Обеспечить положение потерпевшего реальными правами (В. Демидов, "Российская юстиция", N 11, ноябрь 2003 г.)

Обеспечить положение потерпевшего
реальными правами

Анализ практики рассмотрения уголовных дел в судах, результаты мониторинга введения в действие УПК РФ, проведенного в федеральных округах межведомственной рабочей группой, образованной Комитетом Государственной Думы по законодательству, а также встречи и беседы с судьями в различных регионах страны на научно-практических конференциях подтверждают тот факт, что большинство положений нового Закона реалистично и, безусловно, направлено на расширение и укрепление гарантий прав участников уголовного судопроизводства, на улучшение самой процедуры рассмотрения уголовных дел и, что весьма важно, на закрепление того принципиального положения, что суд не является органом уголовного преследования.

Ни в коей мере не умаляя значение многих прогрессивных, основанных на Конституции РФ положений УПК, следует вместе с тем заметить, что некоторые его нормы вызывают по меньшей мере недоумение.

Прежде всего это касается положения потерпевшего в уголовном судопроизводстве.

С одной стороны, как следует из содержания п.1 ч.1 ст.6 УПК, в первую очередь уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений. И это совершенно справедливо, как справедливо и то, что Закон наделяет потерпевшего широким кругом полномочий по защите своих интересов (ч.2 ст.42 УПК).

Однако, с другой стороны, в последующих нормах УПК, регулирующих производство по уголовным делам в судебных стадиях, прослеживается постепенный отход от необходимости реализации названных положений, что приводит к серьезному ущемлению прав потерпевшего, а проще говоря, сводит их на нет.

Возьмем, к примеру, правила, закрепленные в ст.246 УПК, в соответствии с которыми полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в части по основаниям, предусмотренным пп.1 и 2 ч.1 ст.24 и пп.1 и 2 ч.1 ст.27 УПК, а согласно ч.9 ст.246 УПК пересмотр определения или постановления суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения допускается лишь при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств в соответствии с главой 49 УПК.

В связи с этой ситуацией возникает вопрос о смысле участия потерпевшего в судебном разбирательстве, имея в виду, что его позиция по существу рассматриваемого дела, расходящаяся с позицией государственного обвинителя, судом во внимание не принимается. А поскольку, как уже отмечалось, решение суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения может быть пересмотрено лишь при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств, теряет смысл предоставленное потерпевшему право на обжалование такого решения в апелляционном или кассационном порядке (п.19 ч.2 ст.42 УПК).

По этому поводу высказано суждение о том, что защиту законных интересов потерпевшего осуществляет государственный обвинитель, который как юрист более осведомлен в сугубо юридических нюансах рассматриваемого судом уголовного дела.

С этим суждением вряд ли можно согласиться, хотя бы потому, что потерпевший является равноправным участником уголовного процесса. И, несмотря на то, что потерпевший выступает на стороне обвинения, он вправе иметь и отстаивать свое мнение по существу дела, отличающееся от мнения государственного обвинителя.

Что касается довода о большей осведомленности государственного обвинителя, по сравнению с потерпевшим, о существе уголовного дела и перспективах его разрешения судом, то этот довод некорректен по отношению к потерпевшему.

Кроме того, неясно, почему потерпевший лишается права на обжалование указанного решения в суд второй инстанции? Ведь такое решение может быть незаконным, необоснованным и несправедливым. И почему его пересмотр возможен лишь в соответствии с правилами, предусмотренными главой 49 УПК, если своевременное исправление судебной ошибки вполне может быть осуществлено в апелляционном, кассационном или надзорном порядке?

Говоря о пересмотре судебных решений по уголовным делам в порядке надзора, следует также отметить, что права потерпевшего в этой стадии процесса по существу сведены к нулю, поскольку согласно ст.405 УПК в надзорном производстве поворот к худшему для осужденного или оправданного не допустим.

Таким образом, надо признать, что УПК лишь продекларировал приоритет защиты прав и законных интересов потерпевшего, формально наделив его широким кругом полномочий. По существу наиболее важные права этого участника уголовного процесса, предусмотренные в новом Законе, оказались по сравнению с УПК РСФСР существенно ограниченными.

Следует согласиться с высказанными предложениями судей о том, что отказ государственного обвинителя от обвинения возможен только с согласия потерпевшего, а в случае отсутствия такого согласия судебное разбирательство по уголовному делу должно быть продолжено в общем порядке с возложением функции обвинения на потерпевшего, с предоставлением ему права на обжалование решения суда в апелляционном либо кассационном порядке.

Что касается ст.405 УПК РФ, то участниками конференций было предложено изложить ее в редакции ст.373 УПК РСФСР, предусмотрев также, что пересмотр вступившего в законную силу судебного решения по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного или оправданного, возможен не иначе как по надзорному представлению прокурора или надзорной жалобе потерпевшего, частного обвинителя или их представителей.

Не менее важным является вопрос о применении положения п.1 ч.2 ст.75 УПК об отнесении к недопустимым доказательствам показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде. Сама по себе эта процессуальная новелла имеет глубокий смысл, обязывая органы расследования не ограничиваться лишь так называемыми признательными показаниями подозреваемого, обвиняемого, а принимать все предусмотренные законом меры для подтверждения этих показаний.

Несомненно и то, что следует признавать в качестве недопустимых доказательств такие показания подозреваемого, обвиняемого, которые даны ими в ходе досудебного производства в отсутствие защитника, от которого они не отказались, а при судебном разбирательстве не подтвердили эти показания.

Вместе с тем представляется неосновательной перестраховкой указание в рассматриваемой норме и на то, что к недопустимым доказательствам относятся показания подозреваемого, обвиняемого, данные ими в ходе досудебного производства в отсутствие защитника ввиду их отказа от его помощи и не подтвержденные в суде.

Ведь как при досудебном производстве, так и в суде отказ от защитника допускается только по инициативе подозреваемого или обвиняемого.

Такой отказ заявляется в письменном виде и отражается в протоколе соответствующего процессуального действия (ч.1 ст.52 УПК).

Таким образом, отказ от защитника - это право подозреваемого или обвиняемого, которое, как и другие его права, должно соблюдаться дознавателем, следователем, прокурором.

В этой связи возникают вопросы о том, какое нарушение закона допущено названными должностными лицами, которые допросили подозреваемого, обвиняемого, предварительно приняв от них в присутствии адвоката письменное заявление об отказе от защитника? На каком основании эти показания, не подтвержденные в суде, следует признавать недопустимыми, если даны они в ходе дознания или предварительного следствия с соблюдением требований закона? И наконец, в чем заключается смысл предусмотренного законом права подозреваемого, обвиняемого отказаться от помощи защитника?

Ответ общего характера на все эти вопросы дается один, а именно: признанием указанных показаний недопустимыми доказательствами повышаются гарантии обеспечения права подозреваемого, обвиняемого на защиту. При этом авторы такого ответа почему-то не усматривают противоречия в том, что обеспечение права на защиту указанных участников процесса не может быть осуществлено посредством нарушения другого их права, а именно: права на отказ от помощи защитника.

Опасения по поводу того, что отказ подозреваемого, обвиняемого от защитника может быть вынужденным, то есть заявленным под воздействием органов расследования, должны сниматься путем тщательной проверки судом обстоятельств отказа от защитника и дачи показаний указанными лицами. В случае установления того, что отказ подозреваемого, обвиняемого не был добровольным, их показания, безусловно, должны признаваться недопустимыми доказательствами, как полученными с нарушением требований УПК.

Полагаем, что показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе предварительного расследования с соблюдением требований закона и не подтвержденные ими в суде должны признаваться допустимыми. Их надлежит исследовать и оценивать в совокупности с иными доказательствами по уголовному делу.

Поэтому предлагаем в п.1 ч.2 ст.75 УПК слова "включая случаи отказа от защитника" заменить словами "за исключением случаев отказа от защитника".

Со времени введения в действие нового УПК не прекращаются дебаты по поводу содержания его ст.237.

Основной вопрос, обсуждаемый как теоретиками, так и практическими работниками, в том числе судьями, сводится к следующему: поскольку институт возвращения судом уголовного дела для дополнительного расследования упразднен, как быть суду, если из поступившего к нему дела усматривается, что при досудебном производстве допущены такие нарушения уголовно-процессуального закона, которые не могут быть устранены в судебном заседании?

К примеру, в нарушение требований закона лицу, не владеющему языком, на котором ведется производство по уголовному делу, предъявлено обвинение и произведен допрос в качестве обвиняемого в отсутствие переводчика.

По данному вопросу высказано мнение о том, что в указанном случае следует признавать показания обвиняемого недопустимым доказательством и, если его вина не подтверждена другими доказательствами, выносить оправдательный приговор.

С таким суждением можно согласиться, если бы речь шла только о показаниях обвиняемого. Однако, как видно из приведенного примера, в результате грубого нарушения закона оказалось не предъявленным само обвинение, и, кроме того, так называемый обвиняемый не был осведомлен о своих правах, предусмотренных ст.47 УПК.

Представляется, что в названном и в подобных ему случаях уголовное дело следует возвращать прокурору для устранения нарушений уголовно-процессуального закона, что, однако, связано с необходимостью внесения соответствующего дополнения в ст.237 УПК.

Правовым основанием для такого предложения может служить постановление Конституционного Суда РФ от 4 марта 2003 г. N 2-П по делу о проверке конституционности положений п.2 ч.1 и ч.3 ст.232 УПК РСФСР в связи с жалобами ряда граждан.

Согласно этому постановлению признан не противоречащим Конституции РФ п.2 ч.1 ст.232 УПК РСФСР в части, допускающей возвращение уголовного дела прокурору для устранения существенных нарушений уголовно-процессуального закона, если это не связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия.

Исходя из изложенного предлагаем дополнить ч.1 ст.237 УПК пунктом 6 следующего содержания:

"6) при досудебном производстве допущены нарушения уголовно-процессуального закона, устранение которых не связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия".

Приведенные выше предложения вызваны потребностями судебной практики и направлены на дальнейшее совершенствование УПК РФ. По нашему убеждению, принятие их будет способствовать обеспечению защиты прав личности в уголовном судопроизводстве и вынесению по уголовным делам законных, обоснованных и справедливых приговоров.

В. Демидов,

судья Верховного Суда РФ, секретарь Пленума,

кандидат юридических наук

"Российская юстиция", N 11, ноябрь 2003 г.