Действующий УПК ограничивает право обвиняемого на защиту (В.Бозров, "Российская юстиция", 1999, N 12)

Действующий УПК ограничивает право обвиняемого на защиту

Право подозреваемого, обвиняемого, подсудимого на защиту является конституционным принципом, нашедшим закрепление в ст.ст.45 и 48 Конституции РФ, а также в ст.19 УПК РСФСР. Он как бы соединил в себе две стороны одной медали: право на защиту и гарантии реализации этого права. Если коротко, то право обвиняемого на защиту предполагает активную защиту не запрещенными законом способами от уголовного обвинения как лично, так и с помощью другого лица, именуемого в уголовном процессе защитником. В соответствии со ст.19 УПК органы дознания, следствия, прокурор и суд обязаны создать условия для реализации подозреваемым и обвиняемым (подсудимым) этого права. Между тем положения УПК по этому поводу не всегда наполнены процессуальной логикой, а порой вообще противоречивы. К такого рода алогизмам можно отнести процессуальные критерии, перечисленные в ст.47 УПК для лиц, допускаемых в уголовное судопроизводство в качестве защитников. В соответствии с этой нормой защитниками по уголовному делу могут быть адвокаты по предъявлении ими ордера юридической консультации, представители профессионального союза или другого общественного объединения по предъявлении соответствующего протокола, а также документа, удостоверяющего личность. По определению суда или постановлению судьи в качестве защитников могут допускаться близкие родственники и законные представители обвиняемого, а также другие лица.

Сопоставив процессуальные критерии допуска защитника в уголовное судопроизводство на стадии предварительного расследования и в суде первой инстанции, нетрудно обнаружить их несоответствие. Если в судебной стадии у подсудимого нет видимых процессуальных ограничений в свободе выбора защитника, то в период предварительного расследования она существенным образом ограничена - близкие родственники, законные представители обвиняемого, а также другие лица не могут участвовать в качестве защитника.

Считаю, что наличие дополнительных, надуманных препятствий, содержащихся в ст.47 УПК по выбору защитника, противоречит положениям Конституции РФ, гарантирующим гражданам право на защиту. Эти ограничения нередко создают на стадии предварительного расследования ситуации, когда обвиняемый вынужден доверить защиту своих интересов нежелательному для него лицу, от услуг которого он в суде отказывается. Указанные ограничения защитника не только создают дополнительные затруднения организационного характера, но и порождают волокиту в судопроизводстве. Например, изучение практики военных судов Уральского региона показывает, что в тех случаях, когда на стадии предварительного расследования обвиняемому отказывали в допуске в качестве защитника лиц, указанных в ч.5 ст.47 УПК, они в большинстве своем эти же ходатайства заявляли в суде. В результате с появлением в деле нового лица в качестве защитника процедура ознакомления с материалами дела повторялась в судебной стадии. При этом у подсудимого и его защитника нередко возникали новые ходатайства, которые можно и нужно было разрешить значительно раньше.

Можно предположить, что усеченность права обвиняемого по выбору защитника на предварительном следствии связана с заботой законодателя о гарантированности права на квалифицированную юридическую помощь, т.е. продиктована его интересами. Но такое предположение входит в разительное противоречие с общеизвестным постулатом: если право - инструмент защиты личности от произвола государственной власти, то ограничение прав и свобод предназначено для защиты общества, прав и свобод (интересов) других лиц от произвола правопользователя. Ограничение прав в этом смысле имеет такое же естественное происхождение, как сами права и свободы. Следовательно, ограничения во всех случаях должны преследовать цель - найти разумный компромисс между общественной необходимостью и интересами обладателя права. Однако подобной цели в исследуемых ограничениях права обвиняемого на защиту я не вижу. Кроме того, известно, что стоимость услуг адвоката достаточно высока. Всегда ли она соизмерима с пользой, приносимой конкретному обвиняемому (подсудимому)? Порой, заплатив значительные средства, он должной юридической помощи не получает. То есть на данном этапе развития российской государственности гарантированность квалифицированной юридической помощи находится не на должном уровне. Замечу также, что удовлетворение ходатайства обвиняемого об отказе от защитника в судебной практике считается явлением нормальным, если при этом не нарушены требования ст.ст.50 и 51 УПК. В то же время допуск на предварительном следствии в качестве защитника лиц, перечисленных в ч.5 ст.47 УПК, Верховным Судом РФ рассматривается как грубое нарушение права обвиняемого на защиту.

В итоге судебная практика, основанная на противоречивом законе, породила процессуальный нонсенс: нет у обвиняемого защитника - нет нарушения его права на защиту и наоборот, - есть защитник, но не из числа тех, кто назван в ч.4 ст.47 УПК, - налицо существенное нарушение указанного права.

Напомню, в соответствии со ст.47 УПК обвиняемый при определенных условиях вправе отказаться от услуг защитника в любой стадии уголовного процесса. При этом каких-либо намеков на обязанность следственных и судебных органов по реальному обеспечению его защитником закон не содержит. Между тем в первый период действия законодательных новелл судебно-следственная практика стала складываться так, что как на стадии предварительного расследования, так и в суде отказ от защитника мог быть удовлетворен лишь тогда, когда участие другого обеспечивалось реально. Впоследствии органы предварительного расследования в отличие от судов от этой практики постепенно отошли. Здесь также трудно усмотреть заботу о гарантиях прав обвиняемого на защиту.

Хотелось бы надеяться, что ограничения, имеющиеся в ч.4 ст.47 УПК РСФСР в праве выбора защитника, как существенно нарушающие право обвиняемого на защиту, в УПК РФ будут исключены.

Итак, реальное обеспечение права обвиняемого на защиту должно быть свойственно всем стадиям уголовного процесса, а его нарушение в любой из них ведет к неправосудности приговора, т.е. к антиправосудию. С данной точки зрения теперь взглянем на стадию назначения судебного заседания.

В соответствии с ч.2 ст.46 УПК обвиняемый становится подсудимым с момента принятия дела по его обвинению к производству судом. Следовательно, с этого момента у него согласно ч.5 ст.47 УПК появляются дополнительные права по выбору защитника, а также расширяются возможности по реализации права на защиту.

Казалось бы, закон достаточно прост и точен, но в практике его применения возникли сложности, вызванные тем, что УПК не содержит норму, которая бы давала ответ на вопрос: когда дело считается принятым судом к производству?

С точки зрения процессуальной логики, думаю, правильным считать дело принятым судом к производству с момента его регистрации в канцелярии. Во-первых, буквальное толкование ст.46 УПК дает основание полагать, что закон связывает принятие дела к производству не с физическим лицом (судьей), а с учреждением, именуемым судом. В пользу такого вывода говорит и п.1 ст.34 УПК, раскрывающий содержание понятия "суд". Во-вторых, исчисление процессуальных сроков, обязывающих судью назначить дело к слушанию, начинается с момента регистрации поступившего в суд уголовного дела. Следовательно, обвиняемый становится подсудимым и приобретает его права тоже с данного момента. Если это так, судья, в производстве которого находится дело, обязан вручить подсудимому копию обвинительного заключения еще до принятия решения о назначении судебного разбирательства. В противном случае и подсудимый, и его защитник лишаются возможности заявления ходатайства по существу обвинения, а также списку лиц, подлежащих вызову в суд, и другим вопросам, вытекающим из обвинительного заключения и решаемым судьей при назначении дела к слушанию. Следовательно, невручение обвиняемому главного обвинительного документа до назначения судебного заседания, по существу, лишает его права на защиту в данной стадии и оно становится не более чем декларативным, поскольку при решении вопросов, перечисленных в ст.222 УПК, подсудимый лишен возможности довести по ним свое мнение до судьи. С учетом этих соображений (по инициативе автора настоящей статьи) в военном суде Екатеринбургского гарнизона стали вручать подсудимым обвинительные заключения с таким расчетом, чтобы они реально могли заявить возникшие у них ходатайства до принятия судьей решения о назначении судебного заседания.

Военная коллегия Верховного Суда РФ полагает, что такая практика основана на поверхностном подходе к досудебному разбирательству дела, а поэтому является неправильной. В этой связи замечу, что позиция Военной коллегии, на мой взгляд, не вполне соответствует уголовно-процессуальным нормам, определяющим содержание и задачи стадии назначения судебного разбирательства. Кроме того, в известных проектах нового УПК момент вручения копии обвинительного заключения вообще вынесен за пределы стадии назначения судебного заседания как процессуальное действие, нехарактерное правосудию. Законодатель тем самым намеревается обеспечить возможность подсудимому и его защитнику подготовиться к решению вопросов, входящих в прерогативу первой судебной стадии. Такой подход будет вполне соответствовать общепризнанным принципам международного права.

Решение вопроса о моменте, с которого дело считается принятым судом к производству, приведет к развязке еще одного "процессуального узла", связанного с гарантиями реализации подсудимым права на защиту. Имеется в виду проблема участия защитника в стадии назначения судебного заседания.

По смыслу ст.236 УПК право на ознакомление с материалами уголовного дела у защитника возникает с принятием судьей решения о предстоящем судебном разбирательстве, т.е. тогда, когда защитник уже лишен возможности заявлять какие-либо ходатайства по вопросам, разрешаемым судьей в данной стадии процесса. С таким процессуальным положением защитника в какой-то мере еще можно примириться, если он участвовал в деле при производстве предварительного расследования и ему знакомы его материалы (на их основе, даже не зная обвинительного заключения, он смог бы заявить ходатайство). Однако в практике военных судов нередки ситуации, когда в судебных стадиях защиту интересов подсудимого принимает на себя лицо, не участвовавшее на стадии предварительного расследования и которое с материалами дела не ознакомлено. Без знания материалов дела защитник вряд ли имеет возможность о чем-то ходатайствовать перед судьей до назначения судебного разбирательства. Мало того, вновь вступивший в дело защитник лишен реальной возможности заявить ходатайство и от имени обвиняемого, хотя и знающего материалы, но находящегося под стражей, поскольку свидание с ним ему может быть разрешено только с момента допуска к участию в деле (ст.51 УПК), а этот вопрос тоже решается при назначении судебного заседания (ст.223 УПК). В результате несогласованность уголовно-процессуальных норм и здесь создает тупиковую ситуацию.

Таким образом, приведенные процессуальные алогизмы превращают институт участия защитника на стадии назначения судебного заседания в юридическую пустышку. Из этого порочного круга выход только один - совершенствовать процессуальный закон. Считаю, что с этой целью в УПК РФ следует предусмотреть:

- вручение копии обвинительного заключения обвиняемому прокурором не позднее дня направления им уголовного дела в суд;

- точные формулировки границ стадии назначения судебного разбирательства;

- право допуска защитника к участию в деле и право на свидание с обвиняемым с момента поступления дела в суд;

- время, в пределах которого стороны реально смогли бы подготовить ходатайства, разрешаемые судьей при назначении судебного заседания.

В.Бозров,

председатель военного суда,

доцент, заслуженный юрист РФ

(г.Екатеринбург)