Обзор
решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за июль 2006 г.
(подготовлен юристами Центра содействия международной защите и Центра "Демос")
Общие сведения о решениях и постановлениях, вынесенных Европейским судом в июле 2006 г.
В июле было вынесено три решения по вопросу о приемлемости.
Две жалобы - Smirnov v. Russia и Fakhrutdinov v. Russia были вычеркнуты из списка дел, рассматриваемых Судом. Рассмотрение первой жалобы было прекращено в связи с тем, что заявитель не представил свои возражения на меморандум государства-ответчика в установленные сроки. Вторую жалобу, касавшуюся неисполнения решения российского суда, заявитель отозвал сам, так как его проблема была разрешена внутри страны: ему предоставили квартиру, которая ему полагалась в соответствии с судебным решением.
Еще одну жалобу - Zenevich v. Russia - Европейский суд признал неприемлемой по причине ее необоснованности. Заявитель, работавший анестезиологом и реаниматологом, в 1995 году был привлечен к уголовной ответственности по обвинению в неосторожном причинении смерти пациенту. Дело было передано в суд в мае 1996 года. Слушания по делу начались в октябре 1996. В дальнейшем слушания по делу многократно откладывались: из-за неявки заявителя в суд, из-за участия его адвоката в других судебных процессах, из-за вызова в суд свидетелей защиты, а так же из-за проведения дополнительных судебно-медицинских экспертиз по требованию заявителя. В октябре 2000 года суд вынес заявителю оправдательный приговор. Этот приговор был отменен кассационным судом, который вернул дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Повторное рассмотрение дела так же сопровождалось существенными задержками, связанными с неявкой заявителя в суд, с требованиями защиты о проведении новой экспертизы и о вызове и допросе свидетелей. В результате, в январе 2003 года заявитель был признан виновным, однако был освобожден от ответственности в связи с истечением сроков давности. В сентябре 2003 года кассационная инстанция утвердила это решение.
Заявитель жаловался на чрезмерную длительность судебного разбирательства по его делу, а также на то, что при рассмотрении его дела были допущены многочисленные нарушения национального законодательства, а доказательства против него были сфальсифицированы. Европейский суд не согласился с заявителем по следующим причинам. В период судебного разбирательства, относящегося к компетенции Европейского суда (с момента ратификации Россией Европейской Конвенции в мае 1998 до вынесения окончательного решения по делу заявителя в октябре 2003), основная часть задержек была вызвана поведением самого заявителя или его адвоката. Поведение российских судебных властей не привело к существенным отсрочкам в рассмотрении дела. В связи с этим Суд счел необоснованной жалобу заявителя на чрезмерную длительность разбирательства по уголовному делу. Суд подчеркнул, что он не вправе подменять национальные судебные инстанции и не имеет компетенции рассматривать вопрос о правильности оценки фактов и применения законодательства национальными судебными органами. При этом в материалах, представленных заявителем и государством-ответчиком Суд не обнаружил никаких указаний на ограничение прав заявителя при рассмотрении уголовного дела. Заявитель свободно представлял свои аргументы и доказательства, а национальные инстанции внимательно их исследовали. На этом основании жалоба заявителя на справедливость судебного разбирательства так же была отклонена.
Неисполнение решений российских судов: Terekhova v. Russia, Grigoryeva v. Russia, Shiryayeva v. Russia, Vasilyeva v. Russia, Shamina v. Russia, Matrena Polupanova v. Russia, Kovalenko v. Russia, Blagovestnyy v. Russia, Belyatskaya v. Russia, Kanayev v. Russia
Жалобы на неисполнение решений российских судов по-прежнему составляют существенный объем обращений, рассматриваемых Европейским судом. В июле 2006 г. было вынесено 10 постановлений о признании нарушения прав заявителей в связи с задержкой исполнения судебных решений о выплате задолженностей по различным социальным платежам.
Семь из названных десяти постановлений - Terekhova v. Russia, Grigoryeva v. Russia, Shiryayeva v. Russia, Vasilyeva v. Russia, Shamina v. Russia, Matrena Polupanova v. Russia, Kovalenko v. Russia - были приняты по жалобам, поданным жителями Нововоронежа. Следует отметить, что все заявители были людьми очень пожилого возраста - 1908-1918 годов рождения. Все заявители обращались в судебном порядке о выплате задолженностей по пенсиям. В соответствии с судебными решениями, размеры подлежащих выплате задолженностей составляли 7-11 тысяч рублей в отношении каждого из заявителей. После задержки в несколько лет, 2 марта 2005 г. всем заявителям были выплачены причитающиеся суммы.
Постановления Суда по вышеперечисленным делам, несмотря на схожесть фактических обстоятельств, и предмета жалоб, имеют определенные особенности. Анализ этих особенностей важен для понимания процедуры разбирательства в Европейском суде.
Во-первых, некоторые из заявителей умерли до завершения рассмотрения их жалоб в Европейском суде. Суд разрешил детям заявителей продолжать поддерживать эти жалобы, сочтя их достаточно важными для наследников умерших заявителей. Во-вторых, со всеми заявителями (или их детьми), за исключением заявительницы по жалобе Kovalenko v. Russia, были заключены мировые соглашения, условием которых был отказ заявителей от продолжения рассмотрения дела в Европейском Суде. Однако после заключения соглашений заявители представили в Европейский Суд заявления о том, что их принудили подписать мировые соглашения под психологическим давлением. На этом основании заявители потребовали рассмотрения их дел по существу в Суде. Государство-ответчик настаивало, что в результате заключения мировых соглашений заявители потеряли статус жертвы, поэтому их жалобы должны быть отклонены. Суд не счел необходимым рассматривать вопрос, были ли соглашения подписаны под давлением или нет, поскольку эти соглашения заключались вне рамок переговоров, контролируемых Судом (процедура разбирательства дел в Европейском суде предлагает сторонам специальный порядок переговоров о мирном урегулировании спора, который предусматривает посредничество и контроль Суда). Суд также отметил, что при определенных обстоятельствах жалоба действительно может быть вычеркнута из списка в случае одностороннего заявления государства-ответчика. Это возможно даже если заявитель настаивает на продолжении рассмотрения дела. Однако вычеркивание из списка является исключительной процедурой. Оно и не предназначено для того, чтобы обойти нежелание заявителя заключать мировое соглашение. Суд указал, что стандартная процедура мирового соглашения является конфиденциальной, что предоставляет большие гарантии для заявителя при контроле со стороны Суда, в то время как одностороннее заявление государства-ответчика - публично. Более того, государство-ответчик по указанным делам не предоставило никакого обоснования того, что уважение прав человека, как оно определяется Конвенцией уже обеспечено в достаточной мере, чтобы не требовалось вмешательство Суда в дальнейшее рассмотрение дела.
От перечисленных выше, дело Kovalenko v. Russia отличалось тем, что заявительница отказалась заключать мировое соглашение. В связи с этим государство-ответчик утверждало, что жалоба заявительницы должна быть вычеркнута из списка дел, рассматриваемых Судом. Как и в случае с другими заявителями, Суд отклонил возражения государства-ответчика, поскольку процедура вычеркивания из списка не предназначена для того, чтобы избежать нежелания заявителя заключать мировое соглашение.
По существу всех семи нововоронежских дел Суд установил, что неисполнение решений национальных судов в течение двух лет является нарушением права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции, а также права собственности, предусмотренных статьей 1 Протокола 1 к Конвенции. Заявителям была присуждена компенсация морального вреда в размере от 2400 до 2700 евро, а так же компенсация материального вреда в размере процентов за пользование чужими денежными средствами на основании ставки рефинансирования ЦБ РФ в зависимости от размера задолженности.
Так же в июле было вынесено постановление по делу Blagovestnyy v. Russia. Заявитель был участником ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. В судебном порядке был проведен перерасчет его ежемесячной пенсии. Судебное решение по этому вопросу было принято 25 ноября 1999 года. Позднее, 27 января 2000 года, было вынесено еще одно судебное решение, в котором был сделан перерасчет задолженности по выплате пенсии. Оба этих решения не были исполнены. Заявитель обжаловал неисполнение судебных решений в его пользу, на что местные органы власти отвечали, что Министерство Финансов не предоставило средств на эти цели. В 2002 году заявителю были выплачены определенные в судебных решениях средства.
Государство-ответчик возражало против рассмотрения жалобы по существу в связи с тем, что заявитель после выплаты задолженности потерял статус жертвы, а так же в связи с отказом заявителя от заключения мирового соглашения. Суд не согласился с этими аргументами, поскольку власти не признали, что длительное неисполнение судебных решений нарушает права заявителя, и не предложили заявителю адекватной компенсации. Кроме того, Суд счел, что отказ от заключения мирового соглашения не является основанием для признания жалобы неприемлемой. Хотя при определенных обстоятельствах жалоба действительно может быть вычеркнута из списка в случае одностороннего заявления государства-ответчика, даже если заявитель настаивает на продолжении рассмотрения, эта процедура является исключительной и не предназначена для того, чтобы обойти нежелание заявителя заключать мировое соглашение. Кроме того, государство-ответчик не предоставило никакого официального подтверждения того, что уважение прав человека, как оно определяется Конвенцией, в данном деле было обеспечено в степени, достаточной, чтобы не требовалось вмешательство Суда в дальнейшее рассмотрение дела. По существу жалобы Суд счел, что неисполнение судебного решения о выплате денежных средств в течение двух лет является нарушением права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции, а также права собственности, предусмотренного статьей 1 Протокола 1 к Конвенции. Заявителю была присуждена справедливая компенсация в размере 1250 евро.
И так, все вышеописанные постановления Суда фиксируют неудачный опыт заключения мировых соглашений. Вместе с тем, это не означает, что от них следует отказываться. Заключение мирового соглашения по делам, связанным с невыплатой по исполнительным листам, в принципе, может быть наиболее удобным способом их разрешения, как для заявителей, так и для государства-ответчика, поскольку позволяет экономить время и избавляет от расходов, связанных с ведением дела в Европейском суде. Однако из постановлений Европейского суда по делам о неисполнении решений российских судов можно сделать вывод о том, что практика достижения мировых соглашений в настоящее время несовершенна. Это провоцирует заявителя на отказ от мирного урегулирования спора. Во-первых, как с очевидностью следует из описанных выше постановлений Суда, государство-ответчик обычно пытается инициировать переговоры непосредственно с заявителями, не привлекая представляющего их интересы юриста. В результате заявитель часто не имеет возможности проконсультироваться о последствиях согласия на внесудебное урегулирование, и обсудить с юристом, которому доверяет, условия мирового соглашения. Во-вторых, как правило, обязанность заключать соглашение с заявителями возлагается на сотрудников местных отделений фондов социального страхования или иных органов, которые ответственны за выплату определенных в судебном решении средств. Заявители нередко не доверяют представителям этих органов, поскольку именно их бездействие, как правило, и является причиной подачи жалобы в Европейский суд. Кроме того, нельзя исключить, что сотрудники местных органов власти не обладают достаточными знаниями о процедуре Европейского Суда, а, следовательно, не могут пояснить заявителю, какие последствия влечет заключение мирового соглашения. Все это в совокупности приводит к тому, что заявители предпочитают не заключать мировое соглашение или в скорости расторгают его.
Еще одно постановление, касающееся неисполнения решений российских судов - Belyatskaya v. Russia. Заявительница предъявила иск к Управлению социальной защиты населения и Финансовому управлению администрации Архангельской области о выплате задолженности по детским пособиям за период с июня 1998 по декабрь 1999 года. В феврале 2001 года Октябрьский районный суд г. Архангельска присудил ей 2244 рубля 16 копеек. Поскольку судебное решение не было обжаловано, в апреле 2001 года служба судебных приставов начала исполнительное производство. В марте 2002 года прокуратура Архангельской области сообщила заявительнице, что задолженность будет погашена, как только у финансового управления появятся соответствующие средства в бюджете. Поскольку назначенные судом выплаты не были осуществлены, в апреле 2002 года заявительница обратилась в суд с жалобой против местной службы судебных приставов и Казначейства РФ. Заявительница просила взыскать сумму материального и морального ущерба, причиненного неисполнением судебного решения в ее пользу. Ломоносовский районный суд г. Архангельска 23 апреля 2002 года отказал заявительнице в рассмотрении жалобы в связи с отсутствием территориальной подсудности. Суд сослался на то, что жалоба против Казначейства РФ должны рассматривать суды в Москве. Заявительница обжаловала это решение в кассационной инстанции. Она утверждала, что поскольку иск подан сразу против двух ответчиков, у нее есть право выбирать территориальную подсудность. Районный суд отклонил кассационную жалобу заявительницы на том основании, что она была подана с пропуском срока, а ходатайства о восстановлении пропущенного срока подано не было. Заявительнице было предложено подать такое ходатайство с указанием причин пропуска срока. Заявительница подала требуемое ходатайство и суд назначил кассационное рассмотрение. Это рассмотрение не состоялось. Государство-ответчик утверждало, что заявительница была соответствующим образом уведомлена о времени кассационного заседания, но не явилась. Суд вернул заявительнице ее кассационную жалобу на том основании, что она не соответствовала инструкциям, которые были даны ей ранее. Ни заявительница, ни государство-ответчик не представили в европейский суд информацию о дальнейшем развитии событий. Тем не менее, в мае 2003 года ранее вынесенное в пользу заявительницы решение было исполнено.
Государство-ответчик признало, что длительная задержка в исполнении судебного решения в пользу заявительницы имела место. Однако оно утверждало, что заявительница лишилась статуса жертвы, поскольку задолженность была погашена. Суд не согласился с этими аргументами и еще раз отметил, что для того, чтобы заявитель потерял статус жертвы недостаточно, чтобы решение было исполнено. Необходимо, чтобы государство-ответчик признало факт нарушения права и предоставило компенсацию. В данном деле это выполнено не было. В связи с тем, что решение суда по иску заявительницы не исполнялось в течение двух лет и двух месяцев, Суд признал нарушение статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола 1 к Конвенции. Суд не назначил заявительнице компенсации, посчитав, что признание нарушения является достаточным удовлетворением.
В деле Kanayev v. Russia заявитель так же жаловался на длительное неисполнение вынесенного в его пользу судебного решения. Заявитель предъявлял иск к Министерству Обороны, бывшему его работодателем, о компенсации транспортных расходов в размере 598 рублей и компенсации юридических расходов в размере 202 рублей. В марте 2002 года суд удовлетворил его иск и выдал исполнительный лист, который заявитель направил в казначейство. Однако в апреле 2002 года исполнительный лист был возвращен заявителю в связи с отсутствием соответствующих денежных средств. В июле 2002 года заявитель написал в Министерство Финансов с требованием объяснить задержку исполнения. В августе Министерство Финансов сообщило заявителю, что исполнительный лист был передан в Министерство Обороны для того, чтобы они подготовили соответствующий запрос. Заявителя также проинформировали, что Министерство Финансов не может исполнить решение и списать средства со счетов Министерства Обороны без ведома этого органа. В итоге заявитель получил компенсацию транспортных расходов в декабре 2002 года, а компенсацию юридических - в марте 2004 года.
Рассматривая данное дело, Европейский суд счел, что заявитель не утратил статуса жертвы, поскольку окончательно решение было исполнено спустя один год, одиннадцать месяцев и пятнадцать дней, а такая задержка не может быть признана несущественной. Суд констатировал, что он не может рассматривать данную жалобу в рамках статьи 6 Конвенции. Заявитель являлся кадровым военным, и соответственно, его спор с Министерством Обороны нельзя признать спором о гражданских правах и обязанностях, на который могло бы распространяться действие статьи 6, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство. Тем не менее, Суд рассмотрел данную жалобу в рамках статьи 1 Протокола 1 к Конвенции, которая защищает право собственности, включая право требования, вытекающее из решения судебного органа по исковому заявлению. Суд отметил, что выплата судебного долга заявителю была произведена с задержкой почти в два года. При этом государство-ответчик не представило убедительного объяснения причин задержки, а ссылка национальных инстанций на недостаток денежных средств не может рассматриваться как оправдание. В связи с этим Суд счел, что неисполнение решения в полном объеме до марта 2004 г. является нарушением статьи 1 Протокола 1. Суд не назначил заявителю никакой компенсации, отметив, что в данном случае признание нарушения является достаточным.
Пересмотр уголовного дела в надзорном порядке по инициативе заявителя не нарушает запрет быть дважды судимым: Fadin v. Russia
В мае 1996 года заявитель был задержан по подозрению в покушении на изнасилование. Позднее ему было предъявлено обвинение в покушении на убийство и на изнасилование. В августе 1996 года Тульский областной суд признал заявителя виновным. В октябре 1996 года Верховный Суд РФ, рассмотрев кассационную жалобу по данному делу, отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение, указав, какие доказательства должны быть исследованы судом первой инстанции. При повторном рассмотрении дела суд назначил психиатрическую экспертизу заявителя. В январе 1998 года ему был поставлен диагноз шизофрения. В марте 1998 года Тульский областной суд вынес приговор в отношении заявителя, переквалифицировав обвинение на более тяжкое (покушение на убийство и изнасилование при отягчающих обстоятельствах), но с учетом психического состояния заявителя освободил его от ответственности и направил на принудительное медицинское лечение в психиатрическую больницу. Этот приговор не был обжалован. Заявитель проходил принудительное лечение с апреля 1998 по январь 1999 года, а после окончания лечения уехал в Республику Беларусь.
В сентябре 1999 года заявитель направил Генеральному Прокурору жалобу с просьбой о пересмотре его дела в порядке надзора. Эта жалоба была удовлетворена: в ноябре Заместитель Генерального Прокурора принес протест, а в декабре 1999 года Верховный Суд РФ отменил приговор и направил на новое рассмотрение. Основанием для отмены приговора послужило невыполнение Тульским областным судом при повторном рассмотрении дела тех рекомендаций, которые были даны Верховным Судом в кассационном определении по делу. Кроме того, было признано незаконным то, что суд переквалифицировал обвинение на более тяжкое. Начало новых слушаний по делу было назначено на 13 июля 2000 года. Заявитель не явился на слушания, прислав телеграмму о том, что прибыть он не может из-за отсутствия денег на оплату проезда из Белоруссии в Россию. 20 июля Тульский областной суд принял решение об избрании в отношении заявителя меры пресечения в виде содержания под стражей, поскольку заявитель не представил доказательств финансовых затруднений, препятствующих явке в суд. 26 апреля 2001 года заявитель был арестован в Белоруссии на основании запроса об экстрадиции. Его выдали российским властям, которые поместили его в СИЗО в Туле. 4 сентября 2001 года Тульский областной суд вновь назначил психиатрическую экспертизу заявителя. А 22 октября 2001 года заявителю была изменена мера пресечения на подписку о невыезде. 28 мая 2002 г. Тульский областной суд переквалифицировал обвинение с попытки изнасилования на хулиганство и прекратил уголовное преследование заявителя в связи с истечением сроков давности. Суд также оправдал заявителя по обвинению в попытке убийства. 2 октября 2002 г. Верховный Суд РФ утвердил приговор.
Заявитель обжаловал в Европейском суде тот факт, что он был судим дважды за одно и то же преступление, что можно рассматривать как нарушение статьи 6 Конвенции и статьи 4 Протокола 7 к Конвенции. Кроме того, он жаловался на несправедливость приговора, который с его точки зрения нарушил статью 6 Конвенции, а так же на чрезмерную длительность разбирательства по его делу. Государство-ответчик утверждало, что заявитель сам просил о возбуждении надзорной процедуры и о полном пересмотре его дела. Соответственно, надзорное производство было проведено только на основании его жалобы. Поскольку заявитель был оправдан в части обвинения в покушении на убийство, обвинение в попытке изнасилования было переквалифицировано на хулиганство, что значительно менее тяжкое преступление, заявитель утратил статус жертвы. Заявитель возражал, что он является жертвой независимо от результатов проведенного надзорного производства. Более того, он утверждал, что рассматривавший его дело суд допустил ошибки, как в установлении фактов, так и в применении права, и в первый и во второй раз.
Европейский суд отметил, что в настоящем деле окончательное решение было отменено в связи с серьезными процессуальными нарушениями, и дело было пересмотрено двумя инстанциями. Предметом надзорного разбирательства осталось то же обвинение, что и раньше. Таким образом, пересмотр дела заявителя подпадает под действие пункта 2 статьи 4 Протокола 7, который допускает повторное рассмотрение дел в случае, если при первом рассмотрении были допущены серьезные нарушения или если были обнаружены новые обстоятельства. Следовательно, рассматривать жалобу заявителя можно только в рамках статьи 6 Конвенции.
Суд указал, что сама по себе возможность возобновить производство по уголовному делу совместима с требованиями Конвенции, включая, гарантии статьи 6. Однако процедура пересмотра должна умалять принципы справедливого судебного разбирательства. Другими словами, правомочие возобновить уголовную процедуру должно быть исполнено таким образом, чтобы соблюсти, насколько это возможно, справедливый баланс между интересами индивида и необходимостью обеспечить эффективность системы уголовного правосудия. С учетом специфики надзорного производства, Конвенция требует, чтобы государства уважали обязательную силу окончательного судебного решения, и допускали пересмотр дела, только если существуют серьезные юридические основания, которые перевешивают значимость принципа правовой определенности. В данном случае заявитель сам просил полностью пересмотреть его дело. Исходя из этого, Суд решил, что его нельзя считать жертвой нарушения принципа правовой определенности.
Относительно жалоб заявителя на справедливость приговора, Суд отметил, что его задачей не является пересмотр предполагаемых ошибок при определении фактов и применении права национальными судами. Суд оценивает только то, насколько процедура рассмотрения дела соответствовала принципу справедливости. С точки зрения Суда, заявитель имел достаточно возможностей для отстаивания своей позиции и опровержения доказательств, которые он считал ложными. Таким образом, эта жалоба была признана необоснованной. Что касается длительности Судебного разбирательства, Суд отметил, что к его компетенции не относится та часть процесса по делу заявителя, которая имела место до мая 1998 года, когда Россия ратифицировала Европейскую Конвенцию. Таким образом, Суд рассматривал только ту часть разбирательства, которая происходила после начала надзорной процедуры, - 2 года 9 месяцев и 26 дней. Суд счел, что этот период нельзя считать неразумным, поскольку заявитель не являлся в суд и возникла необходимость проведения психиатрической экспертизы.
Доказывание в уголовном процессе, обеспечение права заключенного на медицинскую помощь, условия содержания в штрафном изоляторе: Popov v. Russia
Постановление Popov v. Russia касается различных вопросов работы системы уголовного правосудия. Основанием для подачи жалобы в Европейский суд послужили следующие обстоятельства.
26 сентября 2001 года примерно в 14.00 четыре подростка (ученика школы для слабослышащих детей), проходя к трамвайной остановке мимо парка Сокольники, стали очевидцами драки между двумя молодыми людьми. Один из дерущихся позднее был найден убитым. Школьники рассказали о происшествии своему учителю. Они говорили, что нападавший был одет в кожаную куртку и его волосы были завязаны в хвост.
14 мая 2002 года в 12.00 сотрудники правоохранительных органов пришли в квартиру заявителя и попросили его пройти с ними в отделение милиции. Заявитель согласился. В отделении милиции, он был обыскан и помещен в камеру. Было произведено его опознание двумя из школьников, которые указали на него как на человека, который участвовал в драке 26 сентября 2001 года. В тот же день был произведен обыск в квартире заявителя. 15 мая 2002 года заявитель был помещен в ИВС Сокольники. 17 мая 2002 в отношении заявителя была избрана мера пресечения - содержание под стражей. 21 мая 2002 года было проведено опознание заявителя двумя другими школьниками. Один из них не был уверен, что именно заявителя они видели 26 сентября 2001 года, а второй заявил, что никогда раньше его не видел. 24 мая 2002 года заявителю предъявили обвинение в убийстве, и он был допрошен как обвиняемый. При допросе присутствовал адвокат К., приглашенный следователем.
25 мая 2002 года, заявитель был помещен в СИЗО 77/1 в Москве. 21 июня 2002 года адвокат К. подал жалобу в прокуратуру о порядке проведения расследования. В жалобе он указывал, что опознание проводилось с нарушением уголовно-процессуального закона. В частности, остальные участники опознания были старше заявителя, и только у заявителя волосы были завязаны в хвост, что существенно влияет на достоверность опознания. Адвокат также указывал, что следователь не предпринял никаких действий, чтобы проверить алиби заявителя, так как не были допрошены те свидетели, которые видели его в день убийства: его соседка, плотник, который вел ремонтные работы в его квартире и мать подруги заявителя. Прокурор удовлетворил ходатайство адвоката о допросе указанных свидетелей, но ни соседка, ни плотник, так и не были допрошены в ходе следствия.
В период следствия срок содержания заявителя под стражей неоднократно продлялся. 10 января 2003 года прокурор подписал обвинительное заключение и направил дело в суд. В обвинительном заключении было указано, что 26 сентября 2001 года заявитель около 14.00 перед входом в парк Сокольники поссорился с жертвой по неустановленной причине, ссора перешла в драку, на почве внезапно возникшей личной неприязни заявитель стукнул по затылку потерпевшего неустановленным тупым твердым предметом, а потом порезал его горло неустановленным острым предметом. Обвинительное заключение содержало список доказательств со ссылками на страницы дела, но без какого-либо разъяснения их относимости к тем или иным обстоятельствам.
4 февраля 2003 года Преображенский районный суд г. Москвы назначил судебное слушание на 17 февраля 2003 года и оставил меру пресечения без изменений. Заявитель обжаловал это решение. 17 февраля 2003 года суд удовлетворил ходатайство адвоката о вызове в качестве свидетеля соседки заявителя, а также не разрешил дяде заявителя представлять его интересы, поскольку его интересы уже защищал адвокат. Плотник, работавший в квартире заявителя, также был вызван в суд. Однако допрос свидетелей в этот день не производился, поскольку суд отложил слушание до вынесения определения по жалобе заявителя на определение о назначении дела к слушанию.
22 апреля Московский городской суд отменил определение о назначении дела к слушанию. 10 мая 2003 года Преображенский районный суд г. Москвы назначил повторное предварительное слушание по делу на 19 мая 2003 и оставил меру пресечения без изменения. 19 мая суд назначил рассмотрение дела на 12 июня 2003 года. В тот же день заявитель подал ходатайство об исключении из доказательственной базы протоколов его допросов, проводившихся 14 мая 2002 года, а так же результатов опознания. Заявитель указывал, что эти доказательства неприемлемы. Суд отклонил это ходатайство, указав, что судебное следствие по делу еще не начато, следовательно, оценка всех доказательств, включая те, которые хочет исключить подсудимый, должна быть произведена в процессе рассмотрения дела по существу.
В дальнейшем слушания дела несколько раз откладывались, а срок содержания заявителя под стражей продлялся. В итоге, суд приступил к рассмотрению по существу только 8 сентября 2003 года. В протоколе судебного заседания за этот день есть запись о том, что вызванные свидетели явились в суд, однако фамилии свидетелей не указываются. В этом заседании адвокат заявителя ходатайствовал о вызове в качестве свидетеля его соседа, чтобы подтвердить алиби и дать характеристику личности подсудимого. Прокурор возражал, указывая, что данные о личности подсудимого уже имеются в материалах дела. Суд отклонил ходатайство адвоката без объяснения причин.
В этот же день суд провел допрос троих школьников - очевидцев драки 26 сентября 2001 года. Один из школьников подтвердил, что видел подсудимого в тот день. Другой сказал, что хоть и опознал подсудимого во время следствия, к моменту проведения судебных слушаний он уже не помнит точно, как выглядел преступник. Другой школьник сообщил, что не опознает подсудимого. Учитель этих подростков так же был допрошен судом и показал, что школьники имеют хорошее зрение, однако из-за особенностей своего ментального состояния страдают провалами в памяти, которые и не позволяют им адекватно воспроизвести события полугодовой давности. Одновременно были допрошены родители убитого. Отец сообщил, что он получил анонимный звонок, которым ему сообщили о том, что его сын был убит заявителем.
На следующий день слушания продолжились. Была допрошена мать заявителя, которая показала, что 26 сентября 2001 года ее сын весь день находился дома, что может подтвердить плотник и сосед. Девушка заявителя показала, что вечером 26 сентября она выгуливала свою собаку вместе с заявителем. Мать девушки сообщила, что днем 26 сентября она несколько раз звонила домой заявителю и разговаривала с ним. В этот день суд так же заслушал показания друга заявителя и эксперта по компьютерной технике. Адвокат заявителя подал ходатайство о вызове и допросе плотника. Суд отказал в удовлетворении ходатайства, сославшись на то, что этот свидетель был уведомлен о слушаниях, но не явился.
10 сентября Преображенский районный суд вынес приговор, признав заявителя виновным в убийстве и приговорив его к десяти годам лишения свободы. В судебном решении указывалось, что 26 сентября 2001 года около 14:00 около входа в парк Сокольники заявитель по неустановленным причинам вступил в ссору с пострадавшим. Ссора перешла в драку. Из-за внезапно возникшей личной неприязни заявитель стукнул по затылку потерпевшего неустановленным тупым твердым предметом, а потом порезал его горло неустановленным острым предметом. Суд установил, что вина заявителя подтверждается показаниями школьников М. и З., которые идентифицировали его как лицо, дравшееся с пострадавшим, а так же схожими показаниями школьника Ф., который был на 50 % уверен, что он видел заявителя на месте преступления. Суд отметил, что учитель подтвердил, что у этих свидетелей отсутствуют ментальные недостатки. Суд так же установил, что вина заявителя подтверждается: показаниями Г., который сообщил, что пароль и логин пользователей Интернета индивидуален и позволяет установить место нахождения пользователя и корреспонденцию с другими пользователями; показаниями свидетеля Б. подтвердил, что заявитель пользовался сетевым именем "Спенсер" и у него была черная кожаная куртка; результатами освидетельствования трупа; описанием места преступления; результатами проверки компьютера и дискет пострадавшего, а так же компьютера и дискет неуказанного лица; результатами проверки предметов, принадлежащих заявителю; данными Интернет провайдера, согласно которым 12 сентября 2001 года в 23:16 был осуществлен выход в Интернет с телефона матери заявителя. Суд отклонил ходатайства заявителя об исключении протоколов опознания как неприемлемых, поскольку счел, что опознания проводились в соответствии с законом. Что касается показаний свидетелей, суд пришел к выводу, что показания матери заявителя, его девушки и матери девушки не заслуживают доверия, так как они являются близкими заявителя и хотят помочь ему.
Заявитель обжаловал приговор, утверждая, что суд первой инстанции вынес решение, опираясь на неприемлемые доказательства, а так же отказал в ходатайствах о допросе соседа и об отложении слушаний для вызова работавшего в его квартире плотника. Московский городской суд утвердил приговор 20 января 2004 года. В решении Московского городского суда указывалось: "Преступление было совершено в Москве при обстоятельствах, описанных в решении суда первой инстанции... Суд верно основывал свое решение о вине [заявителя] на показаниях свидетелей. Суд [кассационной инстанции] считает, что эта оценка корреспондирует другим доказательствам: компьютерной базе данных, где зафиксирована переписка [заявителя], использовавшего сетевое имя "Спенсер", и пострадавшего, а так же свидетельским показаниям Б... Утверждение [заявителя] о том, что версия о его нахождении дома в день совершения преступления не была должным образом исследована, является необоснованным... Законность процессуальных действий по данному делу была проверена и решение суда не было основано на каких-либо доказательствах, чья законность вызывала бы сомнение".
Следует отметить, что с 24 мая 2002 года по 15 февраля 2004 года заявитель содержался в СИЗО 77/1 в г. Москва. Заявитель утверждал, что камеры, где он находился, были переполнены, в них отсутствовала естественная вентиляция и освещение, что зимой там было холодно, а летом очень жарко и что в любое время года в камерах была высокая влажность. По словам заявителя, камеры были населены насекомыми, и что туалет в камерах не был отделен от жилой части. Заявитель утверждал, что еду выдавали дважды в день, не предоставляли постельных принадлежностей и пр.
Так же, по словам заявителя, его регулярно и с ведома тюремной администрации избивали другие заключенные, чтобы принудить его к признанию в преступлении. Он получил сотрясение мозга и травму уха, многочисленные переломы носа и синяки. Из-за неправильно сросшихся костей носа его лицо было обезображено, дыхание затруднено и притуплено обоняние. У него так же ухудшилось зрение и слух. Заявитель утверждал, что многократно обращался к врачу, но так и не был надлежащим образом осмотрен. Меж тем, согласно записи в его медицинской карте 1 ноября 2002 года у него были обнаружены синяки. Заявитель направил своему представителю письмо, в котором сообщил об избиениях и указал, что он не подавал никаких жалоб по этому поводу, поскольку ему угрожали убийством.
Заявитель так же жаловался на то, что ему не была предоставлена адекватная медицинская помощь. С 1994 года заявитель страдал от рака мочевого пузыря. В 1999 году его прооперировали. Несмотря на операцию и проведенный курс химиотерапии состояние здоровья заявителя оставалось тяжелым, ему требовалось постоянное наблюдение врача и специальное лечение. Во время нахождения в СИЗО у заявителя стали случаться приступы боли, из-за которых он вынужден был обращаться за медицинской помощью практически каждую неделю. По словам заявителя, помощь ему либо не оказывалась вообще, либо оказывалась после того, как приступ проходил сам. Ему не давали медикаментов, которые были прописаны врачом онкологом. В период пребывания в СИЗО заявитель несколько раз сдавал анализы мочи и крови, а так же проходил ультразвуковое обследование. В 2003 году его несколько раз помещали в медчасть. Однако, по словам заявителя, медчасть СИЗО не имела оборудования, необходимого для проведения всех необходимых исследований. Кроме того, в медчасти СИЗО не было специалистов урологов и онкологов. В 2003 году в результате ультразвукового исследования было установлено появление у заявителя новой опухоли. Последующие исследования показали, что опухоль увеличивается. Врачи СИЗО обращались по телефону за консультациями к врачу, который ранее лечил заявителя, однако они не сообщили о появлении новой опухоли. Заявитель и его мать неоднократно подавали жалобы на неадекватность медицинской помощи. Глава медчасти отвечал матери заявителя, что ее сын проходит обследования и его состояние удовлетворительное. Из Московского УИН матери заявителя сообщили, что ее сын находится под постоянным наблюдением врачей и не нуждается в специализированном лечении в онкологической клинике.
В марте 2004 года заявитель был переведен в Сарапул для отбывания наказания. Заявитель сообщил медицинскому персоналу колонии о том, что он был прооперирован в связи с раковой опухолью. По словам заявителя, медицинский персонал колонии не провел необходимых исследований его состояния и не оказал соответствующей помощи из-за отсутствия необходимого оборудования и условий. В колонии заявитель отказался от выполнения обязательных работ, ссылаясь на сильные боли в пояснице и желудке. Заявитель так же отказывался от утренней зарядки. Врач колонии поставил ему диагноз пиелонефрит, однако счел, что состояние здоровья заявителя позволяет ему работать. Заявителя так же признали годным к выполнению утренней зарядки.
Из-за отказа заявителя работать и делать зарядку его неоднократно помещали в штрафной изолятор. По словам заявителя, в штрафных изоляторах условия содержания были плохими. В частности, камеры были тесными, холодными и невентилируемыми. Кровати в изоляторах были прикованы к стене, и их разрешалось опускать только на ночь. Заключенные в изоляторе не могли пользоваться своей одеждой, а тюремная не была достаточно теплой. Кроме того, им запрещалось кипятить воду. В результате нахождения в штрафном изоляторе состояние здоровья заявителя ухудшилось. Заявитель жаловался на отсутствие адекватной медицинской помощи и неоправданное помещение в штрафной изолятор в ГУИН.
В августе 2004 начальник медчасти колонии произвел осмотр заявителя и пришел к выводу о том, что оценить состояние его здоровья в условиях колонии невозможно, так как там нет врачей уролога и онколога. В сентябре 2004 заявитель был переведен в госпиталь УИС. Проведенное там ультразвуковое обследование выявило, что у заявителя имеются многочисленные камни в почках, а так же диффузные изменения органов малого таза. Согласно записям в медицинской карте заявителя, он отказался от оперативного вмешательства. По результатам этого обследования матери заявителя сообщили, что у ее сына не выявлено заболеваний мочеполовой системы, его состояние удовлетворительное и он отказывается от дальнейшей помощи.
Заявитель был возвращен в колонию. Оттуда он писал своему представителю, что его здоровье ухудшается, ему не оказывается надлежащая медицинская помощь, а записи в его медицинской карте не соответствуют действительности. Представитель заявителя обратился в Минздрав с просьбой провести обследование заявителя. В октябре 2004 года глава Института урологии Минздрава дал письменное заключение о состоянии здоровья заявителя. В заключении указывалось, что у заявителя возможно произошел рецидив рака, однако точно установить это невозможно без проведения биопсии и других анализов. В заключении так же указывалось, что отсутствие регулярного наблюдения со стороны уролога и онколога может привести к задержке в простановке диагноза и к ситуации, когда оперативное вмешательство уже будет невозможным
В ответ на запросы, для обследования заявителя был приглашен врач одной из больниц Сарапула. Однако заявитель отказался от обследования, поскольку у этой больницы не было лицензии на ведение урологической практики.
Европейский суд, получивший жалобу заявителя, счел необходимым применить в данном деле так называемые предварительные меры. Суд потребовал от государства-ответчика освободить заявителя от работы и физических упражнений, а так же провести независимое медицинское обследование заявителя в специализированном учреждении. Государство-ответчик сообщило Суду, что заявитель был обследован в онкологической больнице в Ижевске. В результате обследования было установлено, что онкологические заболевания у заявителя не развиваются и в специализированной помощи он не нуждается.
Заявитель так же пожаловался на то, что представители властей оказывают на него давление в связи с обращением в Европейский суд. В частности заявитель сообщал, что представители администрации колонии требовали отозвать жалобы из Суда и угрожали ухудшением условий отбывания наказания. Так же его посетил представитель Удмуртского УИН и потребовал перестать жаловаться на состояние здоровья.
Позднее заявителя посетил представитель ГУИН и спрашивал его о поданной в Суд жалобе. Заявитель подтвердил все свои претензии относительно условий содержания и медицинской помощи. После этого заявителя вызвали в оперативную часть колонии и потребовали, чтобы он написал заявление о том, что не подвергался давлению со стороны администрации колонии. Заявитель отказался сделать это.
Через некоторое время заявителя вновь посетил представитель ГУИН и в присутствии сотрудника оперативной части колонии спрашивал заявителя о том, подвергался ли он давлению со стороны администрации колонии. Заявитель отказался отвечать без консультации со своим адвокатом.
Рассматривая данное дело Суд признал неприемлемыми все жалобы заявителя на нарушение статьи 5 Конвенции, которая гарантирует свободу и личную неприкосновенность, поскольку заявитель пропустил шестимесячный срок для подачи этих жалоб.
С жалобами на различные нарушения права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции, Суд согласился частично. В частности, Суд констатировал, что рассмотрение уголовного дела в отношении заявителя началось 24 мая 2002 года, когда его задержали, и закончилось утверждением приговора 24 января 2004 года. Суд счел, что общий срок разбирательства в один год и восемь месяцев нельзя назвать чрезмерным, тем более, что национальные органы не производили никаких действий, которые могли бы затянуть процедуру.
Так же Суд отклонил жалобу заявителя на то, что обвинительное заключение по его делу было неконкретным: оно не указывало специфических обстоятельств преступления. В результате, на заявителя было возложено бремя доказывания своей невиновности. По мнению Суда, дефекты обвинительного заключения не привели к тому, что заявитель стал считаться виновным до вынесения приговора. Относительно претензий заявителя по поводу использования неприемлемых доказательств - протоколов опознания - Суд постановил следующее. Во-первых, Суд напомнил, что правила, регулирующие приемлемость доказательств, относятся к компетенции национальных властей, а сам Суд не компетентен решать, какие типы доказательств можно считать допустимыми. Задача Суда - установить, были ли соблюдены права защиты, в частности, имелись ли у защиты возможности оспорить качество доказательств и возможность их использования в процессе. Суд отметил, что заявитель подавал ходатайство об исключении протоколов опознания из доказательственной базы. Судебные органы государства-ответчика рассмотрели эти ходатайства и отклонили их со ссылкой на заслушанные показания свидетелей о том, что никаких нарушений в ходе опознаний они не отметили. Таким образом, права защиты по оспариванию доказательств нарушены не были.
Суд так же отклонил жалобу заявителя на то, что его дядя не был допущен участвовать в суде в качестве защитника. Суд отметил, что гарантированное статьей 6 Конвенции право обвиняемого быть представленным защитником по своему выбору не является абсолютным. Российский УПК дает возможность наряду с профессиональным адвокатом привлечь для своей защиты родственника или иное лицо. Однако эта возможность зависит от усмотрения судебного органа. Таком образом, именно национальный судебный орган должен в каждом конкретном случае решать, необходимо ли для защиты интересов обвиняемого привлекать дополнительного защитника. На этом основании и с учетом того обстоятельства, что у заявителя был выбранный им адвокат, Суд пришел к выводу, что отказ российского суда допустить к защите дядю заявителя, нельзя рассматривать в качестве нарушения статьи 6 Конвенции.
Вместе с тем, в данном деле Суд нашел нарушение принципа справедливого судебного разбирательства, которое выразилось в том, что следственные и судебные органы не допросили некоторых свидетелей защиты. Суд отметил, что основанием признания вины заявителя в совершении убийства, были показания школьников - очевидцев преступления. Один из этих школьников опознал заявителя во время следственного действия, проведенного через полгода после убийства, а после подтвердил результаты опознания в суде. Второй школьник идентифицировал заявителя во время опознания, однако не смог подтвердить это в суде. Третий школьник не опознал заявителя ни во время следствия, ни в судебном заседании. Четвертый в суде не допрашивался, но согласно протоколам опознания, он сообщил, что заявителя ранее не видел. Учитель этих школьников указал в суде, что они страдают забывчивостью и не всегда могут воспроизвести ситуацию полугодичной давности. Таким образом, суд имел дело с конфликтующими показаниями очевидцев, имевших проблемы с памятью. В приговоре так же отмечено, что вина заявителя подтверждается другими доказательствами, среди которых названы: результаты осмотра трупа и места происшествия, результаты изучения компьютера и дискет, принадлежавших неустановленному лицу, результатами осмотра вещей обвиняемого, показаниями эксперта по компьютерной технике об индивидуализации пользователей Интернет, а так же показаниями свидетеля, который сообщил о том, что у обвиняемого была кожаная куртка и он пользовался сетевым именем "Спенсер". При этом суд не дал никаких объяснений, каким образом эти материалы указывают на вину заявителя и какое отношение к делу они имеют (за исключением результатов освидетельствования трупа и осмотра места преступления, которые, однако, могут служить только лишь подтверждением факта смерти). Более того, суд не установил ни причин ссоры, приведшей к убийству, ни орудия преступления. С точки зрения Европейского суда, обвинительный приговор в отношении заявителя в значительной степени был основан на предположении об участии заявителя в драке с погибшим, подтвержденное, по мнению национального суда, показаниями школьников. В ситуациях, когда обвинение основывается на предположении о том, что лицо находилось в то или иное время в том или ином месте, принцип равенства сторон требует, чтобы обвиняемому была предоставлена возможность опровергнуть это предположение. Европейский суд отметил, что заявитель ходатайствовал о допросе различных свидетелей, которые могли бы подтвердить его алиби. Судебный орган заслушал только лишь показания его матери, его девушки и матери девушки и признал их недостоверными. Вместе с тем, свидетели, которые не являлись родственниками обвиняемого, не были допрошены ни во время следствия, ни в суде, что составило нарушение статьи 6 Конвенции.
Суд отклонил жалобы заявителя на жестокое обращение со стороны сокамерников в период его содержания в СИЗО. Суд отметил, что заявитель не представил никаких доказательств, указывающих на факт жестокого обращения. Заявитель ссылался на то, что его требования о проведении медицинского осмотра и фиксации телесных повреждений не были проведены. Однако подтверждений этому он не предъявил. Суд отметил, что в медицинской карте заявителя имелась запись о том, что у него были обнаружены синяки. Однако Суд не может сделать вывод о применении насилия к заявителю только на основании этой записи. Суд отметил, что заявитель не обращался за защитой к национальным органам. Утверждения о том, что его жалобы не достигли адресата, Суд счел неубедительными, так как заявитель не смог представить никаких подтверждений факту отправки этих жалоб. Более того, в письме своему представителю он сообщил, что не жаловался на жестокое обращение, потому что ему угрожали убийством. Однако заявитель не смог привести никаких подтверждений фактам угроз.
Заявитель так же жаловался на плохие условия содержания и отсутствие адекватной медицинской помощи в СИЗО. Государство-ответчик утверждало, что эта часть жалобы должна быть отклонена как неприемлемая, поскольку заявитель не обращался в национальные инстанции с претензиями по поводу условий содержания. Суд отклонил это возражение, поскольку государство-ответчик не дало никаких пояснений касательно того, как обращение в национальные инстанции могло бы улучшить ситуацию заявителя.
Суд констатировал, что перенесший операцию и химеотерапию заявитель нуждался в специализированном медицинском наблюдении, чтобы своевременно диагностировать и начать лечить возможный рецидив онкологического заболевания. С целью определить характер требуемого наблюдения, Суд проанализировал медицинские документы, представленные сторонами и установил, что заявителю как минимум были необходимы регулярные осмотры специалистом урологом и онкологом, а так же ежегодная цистоскопия. Суд отметил, что в период нахождения в СИЗО заявителя регулярно осматривали терапевты, а так же проводились анализы мочи и крови и ультразвуковые обследования. Так же заявителя осмотрел хирург и уролог. Врачи СИЗО обращались за консультациями к специалисту, который ранее лечил заявителя. Однако они не предоставляли ему всего объема документов, из-за чего специалист не мог поставить диагноз. Таким образом, в течение года и девяти месяцев заявитель не был обследован соответствующим специалистом. Цистоскопия так же не проводилась.
Суд так же отметил, что заявитель и государство-ответчик по-разному описывали другие аспекты содержания заявителя в СИЗО. Заявления сторон совпадали только по вопросу о метраже камер и числу содержащихся в них людей. Исходя из этих описаний, заявитель в течении года и девяти месяцев находился в помещениях, в которых на человека приходилось от 0,9 до 2,34 метров жилой площади. При этом заявитель проводил в камере круглый сутки за исключением времени, отведенного на прогулку. Согласно стандартам Суда, длительное содержание человека в таких условиях причиняет чрезмерный стресс. Кроме того, страдания заявителя, который знал об угрозе повторного онкологического заболевания, усугублялись отсутствием доступа к врачам-специалистам. На этом основании Суд признал нарушение статьи 3 Конвенции, которая запрещает пытки и жестокое и унижающее обращение.
Суд так же рассмотрел жалобу заявителя на условия содержания и отсутствие надлежащей медицинской помощи в колонии. Государство-ответчик утверждало, что эта часть жалобы должна быть отклонена как неприемлемая, поскольку заявитель не обращался в национальные инстанции с претензиями по поводу условий содержания. Суд отклонил это возражение по тем же основаниям, что и возражение относительно не исчерпания внутренних средств защиты по жалобе на условия содержания в СИЗО.
Суд отметил, что в период нахождения в колонии заявителя осматривали врачи, проводились анализы крови и мочи, а так же ультразвуковое обследование. К заявителю был вызван врач из городской больницы г. Сарапул, однако заявитель отказался от обследования. По требованию Суда было проведено обследование заявителя в онкологической больнице в Ижевске. Заявитель утверждал, что результаты этого обследования нельзя считать достоверными, поскольку начальник медчасти колонии присутствовал при обследовании и давал проводящему исследование врачу указания, что писать в медицинском заключении. Так же заявитель указывал на то, что в рамках исследования не проводилась биопсия. Суд отметил, что врач гражданской онкологической больницы не находился в служебной зависимости от начальника медчасти колонии. Что касается заявления о том, что начальник медчасти указывал, что надо писать в медицинском заключении, то оно не подтверждается другими доказательствами. По вопросу о необходимости биопсии, Суд отметил, что врачи рекомендовали проведение цистоскопии, а не биопсии для оценки состояния заявителя. Кроме того, врач, проводивший обследование, имел непосредственный контакт с заявителем и результаты других исследований. Вместе с тем, Суд отметил, что обследование врачом специалистом и цистоскопия была проведена только через полтора года с момента поступления заявителя в колонию и только после того, как Суд направил государству-ответчику соответствующий запрос. Более того, из медицинских документов, находившихся в распоряжении администрации колонии, было очевидно, что заявитель не проходил соответствующего обследования и ранее. В этой ситуации, должностные лица должны были незамедлительно принять меры для организации обследования, однако это не было сделано. На этом основании Суд пришел к выводу, что заявителю в период пребывания в колонии не оказывалась соответствующая медицинская помощь.
Так же Суд проанализировал условия содержания в штрафных изоляторах, в которых заявитель находился в сумме более месяца. Суд отметил, что в изоляторах на заявителя приходилось от 2,03 до 2,36 квадратных метра площади. При этом заявитель покидал изолятор только во время прогулки, длившееся один час. Суд обратил особое внимание на то, что по 16 часов в сутки кровати в штрафном изоляторе были пристегнуты к стене, в результате чего в распоряжении заявителя была только узкая скамейка без спинки. Суд пришел к выводу, что условия содержания в штрафных изоляторах, равно как и отсутствие адекватной медицинской помощи, являются нарушением статьи 3 Конвенции.
В завершении была рассмотрена жалоба о давлении на заявителя, в связи с обращением в Европейский суд, а так же на вмешательство в переписку с представителем. Государство-ответчик сообщило, что сотрудники колонии разговаривали с заявителем в рамках инспекции, которая проводилась по поводу подачи им жалобы в Европейский суд, а так же в связи с запросом Суда о представлении дополнительной информации по делу. Так же государство-ответчик утверждало, что корреспонденция заявителя с его представителем не подвергалась просмотру и направлялась адресату в соответствии с установленным порядком. Суд отметил, что государство-ответчик не представило никаких документов, подтверждающих факт проведения внутреннего расследования фактов, послуживших основанием для подачи жалобы. Так же Суд не получил протоколов опроса заявителя. Суд отметил, что контакты заявителя с должностными лицами были связаны с его жалобами на условия содержания в колонии, включая жалобы на давление со стороны администрации. По мнению Суда сам факт, что эти контакты осуществляли представители администрации этой колонии, является неприемлемым. В результате таких контактов у заявителя, который вынужден еще долгое время отбывать наказание в этой колонии, мог возникнуть обоснованный страх преследований. На этом основании Суд признал нарушение права заявителя на свободное обращение в Суд, гарантированное статьей 34 Конвенции, и констатировал отсутствие необходимости рассматривать жалобу на вмешательство в переписку заявителя с его представителем. Суд назначил заявителю компенсацию морального вреда в размере 25 000 Евро.
Исчезновение в Чечне признано нарушением права на жизнь: Bazorkina v. Russia
Постановление по делу Bazorkina v. Russia является первым, решением Суда, касающимся исчезновения на территории Чечни.
Сын заявительницы Ходжи-Мурат Яндиев - студент последнего курса Московского социологического Университета - в августе 1999 года поехал в г. Грозный, где хотел найти своего отца. После отъезда в Грозный заявительница своего сына не видела.
Осенью 1999 года возобновились боевые действия в Чечне. В конце января - начале февраля 2000 года большая группа чеченских боевиков покинула г. Грозный, занятый федеральными силами, и направлялась в сторону юго-запада в горы. На своем пути боевики и присоединившиеся к ним проходили через минные поля, в результате чего многие были ранены. Раненые были доставлены в больницу с. Алхан-Кала, куда федеральные войска вошли в феврале 2000 года.
В феврале 2000 г. заявительница увидела своего сына в новостях, посвященных входу российских сил в с. Алхан-Кала. Был показан допрос ее сына российским офицером. Позднее заявительница получила полную копию видеозаписи этого сюжета, сделанной журналистами НТВ и CNN, которые приехали в с. Алхан-Кала вместе с федеральными войсками. На видеозаписи был запечатлен сын заявительницы, который стоял около автобуса с раненными мужчинами. Автобус был окружен российскими солдатами, раненные были выведены из автобуса. Проходящий солдат толкнул сына заявительницы в ногу и тот вздрогнул от боли. Он говорил медленным голосом и его слова были едва слышны. Офицер, допрашивавший его, говорил громко. Офицер пытался установить личность сына заявительницы, спрашивал, где он оставил оружие, откуда он взял камуфляж. В ходе допроса из его кармана был изъят мобильный телефон и еще какой-то предмет, похожий на компас. Допрашивающий офицер при этом сказал, что задержанный - тренированный боевик. В конце допроса сын заявительницы произнес что-то вроде "борется против". В ответ офицер сказал, что из-за него погибают люди. Задержанный начал спорить с ним. После чего офицер закричал, чтобы его увели и прикончили. Видеозапись запечатлела и других раненных задержанных, они были выведены из автобусов или находились внутри, у многих были забинтованные ноги. Так же на записи имелись интервью с жителями с. Алхан-Кала, которые сказали, что селение было обстреляно за день до этого. Журналисты CNN, которые снимали допрос сына заявительницы, позже приезжали к ней в Ингушетию, и сказали, что его допрашивал генерал-полковник Александр Баранов.
После показа видеозаписи по телевидению, заявительница предприняла попытки выяснить, что произошло с ее сыном. Она сделала несколько запросов в различные органы власти - республиканские и федеральные, - а также объехала несколько СИЗО на территории Чечни и других регионов Северного Кавказа. От ее имени запросы сделали такие НКО, как Human Rights Watch и Мемориал, а также глава миссии ОБСЕ в Чечне. В ответ заявительница получила несколько коротких писем, которые сводились к тому, что ее письма были переданы в военную прокуратуру Северо-Кавказского округа, в грозненскую районную прокуратуру и военному прокурору военного округа N 20102. В августе 2000 года ГУИН проинформировал заявительницу о том, что ее сын не содержится ни в одном из пенитенциарных учреждений РФ. Кроме того, заявительнице было сообщено, что ее сын числиться в списке пропавших без вести. В июле 2001 года - через полтора года после того, как заявительница обратилась в органы власти - было возбуждено уголовное дело по статье 126 УК РФ (похищение). С июля 2001 года по февраль 2006 года уголовное расследование приостанавливалось и возобновлялось шесть раз.
В ноябре 2003 года Суд потребовал от государства-ответчика представить копию уголовного дела. В Суд было направлено только 80 страниц из 200, а на повторные запросы государство-ответчик сообщало, что представление остальных материалов может оказать влияние на вынесение решения по делу. В сентябре 2005 г. жалоба была признана приемлемой, и Суд вновь затребовал копию уголовного дела. В ноябре 2005 года государство-ответчик представило материалы расследования, которые включали пять томов (около 900 страниц) и три тома приложений (около 700 страниц). В дополнении к этому в Суд так же были направлены 470 страниц последних документов расследования. Большинство из документов уголовного дела были собраны после декабря 2003 года.
Согласно данным расследования, Яндиев был задержан 2 февраля в с. Алхан-Кала вместе с другими членами незаконных вооруженных формирований, сразу после задержания он был передан сотрудникам ГУИНа для перевозки в СИЗО в с. Чернокозово, но Яндиев в Чернокозово не появился, и его место нахождения не могло быть установлено. В июле 2001 года он был включен в список пропавших без вести, а в октябре 2004 года его имя также было включено в список федерального розыска в связи с обвинением его в участии в незаконном вооруженном формировании. В ходе расследования были допрошены родители Яндиева, генерал-полковник Баранов.
Заявительница утверждала, что были нарушены права ее сына и ее права, предусмотренные Конвенцией. В частности, она говорила, о незаконном лишении свободы, пытках и нарушении права на жизнь в отношении сына, о неэффективности расследования по факту исчезновения, нарушение права на доступ к правосудию, на уважение семейной жизни, на отсутствие эффективных средств защиты, а также на нарушение государством-ответчиком своих процедурных обязательств перед Европейским Судом.
Государство-ответчик не отрицало, что Яндиев, как участник незаконных вооруженных формирований был задержан 2 февраля 2000 года в с. Алхан-Кала. Оно также не отрицало, что он исчез после этого задержания. Однако государство-ответчик утверждало, что Яндиев не был убит служащими федеральных войск, ссылаясь на то, что высказывание генерал-полковника Баранова было эмоциональной реакцией на провокацию со стоны Яндиева, и не было приказом. Несколько свидетелей подтверждают, что Яндиева отвели в сторону, где он оставался какое-то время, а потом был доставлен в фильтрационный пункт. Факт смерти Яндиева следствием не был установлен. По мнению государства-ответчика, Яндиев имел веские причины скрыться, кроме того, расследование продолжается, и проверяются все версии его исчезновения, включая побег и смерть при попытке к бегству. В ходе уголовного расследования заявительнице был предоставлен статус потерпевшей, и она могла обжаловать решения, с которыми была не согласна. Ее заявления во время расследования проверялись, она информировалась о ходе процесса. Но расследование на территории Чечни, с точки зрения государства-ответчика, сильно затруднено, в связи с постоянными угрозами следователям и прокурорам, более того, здание прокуратуры несколько раз разрушалось. Государство-ответчик согласилось, что на первом этапе расследование шло неактивно, однако позднее недостатки были компенсированы.
Применительно к обстоятельствам дела, Суд выделил несколько моментов, которые следует рассматривать, разрешая вопрос, был ли убит Яндиев, и виновно ли в этом государство-ответчик. Во-первых, государство-ответчик не отрицает, что Яндиев был задержан. Во-вторых, видеозапись ясно демонстрирует, что его допрашивал высокопоставленный армейский офицер, которые приказал его казнить, и тот факт, что стороны спорят о том, был ли этот приказ исполнен, не ставит под сомнение то, что жизнь задержанного была под большой угрозой. В-третьих, после февраля 2000 года не было никакой информации о мете нахождения Яндиева, а доказательства, представленные государством ответчиком о том, что его видели, недостаточно убедительны, так как свидетели плохо знали Яндиева и говорили, что видели его с большого расстояния. Версия, что он был убит при побеге, не подтвердилась следствием. В связи с этим, Суд презюмировал, что Яндиев мертв и смерть произошла после его задержания представителями государства. Поскольку государство-ответчик не представило никакого обоснования причинения смерти, ответственность должны быть возложена на государство-ответчика.
Анализируя ход расследования по факту исчезновения, Суд отметил, что расследование началось только спустя год и пять месяцев после событий, хотя заявительница обратилась в правоохранительные органы в феврале 2000 года. Расследование осуществлялось с необъяснимыми задержками. Например, заявительница была впервые допрошена только в январе 2002 года. Офицеры, допрашивавшие Яндиева - только осенью 2005 года, а другие задержанные - с мая 2004 года по октябрь 2005 года. Генерал-полковник Баранов был допрошен только в июне 2004 года, то есть спустя 4 года и 4 месяца после произошедших событий, и через три года после возбуждения уголовного дела. Суд также еще подчеркнул, что уголовное дело шесть раз приостанавливалось и возобновлялось. В связи с этим, Суд счел, что расследование было неэффективным.
Суд не нашел в представленных ему материалах достаточных доказательств того, что к Яндиеву применялись пытки, а также не счел нужным рассматривать вопросы расследования факта пыток отдельно. Но в то же время Суд признал, что заявительница является жертвой жестокого обращения, в связи с неведением о судьбе сына и неэффективным расследованием его исчезновения. Суд признал, что средства защиты применительно к нарушению права Яндиева на жизнь и жестокого обращения с заявительницей были неэффективными, что нарушает гарантии статьи 13 Конвенции.
Кроме того, Суд признал, что при задержании Яндиев был лишен каких-либо прав, гарантированных статьей 5 Конвенции, поскольку его задержание не было документировано в соответствии с требованиями национального закона. При этом Суд не стал рассматривать отдельно вопрос эффективности средств правовой защиты в данном случае, указав на то, что статья 5 Конвенции сама по себе предусматривает средства защиты от незаконного и необоснованного задержания.
Суд счел, что нет необходимости отдельно рассматривать вопросы нарушения права на доступ к суду и уважения к семейной жизни, а так же отклонил жалобы заявительницы на нарушение ее права на подачу жалобы в Европейский Суд и нарушение государством-ответчиком обязанности кооперации с Судом. Суд не установил фактов, доказывающих, что заявительнице препятствовали обращаться в Европейский Суд. Что касается второй жалобы, то и государство-ответчик, хотя и с задержкой, но представило все документы по делу.
Заявительнице было присуждено 35 000 евро справедливой компенсации.
Право собственности на землю: Zhigalev v. Russia
Постановление по жалобе Zhigalev v. Russia является одним из немногих, которые посвящены вопросам собственности земли. В данном деле Суд не признал, что были нарушены права заявителя. Основанием для обращения в Европейский суд послужили следующие обстоятельства:
Жигалев в 1992 году организовал крестьянско-фермерское хозяйство "Луч" (далее КФХ "Луч"). КФХ "Луч" было предоставлено 31 гектар земли в собственность из земельного фонда колхоза, членом которого был Жигалев и 315 гектар земли в пожизненное наследуемое владение из специального земельного фонда. Следует отметить, что в сертификате на право собственности на 31 га земли и в сертификате на право пожизненного наследуемого владения на 315 га земли (далее земельные сертификаты) Жигалев был указан, как единственный правообладатель. Жигалев считал себя единственным учредителем КФХ "Луч" и единственным собственником земли. Но это оспаривалось пятью бывшими членами того же колхоза, которые также себя считали членами КФХ "Луч" и претендовали на земельные доли в нем. В постановлении N 112 от 14 апреля 1992 главы администрации района были указаны шесть человек в качестве участников КФХ "Луч", а Жигалев был указан главою хозяйства. В связи с существовавшим конфликтом, КФХ "Луч" и Жигалев участвовали в нескольких судебных разбирательствах.
Так, 10 апреля 1997 года Арбитражный Суд Курской области признал, что при создании и регистрации КФХ "Луч" было допущено нарушение закона, и предложил Администрации Большесолдатского района Курской области предпринять соответствующие меры по исправлению ситуации. В результате, 23 июля 1997 года глава администрации района принял постановление N 157, которым сертификат на право собственности, выданный на имя Жигалева был признан недействительным, поскольку нарушал законодательство, а также права других участников КФХ "Луч". Жигалев, как глава КФХ "Луч" обжаловал от имени КФХ "Луч" законность постановления N 157. Постановлением Арбитражного Суда Центрального Федерального округа от 10 декабря 1997 года было признано, что глава администрации не имел права принимать такое решение.
В 1998 году было проведено уголовное расследование в отношении земельных сертификатов, которые были выданы Жигалеву. В результате расследования было установлено, что сертификаты были подписаны не главой администрации, а двумя другими лицами. Кроме того, было установлено, что бывший председатель Земельного Комитета по своей халатности указал Жигалева в качестве единственного правообладателя, и не вписал всех остальных членов КФХ "Луч". Уголовное дело было прекращено в связи с истечением сроков давности.
В 1996 году Жигалев, как глава КФХ "Луч", уволил двоих работников, которых он считал наемными. Они обжаловали увольнение, мотивируя это тем, что они являются не сотрудниками, а членами КФХ "Луч", и в 1998 году суд согласился с ними и вынес решение в их пользу.
В 1999 году Жигалев обратился в Арбитражный Суд Курской области с требованием признать недействительными два постановления N N 153, 154, принятых местными властями в 1996 году, в соответствии с которыми КФХ "Луч" было переименовано в КФХ "Волна", и главой фермерского хозяйства был избран другой его участник. Жигалев также обжаловал законность постановления N 157, в соответствии с которым правообладателями земли были указаны шесть членов КФХ "Луч". Арбитражный Суд Центрального Федерального Округа признал, что КФХ "Луч" создавалось шестью членами, которые в соответствии с национальным законодательством имеют общую собственность. При этом постановление N N 153 и 154 были отменены, постановление N 157 также было признано незаконным. В то же время суд не усмотрел какой-либо причинно-следственной связи между принятием этих постановлений и причинением ущерба земле в результате того, что она не обрабатывалась, в связи, с чем Жигалеву отказали в компенсации материального ущерба.
16 февраля 1999 года прокурор Курской области предъявил иск к администрации Большесолдатского района и земельному комитету. Прокурор требовал признать недействительными земельные сертификаты, выданные на имя Жигалева, поскольку упоминание только Жигалева в земельных сертификатах привело к нарушению прав остальных членов КФХ "Луч". Прокурор также просил признать недействительными постановление N 111 о выделении земли КФХ "Луч" и постановление N 167, которым были внесены изменения в постановление N 111, поскольку выделенный земельный участок оказался больше допустимых пределов, установленных в Курской области. Прокурор ходатайствовал о привлечении Жигалева, как главы КФХ "Луч", в качестве третьего лица, и 10 марта 1999 года Арбитражный Суд Курской области это ходатайство удовлетворил. Судебное заседание несколько раз откладывалось в связи с истребованием доказательств и их непредставлением земельным комитетом. 21 апреля 1999 года представитель администрации признал иск полностью, а земельный комитет указал, что ни один из земельных сертификатов не соответствуют постановлениям N 111 и N 167. Жигалев просил признать его соответчиком, но ему было отказано на том основании, что иск касается законности документов, изданных администрацией и земельным комитетом. Жигалев также просил прекратить дело в связи с истечение сроков давности, но ему было отказано, так как он не являлся стороной в процессе.
В своем решении от 21 апреля 1999 года Арбитражный Суд Курской области указал, что 9 марта 1992 года Жигалев подал заявление на выделение 500 гектар земли на право пожизненного наследуемого владения для организации крестьянско-фермерского хозяйства "Луч" совместно с еще пятью участниками. На основании этого заявления им был предоставлен участок земли в частную собственность размером 5.15 гектар на каждого. В постановлении N 111 от 14 апреля 1992 года глава администрации района разрешил учреждение крестьянско-фермерского хозяйства, предоставил 31 гектар земли в собственность, а 315 гектар в аренду на пять лет. В постановлении было также указано, что Жигалев является главой КФХ "Луч". Постановление было передано в земельный комитет, который должен был выделить землю в натуре и выдать свидетельства на землю. Земельный комитет выделил в натуре земельный участок размером в 30,9 гектар и подготовил свидетельство на землю N 300200006, в котором единственным собственником был указан Жигалев. Учитывая тот факт, что 9 марта 1992 года Жигалев, как глава КФХ "Луч" получил землю не в аренду, а в пожизненное наследуемое владение, глава администрации, принял постановление N 167, которым изменялось постановление N 111 в отношении прав на участок в 315 гектар, и которым данный участок распределялся между шестью участниками КФХ "Луч" в равных долях по 52,5 гектара. Земельный комитет также на основании постановления N 167 подготовил свидетельство на землю N 30020006, в котором Жигалев был указан как единственный собственник земельного участка в 30.9 гектар, а также единственный владелец участка земли в 315 гектар, предоставленного в пожизненное наследуемое владение.
С учетом такого изложения фактов, Арбитражный Суд Курской области решил, что свидетельство на право собственности на 30.9 га земли N 300200006, в котором не указано распределение земельных долей, не соответствует содержанию постановления N 111, а также статье 15 Закона о крестьянско-фермерском хозяйстве, в соответствии с которой земля принадлежит членам крестьянско-фермерского хозяйства на праве общей или обще-долевой собственности. Аналогично суд разрешил вопрос и относительно свидетельства N 30020006. Арбитражный Суд Курской области признал оба свидетельства на землю недействительными, но оставил в силе постановления об учреждении КФХ "Луч" и выделении ему земли, поскольку не усмотрел оснований признать их недействительными.
Жигалев обжаловал решение в апелляционном порядке, сославшись на то, что суд не принял во внимание его аргумент об истечение сроков исковой давности. Но апелляционная инстанция оставила решение первой инстанции без изменения, поскольку Жигалев был признан третьим лицом без самостоятельных требований, и не имел права ставить вопрос о прекращении дела в связи с истечением сроков исковой давности. Жигалев обжаловал решение и постановление апелляционной инстанции в кассационном порядке в связи с нарушением норм процессуального и материального права. В частности он обжаловал то, что его не привлекли в качестве соответчика, что привело к нарушению его прав на землю. Но суд отверг его доводы и оставил решение и постановление апелляционной инстанции без изменений.
На основании принятых решений 14 февраля 2000 г. администрация района приняла постановление N 35, которым свидетельства на землю N 300200006 и N 30020006 были признаны недействительными, и издали новое свидетельство на землю на основании постановления N 167 и Закона о крестьянском фермерском хозяйстве. В соответствии с этим свидетельством N 300200167, собственником земли было указано КФХ "Луч", а в самом свидетельстве были перечислены все шесть членов КФХ "Луч". Жигалев обжаловал законность свидетельства на землю. Постановлением N 127 постановление N 35 было признано принятым ошибочным, и 27 сентября 2001 года суд приостановил судебное разбирательство по этому поводу. В то же время суд продолжил рассмотрение жалобы относительно незаконности свидетельства на землю N 300200167, и признал его недействительным по ряду оснований. Во-первых, постановление N 35, на основании которого свидетельство на землю N 300200167 было выдано, признано незаконным. Во-вторых, в соответствии с законом о регистрации прав на недвижимое имущество от 27 октября 1993 года и указом Президента РФ N 112 от 25 января 1999 года, документ должен называться свидетельство о государственной регистрации прав на землю, а не государственный акт на землю.
21 марта 2002 года Федеральный Арбитражный Суд Центрального округа отменил решение от 27 сентября 2001 года в части прекращения процедуры в отношении требований заявителя признать недействительным постановление N 35. Во время нового рассмотрения Жигалев уточнил свои требования, указав, что постановление N 35 нарушает права КФХ "Луч" и его права как учредителя, поскольку КФХ "Луч" лишили земельного участка, принадлежащего на праве собственности в размере 30,9 га, и земельного участка в размере 315 га, принадлежащего на праве пожизненного наследуемого владения. Он также указал, что вся эта земля принадлежит ему, поскольку он единственный указан в свидетельствах на обладание этой землей N 30020006 и N 300200006. В подтверждение своих требований он сослался на тот факт, что постановления N 111 и N 167 были признаны недействительными, законность выданных ему свидетельств на землю и на тот факт, что администрация района превысила свои полномочия, приняв постановление N 35. Представитель администрации возражая, указал, что постановление N 35 основывалось на решении суда от 21 апреля 1999 года и было оставлено в силе вышестоящими инстанциями, в то время как свидетельства на землю были признаны недействительными. Он также сослался на то, что заявитель не имеет никаких документов, подтверждающих его право на владение землей, хотя ни администрация района, ни земельный комитет не предпринимали никаких действий, направленных на конфискацию земли КФХ "Луч", и КФХ "Луч" может и дальше ее обрабатывать.
Суд еще раз подтвердил законность постановлений N 111 и N 167, поскольку они были таковыми признаны решением суда от 21 апреля 1999 года и оставлены без изменений последующими решениями судов, поэтому аргумент Жигалева, что они незаконны был отклонен. Далее суд отметил, что свидетельства на землю N 30020006 и N 300200006 были признаны недействительными, и решение по этому поводу также вступило в законную силу. Тот факт, что принадлежащая КФХ "Луч" земля была конфискована администрацией района и земельным комитетом не подтвердился, а Жигалев указал, что она не обрабатывается в связи с тем, что он вынужден принимать участие в судебных разбирательствах. В своем решении от 10 июня 2002 года Арбитражный Суд Курской области отклонил все требования Жигалева, указав, что постановление N 35 не имело отрицательного эффекта на возможность КФХ "Луч" обрабатывать землю. В отношении остальных требований Жигалева, суд указал, что по ним уже были вынесены решения и он не вправе рассматривать их заново. Решение было оставлено без изменений Федеральным Арбитражным Судом Центрального округа постановлением от 26 декабря 2002 года.
Государство-ответчик заявило несколько предварительных возражений относительно приемлемости данной жалобы. В частности, о том, что Жигалев не использовал все средства правовой защиты, например, не подал иск об определении его прав на землю. Кроме того, государство-ответчик утверждало, что Жигалев злоупотребил своим правом на обращение, поскольку дал интервью, в котором в частности сказал: "Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-то выиграл у государства? Кажется, что представитель России в Суде думает также". Но Суд счел, что нет необходимости рассматривать все эти вопросы, в силу тех выводов, которые сделал Суд по данному делу.
Жигалев обжаловал в Европейском Суде нарушение его права мирного использования своей собственности в результате предъявления прокурором иска о признании недействительными свидетельств на землю N 30020006 и N 300200006. Государство-ответчик утверждало, что статья 1 Протокола 1 гарантирует защиту имущества, которое находится в законном владении, а тот факт, что Жигалев был указан как владелец земельных участков в свидетельствах на землю N 30020006 и N 300200006, еще не делает его законным владельцем. Оно также сослалось на то, что в соответствии со ст. 15 закона о крестьянском фермерском хозяйстве 1990 года собственность КФХ может быть общей совместной или общей долевой, если так будет единогласно решено участниками КФХ. Государство-ответчик также утверждало, что КФХ "Луч" состояло из шести человек, и его главой был Жигалев. Во всех судебных разбирательствах Жигалев выступал в качестве главы КФХ "Луч", а не как физическое лицо, поэтому его утверждения о том, что остальные пять человек были наемными работниками, а не участниками не основывается ни на фактах, ни на законе. Государство-ответчик при этом сослалось на постановления N 111 и N 167, а также на судебное решение по поводу увольнения двух членов КФХ "Луч", которыми подтверждалось, что они являются участниками КФХ "Луч". Вышеназванные свидетельства на землю были изданы в нарушение ст. 15 закона о КФХ, что было подтверждено на трех уровнях судебного разбирательства, в рамках иска, поданного прокурором в течение 10-летнего срока давности. Кроме того, государство-ответчик сослалось на то, что названный закон был официально опубликован, Жигалев знал о нем, и нормы этого закона были достаточно четкими и однозначными. Свидетельства на землю изначально были недействительными, поскольку Жигалев не имел имущественных прав в значении статьи 1 Протокола 1. Государство-ответчик также отметило, что признание свидетельств на землю N 30020006 и N 300200006 недействительными не лишало Жигалева его законной доли земельного участка в КФХ "Луч". Более того, заявитель мог выделить свою долю и получить свидетельство на свою долю земли. Тем не менее, Жигалев, не согласившись с результатами судебных разбирательств, не предпринял никаких подобных попыток. Другие пять членов КФХ "Луч" не вели хозяйство на спорной земле, чтобы избежать дальнейшего конфликта, и в результате земля оставалась необработанной. Более того, Жигалев утверждал, что земля принадлежит ему, и никогда не принадлежала остальным пятерым членам. В связи с этим, вмешательство в права Жигалева было законным и пропорциональным, оно не влекло лишения собственности КФХ "Луч", и не являлось чрезмерным с учетом обстоятельств дела. Жигалев, который завладел землей остальных членов КФХ "Луч", без какого-либо законного основания и возмещения, был обязан возвратить ее. Государство-ответчик аргументировало свою позицию тем, что оно действовало в общественных интересах справедливого распределения земли между членами КФХ "Луч", которые они вправе толковать самостоятельно с учетом интересов общества в управлении земельными ресурсами и сельскохозяйственной политики.
Жигалев напротив утверждал, что он получил землю единолично. Остальные пять человек были только наемными работниками, но не участниками КФХ "Луч", они никогда не претендовали на спорную землю, основываясь на том, что постановлением Федерального Арбитражного Суда Центрального округа было признано, что они были незаконно включены в число участников КФХ "Луч". Заявитель также утверждал, что он подавал два разных заявления о выделении земли, в одном из которых он указал 10 учредителей КФХ, а во втором он просил выделить землю ему единолично, указав остальных как наемных работников. Именно второе заявление было принято к рассмотрению. Более того, заявитель утверждал, что существовало две версии постановления N 111, в первом он был указан единоличным учредителем, а во втором он был указан вместе с пятью другими членами. Жигалев представил неподписанную копию этого постановления. Кроме того, заявитель утверждал, что к моменту подачи иска прокурором уже истек трехлетний срок исковой давности, который существует для обеспечения стабильности юридических полномочий владения землей. Заявитель также утверждал, что он успешно обрабатывал землю, а предъявление иска прокурором было вмешательством в его мирное владение. Остальные члены КФХ "Луч" не подавали никаких требований. Более того, прокурор не определил в своем иске порядок дальнейшего использования земли. С точки зрения Жигалева, единственной целью иска было изъять землю у КФХ, и не преследовало каких-либо общественно-значимых интересов, не было пропорциональным и возлагало чрезвычайное бремя на КФХ "Луч", в результате чего земля не обрабатывалась, и ее качество значительно снизилось. Кроме того, национальные суды не рассматривали вопросы справедливого баланса между публичными и частными интересами КФХ "Луч". Все вместе это привело к нарушению прав, гарантированных статьей 1 Протокола 1. Заявитель также утверждал, что его права были ограничены не в соответствии с законом, поскольку закон о КФХ не был четким и однозначным, в отношении процедуры организации КФХ несколькими людьми, в том числе не было указано, должен ли быть заключен учредительный договор между членами КФХ. Ни Гражданский Кодекс РФ и региональное законодательство, ни административная и судебная практика не была в тот момент сформирована, поскольку закон был только что принят, поэтому он не был "предсказуемым". Поэтому Жигалев утверждал, что поскольку между ним и другими членами КФХ не был заключен учредительный договор, то он учредил КФХ самостоятельно. Жигалев также заявил, что он был участником большого количества судебных разбирательств, и он был вынужден прекратить обрабатывать землю, поскольку национальные органы не определили ясно форму собственности на спорную землю и порядок ее использования им и другими членами КФХ. Он также не имел возможности просить о компенсации причиненного ущерба, поскольку в этом случае он бы признал, что N 30020006 и N 300200006 являются недействительными, хотя он с этим согласиться не может.
Три члена КФХ "Луч" и наследники двоих из них выступили в качестве третьих лиц. Они направили в Европейский суд меморандумы относительно фактов, которые рассматривались в связи с жалобой Жигалева. Они указали, что основной причиной конфликта было то, что Жигалев рассматривал себя как единственного владельца земли, и он препятствовал другим управлять КФХ "Луч", и они обжаловали прокурору нарушения их прав. По их мнению, земля была выделена всем в общую долевую собственность, доля могла быть выделена в натуре при выходе одного их из КФХ "Луч", никто не лишал КФХ "Луч" выделенной земли.
Суд основал свои выводы на следующих своих подходах: статья 1 Протокола 1 не гарантирует мирное использование "своего" владения, но только в том случае, если права владения существуют в действительности, или существуют "обоснованные ожидания" получить собственность, которые должны быть значительно более конкретными, чем просто надежда получить собственность.
Применительно к обстоятельствам дела, Суд учел, что стороны по-разному представляли факты. В частности, Жигалев доказывал, что вопрос законности приобретения им земли нельзя рассматривать, поскольку срок истечения давности уже прошел. Суд не согласился с этим, указав, что эти вопросы являются существенными для того, чтобы определить, подпадают ли интересы заявителя под защиту статьи 1 Протокола 1 Конвенции. Первоначальная жалоба заявителя касалась признания недействительными свидетельств на землю N 30020006 и N 300200006, в соответствии с которыми вся земля, выделенная КФХ "Луч" была оформлена на Жигалева, поэтому он считал, что земля принадлежит ему единолично. Суд указал, что такой спор относится к компетенции национальных судов. Но Суд отметил, что из решений национальных судов прямо следует, что членами КФХ "Луч" были шесть человек, каждому из которых принадлежало 5.15 га земли в собственности и 52.5 га в пожизненном наследуемом владении. Национальные суды также признали, что свидетельства на землю были выданы на имя Жигалева незаконно, в нарушение национального законодательства и постановлений местных органов власти, в соответствии с которыми земля должна была быть предоставлена шести членам КФХ "Луч" в равных долях. Более того, сам заявитель обжаловал в рамках национальной процедуры то, что он не смог применить трехлетний срок исковой давности, поскольку был третьим лицом, а не стороной в процессе, а тот вопрос не ставит под сомнение выводы суда как таковые. Более того, в других судебных разбирательствах, когда Жигалев был стороной в процессе, а не третьим лицом, суды пришли к тем же выводам. Таким образом, вопросы членства пятерых участников в КФХ "Луч" рассматривались в рамках нескольких судебных процессов. И национальные суды пришли к однозначному выводу о существовании шести участников КФХ "Луч". Суд также указал, что Жигалев никогда не обращался с иском о признании незаконными постановлений N 111 и N 167, и впервые заявил об их незаконности только в 2001 году уже после того, как свидетельства на землю были признаны недействительными.
Европейский Суд не установил никаких доказательств, которые бы ему позволили усомниться в решениях национальных судов. Таким образом, Жигалев не имел юридических прав на землю, кроме как тех, которые были установлены постановлением N 111 в редакции постановления N 167, в которых четко говориться о том, что Жигалев является главой КФХ "Луч" и имеет право собственности на земельный участок в размере 5.15 га и 52.5 га в пожизненное наследуемое владение. Более того, Жигалев основывал свои требования на тексте свидетельств на землю, в то время как национальные суды однозначно сочли, что постановления местной администрации о создании КФХ имеют превалирующее значение. Поэтому утверждения Жигалева о том, что земельный участки размером 30.9 га и 315 га принадлежат ему, не были основаны ни на факте, ни на праве.
Другое основание, в связи с которым свидетельства на землю были признаны недействительными - их несоответствие ст. 15 Закона о КФХ, которое предусматривает, что земля фермерского хозяйства принадлежит ее членам на праве общей совместной собственности, и Жигалев, как глава хозяйства, не мог об этом не знать, поэтому его аргумент о том, что закон недостаточно четкий не является убедительным. Кроме того, Суд отметил, что Жигалев не представил доказательств того, что он один как собственник обрабатывал всю землю, поскольку землю обрабатывало КФХ "Луч", которое также платило налоги, являлось стороной в процессе. Более того, органы власти делали попытки исправить ситуацию, начиная с 1997 года, и поэтому заявитель должен был знать о том, что свидетельства на землю могут признать незаконными. Суд счел, что выводы национальных судов не были произвольными и необоснованными.
В связи с этим Суд пришел к выводу, что у Жигалева не было "существующей собственности" или "правомерных ожиданий", которые защищаются статьей 1 Протокола 1. У него была только "надежда", что он имеет такую собственность, основанная на весьма сомнительных документах. В связи с этим, решения национальных судов нельзя признать вмешательством в право собственности Жигалева в соответствии со ст.1 Протокола 1. Суд признал, что нарушение статьи 1 Протокола 1 отсутствует.
Заявитель также утверждал, что в отношении него было нарушено право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции. Однако Суд счел, что гарантии статьи 6 в данном случае неприменимы, поскольку его требования о принадлежности ему собственности не были основаны ни на фактах, ни на праве, поэтому его гражданские права и обязанности не были затронуты.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Обзор решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за июль 2006 г. (подготовлен юристами Центра содействия международной защите и Центра "Демос")
Предлагаемый вниманию читателей обзор посвящен вопросам рассмотрения Европейским судом по правам человека жалоб, поступающих из Российской Федерации, а также государственных и общественных инициатив, направленных на имплементацию решений, принятых Судом. Обзор выходит в рамках исследовательских и информационных программ Центра "Демос". Дополнительные аналитические материалы по вопросам взаимодействия Европейского суда и России можно найти на сайте Центра "Демос" www.demos-center.ru
Авторы выпуска: Воскобитова Мария, директор программы содействия реформе уголовной юстиции представительства Американской Ассоциации Адвокатов и Шепелева Ольга, юрист Центра "Демос"