Акционерное общество - дело добровольное. Пока в нем не участвуешь (Д. Степанов, "Корпоративный юрист", N 2, февраль 2009 г.)

Акционерное общество - дело добровольное. Пока в нем не участвуешь

К продолжению дискуссии с Д.В. Ломакиным

В свете предстоящего рассмотрения весной 2009 г. Конституционным Судом РФ жалобы ОАО "Газпром" на нарушение конституционных прав п. 4 ст. 44 Федерального закона "Об акционерных обществах", в силу которого арбитражные суды возлагают ответственность на акционерные общества за необоснованное списание акций, вновь разгораются дискуссии по вопросу о допустимости подобной ответственности. В предлагаемой статье, построенной в форме полемики с одним из оппонентов автора, по-новому анализируются проблемы, которые уже освещались в юридической литературе. Вполне возможно, что схожие по существу вопросы придется обсуждать Конституционному Суду РФ при рассмотрении названного дела

Немногим более года назад на страницах Вестника ВАС РФ была опубликована статья Д.В. Ломакина*(1), поводом к написанию которой, как можно понять из ее содержания и соответствующих ссылок, явилась ранее изданная в том же журнале статья автора настоящей публикации. В нашей работе было представлено развернутое обоснование ответственности акционерного общества - эмитента акций, а в некоторых случаях и регистратора, которому эмитентом передано ведение реестра акционеров, за необоснованное, т.е. помимо воли владельца, списание акций*(2). Проблематика, которая обсуждается в обеих статьях, проистекает из конкретного дела, рассмотренного высшей судебной инстанцией. Речь идет о Постановление Президиума ВАС РФ по делу Зацаринная против ОАО "Сибнефть"*(3), в рамках которого высшая судебная инстанция впервые возложила на эмитента акций ответственность за необоснованное списание акций пострадавшего владельца ценных бумаг. При этом логика названного дела, получившего в истинном смысле слова прецедентное значение, базируется на допущении, что между акционером и акционерным обществом, в общем, всегда присутствует обязательственно-правовая связь. Поскольку такая связь была нарушена, в том числе при утрате акций без вины их владельца, то в отсутствие lex specialis, т.е. закона, специальным образом описывающего ответственность эмитента акций (обязанного лица), высшая судебная инстанция применила закон общий, а именно нормы, посвященные ответственности за нарушение любого обязательственно-правового отношения (ст. 393 ГК РФ), и взыскала убытки с обязанного лица - эмитента акций - их стоимость.

Однако названное прецедентное дело высшей судебной инстанции или научная полемика по данной проблематике, как оказалось, затронули лишь часть проблемы. Вся серьезность подобной темы проявилась лишь тогда, когда конкретные эмитенты стали подвергаться риску утраты миллиардных сумм по искам пострадавших акционеров. Это, в конечном счете, вынудило одного из крупнейших эмитентов инициировать рассмотрение вопроса о конституционности нормы, допускающей привлечение к ответственности эмитента акций за их необоснованное списание, в Конституционном Суде РФ*(4). Соответственно, в свете предстоящего рассмотрения данного вопроса в названном суде*(5) вопросы, поднятые Д.В. Ломакиным, видимо, заслуживают более пристального внимания.

Указанная статья Д.В. Ломакина, имеющая главным образом полемический, зачастую критический тон, безусловно, провоцирует ответную реакцию - в лучшем смысле этого слова. Я крайне благодарен коллеге за инициирование, вольное или невольное, научной дискуссии по тем проблемам, которые были обозначены в ходе обмена мнениями по рассматриваемой теме. Однако насколько остра и глубинна по существу критика коллеги, настолько же серьезны поднимаемые ею вопросы. Их нельзя оставить без внимания, тем более что проблематика, затронутая упомянутым прецедентным решением, обнажила великое множество иных проблем более сущностного, глубинного свойства.

Во-первых, насколько обоснованно возложение ответственности за убытки, возникающие у одного из акционеров, на само акционерное общество (далее - АО, общество), а тем самым, опосредованно, и на всех прочих акционеров?

Во-вторых, даже если подобное возложение ответственности и ее последующее, хотя бы косвенное, перераспределение и распыление между множеством акционеров допустимы de lege ferenda, то насколько далеко может простираться вмешательство государства в лице правотворцев (от законодателя до высших судов, принимающих подобного рода прецедентные решения) в частные дела, когда свободным участникам оборота вменяются такие ограничения, которые в иной ситуации - в отсутствие специального регулирования - вообще были бы невозможны?

Наконец, в-третьих, если такие вмешательства все же возможны, то как они должны проходить проверку на допустимость того или иного политико-правового выбора: обязаны ли подобные решения обосновываться исключительно формально-юридическими соображениями или в данном случае могут приниматься доводы совершенно иного свойства, например политического или экономического?

Ответы на поставленные вопросы, видимо, следует начать в обратном порядке, иначе можно сделать логический круг (idem per idem) и вернуться туда, откуда началось повествование.

Вопрос, который обсуждает Д.В. Ломакин, как следует из названия самой публикации*(6), сводится к определению субъектов ответственности за необоснованное списание акций. При этом, как видно из содержания статьи, такое определение для автора не есть решение догматической проблемы, когда те или иные выводы делаются исходя из выверенных цивилистических конструкций. Догматика хороша, когда проблема, ее изучение и позитивное изложение хотя бы в общем виде или на примере близких по существу институтов имеют некую историю, на которую можно прочно опереться. Тем более отыскание тех самых субъектов ответственности не представляет для Д.В. Ломакина задачи, сравнимой с написанием учебника или комментария. Напротив, вопросы, которыми задается правовед, так или иначе выходят на уровень политики права: что и как должно быть, как следует решать подобную проблему, в том числе для того, чтобы обеспечить согласованность правовых конструкций, установление баланса интересов участников оборота и достижения некой справедливости.

Между тем всякий раз, когда обсуждаются вопросы политики права, то совершенно очевидно, что главенствующим в любой дискуссии оказывается критерий ценности или блага, в связи с которыми делается тот или иной политико-правовой выбор. При этом подобные ценности и блага обычно лежат в сфере политики, экономики, морально-нравственных оснований, но не позитивного права. Поэтому пытаться решать проблемы частноправового регулирования, которые ставит жизнь, т.е. проблемы, не просто ранее не встречавшиеся на практике, но и не имеющие какого-либо принципиального решения в действующем праве, исключительно или по преимуществу ориентируясь только на догму права, мягко говоря, бессмысленно.

Если юрист - от практикующего "юриста на предприятии", как это было принято говорить в советские годы, до "высоколобого" ученого-теоретика - сталкивается с проблемой, о которой он прежде не ведал, то либо такая проблема вскоре будет им решена, либо будет имитировано ее решение. Если то, что показалось проблемой, находит четкое решение в позитивном праве посредством систематического толкования и применения действующего права, то конкретный казус, в общем, сложно назвать проблемой в праве. Это не более чем обычный процесс перехода права из объективного в субъективные права и корреспондирующие им юридические обязанности. Другое дело - серьезные юридические проблемы, вовсе не поддающиеся решению с позиций действующего права либо порождающие множество (два и более) вариантов их решения, имеющих большее или меньшее обоснование с позиций доктрины или привлечения приемов систематического толкования. С подобной ситуацией сталкивается любой юрист - этот момент, когда словно упираешься в стену, известен и практику, и ученому-теоретику. Как находится выход из подобного тупика? Ответ очевиден: через введение тех или иных допущений, доводов, апеллирующих к справедливости, разумности, экономической логике, наконец, через проведение параллелей с иными правовыми институтами, пусть и не имеющими буквального сходства с рассматриваемой проблемой. Словом, через достижение определенного согласия между спорящими или решающими ту или иную частную проблему. Как только оно достигается, подключается догматика, поглощающая в свои недра утвердившуюся конструкцию.

Какие доводы могут приниматься во внимание, точнее, каким критериям такие доводы должны соответствовать, чтобы они могли восприниматься как допустимые для поиска ответа на вопрос, как в принципе та или иная юридическая проблема должна быть решена? Должны ли это быть юридически верифицируемые аргументы? Видимо, ответ на последний вопрос будет положительным. Однако в таком случае такие доводы не должны быть единственно возможными и исключительными. Ведь если проблема может быть решена исходя из систематичного приведения юридических аргументов, то юридической проблемы в обозначенном выше смысле здесь вовсе нет, все решается через тривиальное толкование норм права.

Соответственно, если при принципиальном ответе на вопрос, каким образом должна быть решена та или иная проблема, возможно обращение не только к юридическим, но и к иным доводам, в основе которых будет заложена та или иная ценность, до настоящего момента или применительно к конкретной практической ситуации еще не получившая особого отражения в правовой действительности, то ответ на один из поставленных выше вопросов становится очевидным: политико-правовой выбор зачастую, если не преимущественно, определяется и обосновывается соображениями политического или экономического свойства, хотя это не исключает большего или меньшего применения тех или иных формально-юридических аргументов. Можно предположить, что чем меньше внешние ценности проявлены в позитивном праве здесь и сейчас, тем сильнее и чаще будет возникать потребность обращаться к неправовой аргументации при ведении той или иной научной полемики, а потому тем активнее неправовое будет вмешиваться в правовую действительность, в том числе таким странным образом.

Однако, как только принципиальное решение проблемы найдено, подчас за рамками собственно права, открывается великое множество сугубо утилитарных правовых конструкций, позволяющих "вписать" подобное решение в систематику права. Причем не для того, чтобы "припорошить" юридической "мишурой" волюнтаристское решение, а именно для обеспечения системности в праве, при которой вновь созданное решение органично вписалось бы в тот юридический уклад, который сложился в правовой системе применительно к конкретно-историческим условиям.

Д.В. Ломакин, анализируя проблематику ответственности за необоснованное списание акций, фактически следует обозначенной выше парадигме, когда для прояснения интересов, подлежащих приоритетной защите, в том числе интересов эмитента, прочих акционеров, кредиторов АО и т.п., автор выходит за рамки собственно правовых построений, почерпнутых из догмы права или позитивного права, и предпринимает довольно оригинальную попытку доказательства того, к чему может привести в политико-правовом плане приоритетная защита отдельного акционера, лишившегося акций не по своей воле. Если попытаться суммировать рассуждения указанного автора, то, наверное, не погрешив против истины, можно свести их к следующим тезисам:

1) возложение ответственности за утраченные конкретным акционером акции на само АО тождественно возложению ответственности за убытки не на тех, кто их причинил, а на тех, кто их реально может возместить*(7);

2) выплата одному акционеру фактически есть выплата, пусть и опосредованная, за счет всех прочих акционеров, что приводит к падению капитализации АО и невыплатам или существенному уменьшению дивидендов*(8);

3) возложение ответственности на само АО не будет способствовать уголовно-правовой ответственности лиц, являющихся непосредственными причинителями ущерба от незаконного списания акций*(9).

Между тем общий вывод, к которому приходит автор, более чем странный: "...ответственность акционерного общества-эмитента за необоснованное списание акций никак не может быть обусловлена признанием приоритетности интересов пострадавшего акционера, которое само по себе не порождает ничего, кроме злоупотреблений со стороны такого участника общества"*(10).

Попробуем более внимательно разобраться в приведенных Д.В. Ломакиным соображениях, лежащих главным образом в плоскости ценностей и политико-правовой целесообразности.

Довод о том, что ответственность самого АО сродни поиску часов не там, где они пропали, а где лучше видно*(11), звучал в последнее время многократно, главным образом, от эмитентов, которым приходилось на судебных заседаниях возражать против требований пострадавших акционеров взыскать стоимость похищенных акций не с осужденных к отбыванию (зачастую реального) уголовного наказания преступников, а с общества, располагающего подчас миллиардными ресурсами.

Между тем, если вернуться в политико-правовую плоскость, где эмоции неуместны, то правотворец, вне зависимости от того, кто им является - законодатель или высший суд, создающий ту или иную правовую конструкцию, должен задаться одним простым вопросом: к чему приводит конкретный правовой выбор? Иными словами, какая модель поведения, порождая меньше издержек для всех участников оборота, в то же время влечет больше благ, пользы для всех участников оборота в рассматриваемой сфере? Еще более примитивно: как конкретное правовое решение, налагая правовые ограничения на одних, позитивно отражается на других?

Однако рассмотрение такого частного, как может показаться на первый взгляд, вопроса, кто должен нести ответственность за необоснованное списание акций, показывает, какое великое множество вариантов решения этой проблемы возможно в действительности. Так, чтобы не утомлять читателя детальным описанием всех возможных вариантов распределения подобной ответственности, их можно схематично изложить в виде таблицы, показывающей в общем виде плюсы и минусы каждого решения, а также более отдаленные - для всего оборота - последствия того или иного политико-правового выбора в рассматриваемом вопросе.

Даже беглого взгляда на различные варианты решения проблемы распределения бремени негативных последствий от необоснованного списания акций достаточно, чтобы понять, что любой политико-правовой выбор в рассматриваемом вопросе выгоден одним участникам оборота и крайне негативно отражается на иных участниках таких отношений. Однако где же находится искомый оптимум - точка, в которой максимальное количество "плюсов" для одних перевешивает некоторое количество "минусов" для других? Иными словами, какое решение из указанных выше следует признать наиболее адекватным?

Совершенно очевидно, что любое правовое решение всегда сопряжено с "плюсами" и "минусами": для одних оно стимулирует то или иное поведение, а на иных оказывает дестимулирующее воздействие. Так и в случае с вопросом распределения ответственности за списание акций: ответственность самого общества дестимулирует активность пострадавшего акционера в деле отыскания похищенных акций, инициирования уголовного преследования, наконец, в известном смысле способствует уменьшению бдительности участников регистраторского бизнеса, однако стимулирует общество к поиску надежного регистратора - к страхованию ответственности, но при этом, возможно, делает менее привлекательным общество для потенциальных инвесторов.

Точно так же очевидно, что возложение ответственности за необоснованное списание акций непосредственно на самого эмитента (или опосредованно через солидарную или субсидиарную ответственность с регистратором) фактически есть возмещение убытков одного участника АО за счет других. Однако именно в этом моменте мы подходим к ответу на все прочие вопросы, которые были поставлены выше: насколько обоснованно возложение ответственности за убытки, возникающие у одного из акционеров, на само общество, а опосредованно - на всех прочих акционеров, и до какой черты может простираться вмешательство государства в лице правотворцев в частные дела ранее свободных участников оборота, осуществляемое путем навязывания той или иной общеобязательной конструкции, в данном случае - конкретного правила об ответственности?

Чтобы обозначить возможный спектр юридических решений, предлагаемых для тех или иных частноправовых объединений - корпоративных образований, можно представить две принципиально различные ситуации, отражающие, в некотором смысле, известные крайности.

Одно дело, если общество представляет собой закрытую корпорацию, акции которой обращаются среди ограниченного круга лиц или вовсе не обращаются, поскольку, будучи однажды распределены между учредителями или последующими акционерами, далее не меняли своих владельцев. Что называется, добавим еще красок: все или большая часть акционеров такого общества являются субъектами предпринимательской деятельности, понимающими, что и при каких обстоятельствах они совершают. Та же модель возможна и применительно к другой разновидности закрытой корпорации - обществу с ограниченной ответственностью (ООО).

Другое дело - АО, акции которого обращаются среди множества лиц: посредством ли обращения акций у организатора торговли на рынке ценных бумаг, или тогда, когда рынок акций конкретного эмитента не имеет выхода на организатора торговли, однако в силу чрезвычайно частого совершения сделок с такими ценными бумагами обеспечивается их высокая обращаемость, что дает великое множество акционеров конкретного акционерного общества.

Совершенно очевидно, что в первом случае излишняя опека со стороны государства, в общем, лишена какого-либо серьезного оправдания, а потому степень вмешательства в частные дела путем навязывания определенных, заранее предписанных моделей поведения должна быть минимальной. Во втором же случае вспоминается фигура той самой бабушки-пенсионерки, подчас не ведающей, что она делает, совершая те или иные рискованные финансовые операции, о которой так часто печется отечественный законодатель, а потому в данной ситуации степень патерналистского начала, проявляемого со стороны государства, должна быть на порядок выше.

Иными словами, чем большими возможностями обладает конкретный участник оборота в силу своих знаний, умений, финансового положения, тем меньше государство должно проявлять на уровне законодательства заботу о нем. Напротив, чем слабее участник оборота, тем сильнее должна быть его защита со стороны государства. Подобные, в общем, очевидные истины дают нам ответ на вопрос о степени и глубине возможного вмешательства государства в частные дела.

Соответственно, в корпоративно-правовой сфере для закрытых корпораций (ООО, ЗАО, ОАО, акции которых не имеют ликвидного рынка) следовало бы всемерно развивать принцип свободы договора и допускать чрезвычайно широкие возможности частноправового моделирования отношений для самостоятельных участников оборота. Степень государственного вмешательства в подобные дела, в том числе через навязывание чрезвычайно жестких императивных норм, здесь должна быть минимальна. Напротив, для публичных корпораций (ОАО, акции которых имеют высоколиквидный рынок) количество императивных норм, патерналистских включений может быть очень значительным, поскольку у государства и частного общества есть легитимный интерес в защите огромного круга потенциально слабых лиц.

В ситуации, когда АО представляет собой публичную корпорацию, акции которой обращаются на организованном рынке и "распылены" среди тысяч акционеров, модель ответственности именно эмитента перед пострадавшим акционером, которая была фактически введена указанным выше прецедентным судебным актом, следует, видимо, признать наименьшим из зол, на которые можно согласиться. Фактически мы имеем здесь дело с аналогом взаимного страхования, при котором убытки от участия в бизнес-проекте под названием "акционерное общество" покрываются за счет имущества этого самого бизнес-проекта, точнее, имущества, в более отдаленной перспективе причитающегося его участникам. Иными словами, при допущении подобной ответственности потенциальные участники публичной корпорации изначально соглашаются не только на участие в АО как таковом, но и на вариант взаимного страхования рисков, связанных с подобным участием.

Принятие на себя членских отношений в такой корпорации, совершающихся с приобретением хотя бы одной акции, сродни совершению договора присоединения (п. 1 ст. 428 ГК РФ) или иного договора, содержащего примерные условия (п. 3 ст. 427 ГК РФ), когда лицо, впервые вступающее в договор, ограничено в свободе переговорного процесса, соглашаясь на стандартизированные условия, ранее разработанные другими участниками оборота. Основной вопрос, который возникает при подобном подходе, - это то, насколько сильно должен вмешиваться законодатель (иной правотворец) в процесс свободной выработки договорных условий самостоятельными и независимыми участниками оборота, какая степень патерналистского начала должна проявляться с его стороны. Между тем ответ на этот вопрос уже был дан выше: там, где есть множество потенциально незащищенных участников оборота, не всегда обладающих необходимыми знаниями и ресурсами для защиты своих прав, а нередко вообще лишенных подобных возможностей, необходимо и возможно навязывание таких конструкций, которых в иной ситуации можно было бы избежать, отдав все на свободное усмотрение участников оборота.

Между тем, если указанный вариант защиты для акционера - как наличного, так и потенциального - является наиболее простым и эффективным средством защиты инвестиций, то почему бы не согласиться на подобную конструкцию в качестве общей нормы-принципа участия в АО? Однако представляется, мягко говоря, не вполне серьезным доведение этой ситуации до абсурда, когда допускается сравнение указанной конструкции с печально знаменитой нормой п. 3 ст. 30 Закона РСФСР от 24 декабря 1990 г. "О собственности в РСФСР", предусматривавшей возмещение за счет государства ущерба пострадавшим от преступлений.

Конечно, в полемическом запале удобно использовать хлесткие фразы и эффектные сравнения, однако в научной дискуссии любое reductio ad absurdum все же имеет некие рамки, которые, видимо, определяются уровнем серьезности и глубины той самой дискуссии. Не имея намерения опускаться до маргинальных споров, можно, однако, вспомнить известную фразу "колхоз - дело добровольное", как нельзя лучше задевающую основной нерв рассматриваемой проблемы. То, что может быть законодательно (или через судебное установление) навязано организации, так или иначе являющейся коллективным образованием на добровольных началах и, что более важно, институтом частного права, не может быть распространено на все формы общественного устройства. Иными словами, то, что может являться очевидной глупостью в масштабах государства, вполне способно работать для частноправового образования, и наоборот.

Приобретая права участия в акционерном обществе, инвестор имеет право выбора: распространять на себя фактом вступления в АО действие всех тех правовых конструкций, которые созданы позитивным правом для существования корпорации, или нет. Однако в государственном устройстве подобной свободы выбора не так много, как в частноправовых отношениях. В корпорации меньшинство, как правило, подчиняется воле большинства, а потому если отдельному акционеру не нравятся те или иные правовые установления, то единственная возможность для такого несогласного лица - это проголосовать, что называется, "ногами", т.е. так или иначе прервать ранее установившуюся правовую связь с АО или изначально не допускать ее возникновения, не приобретая акции такой публичной корпорации.

Другой вопрос: насколько допустима ситуация, когда все или большая часть акционеров отдельной корпорации пожелают отказаться от указанной выше модели ответственности самого общества? В случае единогласия всех акционеров в отказе от подобной ответственности рассматриваемой проблемы не возникнет вовсе: когда все акционеры конкретного АО против того, чтобы ответственность за списание акций отдельного акционера возлагалась на само общество, то никто из них, в принципе, и не должен требовать подобного возмещения. Если, тем не менее, такое требование будет впоследствии кем-либо заявлено, то единогласие оказывается призрачным. В случае, когда лишь некоторое большинство акционеров выступает против подобной ответственности, видимо, также нет оснований для лишения правовой конструкции АО подобного элемента. Если такой вариант ответственности обеспечивает интересы миноритарных акционеров, то, естественно, большинство (единоличный мажоритарный акционер или группа акционеров, обладающих корпоративным контролем) обеспечит принятие решения, не выгодного меньшинству. Тем самым, исходя из соображений защиты миноритариев, здесь тоже нет оснований для лишения их подобной меры. Наконец, еще более сложная ситуация наблюдается там, где в обществе нет устоявшегося большинства, а некоторая часть миноритариев не возражает против возможности установления иного режима ответственности. Как быть в этом случае? К сожалению, именно этот самый сложный и нюансированный вариант Д.В. Ломакин не рассматривает вовсе.

Таким образом, если конкретное императивное правовое установление имеет право на существование исходя из критериев, оцениваемых при совершении правотворцем политико-правового выбора, то участникам оборота, действующим в акционерном образовании, остается лишь подчиниться подобным нормам. Хотя у них всегда есть выбор: участвовать или нет в таком обременительном образовании, каковым является публичная корпорация. В конце концов, при сильном желании стать участником хозяйственного общества действующее законодательство предлагает иные организационно-правовые формы, где степень того самого патерналистского вмешательства государства на порядок меньше.

Итак, рассмотрение совершенно частных, казуистических вопросов акционерного права позволило подойти к постановке и хотя бы предварительному решению более серьезных проблем всего гражданского права и логики регулятивного воздействия.

Во-первых, возложение ответственности за убытки, возникающие у одного из акционеров, на само АО не просто возможно исходя из экономических и политических соображений, но и, более того, является логичным продолжением правовой конструкции публичной корпорации, обставленной множеством подобного рода включений, лишь умножающим издержки участников корпоративного образования.

Во-вторых, позитивное право может допускать подобного рода конструкции как общеобязательные для обществ, ориентированных на множество инвесторов, поскольку в данном случае государство проявляет патерналистское участие в судьбе слабой стороны - участника оборота, по умолчанию лишенного необходимых знаний и ресурсов для защиты своих прав. Напротив, там, где участники оборота в состоянии реально сами позаботиться о себе, подобные вмешательства государства на уровне регулятивной политики следует признать нежелательными и избыточными. Соответственно, основания для такого вмешательства должны проверяться исходя не из формально-юридических соображений, почерпнутых из догмы частного права, а из области социальной или экономической политики.

Приоритет интереса и соответствующий ему политико-правовой выбор	Последствия для возможных участников отношений
	для пострадавшего акционера	для прочих акционеров конкретного АО	для потенциальных инвесторов и фондового рынка	для непосредственного причинителя вреда	для регистратора	для кредиторов АО
1) Приоритет пострадавшего акционера, единоличная ответственность эмитента за списание акций в виде возмещения стоимости утраченных акций за счет средств АО	Гарантированность и защищенность интересов акционера. Простота судебной защиты для пострадавшего акционера	Возмещение убытков одного из участников АО фактически за счет прочих акционеров. Повышение издержек на поддержание учетной системы (поиск "хорошего и дорогого" регистратора, страхование)	Бульшая привлекательность инвестирования в связи с повышением уровня защиты прав на акции, с одной стороны, но с другой, большая осторожность в принятии решения об инвестировании, поскольку акции дисконтируются на сумму издержек, связанных с возмещением отдельным акционерам стоимости их акций за счет самого АО. Для фондового рынка, а также его институтов эффект крайне незначительный. Вариант, вероятно, не способствует появлению новых публичных АО - эмитентов акций, выходящих на фондовый рынок	Понимание слабой общей уголовной превенции в сфере хищения акций, возможность получения огромных имущественных благ и их последующего сокрытия в связи с совершением хищений акций	Фактическое освобождение от ответственности по иску акционера. При допущении регресса со стороны АО - возрастание суммы возмещения за счет издержек, связанных с привлечением к ответственности по иску АО, выплатившему сумму убытков акционеру. Увеличение издержек за счет страхования. Дисциплинирующая роль возможной ответственности по указанному иску АО, усиление отдельных, наиболее крупных регистраторов	Понижение кредитоспособности общества в случае проведения существенных выплат в пользу пострадавших акционеров (аналог выхода участников из ООО)
2) Приоритет пострадавшего акционера, ответственность АО и регистратора за списание акций в виде возмещения стоимости утраченных акций (солидарная ответственность АО и регистратора или субсидиарная ответственность по отношению к ответственности регистратора)	Меньшая или нулевая гарантированность и защищенность интересов акционера (в сравнении с п. 1) за счет слабой капитализации регистраторов. Издержки для акционеров на привлечение к субсидиарной ответственности АО (при наличии таковой). Простота судебной защиты для пострадавшего акционера (особенно при солидарной ответственности)	Акционеры несут издержки по возмещению убытков одного из участников АО при солидарной ответственности, хотя и в части, а также (по общему правилу) в меньшей степени - при допущении субсидиарной (к ответственности регистратора) ответственности самого АО. Повышение издержек на поддержание учетной системы (поиск "хорошего и дорогого" регистратора, страхование)	Аналогично п. 1	Аналогично п. 1	При субсидиарной ответственности и в меньшей степени при солидарной увеличивается риск банкротства отдельных регистраторов. Возрастает дисциплинирующая роль потенциальной ответственности для регистраторов. В остальном - аналогично п. 1	В части, относящейся к доле АО при солидарной ответственности и при субсидиарной ответственности АО, - аналогично п. 1. В остальном эффект для кредиторов АО нейтральный
3) Приоритет пострадавшего акционера, единоличная ответственность	Меньшая или нулевая гарантированность и защищенность интересов акционера (в сравнении с п. 1) за счет слабой капитализации регистраторов. Простота судебной защиты для пострадавшего акционера	Акционеры не несут издержек по возмещению убытков одного из участников АО	Большая привлекательность для инвестирования. Для фондового рынка, а также его учетных институтов эффект, скорее, негативный: ответственность регистраторов не способствует развитию этого бизнеса, существующие регистраторы естественным экономическим путем уходят с рынка, на рынке остаются сильнейшие регистраторы	Аналогично п. 1	Эффект, скорее, негативный: ответственность регистраторов не способствует раз- витию этого бизнеса, существующие регистраторы естественным экономическим путем уходят с рынка, на рынке остаются крупнейшие регистраторы. Позитивный эффект: все большее число АО готово привлекать регистраторов, помня об их ответственности перед акционерами за списание акций	Для кредиторов АО эффект нейтральный.
4) Приоритет пострадавшего акционера, допущение только так называемой виндикации акций, т.е. истребования необоснованно списанных акций от конечных приобретателей. Никаких компенсационных исков против АО или его регистратора	Меньшая гарантированность и защищенность интересов акционера (в сравнении с п. 1) из-за сложности судебной защиты (проблема доказывания в части движения акций от одного лица к другому, проблема "смешения и распыления" акций). Возврат в натуральном виде того, что было до нарушения права, а не получение компенсации, которая может не обладать ценностью известного пакета акций	Неуверенность акционеров в правах на принадлежащие им акции: любой владелец акции рискует оказаться в роли несобственника, который ранее приобрел акции у неуправомоченного отчуждателя. Для самого АО, скорее, эффект нейтральный, за исключением возможности оспаривать решения органов управления акционерами, защищающими свои права на акции	Неуверенность потенциальных приобретателей акций в правах на приобретаемые ценные бумаги: любой продавец может оказаться неуправомоченным отчуждателем. Допущение так называемой виндикации невозможно на организованном рынке, поскольку ставит под сомнение саму возможность его существования (расчет на бирже идет по модели подведения баланса)	Реальная возможность возврата акций пострадавшим акционером оказывает дестимулирующее воздействие на потенциальных похитителей: если похищенное легко может быть возвращено, то в некоторых случаях хищений не случится. Однако это не исключает хищений акций вовсе. Эффект, скорее, дестимулирующий хищения	Регистратор не несет какой-либо имущественной ответственности. Негативный эффект: возможность совершения махинаций в реестре вызывает к жизни так называемых "мусорных регистраторов" - недобросовестных участников регистраторского бизнеса, специализирующихся на содействии в реализации противоправных операций в реестре	Для кредиторов АО эффект нейтральный
5) Приоритет интересов АО и оборота, не позволяющий налагать на АО, регистратора и прочих акционеров ответственность за списание акций отдельного акционера. Слабый приоритет пострадавшего акционера, обеспечиваемый посредством иска о возмещении ущерба его непосредственным причинителем (например, имущественный деликт). Компенсационные иски не зависят от установления виновности причинителя вреда в сфере уголовного преследования	Минимальная гарантированность и защищенность интересов акционера: на момент рассмотрения иска пострадавшего причинитель вреда, скорее всего, сокрыл имущество и не обладает иным имуществом, достаточным для возмещения ущерба. Проблемы доказывания вины причинителя	Неуверенность акционеров в части гарантии эффективной судебной защиты на случай утраты акций. Позитивный эффект для прочих акционеров и самого АО: их имущество не участвует (прямо или косвенно) в возмещении стоимости утраченных акций. Для самого АО, скорее, эффект нейтральный	Эффект аналогичен по своим последствиям тому, что ощущают прочие акционеры и АО при подобном правовом выборе	Эффект, скорее, дестимулирующий хищения. Причинители вреда ощущают дисциплинирующий эффект от известных случаев привлечения к ответственности. Маргинальных участников оборота данная модель стимулирует, скорее, к совершению хищений: при возможности сокрыть похищенное появляется шанс обогатиться после рассмотрения иска и неполучения возмещения пострадавшим акционером	Эффект нейтральный или аналогичный описанному в п. 4	Для кредиторов АО эффект нейтральный
6) Приоритет интересов АО и оборота, не позволяющий налагать на АО, регистратора и прочих акционеров ответственность за списание акций отдельного акционера. Крайне слабый приоритет пострадавшего акционера, обеспечиваемый средствами уголовно-правовой защиты. Компенсационные иски при установлении виновности правонарушителя, например, в виде гражданского иска в уголовном судопроизводстве	Нулевой уровень защиты прав и законных интересов пострадавшего акционера средствами гражданского права, пока не решен вопрос виновности в рамках уголовного права. Защита частного интереса пострадавшего увязана с инициированием уголовного преследования, которое предполагает дискретное усмотрение чиновника. Частное право как вспомогательная часть к установлению виновности преступника. В остальном - аналогично п. 5	Аналогично п. 5	Аналогично п. 5. Еще большая неуверенность инвесторов в защищенности своих потенциальных инвестиций. Дестимулирующий эффект для развития всего фондового рынка и его институтов	Высокий уровень общей превенции и ощущение неотвратимости наказания по данной группе преступлений дает до известного уровня позитивный эффект: дестимулирующее воздействие на совершение новых преступлений. Однако возможности уголовного преследования ограничены объективными рамками, а потому полного искоренения хищений акций достичь невозможно	Аналогично п. 5	Для кредиторов АО эффект нейтральный
7) Отсутствие какого-либо артикулированного приоритета интересов пострадавшего акционера либо АО, его акционеров. Отсутствие средств защиты или сведение их эффективности к нулю	Худший вариант, стимулирующий хищение акций, дестимулирующий развитие акционерных обществ, рынка ценных бумаг и отбивающий желание у потенциальных инвесторов участвовать в высоко рискованном предприятии под названием АО		Эффект нейтральный или аналогичный описанному в п. 4		Для кредиторов АО эффект нейтральный

Д. Степанов,

партнер юридической фирмы "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры"

"Корпоративный юрист", N 2, февраль 2009 г.

------------------------------------------------------------------------------------

*(1) Ломакин Д.В. Правовые проблемы определения субъектов ответственности за необоснованное списание акций // Вестник ВАС РФ. 2007 г. N 9. С. 44-59.

*(2) Степанов Д.И. Ответственность эмитента и регистратора за необоснованное списание акций // Вестник ВАС РФ. 2007 г. N 3. С. 11-31.

*(3) Постановление Президиума ВАС РФ от 02.08.2005 г. N 16112/03.

*(4) См.: Плешанова О. Конституционная атака "Газпрома" (Ответственность за хищение акций определит КС) // Газета "Коммерсантъ" N 98/П (3915) от 09.06.2008 г.; Казьмин Д. Вина не имеет значения (Конституционный Суд решит, должна ли компания отвечать за кражу акций у своего регистратора) // Газета "Ведомости" N 244 (2266) от 24.12.2008 г.

*(5) По информации, размещенной на официальном сайте Конституционного Суда, рассмотрение жалобы ОАО "Газпром" на нарушение конституционных прав п. 4 ст. 44 Федерального закона "Об акционерных обществах" назначено на 30.01.2009 г. Доступно на сайте: http://www.ksrf.ru/news/schedule/index.asp

*(6) Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 44.

*(7) Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 49.

*(8) Там же. С. 50.

*(9) Там же.

*(10) Там же.

*(11) Там же. С. 49.