Стадия возбуждения уголовного дела - реликт "социалистической законности" (Ю. Деришев, "Российская юстиция", N 8, август 2003 г.)

Стадия возбуждения уголовного дела -
реликт "социалистической законности"

Пореформенное уголовно-процессуальное законодательство по-прежнему включает в содержание досудебного производства возбуждение уголовного дела и предварительное расследование. Вместе с тем чем больше приходит понимание предложенного законодателем и накапливается практика правоприменения, тем очевиднее становится впечатление о некоторой формальности ("бумажности") возбуждения уголовного дела как самостоятельной стадии уголовного судопроизводства.

Как известно, дореволюционный уголовный процесс подобной особой стадии не знал. Статьи 297 и 298 Устава уголовного судопроизводства 1864 года (далее - УУС) называли лишь "законные поводы к начатию следствия" и обязывали судебного следователя "о всяком начатом им следствии доводить до сведения прокурора". О специальном "барьере", каким является сейчас постановление о возбуждении уголовного дела и за которым начинается предварительное расследование по делу, указаний в УУС не было. Так, ст. 254 УУС определяла, что "при производстве дознания полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесными расспросами и негласными наблюдениями, не производя ни обысков, ни выемок в домах", т.е. правовыми средствами, присущими административной (оперативно-розыскной) деятельности полиции, предшествующей уголовному процессу. Соответственно и дознание рассматривалось лишь как административная доследственная полицейская деятельность, а не как форма предварительного расследования (как по УПК РСФСР и УПК РФ). Первые советские УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. также не выделяли возбуждение уголовного дела в самостоятельное доследственное производство.

Подобный подход в той или иной степени присутствует и в зарубежном уголовно-процессуальном законодательстве. Так, УПК Франции не содержит процессуального акта, обозначающего начало уголовного процесса, и связывает необходимость производства расследования с моментом "установления фактов нарушения уголовного закона" (ст.14 УПК). При этом "французское дознание сопоставимо с тем, что в российском уголовном процессе принято называть "доследственной проверкой", т.е. с проверкой сообщений о преступлении, предшествующей принятию решения о возбуждении уголовного дела... " (Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. М., 2001. С.309).

Американской моделью уголовного процесса этот вопрос решается иначе: возбуждение уголовного дела, а точнее - производства не является в уголовном процессе США единовременным процессуальным актом. Данная стадия складывается из решений и действий нескольких должностных лиц и в отличие от российского законодательства не имеет столь детальной процессуальной регламентации. Таким решением, например, может быть заявление полицейского судье о выдаче ордера на арест или обыск. Поступление информации о совершенном преступлении является основанием для широкого круга не противоречащих закону действий и решений по выявлению, фиксации, проверке и исследованию фактических данных, которые впоследствии могут использоваться в качестве судебных доказательств. Практически это весь комплекс допускаемых оперативно-розыскных мероприятий, а также действий, которые в российском уголовном процессе принято называть следственными.

Таким образом, в современном зарубежном (как и в российском дореволюционном) праве проверка сообщений о преступлении - это, как правило, административная или оперативно-розыскная деятельность, осуществляемая в рамках так называемого "полицейского дознания" и предшествующая уголовно-процессуальному производству по делу.

Первые контуры отечественного уголовно-процессуального института возбуждения уголовного дела были очерчены в нормах Декрета о суде N 1 от 22 ноября 1917 г. Уже в постановлении НКЮ РСФСР от 16 декабря 1917 г. сделана попытка закрепить требование о производстве отдельных следственных действий лишь в связи со следственным производством, т.е. только после возбуждения уголовного дела, а постановлением НКЮ РСФСР от 18 декабря 1917 г. "О революционном трибунале печати" впервые определялись поводы к возбуждению уголовного дела. Окончательно данный институт, на мой взгляд, оформился в середине 30-х гг. прошлого столетия после принятия резолюции по итогам выступления В. Вышинского от 23 апреля 1934 г. на I Всесоюзном совещании прокурорско-следственных работников. Пункт 13 этого документа гласил: "В целях устранения необоснованного возбуждения уголовных дел и усиления контроля за этим установить, что возбуждение уголовного дела и начало расследования могут иметь место только по мотивированному постановлению соответствующего органа, утвержденному прокурором". Прокурор СССР циркуляром от 15 августа того же года придал этому решению обязательную силу.

Тенденции развития уголовно-процессуального законодательства тех лет, в том числе и рассматриваемого института, были направлены, как представляется, на усиление роли прокурора в руководстве расследованием преступлений, обеспечении административного контроля за обоснованностью возбуждения уголовного дела. Более того, для принятия данной резолюции и подписания соответствующего циркуляра Прокурором СССР имелись объективные причины. Так, в поисках простых и эффективных форм уголовного судопроизводства под предлогом борьбы с формализмом НКЮ РСФСР 5 июля 1929 г. выпускает циркуляр, предлагающий отказаться от оформления решения о возбуждении уголовного дела специальным постановлением. Достаточно было нанести резолюцию на заявлении о преступлении: "Возбудить уголовное дело по статье..." Между тем против подобного "упрощенчества" выступили многие процессуалисты и практические работники, результатом чего стала резолюция совещания, а также ряд специальных циркуляров Прокурора СССР, в том числе и от 26 февраля 1937 г., которым устанавливалась типовая форма постановления о возбуждении уголовного дела.

Однако как самостоятельная стадия судопроизводства возбуждение уголовного дела было принято современной юридической наукой далеко не сразу, так как крайне трудно было аргументировать ее процессуальный характер без присутствия в ней производства по уголовному делу. В теории уголовного процесса вплоть до конца 30-х гг. возбуждение уголовного дела считалось либо частью предварительного расследования, либо назначением дела к слушанию, если не требовалось предварительного производства по делу.

Вместе с тем под влиянием различных факторов, в том числе указанных выше специфических тенденций развития правового института возбуждения уголовного дела, основное содержание которого составляли циркуляры и приказы административной власти и резолюции различных совещаний, в науке советского уголовного процесса сформировалась позиция о необходимости выделения самостоятельной стадии возбуждения уголовного дела. Своеобразным толчком к этому могли стать нормативные документы, принятые в середине 30-х гг. для упорядочения процедур так называемой доследственной проверки, т.е. своеобразной деятельности прокурора по "проверке первичного материала о преступлении" (см., например: постановление НКЮ РСФСР от 25 августа 1933 г. // Сборник постановлений и разъяснений НКЮ РСФСР. М., 1934. С.219; циркуляры Прокурора СССР от 20 апреля 1935 г. и 25 сентября 1936 г.; приказ Прокуратуры СССР от 29 октября 1936 г. // Сборник приказов Прокуратуры СССР. М., 1939. С.148-149, 154, 164).

Признание этой деятельности процессуальной требовало в свою очередь и признания возбуждения уголовного дела самостоятельной стадией уголовного процесса. Таким образом, акт возбуждения уголовного дела принял значение юридического факта, порождающего, с одной стороны, обязанность органов предварительного расследования начать эту деятельность, с другой - их право производить определенные следственные действия и принимать процессуальные решения.

Из этих положений исходил законодатель, принимая УПК РСФСР 1960 года, а также, как представляется, предполагал их и применительно к УПК РФ 2001 года. В соответствии с требованиями ч.1 ст.144 УПК дознаватель, орган дознания, следователь и прокурор обязаны принять, проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении и в пределах компетенции, установленной настоящим Кодексом, принять по нему решение. Однако в отличие от УПК РСФСР, "вооружавшего" правоприменителя на данной стадии хотя бы тремя процессуальными средствами (право истребовать необходимые материалы, получать объяснения и проводить осмотр места происшествия в случаях, не терпящих отлагательств), УПК РФ практически оставляет лишь последнее и, соответственно, ничего иного для определения оснований возбуждения уголовного дела (при буквальном толковании его норм) в процессуальном плане не предлагает.

Положения ч.4 ст.21 УПК о публичности и обязательности выполнения требований и запросов прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя применительно к рассматриваемой проблеме носят корпоративный характер и могут использоваться как правовые основания для истребования необходимых материалов при проверке сообщений лишь в качестве нормы общего дозволения.

Как представляется, не следует рассматривать в качестве процессуальных средств стадии возбуждения уголовного дела предлагаемую (довольно невнятно) законодателем в ч.4 ст.146 УПК возможность производства отдельных следственных действий до согласования постановления о возбуждении уголовного дела у прокурора. Выше уже отмечалось, что осмотр места происшествия в соответствии с ч.2 ст.176 УПК в случаях, не терпящих отлагательств, может осуществляться до возбуждения уголовного дела, в то время как освидетельствование и назначение судебной экспертизы - следственные действия, проводимые уже в рамках производства по уголовному делу, т.е. после вынесения постановления следователя о возбуждении уголовного дела, но "с отложенным решением" об утверждении его прокурором.

Из сказанного можно сделать по крайней мере два вывода. Во-первых, законодатель изменил подходы к целеполаганию стадии возбуждения уголовного дела, сделав шаг к реализации почти забытого положения Концепции судебной реформы о ликвидации административной по своей природе доследственной проверки и необходимости возбуждения уголовного дела без таковой. Второй вывод, по сути, вытекает из первого. Отдавая приоритет средствам и методам доследственной проверки, определяемым не УПК, а иным законодательством, регулирующим скорее административную деятельность (Закон "О милиции", Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности", КоАП и т.п.), законодатель тем самым вольно или невольно отказывается от самостоятельной стадии возбуждения уголовного дела.

Необходимо признать, что некоторое противоречие подобному выводу заложено в п.9 ч.1 ст.5 УПК, где досудебное производство определяется как уголовное судопроизводство с момента получения сообщения о преступлении до направления прокурором уголовного дела в суд для рассмотрения его по существу. Складывается впечатление, что по форме в УПК РФ сохраняется процессуальная стадия возбуждения уголовного дела, а ее содержание, процедуры доследственной проверки и средства решения задач выводятся за пределы уголовного судопроизводства.

Для заключения о возможной трансформации современной стадии возбуждения уголовного дела в полицейское дознание, проводимое по правилам административного производства, наряду с приведенными выше аргументами есть по крайней мере еще три довода.

Первый. Правовые средства, используемые при возбуждении уголовного дела, как по действовавшему, так и по реформированному законодательству, с одной стороны, и методы и формы деятельности органов дознания при производстве "полицейского дознания" - с другой, во многом совпадают. Но, как известно, российская полиция в соответствии со ст. 254 УУС реализовывала свои функции, если пользоваться современной терминологией, в рамках оперативно-розыскной (административной полицейской) деятельности.

Второй. Компаративный анализ этих же средств с аналогами, используемыми в административной и оперативно-розыскной деятельности (например, раздел IV Кодекса РСФСР об административных правонарушениях и ст.6 Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности"), позволяет сделать вывод о единстве их правовой природы. Опрос граждан (или получение объяснений), истребование материалов (или изъятие вещей и документов), по сути, есть методы сугубо административной деятельности и, таким образом, должны регулироваться административным законодательством, а не уголовно-процессуальным. В результате того, что способы и средства реализации чисто полицейских административных функций по реагированию на сообщение о преступлении искусственно получили статус процессуальных, их правовая природа не изменилась. В свою очередь подобный подход породил проблемы конкуренции средств реализации уголовно-процессуальной, административной и оперативно-розыскной деятельности и, соответственно, использования в качестве доказательств результатов последних.

Следует ли отказ законодателя от регламентации в УПК РФ правовых средств "стадии" возбуждения уголовного дела расценивать как поворот к созданию единого процедурного режима по проверке информации о правонарушении (в том числе о возможном преступлении) в рамках административно-процессуального производства ("полицейского дознания")? Учитывал ли законодатель, разрабатывая и принимая УПК РФ, возможности КоАП РФ, принятого 30 декабря 2001 г.? Вопросы непростые, требующие взвешенных ответов. Однако представляется вполне очевидным, что право-применитель в разделе IV нового КоАП получил детально регламентированный административный процесс, который гипотетически можно рассматривать как основу единого межотраслевого производства по проверке сообщений о правонарушении.

Третий. Уголовно-процессуальный закон (ст.144 УПК) устанавливает обязанность рассмотрения сообщений о преступлении. Однако согласно Отчету о рассмотрении заявлений и сообщений о преступлении в Омской области в 2002 году в общей массе рассматриваемой по существу правоохранительными органами (в данном случае - прокуратурой и МВД) информации лишь в 58,4% случаев устанавливаются преступления, при этом по 41,6% заявлений и сообщений принимаются решения об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава или события преступления и лишь 35,1%, т.е. практически лишь каждая третья информация становится предметом производства по уголовному делу. По сути, в стадии возбуждения уголовного дела идет административное производство по проверке фактов, лишь схожих по объективной стороне с правонарушениями, из которых только немногим больше половины преступления. Вместе с тем не требует доказательств, что предназначение уголовного процесса заключается в "обслуживании" уголовного права и охране прав личности. Возникновение уголовно-процессуальных отношений (а с ними возможности применения мер процессуального принуждения) до появления преступления - это и есть незаконное и необоснованное ограничение прав личности, а также проявление "процессуальной расточительности".

В связи с этим представляется, что доследственная предварительная проверка сообщений о преступлении - в большей степени прерогатива органов дознания, которые пользуются правовыми средствами, предусмотренными федеральным законодательством (КоАП, законами о милиции, об ОРД, о прокуратуре Российской Федерации и т.п.), а также ведомственными нормативными правовыми актами. Среди этих средств: осмотр места происшествия в соответствии с ч.2 ст.176 УПК; получение объяснений (ст.26.3 КоАП), изъятие вещей и документов (ст.27.10 КоАП) и др.

Вместе с тем, когда необходимость в проверке поступившего сообщения о преступлении возникает перед следователем, в его "арсенале" имеются возможность проведения осмотра места происшествия, а также аналитическая деятельность по оценке наличия или отсутствия оснований к возбуждению уголовного дела. Поэтому следователь должен включаться в уголовное судопроизводство лишь в том случае, когда "наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления", очевидно (подобная идея лежала в основе российского уголовного судопроизводства многие годы, но постепенно была выхолощена во времена наполнения его средствами и методами скорее административного характера). В противном случае следователь становится заложником сложившейся практики - при отсутствии оснований к возбуждению уголовного дела и необходимости проведения доследственной проверки следователь, не имея достаточных процессуальных средств, вновь будет вынужден "подстраиваться" под закон: составлять суррогатные документы изъятия, протоколы объяснений, проводить осмотры места происшествия "с элементами обыска" и т.п. Единственный выход из создавшегося положения - использование процессуальной возможности следователя в соответствии с ч.4 ст.21 УПК о даче поручения органу дознания произвести дополнительную проверку.

В связи с этими рассуждениями широко критикуемые шаги законодателя об "усилении прокурорского надзора" при принятии решения о возбуждении уголовного дела становятся вполне объяснимыми. Процессуальное руководство деятельностью органов дознания со стороны прокуратуры во всем мире и во все времена признавалось эффективным средством, обеспечивающим законность и объективность действий полиции (милиции), ведущей производство по делу.

При этом прокуроры при решении вопроса о даче согласия на возбуждение уголовного дела должны преимущественно исходить из положения, известного дореволюционному российскому законодательству, по которому (ст. 303 УУС) "жалобы почитаются достаточным поводом к начатию следствия. Ни судебный следователь, ни прокурор не могут отказать в том лицу, потерпевшему от преступления или проступка". В случае отсутствия возможности незамедлительно принять решение о даче согласия на возбуждение уголовного дела и возникновения необходимости в дополнительной проверке прокурор поручает ее производство органам дознания.

Таким образом, "стадия" возбуждения уголовного дела, будучи своеобразным "реликтом социалистической законности", если и не отмирает, то по крайней мере серьезно трансформируется. В качестве de lege ferenda досудебное производство, на мой взгляд, необходимо рассматривать в виде единой (унитарной) фазы уголовного процесса, предшествующей судебному разрешению уголовного дела. Уголовно-процессуальную часть досудебного производства должно предварять осуществляемое в рамках административного законодательства полицейское дознание по проверке сообщений о противоправных действиях, выявлению преступлений и установлению повода и оснований для начала процессуального производства по уголовному делу, которое в свою очередь следует исчислять с момента принятия процессуального решения или производства любого следственного действия, ограничивающих права и свободы участников уголовного судопроизводства без необходимости вынесения какого-либо правоустанавливающего акта.

Ю. Деришев,

проректор по научной работе

Омского юридического института,

член Высшей квалификационной коллегии

судей Российской Федерации

"Российская юстиция", N 8, август 2003 г.