Буква и дух российской Конституции: 20-летний опыт гармонизации в свете конституционного правосудия (Н.С. Бондарь, "Журнал российского права", N 11, ноябрь 2013 г.)

Буква и дух российской Конституции: 20-летний опыт гармонизации в свете конституционного правосудия

Каждый народ имеет такую конституцию, которой он достоин. Сегодня это утверждение является аксиомой, хотя еще недавно (если время измерять не хронологически, а историческими закономерностями цивилизационного развития) созвучные мысли воспринимались как новаторские, требовали для своего обоснования обращения к глубинным, в том числе духовным, началам государственного устройства общества и его законов. Достаточно вспомнить высказывание Ш.Л. Монтескье о том, что "каждый народ достоин своей участи", из классического сочинения "О духе законов"*(1).

В нынешний век политического прагматизма, соседствующего с правовым нигилизмом и сопровождающегося забвением традиционных для современного общества нравственных ценностей, принципиально важным является обращение к духовным началам конституционно-правовой жизни. Особое значение это имеет в отношении России, где политическая жизнь и сама демократия всегда была, по словам Н.А. Бердяева, одухотворена*(2).

Целью настоящей статьи является - при кажущейся публицистичности ее названия - анализ глубинных взаимосвязей, соотношения между внешними, лежащими на поверхности и очевидно воспринимаемыми (хотя и не всегда) характеристиками текста - буквы Конституции и внутренними, скрытыми от внешнего восприятия, во многом сакральными свойствами - ее духом. Насколько гармонично сочетаются текст и дух Конституции России? Можно ли считать, что, несмотря на крайне сложные исторические условия ее разработки и принятия, она отражает, по крайней мере в глубинных своих характеристиках, национальные традиции и не находится в плену космополитических иллюзий по поводу так называемых общечеловеческих ценностей, которые столь активно навязывались нам после распада Союза ССР?

Выявление духа Конституции - это не вопрос политики (хотя надо признать, что именно политический подход является традиционным при одном упоминании о дихотомии "буква - дух" Конституции), а прежде всего проблема социокультурных основ данного документа, их влияния на осуществление нормо-контрольных функций при проверке конституционности нормативных правовых актов на основе баланса буквы и духа Основного закона.

О духовной сакральности Конституции РФ 1993 г. Исследование духовных начал Конституции как явления социальной жизни предполагает использование весьма тонкого методологического инструментария как средства достижения не только научно аргументированных знаний о глубинных, сущностных характеристиках этого явления, но и особого психологического восприятия данного документа на основе веры в истинность, социальную и правовую ценность закрепленных в Конституции положений. Именно вера (и основанное на ней доверие) как относительно самостоятельная философско-мировоззренческая система взглядов и оценок представляет собой форму отражения скрытых от внешнего восприятия сакральных характеристик того или иного изучаемого явления.

Понятие "сакральность" в его этимологическом смысле (от лат. sacrum) соотносится с такими нравственно-этическими категориями, как "святость", "священность", предполагающими основанное на вере и доверии возвышенное, трепетно-уважительное отношение к данному явлению, причем как в мировоззренческом, идеологическом, так и в психологическом восприятии.

В чем же конкретно проявляется духовная сакральность Конституции? Как это соотносится с сущностными характеристиками данного документа, с одной стороны, и с его формально-юридическими свойствами - с другой?

При поиске ответа на эти вопросы следует учитывать, что Конституция, при всей космополитичности термина constitucio, - явление социокультурное, глубоко национально-специфическое: не только нормативное правовое содержание конкретных конституционных институтов, но и сама природа Конституции как социально-правового явления имеет глубокие национально-исторические, социокультурные, духовные начала. В Конституции проявляются как ее особые формально-юридические свойства, так и нравственно-этические, культурологические ценностные начала, получающие юридическое выражение в требованиях свободы, равенства, прав человека, государственного единства, веры в добро и справедливость, ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями (преамбула Конституции РФ). С их помощью и проявляются в концентрированном виде качества сакральности, святости Конституции.

В связи с этим уместно вспомнить библейское понимание соотношения внешней (юридической) формы и внутреннего (духовного) начала: "Закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа" (Евангелие от Иоанна. Глава I. Стих 17). В Конституции также присутствуют эти два начала: 1) юридический закон как воплощение политической воли законодателя (Моисей, в соответствии с "Ветхим заветом", есть законодатель-пророк); 2) правовой свод духовных ценностей общества, основанный на "благодати", "истине". В этом находит свое отражение коллизионное, порой весьма противоречивое сочетание формально-юридических и нравственно-этических, культурологических начал Конституции, в основе чего лежит единство нормативного текста и его духовного наполнения*(3).

В этих условиях и объекты конституционного воздействия представляют собой такую систему общественных отношений и ценностных ориентиров, в рамках которых человеческие поступки и действия публичной власти (на любом уровне ее реализации) оцениваются прежде всего с точки зрения добра и зла, справедливости и несправедливости, чести и долга, человеческого достоинства, совести и греховности, других категорий нравственности, не обязательно получающих формально-юридическое, текстовое закрепление, но не утрачивающих от этого своей общеобязательности, нравственно-этической нормативности в сочетании с правовой императивностью.

При этом глубинные основы духа Конституции РФ (как своего рода юридического зеркала, отражающего внутреннее состояние духовных сил многонационального народа) коренятся в ее сущностных характеристиках. Не подвергая сомнению различные соображения о сущности данного документа, представляется важным учитывать, что природа Конституции как политико-правового явления, призванного отражать важнейшие характеристики общества, государства и личности в их соотношении и взаимосвязях, предопределяет необходимость восприятия конституционных явлений во всей их многогранности и противоречивости, когда сущность Конституции может рассматриваться как: 1) порождение глубинных социальных, экономических, политических противоречий, сложившихся на момент ее разработки и принятия; 2) отражение и в какой-то мере позитивное закрепление, признание этих противоречий как неизбежных, требующих своего разрешения; 3) закрепление юридических механизмов преодоления соответствующих противоречий, конфликтов и коллизий, нормативное моделирование развития общества и государства в соответствии с провозглашенными конституционными целями, признаваемыми ценностями и идеалами. Выявление сущностных начал Конституции 1993 г. связано с погружением в природу таких основополагающих явлений конституционной действительности, как свобода - власть - собственность в их коллизионном триединстве. При этом речь идет не столько о формально-юридических, сколько о социокультурных характеристиках данного документа как показателя реально достигнутого в обществе и государстве баланса между свободой и властью, включая власть экономическую. Ответы на эти вопросы содержатся в Конституции, если презюмировать ее реальный, не фиктивный характер.

Поскольку Конституция является отражением сегодняшней жизни, социальной действительности и одновременно она несет на себе печать национальных традиций, истории и условий ее принятия, главный методологический вопрос, возникающий при анализе духа Конституции в соотношении с ее текстом, касается конкретно-исторических, социокультурных начал ее понимания, толкования и реализации. Никакая рациональная формально-юридическая аргументация не может быть свободной от национальной культуры и нравственности, ценностных характеристик правовых и социальных явлений.

Особую актуальность это приобретает в современных условиях системного кризиса конституционализма, который характеризуется не только стремительностью изменения политических, социально-экономических начал государственной и общественной жизни, но и размыванием, подрывом традиционных нравственно-этических основ современного общества, стремлением навязать и возвести на конституционный уровень новые так называемые ценности "сексуальных свобод", "гей-равноправия" и т.п. Вместе с тем, несмотря на то что существует немало научных разработок о социокультурных началах права, соотношении права и нравственности и т.п.*(4), вопрос о конкретных механизмах и самой практике включения духовно-нравственных ценностей в систему действующего законодательства остается весьма актуальным. Надо признать, что сегодня имеют место лишь отдельные и довольно робкие попытки позитивной юридизации выраженных в духе Конституции нравственных ценностей, их правового обеспечения как необходимых регуляторов практической жизни*(5).

В этих условиях актуальной становится проблема выработки новых философско-мировоззренческих основ современного конституционализма, очевидна необходимость обогащения догматических методов оценки нормативно-правовой действительности социологическим, историческим, философско-мировоззренческим, нравственно-этическим методами познания сложных метасистемных по своей природе явлений конституционно-правовой жизни. Только на этой основе возможно выявление глубинных внутренних связей, общих закономерностей и социокультурных особенностей современного конституционализма, в том числе сквозь призму соотношения буквы и духа национальной Конституции.

Философско-мировоззренческий плюрализм - методологическая основа гармонизации буквы и духа Конституции России. Философский монизм, характерный, в частности, для предшествующего (советского) периода отечественного конституционализма, не оставлял места для "отпочкования" духа от буквы Конституции, их коллизионного соотношения и тем более для противопоставления. Современное философско-мировоззренческое восприятие явлений конституционной жизни может быть охарактеризовано, говоря словами философа права И.А. Ильина, как утрата веры в спасительный методологический монизм и переход к принципиальному признанию методологического плюрализма*(6).

Предполагается, что различные концепции, подходы к праву при переходе к реальному конституционализму (ориентирующему в том числе на гармонию буквы и духа Основного закона) приобретают значение действенных доктринальных средств в той мере, в какой они могут быть аутентично интегрированы в социокультурное пространство конституционно-правового регулирования, что требует своего рода "коммуникативно-интегрированного" или конституционного правопонимания*(7). Это объективно предопределяет признание и утверждение философско-мировоззренческого плюрализма и как доктринального метода исследования, и как важнейшего (конституционно значимого) принципа нормативно-правовой системы организации и функционирования демократической государственности.

На этой основе представляется возможным оценить как собственно правовые явления, так и неюридические (в том числе предюридические, постюридические), а также метаюридические феномены конституционализма социального, экономического, политического, культурного характера. Причем в той мере, в какой они выступают как социокультурной предпосылкой формирования конституционализма, так и в качестве имманентных его характеристик, институциональной нормативно-регулятивной подсистемы конституционализма и одновременно средой его существования и развития, что решающим образом влияет на основополагающие конкретно-исторические характеристики Конституции. Культурологический метод - ключ к познанию глубинных, социокультурных начал Конституции и основной инструмент гармонизации ее буквы и духа. Данный метод позволяет проникнуть в сущностные пласты политико-правовых явлений, имеющих юридическое оформление в виде писаного текста закона.

Несмотря на то что в координатах мировоззренческого плюрализма присутствуют различные концептуальные начала, квинтэссенцией методологического плюрализма в его нормативно-правовом проявлении является реализация на конституционном уровне двух типов правопонимания - позитивизма и естественного права. Они по-своему важны и в системе философско-мировоззренческого восприятия правовой действительности означают приблизительно то же, что для философии "линия Платона" и "линия Аристотеля". Речь идет о реализации по этим двум философско-правовым направлениям различных гносеологических установок, имеющих важное методологическое значение в том числе для гармонизации буквы и духа Конституции, поскольку в позитивизме отражено философско-мировоззренческое отношение к тексту, букве Конституции, а дух Основного закона наиболее последовательно воплощается в естественно-правовой концепции правопонимания.

Конституция РФ также может быть охарактеризована с позиций философско-мировоззренческого плюрализма. Но это не свидетельствует о некой мировоззренческой эклектике, в рамках которой естественно-правовой тип правопонимания конкурирует с позитивистским*(8) как бы по аналогии с конкуренцией буквы и духа Конституции. Такой подход имеет в своей основе противопоставление естественно-правовых и позитивистских начал, исключает возможность их сосуществования (при признании за ними самостоятельной и соотносимой юридической ценности) без ущерба для права как воплощения свободы, равенства и справедливости. Вместе с тем опыт античной философии показывает, что противоположные философские начала могут находиться или быть сведены к такому отношению, когда имеющееся между ними напряжение порождает возникновение нового желаемого качества и достижение положительного результата. С этой точки зрения внимательный и непредвзятый анализ Конституции РФ дает основания полагать, что она, различая в своем идейном базисе доктрины естественного права и позитивизма, не противопоставляет их, не приводит к состоянию антагонистического противоречия, а, напротив, стремится к выработке их синтетического, взаимосогласованного понимания в целях обоснованного толкования и эффективного правоприменения.

Так, реализуя идеи естественно-правового правопонимания, Конституция РФ провозглашает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2); они признаются и гарантируются в Российской Федерации согласно общепризнанным принципам международного права, они неотчуждаемы, принадлежат каждому от рождения (ст. 17). В то же время из самой Конституции РФ вытекает недопустимость противопоставления естественно-правовых начал позитивному законодательному регулированию прав и свобод человека и гражданина. Напротив, полномочие по государственно-правовой регламентации прав человека прямо закрепляется за федеральным законодателем (п. "в" ст. 71), а в ст. 18 Конституции РФ говорится о том, что права и свободы определяют смысл, содержание и применение законов, т.е., содержащиеся в правах и свободах естественно-правовые начала должны объективироваться в позитивных (принимаемых государством) законах, получать реализацию в правоприменительной деятельности.

Тем самым естественно-правовое и позитивистское начала интегрируются в системе конституционных норм и институтов посредством идеи правового закона как воплощения требований верховенства права, с одной стороны, и правового государства, государства законности - с другой, что является решающей философско-мировоззренческой основой гармонизации буквы и духа Конституции.

Опираясь на конституционно-правовую доктрину правового закона, Конституционный Суд РФ в своей практике стремится к сбалансированному сочетанию естественно-правовых и позитивистских начал при оценке оспариваемых норм национальной системы законодательства. Учитывая, что право по своему содержанию и генезису имеет "внезаконотворческий" и "дозаконотворческий" характер, Суд исходит из необходимости как можно более полного выражения идеи права именно в законе (в широком смысле этого слова), так как закон призван обеспечить формальную определенность права, его единообразное понимание и применение и в итоге равенство всех перед законом, режим равноправия субъектов правовой жизни.

При этом Конституционный Суд не только не противопоставляет право и закон, но и исходит из необходимости использования всех возможных конституционно-правовых средств для обеспечения правового содержания действующего закона, что свидетельствует о бережном отношении Суда к закону и букве Конституции. Именно с этим связаны презумпция конституционности закона и такой прием конституционно-судебного контроля, как конституционно-правовое истолкование, выявление в рамках конституционного правосудия правового (конституционного) смысла закона и устранение всех иных - неправовых - его интерпретаций из правоприменительной практики. Решение Конституционного Суда РФ, которым подтверждается конституционность нормы именно в данном им истолковании, предполагает в том числе выявление духа закона и одновременно исключается любое иное, т.е. ее неконституционное истолкование, а следовательно, и применение в неконституционной интерпретации имеет в этой части такие же последствия, как и признание нормы не соответствующей Конституции РФ*(9).

На основе методологического политико-правового плюрализма становится возможным наиболее полное выявление духа Конституции и не только охранительное, но и преобразовательное воздействие Конституционного Суда РФ на всю систему конституционализма, нормативно-правовое и доктринальное его "оживление". При этом истинный, не связанный с партийно-политической конъюнктурой, дух Конституции имеет свои, достаточно устойчивые, хотя и весьма специфические, юридико-технические средства воплощения как в самой структуре Конституции, так и в ее конкретных нормах и институтах, отражающих глубинные духовные начала данного документа, выработанные на основе исторического опыта конституционного развития общества и государства.

Метаюридический эквивалент конституционного духа. В современном мире нет идеальных конституций, но есть эффективные и фиктивные, неработающие (как юридический акт, основной закон), конституции. При всей многоплановости условий и предпосылок эффективного действия основных законов принципиальное значение имеет применительно к Конституции РФ наличие в ней своего рода генетического (социокультурного) кода многонационального народа России, который должен определять конституционные параметры достигнутого и обозначать нормативно-правовые ориентиры дальнейшего развития общества и государства.

Юридическим выражением данного кода являются весьма специфичные, поистине сакральные по своим нормативным характеристикам категории конституционного права, составляющие иерархическую нормативно-категориальную систему: это, во-первых, конституционные ценности, представляющие наиболее высокий уровень, концентрированную форму воплощения духа Конституции; во-вторых, конституционные принципы; в-третьих, конституционные основы (начала) и, наконец, в-четвертых, конституционные аксиомы и презумпции.

Названные категории при всех очевидных их различиях и весьма существенной специфике каждой могут быть объединены, выстроены в один категориальный ряд (применительно к отражению в них духа Конституции) благодаря неким общим характеристикам, в основе которых - высокий удельный вес нравственных, гуманистических начал*(10). Это получает признание на нормативно-правовом, конституционном уровне и подтверждается правоприменительной практикой, в особенности Конституционного Суда РФ. Соответствующие категории, включая аксиомы и презумпции, выступают не только, а во многих случаях не столько конституционно-правовыми категориями, сколько категориями морали, нравственности, цивилизационных, общедемократических требований. Тем самым по своей внутренней природе они также могут быть представлены как категориальная форма выражения, квинтэссенция духа Конституции, а их юридические характеристики определяются тем, что это не только доктринальные, но и нормативно определенные категории действующего конституционного права. Обладая предельно высоким уровнем нормативного обобщения, они позволяют обнаружить ("снять") в сфере правового регулирования некий идеализированный слепок (модель) конституционных перспектив общественного и государственного развития. Как метаюридическая форма выражения нравственных, социокультурных начал, соответствующие категории, имея наиболее абстрактное содержание, наполнены вместе с тем повышенным уровнем концентрации нормативной (конституционно значимой) энергии, ориентированной на законодателя и правоприменителя, включая все отрасли законодательства и все сферы правоприменения.

Что касается конституционно-текстовой материализации данных категорий, то здесь особое значение имеют преамбула Конституции РФ, а также ее гл. 1 и 2. Соответствующие структурные части Конституции - это своего рода нормативно-правовой генератор конституционного духа, с помощью которого можно проникать в глубинное содержание всех других ее статей, обнаруживать их сакральные свойства. На особый, метаюридический характер соответствующих положений указывает, в частности, и то обстоятельство, что никакие другие положения Конституции не могут противоречить основам конституционного строя (ч. 2 ст. 16), а положения гл. 1 и 2 не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием (ч. 1 ст. 135), а значит, их изменение возможно только путем принятия новой Конституции. И это не случайно: законодателю подвластен текст, буква Конституции, но не ее дух. В таком соединении буквы и духа Конституции 1993 г., кроме того, кроется залог сочетания в ней стабильности и динамизма как живого организма, что способно оказывать прямое влияние и на эффективность ее реализации.

Наиболее ярким воплощением метаюридических начал как выражения духа Конституции является категория конституционных ценностей*(11). Пожалуй, именно аксиологическими свойствами определяется уникальность Конституции с точки зрения ее юридических, политико-идеологических, философско-мировоззренческих и иных характеристик. При этом ценностная значимость присуща как Конституции в целом (с точки зрения, прежде всего, таких ее юридических характеристик, как верховенство, высшая юридическая сила, прямое действие, сочетание стабильности и динамизма и т.п.), так и конкретным ее нормам, которые являются в этом случае отражением фактически сложившихся и юридически признаваемых представлений о социальных приоритетах и наиболее оптимальных моделях обустройства общественной и государственной жизни, о соотношении ценностей власти и свободы, равенства и справедливости, рыночной экономики и социальной государственности и т.д.

Ценностный подход объективно необходим при выявлении духа Конституции, что получает подтверждение в практике Конституционного Суда РФ, который активно задействует аксиологический потенциал Конституции как для оценки проверяемых норм на конституционность, так и для формирования своих правовых позиций. Конституционные ценности как воплощение духа Основного закона проявляют себя в практике Конституционного Суда РФ двояко: как инструментальное средство нормоконтрольной деятельности и как результат такой деятельности.

Речь идет о том, что в силу особой природы Конституционного Суда и его решений становится возможным генерирование конституционных ценностей в рамках конституционно-оценочной деятельности судебного органа конституционного контроля. Эти конституционные ценности в отличие от ценностей Конституции не имеют прямого текстуального оформления; их признание и конституционное значение коренится в глубинном содержании и системно-семантических взаимосвязях нормативных положений Конституции, прежде всего ее гл. 1 и 2. В условиях отсутствия конкретной "прописки" в отдельных статьях и нормах Конституции соответствующие ценности наиболее глубоко проникают в сам дух Конституции, что требует тонкого герменевтического выявления и позитивного (категориально-понятийного) оформления этих ценностей в процессе конституционно-контрольной деятельности судебных органов (прежде всего на уровне актов официального толкования или истолкования положений Конституции).

В практике Конституционного Суда РФ получил обоснование ряд ценностей, формально не имеющих прямого закрепления в Конституции РФ, но оказывающих фундаментальное воздействие на правопорядок: справедливость и правовая определенность*(12), устойчивость публичных правоотношений, стабильность условий хозяйствования, поддержание баланса публичных интересов государства и частных интересов субъектов правоотношений*(13) и др.

Весьма активным посредником между буквой и духом Конституции выступает политика, стремящаяся наполнить конституционно оформленные юридические нормативы политической целесообразностью. Поэтому вполне естественным является вопрос о том, возможна ли между буквой и духом Конституции подлинная гармония, основанная на бережном отношении, сохранении текста конституционного закона, на его одухотворении, а не на политическом прочтении, искажении в конъюнктурных политических целях.

Конституционное правосудие - политико-правовой инструмент гармонизации буквы и духа Конституции. Практика реализации Конституции РФ - это непрерывный процесс поиска гармонии между буквой и духом Конституции. Проблема в том, какие цели преследуются при выявлении духа Конституции, используется он в правовых или же в политических целях, в обход буквы Конституции. Это представляется актуальным в том числе и для органов конституционного правосудия: нельзя отрицать политическое значение их отдельных решений. Но всегда ли это является свидетельством "политизации" деятельности судебного органа или за этим скрываются другие, более глубинные причины? При поиске ответа на эти вопросы следует учитывать, с одной стороны, возможность произвольного, не основанного на Конституции и законе вторжения политики в сферу конституционного правосудия и, с другой стороны, законодательно очерченные компетенционные возможности решения политически значимых вопросов с помощью института конституционного правосудия. Это вытекает из самой природы отношений, составляющих предмет конституционно-правового регулирования и, соответственно, определяющих сферу осуществления конституционного правосудия. Конституционно-судебный нормоконтроль является в этом плане одной из форм государственно-властного (конституционного) воздействия на те общественные отношения, которые прямо соотносятся с наиболее важными вопросами политической жизни общества и государства.

Уже поэтому конституционный анализ соотношения конституционного правосудия и политики не исчерпывается формально-юридическими аспектами; выход на социально-политические, социокультурные, конкретно-исторические, национально-специфические, иные аспекты действия Конституции и функционирования органов конституционного правосудия неизбежен и абсолютно необходим. При этом сама практика конституционного нормоконтроля (которая хронологически соответствует в нашей стране в своей основе возрасту Конституции) позволяет сформулировать конституционно-правовую максиму: дух Конституции должен служить не политизации конституционных институтов, а конституционализации политики. Формально-юридические начала этой максимы, отражающие одновременно и нормативно-правовые аспекты соотношения конституционного правосудия и политики, очевидны: конституционное правосудие находится вне политики.

Сакральные, метаюридические пласты духа Конституции, содержащие высокий уровень концентрации политических, нравственно-этических, социокультурных начал, становятся доступными для Конституционного Суда в силу его особой природы как органа, который, будучи включен в систему судебной власти, в то же время представляет собой институт, который "больше, чем суд". По самой природе, сущностным характеристикам и результатам деятельности роль Конституционного Суда РФ не исчерпывается правоприменением, а имеет значительно более сложный характер: конституционное правосудие в своих итогово-правовых решениях во многом приближается к нормативно-установительной юридической практике, к правотворчеству и на этой основе формируется особый вид нормативных начал - конституционно-судебные нормоустановления. При этом специфика "квазиправотворческой" деятельности Конституционного Суда РФ такова, что его решения, сочетая нормативные и доктринальные начала, имеют предметом своего влияния и формой политико-правового бытия нормативные величины наиболее высокого, абстрактного уровня: конституционные ценности, общие принципы права, конституционные принципы, декларации, конституционные презумпции, статусно-категориальные характеристики субъектов права и т.п.

В процессе конституционно-судебного генерирования конституционных ценностей происходит своего рода приращение и актуализация нормативного содержания соответствующих категорий как нормативно-доктринальных величин наиболее высокого, конституционного уровня, а также установление их сбалансированного взаимодействия. Это особенно важно, так как Конституционный Суд нередко сталкивается с ситуациями, когда возникают противоречия между представлениями о различных конституционных ценностях, да и сами конституционные ценности могут восприниматься как внутренне противоречивые, поэтому задача преодоления противоречий и коллизий, обеспечения баланса может касаться не только буквы, но и духа Конституции. Так, нередко в конфликт друг с другом вступают такие конституционные принципы и ценности, как свобода и ответственность, ценности правового государства и ценности социального государства и т.д.

Что касается условий (предпосылок) гармонизации буквы и духа Конституции с помощью средств конституционного нормоконтроля, то в обобщенном плане это предполагает: 1) учет органом конституционного правосудия социокультурных факторов национального развития, что ярко проявилось, например, при решении Конституционным Судом РФ вопросов о конституционности создания и деятельности религиозных*(14), региональных*(15) политических партий; 2) историческое толкование конституционных норм, учет тех обстоятельств и условий, в которых принималась Конституция, в соотношении с конкретно-историческими условиями современного развития национальной государственности (без этого невозможной была бы, в частности, всесторонняя оценка на соответствие Конституции РФ института главы (руководителя) субъекта РФ на различных этапах его исторического развития*(16)); 3) телеологическую интерпретацию, т.е. учет целей, на достижение которых ориентирована Конституция и отдельные ее положения; 4) систематическое толкование, основанное на восприятии Конституции как единого, целостного документа, не имеющего пробельности и внутренней противоречивости; 5) учет как универсальных, общепризнанных ценностей современного конституционализма, так и всей системы общепризнанных принципов и норм международного права, что напрямую вытекает из ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и получает свою реализацию практически во всех решениях органа конституционного нормоконтроля.

Как показывает зарубежный опыт, конституционный нормоконтроль способен оказывать активное влияние не только на нормативное содержание и реализацию конкретных институтов современного конституционализма, но и на понимание самой природы конституции как социально-правового явления. Что такое, например, Конституция США для граждан и органов государственной власти? Ответ заключен в классической формуле американского конституционализма: "Конституция США - это то, что о ней говорят судьи". Показательны в этом плане пояснения У. Дж. Бреннана, одного из самых знаменитых судей Верховного суда США (судья в 1956-1990 гг.): "Мы, современные судьи, читаем Конституцию единственно доступным для нас способом - как американцы XX века. Мы учитываем историю ее создания, но главный вопрос в том, что означают ее слова в наше время. Гениальность Конституции не в неизменности смысла, который она имела в мире, ныне ушедшем в далекое прошлое, но в способности ее основных принципов приспосабливаться к текущим проблемам и нуждам"*(17).

Таким образом, становится понятным, пожалуй, главный парадокс американского конституционализма, заключающийся в том, что весьма архаичная по своему тексту Конституция США (1787 г.) оказалась самой стабильной из всех современных конституций благодаря своей гибкости. При этом речь идет не о формально-юридической, а о социологической гибкости, т.е. о ее способности быть восприимчивой к конкретно-историческим условиям, возможности по-современному быть прочитанной и понятой, истолкованной Верховным судом США. На этом основывается, в свою очередь, глубокое уважение, поистине сакральное отношение общества, государства, граждан к конституции, вера в нее как в светскую Библию, равно как и в ее юридическую эффективность, что является ярким подтверждением того, что это не покрытый пылью веков памятник права, а "живая", современная конституция.

Само понятие "живой" конституции, а если точнее - "живого" (судебного) конституционализма, является отражением исторического опыта судебного (нормоконтрольного) поиска гармонии между формально-юридическими (выраженными в тексте на момент принятия) и сущностными, динамическими, в своей основе социокультурными, характеристиками данного документа как реально действующего, получающего свою непосредственную постоянную реализацию во всех сферах правотворческой и правоприменительной деятельности.

Государственно-властная энергетика конституционного правосудия, материальным выражением и нормативным эквивалентом которой выступают правовые позиции Конституционного Суда РФ, т.е. сформулированные в его решениях по итогам рассмотрения конкретного дела нормативно-доктринальные выводы, оценки и установки, способна проникать во все положения текста Конституции, активно влиять на все компоненты конституционализма (нормативные, доктринальные, политико-мировоззренческие, правоприменительные). Как подчеркивал Президент РФ В.В. Путин на встрече с судьями Конституционного Суда РФ, благодаря широким полномочиям Конституционного Суда сама Конституция - это живой организм*(18).

Это обеспечивается путем особой, весьма тонкой методологии конституционно-судебного воздействия, прежде всего толкования положений Конституции, как официального, так и казуального (в связи с конкретными делами заявителя). С момента принятия Конституции РФ 1993 г. вынесено 12 постановлений об официальном толковании, предметом которых явились более двух десятков ее статей; к сожалению, последнее такое постановление датировано 2000 г.*(19), хотя сегодняшняя практика реализации Конституции подтверждает востребованность данного направления конституционно-судебной деятельности.

Посредством конституционного правосудия Конституция РФ и система конституционализма актуализируются с учетом изменяющихся конкретно-исторических и даже геополитических условий своего развития, благодаря чему сущее (система реальных отношений) и должное (юридическая конституция) сближаются, превращаясь в "живой" конституционализм. В результате становится возможным формирование нового, во многом уникального политико-правового явления конституционной государственности - судебного конституционализма. Исходные начала концепции судебного конституционализма проистекают как из сущностных характеристик Конституции, так и из конституционного назначения судебной власти, в особенности конституционного правосудия*(20). Необходимость участия судебной власти в решении конституционно значимых вопросов имеет объективный характер; этому соответствует признание судебной власти в качестве одной из основ конституционного строя, которая призвана обеспечивать верховенство и прямое действие Конституции РФ, что подтверждается и национальной, и зарубежной практикой конституционализма.

Применительно к России речь идет не только о конституционном правосудии, но и о всей системе судебной власти. В странах общего права, а также в романо-германской (континентальной) системе права судебная власть формирует, в частности, прецедентное понимание смысла правового регулирования общественных отношений в рамках подведомственных судам категорий дел и тем самым как бы осуществляет его детализацию, выявляет, обосновывает, конкретизирует имеющие по сути конституционное значение общие начала (принципы) законодательства; устраняет из правовой системы неконституционные нормативные акты с учетом разграничения полномочий между судами различных видов юрисдикций.

Для стран, избравших кельзеновскую (континентальную) модель конституционного нормоконтроля, конституционное правосудие имеет особое значение, ведь "конституция без органа конституционного контроля, обладающего полномочиями констатировать противоречие обычных правовых актов конституции, есть lex imperfecta. Конституция становится lex perfecta только тогда, когда конституционный суд может признавать обычные законы противоречащими конституции... Только активная позиция конституционного суда обеспечивает реальную, а не предполагаемую имплементацию принципа верховенства конституции... Роль конституционного суда при обеспечении принципа верховенства конституции является основополагающей. Через конституционный контроль конституция как правовой акт превращается в "живое" право"*(21) и, добавим, конституционализм превращается в "живой" конституционализм.

Таким образом, практика конституционного правосудия объективирует как формально-юридическую природу, так и социальную сущность Конституции. Тем самым Конституционный Суд РФ становится гарантом неразрывности фактической и юридической Конституции, на основе чего как раз и возможно достижение гармонии между буквой и духом Конституции и обеспечение ее эффективного функционирования в изменяющихся условиях исторического развития общества и государства.

Библиографический список

Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.

Бондарь Н.С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М., 2011.

Генеральный доклад XIV Конгресса Конференции европейских конституционных судов (Вильнюс, 3-6 июня 2008 г.) // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2008. Вып. 2-3.

Ильин И.А. Понятия права и силы (Опыт методологического анализа) // Ильин И.А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 4. М., 1994

Крусс В.И. Теория конституционного правопользования. М., 2007.

Лахути Н. Правила жизни Уильяма Бреннана. URL: pravo.ru/story/view/87342.

Лукашева Е.А. Человек, право, цивилизации: нормативно-ценностное измерение. М., 2013.

Мальцев Г.В. Нравственные основания права. М., 2008.

Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999.

Поляков А.В. Общая теория права. Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. СПб., 2004.

Судебный ("живой") конституционализм: доктрина и практика: стенограмма круглого стола кафедры государственного и административного права юридического факультета СПбГУ (обсуждение монографии Н.С. Бондаря "Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия") // Журнал конституционного правосудия. 2011. N 3.

Четвернин В.А. Российская конституционная концепция правопонимания // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 2003. N 4.

Н.С. Бондарь,

судья Конституционного Суда РФ,

доктор юридических наук, профессор

"Журнал российского права", N 11, ноябрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Сегодня это изречение известно в перефразированном варианте (также в связи с оценкой законов России) из письма графа Жозефа де Местра императору Александру I: "Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает".

*(2) См.: Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 211.

*(3) В этом плане весьма неожиданными являются размышления судьи Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиева на заседании круглого стола об "институте пророчества", о возможности судов "выступать в качестве современных пророков, несущих народу некие сакральные юридические знания", о том, что "наиболее известные пророки, они же и глубочайшие мыслители этики, и в какой-то степени конституционалисты - и Иисус Христос, и Моисей, и Мухаммед" (см.: Судебный ("живой") конституционализм: доктрина и практика: стенограмма круглого стола кафедры государственного и административного права юридического факультета СПбГУ (обсуждение монографии Н.С. Бондаря "Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия") // Журнал конституционного правосудия. 2011. N 3. С. 20).

*(4) См., например: Мальцев Г.В. Нравственные основания права. М., 2008; Лукашева Е.А. Человек, право, цивилизации: нормативно-ценностное измерение. М., 2013.

*(5) К таковым можно отнести принятые в ряде субъектов РФ (например, в Санкт-Петербурге, республиках Дагестан и Саха (Якутия), Алтайском и Красноярском краях) специальные законы об охране личной и общественной нравственности, о защите детей от пропаганды гомосексуализма и т.п.

*(6) См.: Ильин И.А. Понятия права и силы (Опыт методологического анализа) // Ильин И.А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 9-10.

*(7) В российской правовой науке эти подходы исследованы с разных позиций (см., например: Крусс В.И. Теория конституционного правопользования. М., 2007; Поляков А.В. Общая теория права. Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. СПб., 2004; Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999).

*(8) Такие оценки имеют место, когда, например, утверждается, что в России "конституционная концепция прав человека (и концепция должного закона) эклектически (курсив мой - Н.Б.) соединяет непозитивистские представления о правовой свободе с позитивистскими представлениями о правах как законодательно санкционированных притязаниях" (Четвернин В.А. Российская конституционная концепция правопонимания // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 2003. N 4. С. 32).

*(9) См. постановление КС РФ от 21 декабря 2011 г. N 30-П; определение КС РФ от 11 ноября 2008 г. N 556-О-Р.

*(10) Учитывая важность и недостаточную разработанность в конституционно-правовой науке категорий "ценности", "принципы", "основы", "аксиомы", "презумпции", эти вопросы, безусловно, заслуживают самостоятельного анализа; здесь же они затрагиваются лишь в аспекте рассматриваемой проблемы.

*(11) Следует отметить, что и другие указанные выше категории конституционного права (принципы, основы, аксиомы, презумпции) обладают определенными аксиологическими характеристиками, что также подчеркивает их категориальную рядность, в частности, с точки зрения нормативного воплощения в них духовных начал Конституции. Вместе с тем при совпадающей онтологии ценностей, принципов, аксиом, презумпций они не заменяют и не подменяют друг друга, сохраняют свою категориальную самостоятельность и собственное назначение.

*(12) См. постановление КС РФ от 16 мая 2007 г. N 6-П.

*(13) См., например: постановления КС РФ от 27 апреля 2001 г. N 7-П, от 10 апреля 2003 г. N 5-П, от 14 июля 2005 г. N 9-П; определения КС РФ от 21 апреля 2005 г. N 191-О, от 8 февраля 2007 г. N 381-О-П.

*(14) См. постановление КС РФ от 15 декабря 2004 г. N 18-П.

*(15) См. постановление КС РФ от 1 февраля 2005 г. N 1-П.

*(16) См. постановления КС РФ от 18 января 1996 г. N 2-П, от 21 декабря 2005 г. N 13-П, от 24 декабря 2012 г. N 32-П.

*(17) Речь У. Дж. Бреннана в университете Джорджтауна. Цит. по: Лахути Н. Правила жизни Уильяма Бреннана. URL: pravo.ru/story/view/87342.

*(18) URL: http://www.kremlin.ru/news/17199.

*(19) См. постановление КС РФ от 11 июля 2000 г. N 12-П.

*(20) Подробнее об этом см.: Бондарь Н.С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М., 2011.

*(21) См.: Генеральный доклад XIV Конгресса Конференции европейских конституционных судов (Вильнюс, 3-6 июня 2008 г.) // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2008. Вып. 2-3. С. 110-111.