Кассационное определение Военной коллегии Верховного Суда РФ от 5 ноября 2003 г. N 6-050/03 Суд изменил приговор и прекратил уголовное преследование осужденного в части осуждения за похищение человека, поскольку лицо, добровольно освободившее похищенного, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления

Кассационное определение Военной коллегии Верховного Суда РФ от 5 ноября 2003 г. N 6-050/03

ГАРАНТ:

Постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 20 января 2010 г. N 1-ПК10 настоящее кассационное определение в отношении Мирилашвили М.М. оставлено без изменения

Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации в составе:

председательствующего: генерал-лейтенанта юстиции Уколова А.Т.,

судей: генерал-лейтенанта юстиции Пархомчука Ю.В. и генерал-майора юстиции Петроченкова А.Я.,

рассмотрела в открытом судебном заседании от 5 ноября 2003 г. кассационные жалобы осужденного Мирилашвили М.М., его защитников Афанасьева А.Я., Медведева С.В., Дроздова В.Г., Хейфеца С.А., Падвы Г.П., Нарусовой Л.Б., потерпевших М., Г., К., а также защитника Булгакова В.В. в интересах осужденного Петрова В.А. на приговор Ленинградского окружного военного суда от 1 августа 2003 г., которым граждане:

Мирилашвили М.М.,

осужден к лишению свободы по ст.ст. 33 ч. 3 и 126 ч. 2 п.п. "а" и "ж" УК РФ сроком на 10 лет, по ст.ст. 33 ч. 3 и 127 ч. 2 п.п. "а" и "ж" УК РФ - на 3 года, а по совокупности совершенных преступлений, на основании ст. 69 ч. 3 УК РФ, окончательное наказание ему назначено путем частичного сложения назначенных наказаний в виде лишения свободы сроком на 12 лет в исправительной колонии строго режима;

по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст.ст. 33 ч. 3 и 139 ч. 1 УК РФ Мирилашвили М.М. от наказания освобожден на основании ст. 302 п. 8 УПК РФ, в связи с истечением сроков давности уголовного преследования, а по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст. 119 УК РФ - оправдан на основании ст. 302 ч. 2 п. 1 УПК РФ, а по ст. 105 ч. 2 п.п. "а", "в", "ж", "к" УК РФ оправдан на основании п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ и дело в этой части, в соответствии с ч. 3 ст. 306 УПК РФ, направлено прокурору ... для производства предварительного расследования и установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого;

Петров В.А.,

осужден по ст. 222 ч. 1 УК РФ к лишению свободы сроком на 5 (пять) месяцев и 17 (семнадцать) дней без штрафа и в соответствии со ст. 72 ч. 3 УК РФ освобожден от его отбытия, поскольку время содержания его под стражей засчитано в срок лишения свободы;

Казмирчук Е.И.,

оправдан по предъявленному ему обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 222 УК РФ, в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ, по ст. 105 ч. 2 п.п. "а", "в", "ж", "к" на основании п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ и дело в этой части направлено прокурору для производства предварительного расследования и установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, он также оправдан по предъявленному ему обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 126, ч. 3, п. "а", 127, ч. 3, 139, ч. 1, УК РФ на основании ч. 2 п. 2 ст. 302 УПК РФ.

Заслушав доклад генерал-майора юстиции Петроченкова А.Я., объяснения осужденных Мирилашвили М.М., Петрова В.А., защитников Афанасьева А.Я., Медведева С.В., Падвы Г.П., Хейфеца С.А., Нарусовой Л.Б., Булгакова В.В., потерпевшей М. в обоснование доводов кассационных жалоб, мнения государственных обвинителей заместителя начальника управления прокуратуры г. Санкт-Петербурга юриста 2 класса Пяшина С.А., прокурора отдела прокуратуры г. Санкт-Петербурга младшего советника юстиции Бундина А.В. и старшего военного прокурора управления Главной военной прокуратуры Порывкина А.В., полагавших приговор оставить без изменения, а кассационные жалобы осужденного Мирилашвили М.М., защитников и потерпевших - без удовлетворения, Военная коллегия установила:

Согласно приговору, Мирилашвили признан виновным в организации похищения трех человек, совершенного группой лиц по предварительному сговору, в организации незаконного лишения свободы двух человек, не связанного с их похищением, совершенного группой лиц по предварительному сговору, в организации незаконного проникновения в жилище, совершенного против воли проживающего в нем лица, а Петров признан виновным в незаконном хранении боеприпасов. Эти преступления совершены при следующих установленных судом обстоятельствах.

7 августа 2000 года Мирилашвили М.М., узнав о похищении своего отца около 23 часов, прибыл ... Получив от правоохранительных органов, которые к тому времени занимались поисками его отца, сведения о том, что к похищению причастны граждане Республики ..., Мирилашвили организовал неустановленную следствием группу и направил её на поиски и освобождение отца, а в случае пребывания в жилище иных лиц, лишить последних возможности покинуть квартиру до освобождения отца.

Получив данные указания от Мирилашвили М.М., непосредственные исполнители в количестве 4-5 человек около 2 часов 8 августа 2000 года прибыли к квартире ..., где находились: гражданка М. с малолетним сыном, а также Д. и К.

Действуя по ранее полученным от Мирилашвили М.М. указаниям эти лица, представившись работниками милиции, проникли в квартиру против воли проживающей там М. Под предлогом необходимости явки Д. в милицию, захватили его и доставили в офис Мирилашвили, где принудительно удерживали Д. Несколько лиц, по согласованию с организатором, остались в квартире для удержания М. с малолетним ребенком, не давая потерпевшей возможности покинуть жилище и обратиться за помощью, а так же с целью получения от Мирилашвили М.М. указаний в отношении задержанного ими К., как лица, возможно причастного к похищению его отца.

Избив Д. и не получив от него данные о похитителях отца и его местонахождении, Мирилашвили М.М., полагая, что к похищению отца причастен К., дал указание неустановленным следствием лицам похитить его и доставить к нему в офис.

Через час эти лица захватили К. и доставили его в офис Мирилашвили М.М., требовали сообщить местонахождение похищенного отца, избивали его, причинив побои.

Утром 8 августа 2000 года Мирилашвили М.М. дал указание неустановленным следствием лицам незаконно проникнуть в квартиру ... и привезти Г., как лицо, возможно причастное к похищению отца.

Эти лица около 9 часов 8 августа 2000 года, представившись работниками милиции, путем обмана незаконно проникли в жилище Г., против воли проживающих там лиц и под предлогом необходимости явки в милицию, доставили его в офис Мирилашвили М.М. Вместе с Мирилашвили, применяя насилие и угрозы, требовали назвать местонахождение отца Мирилашвили М.М., причинив Г. побои.

В связи с освобождением отца Мирилашвили в 18 часу 8 августа 2000 года Г. и удерживаемые в качестве заложников М. и ее сын по указанию Мирилашвили М.М. были освобождены.

Таким образом, похищенный Г. незаконно удерживался в офисе с 9 до 18 часов, а потерпевшая М. и ее сын были лишены свободы в квартире ... с 2 часов до 18 часов 8 августа 2000 года.

В отношении осужденного Петрова суд, как изложено в приговоре, установил, что последний, не имея установленного законом разрешения (лицензии), в период с 1999 года по 25 января 2001 года незаконно хранил в своей квартире сорок семь боевых патронов разного калибра отечественного и импортного производства, не предназначенных для стрельбы из стрелкового оружия, на которое имелось разрешение.

Казмирчук Е.И. обвинялся органами предварительного следствия: в умышленном убийстве Д. и К. сопряженном с их похищением, с использованием их беспомощного состояния, совершенном в составе организованной группы с целью скрыть другое преступление; в похищении трёх человек, совершенном в составе организованной группы, с применением насилия, опасного для жизни и здоровья и с угрозой применения такого насилия; в незаконном проникновении в жилище, против воли проживающих в нем лиц; в незаконном лишении свободы трех лиц, не связанном с похищением, совершенном в составе организованной группы, и в отношении заведомо несовершеннолетнего; а также в незаконном хранении и ношении огнестрельного оружия и боеприпасов, совершенном неоднократно.

В судебном заседании Мирилашвили, Петров и Казмирчук виновными себя не признали.

В кассационных жалобах осужденный Мирилашвили М.М. и его защитники, не соглашаясь с приговором, просят его отменить и уголовное дело в отношении Мирилашвили прекратить, в связи с непричастностью к совершению инкриминируемых ему преступлений.

По утверждению авторов кассационных жалоб, Мирилашвили вмененные ему в вину преступления не совершал, а суд оставил без должной оценки доказательства, подтверждающие его невиновность. Выводы суда, изложенные в приговоре, не соответствуют материалам дела, основаны на первичных неправдивых показаниях потерпевших Г. и M., которые в последующем признались в даче ложных показаний, однако суд не дал этому обстоятельству должной оценки и более того, положил их в основу обвинительного приговора, а также показаниях свидетелей К. и Д., данных ими на следствии. Все эти показания суд, в нарушение требований ст. 281 УПК РФ, огласил в судебном заседании, несмотря на имевшиеся возражения как подсудимых, так и их защитников. Далее в жалобах утверждается, что показания свидетелей Д. и Ц., а также потерпевшей K., являются производными от объяснений потерпевших Г. и М. и не могут быть признаны доказательствами по делу, поскольку сами потерпевшие отказались от данных показаний, пояснив, что они являются ложными и даны ими под воздействием органов следствия. Что же касается правдивых показаний вышеназванных потерпевших и свидетелей, полученных при их опросе адвокатами, то суд, в нарушение требований ст. 86 ч. 3 УПК РФ , не признал их допустимыми доказательствами и оставил без оценки, что, в свою очередь, является нарушением конституционного принципа состязательности сторон и грубым нарушением требований уголовно-процессуального законодательства.

Далее в жалобах утверждается, что обвинение Мирилашвили основано на предположениях. Обвинение в организации неустановленной следствием группы лиц непосредственных исполнителей для розыска похитителей отца в приговоре никакими доказательствами не обосновано, также как и обвинение в том, что он давал указания неустановленным следствием лицам разыскать похитителей отца и похитить их (с целью установления места нахождения и освобождения отца), а в случае пребывания в жилище иных лиц лишить возможности покинуть квартиру до освобождения отца (т.е. незаконно лишить их свободы). В судебном заседании, по их мнению, не установлено где, когда, при каких обстоятельствах, кому Мирилашвили давал подобные указания и какими доказательствами это подтверждается, также как и обвинение в том, что неустановленные следствием лица действовали по ранее полученным от Мирилашвили указаниям и в результате согласования с ним действий по похищению Д., К. и Г., и их удержанию и избиению в помещении офиса ... с целью узнать местонахождение отца Мирилашвили М.М., а также удержанию M. с маленьким ребёнком, не давая ей возможности покинуть жилище.

В обоснование совершения осужденным действий, составляющих в своей совокупности "преступное деяние", суд, по мнению авторов кассационных жалоб, привел в приговоре доказательства, ни одно из которых не содержит сведений, носящих доказательственный характер к действиям Мирилашвили. Кроме того в жалобах утверждается, что судом допущены грубые нарушения уголовно-процессуального закона, в частности, ст. 242 УПК РФ в связи с тем, что во время судебного заседания в состав суда был введен новый народный заседатель К. и дело было продолжено слушанием с его участием. В нарушение требований ч.ч. 1 и 2 ст. 247, п. 16 ч. 4 ст. 47 УПК РФ, а также ст. 123 Конституции Российской Федерации, уголовное дело рассматривалось 5, 21, 26, 28 февраля, 11, 12 марта, 21, 2, 27 июня 2003 года в отсутствие Мирилашвили, что недопустимо и влечет отмену приговора. Судом нарушены требования ст. 310 УПК РФ, так как приговор вынесен 1 августа 2003 года, а согласно протоколу, составленному в совещательной комнате, приговор подписан всем составом суда 31 августа 2001 года. Суд, вопреки требованиям ст.ст. 61 и 70 УПК РФ, отказал в удовлетворении ходатайства защиты, поддержанного подсудимым Мирилашвили М.М., о включении в состав экспертов для производства дополнительной фоноскопической экспертизы заместителя начальника отдела фоноскопических экспертиз "Экспертно-криминалистического центра МВД РФ" доктора юридических наук и кандидата филологических наук, автора 80 научных работ по вопросам производства фоноскопических экспертиз Г. лишь на том основании, что она участвовала в деле в качестве специалиста, а также специалиста в области фонетики и лингвистики грузинского языка академика К. только потому, что он не имеет Российского гражданства. При этом, в нарушение требований ст. 57 УПК РФ, назначил для идентификации многочисленных фонограмм с записью телефонных разговоров на грузинском языке в качестве экспертов лиц, не знающих грузинского языка - К. и З. заключение которых суд положил в основу приговора, несмотря на то, что оно противоречит иным доказательствам, оставленным судом без оценки. К тому же суд не удовлетворил ходатайство Мирилашвили М.М. об отводе эксперта К. по мотиву его личной заинтересованности. В нарушение требований ст.ст. 240 и 244 УПК РФ в стадии прений сторон суд удовлетворил ходатайство государственного обвинителя о приобщении к делу нового доказательства заключения анонимного специалиста под псевдонимом "И.", содержание которого скрыл от подсудимого и его защитников, лишив их права на ознакомление и участие в исследовании этого доказательства.

Далее в кассационных жалобах отмечается, что суд не дал оценки тому обстоятельству, что обвинительное заключение по делу, вопреки требований п.п. 1 и 3 ч. 1 ст. 61 УПК РФ, утверждено ненадлежащим лицом, заинтересованным в исходе дела. Кроме того, суд, в нарушение требований ст. 281 УПК РФ, огласил показания потерпевших М. и Г., свидетеля К. и сослался на них в приговоре. В то же время суд не признал допустимыми доказательствами опросы адвокатами граждан, что предусмотрено ч. 3 ст. 86 УПК РФ, в случае если последние дают на это согласие, что, как утверждается в жалобах, не соответствует требованиям ст. 123 Конституции РФ, ч.ч. 3, 4 ст. 15 УПК РФ. Судом нарушены положения п. 6 ч. 2 ст. 74 УПК РФ и признаны недопустимым доказательством заявления потерпевших М., Г., свидетелей Д. и К. об отказе от своих показаний, данных в ходе предварительного следствия.

Кроме того защитниками утверждается, что суд взял на себя функции обвинения, вменив в вину совершение Мирилашвили преступлений с неустановленными лицами, чем нарушил требования ст. 252 УПК РФ.'

Потерпевшие М. и Г. в кассационных жалобах просят отменить приговор в отношении Мирилашвили, поскольку в основу обвинения положены их ложные показания, которые даны ими под воздействием работников правоохранительных органов.

Потерпевшая К. в своих возражениях просит оправдательный приговор в отношении Мирилашвили и Казмирчука отменить и признать их виновными в убийстве сына К., а также удовлетворить её требования в части гражданского иска.

В кассационной жалобе защитник - адвокат Булгаков В.В. просит отменить приговор в отношении Петрова В.А. и уголовное дело прекратить, поскольку в силу малозначительности его действия не представляют общественной опасности.

Проверив материалы дела и обсудив доводы, изложенные в кассационных жалобах осужденного Мирилашвили, его защитников и потерпевших, Военная коллегия находит, что виновность Мирилашвили в совершении инкриминируемых ему деяний установлена судом совокупностью тщательно исследованных в судебном заседании доказательств, которые получили надлежащую оценку в приговоре:

показаниями потерпевших М. и Г., свидетелей К. и Д. данными ими в ходе предварительного следствия; показаниями потерпевшей К., свидетелей Ц.О.В. и В., А., К., данными ими в ходе судебного следствия; объяснениями экспертов К., К., Я., С.; показаниями осужденного Мирилашвили М.М.; вещественными доказательствами: протоколом выемки от 22 сентября 2000 года; протоколом осмотра от 25 сентября 2000 года; протоколом выемки от 13 декабря 2000 года; двумя аудиокассетами выданными свидетелем Ц.; протоколом опознания от 25 января 2002 года; фонограммами ... и стенограммами к ним; заключением экспертов, проводивших фоноскопическую экспертизу от 20 сентября 2001 года; заключением экспертов К. и Я., экспертов С. и К.

С доводами авторов кассационных жалоб о том, что судом неправомерно положены в основу приговора первоначальные показания потерпевших и свидетелей, нельзя согласиться. Судом были проанализированы все показания потерпевшей М. данные ею в ходе предварительного следствия и правомерно взяты за основу показания, данные ею на допросах 5 декабря 2000 года и 5 апреля 2001 года, где она рассказывает о событиях, произошедших 8 августа 2000 года, связанных с похищением Д. и К. из её квартиры неизвестными лицами, а также её задержанием и лишением свободы. Из этих показаний потерпевшей следует, что неизвестные ей лица действовали по указанию Мирилашвили, с которым она разговаривала по телефону, и были связаны с поисками его похищенного отца. После того, как отец Мирилашвили был найден, у неё вновь состоялся с Мирилашвили разговор по телефону, в ходе которого он приносил извинения за свои действия и действия лиц, находящихся у неё в квартире.

Данное решение суда о признании правдивыми этих показаний потерпевшей М. мотивировано в приговоре и каких-либо оснований считать его неверным не имеется. Что же касается других объяснений потерпевшей, имеющихся в материалах уголовного дела, а также представленных защитой в судебном заседании, то им дана соответствующая оценка в приговоре. Положенные в основу приговора показания потерпевшей согласуются с иными доказательствами и фактическими обстоятельствами, установленными в судебном заседании. В частности, свидетель Ц. в суде показал, что он своего двоюродного брата К., проживавшего в августе 2000 года ... последний раз видел в 24 часу 7 августа 2000 года, который должен был остаться ночевать в квартире у М. От неё ему стало известно, что ночью 8 августа 2000 года из её квартиры неизвестными людьми были вывезены К. и Д. в связи с похищением отца Мирилашвили М.М. В ту же ночь ей звонил Мирилашвили М.М. и, полагая, что она причастна к похищению отца, требовал сообщить местонахождение похищенного.

Нельзя считать неверными выводы суда, как это утверждается в жалобах, о том, что им неправильно положены в основу приговора показания потерпевшего Г., данные на предварительном следствии 22 сентября, 9 ноября 2000 года и 7 августа 2001 года, в которых он объяснял, что 8 августа 2000 года был введён в заблуждение неизвестными ему лицами и вывезен из квартиры в одно из помещений пятиэтажного здания, расположенного между домом ... и домом ...

В данном помещении он находился около 9 часов, где неизвестные ему лица, вместе с Мирилашвили, применяя насилие и угрозы, требовали назвать местонахождение отца Мирилашвили, а затем в связи с освобождением отца Мирилашвили, он, по указанию Мирилашвили, был освобожден. При этом ему были выданы документы, принадлежащие похищенным Д. и К., а также деньги на такси.

Эти показания Г. были предметом исследования в судебном заседании наряду с другими, данными им позже, в том числе и его объяснениями, представленными в судебное заседание, которые получили надлежащую оценку в приговоре.

Данные показания потерпевшего согласуются с объяснениями его жены, свидетеля Д., о том, что её муж около 9 часов 8 августа 2000 года был вывезен из квартиры неизвестными лицами, якобы, в милицию. В 19 часу того же дня муж возвратился домой избитым, в связи с чем она оказала ему медицинскую помощь. Изложенное выше подтверждается и протоколом следственного эксперимента от 22 сентября 2000 года с участием Г., из которого видно, что местом его содержания было одно из помещений пятиэтажного здания, огороженного бетонным забором с автоматическими воротами, имеющего один застеклённый подъезд, расположенное между домом ... и домом .... Данное обстоятельство не отрицалось в судебном заседании и осужденным Мирилашвили, пояснившего, что по указанному адресу, на пятом этаже расположен его офис, где он находился в период с 00 часов до 18 часов 8 августа 2000 года.

Кроме этого в судебном заседании свидетель K. также не отрицал принудительное нахождение Г. в данном помещении 8 августа 2000 года.

Об этих обстоятельствах Г. также рассказал Ц., который допрошен в судебном заседании в качестве свидетеля и, подтвердив изложенное выше, пояснил, что Г. ему возвратил портмоне, принадлежащее К., что, в свою очередь, не противоречит протоколу выемки от 22 сентября 2000 года и протоколу осмотра предметов от 25 сентября 2000 года, исследованным в судебном заседании. Помимо этого свидетель пояснил, что 19 сентября 2000 года он вновь встречался с Г., который ему рассказал о произошедших событиях 8 августа 2000 года, и этот разговор он записал на две аудиокассеты, которые передал органам следствия, что также подтверждается протоколом выемки от 13 декабря 2000 года и постановлением о приобщении их в качестве вещественного доказательства. В судебном заседании данные вещественные доказательства исследованы и после прослушивания двух аудиокассет была составлена стенограмма, из содержания которой следует, что Г. рассказывал о том, что его удерживали в офисе, расположенном в пятиэтажном здании с утра до семи часов вечера, пытаясь выяснить местонахождение похищенного отца сына по имени М. Об этом его спрашивал и сын похищенного по имени М., который предоставил ему возможность по телефону переговорить с М. После разговора с ней М. сказал М.: "Не клади трубку, я выйду и дам поговорить с ребятами". Там же ему показали снимок с изображением Р., а затем М., сын похищенного, сказал, что ребята сильно избиты и могут и не выжить.

Кроме того, его, Г., представляли для опознания мужчине, сбежавшему от похитителей отца Мирилашвили, который заявил, что он не является участником похищения отца.

Последнее обстоятельство подтверждено в суде и свидетелем К., водителем автомобиля, из которого был похищен отец Мирилашвили. К. пояснил, что 8 августа 2000 года ему были представлены на опознание трое мужчин грузинской национальности для определения их причастности к похищению отца Мирилашвили и он никого из них не узнал.

Свидетель В. в суде показала, что из бесед с двоюродным братом К., Ц., ей стало известно, что в августе 2000 года у Мирилашвили М.М. похитили отца и по этой причине из квартиры М. увезли К., Д. и в тот же день похитили еще одного человека и Ц. возвратил ее матери медицинское страховое свидетельство, трубку мобильного телефона, а также железнодорожный билет на ее имя, находившиеся у K.

Данное обстоятельство подтвердила в судебном заседании и свидетель В., которая также показала, что 7 августа 2000 года, К., с которым проживала ее дочь, В., ушел к Д. и домой не вернулся.

Со слов Ц. ей стало известно, что К. погиб. При этом Ц. ей отдал железнодорожный билет на имя её дочери, купленный К. и медицинский страховой полис, пояснив, что указанные документы находились в бумажнике K., который ему возвращен потерпевшим Г.

Выше приведенные доказательства, вопреки доводам кассационных жалоб, не только согласуются между собой, но подтверждаются иными исследованными доказательствами. В частности, показаниями в суде свидетеля А., из которых видно, что 8 августа 2000 года она по просьбе М. нашла К. (он же Н.) с целью передать последнему информацию о похищении Д. и К. из квартиры М. При этом К. сообщил, что он похитил отца Мирилашвили и показал ей паспорт похищенного. Находясь рядом с К., она слушала телефонный разговор между ним и Мирилашвили, который назвал свою фамилию, имя и сообщил, что он забрал Д. и К., но если что-либо случится с его отцом, то он заберет М. с ее ребенком.

По утверждению А. в судебном заседании, похищение Д. и К., а также нахождение неизвестных лиц в квартире М. было связано с поисками Мирилашвили М.М. своего отца, похищенного К. и Б. об этом ей было известно от К. M., а также из телефонных разговоров, состоявшихся между К. и Мирилашвили.

Приведенные доказательства подтверждаются исследованными в судебном заседании и получившими оценку в приговоре показаниями свидетеля К. на предварительном следствии от 9 августа 2001 года и 24 января 2002 года, из которых видно, что по договоренности с Ц. (Б.) и по заранее разработанному плану утром 7 августа 2000 года он вместе с тремя знакомыми Ц. похитили отца Мирилашвили с целью получения от Мирилашвили М.М. выкупа в виде крупной суммы денег.

От Ц. ему стало известно о том, что люди Мирилашвили забрали Д. и К. удерживают их в офисе ... Затем в ходе телефонного разговора это подтвердил сам Мирилашвили М.М., который потребовал отпустить его отца. Зная об угрозах Мирилашвили М.М. в адрес М. он позвонил Ц. и просил передать Мирилашвили, что он отпускает его отца, а в ответ Мирилашвили должен отпустить Д. и К. Однако Д. и К. дома так и не появились.

О том, что телефонный разговор состоялся между К. и его сыном, подтвердил в суде свидетель Мирилашвили М.Г., отец осужденного.

Из этих же показаний К. следует, что от Ц. ему известно о том, что в автомашине, брошенной им, К., на месте похищения отца Мирилашвили, кем-то из лиц службы безопасности братьев Мирилашвили обнаружены листки бумаги с номером телефона Г., который являлся знакомым Д. был похищен людьми Мирилашвили М.М. и отпущен вечером того же дня.

Данное обстоятельство согласуется и с протоколом опознания от 25 января 2002 года с участием К. в процессе которого последний по фотографиям опознал похищенного им Мирилашвили М.Г., Ц. (Б.), с которым организовал похищение Мирилашвили М.Г., а также К. и Д.

Изложенные в приговоре действия, инкриминируемые осужденному, помимо проанализированных выше доказательств, подтверждаются и содержанием стенограммы телефонных переговоров от 8 августа 2000 года, состоявшихся между потерпевшей М. и Мирилашвили М.М., по которой как на предварительном следствии, так и в судебном заседании проведены фоноскопические экспертизы, выводы которых были предметом тщательного исследования в суде и получили соответствующую оценку в приговоре.

Как установлено в судебном заседании, прослушивание телефонных переговоров в период с 7 по 17 августа 2000 года по телефону ..., по адресу: ... проводилось по постановлению председателя городского суда Санкт-Петербурга, в связи с чем суд обоснованно признал, что содержащиеся сведения на фонограммах ... являются законными и допустимыми доказательствами.

Из содержания стенограммы телефонных переговоров, состоявшихся 8 августа 2000 года между М. и Мирилашвили М.М., следует, что Мирилашвили, требуя от потерпевшей принять немедленные меры к освобождению похищенного отца, назвал ей поименно удерживаемых им в офисе (лиц М., Р., его друга с рыжими волосами), как лиц, по его мнению, причастных к похищению отца.

При этом он предоставил возможность Г. переговорить с М. и передать ей требование Мирилашвили М.М. об освобождении похищенного отца. Названные Мирилашвили М.М. во время телефонных переговоров имена предполагаемых им участников похищения его отца и признаки цвета волос одного из них совпадают с именами и признаками Д., К. и Г. как это усматривается из показаний в судебном заседании потерпевшей К., матери К., свидетелей Ц. и А., а так же объяснений потерпевших Г. и М., которые судом положены в основу приговора.

Согласно заключению фоноскопической экспертизы от 20 сентября 2001 года голос и речь диктора мужчины на фонограммах ... (с 226 по 317 секунды от начала фонограммы), ... (с 44 по 70 секунду от начала фонограммы), ... (с 51 по 126 секунду от начала фонограммы), ... (с 153 по 339, с 414 по 592 и 619 секунды от начала фонограммы по ее окончание) принадлежит Мирилашвили М.М. При этом признаков каких-либо изменений вышеуказанных фонограмм, привнесенных во время звукозаписи или после ее окончания, включая признаки монтажа, которые могли бы привести к изменению или искажению записанной речевой информации, не обнаружено.

Этому заключению, его законности и обоснованности, судом дана надлежащая оценка в приговоре. Коме того, поскольку при проведении фоноскопической экспертизы на предварительном следствии 20 сентября 2001 года эксперты определили принадлежность голоса и устной речи Мирилашвили по методике ООО "Центра речевых технологий", позволяющей сравнивать голос и устную речь диктора на русском и грузинском языках, в суде была проведена дополнительная фоноскопическая экспертиза, в ходе которой сравнивалась устная речь диктора на грузинском языке на тех же фонограммах с устной речью Мирилашвили М.М. на грузинском языке, полученной судом для сравнительного исследования.

В результате экспертизы эксперты К., Я., подтвердив отсутствие следов монтажа на вышеуказанных фонограммах, пришли к категорическому выводу, что устная речь и мужской голос диктора, зафиксированный на фонограмме на русском языке, принадлежат Мирилашвили М.М.

Что же касается устной речи диктора на грузинском языке на той же фонограмме и на фонограммах ..., то по результатам интегрального, акустического анализа, микроанализа и анализа общих признаков речевого потока эксперты К. и Я. пришли к выводу о возможном наличии устной речи подсудимого Мирилашвили М.М. на исследованных фонограммах.

Такой вывод экспертов обусловлен допущенной неполнотой лингвистических исследований со стороны грузино-язычного эксперта К., которая, подготовив отдельное заключение, в суде пояснила, что её вывод о непринадлежности устной речи диктора грузинского языка на исследованных фонограммах Мирилашвили М.М., основан лишь на лексическом и грамматическом анализе устной речи Мирилашвили и устной речи диктора грузинского языка на исследованных фонограммах. Вывод экспертов К. и Я. о возможном наличии голоса и устной речи на исследованных фонограммах объясняется отличающимися результатами лексического и грамматического анализов, выполненных грузино-язычным экспертом К.

В той связи эксперты К. и Я. в суде пояснили, что составной частью лингвистического анализа устной речи является фонетический анализ, на что не обращено внимание экспертом К. при проведении своего исследования, а поэтому неполнота лингвистического исследования повлекла вероятный вывод о принадлежности Мирилашвили устной речи на грузинском языке, зафиксированной на исследованных фонограммах. Это заявление экспертов К. и Я. не опровергнуто в суде экспертом К. Более того, подтвердив отсутствие в своем заключении фонетического анализа устной речи диктора на грузинском языке и устной речи на грузинском языке Мирилашвили, К. пояснила, что она не имеет опыта экспертной работы и недостаточно владеет лингвистическим анализом грузинской устной речи, а фонетический анализ и оценку изменений голоса и речи Мирилашвили М.М. с 8 августа 2000 года по настоящее время она не проводила.

При таких обстоятельствах, вопреки доводам кассационных жалоб о незаконности вывода суда при оценке вышеназванных экспертиз, суд правомерно посчитал заключение, подготовленное экспертом К.Т. при производстве дополнительной экспертизы, необоснованным, а ее выводы об отсутствии на исследованных фонограммах русской речи, принадлежащей Мирилашвили М.М., и его голоса и речи на грузинском языке несостоятельными.

Также нельзя согласиться и с авторами кассационных жалоб о допущенном судом нарушении требований уголовно-процессуального закона при оценке заключения эксперта С. по результатам проведения дополнительной фоноскопической экспертизы. Этот эксперт пришел к выводу о том, что на фонограммах ... и ... голос диктора на грузинском языке, принадлежащий Мирилашвили, не обнаружен, а на фонограммах ... и ... обнаружить голос диктора на русском и грузинском языках, принадлежащий Мирилашвили, не представляется возможным. Суд тщательно исследовав данное заключение, признал его необоснованным, поскольку исследование С. проводил по лично им разработанной методике, которая не имеет апробации в экспертной практике. Кроме того, в его заключении отсутствуют какие-либо данные о том, что для идентификации устной речи Мирилашвили им использовались лингвистические исследования. Исходя из этих данных, суд обоснованно сделал вывод о неполноте и недостоверности данного заключения. Такой вывод суда согласуется и с сообщением директора Российского Федерального центра судебной экспертизы Министерства юстиции Российской Федерации о том, что у эксперта С. отсутствует право на самостоятельное проведение фонографических экспертиз.

Утверждение в кассационных жалобах, со ссылкой на мнение специалистов Ц. и Р., высказанное ими в консультативных заключениях, о том, что эксперты К. и З. при идентификации устной речи Мирилашвили не использовали апробированную в Главном Управлении Экспертно-криминалистического Центра МВД Российской Федерации методику, разработанную Федеральной службой безопасности Российской Федерации, не соответствует действительности. При проведении дополнительной экспертизы в суде, по результатам инструментального анализа эксперты К. и Я. использовали данную методику и пришли к выводу о том, что устная речь на грузинском языке, имеющаяся на представленных фонограммах, принадлежит Мирилашвили М.М., и устная речь Мирилашвили М.М. на русском языке как по результатам инструментального, так и лингвистического анализа также принадлежит Мирилашвили М.М., чему судом дана соответствующая оценка в приговоре.

В кассационных жалобах утверждается, что судом при назначении фоноскопических экспертиз грубо нарушены требования уголовно-процессуального закона, выразившиеся в том, что проведение фоноскопической экспертизы по идентификации лиц, говорящих на грузинском языке, поручено экспертам К. и З., которые не владеют грузинским языком По мнению авторов жалоб, проведение лингвистического анализа может быть поручено только эксперту-лингвисту в совершенстве знающему язык, на котором ведётся разговор. С данным утверждением нельзя согласиться, поскольку при выявлении принадлежности разговора тому или иному лицу, что и являлось целью экспертизы, использовался аудитивный анализ и инструментальные методы исследования. Поэтому в этих действиях суда кассационная инстанция не находит нарушений требований ст. 57 УПК РФ, как об этом указывается в жалобах.

Нельзя согласиться и с доводом жалоб о том, что судом нарушены положения ст. 70 УПК РФ, выразившееся в том, что суд не удовлетворил заявленный отвод эксперту К., поскольку жена последнего работала в казино, принадлежащем осужденному и по его распоряжению была уволена. По мнению авторов жалоб, при таких обстоятельствах у К. была личная заинтересованность в мести Мирилашвили, что могло отразиться на объективности данного экспертного заключения.

Суд исследовал это обстоятельство с достаточной полнотой и, не найдя оснований для удовлетворения заявленного отвода, мотивированно отклонил его в пределах своей компетенции, установив, что приказ об увольнении жены К. был подписан не Мирилашвили М.М., а другим лицом.

Что же касается решений суда о недопущении к производству экспертиз К. и Г., то это само по себе не свидетельствует о необъективности суда и не влечет обязательной отмены приговора.

Не основано на законе и утверждение в кассационных жалобах о том, что обвинительное заключение по делу утверждено лицом, исключающим его участие в производстве по уголовному делу в силу требований ст. 61 ч. 1 п.п. 1 и 3 УПК РФ. Основания для возвращения дела прокурору, предусмотренные ст. 237 УПК РФ, в данном случае отсутствовали по следующим причинам. Вышеуказанная норма уголовно-процессуального закона действительно исключает участие прокурора в производстве по уголовному делу если он является потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком или свидетелем по данному уголовному делу. Как видно из материалов уголовного дела, заместитель прокурора ... Салмаксов Б.И., утвердивший обвинительное заключение, таковым не являлся.

Также эта норма уголовно-процессуального закона исключает участие прокурора в производстве по уголовному делу, если он является близким родственником или родственником любого из участников производства по данному уголовному делу. Однако и таковым его нельзя признать, поскольку его сын, в отношении которого материалы уголовного дела прекращены в рамках другого уголовного дела, не являлся участником по данному уголовному делу.

Нельзя согласиться и с доводами жалоб о том, что судом нарушены требования ст. 281 УПК РФ при оглашении показаний потерпевших М. и Г., свидетелей К. и Д., которые суд положил в основу обвинительного приговора.

Как видно из материалов дела К., будучи освобожденным прокуратурой города Санкт-Петербурга от уголовной ответственности за похищение людей, к моменту рассмотрения дела в суде обвинялся властями в совершении преступления на территории этого государства и содержался под стражей в тюрьме.

Из поступивших в суд письма за подписью заместителя Министра юстиции г-на Ц. и телеграммы Верховного Суда ... следовало, что по этой причине К. в суд доставлен быть не может.

Действовавшая во время судебного следствия редакция ст. 281 УПК РФ, по мнению авторов жалоб, исключала возможность оглашения показаний потерпевших М., Г., свидетелей К. и Д., данных в ходе предварительного следствия, без согласия одной из сторон. Из материалов дела следует, что К. от явки в суд никогда не отказывался. Он не мог явиться в судебное заседание по независящей от него причинам. Это обстоятельство исключало возможность оглашения показаний K. судом при наличии имеющихся возражений со стороны защиты.

С такой позицией нельзя согласиться по следующим основаниям. Согласно ст. 281 УПК РФ, действовавшей в редакции до 10 июля 2003 года, оглашение показаний потерпевшего и свидетелей допускалось при наличии существенных противоречий между ранее данными показаниями и показаниями, данными в суде, а также при неявке в судебное заседание свидетеля или потерпевшего при согласии сторон.

Однако, выполнение этого условия при наличии соответствующего ходатайства одной из сторон, то есть получение согласия другой стороны как участника уголовного судопроизводства на оглашение показаний потерпевшего или свидетелей, не позволяло лицам, принимающим участие в уголовном процессе, выполнить на основе состязательности функции обвинения (уголовного преследования) или защиты от обвинения.

В то же время в соответствии со ст. 123 Конституции Российской Федерации судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон.

Согласно ч. 1 ст. 15 Конституции Российской Федерации Конституция имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации.

В соответствии с этим конституционным положением суд при рассмотрении дела смог оценивать содержание закона или иного нормативного правового акта, регулирующего рассматриваемые правоотношения, и применить Конституцию РФ в качестве акта прямого действия. Суд, разрешая дело, применяет непосредственно Конституцию, в частности, когда придет к убеждению, что закон или иной нормативный правовой акт, принятый после вступления в силу Конституции РФ, находится в противоречии с соответствующими положениями Конституции.

Следовательно, суд первой инстанции, огласив показания потерпевших и свидетелей по инициативе одной из сторон, как это видно из материалов настоящего дела - по ходатайству государственного обвинителя, правомерно руководствовался конституционным принципом уголовного судопроизводства, основанным на состязательности, обеспечив тем самым предусмотренные ст. 15 УПК РФ условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав.

Другое применение закона привело бы к невозможности (при отсутствии согласия сторон) оглашения тех показаний потерпевших и свидетелей, которые могли как уличать, так и оправдывать обвиняемого, и не способствовало назначению уголовного судопроизводства.

Представляется, что указание в ст. 281 УПК РФ на согласие сторон, как необходимое условие для оглашения показаний потерпевших и свидетелей, ранее данных при производстве предварительного расследования, по смыслу процессуального закона, рассматриваемому во взаимосвязи с вышеуказанным конституционным принципом, распространяется лишь на те случаи, когда суд придет к выводу о необходимости оглашения этих показаний по собственной инициативе.

Законодатель 4 июля 2003 года внес в ст. 281 УПК РФ изменения, предусмотрел возможность оглашения показаний потерпевших и свидетелей, являющихся иностранными гражданами, в случае их отказа явиться по вызову в суд (потерпевших М., Г. и свидетеля Д., а также иных обстоятельств, препятствующих явке в суд (свидетеля К.).

Кроме того следуют иметь в виду, что в соответствии со ст. 4 УПК РФ при производстве по уголовному делу применяется уголовно-процессуальный закон, действующий во время принятия процессуального решения.

Приговор по настоящему делу постановлен 1 августа 2003 года, то есть в период действия ст. 281 УПК РФ в новой редакции.

Поэтому суд, начиная с 10 июля 2003 года, был полномочен возвратиться к обсуждению вопроса оглашения показаний свидетелей и Д., и потерпевших М. и Г., то есть совершить процессуальное действие, имевшее место ранее, до 10 июля 2003 года.

В кассационных жалобах утверждается о том, что суд нарушил требования ч. 3 ст. 86 УПК РФ, не признав доказательствами проведенный защитниками опрос М., Г. и К., но в то же время приобщил эти объяснения к материалам дела.

С данным доводом нельзя согласиться по следующим основаниям. Как видно из материалов дела, протоколы опроса этих граждан оглашены в ходе судебного разбирательства и, несмотря на возражения стороны обвинения, приобщены к материалам дела и суд им дал надлежащую оценку, суть которой заключается в следующем.

Согласно ч. 3 ст. 86 УПК РСФСР, защитник вправе собирать доказательства, в том числе и путем опроса граждан с их согласия в том случае, когда они не признаны свидетелями или потерпевшими в установленном порядке. М., Г., и К. к моменту проведения защитником Афанасьевым и по его поручению адвокатом Республики ... их опроса уже являлись потерпевшими и свидетелем по делу, в связи с чем могли быть допрошены в установленном законом порядке.

Более того, указанные лица были не только допрошены следователем, но их показания исследовались в судебном заседании, а поэтому их последний опрос защитником в интересах своего подзащитного является недопустимым.

Такую оценку суда кассационная инстанция находит правомерной и соответствующей требованиям уголовно-процессуального закона.

Что же касается довода о том, что суд нарушил требования п. 6 ч. 2 ст. 74 УПК РФ, признав недопустимыми доказательствами заявления потерпевших М., Г., его супруги свидетеля Д., свидетеля К. об отказе от своих показаний, данных в ходе предварительного следствия, в связи с их несоответствием действительности, то с ним также нельзя согласиться, поскольку эти заявления поступили в суд вне процедуры, предусмотренной уголовно - процессуальным законом, чему в соответствии со ст. 75 УПК РФ дана оценка в приговоре, а кроме того суд не связан с теми или иными заявлениями участников процесса, поскольку на нем лежит обязанность установить обстоятельства, предусмотренные ст. 73 УПК РФ, и истину по делу.

То, что в связи с заменой в процессе судебного разбирательства нарушен принцип неизменности состава суда и поэтому приговор не может быть признан законным, то в данном, конкретном случае Военная коллегия не находит оснований к отмене приговора. Как видно из материалов дела народный заседатель К. участвовала в деле с самого начала, то есть с 5 ноября 2002 года в качестве запасного народного заседателя. 13 ноября 2002 года, в связи с болезнью народного заседателя А. она введена в состав суда. Из протокола судебного заседания (т. 31, л.д. 5) усматривается, что в связи с введением в состав суда запасного народного заседателя, все участники судебного разбирательства, в том числе и авторы кассационных жалоб, не возражали против данного решения суда и отводов народному заседателю К. не имели, поскольку она в период с 5 ноября по 13 ноября 2002 года неизменно принимала участие в данном деле в качестве запасного народного заседателя. С 13 ноября 2002 года и до вынесения приговора - 1 августа 2003 года К. активно участвовала в суде в качестве народного заседателя, как это явствует из протокола судебного заседания.

Что же касается доводов о нарушении судом требований ст. 310 УПК РФ, то кассационная инстанция не находит их состоятельными, поскольку при провозглашении приговора каких-либо нарушений требований уголовно-процессуального закона судом допущено не было и об этом не указывается в жалобах.

Протокол, составленный в совещательной комнате, о том, что составом суда подписаны все принятые решения и датированный 31 августа 2001 года, не является процессуальным документом, предусмотренным УПК РФ, а кроме того дата, указанная в этом протоколе, является очевидной опиской, поскольку 31 августа 2001 года данное дело находилось в производстве органов следствия.

Утверждение в кассационных жалобах о том, что судом допущено нарушение требований ч. 1 ст. 247 и п. 16 ч. 4 ст. 47 УПК РФ, поскольку 5, 21, 26, 28 февраля; 11, 12 марта; 21, 24, 27 июня 2003 года судебные заседания проводились в отсутствие подсудимого Мирилашвили является несостоятельным. Так, 5 февраля 2003 года Мирилашвили действительно не участвовал в судебном заседании при исследовании доказательств по обвинению подсудимого Петрова по ст. 222, ч. 1, УК РФ. Однако такое решение судом было принято по заявлению Мирилашвили о том, что он не желает участвовать в судебном заседании при исследовании доказательств по самостоятельному обвинению Петрова. Против данного ходатайства не возражали и его защитники - авторы кассационных жалоб (т. 31 л.д. 247).

В другие дни (21, 26, 28 февраля; 11, 12 марта; 21, 24 и 27 июня 2003 года), исследовались доказательства в отношении подсудимых, обвинение которых не связано с обвинением, предъявленным Мирилашвили. Вместе с тем, из материалов дела видно, что 4 июня 2003 года Мирилашвили в судебное заседание выезжать отказался (т. 36 л.д. 122). В этот день действительно по ходатайству государственного обвинителя было вынесено определение о назначении комплексной фоноскопической экспертизы в отсутствие подсудимого Мирилашвили, однако 27 июня 2003 года суд свое решение по данному вопросу отменил.

Суд не сослался в приговоре как на доказательство виновности Мирилашвили и на заключение анонимного специалиста под псевдонимом "И.", которое приобщил к материалам дела по ходатайству государственного обвинителя до начала, а не во время судебных прений, как об этом утверждается в кассационных жалобах. Из протокола судебного заседания видно, что 2 июля 2003 года в 18 часов 40 минут председательствующий действительно объявил о том, что судебные прения состоятся в 10 часов 15 июля, но об окончании судебного следствия не объявлял (т. 37 л.д. 39). 15 июля 2003 года в 10 часов председательствующий объявил судебное заседание продолженным (т. 37 л.д. 40), а к прениям суд приступил лишь в 11 часов 05 минут 15 июля 2003 года (т. 37 л.д. 42). Поэтому суд кассационной инстанции не находит в этих действиях суда первой инстанции нарушений требований ст.ст. 240 и 244 УПК РФ.

Доводы защитников о принятии на себя судом функции обвинения при вынесении приговора и о нарушении требований ч. 1 ст. 252 УПК РФ являются ошибочными. По мнению защиты, принятие судом обвинительных функций выразилось в том, что при постановлении приговора суд оправдал лиц, обвинявшихся в приискании непосредственных исполнителей преступлений, признав, вместе с тем, Мирилашвили виновным в совершении преступлений в группе с неустановленными лицами. Такой вывод суда не является принятием судом на себя функций стороны обвинения, поскольку совершение Мирилашвили преступлений в группе с неустановленными органами предварительного следствия лицами вменялось ему и по обвинительному заключению. Оправдание судом ряда лиц, необоснованно обвиненных в совершении преступления в группе, организованной Мирилашвили, не исключает признания его виновным в совершении преступления в соучастии с другими неустановленными лицами, в рамках выдвинутого против него обвинения.

По тем же причинам нельзя признать, что суд вышел за пределы предъявленного Мирилашвили обвинения, то есть нарушил требования ч. 1 ст. 252 УПК РФ. Суд признал невиновными лишь ряд соучастников, установив обоснованность обвинения Мирилашвили в совершении преступления в соучастии с группой иных неустановленных лиц.

Кроме того, оправдание ряда лиц не ухудшило и не могло ухудшить положение Мирилашвили в рамках предъявленного ему обвинения, а также не воспрепятствовало в какой-либо мере реализации его права на защиту. Мирилашвили на протяжении всего производства по делу последовательно отрицал свою причастность к совершению преступления как в соучастии с оправданными лицами, так и с иными неустановленными органами предварительного следствия лицами.

Доводы жалоб потерпевших М. и Г. о том, что они оговорили Мирилашвили под воздействием работников следственных органов, а суд неправомерно эти показания положил в основу приговора, кассационная инстанция находит несостоятельными, поскольку судом тщательно исследованы все их показания, в приговоре им дана оценка, свой вывод суд достаточно аргументировано мотивировал.

Что же касается доводов жалобы потерпевшей K. об отмене оправдательного приговора в отношении Мирилашвили М.М. и Казмирчука Е.И. по обвинению их в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 105 ч. 2 п.п. "а", "в", "ж", "к" и 126 ч. 3 п. "а" УК РФ, то Военная коллегия не находит оснований для её удовлетворения, считая выводы суда в данной части убедительными.

Анализ приведенных выше и иных доказательств свидетельствует о том, что суд правильно установил фактические обстоятельства дела и обоснованно квалифицировал действия осужденного Мирилашвили в отношении Д. и К. по ст.ст. 33 ч. 3 и 126 ч. 2 п.п. "а" и "ж", УК РФ.

Что же касается юридической оценки действий осужденного в отношении Г., то обстоятельства, установленные судом, а именно похищение потерпевшего и, удержание его в течении 9 часов, а затем, в связи с освобождением отца Мирилашвили в 18 часу 8 августа 2000 года, освобождение по указанию Мирилашвили М.М. свидетельствуют о том, что суду следовало руководствоваться примечаниями к статье 126 УК РФ, согласно которым лицо, добровольно освободившее похищенного, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления. Как усматривается из материалов дела, во время его удержания, потерпевшему Г. были причинены побои. Однако, в соответствии со ст. 20 УПК РФ, данный состав преступления относится к делам частного обвинения и они возбуждаются по заявлению потерпевшего. Заявления Г. о привлечении к уголовной ответственности по ст. 116 УК РФ Мирилашвили в материалах дела нет. Более того, из протокола его допроса от 22 сентября 2000 года, который суд положил в основу приговора, (т. 1 л.д. 22) видно, что он не желает привлекать к уголовной ответственности ни Мирилашвили, ни лиц, причинивших ему побои в связи с данным делом. Такие заявления им делались и позже, в том числе и в кассационной жалобе. При таких обстоятельствах осужденного необходимо освободить от уголовной ответственности за содеянное в отношении Г.

Юридическая оценка содеянного Мирилашвили в отношении потерпевшей М. и ее малолетнего сына по ст.ст. 33 ч.3, и 127 ч. 2 п.п. "а" и "ж" УК РФ является правильной.

Признавая Мирилашвили виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 33 ч. 3 и ст. 139 ч. 1 УК РФ, суд на основании ч. 8 ст. 302 УПК РФ освободил его от наказания, в связи с истечением срока давности, установленного п. "а" ч. 1 ст. 78 УК РФ.

Однако ст. 78 УК РФ предусматривает не освобождение от наказания, а освобождение от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности. В этой связи приговор в части осуждения Мирилашвили по ст. 33 ч. 3 и ст. 139 ч. 1 УК РФ подлежит отмене, а дело прекращению производством.

С доводами жалобы защитника Булгакова В.В. в защиту осужденного Петрова нельзя согласиться по следующим основаниям. Исследовав доказательства, суд обоснованно установил его виновность в совершении преступления, предусмотренного ст. 222 ч. 1 УК РФ, что подтверждается протоколом обыска от 25 января 2001 года об обнаружении 47 боевых патронов разной маркировки и разного калибра, заключением эксперта-криминалиста о том, что они являются боеприпасами к нарезному огнестрельному оружию и не предназначены для стрельбы из имеющегося у него оружия, показаниями свидетелей С. и Ш. сообщением ГУВД ... об отсутствии у Петрова лицензии на право коллекционирования оружия и патронов. Считать данное преступление не представляющим общественной опасности, как об этом утверждает в кассационной жалобе адвокат Булгаков В.В., и прекратить в отношении Петрова В.А. уголовное дело в силу малозначительности, кассационная инстанция оснований не находит.

Назначенное Мирилашвили наказание подлежит смягчению в связи с уменьшением объёма обвинения по ст.ст. 33 ч. 3 и 126 ч. 2 п.п. "а" и "ж" УК РФ.

На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 377, 378, п. 4 и 388 УПК РФ, Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации определила:

приговор Ленинградского окружного военного суда от 1 августа 2003 года в отношении Мирилашвили М.М. изменить: уголовное дело по обвинению Мирилашвили по ст.ст. 33 ч. 3 и 126 ч. 2 п.п. "а" и "ж", УК РФ в похищении потерпевшего Г., прекратить на основании примечания к ст. 126 УК РФ и считать его осужденным по ст.ст. 33 ч. 3 и 126 ч. 2 п.п. "а" и "ж" УК РФ к 7 годам лишения свободы, а по совокупности совершенных преступлений, на основании ст. 69 ч. 3 УК РФ, окончательное наказание ему назначить путем частичного сложения назначенных наказаний в виде лишения свободы сроком на 8 лет в исправительной колонии строго режима;

приговор в части осуждения Мирилашвили М.М. по ст.ст. 33 ч. 3 и 139 ч. 1 УК РФ, на основании ст. 78 УК РФ, отменить, дело производством прекратить.

В остальной части приговор оставить без изменения, а кассационные жалобы осужденного Мирилашвили М.М., защитников Афанасьева А.Я., Дроздова В.Г., Медведева С.В., Падвы Г.П., Хейфеца С.А., Нарусовой Л.Б., потерпевших М., Г., К. - без удовлетворения.

Этот же приговор в отношении Петрова В.А., и Казмирчука Е.И. оставить без изменения, а кассационные жалобы защитника Булгакова В.В. и потерпевшей К. - без удовлетворения. Верно за надлежащими подписями.

Судья:

Петроченков А.Я.