Значение мнения потерпевшего при отказе прокуратуры от обвинения (С.Р. Зеленин, "Журнал российского права", N 5, май 2002 г.)

Значение мнения потерпевшего
при отказе прокуратуры от обвинения

После известного постановления Конституционного Суда РФ, касающегося обязательности для суда отказа прокурора от обвинения, по-новому встал вопрос о значении в такой ситуации мнения потерпевшего.

В практике Верховного Суда РФ появились примеры, которые обязывали суды при отказе прокурора от обвинения выяснять мнение потерпевшего и учитывать его при вынесении решения.

Так, рассматривая одно из дел, Верховный Суд РФ указал, что по смыслу уголовно-процессуального закона в случае отказа государственного обвинителя от обвинения суд должен выяснить, имеются ли у потерпевшего возражения по поводу этого отказа. В тех случаях, когда потерпевший поддерживает предъявленное обвинение, суд не вправе оправдывать обвиняемого или переквалифицировать его действия на более мягкую статью, ссылаясь лишь на то, что государственный обвинитель отказался от предъявленного обвинения. В таких случаях суд обязан исследовать все имеющиеся в деле доказательства и в зависимости от полученных данных принять законное и обоснованное решение*(1).

По другому делу, подтверждая обязательность для суда отказа государственного обвинителя от обвинения, Верховный Суд сделал специальную оговорку о том, что потерпевшая не возражала против такого отказа*(2).

Таким образом, точка зрения высшей судебной инстанции по уголовным делам сформулирована. Но почему именно так?

Обсуждая это положение, практики обычно ссылаются на норму, касающуюся производства с участием присяжных. Закон устанавливает, что отказ прокурора от обвинения в стадии судебного разбирательства при отсутствии возражений со стороны потерпевшего влечет прекращение дела в соответствующей части.

Однако вопрос этот требует не формальной ссылки на процессуальную аналогию, а разъяснения по существу. Попробуем разобраться в проблеме с точки зрения полномочий потерпевшего. Ведь причиной такого понимания ситуации при отказе прокурора от обвинения является представление о роли потерпевшего как лица, осуществляющего в уголовном процессе функцию обвинения.

Некоторые авторы видят перспективу развития законодательства в предоставлении "частным лицам, пострадавшим от любого преступления, возможности самостоятельно осуществлять уголовное преследование, особенно в тех случаях, когда правоохранительные органы от него отказались"*(3).

При работе над проектом нового УПК РФ рассматривался вариант, в котором потерпевшему отведена роль субъекта, выступающего на стороне обвинения. Критике такой точки зрения автор уже уделял внимание при рассмотрении пределов полномочий потерпевшего*(4). Практика рассмотрения конкретных судебных ситуаций показала, что номинальное наделение потерпевшего правом поддерживать обвинение не имеет ничего общего с той функцией, которая, по мнению сторонников такого взгляда, должна быть ему присуща.

По подавляющему количеству дел отказ прокурора от обвинения имеет место лишь в судебных прениях, то есть после того, как все доказательства представлены суду и исследованы им. В такой ситуации простое заявление потерпевшего о том, что он настаивает на ответственности подсудимого, не может рассматриваться как поддержание обвинения перед судом, ведь осуществляемое в суде уголовное преследование есть активная деятельность, связанная как с представлением суду доказательств виновности, так и с их оценкой. Причем доказательства, по смыслу закона, должны иметь процессуальную форму. Таким образом, обвинение является не только организационной и аналитической, но и юридической деятельностью, предполагающей знание правовой процедуры, чего законодатель не может потребовать от потерпевшего*(5).

Критикуя концепцию потерпевшего-обвинителя, нельзя не учитывать публичного характера уголовного преследования по подавляющему большинству дел, что имеет в российском процессе давние традиции.

Реформа 1864 года рассматривала поддержание обвинения потерпевшим скорее как исключение из общего порядка судопроизводства. М. В. Духовской писал в начале прошлого века, что потерпевший после передачи дела в суд (кроме мирового) "лишается уже участия в процессе"*(6). Такое положение продолжало оставаться по существу неизменным и в советское время, и после принятия Концепции судебной реформы.

Конституция Российской Федерации (ст.52) обеспечивает потерпевшему от преступления доступ к правосудию и право на компенсацию ущерба. Ныне действующее отраслевое законодательство предусматривает, что потерпевший наделен правом поддерживать обвинение лишь по делам частного обвинения, поводом к возбуждению которых является его жалоба. Другого положения, при котором потерпевший подменял бы собой прокурора, действующее законодательство не знает.

Таким образом, мы видим, что ни исторических, ни законодательных предпосылок наделения потерпевшего правом поддержания обвинения вместо прокурора нет.

Однако в критике взглядов на потерпевшего как обвинителя это не главное. Основное препятствие для реализации данной теории кроется в самой сущности потерпевшего как лица, имеющего право защищать свои собственные интересы. Его интерес может совпадать (и, очевидно, совпадает в большинстве случаев) с направлением деятельности органов уголовного преследования. Однако этот интерес может быть вне сферы уголовного процесса вообще. Вот почему всякие суждения об интересах потерпевшего имеют как бы предположительный характер.

Вопрос не только в том, чтобы законодатель обеспечил потерпевшему возможность эффективно содействовать органам уголовного преследования, если он пожелает это сделать. Вопрос также и в том, чтобы законодатель не навязывал ему этой роли в процессе, что будет являться излишним проявлением публичности и нарушением субъективного права лица.

Концепция "потерпевший-обвинитель" фактически навязывает ему не только процессуальную позицию, но и материальный интерес. При этом упускается из вида, что от гражданина можно потребовать лишь выполнения обязанностей, но не пользования правами. Отсутствие у потерпевшего зачастую желания поддерживать обвинение превращает представление о той функции, которую, по мнению сторонников этих взглядов, он должен выполнять, в фикцию состязательности и правосудия.

Необязательность участия потерпевшего в каждом деле - еще один признак необязательности его обвинительной функции.

Потерпевший появляется в уголовном деле лишь тогда, когда затронут частный интерес лица.

Отсутствие в деле прокурора, по складывающемуся сейчас мнению, которое находит все больше сторонников, означает отсутствие в данном процессе стороны обвинения, а значит, и обвинительной функции. Именно поэтому ставится вопрос о поддержании обвинения специально уполномоченными на то органами и должностными лицами по всем делам публичного обвинения. Если это не соблюдается (как при отказе от обвинения), рассмотрение дела и дальнейшая проверка доказательств, по выводам Конституционного Суда, означает обвинительную деятельность суда, что является недопустимым с точки зрения его беспристрастного статуса.

Отсутствие в деле защитника не означает отсутствия защитительной функции, поскольку в этом случае бремя защиты возложено на подсудимого. Отсутствие же потерпевшего не может и не должно восполняться участием прокурора-обвинителя, ведь, как уже было указано, они могут иметь разный интерес в деле.

Поскольку обвинительная направленность не является обязательной для деятельности потерпевшего, она не может рассматриваться как проявление обвинительной функции по делам публичного обвинения. Не выполняет потерпевший и функцию защиты, даже если его позиция сводится к тому, чтобы не привлекать виновное лицо к ответственности или назначить ему за совершенное преступление минимальное наказание. И в этом случае, как мы полагаем, потерпевший преследует свои интересы, продиктованные теми мотивами, которые являются для него доминирующими при решении вопроса о позиции по делу. Он, как и любой другой участник процесса, не может совмещать в себе две различные функции и быть, в зависимости от избранной позиции, то обвинителем, то защитником. Такой взгляд вовсе лишает потерпевшего возможности иметь по делу собственную позицию, а потому не соответствует ни реальному положению вещей, ни его законному праву отстаивать собственные интересы. Причем выбор средств и методов для этого является прерогативой самого субъекта.

Полезно обратиться и к мнениям, высказанным Конституционным Судом РФ. Решая вопросы о конституционности норм, касающихся потерпевшего, он достаточно осторожно выражается относительно его функции - "частный интерес потерпевшего состоит в восстановлении всех его прав: он фактически, с учетом его процессуального положения, выступает в качестве стороны, противостоящей обвиняемому..." (здесь и далее выделено мною. - С. З.)*(7).

Здесь мы видим, что КС приходит к выводу о близости позиции потерпевшего к обвинению, анализируя практику, фактическое положение дел, но не нормы закона. Примечательно, что даже в этой ситуации КС старается избежать прямого утверждения, что потерпевший выполняет функцию обвинения. Нет сомнения в том, что интерес потерпевшего состоит в восстановлении его прав, нарушенных преступлением, в защите своей чести и достоинства, возмещении причиненного вреда. Однако на то он и частный интерес, чтобы не ограничиваться только публичными средствами защиты, предоставляемыми уголовной процедурой.

Поэтому размышление КС о том, что "по всем : делам потерпевший заинтересован в том, чтобы способствовать раскрытию преступления", опять оставляет впечатление надуманной схемы. Возможно, по большинству дел это действительно так, однако берем на себя смелость утверждать, что есть немало случаев (например, по делам, расследование которых нежелательным образом затронет частную жизнь человека), когда потерпевшие считали для себя благом забыть о преступлении и никогда больше не встречаться с людьми, его совершившими. Возможны варианты, когда потерпевший склонен получить от виновного лишь компенсацию моральных переживаний, но обойтись без раскрытия преступления официальными органами. Конечно, потерпевший обязан дать показания по уголовному делу, но он отнюдь не обязан поддерживать обвинение в том случае, если не желает этого делать.

Очень важно отметить также, что, анализируя конституционность ст.248 прежнего УПК, КС утверждает, что при отказе прокурора от обвинения функция поддержания обвинения переходит фактически к суду*(8). Суд ни в коей мере не предполагает, что эта функция по делам публичного обвинения может перейти к потерпевшему.

О потерпевшем в связи с анализом ст.248 упоминается в этом постановлении лишь один раз: при иллюстрации принципа разрешения судом дел на основании поступающих к нему обращений - обвинительного заключения или жалобы потерпевшего*(9). Из этой формулировки можно сделать вывод о том, что позиция потерпевшего является основанием для рассмотрения дела судом лишь по делам частного обвинения, и обвинительное заключение, составленное органами уголовного преследования, не может быть заменено каким-либо волеизъявлением потерпевшего.

Отвергнув идею потерпевшего-обвинителя, в поисках стержневого понятия, раскрывающего суть процессуального статуса лица, пострадавшего от преступления, обратимся к нормам Конституции РФ. Говоря о потерпевшем, она гарантирует ему доступ к правосудию (ст.52).

Нельзя не обратить внимания на разность в правовом конституционном регулировании прав лиц, обвиняемых в совершении преступлений, и потерпевших от преступлений. Права первых достаточно подробно и четко изложены в Конституции, а способ регулирования прав потерпевшего декларативен, доступ к правосудию номинирован без указаний на какое-либо его содержание. Ясно, что форм и способов такого доступа может быть множество; в зависимости от этого будет меняться и объем полномочий субъекта уголовного процесса. Конкретные процедуры доступа должен определять законодатель. При этом он не может обойти тот факт, что конституционная норма обеспечивает лишь возможность участвовать в нем, но не указывает, каким именно образом, в какой мере. Поэтому принципиально важным представляется определение в науке, а затем в законодательстве и в практике понятия обеспечение "доступа к правосудию". Пределы такого доступа должны быть оптимальны, то есть не избыточны, но достаточны для защиты интересов потерпевшего.

Отсутствие избыточности предполагает, что у потерпевшего нет дискреционных полномочий, а также необходимость соблюдения баланса полномочий противоборствующих в процессе сторон. Достаточность участия как проявления доступа, на наш взгляд, означает возможность быть услышанным при осуществлении правосудия, право выразить свое мнение перед судом.

В подтверждение этой позиции КС совершенно обоснованно сослался на положение Декларации основных принципов правосудия для жертв преступления и злоупотребления властью, согласно которому государства - члены ООН должны "...содействовать тому, чтобы судебные: процедуры в большей степени отвечали потребностям защиты жертв путем обеспечения возможности изложения и рассмотрения мнений и пожеланий жертв на соответствующих этапах судебного разбирательства, в тех случаях, когда затрагиваются их личные интересы..."*(10).

Надо, однако, отметить, что право потерпевшего на доступ к правосудию предполагает соответствующую обязанность государства обеспечить этот доступ. Одним из институтов, гарантирующих доступ, является обязанность суда отреагировать на обращение потерпевшего, вынести по нему решение в тех случаях, когда это предусмотрено законом. Это не значит, что суд связан мнением потерпевшего, но он должен выслушать его и вынести решение о согласии или несогласии с этим мнением. Наоборот, лишение потерпевшего возможности довести до суда свою позицию либо отсутствие реакции суда на такую позицию в случае, когда реакция должна последовать в силу требований закона, есть отказ в доступе к правосудию.

Такое толкование права потерпевшего на доступ к правосудию руководит судами при разрешении конкретных процессуальных ситуаций.

Например, отменяя приговор городского суда, судебная коллегия по уголовным делам областного суда указала, что судом первой инстанции допущено существенное нарушение уголовно-процессуального закона. Как видно из протокола судебного заседания, потерпевшая П. заявила ходатайство о направлении дела для дополнительного расследования в связи с нарушением ее прав следователем и для привлечения к ответственности других лиц, которые, по ее мнению, были причастны к совершению преступления. Однако суд данное ходатайство по существу не разрешил и вопреки требованиям закона не принял по нему никакого решения*(11).

По другому делу областной суд указал, что судом первой инстанции нарушен закон - в определении он оставил неразрешенным ходатайство законного представителя потерпевшего и его адвоката (следует читать - представителя) о направлении дела на дополнительное расследование по мотивам необходимости предъявления обвиняемым более тяжкого обвинения*(12).

Последний пример свидетельствует о том, что практики приходят к выводу о недопустимости переноса проверки обоснованности доводов потерпевших на более позднее время, на следующую стадию процесса. Как только мнение высказано, оно, если это предусмотрено законом, должно получить оценку. Такую оценку, конечно, должно получить ходатайство о направлении дела для дополнительного расследования.

Доступ к правосудию - это не только право быть услышанным, но и соответствующая обязанность суда вынести решение по приведенным аргументам. Именно поэтому потерпевший является самостоятельным субъектом - участником судебных прений, в отличие от подсудимого, например. Ведь когда в деле участвует защитник, подсудимый лишается права выступать в прениях именно в силу того, что это свое право он передает защитнику. Причем закон не допускает в этом смысле какого-либо усмотрения подсудимого (он вправе отказаться лишь от защиты в целом). Потерпевший же при участии прокурора имеет право выступить в прениях самостоятельно, что отражает независимость его процессуального статуса и позиции по делу, в том числе и от прокурора как государственного обвинителя.

Если потерпевший в прениях возражает против отказа прокурора от обвинения, суд обязан ответить на это обращение по существу. Иначе в доступе к правосудию потерпевшему будет отказано. Суд "отгородится" от потерпевшего позицией прокурора, оставив аргументы потерпевшего без оценки и решения. Именно поэтому отказ прокурора от обвинения при возражении потерпевшего не является обязательным для суда, который должен дать аргументам потерпевшего оценку по существу.

Теперь посмотрим на проблему с точки зрения полномочий прокурора - субъекта, наделенного правом и обязанного поддерживать обвинение. Ведь существуют такие модели состязательного процесса, где потерпевший не наделен правами участия в прениях.

Исследователи зарубежного уголовного процесса неоднократно и без одобрения отмечали неограниченные полномочия американских прокуроров в решении вопроса о прекращении уголовного преследования*(13). По американской системе обвинения, уголовное преследование - право, но не обязанность государственного атторнея-обвинителя.

Истоки такого толкования полномочий обвинительной власти лежат в традициях американской правовой системы, выросшей из английского общего права и сформировавшейся на протяжении всей истории США. Это объясняется также принятой трактовкой разделения властей, где суд не вправе вмешиваться в "отправление исполнительной властью своего усмотрения относительно уголовного преследования"*(14).

Такое положение может быть понято через призму формирования особой концепции правосудия, где под влиянием обычного права сложилось представление о том, что общество и каждый его член "делегировали" свое право на уголовное преследование виновного государству в лице специально созданных для этого органов. С развитием и специализацией государственного аппарата эти полномочия персонифицировались в конкретных должностных лицах.

Однако в России принята континентальная система права, источниками которого признаются писаные нормы, облеченные в форму законов. Законность является одним из основных принципов деятельности государственных органов. Это означает, что такой орган (должностное лицо) при принятии решений, находящихся в его компетенции, обязан руководствоваться законом. Так, часть 2 ст.4 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" предусматривает, что органы прокуратуры "осуществляют полномочия: в строгом соответствии с действующими на территории Российской Федерации законами". Анализ статей 30 и 35 указанного федерального закона, регламентирующих полномочия прокурора в сфере уголовного процесса, позволяет сделать определенный вывод о том, что прокурор в уголовном процессе подчинен закону и руководствуется только им.

Как представитель государственного органа, прокурор, принимая решение по делу вообще или отказываясь от обвинения (от уголовного преследования) в частности, должен иметь в виду прежде всего законные основания для этого. Российский прокурор не вправе безмотивно отказаться от обвинения в суде и от уголовного преследования на досудебных стадиях. Принцип законности исключает произвольное усмотрение при отказе от обвинения. Оно недопустимо в той же мере, в какой недопустимо произвольное уголовное преследование. Абсолютная власть прокурора в осуществлении уголовного преследования не признается в нашем законодательстве и практике.

Принцип законности предопределяет возможность проверки (оценки) действий прокурора*(15). Следовательно, позиция прокурора, в том числе отказ его от обвинения, находится под контролем закона и может быть проверена судебной властью.

В этом существенное отличие нашей современной правовой системы от американской модели и от уголовного процесса по Уставу уголовного судопроизводства 1864 года*(16).

Потерпевшему, право которого обжаловать в суд прекращение уголовного преследования на досудебных стадиях общепризнанно, не может быть отказано и в обжаловании отказа прокурора от обвинения, заявленного в судебном заседании. Конечно, отказ прокурора от обвинения непосредственно в суд не может быть оспорен в рамках тех процедур, которые предусмотрены для более ранних стадий процесса. Однако его обжалование заинтересованными участниками процесса происходит в прениях сторон или при обсуждении такого отказа, если он заявлен до прений. И суд в совещательной комнате решает вопрос об обоснованности такого отказа. Если же обжалования не произошло (по причине отсутствия в деле субъекта обжалования - потерпевшего или его нежелания воспользоваться правом оспаривать отказ), то отказ, очевидно, должен быть принят судом, как не вызвавший возражений. Суд не должен входить в оценку отказа, если этот вопрос не поставлен сторонами*(17), в силу требований состязательности и исключительности для суда функции отправления правосудия.

По существу, позиция потерпевшего в этой ситуации - не поддержание обвинения, что на самом деле, как мы показали, ему не свойственно, а судебное обжалование отказа прокурора от обвинения. Это обращенная к суду просьба проверить законность и обоснованность такого отказа, на которую суд обязан мотивированно ответить в приговоре.

С.Р. Зеленин,

судья Тульского областного суда

"Журнал российского права", N 5, май 2002 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Определение Судебной коллегии по уголовным делам от 31 мая 2000 года по делу N 38-000-39.

*(2) См.: БВС РФ. 2001. N 9. С. 12.

*(3) Петрова Н. Частный интерес в уголовном процессе защищен не в полной мере // Российская юстиция. 2001. N 6. С. 38.

*(4) См.: Зеленин С. Потерпевший в состязательном процессе // Российская юстиция. 2001. N 3. С.48-49.

*(5) В качестве примера можно привести кассационную жалобу потерпевшей, в которой, будучи недовольной мягким наказанием, она просит "отменить протест прокурора". В протесте же ставился вопрос об отмене приговора в связи с неправильной переквалификацией судом действий виновных на менее тяжкое обвинение. Можно представить, как непросто будет судьям кассационной инстанции истолковать эту позицию потерпевшей - как просьбу отменить приговор или как просьбу оставить без удовлетворения протест?

*(6) Хрестоматия по уголовному процессу России / Автор-составитель Э. Ф. Куцова. М., 1999. С. 159.

*(7) Пункт 4 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 15 января 1999 года N 1-П.

*(8) См.: Пункт 4 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 20 апреля 1999 года N 7-П.

*(9) См.: Там же. П.7.

*(10) Международные акты о правах человека: Сб. документов. М., 2000. С.165-167.

*(11) Дело N 22-174/2001 Тульского областного суда.

*(12) Дело N 22-180/2001 Тульского областного суда.

*(13) См., например: Гуценко К. Ф. Уголовный процесс основных капиталистических государств. М., 1969. С. 124-125.

*(14) См. подробнее: Махов В. Н., Пешков М. А. Уголовный процесс США (досудебные стадии). М., 1998. С. 129-132.

*(15) О связи установленных законом критериев принятия решения и возможности обжалования этого решения см. подробнее Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 16 марта 1998 года N 9-П.

*(16) И. Я. Фойницкий в "Курсе уголовного судопроизводства" указывал, что суд не может возлагать на прокуроров обвинительную деятельность, поскольку обвинение представляется обязанностью прокуроров перед государством в качестве субъекта обвинительной власти, а не обязанностью перед судом. См.: Хрестоматия по уголовному процессу России. С.140.

*(17) См.: БВС РФ. 2001. N 9. С.12.