Решение Европейского Суда по правам человека от 10 июля 2007 г. по вопросу приемлемости жалобы N 6293/04 "Михаил Мирилашвили (Mikhail Mirilashvili) против Российской Федерации" (Первая Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая Секция)

Решение по вопросу приемлемости
жалобы N 6293/04
"Михаил Мирилашвили (Mikhail Mirilashvili) против Российской Федерации"

ГАРАНТ:

См. Постановление Европейского Суда по правам человека от 11 декабря 2008 г. Дело "Мирилашвили против России" [Mirilashvili v. Russia] (жалоба N 6293/04) (I Секция) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая 10 июля 2007 г. Палатой в составе:

Х.Л. Розакиса, Председателя Палаты,

Л. Лукаидеса,

Н. Ваич,

А. Ковлера,

Э. Штейнер,

С.Е. Йебенса,

Дж. Малинверни, судей,

а также при участии С. Нильсена, Секретаря Секции Суда,

принимая во внимание указанную жалобу, поданную 6 февраля 2004 г.,

принимая во внимание решение о рассмотрении данной жалобы в приоритетном порядке в соответствии с правилом 41 Регламента Суда,

учитывая обеспечительные меры, на осуществление которых властям государства-ответчика было указано в соответствии с правилом 39 Регламента Суда,

принимая во внимание доводы властей государства-ответчика и ответные замечания, представленные заявителем,

посовещавшись, вынес следующее Решение:

Факты

Заявитель, Михаил Михайлович Мирилашвили, гражданин Российской Федерации и Израиля, по национальности - грузин, 1960 года рождения. В настоящее время отбывает наказание в исправительном учреждении в Оренбургской области. Интересы заявителя в Европейском Суде представляла А. Гаскон-Реторе, адвокат, практикующая в г. Страсбурге, и А. Афанасьев, адвокат, практикующий в г. Санкт-Петербурге. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

Обстоятельства дела, как они представлены сторонами, можно кратко изложить следующим образом.

I. Обстоятельства дела

Утром 7 августа 2000 г. отец заявителя, известный бизнесмен, был похищен из своей машины в г. Санкт-Петербурге. Похищение было организовано г-ном Кервалишвили и г-ном Беркадзе - лицами, известными в криминальной среде Грузии, с целью получения выкупа.

Г-ну Когану - личному водителю отца заявителя - удалось сбежать от похитителей. Он связался с милицией и родственниками заявителя и рассказал им о том, что случилось. Сотрудники милиции немедленно начали расследование.

Днем 7 августа 2000 г., узнав о похищении отца, заявитель прилетел из Израиля в Россию.

1. События 7 и 8 августа 2000 г.

(а) Версия заявителя

По утверждению заявителя, он, прибыв в г. Санкт-Петербург, пришел в свой офис, где встретился со своим братом и его сотрудниками. В присутствии неизвестного сотрудника милиции брат заявителя заверил его, что лучшие силы милиции привлечены для поиска и освобождения его отца.

В тот же вечер с заявителем связался г-н Беркадзе (сообщник похитителей), который предложил свои услуги в поисках отца заявителя. Г-н Беркадзе позвонил из офиса заявителя г-же Маргвелашвили, попросив ее помочь в поисках отца заявителя. Взамен г-н Беркадзе предложил оказать содействие в освобождении ее друзей: г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили, которые были задержаны сотрудниками милиции ранее этим вечером. Заявитель также говорил по телефону с г-жой Маргвелашвили. Он просил ее помочь в поисках его отца.

Вечером 8 августа 2000 г. отец заявителя был отпущен похитителями.

(b) Версия органов прокуратуры

Согласно версии органов прокуратуры, по прибытии в г. Санкт-Петербург заявитель, действуя через своих телохранителей (а именно г-на Казимирчука и еще нескольких человек) приказал нескольким неизвестным лицам отправиться на квартиру г-жи Маргвелашвили, поскольку она, предположительно, была причастна к похищению отца заявителя, и похитить членов ее семьи с тем, чтобы обменять их на его отца. Информация о том, что г-жа Маргвелашвили может быть причастна к похищению отца заявителя, была получена ранее, в тот день, от сотрудников милиции, ведущих следствие по данному делу.

Рано утром 8 августа 2000 г. люди заявителя под видом сотрудников милиции ворвались в квартиру г-жи Маргвелашвили, похитили г-на Двали и г-на Какушадзе и доставили их в офис заявителя. Г-жа Маргвелашвили и ее несовершеннолетний сын остались в квартире под присмотром двух "милиционеров". Поскольку г-н Двали и г-н Какушадзе не могли указать местонахождение отца заявителя, М.М. Мирилашвили приказал похитить еще одного человека - г-на Григолашвили, который, предположительно, знал, где содержался отец заявителя.

В офисе заявителя г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили допросили и избили шесть человек, работающих на заявителя, включая начальника службы личной охраны заявителя - г-на Казимирчука. По-видимому, заявитель и его брат принимали участие в их допросе, и заявитель ударил г-на Григолашвили по лицу как минимум один раз. Заявитель пригласил в свой офис водителя отца, г-на Когана, и показал ему г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили. Однако водитель утверждал, что никто из этих людей не был причастен к похищению отца заявителя.

Днем 8 августа 2000 г. заявитель позвонил г-же Маргвелашвили и, угрожая расправой над ней и ее сыном, требовал от нее ответа на вопрос, кто стоял за похищением его отца. Боясь за свою жизнь и жизни тех, кто находился в руках у заявителя, г-жа Маргвелашвили через свою подругу г-жу Авалиани связалась с г-ном Кервалишвили - похитителем отца заявителя - и проинформировала его о развитии событий. Последний позвонил заявителю, и они договорились "обменяться заложниками".

Вечером 8 августа 2000 г. г-н Кервалишвили отпустил отца заявителя, а заявитель приказал отпустить г-на Григолашвили, г-жу Маргвелашвили и ее сына.

Г-н Двали и г-н Какушадзе были настолько сильно избиты людьми заявителя, что он приказал их убить. Г-н Двали и г-н Какушадзе были задушены, их тела были расчленены и захоронены в пустой цистерне на территории станции обслуживания (гаража), принадлежащей г-ну Сидлеру.

2. Предварительное следствие

11 июля 2000 г. (до описанных выше событий) в связи с расследованием другого уголовного дела, проводимым сотрудниками милиции г. Санкт-Петербурга* (*Так в тексте. Видимо, речь идет о Главном управлении внутренних дел Санкт-Петербурга и Ленинградской области (прим. переводчика).), председатель Санкт-Петербургского городского суда дал санкцию на прослушивание телефонов в квартирах г-на Григолашвили и г-жи Маргвелашвили. В результате сотрудники милиции записывали все входящие и исходящие телефонные переговоры, которые велись из этих квартир 7 и 8 августа 2000 г. Один из голосов, записанных сотрудниками милиции, принадлежал неизвестному человеку, звонившему утром 8 августа 2000 г. из офиса заявителя, который угрожал г-же Маргвелашвили смертью в связи с исчезновением отца заявителя.

21 сентября 2000 г. г-н Царцидзе, двоюродный брат погибшего г-на Какушадзе, сообщил в милицию об исчезновении последнего. Прокуратурой было возбуждено уголовное дело.

29 ноября 2000 г. прокуратура получила 13 аудиокассет из милиции, содержащих записи телефонных переговоров, сделанных в ходе операции наблюдения за квартирами г-жи Маргвелашвили и г-на Григолашвили. Однако на этих кассетах не содержалось записей в период с 17 часов 7 августа 2000 г. до 13 часов 40 минут 8 августа 2000 г. В марте 2001 г. следователь запросил у сотрудников милиции полную запись, но в милиции ему сообщили, что эта часть записи была утеряна по "техническим причинам".

В последующие несколько месяцев следователь допросил нескольких непосредственных участников рассматриваемых событий, включая г-на Григолашвили, г-жу Маргвелашвили, г-на Кервалишвили и г-жу Авалиани, а также ряд свидетелей, которые знали о случившемся со слов третьих лиц.

В декабре 2000 г. г-н Царцидзе передал органам следствия две аудиокассеты, утверждая, что они содержат запись его разговора с г-ном Григолашвили, сделанную без ведома последнего 19 сентября 2000 г. Этот разговор касался событий 7 и 8 августа 2000 г. В ходе этого разговора г-н Григолашвили подтвердил, по крайней мере по существу, что те, кто похитили г-на Двали, г-на Какушадзе и его самого, действовали по приказу заявителя.

23 января 2001 г. заявитель был задержан и помещен под стражу. Он отрицал свое участие в похищении и убийстве указанных лиц. Заявитель требовал очной ставки со свидетелями, дающими показания против него, в частности, с г-жой Маргвелашвили, г-ном Кервалишвили и г-ном Григолашвили, но органы следствия отклонили это ходатайство.

31 января 2001 г. заявителю было официально предъявлено обвинение в том, что он отдал приказ похитить г-на Двали и г-на Какушадзе.

14 июля 2001 г. на территории станции обслуживания были обнаружены тела г-на Двали и г-на Какушадзе. 16 июля 2001 г. органы следствия назначили проведение криминалистической экспертизы обнаруженных тел.

21 июля 2001* (*Согласно некоторым материалам дела, это произошло в июне 2001 г. (прим. Европейского Суда).) г. с целью идентификации голоса человека, звонившего в квартиру г-на Маргвелашвили 8 августа 2000 г., следователь назначил проведение фонологической экспертизы аудиозаписей, сделанных сотрудниками милиции в ходе операции наблюдения. Для этой работы была привлечена комиссия из трех экспертов. Экспертам предоставили аудиокассеты с образцами голоса заявителя.

Комиссия экспертов представила свое заключение 20 сентября 2001 г. Два русскоговорящих эксперта, г-н Коваль и г-н Зубов, подтвердили, что голос на аудиокассете принадлежит заявителю. Эксперт Кикалишвили, говорящий на грузинском языке, пришел к противоположному выводу (разговор человека с г-жой Маргвелашвили велся на грузинском языке, в то время как на аудиозаписях-"образцах" заявитель говорил по-русски).

5 и 8 октября 2001 г. заявителю было предъявлено обвинение в убийстве г-на Двали и г-на Какушадзе, в похищении третьего человека - г-на Григолашвили и угрозах убийством в адрес г-жи Маргвелашвили и ее ребенка. В рамках расследования этого же дела было предъявлено обвинение еще нескольким лицам, включая г-на Казимирчука, телохранителя заявителя, и г-на Сидлера, который, по мнению прокуратуры, помог спрятать тела г-на Двали и г-на Какушадзе.

В неустановленный день заместитель прокурора г. Санкт-Петербурга ходатайствовал перед грузинскими властями о повторном допросе свидетеля Григолашвили с тем, чтобы прояснить несоответствия, имевшие место в более ранних показаниях свидетеля, данных им российским и грузинским следственным органам.

2 июня 2002 г. прокуратура переформулировала обвинение против заявителя и уведомила его об этом.

Как сообщают власти Российской Федерации, 3 июня 2002 г. предварительное следствие было завершено. 5 июня 2002 г. заявитель и его адвокаты получили доступ к материалам дела.

25 июня 2002 г. г-н Григолашвили был допрошен грузинскими властями. Он сообщил, что он ложно обвинил заявителя под угрозами со стороны г-на Царцидзе и родственника погибшего г-на Какушадзе. Его письменные показания были переданы властями Грузии органам прокуратуры Российской Федерации. В неустановленный день в ходе судебного процесса прокурор представил эти показания в суд, не проинформировав об этом защиту. Как утверждает сторона защиты, они обнаружили эту часть доказательств в материалах дела только после оглашения приговора.

3. Обвинительное заключение

1 июля 2002 г. сторона защиты уведомила прокуратуру, что они закончили ознакомление с материалами дела. 19 июля 2002 г. прокуратура г. Санкт-Петербурга утвердила обвинительное заключение. Копия указанного заключения была вручена заявителю.

Согласно обвинительному заключению прокуратура предъявила заявителю обвинение в организации через своих телохранителей похищения г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили, в незаконном ограничении свободы г-жи Маргвелашвили и ее несовершеннолетнего сына и в убийстве г-на Двали и г-на Какушадзе.

Г-н Казимирчук и еще несколько других лиц, раньше работавших на заявителя, также были привлечены к суду в качестве соучастников заявителя. По мнению стороны обвинения, 7 августа 2000 г. заявитель приказал г-ну Казимирчуку и другим обвиняемым (г-ну Полунину, г-ну Деменко, г-ну Кузьменко, г-ну Петрову и г-ну Могутову) найти и доставить к нему предполагаемых похитителей его отца. В свою очередь, г-н Казимирчук и его коллеги передали это поручение группе лиц, которые следствием так и не были установлены. Эти лица под видом сотрудников милиции похитили г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили и доставили их в офис заявителя. Действуя по приказу заявителя, эти же лица совершили убийство г-на Двали и г-на Какушадзе.

В подтверждение этого обвинения органы прокуратуры предоставили письменные показания г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-на Царцидзе, г-жи Авалиани и г-на Кервалишвили и показания ряда свидетелей, знавших о событиях со слов третьих лиц. Кроме того, органы прокуратуры сослались на стенограмму записи разговора г-на Григолашвили и г-на Царцидзе, который состоялся 19 сентября 2000 г., и стенограммы записей 13 аудиокассет, сделанных сотрудниками милиции в ходе операции наблюдения. Органы прокуратуры также сослались на заключение г-на Коваля и г-на Зубова, которые идентифицировали голос заявителя на аудиозаписи. В обвинительном заключении также содержались ссылки на большое количество косвенных доказательств.

В дополнение к обвинениям, прямо связанным с событиями 7 и 8 августа 2000 г., органы прокуратуры также предъявили соучастникам заявителя ряд дополнительных обвинений. Так, г-ну Петрову, одному из сотрудников заявителя, было предъявлено обвинение в незаконном владении боеприпасами. Г-н Деменко был обвинен в незаконном владении драгоценным металлом (изотоп осмия-187), который был обнаружен в его офисе во время обыска, проведенного сотрудниками прокуратуры в рамках расследования уголовного дела против заявителя. Г-ну Сидлеру, который владел станцией обслуживания, где были обнаружены тела г-на Двали и г-на Какушадзе, было предъявлено обвинение в сокрытии убийства. По мнению органов прокуратуры, г-н Сидлер знал, что тела были захоронены на территории станции обслуживания, но не сообщил об этом в милицию.

4. Судебное разбирательство

Поскольку один из обвиняемых по делу - г-н Сидлер - был военнослужащим, дело рассматривалось военным судом.

(а) Предварительное слушание

28 августа 2002 г. военный суд провел предварительное слушание. Заявитель присутствовал в судебном заседании. Ему оказывали помощь несколько адвокатов (г-н Хейфец, г-н Афанасьев, г-н Медведев, г-н Новолодский и г-н Дроздов). Эти адвокаты представляли интересы заявителя на протяжении последовавшего судебного разбирательства.

В ходе предварительного слушания сторона защиты просила суд вернуть дело в прокуратуру. Сторона защиты указала, что в обвинительном заключении не были описаны обстоятельства, при которых были предположительно совершены рассматриваемые преступления. Кроме того, в обвинительном заключении отсутствовал перечень доказательств в поддержку версии стороны обвинения. Вместо этого прокуратура сослалась на ряд не имеющих отношения к делу документов, которые, по мнению заявителя, не доказывали его вину и даже не имели никакой связи с оспариваемыми деяниями (такие как, например, характеристика личности брата заявителя Габриэля Мирилашвили).

Заявитель также указал, что русский язык не был его родным языком и что сложность юридических формулировок, использованных в обвинительном заключении, помешала ему понять содержание документа. Заявитель также утверждал, что ему было предоставлено явно недостаточно времени для ознакомления с обвинительным заключением.

Адвокаты заявителя подали несколько ходатайств. Например, они требовали разглашения сведений о том, кто и каким образом дал санкцию на прослушивание квартиры г-жи Маргвелашвили. Однако определением от 4 января 2003 г. суд отклонил это ходатайство на том основании, что материалы, касающиеся "оперативно-розыскной деятельности", являлись засекреченными.

(b) Доказательства, представленные стороной защиты

Заявитель и другие обвиняемые не признали себя виновными. По утверждению заявителя, рассматриваемое похищение было совершено настоящими сотрудниками милиции совместно с г-ном Беркадзе, который после исчезновения г-на Двали и г-на Какушадзе решил переложить ответственность на заявителя и его людей.

25 ноября 2002 г. адвокаты заявителя допросили г-на Григолашвили и г-жу Маргвелашвили в Грузии в присутствии их адвокатов. В неустановленный день сторона защиты также допросила г-на Кервалишвили. Сторона защиты также получила письменные показания у г-на Кервалишвили, г-жи Маргвелашвили, г-жи Джимшиашвили и г-на Григолашвили. Их письменные показания и заявления были представлены стороной защиты в суд. Все указанные свидетели отказались от их предыдущих показаний, данных сотрудникам милиции, в которых они обвиняли заявителя.

В частности, г-жа Маргвелашвили объяснила, что, хотя она и не говорит по-русски, она подписала письменные показания, составленные на русском языке органами следствия. Она пояснила, что "милиционеров", которые похитили из ее квартиры г-на Двали и г-на Какушадзе, привел г-н Беркадзе, один из тех, кто похитил отца заявителя. Г-жа Маргвелашвили сообщила, что мужчиной, который звонил и угрожал ей утром 8 августа 2000 г., был не заявитель, а г-н Беркадзе.

Г-н Григолашвили в своем письменном заявлении указал, что мужчина, который допрашивал и бил его в офисе заявителя, представился как "сын похищенного бизнесмена", но что это был не заявитель, и он вообще не видел заявителя в тот день.

В своих письменных показаниях от 22 марта 2002 г. г-н Кервалишвили утверждал, что все, что он сказал органам следствия относительно заявителя, было ложью.

Адвокаты со стороны защиты также допросили брата заявителя, который живет в Израиле и который подтвердил версию событий, изложенную заявителем. Стенограмма этой беседы была также представлена в суд.

Защита организовала проведение экспертизы записей телефонных разговоров в квартире г-жи Маргвелашвили. Фонологическая экспертиза, представленная стороной защиты, подтвердила, что записи телефонных разговоров 7 и 8 августа 2000 г. не содержат голос заявителя. Заключение этой экспертизы было принято судом в качестве доказательства.

(с) Доказательства, рассмотренные судом

Судебный процесс начался 5 ноября 2002 г. В состав суда входили профессиональный судья Попович и два народных заседателя: г-н Айсин и г-жа Толстикова. Некоторые свидетели, включая г-жу Маргвелашвили и г-на Григолашвили, в суд не явились. По-видимому, к тому моменту они уехали в Грузию. Суд спросил стороны, не возражают ли они против рассмотрения дела в отсутствие этих свидетелей. Адвокат заявителя, А. Афанасьев, не возражал против продолжения процесса, но просил суд вызвать свидетелей с помощью международного сотрудничества в сфере судопроизводства. Прокурор поддержал предложение продолжить рассмотрение дела в отсутствие указанных свидетелей.

Между 5 и 13 ноября 2002 г. суд провел несколько заседаний по делу и заслушал показания нескольких свидетелей. 13 ноября 2002 г. г-н Айсин, один из двух народных заседателей, сообщил суду, что он не мог в дальнейшем принимать участие в рассмотрении дела по причине болезни. Он был заменен запасным народным заседателем, г-ном Карманом, и судебное разбирательство было продолжено. Стороны не возражали против нового народного заседателя.

25 декабря 2002 г. суд начал рассмотрение экспертного заключения, подготовленного г-ном Ковалем и г-ном Зубовым. Заявитель настаивал на том, что заключение указанных двух экспертов было ошибочным и что голос человека на аудиозаписи принадлежал не ему. Кроме того, заявитель утверждал, что перевод с грузинского языка был неправильным. Заявитель также ходатайствовал, чтобы суд истребовал у стороны обвинения [аудио]записи, сделанные между 17 часами 7 августа 2000 г. и 13 часами 40 минутами 8 августа 2000 г. Заявитель подчеркнул, что в этот промежуток времени у него был телефонный разговор с г-жой Маргвелашвили. По словам заявителя, раскрытие содержания этого разговора могло доказать его невиновность.

В судебном заседании 5 февраля 2003 г. суд рассмотрел доказательства, связанные с предъявленным г-ну Петрову обвинением относительно боеприпасов, найденных в его квартире во время обыска. Заявитель не присутствовал в этом судебном заседании. На последующих судебных заседаниях суд вернулся к рассмотрению аудиозаписей и вопросов, связанных с идентификацией зафиксированного на них голоса. Заявитель присутствовал на этих заседаниях. В судебном заседании 17 февраля 2003 г. суд уведомил заявителя и его адвокатов, что следующее заседание состоится 21 февраля 2003 г.

В судебных заседаниях 21 и 26 февраля 2003 г. суд рассмотрел доказательства, связанные с обвинением, предъявленным г-ну Деменко (незаконное владение драгоценным металлом). Заявитель не присутствовал на этих заседаниях. Однако он присутствовал на заседании 25 февраля 2003 г., когда суд вернулся к вопросу идентификации голоса.

В судебных заседаниях 28 февраля и 11 марта 2003 г. суд рассмотрел доказательства, связанные с обвинением, предъявленным г-ну Сидлеру (сокрытие преступления). 11 марта 2003 г. суд вернулся к рассмотрению доказательств, связанных с обвинением, предъявленным г-ну Петрову (незаконное владение боеприпасами). 12 марта 2003 г. суд вернулся к рассмотрению обвинений против г-на Сидлера и г-на Деменко. Заявитель не присутствовал ни на одном из указанных судебных заседаний.

Во время судебного заседания 19 марта 2003 г. прокурор ходатайствовал о разрешении огласить письменные показания г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-на Кервалишвили и г-жи Джимшишвили, данные следователю на стадии предварительного следствия. Сторона защиты возражала, ссылаясь, inter alia* (*Inter alia (лат.) - в числе прочего, в частности (прим. переводчика).), на подпункт "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Сторона защиты утверждала, что заявитель был лишен права на перекрестный допрос свидетелей, дающих показания против него. Защита подчеркивала, что они просили следователя провести очную ставку с указанными свидетелями, но следователь им в этом отказал. В данных обстоятельствах письменные показания этих свидетелей должны быть признаны недопустимыми. Несмотря на это возражение, суд постановил приобщить письменные показания к материалам дела и исследовать их в ходе процесса. Показания кратко изложены ниже.

(i) Показания г-жи Маргвелашвили

Г-жа Маргвелашвили показала, что вечером 7 августа 2000 г. группа людей, представившихся сотрудниками милиции, ворвалась в ее дом и силой увела г-на Двали и г-на Какушадзе. Ее оставили у себя дома под присмотром двоих из ворвавшихся людей. Спустя некоторое время, утром следующего дня заявитель позвонил ей и угрожал смертью ей и ее сыну, если она не скажет, где отец заявителя. Заявитель позволил ей поговорить по телефону с г-ном Двали и г-ном Григолашвили, которых держали в его офисе. Г-н Двали и г-н Григолашвили сказали ей, что заявитель угрожал убить их, если его отец не будет найден целым и невредимым.

8 августа 2000 г. г-жа Маргвелашвили связалась со своей подругой г-жой Авалиани и сообщила ей о событиях, произошедших 7 августа 2000 г. Она попросила ее найти г-на Кервалишвили, который организовал похищение отца заявителя, и описать ему ситуацию.

Вечером 8 августа 2000 г. заявитель отпустил г-на Григолашвили. Затем заявитель позвонил г-же Маргвелашвили и извинился за оскорбительный тон, который он использовал прошлой ночью. Он также сообщил ей, что г-н Двали и г-н Какушадзе отпущены. Однако они так и не вернулись домой.

(ii) Показания г-на Григолашвили

По словам г-на Григолашвили, он был похищен утром 8 августа 2000 г. людьми, утверждавшими, что они сотрудники милиции. Его доставили в здание, которое он позже опознал как офис заявителя. Здесь его допрашивали несколько человек, в том числе, предположительно, и заявитель (г-н Григолашвили не был полностью уверен в личности этого человека, поскольку никогда не встречал заявителя лично, а узнал его только по фотографии). Они его били и угрожали убить, если он не укажет местонахождение отца заявителя. Один из этих людей заставил его позвонить г-же Маргвелашвили и сказать ей, что она должна связаться с предполагаемыми похитителями отца заявителя, чтобы спасти жизнь г-на Григолашвили и г-на Двали. Вечером 8 августа 2000 г., после того как отец заявителя оказался на свободе, г-на Григолашвили отпустили. Перед тем как он ушел, один из людей из офиса заявителя отдал ему документы, принадлежавшие г-ну Двали и г-ну Какушадзе.

(iii) Показания г-на Кервалишвили

Г-н Кервалишвили показал, что 7 августа 2000 г. его сотрудники, один из которых был одет в милицейскую форму, похитили отца заявителя с целью получения выкупа. Отца заявителя держали на квартире, которая была снята для этой цели. На следующий день с г-ном Кервалишвили связалась г-жа Авалиани, которая сообщила ему о похищении г-на Какушадзе, г-на Двали и г-на Григолашвили, а также об угрозах в адрес г-жи Маргвелишвили и ее сына. После этого г-н Кервалишвили позвонил заявителю и сказал, что согласен отпустить его отца, если он отпустит его людей. Во время этого разговора г-н Беркадзе, который также участвовал в похищении отца заявителя и который в этот момент находился в офисе заявителя, заверил г-на Кервалишвили, что все заложники, захваченные заявителем, живы. Заявитель также угрожал убить заложников, если его отец не вернется невредимым.

(iv) Показания г-жи Джимшиашвили

Г-жа Джимшиашвили, жена г-на Григолашвили, сообщила, что рано утром 8 августа 2000 г. несколько "милиционеров" забрали ее мужа. Вечером он вернулся домой; он был сильно избит, и она оказала ему первую медицинскую помощь. Он не сказал ей, что с ним случилось; он просто объяснил, что был избит сотрудниками милиции.

(v) Свидетели, допрошенные в ходе судебного разбирательства

В ходе судебного разбирательства суд допросил относительно рассматриваемых событий несколько свидетелей, в частности, г-на Царцидзе, г-жу Авалиани и г-на Когана.

Г-н Царцидзе

Согласно показаниям г-на Царцидзе 8 августа 2000 г. г-жа Маргвелишвили позвонила ему и сообщила о похищении г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили, которые, по ее словам, были причастны к похищению отца заявителя, совершенного днем ранее.

11 августа 2000 г. г-н Царцидзе встретил г-на Григолашвили, который сообщил ему более подробно, что случилось с ним и с остальными. Г-н Григолашвили передал г-ну Царцидзе документы, принадлежавшие г-ну Двали и г-ну Какушадзе, пояснив, что он получил их в офисе заявителя 8 августа 2000 г. Эти документы позже были изъяты сотрудниками милиции.

19 сентября 2000 г. г-н Царцидзе снова встретился с г-ном Григолашвили и посоветовал ему подать в милицию заявление относительно событий 7 и 8 августа 2000 г. Г-н Григолашвили отказался предположительно из-за страха перед заявителем и его семьей. Зная, что г-н Григолашвили может отказаться рассказать милиции правду о своем похищении, г-н Царцидзе записал их разговор на две аудиокассеты, используя диктофон. В декабре 2000 г. г-н Царцидзе передал эти кассеты сотрудникам милиции.

Г-жа Авалиани

Г-жа Авалиани показала, что 8 августа 2000 г. ее подруга, г-жа Маргвелашвили, позвонила ей, объяснила ситуацию и попросила разыскать г-на Кервалишвили. Г-жа Авалиани встретилась с г-ном Кервалишвили и передала ему соответствующую информацию. В ходе разговора г-н Кервалишвили заявил, что он руководил похищением отца заявителя. После этого он позвонил заявителю, и они договорились обменять отца заявителя на заложников, захваченных заявителем, а именно на г-на Двали, г-на Какушадзе, г-на Григолашвили, г-жу Маргвелашвили и ее сына.

Г-н Коган

Г-н Коган, водитель отца заявителя, который присутствовал при его похищении людьми г-на Кервалишвили и г-на Беркадзе, также был допрошен сотрудниками милиции. Он показал, что отец заявителя был похищен из его машины утром 7 августа 2000 г. Вечером водитель был приглашен в офис заявителя, где ему были предъявлены трое мужчин, и его спросили, не узнает ли он среди них кого-либо из тех людей, которые похитили отца заявителя. Он ответил, что не узнает.

Иные свидетели

Родственники г-на Какушадзе - одной из жертв - показали, что они слышали от других родственников, что г-н Двали и г-н Какушадзе были похищены по приказу заявителя.

Суд выслушал показания нескольких сотрудников милиции, которые посещали офис заявителя 7 и 8 августа 2000 г. Суду сообщили, что в течение ночи 7 августа 2000 г. заявитель разговаривал по телефону с заместителем начальника следственного отдела Выборгского района г. Санкт-Петербурга. Утром следующего дня этот сотрудник милиции в сопровождении коллеги прибыл в офис заявителя. Однако сотрудники милиции отрицали, что они участвовали в похищении г-на Двали, г-на Какушадзе и других лиц.

Суд допросил шестерых сотрудников, работавших на заявителя, которые, по мнению стороны обвинения, помогали заявителю в похищении и убийстве и нашли людей, похитивших г-на Двали, г-на Какушидзе и г-на Григолашвили. Сотрудники заявителя показали, что 7 августа 2000 г. сотрудники милиции предоставили им некоторую информацию о продвижении официального расследования. Сотрудники заявителя также заявили, что в течение 7 и 8 августа 2000 г. они поддерживали постоянную связь с сотрудниками милиции, занимавшимися расследованием. Однако все они отрицали, что участвовали в похищении, избиении и убийстве жертв. Они заявили, что никогда никого не инструктировали относительно похищения г-на Какушидзе, г-на Двали и г-на Григолашвили или относительно захвата г-жи Маргвелашвили и ее сына и не получали подобных инструкций от заявителя. Они также отрицали, что видели жертв в офисе заявителя.

Суд допросил еще несколько косвенных свидетелей. Но их показания не были использованы против заявителя.

(vi) Аудиозапись разговора между г-ном Царцидзе и г-ном Григолашвили

Суд заслушал аудиозапись разговора между г-ном Григолашвили и г-ном Царцидзе, сделанную последним. Суд назначил проведение экспертизы с целью идентификации голосов на аудиозаписях, но позже отменил решение о проведении экспертизы.

(vii) Аудиозапись телефонных разговоров 7 и 8 августа 2000 г.

Законность наблюдения посредством прослушивания телефонных переговоров

Суд допросил ряд сотрудников милиции, участвовавших в прослушивании телефонных переговоров в квартире г-жи Маргвелашвили. Указанные лица заявили, что органы внутренних дел обратили внимание на г-на Кервалишвили и его окружение, включая г-жу Маргвелашвили, начиная с марта 2000 г. Квартира г-жи Маргвелашвили была под наблюдением с июля 2000 г., и когда был похищен отец заявителя, сотрудники милиции знали, что друзья или родственники г-жи Маргвелашвили могли каким-то образом принимать в этом участие. Свидетели объяснили, что все телефонные разговоры в этот период записывались. Однако записи, охватывающие период с 17 часов 30 минут 7 августа 2000 г. по 13 часов 40 минут 8 августа 2000 г. были утеряны по "техническим причинам".

Адвокаты стороны защиты просили суд раскрыть материалы, содержащие санкцию на телефонное прослушивание квартиры г-жи Маргвелашвили, в частности, решение суда, санкционирующее это прослушивание. Судья Попович после краткого ознакомления с материалами, предоставленными государственным обвинителем, отклонил ходатайство "по причине секретности". Он пояснил, что удовлетворен объяснениями, данными обвинением относительно законности прослушивания телефонных разговоров. По-видимому, народные заседатели не видели материалы, представленные государственным обвинителем председательствовавшему судье.

Идентификация голосов на аудиозаписях

Суд исследовал две из 13 аудиокассет, записанных сотрудниками милиции в квартирах г-жи Маргвелашвили и г-на Григолашвили. Сторона защиты ходатайствовала о предоставлении ей доступа ко всем 13 аудиокассетам с тем, чтобы иметь возможность сравнить их со стенограммами записей, предоставленными в суд стороной обвинения, но суд отклонил это ходатайство.

Затем суд исследовал заключения экспертиз об идентификации голосов на аудиокассетах. 29 января 2003 г. суд допросил экспертов, подготовивших эти заключения: г-на Коваля и г-на Зубова. Они показали, что по запросу следователя проанализировали четыре аудиокассеты. Они не установили никаких следов редактирования этих записей. По их мнению, на пяти записях голос говорившего принадлежал заявителю.

Председательствовавший судья спросил г-на Коваля, работал ли он ранее с грузинским языком. Г-н Коваль ответил, что для целей фонологического анализа знание определенного языка не является обязательным. Он также подтвердил, что, хотя записанный разговор был на грузинском языке, у него и его коллеги были только образцы голоса заявителя, когда он говорил по-русски. Однако по его мнению, это особо дело не меняло.

5 января 2003 г. заявитель ходатайствовал перед судом о назначении дополнительной экспертизы голосов, записанных на аудиопленки. Сторона защиты утверждала, что голос на пленке принадлежал не заявителю, а другому лицу, предположительно г-ну Беркадзе. Чтобы опровергнуть выводы экспертизы, на которые ссылалась сторона обвинения, адвокат просил суд вызвать двух экспертов-фонологов: г-жу Россинскую и г-жу Гальяшину. Они были вызваны в суд и дали показания о том, что методы фонологического анализа, использованные г-ном Ковалем и г-ном Зубовым, были спорными, а выводы экспертов - ненадежными. В своих исследованиях г-н Коваль и г-н Зубов не использовали утвержденные государством методы распознавания голоса, а применили свой собственный метод, который не заслуживал доверия. Суд приобщил письменные заключения г-жи Россинской и г-жи Гальяшиной к материалам дела.

12 февраля 2002 г. в связи с противоречивостью заключений, данных г-ном Ковалем, г-ном Зубовым и г-жой Кикалишвили, суд принял решение о проведении новой экспертизы аудиозаписей. Адвокаты защиты просили суд включить в число экспертов г-жу Гальяшину, однако суд отклонил это ходатайство на том основании, что она уже высказала свое мнение по данному вопросу. Суд назначил четырех экспертов, включая г-на Коваля - того же эксперта, который подготовил первое заключение - предложенного стороной обвинения, и г-на Сердюкова, предложенного стороной защиты. Два эксперта были назначены по инициативе суда: г-н Якушев и г-жа Кикалишвили (последняя также принимала участие в первой экспертизе).

Сторона защиты возражала против назначения г-на Коваля и г-на Якушева. Сторона защиты выражала сомнение в беспристрастности этих экспертов, поскольку жена г-на Коваля ранее работала у заявителя и была им уволена, а г-н Якушев служил в российской службе безопасности* (*Так в тексте (прим. переводчика).). 15 апреля 2003 г. суд заслушал показания экспертов: г-на Коваля, г-на Сердюкова и г-жи Кикалишвили. Суд также заслушал свидетелей, а именно г-на Базунова и г-на Коробецкого. Г-н Базунов подтвердил, что он знал г-на Коваля и его жену с 1999 года. Жена г-на Коваля работала в службе регистрации в казино. В сентябре 1999 г. ее уволили по прямому приказу заявителя. Впоследствии г-н Базунов позвонил г-ну Ковалю и объяснил, что это было не его решение, а решение заявителя. Г-н Коробецкий подтвердил показания г-на Базунова о жене г-на Коваля и о ее увольнении из казино.

Суд отказал в отводе г-на Коваля и г-на Якушева. По результатам нового экспертного исследования г-н Коваль и г-н Якушев установили, что голос на аудиозаписи принадлежит заявителю. Два других эксперта пришли к противоположному выводу.

21 июня 2003 г. суд рассмотрел доказательства, связанные с обвинением, предъявленным г-ну Деменко (незаконное владение осмием-187), и допросил г-на Петрова, г-на Кузьменко и г-на Полунина относительно их связей с другими обвиняемыми по делу и их причастности к событиям 7 и 8 августа 2000 г. Суд также рассмотрел вопрос о состоянии психического здоровья г-на Могутова (одного из обвиняемых по делу).

Заявитель не присутствовал на судебном заседании 21 июня 2003 г. Он уведомил суд, что в этот день не мог принять участия в заседании "по религиозным причинам". Проконсультировавшись со сторонами, суд принял решение продолжать рассмотрение дела в отсутствие заявителя. Г-н Афанасьев, один из адвокатов заявителя, участвовал в судебном заседании 21 июня 2003 г., но не возражал против продолжения рассмотрения дела в отсутствие заявителя.

24 июня 2003 г. по ходатайству стороны обвинения суд постановил провести третью экспертизу аудиокассет с целью устранения расхождения в выводах экспертов. Проведение экспертизы было поручено г-ну Ковалю, г-ну Якушеву и г-ну Сердюкову, которые участвовали в предыдущей экспертизе, и двум новым экспертам: г-ну Курдиани - эксперту, владеющему грузинским языком и предложенному стороной защиты, и неизвестному эксперту, предложенному стороной обвинения, чье имя указывалось только как "А.П. Иванова". Сторона защиты просила суд раскрыть данные о личности "А.П. Ивановой" или исключить ее из числа экспертов, поскольку в подобных обстоятельствах невозможно было проверить ее профессиональные данные.

Заявитель не присутствовал на судебном заседании 24 июня 2003 г. Согласно рапорту сотрудника конвойной службы, представленному председательствующему судье, заявитель отказался присоединиться к группе заключенных, которых конвоировали в суд из следственного изолятора в 10 часов утра, поскольку от адвокатов он узнал, что заседание по делу не начнется до 16 часов. Однако доставка заключенных из следственного изолятора в суд организовывалась только раз в день, и отсутствовала возможность доставлять заявителя в суд в индивидуальном порядке. На этом основании суд принял решение продолжать рассмотрение дела в отсутствие заявителя. Председательствующий судья также предупредил адвоката заявителя, что его доверитель должен прибывать в суд вместе с другими заключенными в 10 часов, независимо от времени начала судебного заседания.

Следующее судебное заседание было проведено 25 июня 2003 г. Суд и стороны допросили несколько свидетелей, а именно г-на Курдиани, г-на Якушева и "г-жу Иванову". Последняя была допрошена с применением видеоконференцсвязи. Заявитель присутствовал на судебном заседании и имел возможность задать свидетелям вопросы. В конце заседания суд объявил, что следующее заседание состоится 27 июня 2003 г., в 16 часов. Заявитель пожаловался, что такое расписание было для него очень неудобным, поскольку ему пришлось бы несколько часов ждать в здании суда начала заседания. Председательствующий судья ответил, что зал судебных заседаний был свободен только с 16 часов. По мнению судьи, если администрация следственного изолятора в порядке исключения имела средства организовать индивидуальную доставку заявителя в суд к моменту начала судебного заседания в 16 часов, это следовало сделать. Если нет, то заявитель должен подчиняться общему графику перевозок. Заявитель ответил, что посмотрит, появится ли он на следующем заседании или нет.

27 июня 2003 г. суд решил прекратить проведение фонологической экспертизы аудиозаписей. Заявитель не присутствовал на судебном заседании. Суд указал, что, поскольку г-н Курдиани является гражданином Грузии, он не может быть привлечен к ответственности за дачу ложных показаний и поэтому не может действовать в качестве эксперта в судебном процессе. Суд также отметил, что адвокаты стороны защиты не могли уточнить данные о личности "А.П. Ивановой" и о ее профессиональной компетенции.

2 июля 2003 г. суд объявил об окончании исследования доказательств и спросил стороны, сколько им необходимо времени для подготовки к прениям. Сторона защиты запросила один день, сторона обвинения - 12 дней. Суд решил начать прения сторон утром 15 июля 2003 г.

15 июля 2003 г., в 10 часов, прокурор предоставил заключение дополнительной фонологической экспертизы аудиозаписей, подготовленное все тем же анонимным экспертом "А.П. Ивановой". Несмотря за# возражения стороны защиты, суд признал это заключение доказательством и приобщил его к материалам дела. Однако суд отказался возобновлять стадию исследования доказательств. Заключение "А.П. Ивановой" было приобщено к делу без рассмотрения этого документа сторонами. Суд отклонил ходатайство адвокатов заявителя раскрыть содержание экспертного заключения.

В 11 часов 05 минут суд прекратил исследование доказательств и перешел к прениям сторон.

5. Судебные решения по делу заявителя

(а) Приговор от 1 августа 2003 г.

1 августа 2003 г. Ленинградский окружной военный суд признал заявителя виновным в незаконном проникновении в жилище, похищении и незаконном лишении свободы г-на Григолашвили, г-на Двали и г-на Какушадзе и приговорил его к 12 годам лишения свободы. По остальным пунктам обвинения, включая обвинение в убийстве, заявитель был оправдан. Суд полностью оправдал других подсудимых, включая г-на Казимирчука и г-на Сидлера. Г-н Петров был признан виновным в незаконном владении огнестрельным оружием.

Приговор был основан большей частью на показаниях, данных г-жой Маргвелашвили, г-ном Григолашвили, г-ном Царцидзе, г-жой Авалиани, г-ном Кервалишвили и г-жой Джимшишвили сотрудникам милиции во время предварительного следствия и оглашенных в судебном заседании (см. выше). Что касается письменных показаний г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили и г-на Кервалишвили, представленных защитой, суд признал эти доказательства недопустимыми, поскольку они были получены с нарушением требований законодательства Российской Федерации. Суд отметил, что эти лица уже были допрошены сотрудниками милиции в качестве свидетелей. Поэтому, по мнению суда, их последующий допрос адвокатами стороны защиты не мог рассматриваться как "законный способ получения доказательств" по смыслу законодательства Российской Федерации. Соответственно, суд признал эти доказательства недопустимыми. Кроме того, суд отметил, что показания брата заявителя были получены адвокатами заявителя в соответствии с требованиями закона. Однако суд отметил, что достоверность этих показаний не могла быть подтверждена в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, а именно в устном судебном процессе. На этом основании суд признал это доказательство недопустимым.

В приговоре суд также ссылался на телефонные переговоры, записанные в квартире г-жи Маргвелашвили 7 и 8 августа 2000 г., а также на разговор между г-ном Григолашвили и г-ном Царцидзе, записанный последним в сентябре 2000 г. Суд принял заключение экспертов стороны обвинения (г-на Коваля, г-на Зубова и г-на Якушева), которые идентифицировали голос на аудиозаписи как принадлежащий заявителю, и отклонил заключения других экспертов. В приговоре не было ссылок на выводы анонимного эксперта "А.П. Ивановой".

(b) Доводы кассационной жалобы

11 августа 2003 г. адвокаты заявителя подали кассационную жалобу на приговор от 1 августа 2003 года. 18 сентября и 21 октября 2003 г. они представили письменные дополнения к кассационной жалобе. Доводы кассационной жалобы можно кратко изложить следующим образом.

(i) Показания свидетелей

Адвокаты стороны защиты указали, что суд неверно истолковал или даже исказил показания многих свидетелей, так же как и содержание телефонных разговоров, записанных сотрудниками милиции. Ничто в показаниях г-на Григолашвили и г-жи Маргвелашвили не указывало на то, что заявитель организовал похищение г-на Двали, г-на Какушадзе и г-на Григолашвили. Напротив, г-жа Маргвелашвили и г-жа Авалиани много раз в своих показаниях ссылались на "ментов" и "участок", что свидетельствует о том, что в деле участвовала милиция. И г-жа Маргвелашвили, и г-жа Авалиани свидетельствовали, что "менты" прибыли в квартиру г-жи Маргвелашвили в сопровождении г-на Беркадзе, и что это именно г-н Беркадзе звонил и угрожал г-же Мергвелашвили смертью. Защита также указывала на некоторые логические расхождения в показаниях различных свидетелей и ставила под вопрос их достоверность.

Сторона защиты обжаловала то обстоятельство, что в суд не были вызваны г-н Кервалишвили, г-н Григолашвили, г-жа Джимшишвили и г-жа Маргвелашвили. В то же время суд признал недопустимыми письменные показания этих свидетелей, полученные защитой, в которых указанные свидетели отказывались от своих предыдущих показаний, данных органам следствия. Сторона защиты также указала, что суд отказался получить от прокуратуры результаты допроса г-на Григолашвили, проведенного грузинскими властями по запросу органов прокуратуры Российской Федерации.

(ii) Прослушивание телефонных переговоров

Относительно доказательств, полученных в результате прослушивания телефонных переговоров, сторона защиты обжаловала то обстоятельство, что она не имела возможности оспорить приемлемость этих доказательств, поскольку суд отказал стороне защиты в доступе к материалам, санкционировавшим указанное прослушивание. Кроме того, сторона защиты указала, что обвинение представило только выборочную стенограмму соответствующих телефонных переговоров. Во-первых, защита имела доступ только к двум из 13 аудиокассет, записанных сотрудниками милиции, хотя обвинение представило стенограмму всех 13 кассет. Во-вторых, более 12 часов записи (с 17 часов 7 августа 2000 г. до 13 часов 40 минут 8 августа 2000 г.) были утеряны, хотя сотрудники милиции записывали все разговоры, состоявшиеся в этот промежуток времени. В своем приговоре суд не упомянул показания сотрудников милиции, принимавших участие в операции прослушивания, которые имели решающее значение для дела.

Сторона защиты также обжаловала выводы суда относительно личности мужчины, угрожавшего г-же Маргвелашвили и ее сыну смертью в телефонном разговоре 8 августа 2000 г. Суд заключил, что голос на аудиозаписи принадлежит заявителю. Этот вывод базировался на заключениях российских экспертов: г-на Коваля, г-на Зубова и г-на Якушева. Сторона защиты отмечала, что эти эксперты не говорили по-грузински, и они имели в своем распоряжении только образцы голоса заявителя, когда он говорил по-русски; более того, беспристрастность этих экспертов была поставлена под сомнение по причинам, которые сторона защиты изложила в суде. Кроме того, сторона защиты оспаривала то обстоятельство, что суд игнорировал мнение экспертов, предложенных стороной защиты, отказался поручить проведение экспертизы аудиозаписей г-же Гальяшиной и отстранил г-на Курдиани. Как полагала сторона защиты, на мнение суда относительно противоречий в выводах экспертов в значительной степени повлияло заключение анонимного эксперта "А.П. Ивановой", к которому сторона защиты не имела доступа во время процесса.

Что касается аудиозаписей, сделанных г-ном Царцидзе в сентябре 2000 г., адвокаты стороны защиты указали, что суд не установил, действительно ли голос на этих аудиозаписях принадлежит г-ну Григолашвили. Никаких экспертиз в этом отношении не проводилось. Более того, г-н Царцидзе не смог объяснить, почему он передал органам следствия только копии аудиокассет, а не оригиналы записей. При таких обстоятельствах суд не должен был принимать во внимание содержание этих записей.

(iii) Нарушения материального и процессуального законодательства Российской Федерации

Сторона защиты также обжаловала ряд нарушений российского процессуального законодательства, допущенных судом и органами следствия. В частности, сторона защиты указывала на существенное изменение судом фактических обстоятельств сути предъявленного заявителю обвинения по сравнению с тем, которое было сформулировано прокурором в обвинительном заключении. По мнению стороны защиты, эти нарушения лишили законной силы большинство доказательств, на которые ссылался суд. Сторона защиты также оспаривала правовую квалификацию действий, инкриминируемых заявителю.

Сторона защиты утверждала, что в нарушение российского процессуального законодательства 13 ноября 2002 г. состав суда был изменен, а рассмотрение дела при этом не было начато сначала. В результате один из судей не заслушал показания, данные некоторыми свидетелями. Отсутствие заявителя на ряде судебных заседаний являлось нарушением его права на самозащиту.

Сторона защиты упомянула, что в ходе предварительного следствия с одним из сотрудников заявителя связался сын заместителя прокурора г. Санкт-Петербурга. Последний предлагал оказать - с помощью учреждения, где работал его отец - содействие в прекращении уголовного дела против заявителя. За эту услугу он потребовал 500 000 долларов США. В тот же день сотрудник заявителя передал ему 50 000 долларов США. Однако, как только заявитель узнал об этих переговорах, он немедленно приказал своим юристам аннулировать "сделку" и сообщить в милицию о попытке вымогательства. Сотрудники милиции начали расследование по этому факту и установили, что сотрудник заявителя действительно встречался с сыном прокурора и один раз передал ему определенную сумму. Однако 5 февраля 2002 г. дело было закрыто в связи с отсутствием доказательств вины заместителя прокурора города и его сына.

(с) Доводы жалоб, поданных г-ном Григолашвили и г-жой Маргвелашвили

Помимо кассационной жалобы, поданной адвокатами заявителя, г-н Григолашвили как потерпевший подал отдельную кассационную жалобу на приговор. Г-н Григолашвили утверждал, что он никогда не видел заявителя и не разговаривал с ним. По словам г-на Григолашвили, он провел некоторое время в офисе заявителя 8 августа 2000 г., но он не видел там ни г-на Двали, ни г-на Какушадзе. Человек, который бил его в офисе заявителя, был не М.М. Мирилашвили. Г-н Григолашвили утверждал, что история, которую он рассказал г-ну Царцидзе и которая записана на аудиокассете, была ложью, и что он изложил ее под серьезным давлением со стороны г-на Царцидзе, двоюродного брата умершего г-на Какушадзе, и его родственников. Он был проинструктирован г-ном Царцидзе и следователями относительно того, что следует говорить.

Г-жа Маргвелашвили как потерпевшая подала аналогичную жалобу. Она указала, что ее первоначальные заявления, на которые суд ссылался в качестве доказательств против заявителя, были даны под давлением. Она объяснила, что г-н Двали и г-н Какушадзе были задержаны в ее квартире сотрудниками милиции, которых привел г-н Беркадзе. Позже, ночью, сотрудник милиции в форме пришел к ней на квартиру и забрал документы, принадлежащие г-ну Двали и г-ну Какушадзе. Утром 8 августа 2000 г. она разговаривала по телефону с г-ном Беркадзе, а не с заявителем. Никто никогда не упоминал имя заявителя в связи с похищением г-на Двали и г-на Какушадзе. Она дала показания против заявителя, потому что следователь убедил ее, что заявитель приказал убить г-а Двали и г-на Какушадзе, но сейчас она поняла, что заявитель невиновен.

(d) Кассационное определение от 5 ноября 2003 г.

5 ноября 2003 г. Верховный Суд Российской Федерации оставил в основной части приговор в отношении заявителя, исключив из обвинения несколько эпизодов по формальным основаниям (в частности, эпизод с похищением г-на Григолашвили и незаконным проникновением в квартиру г-жи Маргвелашвили). В итоге суд кассационной инстанции смягчил наказание до восьми лет лишения свободы.

Г-жа Маргвелашвили явилась в суд кассационной инстанции. Она повторила аргументы, изложенные в ее кассационной жалобе. Однако суд кассационной инстанции поддержал выводы суда первой инстанции, вновь сославшись на письменные показания г-на Григолашвили, г-жи Маргвелашвили и г-на Кервалишвили, данные ими на стадии предварительного следствия, на запись телефонного разговора 8 августа 2000 г. между г-жой Маргвелашвили и заявителем, на запись разговора между г-ном Царцидзе и г-ном Григолашвили, на письменные и устные показания г-на Царидзе и г-жи Авалиани и на некоторые косвенные доказательства, предоставленные стороной обвинения. Что касается письменных показаний, предоставленных стороной защиты, которые были признаны недопустимыми судом первой инстанции, суд кассационной инстанции отметил, что "суд первой инстанции дал надлежащую правовую оценку", и признал их недопустимыми. Кроме того, суд кассационной инстанции не удовлетворил жалобу, касающуюся отклонения судом первой инстанции кандидатуры эксперта Гальяшиной и отстранения г-на Курдиани. Далее суд кассационной инстанции отметил, что суд первой инстанции не ссылался на заключение, подготовленное анонимным экспертом "А.П. Ивановой" и не нарушил никаких процессуальных норм, приобщив ее заключение [к делу]. Суд кассационной инстанции также отметил, что заключение было приобщено к материалам дела для завершения судебного разбирательства.

Жалобы относительно предполагаемой пристрастности прокурора и некоторых свидетелей были признаны необоснованными. Что касается изменения состава суда 13 ноября 2002 г., суд кассационной инстанции отметил, что г-н Карман принимал участие в судебном процессе с самого начала в качестве народного заседателя и что, в любом случае, стороны не возражали против замены. Относительно отсутствия заявителя на нескольких судебных заседаниях, суд кассационной инстанции отметил, что заявитель либо сам отказывался от этого права, либо его присутствие не было необходимым, поскольку суд рассматривал в те дни обвинения против других подсудимых.

6. Медицинская помощь в следственном изоляторе

(а) Состояние здоровья заявителя во время его пребывания в следственном изоляторе

С 23 января 2001 г. заявитель был помещен под стражу в рамках избранной меры пресечения. 30 марта 2001 г. он был обследован терапевтом в следственном изоляторе. Врач установил, что заявитель страдал от повышенного артериального давления, пароксизмальной тахикардии, коронарной болезни сердца и стенокардии.

2 апреля 2001 г. заявитель был обследован неврологом и хирургом общей практики. Хирург установил хронический геморрой без осложнений.

29 мая 2001 г. заявитель прошел плановое медицинское обследование. На этот раз врачи установили, что заявитель страдал от гипертонии второй степени, комплексной аритмии, приступов пароксизмальной тахикардии, отягченной обморочными состояниями. Ему были прописаны престариум* (*Здесь и далее названия лекарств даются в соответствии с классификацией лекарств, принятой в Российской Федерации (прим. Европейского Суда).), аспирин и анаприлин (пропранолол).

20 июля 2001 г. заявителю был сделан рентген позвоночника. Врачи установили, что заявитель страдал остеохондрозом, сколиозом и спондилезом.

3 августа 2001 г. заявителю была сделана электрокардиография. Врачи подтвердили прежние диагнозы. Заявителю были прописаны метопролол, аспаркам и медицинские свечи проктоседил.

(b) Помещение в больницу N 12

15 ноября 2001 г. заявителя осмотрел нейрохирург из больницы N 12 Ленинградской области* (*Так в тексте. По-видимому, речь может идти о лечебно-исправительном учреждении (ЛИУ) УС 20/12  г. Санкт-Петербурга (прим. переводчика).) (больница, являющаяся медицинским учреждением уголовно-исполнительной системы), который порекомендовал госпитализировать заявителя в указанную больницу. Заявитель был помещен в индивидуальную палату в больницу N 12.

22 января 2002 г. заявитель перенес сердечный приступ. В течение нескольких последующих месяцев он перенес несколько инсультов с дисфункцией мозга и очаговыми поражениями полушарий головного мозга, левосторонний и центральный гемипарезы, гемигипестезию, гемиамблиопию, гемиатаксию в результате гипертонической болезни, церебральный атеросклероз, цервикальный остеохондроз и спондилоартроз, аномалию сосудов в вертебральной чаше, первичную гипертонию третьей степени, стенокардию и ишемическую болезнь сердца.

15 марта 2002 г. государственная медицинская комиссия установила у заявителя "вторую группу" инвалидности в связи с имевшимися у заявителя сердечно-сосудистыми заболеваниями. Это заключение было подтверждено вторым медицинским обследованием заявителя 29 марта 2002 г. Комиссия медицинских специалистов пришла к выводу, что заявитель не мог работать и что его способности обслуживать себя были несколько ограничены: он мог передвигаться, но медленно, не мог выполнять сложные задания, требующие физической силы, без посторонней помощи и периодически терял сознание.

24 августа 2002 г. заявитель перенес еще один сердечный приступ и был переведен в отделение интенсивной терапии. Два дня спустя его адвокат обратился к властям с просьбой предоставить информацию о состоянии здоровья его клиента. В тот же день заявителя обследовал профессор Скоромец, главный невролог г. Санкт-Петербурга. Профессор Скоромец подтвердил прежние диагнозы и рекомендовал, чтобы лечение было продолжено вазоактивными противогипертоническими, нейро-протективными и нейрорегулирующими лекарствами и витаминами. Для того, чтобы контролировать течение болезней заявителя, профессор Скоромец предложил провести томографию и анализ Допплера. По его мнению, заявителю требовалось интенсивное стационарное лечение в больнице, специализирующейся на нервно-сосудистых заболеваниях.

26 августа 2002 г. адвокат заявителя направил администрации больницы N 12 письмо, в котором он задал несколько вопросов о состоянии здоровья заявителя и о медицинской помощи, которую заявитель получал в больнице. В письме от 27 августа 2002 г. администрация больницы проинформировала адвоката заявителя о результатах медицинского обследования. В письме утверждалось, что больница N 12, где содержался заявитель, не располагала медицинским оборудованием, позволявшим провести полное обследование и лечение пациента, страдающего нервно-сосудистыми заболеваниями. В этом письме также указывалось, что "в случае неадекватного обследования и лечения [заявителя] его болезнь может прогрессировать, результатом чего могут стать новые сердечные приступы, увеличение повреждений мозга, начало регулярных рецидивов неврологических заболеваний и усугубление сердечно-сосудистых заболеваний", что могло привести к смерти.

С 4 ноября 2002 г. по 3 декабря 2003 г. заявитель находился в медицинской части места содержания под стражей. 19 ноября 2002 г. начальник медицинской части направил адвокату заявителя письмо, информирующее о состоянии здоровья заявителя. Согласно этому письму состояние здоровья заявителя ухудшилось, по сравнению с декабрем 2001 г. В частности, врач медицинской части отметил негативную динамику в заболеваниях, связанных с мозговой деятельностью.

В начале декабря 2003 г. заявителя перевели в реанимационное отделение больницы N 12.

(с) Состояние здоровья заявителя во время пребывания заявителя в исправительном учреждении ЯР-154/25

В декабре 2003 г. заявитель был отправлен для отбывания наказания в исправительное учреждение ЯР-154/25, расположенное в г. Фролово Волгоградской области, в 2 500 км от г. Санкт-Петербурга и в 135 км от г. Волгограда. По прибытии заявитель прошел медицинское обследование в медицинской части исправительного учреждения.

По информации, представленной властями Российской Федерации, медицинская часть была оборудована "врачебными кабинетами, стационаром на десять мест, клинической лабораторией, позволяющей проводить анализы крови/мочи, стоматологическим кабинетом и рентген-лабораторией". Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что аптека медицинской части учреждения ЯР-154/25 укомплектована медикаментами "в соответствии с установленными нормами". В г. Фролово, в четырех километрах от исправительного учреждения, находились две "гражданские" больницы, куда осужденных можно было доставить в любой момент по требованию врача. Эти две больницы располагали "необходимым оборудованием для лечения основных заболеваний".

В 2004 году заявитель прошел несколько плановых медицинских обследований. В дополнение к предыдущим диагнозам врачи установили у заявителя язву желудка. В этот период заявитель также страдал от повторяющихся респираторных заболеваний. 10 февраля 2004 г. заявитель был обследован местной медицинской комиссией. Ему была определена "вторая группа" инвалидности.

По-видимому, в марте 2004 г. администрация исправительного учреждения выступила с предложением, чтобы заявитель прошел курс лечения в "специальном медицинском учреждении ЛИУ-15 в г. Волгограде" (лечебно-исправительное учреждение). Однако заявитель отказался от перевода в это учреждение, указав, что не усматривал разницы между возможностями медицинской части исправительного учреждения и больницы ЛИУ-15. Он утверждал, что его заболевания можно было лечить надлежащим образом только в больнице N 12 г. Санкт-Петербурга.

В неустановленный день* (*Так в тексте (прим. переводчика).) в 2004 г. заявитель был направлен во внешнее специализированное медицинское учреждение (нейрохирургический госпиталь колонии N 12) для дополнительного медицинского обследования.

В апреле 2004 г. адвокат заявителя связался с профессором Скоромцом в г. Санкт-Петербурге. В письме от 15 апреля 2004 г., основанном на материалах, представленных стороной защиты, профессор сделал заключение, что состояние здоровья заявителя опасно для жизни и требует специального ухода. В частности, он рекомендовал избегать физических нагрузок и эмоционального стресса, систематически принимать лекарства, проходить обследования у физиотерапевта и невролога и курортное лечение. Профессор Скоромец также указал, что заявитель должен пройти специальные обследования, такие как контроль артериального давления, электрокардиография и электроэнцефалограмма. Он отметил, что при чрезвычайных обстоятельствах пациент с такими заболеваниями должен транспортироваться очень осторожно в специально оборудованной машине ("реанимационном автомобиле").

Во время нахождения в исправительном учреждении ЯР-154/25 заявитель был госпитализирован в медицинскую часть для лечения сердечно-сосудистых, церебральных и респираторных заболеваний и болезней позвоночника. Он находился в медицинской части исправительного учреждения с 20 января по 27 февраля, с 3 по 18 марта, с 22 марта по 12 апреля, с 27 июля по 13 августа, с 16 по 28 августа, с 13 по 21 сентября, с 12 октября по 5 ноября, с 1 по 6 декабря 2004 г. Основными причинами помещения заявителя в медицинскую часть были респираторные заболевания и обострения болезней сердца и нервно-сосудистых заболеваний.

Согласно выдержкам из медицинской карты заявителя, в 2004 году лечили следующими препаратами: ноотропил, глиатинин, капотен, раствор дибазола, каптоприл, витамины В1, В6 и В12, лазикс, раствор сульфата магния, анаприлин (пропранолол), эуфилин (аминофилин), нитроглицирин, атенолол, кардикет, нитросорбит, корвалол, диклофенак, энап, финалгон, бромгексин, рифампицин и аэринит.

В 2005 году заявитель прошел ряд плановых медицинских обследований у терапевта и начальника медицинской части исправительного учреждения. В феврале 2005 г. местная медицинская комиссия подтвердила наличие у заявителя "второй группы" инвалидности. Подтвердилось, что заявитель не мог работать. Однако врачи определили состояние здоровья заявителя как "удовлетворительное, с положительной динамикой". Заявитель продолжал принимать различенные# медицинские препараты: клонидин, пирацетам, кавинтон, корвалол, энап, витамины группы В, циннаризин, атенолол, лазикс, дибазол и папаверин. Несколько раз заявителя помещали в медицинскую часть исправительного учреждения в связи с сердечными и нервно-сосудистыми заболеваниями, а также в связи с регулярными обострениями респираторных заболеваний. Заявитель находился в медицинской части с 2 по 22 февраля, с 13 по 28 апреля, с 29 апреля по 27 мая и со 2 июня по 1 июля 2005 г.

24 и 25 апреля 2006 г. заявитель прошел медицинское обследование комиссией медицинских специалистов, являвшихся сотрудниками уголовно-исполнительной системы. Согласно справке, выданной начальником исправительного учреждения 22 мая 2006 г., состояние здоровья заявителя на тот момент было описано комиссией медицинских специалистов как "тяжелое". Комиссия медицинских специалистов рекомендовала перевод заявителя в специальное медицинское учреждение ЛИУ-15 в г. Волгограде. 28 апреля 2006 г. заявитель был госпитализирован в указанное учреждение.

(d) Перевод заявителя в исправительное учреждение ЮК-25/8

3 мая 2006 г. заявителя перевели в исправительное учреждение в Оренбургскую область. Перед отъездом из г. Волгограда заявителя осмотрели несколько врачей-специалистов, включая невролога и кардиолога. Согласно справке заместителя начальника медицинской части от 19 мая 2005 г.* (*Так в тексте (прим. переводчика).) в целом состояние здоровья заявителя было "удовлетворительным, стабильным, с позитивной динамикой". Врачи пришли к выводу, что заявителя можно было перевозить в другую область.

Во время перевода из г. Волгограда в Оренбургскую область заявителя сопровождала команда медицинских специалистов в составе врача и фельдшера. В их распоряжении имелась специальная аппаратура, а именно "переносной дыхательный аппарат и переносная аппаратура для наблюдения, оборудование для внутривенных вливаний". Заявителя перевозили железнодорожным транспортом в отдельном купе. Власти Российской Федерации представили перечень медикаментов, которые были доступны заявителю во время перевозки.

6 мая 2006 г. заявитель прибыл в Оренбургскую область. 10 мая 2006 г. его поместили в исправительное учреждение ЮК-25/8. По прибытии в учреждение заявитель был осмотрен комиссией врачей в составе начальника медицинской части учреждения, терапевта и фельдшера. Комиссия пришла к выводу, что состояние здоровья заявителя было удовлетворительным. Они не установили ухудшения имевшихся у заявителя хронических заболеваний. В последующие недели заявитель проходил дважды в день медицинский осмотр с проверкой кровяного давления.

В настоящее время заявитель отбывает наказание в исправительном учреждении ЮК-25/8.

В. Соответствующее внутригосударственное законодательство

1. Жалобы осужденных

Согласно части четвертой статьи 12 Уголовно-исполнительного кодекса 1997 года осужденные имеют право обращаться с предложениями, заявлениями и жалобами к администрации исправительного учреждения, в вышестоящие органы управления исправительными учреждениями, в суды, органы прокуратуры, органы государственной власти и органы местного самоуправления, общественные организации и международные органы по защите прав человека.

Статья 15 закрепляет, что осужденные могут подавать предложения, заявления, жалобы устно или в письменной форме. Жалобы в органы, перечисленные в части четвертой статьи 12, направляются через администрацию исправительного учреждения. Жалобы в органы, осуществляющие управление исправительными учреждениями, не подвергаются цензуре и должны направляться администрацией учреждения адресату в течение дня с момента поступления.

2. Допустимость доказательств, полученных стороной защиты

В статье 86 Уголовно-процессуального кодекса 2001 года (Уголовно-процессуального кодекса [Российской Федерации])* (*Видимо, речь идет об Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, который был принят в 2001 году, но вступил в силу только с 1 июля 2002 г. По состоянию на 2001 год действовал Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1960 года (прим. переводчика).) указано следующее:

"1. Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства... следователем, прокурором и судом путем производства следственных... действий...

2. ... обвиняемый... и [его] представители вправе собирать и представлять письменные документы... для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств.

3. Защитник вправе собирать доказательства путем:

1) получения предметов, документов и иных сведений;

2) опроса лиц с их согласия;

3) истребования... документов от органов государственной власти... и [иных] организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы или их копии".

Статья 75 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации закрепляет, что доказательства, полученные в нарушение положений Кодекса, являются недопустимыми.

3. Пределы кассационного пересмотра дела в Российской Федерации

Согласно статье 360 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации Суд, рассматривающий уголовное дело в кассационном порядке, проверяет законность, обоснованность и справедливость решения нижестоящего суда. Кассационный суд пересматривает решение нижестоящего суда лишь в той его части, в которой оно обжаловано.

В статьях 379 и 380 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перечислены основания, по которым кассационный суд может отменить или изменить решение нижестоящего суда. В частности, приговор нижестоящего суда может быть отменен из-за несоответствия фактических обстоятельств дела, изложенных в приговоре, выводам суда. Это может означать, например, что выводы нижестоящего суда не подтверждены доказательствами, исследованными судом, что суд проигнорировал факты, которые могли повлиять на решение суда, что в случае наличия противоречивых доказательств нижестоящий суд не указал, почему он предпочел одни доказательства другим, или что выводы нижестоящего суда явно непоследовательны.

С. Соответствующие международные инструменты [правовой защиты]

Европейские тюремные правила, принятые Комитетом министров Совета Европы 12 февраля 1987 г. на 404-ом заседании, в части, имеющей отношение к настоящему делу, звучат следующим образом:

"26.

1. Каждое [пенитенциарное] учреждение должно иметь как минимум одного имеющего соответствующую квалификацию врача общей практики. Медицинские службы должны быть организованы в тесном сотрудничестве с местными или государственными учреждениями здравоохранения. ...

2. Больной осужденный, которому требуется специальная медицинская помощь, должен быть переведен в специальное учреждение или в гражданскую больницу. Если медицинские услуги предоставляются [пенитенциарным] учреждением, то имеющиеся в распоряжении [соответствующей медицинской службы] техника, оборудование и медицинские препараты должны соответствовать [требованиям, предъявляемым] к медицинскому уходу за осужденными и их лечению, а также учреждение должно иметь в своем распоряжении штат соответствующим образом квалифицированных специалистов".

В своем третьем общем докладе (CPT/Inf (93) 12) Европейский комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (далее - ЕКПП) указал следующее:

"а. Доступ к врачу

... 35. Медицинская часть тюрьмы* (*Европейский Суд использует термин "prison" - тюрьма для обозначения учреждения, в котором содержатся лица, лишенные свободы. Этот термин несколько не согласуется с реалиями российской уголовно-исполнительной системы, в которой тюрьма является лишь одним из видов исправительных учреждений, в которых уже отбывают наказание в виде лишения свободы. Для удобства прочтения в тексте Общего доклада ЕКПП оставлен термин "тюрьма". Однако следует понимать, что ЕКПП имеет в виду любое учреждение, в котором содержатся лица, лишенные свободы: и следственные изоляторы, и исправительные учреждения (прим. переводчика).) должна как минимум иметь возможность обеспечивать регулярные амбулаторные консультации и срочную медицинскую помощь (в дополнение она также может быть оборудована больничным помещением с кроватями). ... Кроме того, врачи медицинской части тюрьмы должны иметь возможность прибегать к услугам специалистов...

Амбулаторное лечение должно осуществляться, в необходимых случаях, под надзором медицинского персонала; во многих случаях недостаточно, чтобы осуществление реабилитационного лечения зависело от инициативы заключенного.

36. Непосредственный доступ к услугам полностью оборудованного медицинского учреждения должен быть обеспечен как в гражданских больницах, так и медицинских частях учреждений уголовно-исполнительной системы...

37. В любой момент, когда заключенные нуждаются в госпитализации или обследовании специалистом в больнице, они должны быть доставлены [туда] в такие сжатые сроки и таким способом, которые соответствуют состоянию их здоровья".

Существо жалобы

1. Заявитель обжаловал то обстоятельство, что он не получал надлежащей медицинской помощи во время нахождения в исправительном учреждении, где он отбывал наказание.

2. На основании статьи 6 Конвенции заявитель также утверждает, что производство по его уголовному делу не было справедливым. Его жалобы на основании статьи 6 Конвенции можно свести к следующим пунктам:

а) состав суда был изменен, вследствие чего один из судей не присутствовал на первом судебном заседании;

b) заявитель не присутствовал на ряде судебных заседаний и поэтому не мог надлежащим образом осуществлять свою защиту;

с) в приговоре суд изложил иные фактические обстоятельства, чем те, что были указаны в обвинительном заключении и доказывались стороной обвинения в судебном процессе;

d) суды Российской Федерации проигнорировали все доказательства в пользу заявителя и приняли во внимание только те, которые указывали на его виновность;

е) суд по-разному относился к свидетелям-экспертам, предложенным стороной защиты и стороной обвинения. Например, суд отказался вызвать в заседание экспертов Гальяшину и Курдиани, в то время как он вызвал экспертов, предложенных стороной обвинения, в частности г-на Коваля и г-на Якушева, которые были необъективными;

f) суд первой инстанции не заслушал свидетелей г-жу Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-на Кервалишвили и г-жу Джимшиашвили, которых заявитель и его адвокаты не имели возможности допросить - как это должно было быть согласно принципу состязательности процесса - ни на одной из стадий производства по делу; суд также отказался приобщать к делу письменные показания указанных свидетелей, полученные стороной защиты;

g) сторона обвинения не предоставила стороне защиты определенные важные доказательства (письменные показания, полученные у г-на Григолашвили властями Грузии по запросу Генеральной прокуратуры Российской Федерации, и полную запись телефонных разговоров в квартире г-жи Маргвелашвили 7 и 8 августа 2000 г.);

h) суд приобщил к делу доказательства, представленные стороной обвинения, которые не были предоставлены стороне защиты (заключение, подготовленное анонимным экспертом, и документы, касающиеся санкции на прослушивание телефонных переговоров).

Право

А. Жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции

Заявитель утверждал, что, находясь под стражей, он был серьезно болен, но не получал соответствующего медицинского лечения. Эта жалобы# должны# быть рассмотрена в соответствии со статьей 3 Конвенции, которая звучит следующим образом:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

1. Доводы сторон

Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты. Согласно статье 15 Уголовно-исполнительного кодекса осужденные имеют право направлять жалобы, предложения или ходатайства администрации исправительного учреждения, а также в прокуратуру и в суд. Однако заявитель этого не сделал.

Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что за состоянием здоровья заявителя осуществлялся постоянный контроль и что заявитель получал всю необходимую медицинскую помощь. Состояние его здоровья даже улучшилось, пока он находился под стражей. Медицинская часть исправительного учреждения располагала необходимым медицинским оборудованием и соответствующим персоналом. Власти Российской Федерации указали, что исправительное учреждение, в котором находился заявитель, располагалось недалеко от двух гражданских больниц и рядом со "специальным медицинским учреждением ЛИУ-15", куда заявителя можно было отправить в случае необходимости и где его могли осмотреть врачи-специалисты. В заключение, осужденных могли платно осматривать и лечить врачи-специалисты из Волгоградского медицинского университета. Относительно перевода заявителя из Волгоградской области в Оренбургскую область, он был выполнен в интересах заявителя и со всеми необходимыми медицинскими предосторожностями.

Заявитель утверждал, что он исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты. Он настаивал, что состояние его здоровья было несовместимо с длительным сроком лишения свободы, назначенным приговором от 1 августа 2003 г., оставленным без изменения кассационным определением от 5 ноября 2003 г., которое, таким образом, стало окончательным решением по делу.

Относительно существа своей жалобы заявитель утверждал, что имевшиеся у него проблемы со здоровьем угрожали его жизни. Он настаивал, что до помещения под стражу был здоровым человеком. Заболевания появились у него во время содержания под стражей и ухудшились из-за отсутствия надлежащего медицинского лечения. С августа 2002 г. он не проходил специальные обследования, предписанные профессором Скоромцом и другими врачами. Кроме того, после помещения в исправительное учреждение ЯР-154/25 врачи-специалисты его вообще не лечили. Хотя он получал медицинскую помощь и консультации терапевтов, они не могли эффективно лечить его в условиях медицинской части исправительного учреждения. Заявитель не получал все предписанные ему лекарства, в частности, антикоагулянтные препараты. Медицинская часть исправительного учреждения не имела реанимационного оборудования, необходимого в случае чрезвычайной ситуации, а также оборудования для снятия кардиограммы. Эффект от полученного заявителем в исправительном учреждении лечения был кратковременным. Это лечение не приводило к стойкому улучшению состояния здоровья заявителя. Наоборот, состояние его здоровья резко ухудшилось из-за отсутствия в медицинской части необходимого оборудования, лекарств и персонала. Заявителя неоднократно госпитализировали из-за регулярных ухудшений состояния здоровья. Относительно медицинского учреждения ЛИУ-15 не было каких-либо фундаментальных различий между уровнем медицинской помощи в этом медицинском учреждении и в медицинской части исправительного учреждения. Перевод заявителя из исправительного учреждения в Волгоградской области в исправительное учреждение в Оренбургской области был незаконным и представлял серьезную угрозу здоровью заявителя.

Заявитель представил заключения двух французских врачей - Жака Ревербери и Жан-Пьера Солле, подготовленные в 2004 году. Основываясь на материалах, представленных адвокатами заявителя, врачи перечислили возможные осложнения заболеваний заявителя и рекомендовали поместить его в медицинское учреждение, специализирующееся на неврологических и сердечно-сосудистых заболеваниях, для полного медицинского обследования и лечения. Они также указали следующее: "Клиническое состояние г-на Милирашвили не сопоставимо с продолжением содержания его в исправительном учреждении, даже если в этом учреждении есть больница. Его необходимо госпитализировать в медицинское учреждение, специализирующееся на неврологических и сердечно-сосудистых заболеваниях, обследовать и оказать срочную, надлежащую и специализированную медицинскую помощь. Без принятия этих срочных мер имеется высокий риск смерти заявителя или серьезное нарушение функций органов, особенно учитывая, что состояние здоровья заявителя неуклонно ухудшается".

2. Мнение Европейского Суда

Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации заявили о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, ссылаясь на статью 15 Уголовно-исполнительного кодекса, которая закрепляет, что осужденные могут обращаться в различные органы государственной власти, если полагают, что их права были нарушены. Вначале Европейский Суд отмечает, что органы прокуратуры Российской Федерации и органы уголовно-исполнительной системы были хорошо осведомлены как самим заявителем, так и его представителями об имевшихся у заявителя проблемах со здоровьем. Относительно органов государственной власти, перечисленных в статьях 12 и 15 Кодекса, власти Российской Федерации не указали, какой именно способ правовой защиты заявитель должен был бы использовать в своей ситуации. Кроме того, власти Российской Федерации не уточнили, какой вид обращения был бы, по их мнению, эффективным средством правовой защиты, и не представили дополнительной информации о том, как такое обращение могло бы предотвратить предполагаемое нарушение или пресечь его совершение, или предоставить заявителю надлежащую компенсацию за нарушение (см. Постановление Европейского Суда по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia) от 13 июля 2006 г., жалоба N 26853/04, §205). При таких обстоятельствах и в отсутствие дальнейших пояснений со стороны властей Российской Федерации Европейский Суд сильно сомневается, располагал ли заявитель эффективным средством правовой защиты, помимо тех, что он уже использовал.

Однако Европейскому Суду нет необходимости давать точный ответ на вопрос об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты в данном деле, поскольку жалоба заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции является, в любом случае, неприемлемой по причинам, изложенным ниже.

(а) Общие принципы

Вначале Европейский Суд повторяет, что для оценки доказательств он обычно применяет стандарт "вне всякого разумного сомнения" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series A, N 25, pp. 64-65, §161). Однако такое доказательство может вытекать из сосуществования достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных нерушимых презумпций фактов. Если рассматриваемые события относятся полностью или большей частью к исключительной компетенции властей, как в случаях с заключенными, находящимися под контролем властей под стражей, возникают обоснованные презумпции фактов в отношении травм, полученных во время содержания под стражей. Действительно, можно считать, что на властях лежит бремя доказывания с целью представления удовлетворительного и убедительного объяснения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., Series A, N 336, pp. 25-26, §34, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, ECHR 2000-VII, §100).

Европейский Суд также повторяет, что для того, чтобы подпадать под действие статьи 3 Конвенции, ненадлежащее обращение должно достигнуть минимального уровня жестокости. Оценка такого минимального уровня жестокости является относительной и зависит, например, от продолжительности подобного обращения, его физических и психологических последствия, а также от пола, возраста и состояния здоровья жертвы (см. приведенное выше Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), р. 65, §162).

С другой стороны, Европейский Суд неоднократно подчеркивал: чтобы попадать в сферу действия статьи 3 Конвенции, рассматриваемые страдание и унижение должны, в любом случае, выходить за пределы неизбежного элемента страдания и унижения, присущего некоторым формам правомерного обращения или наказания (см., mutatis mutandis* (*Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (прим. переводчика).), Постановление Европейского Суда по делу "Тирер против Соединенного Королевства" (Tyrer v. United Kingdom) от 25 апреля 1978 г., Series A, N 26, p. 15, §30, и Постановление Европейского Суда по делу "Серинг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom) от 7 июля 1989 г., Series A, N 161, p. 39, §100). Меры, связанные с лишением лица свободы, могут часто включать в себя такой элемент.

Европейский Суд также повторяет, что статью 3 Конвенции нельзя толковать как закрепляющую общую обязанность освободить заключенного из-под стражи в связи с состоянием его здоровья или поместить его в гражданскую больницу, чтобы он имел возможность получать медицинскую помощь определенного вида. Однако в исключительных случаях, когда состояние здоровья заключенного абсолютно несовместимо с содержанием его под стражей, статья 3 Конвенции может требовать освобождения такого лица из-под стражи под определенные условия (см. Решение Европейского Суда по делу "Папон против Франции" (N 1) (Papon v. France) (no. 1) жалоба N 64666/01, ECHR 2001-VI, Решение Европейского Суда по делу "Прибке против Италии" (Priebke v. Italy) от 5 апреля 2001 г., жалоба N 48799/99, см. также Постановление Европейского Суда по делу "Муизель против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, ECHR 2002-IX, §§40-42, и Постановление Европейского Суда по делу "Фарбтух против Латвии" (Farbtuhs v. Latvia) от 2 декабря 2004 г., жалоба N 4672/02, §55).

В заключение Европейский Суд отмечает, что отсутствие надлежащей медицинской помощи в исправительном учреждении может само по себе затрагивать вопрос о соблюдении требований статьи 3 Конвенции, даже если состояние здоровья заявителя не требует немедленного освобождения его из-под стражи. Государство должно обеспечить, чтобы - принимая во внимание практические потребности, вытекающие из применения такой меры, как лишение свободы - здоровье лица и его благополучие обеспечивались бы надлежащим образом, в том числе путем обеспечения ему необходимой медицинской помощи (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, ECHR 2000-XI, §§93-94, см. также Постановление Европейского Суда по делу "Хуртадо против Швейцарии" (Hurtado v. Switzerland) от 28 января 1994 г., Series A, N 280-A, заключение Комиссии, pp. 15-16, §79).

(b) Применение указанных принципов к настоящему делу

Европейский Суд рассмотрел все письменные доказательства, представленные сторонами. Из них следует, что заявитель страдал и до сих пор страдает от ряда тяжелых сердечно-сосудистых и неврологических заболеваний, а также от ряда других хронических заболеваний. Даже если эти заболевания были диагностированы после задержания заявителя, ничто не заставляет предположить, что они появились из-за помещения заявителя под стражу, а не по естественным причинам. Очевидно, что состояние здоровья заявителя требовало медицинского наблюдения для обеспечения своевременного диагностирования и лечения этих заболеваний. Кроме того, проблемы заявителя со здоровьем носили рецидивный характер: неоднократно у заявителя случались обострения, и его госпитализировали на длительные сроки. Хотя последние заключения о состоянии здоровья заявителя были более оптимистичными, описывая его как "стабильное" и "удовлетворительное", сохраняется серьезная угроза здоровью и даже жизни заявителя. Эти факты не оспариваются властями Российской Федерации. В то же время власти Российской Федерации возражали против утверждений заявителя о ненадлежащем характере медицинской помощи, которую заявитель получал в исправительном учреждении.

(i) Следует ли освобождать заявителя из-под стражи в связи с имеющимися у него проблемами со здоровьем

Можно понять, что заявитель обжалует то обстоятельство, что состояние его здоровья в принципе было несовместимо с содержанием его под стражей. Европейский Суд начнет с рассмотрения этого утверждения.

Европейский Суд принимает во внимание заключение французских врачей, г-на Ревербери и г-на Солле, которые предполагали, что заявитель должен был быть освобожден из-под стражи. Однако Европейский Суд отмечает, что эти врачи не осматривали заявителя лично, а просто оценили состояние его здоровья на основании медицинской карты заявителя. При таких обстоятельствах заключение этих врачей не может считаться убедительным (см. в этой связи Решение Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia) от 18 мая 2006 г., жалоба N 4493/04).

Относительно врачей Российской Федерации - медицинские комиссии, которые определяли группу инвалидности заявителя, не рекомендовали освободить его из-под стражи в связи с состоянием здоровья. Они также подтвердили, что заявитель мог обслуживать себя, даже если и не был полностью независим от посторонней помощи. Даже профессор Скоромец, независимый эксперт, не предположил, что состояние здоровья заявителя было per se* (*Per se (лат.) - само по себе (прим. переводчика).) несовместимо с содержанием его под стражей. Он только рекомендовал, чтобы заболевания заявителя контролировались бы и лечились врачами-специалистами и с помощью специального оборудования. Его выводы в этом отношении очень близки выводам французских врачей, которые также рекомендовали госпитализацию в "медицинское учреждение, специализирующееся на неврологических и сердечно-сосудистых заболеваниях".

Все врачи фактически единогласно сошлись в описании будущих рисков, которые представляли заболевания заявителя. Однако эти риска не определяются только фактом содержания заявителя под стражей, а, скорее, отсутствием надлежащего медицинского наблюдения и, в случае внезапного ухудшения, быстрой и соответствующей реакции. Европейский Суд рассмотрит эти вопросы ниже.

В итоге Европейский Суд приходит к выводу, что состояние здоровья заявителя как таковое не требовало незамедлительного и безусловного освобождения его из-под стражи, а, скорее, требовало специального наблюдения и лечения. Этот вывод, очевидно, не исключает возможности того, что заявитель может в соответствии с законодательством Российской Федерации быть освобожден от отбывания наказания по состоянию здоровья или может получить такое право.

Кроме того, заявитель утверждал, что он не получал надлежащих лекарств, что врачи в учреждении, в котором он находился, не были достаточно квалифицированными и не располагали специальным оборудованием, чтобы наблюдать и лечить имевшиеся у него заболевания.

Относительно выдаваемых заявителю лекарств, представленные властями Российской Федерации доказательства свидетельствуют, что родственники заявителя имели возможность приобрести для него все необходимые лекарства и что заявителя не ограничивали в принятии этих лекарств. Даже если некоторых лекарств не было в аптеке исправительного учреждения, это обстоятельство не влияло на ситуацию заявителя, поскольку он не зависел от аптечных запасов.

В том, что касается квалификации медицинского персонала исправительного учреждения, Европейский Суд готов согласиться, что, возможно, они не имели такого профессионального опыта, как врачи-специалисты, работающие в гражданских больницах. Однако врачи медицинской части исправительного учреждения могли оказать заявителю основную медицинскую помощь и отправить его в случае необходимости в гражданскую больницу. Так, в 2003 году заявитель прошел курс лечения в больнице N 12, где его могли консультировать врачи-специалисты. В апреле 2006 г., когда состояние здоровья заявителя ухудшилось, его перевели в медицинское учреждение ЛИУ-15. Там также имелась возможность проконсультироваться с врачами из Волгоградского медицинского университета, и ничто не заставляет предположить, что заявителю мешали к ним обратиться.

Относительно наблюдения за течением болезней заявителя с помощью специального оборудования, из материалов дела следует, что в медицинской части исправительного учреждения в г. Фролово было только базовое медицинское оборудование. Так, хотя там имелись рентгеновская установка и лаборатория, неясно, имелось ли реанимационное оборудование и кардиограф и имелась ли у заявителя возможность сделать томограмму и анализ Допплера, рекомендованные профессором Скоромцом.

В то же время отсутствие необходимого оборудования может свидетельствовать о нарушении статьи 3 Конвенции, только если это обстоятельство негативно сказалось на состоянии здоровья заявителя или причинило страдания определенной степени интенсивности. Европейский Суд отмечает, что во время пребывания заявителя в исправительном учреждении состояние его здоровья несколько раз ухудшалось. Однако рассмотрев все представленные ему материалы, Европейский Суд не может прийти к выводу, что эти ухудшения были вызваны отсутствием надлежащего наблюдения, а не естественным течением болезней заявителя. По-видимому, в случаях необходимости могли перевезти заявителя в лучше оборудованную больницу, расположенную недалеко от исправительного учреждения, для более тщательного обследования и лечения и что так в действительности и произошло как минимум один раз, в апреле 2006 г. Относительно других случаев госпитализации заявителя, ничто не заставляет предположить, что в этих ситуациях было необходимо перевозить заявителя во внешнее медицинское учреждение.

В заключение заявитель указал на медицинские риски, связанные с его перевозкой в ненадлежащих условиях. Европейский Суд отмечает, что, к счастью, эти риски так и не реализовались. Кроме того, рассмотрев описание условий перевозки заявителя из Волгоградской области в Оренбургскую область в изложении властей Российской Федерации, Европейский Суд приходит к выводу, что власти приняли все необходимые меры предосторожности, чтобы минимизировать эти риски.

Оценив обстоятельства дела в целом, Европейский Суд полагает, что ситуация заявителя не достигла такого уровня жестокости, чтобы попасть в сферу действия статьи 3 Конвенции. Следовательно, данная часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктом 3 статьи 35 Конвенции.

В. Жалоба на нарушение статьи 6 Конвенции

Заявитель также обжаловал несправедливость производства по его уголовному делу (см. выше, раздел "Существо жалобы"). Статья 6 Конвенции, на которую ссылается заявитель, в части, применимой к настоящему делу, звучит следующим образом:

"Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела... независимым и беспристрастным судом...

...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника...

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

...".

1. Доводы властей Российской Федерации

Власти Российской Федерации утверждали, что производство по делу заявителя являлось справедливым. Их доводы можно кратко изложить следующим образом.

Время на подготовку защиты

Власти Российской Федерации настаивали, что заявитель имел достаточно времени для подготовки своей защиты. Адвокаты и заявитель имели доступ к материалам дела дважды до начала судебного разбирательства: с 5 июня по 1 июля и с 1 августа по 6 сентября 2002 г.

Изменение фактических обстоятельств сути обвинения

В связи с расхождениями между [формулировками] обвинительного заключения и выводами суда первой инстанции власти Российской Федерации утверждали, что они не были настолько существенными, чтобы лишить заявителя его прав, гарантированных подпунктом "b" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Действительно, во время судебного разбирательства стороны обвинения настаивали, что г-н Казимирчук являлся посредником между заявителем и неустановленными лицами, которые похитили потерпевших и избили их до полусмерти. Однако суд оправдал г-на Казимирчука, установив, что заявитель отдавал приказы через неустановленное лицо. Оправдание г-на Казимирчука просто подтвердило, что суд был беспристрастным и объективным при установлении фактических обстоятельств дела. Сторона обвинения всегда настаивала, что похищение и последующее убийство были совершены группой лиц, включая ряд "неустановленных лиц". Исключив г-на Казимирчука и других "установленных" лиц из этой группы, суд не изменил первоначальное обвинение. Более того. В ходе судебного разбирательства заявитель отрицал любую причастность к похищению и убийству потерпевших, независимо от предполагаемой роли г-на Казимирчука в событиях 7 и 8 августа 2000 г. Поэтому изменение фактических обстоятельств сути обвинения не нанесло ущерб [праву] заявителя на защиту.

Отклонение кандидатуры эксперта Гальяшиной (г-жа Гальяшина) и назначение эксперта Коваля (г-н Коваль)

Власти Российской Федерации настаивали, что исключение из состава экспертной комиссии г-жи Гальяшиной и назначение г-на Коваля не повлияли на справедливость судебного разбирательства. Суд надлежащим образом рассмотрел довод стороны защиты о том, что г-н Коваль не мог выступать в качестве эксперта, поскольку испытывал личную неприязнь к заявителю. В частности, суд отметил, что жена г-на Коваля была действительно уволена из казино, принадлежавшего заявителю. Однако распоряжение о ее увольнении было отдано не заявителем, а другим лицом. Суд пришел к выводу, что не было оснований сомневаться в беспристрастности г-на Коваля.

Показания г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-на* Джимшиашвили и г-на Кервалишвили

(*Здесь и далее в разделе "Жалоба на нарушение статьи 6 Конвенции" упоминается г-н Джимшиашвили. Исходя из обстоятельств дела, речь, видимо, идет о г-же Джимшиашвили. Для удобства прочтения далее по тексту указывается правильное имя свидетеля (прим. переводчика).) 

Власти Российской Федерации подтвердили, что суд сослался на письменные показания, полученные органами прокуратуры от г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-жи Джимшиашвили и г-на Кервалишвили на стадии предварительного следствия. Также верно, что никто из этих свидетелей не давал показания в суде. Однако это было практически невозможно осуществить, поскольку во время судебного разбирательства все указанные лица были в Грузии. Суд попытался добиться допроса этих свидетелей грузинскими властями. Однако г-жа Маргвелашвили и г-н Григолавшили отказались явиться в суды Грузии "из-за сложного финансового положения". Г-жа Маргвелашвили также указала, что у нее был малолетний ребенок. Г-н Кервалишвили находился в рассматриваемое время под стражей и поэтому не мог явиться в суд. При таких обстоятельствах прокуратура попросила суд разрешить огласить показания указанных лиц, полученных по время предварительного следствия.

В том что касается письменных показаний, полученных стороной защиты у г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили и г-на Кервалишвили, они изначально были приобщены судом к материалам дела. Однако на более поздней стадии суд решил, что эти показания являлись недопустимым доказательством, и не ссылался на них в своих окончательных выводах. Закон позволял стороне защиты получать показания от лиц, не имеющих "процессуального статуса", то есть у тех, кто еще не был допрошен органами следствия в качестве свидетелей. Поскольку упомянутые выше лица уже имели процессуальные статусы свидетелей или потерпевших, в соответствии с положениями части третьей статьи 86 Уголовно-процессуального кодекса сторона защиты не могла их допрашивать. Поэтому письменные показания, полученные у указанных лиц стороной защиты, являлись недопустимыми доказательствами.

Власти Российской Федерации также утверждали, что показания г-на Григолашвили, данные властям Грузии 25 июня 2002 г., были оглашены в судебном заседании 15 апреля 2003 г. В связи с этим, доказательство было предъявлено стороне защиты.

Использование доказательств, полученных в результате прослушивания телефонных переговоров, и раскрытие содержания "пропавших" записей

Власти Российской Федерации утверждали, что суд сослался на записи телефонных переговоров, полученных в результате прослушивания указанных переговоров с 7 по 17 августа 2000 г. В частности, суд принял в качестве доказательств записи NN 14123, 12462/7, 12462/8, 12462/12 и 12462/28. Прослушивание было санкционировано постановлением председателя Санкт-Петербургского городского суда, и поэтому записи были получены законным путем. Тот факт, что суд не разгласил содержание других записей, являлся несущественным, поскольку эти записи никогда не использовались в качестве доказательства вины заявителя.

Использование заключения, подготовленного "г-жой Ивановой"

Власти Российской Федерации утверждали, что 15 июля 2003 г., за час до начала прений сторон, суд приобщил к материалам дела экспертное заключение, подготовленное анонимным экспертом, указанным как "А.П. Иванова". Однако суд не сослался на это заключение в приговоре.

2. Доводы заявителя

Время на подготовку защиты

Заявитель утверждал, что в обвинительном заключении от 19 июля 2000 г., вопреки требованиям закона, не содержались ссылки на доказательства против заявителя, а только были указаны источники, где эти доказательства можно было получить. Из обвинительного заключения было неясно, как тот или иной документ или предмет в деле соотносились с фактическими обстоятельствами, которые сторона обвинения намеревалась доказать. Сторона защиты просила суд вернуть дело в прокуратуру для исправления обвинительного заключения, но в удовлетворении ходатайства было отказано. Поэтому сторона защиты не располагала достаточным временем для того, чтобы подготовить свои доводы и оспорить доказательства, представленные стороной обвинения.

Изменение фактических обстоятельств сути обвинения

Заявитель утверждал, что фактические обстоятельства дела, как они были описаны в обвинительном заключении от 19 июля 2002 г., отличались от фактов, на которые ссылался суд в приговоре от 1 августа 2003 г.

Так, в обвинительном заключении указано, что заявитель обвинялся в организации похищения и убийства через посредство своих телохранителей (г-на Казимирчука и других). Согласно обвинительному заключению, заявитель дал г-ну Казимирчуку и его людям общее указание найти похитителей его отца. Г-н Казимирчук и группа лиц спланировали операцию и поручили ее выполнение неустановленным лицам, которые сначала похитили потерпевших, а затем убили двоих из них. Поэтому, как утверждала сторона обвинения, непосредственные исполнители преступлений не находились в прямом контакте с заявителем. Утверждение о причастности заявителя к преступлениям было основано исключительно на его предполагаемых связях с г-ном Казимирчуком и его людьми и связях этих лиц с исполнителями преступлений. Тем не менее г-н Казимирчук и его люди были оправданы. При таких обстоятельствах заявитель недоумевал, как можно было осудить его за руководство преступной организацией, когда все члены этой "организации" остались неустановленными. Кроме того, сторона обвинения не смогла продемонстрировать, где и когда заявитель отдавал приказы этим неустановленным лицам. При таких обстоятельствах заявитель должен был быть оправдан. Однако военный суд предпочел придумать новые фактические обстоятельства, чтобы подкрепить обвинение в адрес заявителя, сформулированное прокуратурой.

Отклонение кандидатуры эксперта Гальяшиной (г-жа Гальяшина) и назначение эксперта Коваля (г-н Коваль)

Заявитель утверждал, что власти Российской Федерации не объяснили, почему г-жа Гальяшина была исключена из комиссии экспертов. У г-жи Гальяшиной был впечатляющий послужной список: она имела две докторских степени (в юриспруденции и филологии), имела 80 публикаций по фонологическим наукам (включая монографии и справочники) и являлась заместителем начальника отдела фонологического анализа Министерства внутренних дел Российской Федерации. Заявитель попросил г-жу Гальяшину высказать свое мнение относительно заключения двух экспертов, предложенных стороной обвинения, а именно г-на Коваля и г-на Зубова. 29 января 2003 г. суд заслушал ее мнение относительно методов, примененных г-ном Ковалем и г-ном Зубовым. На основании ее показаний суд решил провести дополнительную экспертизу аудиозаписей. Однако когда заявитель попросил суд включить г-жу Гальяшину в экспертную комиссию, суд отказал в этом, сославшись на тот факт, что г-жа Гальяшина уже высказала свое мнение в качестве "эксперта-свидетеля". Тем не менее заявитель подчеркнул, что правила уголовного процесса не запрещали "эксперту-свидетелю" участвовать в экспертных исследованиях, назначаемых судом.

В том что касается г-на Коваля, его пристрастность должна была быть очевидна любому разумному наблюдателю. Его жена, г-жа Татьяна Коваль, работала в казино, которым владел и руководил заявитель. Два свидетеля подтвердили, что ее муж, г-н Коваль, знал, что решение о ее увольнении из казино было принято заявителем. Это должно было вызвать у суда разумные сомнения в беспристрастности г-на Коваля.

Показания г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили, г-жи Джимшиашвили и г-на Кервалишвили

Заявитель обратил внимание Европейского Суда на тот факт, что ни один из указанных четырех свидетелей не был допрошен лично в военном суде, в то время как данные ими органам следствия письменные показания были оглашены в судебном заседании, несмотря на возражения заявителя, и использованы в качестве ключевых доказательств против заявителя. Поэтому значимость этих четырех свидетелей не оспаривалась.

Относительно причин, на которые сослались власти Российской Федерации, объясняя, почему было невозможно обеспечить явку этих лиц в суд (такие как наличие ребенка у г-жи Маргвелашвили или нахождение г-на Кервалишвили под стражей в рамках другого уголовного дела) - эти причины не могли оправдать отсутствие свидетелей в суде.

Заявитель также утверждал, что 25 июня 2002 г. г-н Григолашвили подтвердил властям Грузии, что он ложно обвинил заявителя. Но вопреки утверждениям властей Российской Федерации суд не рассмотрел это доказательство путем его оглашения в судебном заседании 15 апреля 2003 г.

Кроме того, по ходатайству судьи Поповича, председательствовавшего в деле заявителя, г-жа Маргвелашвили, г-н Григолашвили и г-жа Джимшиашвили были допрошены властями Грузии, а именно председателем районного суда Кутаиси. Однако их показания, все в пользу заявителя, не были признаны судом в качестве доказательства по делу.

Относительно письменных показаний, полученных адвокатами от г-жи Маргвелашвили, г-на Григолашвили и г-жи Джимшиашвили и представленных в суд, они также доказывали невиновность заявителя. Эти свидетели отказались от всех показаний, которые они дали ранее под давлением со стороны органов следствия. Однако суд отказался принять эти письменные показания в качестве доказательств по делу. Суд посчитал, что лицо, уже допрошенное в качестве свидетеля органами следствия, не могло быть больше допрошено стороной защиты. Такое толкование Уголовно-процессуального кодекса являлось ошибочным: статья 86 Уголовно-процессуального кодекса [Российской Федерации], на которую ссылался суд, закрепляла, что сторона защиты имела право допрашивать любое лицо, независимо от его или ее "процессуального статуса", и представить результаты этого допроса в суд в качестве доказательств.

Заявитель подчеркнул, что допрос указанных свидетелей адвокатами был проведен в соответствии со всеми необходимыми процессуальными требованиями. Так, г-ну Григолашвили и г-же Маргвелашвили были предоставлены переводчики, поскольку они не очень хорошо понимали русский язык. Кроме того, во время допроса им оказывали помощь их адвокаты. Но их письменные показания в пользу заявителя были отклонены судом, в то время как их более ранние показания, полученные органами прокуратуры под давлением, были приняты и оглашены в судебном заседании.

Использование доказательств, полученных в результате прослушивания телефонных переговоров, и раскрытие содержания "пропавших" записей

Заявитель указал, что прокуратура и впоследствии суд ссылались на аудиозаписи телефонных переговоров, сделанных сотрудниками милиции в квартире г-жи Маргвелашвили, в рамках операции по прослушиванию. Однако законность этой операции не была подтверждена судом. Председательствующий судья просто убедился, что прослушивание телефонных переговоров было санкционировано председателем Санкт-Петербургского городского суда. Двум народным заседателям (г-ну Карману и г-ну Толстикову) соответствующее постановление не показали.

Кроме того, заявитель не мог проверить, касалось ли разрешение председателя Санкт-Петербургского городского суда телефонного номера г-жи Маргвелашвили, и было ли оно еще действительно на момент проведения записи. При таких обстоятельствах заявитель не имел возможности оспорить допустимость крайне важного доказательства по делу.

Власти Российской Федерации настаивали, что "пропавшие" записи не были использованы судом против заявителя. Однако по мнению заявителя, это не являлось надлежащим основанием для отказа в предоставлении данных записей стороне защиты. Заявитель подчеркнул, что "пропавшие" записи касались периода с 17 часов 30 минут 7 августа по 13 часов 40 минут 8 августа 2000 г. Именно в этот промежуток времени в квартиру г-жи Маргвелашвили пришли сотрудники милиции в форме и похитили г-на Двали и г-на Какушадзе. Кроме того, в этот период заявитель разговаривал с г-жой Маргвелашвили по телефону о похищении своего отца. Очевидно, что записи, сделанные в это время, имели решающее значение, однако сторона обвинения предпочла скрыть их.

Использование заключения, подготовленного "г-жой А.П. Ивановой"

Заявитель настаивал, что исследование доказательств было прекращено 2 июля, а не 15 июля 2003 г., как неправильно указывали власти Российской Федерации. Кроме того, заявитель обратил внимание Европейского Суда на тот факт, что заключение было приобщено к делу без [предоставления] стороне защиты [возможности] исследовать его или оспорить его достоверность.

Далее заявитель подтверждал, что в приговоре не было ссылки на это заключение. Однако оно, тем не менее, могло повлиять на восприятие судьей обстоятельств дела, особенно [оно могло повлиять] на двух народных заседателей, г-на Кармана и г-на Толстикова. Если суды Российской Федерации не хотели принимать во внимание этот документ, было бы более естественно отказать в его приобщении к материалам дела.

3. Мнение Европейского Суда

а) Жалоба N 2(а)

Заявитель обжаловал то обстоятельство, что 13 ноября 2001 г. один из народных заседателей, г-н Айсин, решил отказаться от участия в деле в связи с состоянием здоровья и был заменен запасным народным заседателем, г-ном Карманом.

Однако Европейский Суд не считает, что это обстоятельство негативно повлияло на справедливость судебного разбирательства по делу заявителя. Как следует из определения кассационного суда, г-н Карман принимал участие в судебном разбирательстве с самого начала в качестве запасного народного заседателя и в этом качестве слышал все, что происходило в зале суда. Кроме того, сторона защиты, в любом случае, не возражала против замены г-на Айсина г-ном Карманом. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что данная жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

b) Жалоба N 2(b)

Заявитель обжаловал то обстоятельство, что он не присутствовал на судебных заседаниях 5, 21, 26 и 28 февраля, 11 и 12 марта, 21, 24 и 27 июня 2003 г. По его мнению, это помешало ему надлежащим образом осуществлять свою защиту.

Европейский Суд повторяет, что хотя это явно и не указано в пункте 1 статьи 6 Конвенции, объект и цель этой статьи, взятой в целом, показывают, что лицо, которому предъявлено уголовное обвинение, имеет право участвовать в процессе (см. Постановление Европейского Суда по делу "Колоцца против Италии" (Colozza v. Italy) от 12 февраля 1985 г., Series A, N 89, p. 14, §27, и Постановление Европейского Суда по делу "Бельзюк против Польши" (Belziuk v. Poland) от 25 марта 1998 г., Reports of Judgments and Decisions 1998-II, p. 570, §37). Однако статья 6 Конвенции не препятствует лицу отказаться по своей воле, прямо или косвенно, от права на гарантии справедливого судебного разбирательства (см. Решение Европейского Суда по делу "Квиатковская против Италии" от 30 ноября 2000 г., жалоба N 52868/99).

Кроме того, чтобы определить, была ли достигнута цель статьи 6 Конвенции - справедливое судебное разбирательство - следует рассматривать всю совокупность внутригосударственных процедур по делу (см., mutatis mutandis* (*Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (прим. переводчика).), Постановление Европейского Суда по делу "Грейнджер против Соединенного Королевства" (Granger v. United Kingdom) от 28 марта 1990 г., Series A, N 174, p. 17, §44, см. также Постановление Европейского Суда по делу "Имбриоша против Швейцарии" (Imbrioscia v. Switzerland) от 24 ноября 1993 г., Series A, N 275, pp. 13-14, §38). Например, в деле "Имбриоша против Швейцарии" (Imbrioscia v. Switzerland) Европейский Суд решил, что отсутствовало нарушение статьи 6 Конвенции, поскольку отсутствие адвоката при ряде допросов заявителя не нанесло такой ущерб, который мог бы повлиять на позицию стороны защиты в суде и, таким образом, на итог производства по делу.

Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что на протяжении судебного разбирательства интересы заявителя представляла группа высоко квалифицированных адвокатов. Все обстоятельства заставляют предположить, что адвокаты и заявитель были уведомлены о датах назначенных судебных заседаний. Однако сторона защиты не настаивала на личном присутствии заявителя в судебных заседаниях 5, 21, 26 и 28 февраля и 11 и 12 марта 2003 г. При таких обстоятельствах указанное поведение стороны защиты можно рассматривать как "молчаливый отказ". В любом случае, по-видимому, присутствие заявителя в суде в указанные дни не было необходимо. В соответствующих судебных заседаниях суд рассматривал обстоятельства, касавшиеся г-на Петрова, г-на Деменко и г-на Сидлера, которые прямо не относились к сути предъявленного заявителю обвинения. В дни, когда предмет судебного рассмотрения касался событий 7 и 8 августа 2000 г., заявитель присутствовал в суде. Поэтому отсутствие заявителя в зале суда не нанесло, по мнению Европейского Суда, такой ущерб, который мог бы повлиять на позицию стороны защиты.

Относительно судебных заседаний 21, 24 и 27 июня 2003 г. Европейский Суд согласен, что обсуждаемые на них вопросы представляли некоторую важность для итога рассмотрения дела заявителя. Однако 21 июня 2003 г. адвокат заявителя не возражал против продолжения рассмотрения дела в отсутствие заявителя, хотя суд и поднимал этот вопрос. Отсутствие же заявителя в суде 24 и 27 июня 2003 г. нельзя поставить в вину властям. Европейский Суд отмечает, что 24 июня 2003 г. заявитель отказался ехать в суд, поскольку ему не нравилось существовавшее на тот момент расписание доставки заключенных в суд. Причина его отсутствия в зале суда 27 июня 2003 г. была, по-видимому, той же. Заявитель хотел, чтобы его доставляли в суд отдельно днем, чтобы избежать ненужного ожидания. Однако, по мнению Европейского Суда, расписание перевозок не было настолько неудобным, чтобы помешать заявителю явиться в суд с утренним конвоем. При таких обстоятельствах отказ заявителя явиться в суд можно рассматривать как отказ от права присутствовать в судебном заседании.

В итоге Европейский Суд приходит к выводу, что заявитель либо отказывался от своего права на присутствие в рассматриваемых судебных заседаниях, либо его присутствие не было необходимым. Рассмотрев производство по делу в целом, Европейский Суд полагает, что заявитель мог защищать себя надлежащим образом лично и с помощью выбранных им самим представителей.

Поэтому данная жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

с) Жалоба N 2 (с)

Заявитель обжаловал то обстоятельство, что в приговоре суд изложил иные фактические обстоятельства, чем те, что были сформулированы в обвинительном заключении и доказывались стороной обвинения в ходе судебного процесса. Заявитель также обжаловал то обстоятельство, что в обвинительном заключении отсутствовали ссылки на доказательства против него (заявителя).

Европейский Суд отмечает, что, действительно, сначала прокуратура обвинила заявителя в организации похищения трех человек через посредство г-на Казимирчука и пяти других лиц. Однако суд установил, что указанные лица никогда не получали от заявителя соответствующих указаний и не выполняли их. Тем не менее заявитель был осужден за организацию похищения через посредство "неустановленных лиц", которые, в свою очередь, нашли других "неустановленных лиц", непосредственно осуществивших план заявителя. Возникает вопрос, лишил ли суд заявителя, изменив в этом отношении пределы предъявленного обвинения, права на надлежащее осуществление своей защиты, как утверждал заявитель.

Европейский Суд напоминает в этой связи, что "в том, что касается... изменения состава обвинения... обвиняемый должен быть надлежащим образом и полностью уведомлен об этом и ему должны быть предоставлены соответствующее время и возможности ответить на эти изменения и организовать свою защиту на основании новой информации или утверждений (см. Постановление Европейского Суда по делу "Матточчиа против Италии" (Mattoccia v. Italy), жалоба N 23969/94, ECHR 2000-IX, §41). Обвиняемый имеет право знать, inter alia* (*Inter alia (лат.) - в числе прочего, в частности (прим. Переводчика), "существенные факты... на которых основано его обвинение" (см. Решение Европейского Суда по делу "Балетт против Бельгии" от 24 июня 2004 г., жалоба N 48193/99).

В то же время Европейский Суд повторяет, что соблюдение требований статьи 6 Конвенции должно определяться в свете производства по делу в целом, включая кассационное судопроизводство. Так, в деле "Даллош против Венгрии" (Dallos v. Hungary) (жалоба N 29082/95, ECHR 2001-II, §§47-53), которое касалось переквалификации кассационным судом обвинения, на основании которого заявитель был осужден, Европейский Суд придал решающее значение последующему разбирательству в Верховном Суде, установив отсутствие нарушения статьи 6 Конвенции ввиду того факта, что Верховный Суд пересмотрел дело в устном судебном процессе как в процессуально-правовом, так и в материально-правовом смысле.

В данном деле заявитель имел право обжаловать приговор по всем правовым и фактическим аспектам в Верховный Суд Российской Федерации, который заслушивал мнение сторон в устном кассационном процессе. Не утверждалось, что кассационный суд не имел полномочий отменить приговор по делу заявителя и оправдать его или что на стадии кассационного судопроизводства заявитель не мог бы защищать себя в свете нового толкования доказательств, осуществленного судом первой инстанции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сипавичюс против Литвы" (Sipavicius v. Lithuania) от 21 февраля 2002 г., жалоба N 49093/99, §31). Поэтому даже если изменение фактических обстоятельств сути предъявленного обвинения судом первой инстанции было несколько неожиданно, как утверждал заявитель, [вместе с тем] заявитель и его адвокаты имели достаточно времени, чтобы подготовить свои доводы с учетом этих изменений и представить их в кассационный суд.

При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что данная жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

d) Жалобы N 2 (d) - (h)

Европейский Суд отмечает, что заявитель подал еще ряд жалоб на нарушение пунктов 1 и 3 статьи 6 Конвенции при рассмотрении его уголовного дела. В частности, он обжаловал одностороннее рассмотрение доказательств судом, необеспечение присутствия определенных свидетелей в суде и неразглашение содержания определенных доказательств ни стороне защиты, ни суду (подробнее см. выше, раздел "Суть жалобы").

В свете доводов сторон Европейский Суд полагает, что эти жалобы затрагивают сложные вопросы факта и права, которые требуют рассмотрения дела по существу. Следовательно, Европейский Суд приходит к выводу, что данная жалоба не может быть признана явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Других оснований для признания жалобы неприемлемой установлено не было.

На основании изложенного Суд единогласно:

объявил приемлемыми для рассмотрения, не предрешая дело по существу, жалобы заявителя на нарушение статьи 6 Конвенции, касающиеся предположительно несправедливого сбора и рассмотрения доказательств судами Российской Федерации (жалобы N 2 (d) - (h));

объявил остальную часть жалобы неприемлемой для рассмотрения по существу.

Серен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда