные меры без использования военной силы)*(4). По нашему мнению, все эти позиции необоснованно сужают содержание термина "принудительные меры" или заменяют его другим понятием.

Можно согласиться с авторами "Словаря международного права", определившими принудительные меры как "меры, принимаемые в соответствии с Уставом ООН в целях устранения угрозы миру, нарушения мира или ликвидации акта агрессии. К ним прибегают в крайних случаях, чтобы положить конец противоправному поведению сторон в конфликте, создающем угрозу миру либо являющемся нарушением мира или актом агрессии"*(5).

Принуждение в международном праве очевидно тесно связано с понятием силы, которая в межгосударственных отношениях может включать в себя насильственные меры военного, политического и экономического порядка. В то же время правомерное международно-правовое принуждение не нарушает императивной нормы п. 4 ст. 2 Устава ООН, устанавливающей категорический запрет на угрозу силой или ее применение. Мы разделяем мнение Н.А. Ушакова о том, что упомянутые положения Устава ООН распространяются только на так называемые первичные, регулятивные правоотношения, т.е. определяющие общий порядок осуществления международных отношений. Применение же принуждения представляет собой так называемое вторичное, охранительное правоотношение, являющееся следствием предшествующего правоотношения, породившего противоправное деяние*(6). Из этого же исходила Комиссия международного права ООН (КМП) при разработке проекта Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния. В специальном комментарии КМП было отмечено, что нормы об ответственности и принуждении можно назвать "вторичными", так как они определяют правовые последствия невыполнения обязательств, предусмотренных "первичными" нормами*(7).

Таким образом, международно-правовое принуждение допустимо лишь в форме санкций, контрмер и самообороны.

В контексте международно-правового принуждения, на наш взгляд, термин "санкция" целесообразно использовать только по отношению к мерам, принимаемым международными организациями, прежде всего ООН. Статья 39 Устава ООН закрепляет за Советом Безопасности ООН право определять существование угрозы миру, его нарушения или акта агрессии. Важно, что это правомочие является прерогативой СБ ООН; при отсутствии его решения никакая другая международная организация или государство не могут обосновывать свои действия наличием существенной угрозы миру и безопасности. Устав ООН наделяет Совет Безопасности необходимыми инструментами воздействия на правонарушителя. Среди таких принудительных мер - полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств сообщения, разрыв дипломатических отношений, а также такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности (ст. 41, 42). Список принудительных мер, предусмотренных Уставом ООН, не является исчерпывающим.

Понятие "санкция" в Уставе ООН не фигурирует. Вместе с тем сам СБ ООН квалифицирует принимаемые им принудительные меры согласно ст. 41 Устава именно как санкции. В частности, в Резолюции 2170 (2014) говорится об использовании "санкционных мер" в отношении лиц, связанных с группировкой "Исламское государство", деятельность которой представляет угрозу международному миру и безопасности. Комитеты в составе СБ ООН, следящие за имплементацией принудительных мер, называются санкционными.

В отечественной доктрине международного права также широко распространено мнение о возможности равнозначного употребления терминов "принудительные меры" и "санкции" применительно к деятельности ООН. В "Словаре международного права" дается следующее определение: "Международные санкции - принудительные меры, осуществляемые международными организациями, прежде всего ООН. Считается общепризнанным, что характером санкций обладают коллективные меры по гл. VII Устава ООН"*(8). И.И. Лукашук со ссылкой на позицию КМП подчеркнул: "Ныне термин "санкция" стоит использовать для обозначения принудительных мер, принимаемых международными организациями, особенно на основании главы VII Устава ООН"*(9). Т.Н. Нешатаева также предлагала понимать под санкциями "все меры охраны международного правопорядка, закрепленные нормами международного права, носящие принудительный характер и применимые в случае правонарушений к государству-делинквенту с помощью институционного механизма международных организаций"*(10). Об обязательной увязке санкций с деятельностью международных организаций, прежде всего ООН, говорит и Ю.Н. Жданов*(11).

Контрмеры - принудительные меры, принимаемые индивидуально потерпевшим государством к государству-делинквенту в ответ на международное правонарушение. В решении по делу о проекте "Габчиково - Надьмарош" Международный суд ООН подчеркнул, что "контрмеры могут оправдать в ином случае противоправные действия, предпринятые в ответ на предшествовавшее международно-противоправное деяние другого государства"*(12).

Разделение санкций и контрмер - тенденция относительно новая. Ранее для описания принудительных мер и международных организаций, и государств традиционно использовался общий термин "санкции". Вместе с тем применение понятия "санкция" к мерам пострадавшего государства в отношении государства-правонарушителя может создать впечатление о зависимости одного от другого. Это недопустимо с учетом императивного принципа суверенного равенства государств в международно-правовых отношениях. Такой подход нашел поддержку при разработке проекта Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния. КМП подчеркнула, что термин "контрмеры" представляется самым нейтральным и емким для описания различных мер, которые потерпевшие государства могут применять на законных основаниях в отношении государств-правонарушителей*(13).

Самооборона есть форма принуждения, применяемого в качестве ответной меры на вооруженное нападение - одно из тягчайших международно-противоправных деяний.

Согласно ст. 51 Устава ООН возможны два вида самообороны - индивидуальная и коллективная. Индивидуальная самооборона - оборонительные действия государства или государств, непосредственно подвергшихся вооруженному нападению. Коллективная самооборона (термин активно критикуется, акцентируется, что более правильное название - "коллективная оборона") - помощь, которую одно государство оказывает другому государству против совершенного нападения*(14). Самооборону нельзя признать исключением из принципа неприменения силы или угрозы силой по п. 4 ст. 2 Устава ООН. Это неотъемлемое право любого государства на самозащиту, непосредственное противодействие посягательству на территориальную целостность и политическую независимость, на само существование государства*(15).

Д. Боуэтт отмечал, что самооборона принципиально отличается от санкций. Во-первых, она правомерна только в ответ на вооруженное нападение; во-вторых, ее основная цель - не наказание нарушителя, а непосредственное пресечение тяжкого правонарушение, защита собственной государственности*(16). Из тех же соображений исходит В. Давид: "Суть самообороны - заставить государство прекратить нарушение императивной нормы и отказаться от нападения, а не добиться возмещения нанесенного ущерба"*(17).

Единого, общепринятого подхода к дефиниции односторонних ограничительных мер не выработано. В то же время в большинстве исследований выделяют следующие характерные черты односторонних рестрикций:

1) применяются по решению государственных органов;

2) носят, как правило, финансово-экономический характер;

3) направлены на защиту государственных интересов путем побуждения или принуждения другого государства к изменению политики;

4) имеют максимально широкий охват действия и могут быть направлены против как целых отраслей экономики, так и отдельных физических или юридических лиц.

Субъектом односторонних рестрикций обычно являются отдельные государства или группы государств, а объектом выступают государства, отдельные физические и юридические лица, террористические организации и др., которые совершают нежелательные или неправомерные с точки зрения имплементирующего государства действия, наносящие ущерб интересам этого государства.

В зависимости от инструментов воздействия односторонние рестрикции могут быть разделены на экономические и неэкономические (хотя и они могут иметь негативные экономические последствия). Среди неэкономических мер выделяют ограничение или прекращение сотрудничества в международных организациях или на двусторонней основе, отмену правительственных визитов и парламентского обмена, запрет на выдачу виз и въезд в страну, отказ от военного сотрудничества, отказ от участия в политических, культурных, спортивных мероприятиях на территории страны, запрет на теле-, радиовещание и т.д.

Экономические рестрикции можно разделить на внешнеторговые и финансовые. Торговые рестрикции негативно сказываются прежде всего на уровне жизни населения, а финансовые - на благосостоянии элит. Распространены, впрочем, случаи применения комплексных ограничений - секторальных, направленных на целые отрасли экономики. Именно такие ограничения составляют ядро действующих антироссийских "санкций", препятствующих нормальному функционированию банковской, топливно-энергетической, военно-промышленной и других сфер отечественной экономики.

Односторонние ограничительные меры и принудительные меры (санкции и контрмеры) представляют собой совершенно разные правовые явления. Их отождествление или смешение, на наш взгляд, категорически недопустимо. Основанием применения принудительных мер, как уже отмечалось, является предшествующее неправомерное поведение субъекта права (чаще всего государства).Для использования санкций необходимо также решение Совета Безопасности ООН. Объем и содержание принудительных мер ограничены принципами пропорциональности и гуманности. Правовой основой имплементации односторонних ограничений в свою очередь выступает только соответствующее решение одного государства или группы стран. При установлении объема рестрикций, как правило, учитывается лишь то, насколько они могут побудить объект к смене внешнеполитической линии поведения. Легитимность односторонних рестрикций в отличие от принудительных мер также далеко не очевидна.

Несмотря на это, тенденция к отождествлению односторонних рестрикций с принудительными мерами, прежде всего санкциями, получает все большее распространение. Это характерно в первую очередь для западной правовой системы. Б. Картер, детально исследовав правовую базу и практику применения США односторонних "санкций", говорит о возможности равнозначного использования обоих понятий*(18). Немецкий профессор М. Боте также предложил именовать санкциями любые меры, применяемые субъектами международного права в ответ на нежелательные или, возможно, неправомерные действия другого государства*(19).

Такие подходы зачастую продвигаются и на международном уровне. В ходе 55-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (2000-2001 гг.) на рассмотрение в профильном комитете был представлен российский проект рабочего документа "Базовые условия и стандартные критерии для применения санкций и других принудительных мер, а также их имплементации". Ряд делегаций западных стран отказались поддерживать его, мотивировав это тем, что "представленные формулировки не предусматривают возможность применения санкций отдельными государствами"*(20).

Что касается законодательных актов Соединенных Штатов, закрепляющих возможность наложения ограничительных мер, то здесь единообразие формулировок отсутствует. В Законе о чрезвычайном положении 1976 г. и Законе о чрезвычайных экономических полномочиях 1977 г., на основании которых принимается подавляющее большинство указов президента США о введении ограничительных мер, термин "санкция" не используется. В то же время вступивший в силу в начале августа 2017 г. Закон о борьбе с противниками США посредством санкций прямо называет ограничительные меры Вашингтона именно санкциями.

В актах Государственного департамента и Министерства финансов США, определяющих конкретные шаги по применению ограничительных мер, термин "санкция" также употребляется весьма широко. Например, перечни лиц, в отношении которых вводятся ограничительные меры, по аналогии со списками ООН называются санкционными. Существует мнение, на наш взгляд, не лишенное оснований, что тем самым Вашингтон стремится придать своим односторонним ограничительным мерам большую легитимность, поставить их "на одну доску" с признаваемыми мировым сообществом в качестве легитимных санкциями ООН.

Аналогичная ситуация прослеживается в праве Европейского союза. В Договоре о Европейском союзе и Договоре о функционировании Европейского союза меры, направленные на "полный или частичный перерыв или снижение экономических и финансовых отношений", именуются ограничительными. Однако в актах, регулирующих порядок применения рестрикций, между санкциями и односторонними ограничениями ставится знак равенства*(21).

В российском законодательстве - что примечательно - смешения односторонних рестрикций и принудительных мер, в частности санкций, не допускается. Например, один из базовых российских законов, на основе которого осуществляется введение односторонних ограничений, - Федеральный закон от 30 декабря 2006 г. N 281-ФЗ "О специальных экономических мерах"*(22) - не содержит термина "санкция". Не используется этот термин и в указах Президента и постановлениях Правительства о применении ограничительных мер в соответствии с данным Законом. В основополагающем документе, определяющем российские приоритеты в области государственной и общественной безопасности, - Стратегии национальной безопасности Российской Федерации - также фигурирует термин "ограничительные экономические меры"*(23). Жесткое разграничение понятий характерно и для доктринальных источников.

Вопрос о правомерности односторонних ограничительных мер - один из ключевых в современном международном праве. Ожесточенные дебаты по нему ведутся достаточно давно, однако даже сблизить позиции сторон - не говоря уже о том, чтобы примирить их - не удается и вряд ли удастся. Фактически в настоящее время проблема легитимности односторонних рестрикций приобрела политический характер и совершенно по-разному преломляется в различных юридических исследованиях.

Практика применения односторонних ограничительных мер последовательно критикуется в рамках ООН. На протяжении долгого времени ежегодно Генеральной Ассамблеей Организации принимаются резолюции, в которых осуждаются американские рестрикции в отношении Кубы. Именно в них в концентрированном виде приводятся аргументы противников односторонних ограничительных мер. В документах под общим названием "Необходимость прекращения экономической, торговой и финансовой блокады, введенной Соединенными Штатами Америки против Кубы" констатируется, что ограничительные меры, в числе прочего, противоречат принципам международного права, включая принципы суверенного равенства государств и невмешательства во внутренние дела, угрожают суверенитету государства, отрицательно сказываются на реализации прав человека, сдерживают социально-экономическое развитие государства*(24). В связи с этим подчеркивается, что Генеральная Ассамблея ООН "решительно возражает против экстерриториального характера таких мер" и "отвергает все попытки их введения".

Данные резолюции одобряет подавляющее большинство государств. В то же время следует учитывать, что резолюции Генеральной Ассамблеи ООН не имеют общеобязательного характера, отражают скорее стремление к тому или иному пути развития международного права, нежели истинное состояние правовых норм. А потому перспективы оспаривания правомерности односторонних "санкций", скажем, в Международном суде ООН представляются весьма туманными*(25).

Схожие аргументы были приведены в изданном в 2013 г. докладе Генерального секретаря ООН "Односторонние ограничительные меры как средство политического и экономического принуждения в отношении развивающихся стран"*(26), в котором были представлены позиции 18 стран по вопросу односторонних рестрикций. Единогласно осуждая практику применения "санкций", государства обратили внимание на то, что такие ограничительные меры не вписываются в современную систему международного права. Решение о "полном или частичном перерыве экономических отношений", по их заверениям, находится исключительно в компетенции СБ ООН, и отдельные государства ни в коем случае не могут брать на себя полномочия данного органа. Нарушение этого принципа приводит к разбалансировке системы международных отношений. Кроме того, их применение должно осуществляться только после исчерпания всех дипломатических и мирных инструментов урегулирования разногласий. Данное требование, как правило, игнорируется.

Критикуются односторонние "санкции" и в докладе Специального комитета по Уставу ООН и укреплению роли Организации*(27). Утверждается, что целью большинства ограничительным мер является смена правящего режима или политического курса в стране, к которой применяются ограничительные меры. А это уже вмешательство во внутренние дела государства, которое возможно лишь при наличии решения Совета Безопасности ООН о существовании угрозы миру и безопасности - но никак не решения отдельного государства.

Отечественная правовая доктрина также традиционно исходит из того, что применение односторонних ограничительных мер противоречит международному праву. Аргументы противников односторонних рестрикций сводятся к следующему:

1. Понятие силы в международных отношениях (применение которой, как мы помним, строго ограничено) включает в себя, помимо прочего, экономические действия, наносящие существенный ущерб государствам и дестабилизирующие международную обстановку (впрочем, объем понятия силы в международном праве - вопрос дискуссионный).

2. Применение ограничений одним государством в отношении другого не соответствует принципу их суверенного равенства.

3. Односторонние ограничительные меры нарушают принцип невмешательства во внутренние дела государства.

4. Односторонние рестрикции подменяют собой эксклюзивные правомочия Совета Безопасности ООН, нацеленные на поддержание международного мира и стабильности. Как следствие, они подрывают систему коллективной безопасности, основанную на Уставе ООН. Особенно актуально это применительно к ограничительным мерам, вводимым экономически развитыми государствами и по своему эффекту вполне сопоставимым с санкциями ООН, а порой и превосходящим их.

5. Ограничительные меры зачастую влекут за собой тяжелые последствия для реализации прав человека, в особенности наиболее уязвимых групп населения. Например, "санкции" в отношении Кубы привели к значительной деградации системы здравоохранения в этой стране.

6. Рестрикции зачастую имеют экстерриториальный характер и затрагивают интересы "третьих" государств, если они, например, осуществляют торгово-экономическое сотрудничество с государством, в отношении которого введены такие меры.

7. Односторонние ограничения противоречат обязательствам государств в рамках специальных правовых режимов. В частности, правилами ВТО установлено, что государство не вправе вводить внешнеторговые ограничения, за исключением пошлин, налогов и иных сборов.

Таким образом, согласно официальной российской позиции односторонние ограничительные меры противоречат принципам международного права, размывают полномочия Совета Безопасности ООН и подрывают систему международного права. Впрочем, признается возможность применения ограничений в ответ на недружественные действия другого государства или в целях защиты национальных интересов. Вместе с тем, как отмечает М. Дораев, Россия, отрицая допустимость и правомерность рестрикций, все же периодически прибегает к ним в политических целях. Делается это, однако, весьма специфически: под предлогом нарушения таможенных или санитарно-эпидемиологических правил вводятся ограничения на импорт в Россию той или иной продукции. Экономические ограничения используются для усиления российской позиции при параллельном обсуждении спорных вопросов на дипломатическом уровне*(28).

Столь же многочисленные аргументы приводятся в защиту односторонних ограничительных мер. Прежде всего акцентируется, что международное право не предусматривает прямого запрета на имплементацию ограничительных мер. Понятие силы не охватывает экономических действий, и с этим, пожалуй, можно согласиться. При разработке Устава ООН ряд делегаций предложили внести положение о запрете одностороннего применения мер экономического принуждения. Данная поправка, однако, была отклонена. Аналогичная ситуация возникла при подготовке резолюции Генеральной Ассамблеи ООН об определении агрессии. Предложенный советской делегацией проект определения агрессии, охватывавший ее экономическую и идеологическую составляющие, был заблокирован западными странами*(29). А те документы, в которых указывается на недопустимость односторонних ограничительных мер, как было сказано, не имеют общеобязательного характера.

В связи с этим, решая вопрос о применении рестрикций, государство действует "в своем праве". Несмотря на то что все эти меры зачастую недружественны и даже несправедливы, они не являются противоправными*(30). В этом отношении односторонние ограничения рассматриваются исследователями как нечто, не подпадающее под действие международного права и, следовательно, регулируемое исключительно внутренним законодательством.

В последние годы отчетливо прослеживается тенденция оправдывать применение односторонних ограничительных мер заботой о правах человека. При этом ссылаются на ст. 48 проекта Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния, предусматривающую право любого государства призвать к ответственности другое государство, если нарушенное обязательство является обязательством в отношении международного сообщества в целом*(31) (так называемые обязательства erga omnes). В развитие данного положения в 2005 г. парижским Институтом международного права была принята резолюция "Обязательства erga omnes в международном праве", закрепившая, что "обязательства в рамках общего международного права подлежат защите всем мировым сообществам, а обязательства по многосторонним договорам - всеми его сторонами"*(32). В связи с этим делается вывод, что в случае предположительного нарушения прав человека в одном государстве другое имеет право на вмешательство в его внутренние дела с целью добиться устранения нарушений. Одним из "корректирующих" методов в этом контексте и выступают односторонние ограничительные меры.

Не отрицая необходимости приоритетной защиты прав человека, стоит все же отметить, что подобный подход чреват "размыванием" сложившейся системы международного права. Он, в числе прочего, закладывает фундамент для оправдания нарушений международно-правовых норм отдельными государствами - пусть и под благовидными предлогами.

Французский ученый А. Пелле, описывая американские принудительные меры в отношении Югославии в 1999 г. (которые представляли собой военные действия и всеобъемлющие финансово-экономические ограничения со стороны стран НАТО), делает весьма неожиданные выводы. Он, в частности, говорит, что "если моральные стандарты и правовые нормы не совпадают, последними нужно пренебречь... Несомненно, что действия НАТО в Косово являются полностью оправданными, в то время как саботаж России и Китая в Совбезе ООН противоправны"*(33).

Выдвигаются и другие специфические концепции, не укладывающиеся в современную систему международного права. Так, отмечается, что применение невоенных "санкций" соответствует принципу разумности (reasonableness), так как зачастую они единственная альтернатива применению вооруженной силы.

США и ряд других стран неоднократно утверждали, что санкции ООН - недостаточно эффективный механизм. Указывалось, в частности, на невозможность их оперативного применения в связи с необходимостью согласования позиций со всеми постоянными членами СБ ООН. Как представляется, во многом такая точка зрения объясняется желанием этих государств оправдать применение собственных односторонних ограничительных мер, которые уж точно вводятся быстро, решительно и зачастую без учета мнения других субъектов международного права.

Что касается соответствия односторонних ограничительных мер нормам ВТО, то здесь чаще всего делается ссылка на допускаемые исключения в интересах безопасности. Данные нормы устанавливают, что никакие правила не влияют на право государства принимать меры, необходимые для защиты своих жизненно важных интересов.

Подводя краткий итог, мы с сожалением вынуждены констатировать, что в силу политизированности проблемы применения односторонних "санкций" перспективы для выработки государствами общих подходов к ее разрешению не просматриваются.

Список литературы

Basic principles on the use of restrictive measures (sanctions) of 7 June 2004 10198/1/04 REV 1 // URL: http://regrster.consrlrum.europa.eu/doc/srv?l=EN&f=ST%2010198%202004%20RE V%201.

Bowet D.W. Crimes of State and the 1996 Report of the International Law Commission on State Responsibility // European Journal of International Law. 1998. N 2.

Carter В.E. International Economic Sanctions: Improving the Haphazard U.S. Legal Regime // URL: http://scholarship.law.berkeley.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1924&cont ext=californialawreview.

Gabcikovo-Nagymaros Project (Hungary v. Slovakia)\ I. C. J. Judgment. 25 September 1997 // I. C. J. Reports. 1997.

Doraev M. The Memory Effect of Economic Sanctions Against Russia: Opposing Approaches to the Legality on Unilateral Sanctions Clash Again // University of Pennsylvania Journal of International Law. 2015. Vol. 37. N 1.

Elagab O.Y. The Legality of Non-Forcible Counter-Measures in International Law. L., 1988.

Franco C. Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law // Istituto Affari Internazionali. Documenti. 2015. N 5.

Guidelines on implementation and evaluation of restrictive measures (sanctions) in the framework of the EU common foreign and security policy. 11205/12 // URL: http://data.consilium.europa.eu/doc/document/ST-11205-2012-INIT/en/pdf.

Mitrany B. The Problem of International Sanctions. Oxford, 1985.

Obligations erga omnes in International Law: Institut du Droit International Resolution. 27 August 2005 // URL: http://www.rdr-nl.org/app/uploads/2017/06/2005_kra_01_en.pdf.

Pelle A. Brief Remarks on the Unilateral Use of Force // European Journal of International Law. 2000. N 4.

Report of the Special Committee on the Charter of the United Nations and on the Strengthening of the Role of the Organization // Official Records of the 55th Session of the UN General Assembly. Supplement N 33. N. Y., 2000.

Schiffer W. The Legal Community of Mankind // Indiana Law Journal. 1955. N 4. Vol. 30.

Unilateral Economic Measures as a Means of Political and Economic Coercion against Developing Countries: Report of the UN Secretary General A/70/152 // URL: http://www.un.org/en/development/desa/policy/publications/general_assembl y/a_66_138.pdf.

Гали Б.Б. Повестка дня для мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира. Нью-Йорк, 1992.

Геворгян К.Г. "Односторонние санкции" и международное право. Заключение Международно-правового совета при МИД России // Междунар. жизнь. 2012. N 8. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/720.

Давид В. К вопросу о правовой природе института самообороны // Вестн. Киевского ун-та. Сер.: Междунар. отношения и междунар. право. Киев, 1979. Вып. 8.

Доклад Комиссии международного права о работе ее двадцать пятой сессии, 7 мая - 13 июля 1973 г. Нью-Йорк, 1973.

Ежегодник Комиссии международного права. 1991. Нью-Йорк; Женева, 1994. Т. 2. Ч. 1.

Жданов Ю.Н. Принудительные меры в международном праве: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1999.

Лукашук И.И. Право международной ответственности // Междунар. публичное и частное право. 2002. N 2.

Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., 2004.

Необходимость прекращения экономической, торговой и финансовой блокады, введенной Соединенными Штатами Америки против Кубы: резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 27 октября 2015 г. A/RES/70/5 // URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N15/336/98/PDF/N1533698.pdf ?OpenElement.

Нешатаева Т.Н. Санкции системы ООН (международно-правовой аспект). Иркутск, 1992.

О специальных экономических мерах: Федеральный закон от 30 декабря 2006 г. N 281-ФЗ // Рос. газ. 2007. 10 янв.

О стратегии национальной безопасности Российской Федерации: Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. N 683 // Рос. газ. 2015. 31 дек.

Ответственность государств за международно-противоправные деяния: резолюция Генеральной Ассамблеи от 28 января 2002 г. A/RES/56/83 // URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/NOl/477/99/PDF/NO147799.pdf ?OpenElement.

Скакунов Э.И. Самооборона в международном праве. М., 1973.

Словарь международного права / отв. ред. С.А. Егоров. М., 2014.

Ушаков Н.А. Проблемы теории международного права. М., 1988.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Schiffer W. The Legal Community of Mankind // Indiana Law Journal. 1955. N 4. Vol. 30. P. 556.

*(2) Жданов Ю.H. Принудительные меры в международном праве: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1999.

*(3) Mitrany В. The Problem of International Sanctions. Oxford, 1985. P. 36.

*(4) Гали Б.Б. Повестка дня для мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира. Нью-Йорк. 1992. С. 28-29.

*(5) Словарь международного права / отв. ред. С.А. Егоров. М., 2014. С. 257.

*(6) Ушаков Н.А. Проблемы теории международного права. М., 1988. С. 172-173.

*(7) Доклад Комиссии международного права о работе ее двадцать пятой сессии, 7 мая - 13 июля 1973 г. Нью-Йорк. 1973.

*(8) Словарь международного права. С. 341.

*(9) Лукашук И.И. Право международной ответственности // Международ. публичное и частное право. 2002. N 2. С. 41.

*(10) Нешатаева Т.Н. Санкции системы ООН (международно-правовой аспект). Иркутск, 1992. С. 38.

*(11) Жданов Ю.Н. Указ. соч.

*(12) Gabcikovo-Nagymaros Project (Hungary v. Slovakia). I. C. J. Judgment. 25 September 1997 111. C. J. Reports. 1997. P. 52.

*(13) Ежегодник Комиссии международного права. 1991. Нью-Йорк; Женева, 1994. Т. 2. Ч. 1.

*(14) Скакунов Э.И. Самооборона в международном праве. М., 1973. С. 5-7.

*(15) Ушаков Н.А. Указ. соч. С. 180-181.

*(16) Bowet D.W. Crimes of State and the 1996 Report of the International Law Commission on State Responsibility 11 European Journal of International Law. 1998. N 2. P. 166.

*(17) Давид В.К вопросу о правовой природе института самообороны // Вестн. Киевского ун-та. Сер.: Междунар. отношения и междунар. право. Киев, 1979. Вып. 8. С. 46.

*(18) Carter В.Е. International Economic Sanctions: Improving the Haphazard U.S. Legal Regime // URL: http://scholarship.law.berkeley.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1924&cont ext=californialawreview.

*(19) Franco C. Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law // Istituto Affari Internazionali. Documenti. 2015. N 5. P. 5.

*(20) Report of the Special Committee on the Charter of the United Nations and on the Strengthening of the Role of the Organization // Official Records of the 55th Session of the UN General Assembly. Supplement N 33. N. Y., 2000.

*(21) Basic principles on the use of restrictive measures (sanctions) of 7 June 2004 10198/1/04 REV 1 // URL: http://register.consilium.europa.eu/doc/srv?l=EN&f=STb20101980b2020040b20 REVb201; Guidelines on implementation and evaluation of restrictive measures (sanctions) in the framework of the EU common foreign and security policy. 11205/12 // URL: http://data.consilium.europa.eu/doc/document/ST-11205-2012-INIT/en/pdf.

*(22) Рос. газ. 2007. 10 янв.

*(23) О стратегии национальной безопасности Российской Федерации: Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. N 683 // Рос. газ. 2015. 31 дек.

*(24) См., например: Необходимость прекращения экономической, торговой и финансовой блокады, введенной Соединенными Штатами Америки против Кубы: резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 27 октября 2015 г. A/RES/70/5 // URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N15/336/98/PDF/N1533698.pdf ?OpenElement.

*(25) Геворгян К.Г. "Односторонние санкции" и международное право. Заключение Международно-правового совета при МИД России // Междунар. жизнь. 2012. N 8. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/720.

*(26) Unilateral Economic Measures as a Means of Political and Economic Coercion against Developing Countries: Report of the UN Secretary General A/70/152 // URL: http://www.un.org/en/development/desa/policy/publications/general_assembl y/a_66_138.pdf.

*(27) Report of the Special Committee on the Charter of the United Nations and on the Strengthening of the Role of the Organization.

*(28) Doraev М. The "Memory Effect" of Economic Sanctions Against Russia: Opposing Approaches to the Legality on Unilateral Sanctions Clash Again // University of Pennsylvania Journal of International Law. 2015. Vol. 37. N 1. P. 355-419.

*(29) Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., 2004.

*(30) Elagab О.Y. The Legality of Non-Forcible Counter-Measures in International Law. L., 1988. P. 202-203.

*(31) Ответственность государств за международно-противоправные деяния: резолюция Генеральной Ассамблеи от 28 января 2002 г. A/RES/56/83 // URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N01/477/99/PDF/N0147799.pdf ?OpenElement.

*(32) Obligations erga omnes in International Law: Institut du Droit International Resolution. 27 August 2005 // URL: http://www.idi-iil.org/app/uploads/2017/06/2005_kra_01_en.pdf.

*(33) PelleA. Brief Remarks on the Unilateral Use of Force 11 European Journal of International Law. 2000. N 4. P. 385.