Глава II. Министерство Юстиции в царствование
Императора Александра I. Гавриил Романович Державин
Одновременно с манифестом об учреждении Министерств, 8 сентября 1802 г. последовал Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату следующаго содержания: "Вследствие манифеста Нашего об образе управления Государственных дел, оставляя первыя три Коллегии на прежнем их основании, Повелеваем Государственным Военной и Адмиралтейства Коллегиям остаться первой под управлением вице-президента той Коллегии Генерал-от-Инфантерии Вязьмитинова, второй вице-президента оной Адмирала Мордвинова; а Коллегии Иностранных Дел быть под управлением Государственнаго Канцлера, Действительнаго Тайнаго Советника I-го класса Графа Воронцова, коим и носить звание Министров. Товарищем Министра Иностранных Дел назначаем Тайнаго Советника Князя Адама Черторыльскаго. Министром Юстиции или Генерал-Прокурором повелеваем быть Действительному Тайному Советнику Державину, предоставляя впредь назначить ему Товарища; Министром Внутренних Дел Действительному Тайному Советнику Графу Кочубею, а Товарищем его Действительному Камергеру Графу Строгонову, котораго Всемилостивейше жалуем в Тайные Советники; Министром Финансов Действительному Тайному Советнику Графу Васильеву, а Товарищем Его Гофмейстеру Гурьеву; в должности Государственного Казначея Тайному Советнику Федору Голубцову. Коммерц-Коллегия остается по прежнему в управлении Министра Коммерции Действительнаго Тайнаго Советника Графа Румянцова, со всеми другими местами, до сего времени в его ведении состоявшими. Министром Народнаго Просвещения повелеваем быть Действительному Тайному Советнику Графу Заводовскому, а Товарищем его Тайному Советнику Муравьеву. Таким образом наполнив все Министерства особами, коих достоинства и отличныя способности Нам известны, повелеваем им приступить немедленно, на основании манифеста Нашего, к отправлению должностей, на них возложенных; а дабы излишне не обременить их при самом вступлении в Министерства, Правительствующий Сенат имеет окончить все дела ведомства Министров, которыя в оный поступили до издания сего манифеста, и обязанностью Министров будет пещись о скорейшем окончании оных".
О таком Высочайшем повелении Правительствующий Сенат указом от 12 сентября 1802 г. объявил Министру Юстиции Действительному Тайному Советнику и Кавалеру Гавриилу Романовичу Державину, с приведением его к присяге в Сенате.
Потомок выходца из орды Багрима Мурзы, первый Министр Юстиции, знаменитый поэт Г.Р. Державин родился в Казани 3 июня 1743 г. Выучившись грамоте при помощи церковных причетников, он поступил в школу иностранца Розе, сосланнаго за разныя преступления в Оренбург в каторжныя работы. В этой школе он изучил немецкий язык, а затем образование свое довершил у гарнизоннаго школьника Лебедева, штык-юнкера Полетаева и наконец в первых четырех классах Казанской гимназии. В 1762 г. Державин был определен рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк, и первый чин он получил в 1772 году. Вскоре затем, будучи прикомандирован вместе с другими гвардейскими офицерами к генералу Бибикову, назначенному для усмирения Пугачевскаго бунта, Державин отличился мужеством и удачным выполнением возложенных на него поручений, но вследствие допущенной им безстактности в отношении Главнокомандующаго и нарушения долга подчиненности он один не получил награды после поимки Пугачева и усмирения мятежа. В феврале месяце 1777 года Державин был однако переименован из чина бомбардирскаго поручика в коллежские советники и ему пожаловано 300 душ в Белоруссии. Поступив затем на службу в Сенат вначале в качестве экзекутора I-го Департамента, а впоследствии в качестве советника в экспедиции о государственных доходах, состоявшей в ведении Генерал-Прокурора князя Вяземскаго, Державин вследствие неуживчиваго своего характера возстановил против себя своего непосредственнаго начальника и в 1784 году поставлен был в необходимость выйти в отставку. В том же году он был снова определен на службу в должность губернатора Олонецкой губернии, но в виду раздоров его с военным Генерал-Губернатором Тутолминым был перевен на ту же должность в Тамбовскую губернию. В этом новом месте своего служения Державин успел также возстановить против себя Генерал-Губернатора Гудовича, по представлению котораго он был устранен от дожности с преданием суду за противозаконныя действия по службе и нанесение Гудовичу личнаго оскорбления. Державин был оправдан Сенатом по этим обвинениям, но затем он долго оставался не у дел и только благодаря случайности получил новое назначение.
В конце 1791 года, за болезнью Генерал-Прокурора, обер-прокурор Колокольцов представил Императрице сенатскую меморию о переносе целаго ряда нерешенных гражданских дел из одной губернии в другую. Предположенная мера возбудила сомнение относительно соответствия ея требованиям закона и потому при встрече с Державиным Зубов спросил его, допускается ли перенесение спорных дел из одной губернии в другую на основании заявленнаго лишь тяжущимися подозрения против судей. Державин ответил отрицательно и сослался при этом на учреждение о губерниях. Об этом было доведено до сведения Императрицы, и вслед за тем Державин был назначен статс-секретарем для принятия прошений, причем ему было поручено иметь особое наблюдение за сенатскими мемориями и докладывать Ея Императорскому Величеству о решениях Сената, противных закону. В должности статс-секретаря он оставался до 8 сентября 1792 г., когда при раздаче наград по случаю заключения мира с турками он был назначен Сенатором в Межевой Департамент. После воцарения Императора Павла Державин был назначен правителем канцелярии Верховного Совета, но незамедлительно затем последовал Именной указ, в коем было выражено, что Державин отсылается назад в Сенат за дерзость, оказанную Государю. В 1799 году, в виду успешнаго исполнения возложенных на него Государем поручений, Державин был назначен Финанс-Министром, но вскоре его переименовали в государственные казначеи и в этой должности он оставался до кончины Павла.
Вступление на престол Императора Александра I Державин приветствовал торжественною одою. Государь прислал поэту за оду перстень в 5.000 р. но вслед за тем устранил его от всех занимаемых им должностей, кроме должности Сенатора. Тем не менее при обсуждении вопроса о преобразовании Сената Государь обратил внимание на высказанное по этому предмету мнение Державина и поручил ему составить проект предположенной реформы. Поручение это было исполнено, и хотя составленный им проект не получил одобрения Государя, но при распределении министерских должностей высокий пост Министра Юстиции и Генерал-Прокурора был предоставлен Державину.
Приверженец старых порядков Екатерининского времени, в течение котораго протекла большая часть его служебной деятельности, Державин относился крайне недружелюбно и к осуществившимся реформам, и к новым советникам Государя, подготовившим эти преобразования, а потому с первых же дней после вступления в должность Министра Юстиции и Генерал-Прокурора он стал в прямую оппозицию к своим коллегам.
9 сентября 1802 г. у Государственного Канцлера, Министра Иностранных Дел, графа Воронцова собрались в первое заседание все Министры для обсуждения вопроса о порядке занятий их в Комитете Министров в личном присутствии Государя. Уже в этом первом подготовительном заседании Державин указал на необходимость немедленнаго составления инструкций для Министров, так как в противном случае каждый из них будет постоянно вторгаться в область ведения другаго и таким образом вновь образованное учреждение не принесет никакой пользы для дела упорядочения государственнаго управления. Это вполне основательное заявление Державина встретило возражения со сторон всех остальных членов Комитета, находивших издание инструкции преждевременным. Тем не менее на другой день, когда Комитет собрался в личном присутствии Государя Императора, Державин возбудил снова вопрос о необходимости безотлагательнаго составления инструкции Министрам. При этом Державин заявил, что согласно манифесту впредь до издания новых инструкций он будет руководиться в своей деятельности инструкций Генерал-Прокурора и, дабы предупредить вторжение прокуроров в область дел, ныне им неподведомственных, он преподаст им в особых ордерах надлежащия по этому предмету указания. Такие ордера с одобрения Государя и были в действительности разосланы прокурорам 26 октября 1802г. Остальные Министры не сознавали однако всей важности возбужденного Державиным вопроса. По мнению Министра Внутренних Дел, графа Кочубея, выраженному им впоследствии с полною определенностью в записке, представленной Государю 27 марта 1803 г., точное определение в инструкции прав и обязанностей Министров представляется совершенно излишним, так как в виду назначения на эти должности лиц, пользующихся полным Монаршим доверием, и в виду надзора за их деятельностью со стороны Сената, нельзя допустить возможности каких либо с их стороны злоупотреблений предоставленною им властью. Император Александр I не согласился однако с такими воззрениями и приказал каждому Министру предоставить свои соображения относительно порядка составления и самого содержания предположенных инструкций.
Признавая безусловно необходимо строгую регламентацию деятельности Министров со стороны закона. Державин находил вместе с тем, что в интересах правильнаго течения государственных дел установленный манифестов надзор Сената за этою деятельностью не должен оставаться мертвою буквою. Вследствие этого и так как Первый Департамент Сената, в которым были сосредоточены все правительственныя дела, состоял исключительно из Министров, Державин в заседании Комитета 16 сентября 1802 г. указал на необходимость представления ежегодных министерских отчетов не в Первый Департамент, а в Общее Собрание Сената. Вместе с тем он настаивал на необходимости представления Министрам отчетов уже за первый год их министерскаго управления. Государь одобрил эти предложения, и отчеты Министров были своевременно представлены. Тем не менее, по удостоверению самого же Державина, цель установления надзора Сената за деятельностью Министерств осталась недостигнутою. В составленных им записках он указывает между прочим, что Министры постоянно нарушали законы, определявшие порядок распоряжения государственными суммами, причем все протесты по этому предмету Генерал-Прокурора были оставляемы без уважения. Так, например, Морской Министр Чичагов, в прямое нарушение закона, заключил контракт на поставку во флот провианта на несколько миллионов рублей не только без разрешения Сената, но и без торгов и публикаций. Державин, в качестве Генерал-Прокурора, протестовал против действий Морскаго Министра, но протест этот не повлек за собою никаких последствий.
В виду положения, занятаго им в отношении своих коллег, Державин, по собственному его выражению, "стал скоро приходить у Императора в остуду, а у Министров во вражду". Возбужденное им неудовольствие усилилось в значительной мере вследствие целаго ряда столкновений его с другими Министрами и с Сенатом по делам, в которых он, в качестве Генерал-Прокурора, настойчиво проводил свои взгляды, всегда основанные на искреннем убеждении, хотя и не соответствовавшие иногда духу времени и потребностям государства.
Одно из самых крупных его столкновений произошло по следующему поводу. В грамоте о вольности дворянства и в жалованной грамоте 1785 г. было установлено в виде общего правила, что дворяне, поступившие нижними чинами в военную службу и не выслужившие офицерского чина, не могли выходить в отставку до истечения 12 лет действительной службы. Между тем закон этот вскоре был забыт, и многие дворяне, едва поступив в полк, заявляли уже просьбы об отставке. Вследствие этого, по докладу Военного Министра, 5 декабря 1802 г. состоялось Высочайшее повеление о возстановлении упомянутого закона в прежней силе. Спустя несколько дней по выслушании этого указа в Общем Собрании Сената и по отсылке его в военную коллегию для исполнения один из Сенаторов, Северин-Потоцкий, признавая возстановленный закон унизительным и крайне стесняющим прав дворян, представил через обер-секретаря обширную записку, в которой доказывал необходимость ходатайствовать перед Государем об его отмене, пользуясь предоставленным Сенату правом входить с представлениями к Верховной власти в случае, если какой нибудь указ окажется сопряженным "с великими неудобствами в исполнении". Возмущенный этою запискою, Державин счел долгом доложить о ея содержании Государю. "Что-же? Мне не запретить мыслить, кто как хочет", ответил Император; когда же Державин стал объяснять вредность высказанных Потоцким мыслей и несвоевременность его вмешательства в оконченное уже дело, Его Императорское Величество прервал его словами: "Сенат это и разсудит, а Я не мешаюсь". При слушании записки Потоцкого в Сенате большинство присоединилось к его мнению. Державин, в качестве Генерал-Прокурора, составил в вильных выражениях согласительное предложение Сенату, но по выслушании этого предложения только три Сенатора согласились с ним; остальные же примкнули к мнению Потоцкаго. При подписании журнала некоторые из Сенаторов стали заявлять противозаконное требование к обер-секретарю, чтобы в журнал были включены не только разныя мнения Сенаторов, но и приговор большинства. По этому поводу возникли снова бурныя прения, и порядок был возстановлен только тогда, когда Генерал-Прокурор ударил по столу Петровским молотком, к которому со дня кончины Великаго Преобразователя России никто не смел прикасаться. Через некоторое время дело было доложено Государю, в присутствии депутации от большинства Сената, а замет 21 марта 1803 г. последовало Высочайшее повеление, в коем разъяснено, что дарованное Сенату право входить с представлениями по поводу указов, сопряженных "с великими неудобствами в исполнении", не относится ко вновь издаваемым или подтверждаемым указам, а потому Сенат и не имел никакого основания к своему представлению. Таким образом, в этой борьбе, разыгравшейся на почве дворянских вольностей, Державин одержал полную победу, но его энергичный и, быть может, несколько резкий образ действий при слушании дела в Сенате вызвал глубокое негодование в правительственных кружках. В 1803 году посол наш в Лондоне Сем. Ром. Воронцов писал брату своему, канцлеру: "не сомневаюсь, что Вы более никогда не пойдете в Сенат после того обращения, какое с ним позволил себе Державин". Вместе с тем Потоцкий стал героем дня. В честь его составлялись оды, и в различных многолюдных собраниях прославляли его, как покровителя и защитника русскаго дворянства. Нашлись и такие горячие его сторонники, которые не устыдились выставить на перекрестках в Москве испачканные грязью бюсты Державина.
Проявляя необыкновенную настойчивость в проведении своих взглядов, Державин энергично отстаивал их даже и в тех случаях, когда сознавал, что идет в разрез с волею Императора. Известно, насколько в то время озабочивало Государя положение крепостных и как горячо желал он подготовить постепенное упразднение крепостнаго состояния. Вследствие этого, когда поступило прошение графа Румянцева, в коем он ходатайствовал о даровании помещикам права заключать сделки с крестьянами об укреплении за ними участников земли, то прошение это вместе с приложеною к нему запискою об образовании новаго в государстве сословия "вольных хлебопашцев" было немедленно передано на обсуждение Совета. При разсмотрении этого проекта Советы высказал опасение, что осуществление предположенной меры может породить нежелательную тревогу среди помещиков и мечты о неограниченной свободе вреди крестьян. Тем не менее, зная сочувственное отношение Государя к проекту, Совет одобрил его, и вслед затем был издан известный указ "о свободных хлебопашцах". Подобно огромному большинству государственных деятелей того времени, Державин был горячим сторонником крепостнаго права, которое, по его мнению, оправдывалось у нас политическою необходимостью и было освящено обычаем. Вследствие этого, как только он узнал об исходе дела, Державин отправился во дворец и представил Государю об опасности и несвоевременности предположенной меры. Доводы Министра Юстиции, по-видимому, поколебали Государя, так как он приказал пересмотреть дело в Совете, но на другой день Новосильцев объявил Державину Высочайшее повеление немедленно препроводить указ в Сенат к исполнению. По получении этого веления Державин не примирился, однако, с совершившимся фактом, но рассчитывал еще достигнуть отмены принятой меры путем представления со стороны Сената о неудобоисполнимости состоявшагося указа. С этою целью он вошел уже в соглашение с одним из Сенаторов, изъявившим готовность возбудить означенный вопрос в Сенат, но Государь, узнав об его планах от обер-прокурора князя Голицына, призвал к себе Державина и сделал ему замечание в следующей форме: "Как это вы, Гаврила Романович, идете в Сенат против Моих указов и критикуете их, тогда как ваша обязанность их поддерживать и настаивать на непременном их исполнении". Вместе с тем Его Величество повелел передать указ в Департамент для непосредственнаго исполнения, не обращая его в Общее Собрание в случае разногласий в Департаменте.
Приведенный случай сильно пошатнул положение Державина, не пользовавшегося и раньше особую благосклонностью Императора. Нерасположенный к нему Государя поддерживалось, по-видимому, и отзывами о нем других Министров, находившихся с Державиным в крайне натянутых отношениях. Особую враждебностью отличались отношения Державина к Министру Внутренних Дел, графу Кочубею, который в виду близкаго соприкосновения предметов ведомства администрации и юстиции приходил в постоянныя столкновения с Генерал-Прокурором. Об одном из таких столкновений, ярко характеризующем положение тогдашних судебных чинов, приведены весьма интересныя подробности в записках Державина. Однажды в Нижнем Новгороде ассесор уголовной палаты был арестован полициею за ссору на улицу, и местный губернатор приказал наказать его палками. Председатель уголовной палаты вступился, однако, за арестованнаго, заявив губернатору, что обвиняемый, в случае если он в действительности совершил какой либо проступок, может быть наказан не иначе, как по приговору палаты. Раздраженный таким заступничеством председателя, губернатор пожаловался на него Министру Внутренних Дел, который без всякаго разследования и даже без сношения с Министром Юстиции доложил об этом деле Государю и испросил Высочайшее повеление об отрешении председателя палаты от должности. По получении этого Высочайшаго повеления, Державин, ознакомившийся с подробностями происшествия из рапорта председателя палаты, счел долгом заступиться за невинно потерпевшаго и в свою очередь доложил Государю о явно незаконном распоряжении губернатора и отсутствии достаточных оснований для обвинения в чем либо председателя палаты. По удостоверению Державина, Государь одобрил его доклад, но через несколько дней после того Министру Юстиции было объявлено Высочайшее повеление, чтобы он непременно изготовил указ от отрешении председателя Нижегородской уголовной палаты от должности. При поднесении изготовленнаго указа к подписанию Его Императорскаго Величества Министр Юстиции снова представил Государю о невиновности означеннаго должностнаго лица, но когда, несмотря на его представления, указ был подписан, то Державин отказался контрасигнировать его, как это требовалось по учреждению о Министерствах, а отослал его для этой цели к Министру Внутренних Дел, по докладу котораго означенный указ был испрошен. Граф Кочубей представил Государю полученное им от Державина письмо, и указ был изорван Его Императорским Величеством. Тем не менее спустя несколько дней после того граф Кочубей объявил словесное Высочайшее повеление в Сенате об отрешении председателя Нижегородской уголовной палаты от должности.
Приведенный случай отказа Министра Юстиции контрасигнировать подписанный Его Императорским Величеством указ был не единственным за время управления Державиным этим Министерством. По собственному его удостоверению, он отказался также контрасигнировать указы о свободных хлебопашцах, об учреждении опеки над имением графа Соллогуба и некоторые другие. Неудивительно поэтому, что вскоре Государь стал явно выражать Державину свое неудовольствие по поводу его деятельности. Однажды, при докладе по частному письму, Император Александр I, заметив, что письмо это помечено истекшим уже месяцем, обратил внимание Министра Юстиции на медленное движение у него дел. На это Державин ответил, что ни при одном Генерал-Прокуроре дела по Сенату не направлялись так быстро и так успешно, как при нем. Когда же Государь указал ему на докладываемое дело, то Державин объяснил, что доклад по частным письмам не входит в круг его обязанностей, так как в прежнее время подобные доклады возлагались всегда на статс-секретарей. При этом, ссылаясь на совершенную для него невозможность изготовлять обстоятельные и своевременные доклады как по сенатским делам, так и по частным письмам, Державин заметил, что в отношении последних надлежало бы возвратиться к прежнему порядку. "Ты всегда хочешь Меня учить", сказал ему на это Александр I, "Я Самодержавный Государь, и так хочу".
Спустя некоторое время Державин снова получил несколько замечаний от Государя за безпорядки в делопроизводстве канцелярии Министерства Юстиции. Поводом к тому послужили, во-первых, пропажа Именнаго указа в канцелярии Министерства и, сверх того, доведенный до сведения Государя факт, что иногда канцелярия Министерства Юстиции оставалась в совершенной неизвестности о таких делах, находившихся в производстве этого Министерства, по которым исполнительныя бумага были уже отосланы в другия ведомства. Хотя Державин и представил по этому поводу надлежащия объяснения, но увольнение его от должности Министра Юстиции было уже по-видимому решено. В начале октября месяца 1803 г., когда он прибыл во дворец с обычным докладом, Государь отказал ему в приеме, а на другой день прислал ему рескрипт, в котором было объявлено, что для устранения жалоб на его канцелярию он должен оставить пост Министра Юстиции, продолжая присутствовать в Совете и Сенате. Чувствуя себя оскорбленным, Державин подал прошение об увольнении его вовсе от службы, и 7 октября 1803 г. дан был Сенату следующий именной указ: "Снисходя на прошение Действительнаго Тайнаго Советника Державина, Всемилостивейше увольняем его от всех дел с оставлением ему полнаго жалованья и 6.000 р. столовых денег ежегодно".
В течение тринадцатимесячнаго пребывания на посту Министра Юстиции Державин проявлял необыкновенную деятельность. Из сохранившагося росписания его занятий видно, что ежедневно с 7 часов утра до 10 часов вечера он посвящал все свое время исключительно на исполнение разнообразных служебных своих обязанностей, как-то: на поездки во дворец со всеподданнейшими докладами, на участие в заседаниях Сената и Комитета Министров, на объяснения с обер-прокурорами и чинами канцелярии, на прием просителей и другия служебныя занятия.
Благодаря живой и энергичной его деятельности, кратковременное управление Державина Министерством Юстиции не осталось безследным. Озабочиваясь правильным течением дел в состоящей при нем канцелярии, Державин утвердил правила о внутреннем в ней распорядке, под наименованием "Учреждение Департамента Министра Юстиции и Генерал-Прокурора". В учреждении этом распределены дела, подведомтвенныя Министру Юстиции, по трем экспедициям Департамента и ближайшим образом определены обязанности главнейших из должностных лиц, его составляющих, - Директора, экспедиторов, юрисконсультов и экзекутора. Находя необходимым установить некоторое единство в действиях Генерал-Прокурора и обер-прокуроров при обсуждении в Сенате важнейших дел, Державин признавал необходимым, чтобы по таким делам Министр Юстиции вступал в совещания с обер-прокурорами. Вместе с тем, если по делу, перенесенному за разногласием в Общее Собрание, в среде Сенаторов будут объявлены разныя мнения, то, по мысли Державина, мнения эти надлежало передать на совет всех обер-прокуроров для составления общаго заключения, на основании котораго Министр Юстиции и соглашает разныя мнения Общего Собрания. Составленный Державиным по этому предмету всеподданнейший доклад удостоился Высочайшаго утверждения 21 октября 1802 г., и таким образом при нем впервые консультация обер-прокуроров получила характер правильно организованнаго учреждения, существующаго и в настоящее время в несколько измененном виде. Заседания консультации происходили при Державине всегда под личным его председательством в генерал-прокурорском доме, который вскоре после учреждения Министерства был приобретен в казну, на Малой Садовой улице, у князя Вяземского.
Независимо от учреждения консультации обер-прокуроров, по всеподданнейшему докладу Державина была осуществлена также весьма полезная мера, повлекшая за собою значительное сокращение канцелярскаго делопроизводства в Сенате и вследствие этого значительное ускорение в движении сенатских дел. Мера эта заключалась в том, что по каждому сенатскому делу канцелярия обязана была составлять краткия записки, которыя сообщались как тяжущимся для прочтения и рукоприкладства, так и Сенаторам для ознакомления с существом дела и для составления ко дню заседания краткой резолюции. Благодаря установленному таким образом новому порядку, по удостоверению Державина, Общее Собрание в течение одного заседания стало разрешать не менее четырех дел.
Хотя Державин, как и все вообще Министры Юстиции первой половины прошлаго века, сосредоточивал все свое внимание по преимуществу на сенатских делах, тем не менее он задавался также стремлением внести некоторыя улучшения и в область нашего судопроизводства вообще. Отзывы современников рисуют в крайне мрачных красках судебные порядки того времени и продажность тогдашних судов. В одном из своих писем к Александру I Лагарп в следующих выражениях говорит об этом предмете. "Ваше судопроизводство - сущий Дедал, и только кляузы, плутни и взятки помогают выбраться из этого лабиринта". Такого же мнения был и Державин о правосудии в современных ему судах. Желая сколько нибудь помочь злу, от составил подробный проект правил третейскаго суда, который он предполагал соединить с судом совестным. Суд этот, по предположениям Державина, надлежало сделать обязательным, а посредников обратить в судей от правительства. Этим путем он надеялся прекратить взятки и доставить государству скорое и безпристрастное правосудие. По свидетельству Державина, Император Александр был очень обрадован, когда ему был представлен означенный проект, но при ближайшем обсуждении изложенных в нем предположений проект этот оказался крайне сложным и потому не получил вовсе практическаго осуществления.
"Адвокат", N 9, сентябрь 2002 г.