Неопределенность норм об ответственности за экономические преступления как неустранимые сомнения в виновности лица (А.П. Горелов, "Адвокат", N 12, декабрь 2003 г.)

Неопределенность норм об ответственности за экономические
преступления как неустранимые сомнения в виновности лица

Часть 3 ст.49 Конституции РФ устанавливает правило, согласно которому неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого. Это положение обычно применяется в процедурном аспекте (ч.3 ст.14 УПК РФ) в процессе оценки доказательств, исследуемых, в частности при судебном рассмотрении уголовного дела. Однако правомерно говорить и о материально-правовом смысле данного конституционного принципа, т.е. о его значении для квалификации преступлений. Этот принцип вполне применим тогда, когда в уголовно-правовой норме обнаруживаются неустранимые для правоприменителя сомнения, вызванные, как правило, недочетами юридико-технического характера. Рассмотрим с этой точки зрения статьи, предусматривающие ответственность за некоторые преступления в сфере экономической деятельности (гл.22 УК РФ).

Статья 169 "Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности" устанавливает, в частности, ответственность за ограничение должностным лицом прав и законных интересов индивидуального предпринимателя или юридического лица в зависимости от организационно-правовой формы. Последняя фраза породила среди практиков и теоретиков дискуссию, ее суть сводится к тому, требуется ли для привлечения к уголовной ответственности устанавливать мотив, руководствуясь которым должностное лицо ущемляет законные интересы организации.

Одни ученые трактуют словосочетание "в зависимости от организационно-правовой формы" именно как ограничение прав по мотивам принадлежности указанного субъекта к той или иной организационно-правовой форме или форме собственности. Другие справедливо видят в этом лишь недочет законодательной техники и полагают необходимым его игнорировать, толкуя закон по его смыслу, понимая замысел законодателя как запрет ограничения интересов организации вне зависимости от ее организационно-правовой формы.

Совершенно очевидно, что первая точка зрения ограничивает действие ст.169 УК РФ, поэтому в силу ст.49 Конституции она и должна быть воспринята правоприменителем.

Актуальным является вопрос, можно ли вменить руководителю организации или индивидуальному предпринимателю состав незаконного предпринимательства (ст.171 УК РФ) в случае осуществления им предпринимательской деятельности в нескольких местах, если эта деятельность подлежит лицензированию, но в лицензии был указан только один адрес организации.

Согласно п.6 постановления Правительства РФ от 9 июля 1998 г. N 727 "О лицензировании деятельности по производству, хранению и обороту этилового спирта, изготовленного из всех видов сырья, спиртосодержащей и алкогольной продукции"*(1) при осуществлении организацией лицензируемой деятельности на нескольких территориально обособленных объектах, находящихся по разным адресам, лицензии должны быть получены на каждый объект.

Однако ст.4 Федерального закона от 8 января 1998 г. "О сборах за выдачу лицензий и право на производство и оборот этилового спирта, спиртосодержащей и алкогольной продукции" устанавливает обязанность хозяйствующего субъекта лишь уплачивать сбор за право осуществления деятельности на каждом объекте. Согласно п.4 ст.19 Федерального закона от 22 ноября 1995 г. "О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции" действие лицензии на производство и оборот этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции, выданной юридическому лицу, распространяется на деятельность входящих в его состав структурных подразделений, из чего следует, что получение лицензии на каждый территориально обособленный объект не является обязательным.

На первый взгляд понятно, что, если устанавливается противоречие закона и подзаконного акта, приоритет имеет закон. Вместе с тем остается неясным, предусматриваются ли федеральным законодательством такие случаи, когда лицо не указывает при получении лицензии ни в учредительных документах, ни в заявке на получение лицензии и пр., что предпринимательская деятельность будет осуществляться по нескольким адресам либо что у организации есть структурные подразделения, и получает лицензию на занятие определенного вида предпринимательской деятельностью только на один адрес. Здесь мы сталкиваемся с правовой неопределенностью, которая требует принятия решения в пользу обвиняемого, а это означает, что в подобных случаях лицо не должно подлежать ответственности по ст.171 УК РФ.

Согласно ст.176 УК РФ уголовно наказуемо получение индивидуальным предпринимателем или руководителем организации кредита либо льготных условий кредитования путем представления банку или иному кредитору заведомо ложных сведений о хозяйственном положении либо финансовом состоянии индивидуального предпринимателя или организации, если это деяние причинило крупный ущерб. В данной статье используются неопределенные, не имеющие установленного значения в законодательстве позитивного регулирования категории "хозяйственное положение" и "финансовое состояние". К примеру, можно ли отнести к предоставлению сведений о хозяйственном положении или финансовом состоянии заключение договора залога, обеспечивающего исполнение по кредитному договору, если организация утаила, что соответствующее имущество уже является предметом залога по другому договору? Здесь возможны различные трактовки, однако из них правоприменитель должен выбрать ту, которая наиболее благоприятна для обвиняемого. Стало быть, в рассматриваемом случае вменить состав незаконного получения кредита будет нельзя.

Статья 177 УК РФ предусматривает ответственность за злостное уклонение руководителя организации или гражданина от погашения кредиторской задолженности в крупном размере или от оплаты ценных бумаг после вступления в законную силу соответствующего судебного акта. Наибольшую сложность представляет термин "злостное уклонение". Понятие уклонения используется законодателем при описании многих составов преступлений, однако судебная практика понимает его по-разному: в одних случаях как юридическое бездействие (постановление Пленума Верховного Суда РФ от 4 июля 1997 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Российской Федерации уголовного законодательства об ответственности за уклонение от уплаты налогов"), в других - как действия, выражающиеся в сокрытии лицом различных значимых сведений, имущества и пр. (постановление Пленума Верховного Суда от 19 марта 1969 г. N 46 "О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьей 122 УК РСФСР").

В свою очередь, некоторые ученые считают, что злостность- это длительность, другие - многократность (применительно к составам иных преступлений), третьи - совершение сопутствующих незаконных действий, препятствующих исполнению обязательств, принуждению лица к выполнению соответствующей обязанности. Можно, таким образом, видеть, как широки возможности для толкования того или иного оценочного признака, используемого в уголовном законе. Однако чем шире толкование, тем больше поле, "охватываемое" уголовно-правовой нормой, и тем, стало быть, большее число лиц может быть привлечено к уголовной ответственности. Отсюда со ссылкой на ст.49 Конституции можно вывести правило, согласно которому в правоприменительной практике при толковании оценочных признаков должно использоваться наиболее узкое толкование нормы.

Фальшивомонетничество, ответственность за которое предусмотрена ст.186 УК РФ, состоит в изготовлении в целях сбыта или сбыте поддельных банковских билетов Банка России, металлической монеты, государственных ценных бумаг или других ценных бумаг в валюте Российской Федерации либо иностранной валюты или ценных бумаг в иностранной валюте. Казалось бы, данная норма давно востребована правоприменителем и не вызывает вопросов у практиков. Тем не менее изучение судебных решений по уголовным делам данной категории показывает, что и в этой статье использованы понятия, неопределенность которых допускает их различную трактовку.

Таким понятием является "сбыт", понимание которого практикой неединообразно. Неясность содержания данного термина нашла отражение и в разъяснениях, данных в постановлении Пленума Верховного Суда от 28 апреля 1994 г. N 2 "О судебной практике по делам об изготовлении или сбыте поддельных денег или ценных бумаг". С одной стороны, согласно позиции Пленума сбыт поддельных денег или ценных бумаг состоит в использовании их в качестве средства платежа, т.е., если исходить из строго значения данной фразы, при оплате товаров, работ, услуг. Однако Пленум на этом не останавливается и добавляет: ":в качестве средства платежа при оплате товаров и услуг, размене, дарении, даче взаймы, продаже и т.п.". Но при совершении этих действий именно в качестве платежного средства поддельные деньги выступают не всегда.

Так, нередки случаи осуждения за оконченное преступление, т.е. за сбыт, лица, которое передало поддельные деньги для их дальнейшего использования другому лицу, знающему об их поддельности. Исходя из трактовки сбыта Пленумом Верховного Суда поддельные деньги еще не использовались в качестве средства платежа, и указанные действия образуют приготовление к данному преступлению. Главное же то, что поскольку о содержании категории "сбыт" можно сделать разные заключения, применять его следует в узком смысле, вытекающем из разъяснений Пленума Верховного Суда. Иными словами, квалификация указанных действий как неоконченного преступления будет результатом толкования сомнений в пользу обвиняемого: согласно ст.66 УК РФ срок или размер наказания за приготовление к преступлению не может превышать половины максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части Уголовного кодекса за оконченное преступление, срок или размер наказания за покушение на преступление соответственно трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания.

Различную трактовку, что имеет большое влияние на квалификацию, допускают и категории, используемые при описании признаков преступлений в сфере банкротства. Так, ч.1 ст.195 УК РФ уголовная ответственность предусмотрена за сокрытие имущества или имущественных обязательств, сведений об имуществе, о его размере, местонахождении либо иной информации об имуществе, за передачу имущества в иное владение, отчуждение или уничтожение имущества, а равно за сокрытие, уничтожение, фальсификацию бухгалтерских и иных учетных документов, отражающих экономическую деятельность, если эти действия совершены руководителем или собственником организации-должника либо индивидуальным предпринимателем при банкротстве или в предвидении банкротства и причинили крупный ущерб. Согласно ч.2 наказуемо неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов руководителем или собственником организации-должника либо индивидуальным предпринимателем, знающим о своей фактической несостоятельности (банкротстве), заведомо в ущерб другим кредиторам, а равно принятие такого удовлетворения кредитором, знающим об отданном ему предпочтении несостоятельным должником в ущерб другим кредиторам, если эти действия причинили крупный ущерб.

Что следует понимать под предвидением банкротства? Прийти к более или менее обоснованному выводу можно, предпринимая попытки вслед за профессорами Л.Д. Гаухманом и Н.А. Лопашенко объективизировать временные границы предвидения банкротства, "привязав" их к тем или иным обстоятельствам, установленным законодательством о банкротстве: возникновению оснований для проведения мер по предупреждению банкротства, моменту подачи в суд заявления о банкротстве, моменту принятия судом решения о банкротстве и пр.*(2) Однако и в законодательстве о банкротстве содержится самое общее положение, согласно которому должник вправе подать в арбитражный суд заявление в случае предвидения банкротства при наличии обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что он не в состоянии будет исполнить денежные обязательства и (или) обязанность по уплате обязательных платежей в установленный срок (ст.8 Федерального закона от 26 октября 2002 г. "О несостоятельности (банкротстве)"). В результате следует согласиться с тем, что поскольку категория предвидения относится скорее к субъективным, нежели к объективным признакам состава преступления*(3), сколько-нибудь пригодных критериев для определения этих границ нет*(4). Ввиду неясности данной категории применять ст.195 УК РФ довольно сложно, что, собственно, и является одной из причин, по которым эта норма бездействует.

Из части 2 ст.195 следует, что указанные в первой части субъекты несут ответственность за неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов заведомо в ущерб другим кредиторам, если они (субъекты) знают о своей фактической несостоятельности. Однако руководитель организации, который назван в числе субъектов преступления, должен знать, по смыслу закона, не о своей несостоятельности, а о несостоятельности возглавляемой им организации. Неясно также, как понимать фактическую несостоятельность, поскольку законодательство о банкротстве определяет только собственно несостоятельность и его признаки, но не "фактическое банкротство".

В результате анализа изложенных в законе признаков названных преступлений можно сделать вывод, что норма - как это и происходит на практике - применяться в такой редакции не может. И такой вывод о неприменении нормы бесспорно связан с неустранимыми сомнениями в виновности лица, в чьих действиях сторона обвинения желает усмотреть признаки "банкротского" преступления.

В статье 196 УК РФ законодатель установил ответственность за преднамеренное банкротство, т.е. умышленное создание или увеличение неплатежеспособности, совершенное руководителем или собственником коммерческой организации, а равно индивидуальным предпринимателем в личных интересах или интересах иных лиц, причинившее крупный ущерб либо иные тяжкие последствия. Однако в Уголовном кодексе до сих пор не учтены изменения, произошедшие в законодательстве о банкротстве 1998 г. и закрепленные в законодательстве 2002 г. Если ранее неплатежеспособность действительно могла быть создана либо увеличена, то теперь под ней понимается неспособность юридического лица удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей, если соответствующие обязательства и (или) обязанность не исполнены им в течение трех месяцев с даты, когда они должны были быть исполнены. То есть ныне неплатежеспособность не связана с соотношением суммы долгов со стоимостью имущества, из которого организация может их погасить, и ее (неплатежеспособность) вряд ли можно создать либо увеличить, поскольку обязательства должник либо исполняет, либо нет.

Как видим, положениями ст.49 Конституции можно руководствоваться и для вывода о невозможности применения нормы в принципе либо в существенной ее части, что также явится истолкованием сомнений в пользу потенциального, так сказать, обвиняемого.

Статьей 193 УК РФ признается преступным невозвращение в крупном размере из-за границы руководителем организации средств в иностранной валюте, подлежащих в соответствии с российским законодательством обязательному перечислению на счета в уполномоченный банк Российской Федерации. Такая формулировка диспозиции нормы порождает вопрос о преступности действий, состоящих в перевозке выручки, подлежащей в силу требований нормативных актов зачислению на счета в уполномоченных банках, наличными на территорию России, притом что эти средства не были зачислены на счет в уполномоченном банке.

Как представляется, словосочетание "невозвращение: из-за границы" не позволяет в данном случае вменить лицу состав преступления, предусмотренного ст.193, хотя ряд исследователей придерживается другой позиции. Указанные действия могли бы расцениваться как преступные, если бы уголовный закон содержал запрет на незачисление (сокрытие) таких средств вне зависимости от того, переведены (перевезены) ли средства на территорию России. Констатируя нечеткость воплощения замысла законодателя, мы со ссылкой на ст.49 Конституции должны прийти к выводу, что если подлежащие перечислению средства возвращены в Россию, но не зачислены на соответствующий счет, то состава преступления, предусмотренного ст.193, в действиях лица не будет.

Наконец, нельзя не сказать о нормах об ответственности за уклонение от уплаты налогов, которые в основном применяются в случае уклонения "иным способом". Иной способ в понимании правоприменителя означает, что налогоплательщик просто не платит налоги, т.е. не погашает недоимку, направляя имеющиеся у него средства на ведение хозяйственной деятельности. В литературе ведется дискуссия по поводу возможности применения порядка, определенного в ст.855 ГК РФ для случаев недостаточности денежных средств на счете для удовлетворения всех предъявленных к нему требований, к налоговым правоотношениям. Положительный ответ на этот вопрос, который дает ныне правоприменитель со ссылкой на позицию ряда ученых, означает возможность привлечения к уголовной ответственности тех, кто налоговые органы относительно налоговой обязанности не обманывал, но платить налоги тем не менее не стал, чем нарушил установленную ст.855 ГК РФ для иных ситуаций очередность.

Вместе с тем исследователи, как правило, не обращают внимания на то обстоятельство, что вопрос состоит и в другом: не означает ли упоминание в ст.198 и 199 УК РФ "иных способов" уклонения от уплаты налогов, что уклонение от уплаты может быть совершено в данной форме только путем совершения лицом каких-либо активных действий, а не одного лишь бездействия. Согласно же позиции Пленума Верховного Суда, содержащейся в упомянутом ранее постановлении от 4 июля 1997 г. N 8, уклонение от уплаты налогов заключается в умышленном невыполнении конституционной обязанности каждого платить законно установленные налоги и сборы, что влечет непоступление денежных средств в бюджетную систему Российской Федерации.

Несомненно, что доказывать совершение целенаправленных действий по сокрытию объектов налогообложения значительно сложнее, нежели просто установить наличие неисполненной обязанности перед бюджетом и одновременно факт расходования средств, скажем, на приобретение сырья либо оборудования. С материально-правовой точки зрения нынешняя позиция правоприменителя, толкующего сомнения, которые в пределах нынешнего гражданского и налогового законодательства, по сути, неразрешимы, означает пренебрежение принципом, изложенным в ч.3 ст.49 Конституции.

А.П. Горелов,

кандидат юридических наук

"Адвокат", N 12, декабрь 2003 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) СЗ РФ, 1998. - N 30. - Ст.3772.

*(2) Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Преступления в сфере экономической деятельности. - М., 1998. - С.160; Лопашенко Н.А. Преступления в сфере экономической деятельности. Комментарий к главе 22 УК РФ. - Р/на-Дону, 1999. - С.295.

*(3) Яни П.С. Криминальное банкротство // Законодательство. 2000. - N 2. С.47.

*(4) Волженкин Б.В. Преступления в сфере экономической деятельности. СПб., 2002. - С.282; Михалев И.Ю. Криминальное банкротство. - СПб., 2001.С.109.