Постановление Европейского Суда по правам человека от 10 апреля 2007 г. Дело "Эванс против Соединенного Королевства" [Evans v. United Kingdom] (жалоба N 6339/05) (Большая Палата) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата)

Дело "Эванс против Соединенного Королевства"
[Evans v. United Kingdom]
(Жалоба N 6339/05)

Постановление Суда от 10 апреля 2007 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

В июле 2000 г. заявительница и ее партнер J. начали курс лечения бесплодия. В октябре 2000 г. при поступлении в клинику заявительнице поставили диагноз: "предраковое состояние яичников" и рекомендовали провести до их удаления цикл искусственного оплодотворения. Во время консультации она и J. были уведомлены о необходимости дать письменное согласие на лечение и подтвердить свою осведомленность о том, что в соответствии с Законом "Об оплодотворении человека и эмбриологии" 1990 года (Закон 1990 года) каждый из них вправе отозвать свое согласие до того, как зародыш будет помещен в матку заявительницы. Заявительницу интересовал вопрос об иных средствах сохранения оплодотворенной яйцеклетки на случай, если ее отношения с J. прекратятся. J. заверил ее, что этого не случится. В ноябре 2001 г. они обратились в клинику, в результате чего были получены шесть зародышей, которые были помещены на хранение. Через две недели заявительнице была сделана операция по удалению яичников. Ей разъяснили, что имплантация зародышей в матку будет возможна только через два года. В мае 2002 г. отношения между заявительницей и J. прекратились, и на основании Закона 1990 года он уведомил клинику о том, что не дает согласия на использование зародыша или продолжение его хранения. Заявительница возбудила производство в Высоком суде, требуя, в частности, обязать J. дать согласие. Ее требования были отклонены в октябре 2003 г., так как было установлено, что J. действовал добросовестно, поскольку приступил к лечению исходя из того, что его отношения с заявительницей будут продолжаться. В октябре 2004 г. Апелляционный суд оставил в силе решение Высокого суда. В разрешении на обжалование заявительнице было отказано.

Заявительница жаловалась на то, что законодательство страны допускало отзыв согласия ее бывшего партнера на хранение и использование зародышей, что лишило ее возможности когда-либо стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь.

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 2 Конвенции. По причинам, приведенным Палатой в ее постановлении от 7 марта 2006 г., а именно в том, с какого момента может ставиться вопрос о соблюдении государством права на жизнь (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on the Case-law of European Court of Human Rights] N 84* (* "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on the Case-law of the European Court of Human Rights] N 84 соответствует "Бюллетеню Европейского Суда по правам человека" N 10 за 2006 год.)) эмбрионы не обладали правом на жизнь.

Постановление

По делу требования статьи 2 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

По поводу соблюдения требований статьи 8 Конвенции, что касается природы затронутых прав. Понятие "личной жизни" включает право на уважение как решения о том, чтобы иметь ребенка, так и о том, чтобы его не иметь. Однако заявительница не жаловалась на то, что ей тем или иным способом препятствовали стать матерью в социальном, юридическом или даже физическом смысле, поскольку в законодательстве страны или правоприменительной практике отсутствовали нормы, запрещавшие ей усыновить ребенка или родить ребенка, зачатого путем искусственного оплодотворения из полученных гамет. Строго говоря, ее жалоба сводилась к тому, что положения Закона 1990 года о даче согласия помешали ей использовать эмбрионы, созданные совместно с J., и с учетом ее особых обстоятельств когда-либо стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь. Этот более частный вопрос о праве на уважение решения стать родителем в генетическом смысле относится к сфере действия статьи 8 Конвенции. Основное противоречие этого дела затрагивает гарантированные статьей 8 Конвенции права частных лиц - заявительницы и J. Более того, интересы этих лиц были полностью несовместимы, поскольку в случае если заявительнице было бы разрешено использовать эмбрионы, это означало бы принуждение J. к отцовству, а признание допустимым отказа J. или отзыва им согласия означало бы лишение заявительницы возможности стать генетическим родителем. При сложных обстоятельствах настоящего дела любое решение, принятое властями страны, полностью исключало бы интересы одной из сторон. Законодательство также учитывало ряд более широких публичных интересов, таких как соблюдение принципа приоритета согласия и содействие правовой ясности и определенности.

Позитивное обязательство или вмешательство. Целесообразно проанализировать обстоятельства дела с точки зрения позитивных обязательств. Основной вопрос заключается в том, устанавливали ли примененные в деле законодательные положения справедливое равновесие между конкурирующими затронутыми им публичными и частными интересами. В этой связи следует принять выводы национальных судов о том, что J. никогда не давал согласия на самостоятельное использование заявительницей совместно созданных эмбрионов.

Пределы свободы усмотрения государства. Вопросы, затронутые в настоящем деле, несомненно, имеют моральный и этический характер, единый европейский подход к ним отсутствует. Некоторые государства-участники приняли первичное или вторичное законодательство о контроле применения искусственного оплодотворения, тогда как другие предоставили решение этого вопроса медицинской практике и руководству. Не только в Соединенном Королевстве для хранения эмбрионов требуется письменное согласие обоих доноров половых клеток, которое может быть свободно отозвано до момента имплантации, однако в других странах Европы применяются иные правила и методы. Не усматривается консенсус в вопросе о том, на какой стадии искусственного оплодотворения согласие доноров половых клеток должно быть безотзывным. В то время как заявительница утверждает, что ее более значительные физические и эмоциональные издержки в процессе искусственного оплодотворения, а также последующее бесплодие дают ей право пользоваться преимуществом перед J., и в этом вопросе консенсус отсутствует.

Итак, можно сделать вывод, что поскольку использование искусственного оплодотворения породило деликатные моральные и этические вопросы в условиях быстрого развития медицины и науки, и поскольку затронутые вопросы относятся к сфере, где общая позиция государств-участников отсутствует, пределы свободы усмотрения, которой пользуются государства-ответчики, должны быть достаточно широкими и распространяться в принципе на решение государства о введении в действие законодательства, регулирующего применение искусственного оплодотворения, и на издание подробных правил для достижения равновесия между конкурирующими публичными и частными интересами.

По поводу соблюдения требований статьи 8 Конвенции. Таким образом, следует рассмотреть вопрос о том, позволяло ли при особых обстоятельствах дела примененное законодательство, разрешавшее J. отказать или отозвать согласие на имплантацию в матку заявительницы эмбриона, установить справедливое равновесие между конкурирующими интересами. Появление технической возможности хранения человеческих эмбрионов в замороженном состоянии породило существенное различие между искусственным оплодотворением и оплодотворением путем полового контакта, а именно возникновение периода, в том числе продолжительного, между зачатием эмбриона и его имплантацией в матку, в течение которого возможно вмешательство. Поэтому законным и желательным является создание государством правовой схемы, которая учитывает возможность такой отсрочки. Решение о политике и принципах, которые должны применяться в этой деликатной сфере, в первую очередь должно принимать государство.

Закон 1990 года представляет собой итог исключительно тщательного изучения социальных, этических и юридических последствий достижений в области искусственного оплодотворения и эмбриологии, а также длительных размышлений, консультаций и обсуждений. Он возлагает на клинику, осуществляющую искусственное оплодотворение, юридическое обязательство по разъяснению лицам, подвергающимся этой процедуре, положений законодательства о согласии и по получению такого согласия в письменной форме. Это и было сделано в ситуции заявительницы, так как и она, и J. подтвердили свое согласие путем подписания формуляров, предусмотренных законом. Однако закон также разрешал донорам половых клеток отзывать свое согласие в любое время до имплантации эмбриона в матку. Хотя состояние здоровья заявительницы требовало быстрого принятия решения, что сопровождалось значительным стрессом, давая согласие на оплодотворение ее яйцеклетки с помощью спермы J., она сознавала, что это последние яйцеклетки, которые она может произвести, что на проведение онкологического лечения потребуется определенное время, до того как в матку будет возможно имплантировать эмбрион, и что в силу закона J. будет иметь возможность отозвать свое согласие на имплантацию в любой момент.

Несмотря на то что заявительница критиковала национальные нормы о согласии в связи с обязательностью их применения независимо от каких-либо обстоятельств, природа закона как такового не являлась не совместимой со статьей 8 Конвенции. Уважение к человеческому достоинству и свободе воли, а также стремление обеспечить справедливое равновесие между сторонами искусственного оплодотворения побудили законодателя принять не имеющие исключений положения о том, что любое лицо, предоставляющее половые клетки для целей искусственного оплодотворения, должно быть заранее уведомлено, что полученный генетический материал не будет использован без его согласия. В дополнение к указанному принципу абсолютная природа правила обеспечивает правовую определенность и исключение произвола и непоследовательности, которые могут быть присущи оценке на индивидуальной основе того, что суды страны охарактеризовали как "полностью несовместимые" интересы. Эти общие интересы были законными и соответствующими статье 8 Конвенции.

С учетом этих доводов, включая отсутствие общеевропейского консенсуса по данному вопросу, Европейский Суд находит, что праву заявительницы на уважение ее решения стать родителем в генетическом смысле не должно придаваться большее значение, чем праву J. на уважение его решения не иметь связанного с ней генетически ребенка.

Постановление

По делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были (вынесено 13 голосами "за" и четырьмя голосами "против").

По поводу соблюдения требований статьи 14 Конвенции. Европейский Суд не счел необходимым рассматривать вопрос о том, может ли заявительница жаловаться на различное обращение в сравнении с другой женщиной, находящейся в аналогичном положении, поскольку обоснование вывода о том, что по делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были, содержит также разумное и объективное обоснование по вопросу о соблюдении требований статьи 14 Конвенции.

Постановление

По делу требования статьи 14 Конвенции нарушены не были (вынесено 13 голосами "за" и четырьмя голосами "против").