Постановление Европейского Суда по правам человека от 9 октября 2003 г. Дело "Сливенко (Slivenko) и другие против Латвии" (жалоба N 48321/99) (Большая палата)

Европейский Суд по правам человека
(Большая палата)

Дело "Сливенко (Slivenko) и другие
против Латвии"
(Жалоба N 48321/99)

Постановление Суда

Страсбург, 9 октября 2003 г.

По делу "Сливенко и другие против Латвии" Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:

Л. Вильдхабера, Председателя,

Х. Розакиса,

Ж.-П. Коста,

Г. Ресса,

сэра Н. Братца,

Е. Макарчика,

И. Кабрала Баррето,

Ф. Тюлькенс,

В. Стражнички,

П. Лоренсена,

М. Цацы-Николовской,

Х. С. Грев,

А. Бака,

Р. Марусте,

К. Трайя,

С. Ботучаровой,

А. Ковлера, судей,

а также при участии П. Махони, Секретаря-Канцлера Суда,

заседая 12 июля, 25 сентября 2002 г. и 9 июля 2003 г. за закрытыми дверями,

вынес 9 июля 2003 г. следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой (N 48321/99), поданной 28 января 1999 г. в Европейский Суд против Латвийской Республики двумя бывшими жительницами Латвии - Татьяной Сливенко и Кариной Сливенко (далее - заявители) в соответствии со статьей 34 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Первоначально жалоба подавалась также Николаем Сливенко, гражданином Российской Федерации, супругом первого заявителя и отцом второго заявителя.

2. В Европейском Суде интересы заявителей, которым по решению Европейского Суда была предоставлена правовая помощь, представляли А. Аснис и В. Портнов, адвокаты, практикующие в г. Москве. Власти Латвии в Европейском Суде были представлены своей Уполномоченной при Европейском Суде по правам человека К. Малиновской.

3. Заявители утверждали, в частности, что их выдворение из Латвии является нарушением положений статьи 8 Конвенции, взятой отдельно или в совокупности со статьей 14 Конвенции, а также то, что заключение заявителей под стражу, имевшее место 28-29 октября 1998 г. и 16-17 марта 1999 г., является нарушением положений пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции.

4. Жалоба была передана на рассмотрение во Вторую секцию Суда (пункт 1 Правила 52 Регламента).

5. В соответствии с Правилом 26 Регламента Суда в составе Второй секции Суда была сформирована Палата для рассмотрения настоящего дела. Э. Левитс - судья, избранный от Латвии, - отказался от участия в рассмотрении данного дела (Правило 28 Регламента). Власти Латвии соответственно назначили Р. Марусте - судью, избранного от Эстонии, - в качестве судьи, замещающего Э. Левитса (пункт 2 статьи 27 Конвенции и пункт 1 Правила 29 Регламента).

6. 27 января 2000 г. Палата Суда коммуницировала жалобу властям Латвии (подпункт (b) пункта 3 бывшего Правила 54 Регламента Суда). Стороны представили свои письменные замечания по делу, а затем и ответы на замечания друг друга. В дополнение к этому замечания были получены от властей Российской Федерации, использовавших свое право вступить в производство по делу в качестве третьей стороны (пункт 1 статьи 36 Конвенции и пункт 2 Правила 61 Регламента). Стороны представили свои ответы на эти замечания (пункт 5 Правила 61 Регламента).

7. 14 июня 2001 г. Палата Второй секции Суда в составе Председателя Палаты Х. Розакиса, судей А. Бака, В. Стражнички, П. Лоренсена, М. Цаца-Николовской, Р. Марусте, А. Ковлера, а также Э. Фриберга, Секретаря Секции, приняла решение об уступке своей юрисдикции в пользу Большой Палаты Суда; при этом ни одна из сторон по делу не возражала против таковой уступки (статья 30 Конвенции и Правило 72 Регламента).

8. Состав Большой Палаты был определен в соответствии с положениями пунктов 2 и 3 статьи 27 Конвенции и Правила 24 Регламента Суда; при этом Р. Марусте продолжил исполнение своих обязанностей в качестве судьи ad hoc, который был назначен властями Латвии замещающим судью, избранного в Европейский Суд от государства-ответчика (пункт 1 Правила 29 Регламента).

9. Слушания по вопросу о приемлемости жалобы и по существу проходили в открытом заседании во Дворце прав человека в Страсбурге 14 ноября 2001 г. (пункт 3 Правила 59 Регламента Суда).

В Европейский Суд явились:

а) от властей Латвии:

К. Малиновская, Уполномоченная Латвии при Европейском Суде по правам человека,

А. Астахова;

b) от заявителей:

А. Аснис,

В. Портнов,

Т. Рыбина, советники;

с) от третьей стороны:

П. Лаптев, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека,

С. Волковский,

С. Кулик.

В заседании также участвовали заявители.

Большая Палата заслушала выступления К. Малиновской, В. Портнова и П. Лаптева, а также их ответы на вопросы судей.

10. Своим решением от 23 января 2002 г. Большая Палата объявила настоящую жалобу приемлемой в отношении пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции, а также статей 8 и 14 Конвенции. Их жалобы, заявленные в отношении других положений Конвенции, равно как и жалоба Николая Сливенко, были объявлены неприемлемыми.

11. По предложению Европейского Суда стороны по делу и третья сторона представили дополнительные замечания по существу жалобы. Стороны также ответили на замечания друг друга.

12. 12 июля 2002 г. Европейский Суд отклонил ходатайства заявителей и третьей стороны о проведении независимой экспертизы документа, предположительно подделанного властями Латвии (см. ниже, §§ 19 и 20 настоящего Постановления), и о проведении дополнительного слушания по существу жалобы.

13. Хотя заявителям и властям Латвии было лишь предложено представить свои замечания в отношении материалов, представленных в Европейский Суд властями Российской Федерации как третьей стороной по делу, заявители и власти Латвии представили Европейскому Суду дополнительные обширные материалы, вышедшие за рамки требуемых замечаний. 25 сентября 2002 г. Европейский Суд принял решение приобщить эти материалы к делу и предоставить сторонам и третьей стороне возможность представить свои окончательные заключения. Эти окончательные заключения были получены от сторон и третьей стороны в ноябре 2002 г.

Факты

I. Обстоятельства дела

14. Обстоятельства дела, как они были изложены в материалах, представленных Европейскому Суду сторонами, могут быть суммированы следующим образом.

15. Первый заявитель - Татьяна Сливенко, 1959 г. р. Второй заявитель - ее дочь Карина Сливенко, 1981 г. р.

16. Заявители являются русскими по происхождению. Первый заявитель родилась в Эстонии в семье военнослужащего Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик. В возрасте одного месяца она вместе со своими родителями переехала в Латвию. Ее супруг, Николай Сливенко, 1952 г. р., как офицер Советской Армии в 1977 г. был переведен для прохождения службы в Латвию. В 1980 г. в Латвии он познакомился с первым заявителем и вступил с ней в брак. В 1981 г. у них родилась дочь - второй заявитель. Отец первого заявителя уволился с действительной военной службы в 1986 г.

17. В 1991 г. Латвия восстановила свою независимость от СССР. 28 января 1992 г. бывшие советские вооруженные силы, включая части вооруженных сил, которые были дислоцированы на территории Латвии, перешли под юрисдикцию Российской Федерации.

18. 4 марта 1993 г. оба заявителя, а также родители первого заявителя были внесены в Реестр жителей Латвии как "граждане бывшего СССР" (см. ниже, §§ 50-56). На тот момент никто из них не был гражданином какого-либо государства. Первый заявитель в своем заявлении о внесении ее в Реестр не указала, что ее муж является российским военнослужащим.

19. Власти Латвии заявили, что, ходатайствуя о внесении записи о ней в Реестр, первый заявитель представила ложные сведения о роде занятий своего мужа, указав, что он работал на заводе. Власти Латвии представили Европейскому Суду копию приложения к ходатайству первого заявителя о предоставлении ей вида на жительство в Латвии, включая заявление о том, что ее муж работал на заводе.

20. Заявители и третья сторона утверждали, что данный документ сфабрикован и что такого приложения к ходатайству вообще не существовало. Заявители и третья сторона ссылались также на то обстоятельство, что во время последующего производства по вопросу о законности их пребывания в Латвии (см. ниже, §§ 34-39) миграционные власти Латвии не упоминали факта предоставления каких-либо ложных сведений такого рода и что суды Латвии в своих решениях не устанавливали факта представления заявителями властям в какой-либо момент информации, упомянутой властями Латвии.

21. Николай Сливенко, который стал гражданином Российской Федерации в неустановленный день в начале 1990-х гг., продолжал прохождение службы в российской армии до своего увольнения с действительной военной службы в 1994 г. в связи с сокращением его должности. Стороны расходятся во мнении относительно точной даты увольнения Николая Сливенко - заявители утверждали, что он был уволен 2 марта 1994 г.; они основываются на том, что приказ о его увольнении был подписан и вступил в силу 2 марта 1994 г. Власти Российской Федерации поддерживают эту точку зрения. Власти Латвии считали, что супруг первого заявителя был уволен с действительной военной службы 5 июня 1994 г., так как только в этот день формально завершилась процедура его увольнения; его выходное пособие и выплаты в связи с увольнением рассчитаны с учетом этой даты.

22. Договор между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода был подписан в Москве 30 апреля 1994 г. и вступил в силу в тот же день (см. ниже, §§ 64-67).

23. Согласно утверждениям властей Латвии еще до подписания и вступления в силу данного Договора различные латвийские и российские органы власти сотрудничали между собой в деле определения российских военнослужащих, которые должны были покинуть Латвию. В связи с этим 31 марта 1994 г. российские военные власти представили латвийским властям список российских военнослужащих, находившихся в Латвии, в котором фигурировало и имя супруга первого заявителя; к списку было приложено ходатайство о продлении срока его временного проживания и временного проживания членов его семьи в Латвии. Все это, по утверждению властей Латвии, явно свидетельствовало о том, что пребывание этих лиц в Латвии было временным и что от них потребуют покинуть страну.

24. Согласно утверждениям заявителей и властей Российской Федерации из факта наличия списка от 31 марта 1994 г. отнюдь не вытекала обязанность Николая Сливенко покинуть Латвию, так как это был всего лишь документ, содержавший просьбу о продлении срока его временного пребывания в Латвии, представленный властям до подписания и вступления Договора в силу.

25. 7 октября 1994 г. Николай Сливенко обратился в Департамент гражданства и иммиграции Министерства внутренних дел Латвии (далее - Департамент) с ходатайством о предоставлении временного вида на жительство в Латвии на том основании, inter alia, что он состоял в браке с первым заявителем - постоянной жительницей Латвии. В ходатайстве ему было отказано на том основании, что он являлся российским военнослужащим и был обязан покинуть Латвию в процессе вывода российских войск, осуществляемого в соответствии с Договором.

26. 29 ноября 1994 г. Департамент аннулировал записи о заявителях в Реестре со ссылкой на статус Николая Сливенко как военнослужащего. Заявители утверждали, что их не поставили в известность об этом решении и что они узнали о нем только в 1996 г. в ходе производства в суде по обращению супруга первого заявителя (см. ниже, § 29).

27. Власти Латвии предъявили также Европейскому Суду список, датированный 10 декабря 1994 г., который, согласно утверждениям властей Латвии, был представлен властям Латвии Вооруженными Силами Российской Федерации. В этом списке Николай Сливенко значился в категории военнослужащих, уволенных с действительной военной службы после 28 января 1992 г. Заявители и третья сторона оспорили подлинность данного списка.

28. Власти Латвии представили также список, датированный 16 октября 1995 г., который, согласно их утверждениям, был направлен Консульством Российской Федерации в Риге в Министерство иностранных дел Латвии. Как утверждали власти Латвии, в этом списке Николай Сливенко значился в числе российских военных пенсионеров, которые были уволены из Вооруженных Сил Российской Федерации после 28 января 1992 г. В списке имелось также указание на то, что 3 августа 1994 г. Николаю Сливенко было предоставлено жилье в г. Курске (Россия) и что он выехал из Латвии 31 декабря 1994 г. Заявители и третья сторона оспорили подлинность данного списка.

29. В действительности, однако, супруг первого заявителя оставался в Латвии. Он обжаловал в суд действия Департамента, заявив, что отказ выдать ему временный вид на жительство был юридически недействительным. 2 января 1996 г. Видземский окружной суд г. Риги удовлетворил требования второго заявителя. Департамент обжаловал это решение.

30. 19 июля 1996 г. Рижский окружной суд удовлетворил жалобу Департамента, установив, inter alia, что Николай Сливенко был российским военнослужащим до 5 июня 1994 г. и что Договором от 30 апреля 1994 г. устанавливалась обязанность всех российских военнослужащих, находившихся на действительной военной службе по состоянию на 28 января 1992 г., покинуть Латвию вместе со своими семьями. Окружной суд ссылался, inter alia, на список от 16 октября 1995 г., которым подтверждалось, что Николаю Сливенко было предоставлено жилье в г. Курске и что он выехал из Латвии в 1994 г. Николай Сливенко далее не обжаловал решение суда.

31. 20 августа 1996 г. миграционными властями Латвии было издано распоряжение о выезде заявителей с требованием покинуть территорию страны. 22 августа 1996 г. это распоряжение было официально вручено заявителям.

32. 22 августа 1996 г. местные власти приняли решение о выселении заявителей из квартиры, которая была им предоставлена Министерством обороны Латвии*(1). В многоквартирном доме, где была расположена квартира, проживали российские военнослужащие со своими семьями, а также иные жители Латвии. Ордер о выселении не был приведен в исполнение.

33. В 1996 г. в неустановленный день Николай Сливенко выехал в Россию, в то время как заявители остались в Латвии.

34. Первый заявитель подала в суд иск от своего имени и от имени своей дочери с требованием признать, что фактически они были постоянными жителями Латвии и что они не подлежат высылке из страны.

35. 19 февраля 1997 г. Видземский окружной суд г. Риги удовлетворил требования заявителей. Этот суд постановил, inter alia, что первый заявитель прибыла на жительство в Латвию в качестве ближайшей родственницы своего отца, а не в качестве ближайшей родственницы своего супруга. Суд указал, что так как ее отец в 1986 г. уволился с действительной военной службы, он не мог более считаться военнослужащим, а его ближайшие родственники, включая заявителей, могли быть включены в Реестр в качестве постоянных жителей Латвии. Видземский окружной суд отменил распоряжение, требующее от заявителей покинуть территорию страны, и санкционировал восстановление данных о них в Реестре.

36. 30 октября 1997 г. Управление по делам гражданства и миграции Министерства внутренних дел Латвии (далее - Управление) обжаловало решение суда от 19 февраля 1997 г. Рижский окружной суд отклонил жалобу, постановив, что суд первой инстанции правильно разрешил дело. По кассационной жалобе Управления Верховный суд Латвии 7 января 1998 г. отменил решения нижестоящих судов и направил дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции. При этом Верховный суд Латвии указал на то обстоятельство, что заявителям была предоставлена квартира в г. Курске и что на них распространялось действие положений Договора от 30 апреля 1994 г.

37. 6 мая 1998 г. Рижский окружной суд удовлетворил жалобу Управления, постановив, что Николай Сливенко был военнослужащим, до 5 июня 1994 г. состоявшим на действительной военной службе. Ссылаясь на то обстоятельство, что после увольнения из рядов Вооруженных Сил Российской Федерации ему была предоставлена жилплощадь в г. Курске, Рижский окружной суд принял решение о том, что в соответствии с Договором он должен был покинуть Латвию вместе с семьей. Суд постановил, что решение миграционных властей об аннулировании записей о заявителях в Реестре было законным.

38. 12 июня 1998 г. миграционные власти уведомили первого заявителя о том, что распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны от 20 августа 1996 г. вступило в законную силу с момента оглашения решения суда апелляционной инстанции от 6 мая 1998 г.

39. 29 июля 1998 г., рассмотрев материалы дела по кассационной жалобе заявителей, Верховный суд Латвии оставил решение нижестоящего суда от 6 мая 1998 г. в силе. Верховный суд Латвии заявил, что Николай Сливенко был уволен из Вооруженных Сил Российской Федерации 5 июня 1994 г., и отметил, что заявители получили квартиру в г. Курске по программе США по оказанию материальной помощи военнослужащим в ходе вывода Вооруженных Сил Российской Федерации. Основываясь на том факте, что Николай Сливенко был уволен с действительной военной службы после 28 января 1992 г., Верховный суд Латвии пришел к выводу о том, что в соответствии с Договором заявители как члены его семьи также должны были покинуть Латвию.

40. 14 сентября 1998 г. первый заявитель обратилась в Управление с просьбой отложить исполнение распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны. 22 сентября 1998 г. ей было в этом отказано.

41. 7 октября 1998 г. первый заявитель обратилась к миграционным властям Латвии с жалобой на распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны, а также с просьбой выдать ей вид на жительство и внести ее данные в Реестр. Она заявила, inter alia, что Латвия является ее родиной и родиной ее дочери, так как они жили в Латвии всю свою жизнь, не имея иного гражданства, и что ей необходимо заботиться о своих родителях-инвалидах, которые являются постоянными жителями Латвии.

42. Поздно вечером 28 октября 1998 г. сотрудники полиции прибыли в квартиру, где проживали заявители. Заявители были задержаны в тот же день в 22:30. 29 октября 1998 г. в 0:30 сотрудник полиции выдал ордер на арест заявителей на основании статьи 48-5 Закона "О въезде и пребывании иностранных граждан и лиц без гражданства в Латвийской Республике" 1992 г. (далее - Закон об иностранцах). В ордере указывалось, что у заявителей не было надлежащих документов, обосновывающих их пребывание в Латвии, и что внесение записи о них в Реестр жителей Латвии было признано недействительным вступившим в силу решением Верховного суда Латвии от 29 июля 1998 г. В ордере также указывалось, что заявители "не покинули Латвию во исполнение решения Верховного суда, и имелись достаточные основания подозревать, что они находились на территории Латвии незаконно". Заявители дали расписку в том, что с ордером они были ознакомлены. На основании ордера заявители были немедленно заключены под стражу в центре содержания нелегальных иммигрантов.

43. В тот же день, 29 октября 1998 г., директор Управления направил письмо в иммиграционную полицию, в котором указывалось, что арест заявителей был "преждевременным", так как 7 октября 1998 г. первый заявитель подала жалобу на действия властей. В письме не содержалось никаких ссылок на положения законодательства Латвии. Директор Управления дал предписание иммиграционной полиции освободить заявителей из-под стражи. Они были освобождены в неустановленное время 29 октября 1998 г.

44. 3 февраля 1999 г. заявители получили письмо от директора Управления от 29 октября 1998 г., в котором им сообщалось о том, что им надлежит покинуть территорию Латвии немедленно. Им также было сообщено, что если они добровольно выполнят условия распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны, то им в дальнейшем могут выдать визу, позволяющую находиться в Латвии в течение 90 дней в году.

45. 16 марта 1999 г. в квартире родителей первого заявителя сотрудниками полиции в присутствии второго заявителя был произведен обыск. В тот же день в 9:00 сотрудник полиции выдал ордер на арест второго заявителя на основании статьи 48-5 Закона об иностранцах. В ордере указывалось, что у второго заявителя не было надлежащих документов, обосновывающих ее пребывание в Латвии, и что имелись достаточные основания подозревать, что она находилась на территории Латвии незаконно. Заявитель дала расписку в ознакомлении с ордером. Она была немедленно задержана и затем заключена под стражу на 30 часов в центре содержания нелегальных иммигрантов. Из-под стражи она была освобождена 17 марта 1999 г.

46. 11 июля 1999 г. заявители выехали в Россию к Николаю Сливенко. К тому времени второй заявитель окончила в Латвии среднюю школу. В неустановленный Европейским Судом день 2001 г. заявители получили гражданство Российской Федерации как бывшие граждане СССР. В настоящее время заявители проживают в г. Курске; жилплощадь им была предоставлена Министерством обороны Российской Федерации. После того, как заявители выехали из Латвии, их квартира была изъята властями Латвии.

47. В соответствии с информацией заявителей, родители первого заявителя серьезно больны, но заявители не могут приехать в Латвию, чтобы навестить их. Распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны от 20 августа 1996 г. воспрещало заявителям въезд в Латвию в течение пяти лет. Срок действия этого запрета истек 20 августа 2001 г. В конце 2001 г. заявители получили визы, разрешающие им пребывать в Латвии не более 90 дней в году.

48. Ввиду того обстоятельства, что Николай Сливенко покинул Латвию добровольно, запрет на въезд в Латвию на него не распространялся. С 1996 г. по 2001 г. ему несколько раз разрешали въезд в Латвию.

II. Применимое национальное законодательство и правоприменительная практика

А. Гражданство и национальность в Латвии

49. В законах Латвии термин "гражданство" (pilson§ba) используется также для обозначения национальности лица. В официальных английских переводах законов Латвии термин "национальность" иногда используется в скобках рядом с термином "гражданство". Например, в официальном переводе на английский язык статьи 1 Закона об иностранцах указывается, что ""иностранец" - это лицо, имеющее гражданство (национальность) другого государства; "лицо без гражданства" - лицо, не имеющее гражданства (национальности)".

B. Категории жителей Латвии

50. Законодательство Латвии по вопросам гражданства и миграции устанавливает несколько категорий лиц, каждая из которых имеет собственный статус, определенный в конкретном законодательном акте:

a) граждане Латвии (Latvijas Republikas pilsoni), правовой статус которых определяется Законом "О гражданстве" 1994 г. (Pilsonibas likums);

b) "постоянно проживающие неграждане" (nepilsoni), то есть граждане бывшего СССР, которые утратили свое гражданство после распада СССР, но не получили впоследствии никакого иного гражданства - их статус определяется Законом "О статусе граждан бывшего СССР, не имеющих гражданства Латвии или другого государства" от 12 апреля 1995 г. (Likums "Par to bijuso PSRS pilsonu statusu, kuriem nav Latvijas vai citas valsts pilsonibas"); эту группу лиц можно обозначать также как "граждане бывшего СССР";

c) лица, ходатайствующие о предоставлении политического убежища, или беженцы, статус которых определяется Законом "О предоставлении убежища" от 7 марта 2002 г. (Patveruma likums);

d) "лица без гражданства" (bezvalstnieki) - в значении, которое придает этому понятию Закон "О лицах без гражданства" от 18 февраля 1999 г. (Likums "Par bezvalstnieka statusu Latvijas Republika") в сочетании с нормами Закона об иностранцах и, начиная с 1 мая 2003 г., Закона "Об иммиграции", заменившего Закон об иностранцах;

e) "иностранцы" в широком смысле этого понятия, к которым относятся иностранные граждане (arvalstnieki) и лица без гражданства (bezvalstnieki), исключительно на которых до 1 мая 2003 г. распространялось действие Закона "О въезде и пребывании иностранных граждан и лиц без гражданства в Латвийской Республике" 1992 г. (Likums "Par arvalstnieku un bezvalstnieku iecelosanu un uzturesanos Latvijas Republika"), а после этой даты - действие Закона "Об иммиграции".

51. Действие Закона "О гражданстве" базируется на двух принципах - принципе jus sanguinis*(2) и доктрине правопреемства государства в вопросах международного права и конституционного права. Сообразно с этим, за некоторыми исключениями, только те лица, которые имели гражданство Латвии по состоянию на 17 июня 1940 г. (день, когда в Латвии была установлена советская власть), и их потомки признаются ipso jure гражданами Латвии (часть 1 статьи 2 Закона "О гражданстве"). То обстоятельство, что человек был рожден на территории Латвии или проживал в стране длительный период времени, само по себе не может служить основанием для предоставления гражданства Латвии; соответственно гражданам бывшего СССР, которые прибыли на жительство в Латвию в советский период (1944-1991 гг.), и их потомкам гражданство Латвии не предоставлялось автоматически после того, как Латвия вновь обрела свою независимость.

52. Далее, Закон "О гражданстве" предусматривает возможность лица стать гражданином Латвии путем натурализации - в соответствии с условиями и порядком, установленными в главе II данного законодательного акта. Лица, желающие стать гражданами Латвии путем натурализации, должны проживать на территории Латвии на законных основаниях, по крайней мере, в течение пяти лет, иметь законный источник дохода, сдать экзамен на знание латышского языка, знать Конституцию и государственный гимн Латвии, иметь представление об истории страны, дать клятву на верность государству и - в случаях, когда это требуется, - отказаться от имеющегося гражданства (статья 12 Закона "О гражданстве"). Часть 1 статьи 11 этого Закона содержит перечень оснований, по которым в натурализации лицу может быть отказано; например, эта норма не разрешает натурализацию лиц, которые:

"...после 17 июня 1940 г. избрали своим местом жительства Латвийскую Республику сразу же после увольнения из Вооруженных Сил СССР (Российской Федерации) и у которых не имелось постоянного места жительства в Латвии на день призыва или зачисления на военную службу..."

53. Статья 1 Закона "О статусе граждан бывшего СССР, не имеющих гражданства Латвии или другого государства" 1995 г. в ее редакции, существовавшей до 25 сентября 1998 г., устанавливала:

"(1) Субъектами настоящего Закона являются те проживающие в Латвийской Республике... граждане бывшего СССР, которые до 1 июля 1992 г. проживали и были прописаны на территории Латвии без ограничения срока, независимо от статуса указанной в прописке жилой площади, и которые не являются гражданами Латвии или другого государства, а также несовершеннолетние дети этих лиц, если они не являются гражданами Латвии или другого государства".

В своей редакции, вступившей в силу с 25 сентября 1998 г., статья 1 Закона "О статусе граждан бывшего СССР, не имеющих гражданства Латвии или другого государства" 1995 г. гласит:

"(1) Субъектами настоящего Закона - "негражданами" - являются проживающие на территории Латвии граждане бывшего СССР и их дети... которые отвечают следующим требованиям:

1) по состоянию на 1 июля 1992 г. они были зарегистрированы как проживающие на территории Латвии, независимо от статуса жилой площади, либо их последнего места прописки на 1 июля 1992 г., либо установления судом, что до вышеупомянутой даты они проживали на территории Латвии в течение не менее десяти лет;

2) у них нет гражданства Латвии;

3) они не являются и не являлись гражданами какого-либо другого государства.

(2) Правовой статус лиц, прибывших в Республику Латвия после 1 июля 1992 г., определяется Законом "О въезде и пребывании иностранных граждан и лиц без гражданства в Латвийской Республике".

(3) Настоящий Закон не распространяется на:

1) военных специалистов, занятых в функционировании и демонтаже дислоцированного на территории Латвии военного объекта Российской Федерации, а также на командированных с этой целью в Латвию гражданских лиц;

2) лиц, которые после 28 января 1992 г. уволены с действительной военной службы, если эти лица на момент призыва на службу постоянно не проживали на территории Латвии или не являются членами семьи граждан Латвии;

3) супругов лиц, указанных в пунктах 1 и 2 части третьей настоящей статьи, и совместно проживающих с ними членов семьи - детей и других находящихся на их иждивении лиц, если эти лица прибыли в Латвию в связи со службой военнослужащего Вооруженных Сил Российской Федерации (СССР), независимо от того, когда они прибыли в Латвию;

4) лиц, получивших возмещение (компенсацию) за выезд на постоянное место жительства в иностранные государства, независимо от того, выплачено это возмещение (компенсация) государственными учреждениями или учреждениями самоуправлений Латвии либо международными (иностранными) фондами или учреждениями;

5) лиц, которые по состоянию на 1 июля 1992 г. были официально зарегистрированы как проживающие в течение неопределенного срока на территории страны - участницы Содружества Независимых Государств".

Часть 2 статьи 2 Закона запрещает высылку "неграждан" "кроме случая, когда высылка производится по установленным законом основаниям и в установленном законом порядке и получено согласие другого государства принять высылаемое лицо". Далее, статья 5 (которая 7 апреля 2000 г. стала статьей 8) гласит:

"(1) статья 2 настоящего Закона распространяется также на лиц без гражданства и их потомков, которые не являются и никогда не были гражданами какого-либо государства и которые до 1 июля 1992 г. проживали и были постоянно прописаны на территории Латвии...

(2) статья 2 настоящего Закона распространяется также на граждан других государств и их потомков, которые до 1 июля 1992 г. проживали и были прописаны на территории Латвии без ограничения срока, независимо от статуса указанной в прописке жилой площади, и которые не являются гражданами Латвии... при условии, что у них не имеется гражданства Латвии..."

Наконец, статья 49 устанавливает, что международные соглашения по вопросам миграции, "заключенные Латвийской Республикой и утвержденные парламентом", имеют высшую силу по отношению к законодательству страны.

54. Имеющие отношение к настоящему делу положения Закона об иностранцах были сформулированы следующим образом:

"Статья 11

Любой иностранный гражданин или лицо без гражданства может находиться в Латвийской Республике более трех месяцев [в редакции, вступившей в силу 25 мая 1999 г.: "более девяноста дней в течение полутора календарных лет"] после получения им вида на жительство в установленном настоящим Законом порядке...

Статья 23

Постоянный вид на жительство может быть получен:

...(2) супругом гражданина Латвии, "постоянно проживающего в стране негражданина" Латвии или получившего постоянный вид на жительство иностранного гражданина или лица без гражданства согласно [статье]... 26 настоящего Закона, а также несовершеннолетними детьми супруга или находящимися на его иждивении детьми..."

55. Когда Закон об иностранцах вступил в силу, в нем не содержалось никакого положения, исключавшего из сферы действия этого Закона военнослужащих российских Вооруженных Сил, которые были уволены с действительной военной службы после 28 января 1992 г. Постановление от 6 августа 1996 г. N 297, утвержденное Законом от 18 декабря 1996 г., дополнило статью 23 следующим образом:

"Постоянный вид на жительство может быть получен теми иностранными гражданами, которые на 1 июля 1992 г. были без ограничения срока прописаны (зарегистрированы по месту жительства) в Латвийской Республике, если они на момент затребования постоянного вида на жительство прописаны без ограничения срока (зарегистрированы по месту жительства) в Латвийской Республике и зарегистрированы в Реестре жителей.

Граждане бывшего СССР, получившие гражданство другого государства до 1 сентября 1996 г., заявление с просьбой о выдаче постоянного вида на жительство должны подать до 31 марта 1997 г., а граждане бывшего СССР, получившие гражданство другого государства после 1 сентября 1996 г., соответствующее заявление должны подать в шестимесячный срок со дня получения гражданства другого государства.

Настоящая статья не распространяется на:

1) военных специалистов, занимающихся обеспечением функционирования и демонтажем дислоцированного на территории Латвии военного объекта Российской Федерации, а также на командированных с этой целью в Латвию гражданских лиц;

2) лиц, уволенных с действительной воинской службы после 28 января 1992 г., если эти лица на момент призыва на службу постоянно не проживали на территории Латвии или не являются членами семьи граждан Латвии;

3) супругов лиц, упомянутых в пунктах 1 и 2 части третьей настоящей статьи, и проживающих совместно с ними членов семьи - детей и других иждивенцев, если они прибыли в Латвию в связи со службой военнослужащего Вооруженных Сил Российской Федерации (СССР), независимо от времени их прибытия в Латвию".

56. Лица, которые проживают в Латвии на законных основаниях, должны быть зарегистрированы в Реестре жителей, и им должен быть присвоен личный код (personas kods). Порядок ведения Реестра жителей, ответственность за которое несет Министерство внутренних дел Латвийской Республики, закреплен в Законе "О Реестре жителей" от 27 августа 1998 г. (Iedzivotaju registra likums), который заменил ранее действовавший Закон от 11 декабря 1991 г. (Likums "Par iedzivotaju registru").

57. Согласно информации, представленной властями Латвии, около 900 человек - ближайших родственников российских военнослужащих, которые в соответствии с Договором должны были выехать из Латвии, - смогли легализовать свое пребывание в стране ввиду того, что эти люди были либо гражданами Латвии, либо ближайшими родственниками граждан Латвии и не прибыли на жительство в страну в связи со службой в Вооруженных Силах СССР.

С. Вопрос о высылке иностранцев из страны и заключении их под стражу в ожидании предстоящей высылки

58. Статья 35 Закона об иностранцах содержит перечень обстоятельств, при наличии которых не выдается вид на жительство, пусть даже и временный. Статья 36 Закона об иностранцах содержит перечень оснований, по которым вид на жительство может быть аннулирован. Ни в одном из этих перечней не содержится указание на то, что субъектом этих требований может быть лицо, состоявшее на службе в рядах Вооруженных Сил Российской Федерации после 28 января 1992 г.

В соответствии с частью 1 статьи 36 данного Закона вид на жительство аннулируется в тех случаях, когда обладатель вида на жительство "представил в Управление заведомо ложные сведения". Часть 3 статьи 36 предусматривает наступление тех же последствий в случаях, когда обладатель вида на жительство "у компетентных государственных учреждений вызывает обоснованные подозрения в том, что он создает угрозу общественному порядку и безопасности или государственной безопасности". В соответствии с частью 6 статьи 36 вид на жительство аннулируется в тех случаях, когда лицо "поступило на военную или иную государственную службу иностранного государства, кроме случаев, когда это предусматривается международными договорами". Наконец, часть 14 статьи 36 предусматривает лишение вида на жительство тех лиц, которые получили "возмещение (компенсацию) за выезд на постоянное место жительства в иностранные государства, независимо от того, выплачено это возмещение (компенсация) государственными учреждениями или учреждениями самоуправлений Латвии либо международными (иностранными) фондами или учреждениями".

59. Статья 38 Закона об иностранцах предусматривает, что начальник Управления внутренних дел или заведующий территориальным отделением Управления издает распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны в тех случаях, когда иностранец или лицо без гражданства проживает на территории Латвии без действительной визы или вида на жительство, либо при наличии любых иных обстоятельств, перечисленных в статье 36.

60. Статьи 39 и 40 Закона об иностранцах устанавливают следующее:

"Статья 39

Если распоряжение о выезде дано лицу, на иждивении которого в Латвии находятся другие члены семьи, эти члены семьи должны выехать с данным лицом. Распоряжение о выезде не распространяется на членов семьи, являющихся гражданами Латвии или негражданами.

Статья 40

Лицо обязано покинуть территорию государства в течение семи дней с момента сообщения ему распоряжения о выезде, если оно не обжаловано в предусмотренном настоящей статьей порядке.

Лицо, которому сообщено распоряжение о выезде, вправе в течение семи дней обжаловать его директору Управления, который продлевает срок пребывания на время рассмотрения жалобы.

Решение директора Управления в течение семи дней со дня его получения может быть обжаловано в суд по месту нахождения Управления".

61. В соответствии со статьей 48 Закона об иностранцах в случаях, когда лицо не выполняет требования распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны, полиция может принудительно выдворить его (или ее) из Латвии. В соответствии со статьей 48-4 полиция имеет право арестовать лицо в целях исполнения распоряжения о выезде.

В соответствии со статьей 48-5 Закона об иностранцах полиция имеет право задержать лицо до принятия решения о его (или ее) высылке из страны в случаях, когда:

1) лицо прибыло в государство незаконно;

2) лицо с целью получения визы или вида на жительство представило компетентным учреждениям заведомо ложные сведения;

3) власти имеют обоснованные подозрения в том, что лицо будет скрываться или лицо не имеет определенного места пребывания в государстве;

4) власти имеют обоснованные подозрения в том, что лицо создает угрозу общественному порядку и безопасности или государственной безопасности.

В таких случаях полиция имеет право задержать лицо на срок не более 72 часов или не более чем на 10 дней, уведомив при этом прокурора. Полиция должна немедленно сообщить миграционным властям об аресте лица с тем, чтобы было издано распоряжение о принудительном выдворении лица из страны. Лицо может обжаловать распоряжение о принудительном выдворении из страны в соответствии с положениями статьи 40 Закона.

В соответствии со статьей 48-6 Закона об иностранцах лицо, в отношении которого было принято решение о принудительном выдворении из страны, может быть заключено под стражу до выполнения распоряжения; при этом о факте заключения под стражу должен быть уведомлен прокурор.

В соответствии со статьей 48-7 Закона об иностранцах задержанному лицу должны быть немедленно сообщены причины ареста, а также ему должно быть разъяснено право на помощь адвоката.

В соответствии со статьей 48-10 Закона об иностранцах, полиция имеет право арестовывать иностранцев и лиц без гражданства, которые проживают в Латвии без действительной визы или вида на жительство. Такие лица должны быть доставлены миграционным властям или в полицию в течение трех часов.

D. Вопрос о судебном обжаловании действий властей, нарушающих личные права человека

62. Глава 24-А Гражданского процессуального кодекса Латвийской Республики гарантирует право на обжалование в суд административных актов, нарушающих личные права человека.

Часть 1 статьи 239-2 ГПК Латвии устанавливает, что жалоба на действия (решения) органа государственной власти может быть заявлена в суд после того, как жалоба прошла всю иерархию административного учреждения, установленную в этой связи соответствующим органом власти.

В соответствии с частью 1 статьи 239-3 ГПК Латвии жалоба может быть направлена в суд в течение одного месяца со дня уведомления о том, что в административной иерархии жалоба была рассмотрена и отклонена, или в течение одного месяца со дня совершения обжалуемого акта, если при этом решение по жалобе заявителя не было принято.

Статья 239-5 ГПК Латвии устанавливает, что суд должен рассмотреть жалобу в течение 10 дней с момента ее подачи в суд, заслушав при этом в случае необходимости стороны и других лиц.

В соответствии со статьей 239-7 ГПК Латвии, в случае если суд находит, что обжалуемый акт нарушает личные права человека, то суд принимает решение, обязывающее орган власти загладить причиненный вред.

E. Вопрос о "прописке" по месту жительства

63. В соответствии с законодательством советского периода каждый гражданин должен был иметь "прописку" по определенному месту жительства; в удостоверение наличия прописки и в целях внутригосударственного правового регулирования в паспорт гражданина проставлялся специальный штамп, указывавший место постоянного жительства лица. После восстановления независимости Латвии в 1991 г. система "прописки" сохранилась в законодательстве страны.

III. Российско-латвийский договор о выводе российских войск с территории Латвии

64. Договор между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода был подписан в Москве 30 апреля 1994 г., был опубликован 10 декабря 1994 г. в газете "Латвийяс Всетнесис" (Latvijas Vsetnesis) - официальной газете страны - и вступил в силу 27 февраля 1995 г.

В преамбуле Договора стороны заявили, inter alia, что, подписывая Договор, они желают "покончить с негативными последствиями их общей истории".

65. Другие важные для настоящего дела положения Договора устанавливают следующее:

"Статья 2

Вооруженные Силы Российской Федерации выводятся с территории Латвийской Республики к 31 августа 1994 г.

Полный вывод Вооруженных Сил Российской Федерации охватывает всех лиц, входящих в состав Вооруженных Сил Российской Федерации, членов их семей и движимое имущество.

Расформирование воинских частей, увольнение из них военнослужащих после 28 января 1992 г. на территории Латвийской Республики не может рассматриваться как вывод войск".

Часть 5 статьи 3:

"Российская Федерация информирует Латвийскую Республику о численности своих Вооруженных Сил на территории Латвийской Республики, в том числе членов семей военнослужащих, и будет в последующем периодически, не реже одного раза в квартал, сообщать о ходе их вывода и изменении численности по каждой вышеназванной группе отдельно".

"Статья 9

Латвийская Республика на своей территории обеспечивает права и свободы лиц, входящих в состав выводимых с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации, и членов их семей в соответствии с законодательством Латвийской Республики и нормами международного права.

Статья 15

Настоящий Договор... будет временно применяться со дня подписания и вступит в силу со дня обмена ратификационными грамотами".

66. Условия выполнения Латвией положений вышеупомянутого Договора были изложены в постановлении от 22 апреля 1995 г. N 118, второй пункт которого гласит:

"Министерство внутренних дел:

...2.2. выдает - после проверки списков личного состава военнослужащих - виды на жительство... военнослужащим Вооруженных Сил Российской Федерации, уволенным с действительной военной службы, которые по состоянию на 28 января 1992 г. проживали на территории Латвии и были зарегистрированы в Департаменте по вопросам гражданства и миграции...;

2.3. издает распоряжения о выдворении из государства военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации, которые незаконно проживают в Латвийской Республике, и осуществляет надзор за исполнением таковых распоряжений..."

67. Соглашение между Россией и Латвией, также подписанное 30 апреля 1994 г., касается социальной защищенности военных пенсионеров Российской Федерации и членов их семей, проживающих на территории Латвийской Республики. Статья 2 Соглашения, которая применяется главным образом в отношении лиц, уволенных из рядов Вооруженных Сил СССР до того, как Латвия вновь обрела независимость, гласит:

"Лица, указанные в статье 1 настоящего Соглашения, пользуются на территории Латвийской Республики правами человека в соответствии с нормами международного права, настоящим Соглашением и законодательными актами Латвийской Республики.

Лица, на которых согласно статье 1 распространяется действие настоящего Соглашения и которые постоянно проживали на территории Латвийской Республики по состоянию на 28 января 1992 г., включая лиц, в отношении которых не завершено выполнение соответствующих формальностей и которые перечислены в списках, заверенных обеими Сторонами и приложенных к Соглашению, сохраняют право на беспрепятственное проживание на территории Латвийской Республики, если они того пожелают. По согласованию Сторон в списки могут быть дополнительно внесены лица, постоянно проживавшие на территории Латвийской Республики на 28 января 1992 г. и не внесенные по той или иной причине в указанные списки".

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

68. В своей жалобе заявители указывали на то, что их выдворение из Латвии нарушает статью 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

А. Доводы сторон, представленные Европейскому Суду

1. Доводы заявителей

69. Заявители в своей жалобе утверждали, что их выдворение с территории Латвии является нарушением права на уважение их "личной жизни", "семейной жизни" и их "жилища" в том значении, которое придается этим понятиям статьей 8 Конвенции. Они считали, что их выдворение не требовалось латвийскими законами или Российско-латвийским договором о выводе российских войск с территории Латвии, если толковать нормы латвийских законов или положения Договора правильно, и что в любом случае вмешательство государства в реализацию их вышеназванных прав не имело законной цели и не было необходимым в демократическом обществе.

Заявители также указали, что из-за того, что латвийские суды дали неверное толкование Российско-латвийскому договору о выводе российских войск с территории Латвии, заявители утратили свой правовой статус в Латвии, и их принудили покинуть Латвию, и причиной тому были политические перемены, а не какие-либо их собственные действия.

70. В связи с этим заявители указывали Европейскому Суду, что в соответствии с латвийским законодательством они имеют право на получение правового статуса в Латвии и что Российско-латвийский договор о выводе российских войск с территории Латвии никак на это право не влияет. По их мнению, они могли быть зарегистрированными в качестве постоянных жителей Латвии на основании Закона "О статусе граждан бывшего СССР, не имеющих гражданства Латвии или другого государства". Согласно утверждениям заявителей, единственным ограничением, налагаемым на право получения вида на постоянное жительство в Латвии данным Законом (статья 1), равно как и Законом об иностранцах (статья 23), является факт прибытия в Латвию в качестве члена семьи советского или российского военнослужащего, который не уволился с действительной военной службы до 28 января 1992 г. Однако первый заявитель прибыла в Латвию в качестве члена семьи своего отца, который уволился с действительной военной службы до 28 января 1992 г., а второй заявитель родилась в Латвии и жила там всю свою жизнь. Соответственно, заявители имели право получить статус "граждан бывшего СССР", постоянный вид на жительство и быть внесенными в Реестр жителей Латвии. Заявители в связи с этим пришли к выводу, что запись о них в Реестре жителей от 3 марта 1994 г. была сделана на вполне законных основаниях.

71. Заявители также указали Европейскому Суду, что латвийские власти ненадлежаще истолковали законодательство Латвии, лишив их впоследствии правового статуса в Латвии на том основании, что они состояли в близком родстве с семьей Николая Сливенко. По мнению заявителей, их право на проживание в Латвии никак не зависело от правового статуса Николая Сливенко. Заявители признали, что в соответствии с Российско-латвийским договором о выводе российских войск с территории Латвии от российских военнослужащих действительно требовалось выехать из Латвии. Но действие положений Договора не распространялось на ситуации, подобные обстоятельствам дела заявителей: члены семьи российского военнослужащего прибыли в Латвию независимо от него; родственные связи с ним образовались уже во время проживания в Латвии; они получили свой правовой статус в стране после восстановления независимости Латвии. Таким образом, требования Договора не могли распространяться на заявителей "без того, чтобы прежде установить, при каких обстоятельствах они прибыли в Латвию и какими нормативными актами страны регулировался их статус". По мнению заявителей, решение латвийских властей применить нормы Договора в связи с их делом и аннулировать их правовой статус в Латвии было противозаконным.

72. Заявители также оспаривали утверждение властей Латвии, что латвийские власти аннулировали правовой статус заявителей в Латвии на том дополнительном основании, что первый заявитель, ходатайствуя о предоставлении постоянного вида на жительство, представила властям ложные сведения относительно рода занятий Николая Сливенко. Заявители указали Европейскому Суду, что первый заявитель не предоставляла никаких ложных сведений властям относительно статуса ее супруга и что документ, представленный в связи с этим властями Латвии Европейскому Суду, был поддельным (см. выше, §§ 19 и 20). В связи с этим заявители отметили также, что в ходе последующего производства в судах по вопросу о законности их пребывания в Латвии миграционные власти не упоминали никакого факта представления ложных сведений, а латвийские суды не устанавливали, что заявители когда-либо представляли ложные сведения, упоминаемые властями Латвии. В связи с этим заявители пришли к следующим выводам: власти должны были разрешить им остаться проживать в Латвии; распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны от 20 августа 1996 г. составило акт вмешательства государства в реализацию их прав, гарантируемых статьей 8 Конвенции; подобное вмешательство не было предусмотрено законодательством в значении второго пункта указанной статьи.

73. Более того, этот акт вмешательства государства, по мнению заявителей, не преследовал каких-либо законных целей в значении этой нормы Конвенции и в любом случае не был необходимым в демократическом обществе. Заявители указали Европейскому Суду, что в ходе производства по вопросу о законности их пребывания в Латвии судами страны ни разу не упоминались какие-либо соображения охраны национальной безопасности страны, общественного порядка в ней или необходимости предотвращения преступлений; производство по их делу касалось сугубо вопроса о законности их пребывания в стране, оцениваемого с позиций законодательства Латвии. Поэтому суды не ссылались ни разу ни на одно основание, упомянутое в пункте 2 статьи 8 Конвенции, в качестве мотивировки выдворения заявителей из Латвии.

74. Согласно утверждениям заявителей, они были полностью интегрированы в жизнь латвийского общества и установили незаменимые личные, общественные и экономические связи в Латвии в силу следующих обстоятельств:

a) первый заявитель проживала в Латвии с месячного возраста, а второй заявитель родилась в Латвии и жила там всю жизнь;

b) в советский период до 1991 г. в Латвии в Реестре жителей не существовало отдельных списков советских военнослужащих или их ближайших родственников. В тот период Николай Сливенко и заявители были полноправными гражданами СССР, проживавшими на территории Латвии и имевшими соответствующую "прописку" (см. выше, § 63) в г. Риге; поэтому их официальный статус проживающих в Латвии лиц был таким же, как и у других советских граждан, проживавших на территории Латвии;

c) первый заявитель окончила среднюю школу в Латвии и с семнадцатилетнего возраста работала в различных организациях и компаниях г. Риги. Она никогда не работала в какой-либо советской или российской военной организации;

d) в период с 1991 по 1995 г. первый заявитель работала в определенных латвийских компаниях, а в одной из них она работала секретарем. По мнению первого заявителя, этот факт свидетельствует о том, что она владеет латышским языком;

e) второй заявитель окончила среднюю школу в Латвии в 1999 г., получив, inter alia, свидетельство, удостоверяющее ее свободное владение латышским языком;

f) родители первого заявителя жили в Латвии с 1959 г.; они получили статус "граждан бывшего СССР" и в настоящее время проживают в Латвии;

g) Николай Сливенко прибыл в Латвию в 1977 г. После бракосочетания с первым заявителем в 1980 г. он и его супруга проживали в г. Риге в квартире дома, где жили гражданские лица, а не в казармах Советской Армии или на территории каких-либо иных специальных или закрытых военных объектов;

h) почти половину населения Латвии в советский период и около 40 процентов населения Латвии в настоящее время составляют лица русского происхождения. Поэтому у заявителей не было никаких проблем в повседневной жизни в Латвии из-за того, что они по рождению русскоговорящие люди. В любом случае, хотя заявители окончили учебные заведения с преподаванием предметов на русском языке, они в совершенстве владеют латышским языком.

75. Ввиду вышеизложенных обстоятельств заявители были полностью интегрированы в латвийское общество, и степень их интеграции не отличалась ничем от степени интеграции лиц, имеющих статус постоянных жителей Латвии. После восстановления независимости Латвии в 1991 г. заявители считали, что их будущее будет связано только с Латвией. У заявителей не было связей, знакомых, жилья в каком-либо ином государстве. После того, как в 1996 г. Николай Сливенко переехал в Россию, местные власти в г. Курске предоставили ему квартиру как военнослужащему, уволенному с действительной военной службы, но не в качестве компенсации за его переезд из Латвии. Заявители утверждали, что латвийские власти силой разделили их с Николаем Сливенко, с которым заявители не могли воссоединиться до 1999 г. Кроме того, выдворяя из Латвии заявителей силой, латвийские власти разлучили их с престарелыми родителями первого заявителя. Эту ситуацию усугубил установленный латвийскими властями запрет на гостевой въезд заявителей в Латвию до 20 августа 2001 г. На фоне этих обстоятельств, в результате выдворения заявителей из Латвии государством было нарушено право на уважение частной жизни, семейной жизни и жилища заявителей.

2. Доводы властей Латвии

76. В своей позиции, изложенной Европейскому Суду, власти Латвии утверждали, что вопрос о выдворении заявителей из Латвии следует рассматривать в контексте ликвидации последствий противоправной оккупации Латвии Советским Союзом, которая завершилась с выводом российских войск с территории Латвии.

77. Власти Латвии далее утверждали, что акт вмешательства государства в реализацию прав заявителей, гарантированных статьей 8 Конвенции, не имел места. В любом случае, согласно позиции властей Латвии, даже если предположить, что высылка заявителей из страны и образовала акт вмешательства государства в реализацию прав заявителей, гарантированных статьей 8 Конвенции, то таковое вмешательство вполне соответствовало требованиям латвийских законов и Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии; сам же акт вмешательства преследовал законные цели охраны национальной безопасности страны и предотвращения в ней беспорядков и преступлений и был необходим в демократическом обществе, то есть отвечал условиям пункта 2 статьи 8 Конвенции.

78. Власти Латвии заявили Европейскому Суду, что на основании пункта 3 статьи 2 Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии требование о выезде из страны распространялось на всех лиц, состоявших на действительной военной службе в российской армии на 28 января 1992 г., включая и тех, кто был уволен с военной службы после этой даты. Поэтому требования Договора были правильно применены в отношении Николая Сливенко и заявителей как членов его семьи, а выдворение заявителей из страны вполне согласовывалось с положениями Договора и латвийских законов.

79. Согласно позиции властей Латвии, изложенной Европейскому Суду, до того, как части Вооруженных Сил Российской Федерации были выведены с территории Латвии, всему российскому военному персоналу, расквартированному в Латвии, было предъявлено требование получить временный вид на жительство. Именно в этом контексте - необходимости получения временных видов на жительство - российские власти представили список российских военнослужащих, в который были включены Николай Сливенко и заявители как члены его семьи. Власти Латвии заявили Европейскому Суду, что данный список свидетельствовал о том, что заявители были "связаны родством с военнослужащими Вооруженных Сил Российской Федерации, не имели права на то, чтобы быть зарегистрированными в Реестре жителей Латвии и должны были покинуть Латвию в ходе предстоящего вывода российских войск" (см. выше, §§ 23 и 24).

80. Списки, датированные 10 декабря 1994 г. и 16 октября 1995 г., в которых указывалось имя Николая Сливенко, были представлены латвийским властям Посольством Российской Федерации в Латвийской Республике во исполнение требований пункта 5 статьи 3 Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии. Список, датированный 10 декабря 1994 г., был представлен латвийским властям начальником отдела социального обеспечения при консульском отделе Посольства Российской Федерации в Латвийской Республике; список содержал имена лиц из числа российского военного персонала, включая указание имени Николая Сливенко, который был уволен из рядов Вооруженных Сил Российской Федерации после 28 января 1992 г. (см. выше, § 27). Список, датированный 16 октября 1994 г., был представлен латвийским властям тем же должностным лицом в качестве уточняющего список, датированный 10 декабря 1994 г.; этот список содержал имена лиц из числа российского военного персонала, которые выехали из Латвии или остались в Латвии (в основном по причинам технико-организационного характера), и лиц, которые подали заявление с просьбой о выдаче им постоянного вида на жительство, несмотря на то обстоятельство, что после 28 января 1992 г. они были уже уволены с действительной военной службы в Вооруженных Силах Российской Федерации (см. выше, § 28).

81. Власти Латвии заявили Европейскому Суду, что представление российскими властями вышеуказанных списков, наряду с тем фактом, что Николаю Сливенко была предоставлена жилая площадь в России, составила акт уведомления Россией о том, что Николай Сливенко и заявители как члены его семьи подпадали под действие норм Договора.

82. Далее власти Латвии указали в своих доводах, что в Договоре не проводятся различия между ближайшими родственниками российского военнослужащего, который прибыл в Латвию в связи исполнением своих служебных обязанностей, и теми лицами, которые проживали в Латвии до того, как стать членом семьи военнослужащего, от которого в соответствии с Договором требуется покинуть территорию страны. Поэтому тот факт, что первый заявитель прибыла на жительство в Латвию в качестве родственницы отца (от которого в соответствии с Договором не требуется покидать территорию страны), а не в качестве родственницы Николая Сливенко, не отменяет вытекающую из Договора обязанность заявителей выехать из Латвии вместе с Николаем Сливенко.

83. Что же касается вопроса о толковании латвийскими судами правовых норм, касающихся Реестра жителей (см. выше, § 56), то власти Латвии заявили Европейскому Суду при изложении своей позиции по делу, что правовые нормы страны (вне какой-либо связи с Договором) предусматривают конкретный правовой статус лиц, являющихся ближайшими родственниками российских военнослужащих (от которых в соответствии с Договором требуется покинуть территорию страны) и не прибывших в Латвию в связи с военной службой какого-либо своего родственника в рядах Вооруженных Сил СССР. Такие лица могут получить постоянный вид на жительство в Латвии при условии, что для этого у них имеются основания, предусмотренные законами Латвии.

В противоположность этому, никакого права на жительство в стране не может быть предоставлено таким лицам, как заявители - тем, кто является ближайшими родственниками российских военнослужащих (от которых в соответствии с Договором требуется покинуть территорию страны) и кто прибыл в Латвию в связи с военной службой своих других родственников в рядах Вооруженных Сил СССР, даже если эти родственники имели право на то, чтобы остаться жить в Латвии.

Власти Латвии пришли к выводу в этой связи, что заявители не смогли на основании внутреннего законодательства добиться для себя права на постоянное жительство в стране не только потому, что они были членами семьи Николая Сливенко, но также и потому, что первый заявитель прибыла на жительство в Латвию в качестве члена семьи другого советского военнослужащего - ее отца.

84. Власти Латвии заявили, что они не имели никаких статистических данных относительно того, сколько человек были в правовой ситуации, подобной той, в какой находятся заявители, то есть в ситуации членов семьи российского военнослужащего, от которого в соответствии с Договором требуется покинуть территорию страны, и в то же самое время принадлежа к группе людей, которые прибыли в Латвию в связи с военной службой других родственников в Вооруженных Силах СССР.

85. Власти Латвии могли, однако, подтвердить, что приблизительно 900 человек - родственники российских военнослужащих, от которых в соответствии с Договором требуется покинуть территорию страны, смогли легализовать свое пребывание в Латвии, потому что эти лица не прибыли в Латвию в связи с военной службой родственников в Вооруженных Силах СССР и являлись либо латвийскими гражданами, либо родственниками латвийских граждан. Однако заявители не принадлежат ни к одной из тех категорий.

86. Власти Латвии утверждали далее, что они аннулировали правовой статус заявителей в Латвии также и на том основании, что первый заявитель представила ложную информацию относительно рода занятий Николая Сливенко. Власти Латвии заявили Европейскому Суду, что документ, представленный ими как подтверждение ложных заявлений, сделанных первым заявителем, был подлинным, что он был приобщен к материалам дела в ходе производства по делу заявителей и что в судах Латвии он использовался в качестве доказательства, и на него ссылались на судебных слушаниях (см. выше, §§ 19 и 20).

87. Власти Латвии также заявили, что заявителям не препятствовали посетить Латвию после их переезда в Россию. Кроме того, заявителям сообщили, что они могли бы получить въездную визу в Латвию, если они добровольно подчинились бы распоряжению о выезде с требованием покинуть территорию страны. Утверждение заявителей о том, что им препятствовали заботиться о родителях первого заявителя, было, таким образом, необоснованно.

88. Согласно позиции властей Латвийской Республики заявители, проживая на территории Латвии, никоим образом не интегрировались в латвийское общество ввиду следующих обстоятельств:

a) заявители не выбирали Латвию как их место жительства, но прибыли туда в связи с военной службой членов их семьи;

b) советские военнослужащие не имели того же самого статуса места жительства в бывшем Советском Союзе, как другие советские граждане; поступая на военную службу, все военнослужащие были обязаны сдать их паспорт военным властям и заменить его военным билетом, используемым как единственный документ, удостоверяющий личность;

c) в своей повседневной жизни военный персонал СССР, размещенный на территории Латвии, не был обязан иметь дело с местными жителями или властями, поскольку большинство услуг, таких как медицинское обслуживание и распределение жилплощади, обеспечивалось военными властями;

d) заявители не владели латышским языком; в частности, свидетельство, выданное второму заявителю по окончании средней школы, указывало на то, что она владела латышским языком на самом низком уровне;

e) согласно утверждениям властей Латвии те обстоятельства, что заявители были русскоязычными лицами, обладали паспортами российских граждан и имели жилую площадь в России, также служили свидетельством того, что они были интегрированы в российское, а не в латвийское общество; власти Латвии также заявили, что родители первого заявителя жили отдельно от заявителей и что не было никакого свидетельства того, что ее родители испытывали необходимость в медицинской помощи или любой другой заботе заявителей.

89. На этом фоне власти Латвийской Республики пришли к заключению, что выдворение заявителей из страны было вполне совместимо со статьей 8 Конвенции, учитывая, в особенности, то, что Конвенция не может толковаться как документ, создающий для военнослужащих иностранного государства или членов их семей право требовать предоставления постоянного места жительства в стране прохождения военной службы.

В. Замечания третьей стороны

90. В соответствии с позицией властей Российской Федерации акт выдворения заявителей из страны не вызывался требованиями Договора между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода, поскольку 2 марта 1994 г. Николай Сливенко был уволен из Вооруженных Сил Российской Федерации. Действие положений Договора не распространяется на лиц, которые были уволены с действительной военной службы до того, как Договор был подписан и вступил в силу. Власти Российской Федерации не указывали властям Латвии, что Николай Сливенко и члены его семьи должны быть высланы из страны на основании пункта 3 статьи 5 этого Договора. Потому неверным является толкование властями Латвии положений Договора в том смысле, что эти лица подлежали основанному на Договоре выдворению из страны как части процесса вывода российских войск.

91. Заявители полностью интегрировались в латвийское общество, поскольку они были гражданами Латвийской Советской Социалистической Республики. В статусе заявителей не было никаких формальных или иных отличий по сравнению со статусом других граждан СССР, проживавших на территории Латвии в период времени, фигурирующий по данному делу. Любое различение правового статуса заявителей в Латвии, вытекающее из политических перемен, имевших место в 1991 г., поэтому полностью необоснованно.

92. Во всяком случае, вмешательство Латвийского государства в реализацию прав заявителей, вытекающее из факта их выдворения из страны, не преследовало никакой законной цели по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции и не вызывалось предусмотренной этим пунктом необходимостью в демократическом обществе, поскольку нет никаких доказательств того, что Николай Сливенко или заявители могли бы нанести какой-либо ущерб безопасности, общественному порядку или экономическому благосостоянию Латвии. Более того, латвийские власти не приняли в расчет то обстоятельство, что заявители жили в Латвии почти всю жизнь и полностью интегрировались в латвийское общество. Власти Российской Федерации сделали вывод о том, что высылка заявителей за пределы своей родины была актом произвола, допущенного латвийскими властями в нарушение требований статьи 8 Конвенции.

С. Мнение Европейского Суда

1. Вопрос о вмешательстве государства в реализацию прав заявителей, предусмотренных пунктом 1 статьи 8 Конвенции

93. В своей жалобе заявители указывали на то, что их выдворение с территории Латвии было произведено в нарушение их прав, гарантируемых статьей 8 Конвенции, в том смысле, что принятые против них меры были проявлением неуважения к их частной жизни, семейной жизни и к их жилищу в Латвии. Они утверждали, что применение данных мер не было предусмотрено законом, не преследовало достижение какой-либо законной цели и не было необходимо в демократическом обществе в том значении, которое придается этим понятиям пунктом 2 статьи 8 Конвенции.

Прежде всего Европейский Суд должен установить, вправе ли заявители утверждать, что у них были "частная жизнь", "семейная жизнь" или "жилище" в Латвии в значении пункта 1 статьи 8 Конвенции и явилось ли их выдворение с территории Латвии вмешательством государства в реализацию их прав на уважение этих институтов.

94. В нормах прецедентного права, созданных Европейским Судом на основе Конвенции, главный упор в отношении мер по выдворению и высылке постоянно делался на рассмотрении одного аспекта - права человека на уважение его "семейной жизни". Данное понятие толковалось как охватывающее действительную "семейную жизнь", которую ведут законно проживающие на территории Высокой Договаривающейся Стороны иностранные граждане. При этом считается, что "семейная жизнь" в этом смысле, как правило, ограничивается первичной семьей (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии" (Marckx v. Belgium) от 13 июня 1979 г., Series А, N 37, p. 21, § 45; см. также Решение Комиссии по делу "Х. против Германии" (X. v. Germany) от 19 июля 1967 г., жалоба N 3110/67, DR 27, pp. 77-96). Однако Европейский Суд пришел также к выводу, что Конвенция не предусматривает такого права, как право на устройство семейной жизни в какой-либо определенной стране (см., inter alia, Постановление Европейского Суда по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom) от 28 мая 1985 г., Series А, N 94, p. 34, § 68; и Постановление Европейского Суда по делу "Гилл против Швейцарии" (Gill v. Switzerland) от 19 февраля 1996 г. Reports 1996-I, pp. 174-175, § 38; Постановление Европейского Суда по делу "Бултиф против Швейцарии" (Boultif v. Switzerland) от 2 августа 2001 г., жалоба N 52473/00, ECHR 2001-IX, § 39).

95. Далее Европейский Суд отмечает, что созданные им нормы прецедентного права последовательно связывают высылку лиц, проживающих в стране на долговременной основе, со сферой "частной жизни", а также "семейной жизни". При этом определенное значение в данном контексте придается степени социальной интеграции в общество лиц, против которых предпринимаются меры по высылке из страны проживания (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Далиа против Франции" (Dalia v. France) от 19 февраля 1998 г., Reports 1998-I, pp. 88-89, §§ 42-45). Более того, Европейский Суд признал, что статья 8 Конвенции применяется и к актам выселения перемещенных лиц из своих мест проживания (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кипр против Турции" (Cyprus v. Turkey), жалоба N 25781/94, ECHR 2001-IV, § 175).

96. Что же касается фактов настоящего дела, то следует заметить: первый заявитель прибыла в Латвию в 1959 г., когда ей был всего лишь один месяц. До 1999 г., когда ей уже исполнилось 40 лет, она продолжала проживать в Латвии. Там она ходила в школу, нашла работу и вышла замуж. Ее дочь, второй заявитель, родилась в Латвии в 1981 г. и проживала там до 18 лет, успев только окончить среднюю школу, когда ее вместе с матерью принудили покинуть страну (см. выше, §§ 16 и 46). Никем не оспаривается тот факт, что заявители уехали из Латвии против собственной воли в результате неудачного для них исхода официального производства по вопросу о законности их проживания в Латвии. Таким образом, их выдворили из страны, в которой они с момента своего рождения непрерывно развивали личные, общественные и экономические отношения, в своей совокупности образующие частную жизнь каждого человека. Более того, в результате высылки заявители лишились своей квартиры, в которой они проживали в г. Риге (см. выше, §§ 32 и 46). Принимая во внимание данные обстоятельства, Европейский Суд не может прийти к иному заключению, чем следующее: высылка заявителей из Латвии образовала акт вмешательства государства в их "частную жизнь" и их "жилище" в значении положений пункта 1 статьи 8 Конвенции.

97. Однако, несмотря на то, что заявители, несомненно, устроили свою "семейную жизнь" в Латвии, обжалуемые ими меры по выдворению из страны не ставили перед собой цель разлучить членов семьи, равно как эти меры не привели к таким последствиям, учитывая то, что латвийские власти выслали семью заявителей - а именно Николая, Татьяну и Карину Сливенко - во исполнение Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии. В свете вышеупомянутой предметной тематики норм прецедентного права, созданных Европейским Судом, представляется очевидным, что в Конвенции нет положений, которые наделяли бы заявителей правом выбирать, в какой из двух стран - Латвии или России - они могли бы продолжить или заново устроить нормальную семейную жизнь.

Далее, наличие "семейной жизни" не может служить аргументом заявителей в отношении престарелых родителей первого заявителя - взрослых лиц, которые не входили в первичную семью заявителей и в отношении которых Европейскому Суду не был продемонстрирован статус иждивенцев - членов семьи, находящихся на попечении заявителей. Поэтому выдвигаемые заявителями в данном отношении аргументы не являются подкрепленными доказательствами в достаточной мере. Тем не менее, влияние обжалуемых мер государства на семейную жизнь заявителей, а именно их окончательное вынужденное переселение как семейной ячейки в Российскую Федерацию, представляет собой важный релевантный фактор для оценки Европейским Судом обстоятельств дела с позиций статьи 8 Конвенции. Европейский Суд также принимает во внимание связь заявителей с родителями первого заявителя (дедушкой и бабушкой второго заявителя), как относящиеся к сфере "частной" жизни заявителей в значении, которое придается этому понятию пунктом 1 статьи 8 Конвенции.

98. Европейский Суд соответственно сконцентрирует дальнейшее рассмотрение дела на вопросе, было ли оправданным вмешательство государства в реализацию права заявителей на уважение их "частной жизни" и их "жилища".

2. Вопрос об обосновании вмешательства государства в реализацию прав заявителей

99. Таковое вмешательство государства будет нарушать статью 8 Конвенции, если только оно не будет признано обоснованным в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции, как "предусмотренное законом", преследующее достижение одной или нескольких перечисленных в нем законных целей и являющееся "необходимым в демократическом обществе" для достижения указанной цели или целей.

а) Было ли вмешательство "предусмотрено законом"

100. В соответствии с установленными по данному предмету нормами прецедентного права Европейского Суда выражение "предусмотрено законом" означает, что обжалуемые меры должны иметь под собой определенную основу в праве страны. Это выражение относится также к качеству такого права, требуя, чтобы оно было доступным для вовлеченных в дело лиц, а последствия его применения были бы предсказуемы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аманн против Швейцарии" (Amann v. Switzerland), жалоба N 27798/95, ECHR 2000-XI, § 50).

101. В настоящем деле власти Латвии ссылались на два правовых основания для вынесения распоряжения о выезде заявителей: во-первых, власти Латвии обосновывали свои действия решениями латвийских судов, согласно которым заявителей обязали покинуть страну в соответствии с требованиями Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии; во-вторых, в качестве дополнительного мотива, обосновывающего высылку заявителей из страны, власти Латвии выдвигали обвинение в отношении первого заявителя в том, что она предоставила недостоверную информацию о роде занятий своего мужа, когда она требовала внесения записи о ней в Реестр жителей Латвии.

102. Европейский Суд считает уместным рассмотреть сначала второй аргумент - дополнительное основание, на которое ссылались власти Латвии. В данном контексте Европейский Суд отмечает, что заявители и третья сторона утверждали, что власти Латвии предоставили ложную информацию и что документ, лежащий в основе доводов властей Латвии в отношении рассматриваемого вопроса является поддельным. Действительно, третья сторона предоставила Европейскому Суду экспертное заключение московского института судебной экспертизы, которым, согласно ее доводам, подтверждается фальсификация документа. Затем заявители и третья сторона ходатайствовали перед Европейским Судом о назначении независимой экспертизы в целях подтверждения выводов московского института. Однако своим решением от 12 июля 2002 г. Европейский Суд отклонил это ходатайство (см. выше, § 12).

103. Европейский Суд отмечает, что в основе проводимого им исследования обстоятельств дела всегда должны лежать обжалуемые решения властей страны и правовые основания этих решений. Он не может принимать к рассмотрению какие-либо альтернативные правовые основания, представляемые властями Латвии в качестве обоснования мер, являющихся предметом спора, если эти основания не отражены в решениях компетентных властей или не присущи им. В ходе разбирательства по данному делу не было представлено доказательств того, что хотя бы одно из решений латвийских властей, принимавшееся как в ходе производства по жалобе мужа первого заявителя до вынесения распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны (см. выше, §§ 25-26, 29-30), так и в рамках производства, возбужденного самими заявителями с целью оспорить законность данного распоряжения (см. выше, §§ 34-39), было основано на факте предоставления заявителем ложной информации как обоснования высылки с территории Латвии какого-либо члена семьи Сливенко. Ввиду этих обстоятельств доводы властей Латвии по данному вопросу должны быть оставлены без рассмотрения, а ходатайство заявителей и третьей стороны о назначении экспертизы утрачивает какой-либо смысл.

104. Остается рассмотреть первое и главнейшее основание, на которое ссылались власти Латвии, утверждающие, что высылка заявителей из страны требовалась условиями двустороннего Договора о выводе российских войск с территории Латвии. Касаясь этого вопроса, заявители и третья сторона утверждают: латвийские суды неправильно истолковали данный Договор. Согласно правильному толкованию Договора в отношении мужа первого заявителя и самих заявителей не могло быть издано распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны; российские власти никогда не ходатайствовали о выдворении семьи заявителей с территории Латвии. Европейский Суд отмечает, что здесь стороны также расходятся во мнениях относительно отдельных фактических обстоятельств, а именно: даты увольнения с действительной военной службы мужа первого заявителя, а также природы и подлинности списков от 31 марта 1994 г., 10 декабря 1994 г. и 16 октября 1995 г.

105. Европейский Суд вновь подтверждает свою позицию, которая заключается в том, что именно национальные власти, в частности, и в особенности суды страны должны толковать и применять внутригосударственное право (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аманн против Швейцарии", § 52). Это также применимо к ситуациям, в которых действуют нормы международных договоров; толкование положений договора является обязанностью стороны, обеспечивающей его исполнение, и в данном отношении в задачи Европейского Суда не входит подмена своим суждением решения властей страны, тем более разрешение спора между сторонами договора о его правильном толковании. В задачи Европейского Суда также не входит обязанность пересмотра фактов, установленных органами государства и положенных в основу их правовой оценки. Функцией Европейского Суда является проверка мотивированности решений судов государства с точки зрения требований Конвенции, а не пересмотр их выводов касательно конкретных обстоятельств дела либо правовой квалификации данных обстоятельств в соответствии с внутригосударственным правом.

106. В настоящем деле латвийскими судами было заявлено, что основанием для выдворения заявителей с территории страны явился Российско-латвийский договор о выводе российских войск с территории Латвии. В этом контексте суды также дали толкование некоторых положений законодательства Латвии в свете заключения двустороннего Договора; в частности, суды пришли к выводу о том, что ни российские военнослужащие, которые были обязаны покинуть страну, ни члены их семей не удовлетворяли условиям получения статуса жителей Латвии в качестве "граждан бывшего СССР" (пункт 2 статьи 2 Договора). В то время, когда заявители впервые обратились к властям с ходатайством о внесении записи о них в Реестр жителей Латвии как о "гражданах бывшего СССР", Договор еще не вступил в силу, и, соответственно, к делу применялись только релевантные положения латвийского законодательства. Однако после вступления Договора в силу соответствующие положения законодательства Латвии могли быть правомерно истолкованы и применены в свете положений Договора; это было тем правовым инструментом, который с очевидностью был доступен заявителям в затрагиваемый настоящим делом период времени.

107. Что же касается возможности предвидения одновременного применения положений Договора и внутригосударственного права по делу заявителей, Европейский Суд также полагает, что требования Конвенции были удовлетворены. Заявители должны были предвидеть в разумной степени, по крайней мере, прибегнув к помощи юридических экспертов, что в их отношении будут действовать положения Договора, требующие выезда родственников российских военнослужащих, на которых распространялись условия вывода российских войск из Латвии, и что, следовательно, им не мог бы быть предоставлен постоянный вид на жительство в Латвии, как это предусматривалось законодательством страны. Абсолютной определенности в данном вопросе ожидать нельзя было.

108. В любом случае решения латвийских судов не выглядят произвольными. В частности, что касается применения Договора в ситуации с заявителями, Европейский Суд не усматривает произвольности в толковании пункта 3 статьи 2 Договора, которым был установлен окончательный срок - 28 января 1992 г. - для разрешения вопроса о том, распространялось ли на того или иного военнослужащего требование покинуть страну. В этот день Российская Федерация приняла на себя юрисдикцию над частями Вооруженных Сил бывшего СССР, расквартированными в Латвии (см. выше, § 17). Так как муж первого заявителя был уволен с действительной военной службы после данной даты, разумным можно было бы считать применение Договора к нему и его семье. День его фактического увольнения, независимо от того, произошло ли оно до или после подписания Договора, также разумно может считаться нерелевантным к применимости Договора, несмотря на противоположную на сей счет точку зрения третьей стороны (см. пункт 3 статьи 2 и статью 15 Договора). Более того, что касается правовой оценки различных списков, предоставленных российскими властями латвийским властям, можно было бы разумно считать, что законность и обоснованность самого распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны, явившегося мерой, которая была предпринята в соответствии с латвийским внутригосударственным правом во исполнение Договора, не зависела от направления Россией специального запроса.

109. Следовательно, высылка заявителей из Латвии может считаться "предусмотренной законом" в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.

b) Вопрос о правомерности преследуемой цели

110. Власти Латвии утверждали, что выдворение заявителей из Латвии преследовало правомерные цели обеспечения национальной безопасности страны и предотвращения в ней беспорядков и преступлений. В связи с этим власти Латвии указывали на то, что предпринятые меры необходимо рассматривать в контексте "устранения последствий незаконной оккупации Латвии Советским Союзом". Заявители выступили против данных доводов, указывая на то, что не было ссылки ни на одну из упомянутых целей в ходе рассмотрения их дела латвийскими судами, которое было ограничено установлением законности статуса их проживания в Латвии. Третья сторона заявила возражение против утверждения представителей властей Латвии, описывающего ситуацию в Латвии, существовавшую до 1991 г., как незаконную с точки зрения норм международного права.

111. Европейский Суд считает, что цель конкретных мер государства, предпринятых в отношении заявителей, не может рассматриваться вне более широкого контекста конституционных и международно-правовых изменений, произошедших после того, как Латвия вновь обрела свою независимость в 1991 г. В данном контексте нет необходимости рассматривать предыдущую ситуацию в Латвии в соответствии с международным правом. Достаточно только отметить, что после распада СССР части бывшей Советской Армии оставались в Латвии, находясь под юрисдикцией России, в то время как и Латвия, и Россия являлись независимыми государствами. Европейский Суд посему приемлет то утверждение, что путем заключения Российско-латвийского договора о выводе российских войск с территории Латвии и принятия мер по исполнению данного Договора латвийские власти пытались защитить интересы национальной безопасности страны.

112. Суммируя вышесказанное, можно говорить о том, что меры по высылке заявителей из страны были предприняты в целях обеспечения национальной безопасности Латвии, что является правомерной целью в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.

с) "Необходимо в демократическом обществе"

113. Мера, образующая акт вмешательства государства в реализацию прав, гарантируемых пунктом 1 статьи 8 Конвенции, может считаться "необходимой в демократическом обществе", если она предпринята в ответ на насущные общественные потребности и если используемые государством при этом средства пропорциональны преследуемым целям. В этом отношении власти государства располагают свободой усмотрения в определенных рамках. Задачей Европейского Суда является рассмотрение вопроса о том, устанавливают ли обжалуемые меры справедливый баланс между вовлеченными в дело интересами, а именно правами личности, охраняемыми Конвенцией, с одной стороны, и интересами общества - с другой.

114. В настоящем деле от заявителей, проживавших в Латвии практически всю свою жизнь, но ставших лицами без гражданства после того, как Латвия вновь обрела независимость в 1991 г., потребовали выехать из страны на основании распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны, изданного во исполнение Российско-латвийского договора о выводе российских войск в их отношении как членов семьи уволившегося с действительной военной службы российского военнослужащего. В связи с принятием данной меры им отказали во внесении записи о них в Реестр жителей Латвии в качестве "граждан бывшего СССР".

115. Европейский Суд вновь подтверждает: Конвенция не гарантирует как таковое право иностранцев на въезд в конкретное государство или проживание в нем. Высокие Договаривающиеся Стороны должны самостоятельно поддерживать общественный порядок, в частности, путем использования своего права, предусмотренного общепризнанными нормами международного права и являющегося предметом их обязательств по заключенным ими международным договорам, контролировать въезд и проживание иностранцев (см. среди прочих прецедентов упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Далиа против Франции", р. 91, § 52).

116. По мнению Европейского Суда, вывод вооруженных сил одного независимого государства с территории другого независимого государства после распада государства, в которое они ранее вместе входили, является с точки зрения Конвенции правомерным средством разрешения различных политических, социальных и экономических проблем, вытекающих из такового распада. Тот факт, что в настоящем деле Российско-латвийским договором предусматривался вывод всех военнослужащих, которые после 28 января 1992 г. были переданы под юрисдикцию России, включая лиц, уволенных с действительной военной службы до вступления Договора в силу (который в данном случае имеет обратную силу), а также закрепление обязанности их семей покинуть страну, не противоречит Конвенции и, в частности, ее статье 8. Действительно, можно заключить, что данная мера не нарушила принцип уважения семейной жизни вовлеченных в дело лиц в том смысле, что она не превратилась в акт вмешательства в жизнь семейной ячейки и обязала Россию принять всю семью на свою территорию, независимо от происхождения или гражданства отдельных ее членов.

117. В той мере, в какой вывод российских войск стал вмешательством в реализацию права указанных лиц на уважение их частной жизни и их жилища, это вмешательство при обычных условиях не выглядит непропорциональным, принимая во внимание условия службы военнослужащих. Данный вывод, в частности, подтверждается в случае находящихся на действительной службе военнослужащих и их семей. Их вывод с территории страны может рассматриваться как перевод на другое место прохождения службы, приказ о котором мог бы быть отдан по другим поводам в ходе их обычной службы. Более того, представляется очевидным, что постоянное присутствие находящихся на действительной службе военнослужащих армии иностранного государства вместе со своим семьями может выглядеть несовместимым с суверенитетом независимого государства и расцениваться как угроза его национальной безопасности. Поэтому общественный интерес в высылке находящихся на службе военнослужащих и их семей с территории такого государства может, как правило, перевешивать заинтересованность данных лиц остаться в нем. Однако даже в отношении и таких лиц нельзя исключать, что конкретные обстоятельства дела могут превратить меры по их высылке в акцию, не обоснованную с точки зрения Конвенции.

118. Обоснование мер по высылке находящихся на действительной военной службе военнослужащих не используется одинаково по отношению к военнослужащим, уволенным с действительной военной службы, и членам их семей. После их увольнения из вооруженных сил требование о переезде, мотивируемое фактом военной службы, как правило, больше не применяется к ним. В то время как упоминание о них в Договоре о выводе войск само по себе не выглядит спорным (см. выше, § 116), интересы национальной безопасности Латвии, по мнению Европейского Суда, будут обладать меньшим весом в отношении данных лиц, а большее значение при этом будет придаваться их законным частным интересам.

119. В настоящем деле муж первого заявителя уволился с действительной военной службы после 28 января 1992 г. - крайнего срока, установленного пунктом 3 статьи 2 Договора, - и поэтому вместе с находящимися на действительной военной службе военнослужащими причислялся латвийскими властями к личному составу выводимых войск. Несмотря на фактическую дату его увольнения, которую стороны оспаривают, неопровержимым остается то, что с середины 1994 г. и во время производства по рассмотрению вопроса о законности пребывания заявителей в Латвии, муж первого заявителя уже находился в отставке. Однако данный факт не повлиял на определение статуса заявителей в Латвии.

120. Далее Европейский Суд принимает во внимание представленную властями Латвии информацию о том, как разрешаются дела лиц, находящихся в тяжелом положении. Согласно данной информации около 900 человек (латвийских граждан или близких родственников латвийских граждан) получили возможность легализовать свое пребывание в Латвии, несмотря на их статус родственников российских военнослужащих, от которых потребовали выехать из страны (см. выше, §§ 57 и 85). Это говорит о том, что латвийские власти не придерживались того мнения, что Договор о выводе российских войск должен применяться ко всем без исключений. Напротив, латвийские власти считали, что у них была определенная свобода принятия решений, которая позволяла им гарантировать уважение к частной и семейной жизни, а также жилища соответствующих лиц на основе требований статьи 8 Конвенции. Что же касается латвийских граждан, то их выдворение с территории страны тем более противоречило бы статье 3 Протокола N 4 к Конвенции. В любом случае Европейский Суд вновь подтверждает, что международный договор не может являться правомерным основанием для лишения Европейского Суда права проверки, было ли допущено нарушение прав и свобод заявителей, гарантируемых Конвенцией, и если было допущено, то являлось ли оно обоснованным (см. Решение Европейского Суда о приемлемости жалобы по данному делу, ECHR 2002-XI, § 62).

121. Европейский Суд отмечает, что возможность не выполнять обязанность выехать из страны распространялась не только на лиц, обладающих латвийским гражданством, но явно распространялась и на других жителей Латвии; при этом дела такого рода разрешались индивидуально в каждом конкретном случае. Однако похоже, что в этом контексте латвийские власти не изучали вопрос, представляет ли каждый человек, затронутый исключением из правила, какую-либо конкретную угрозу национальной безопасности Латвии или общественному порядку в стране. Более того, в настоящем деле латвийские власти не выдвигали каких-либо предположений о том, что заявители представляют таковую угрозу. Вместо этого латвийские власти, похоже, воспринимают понятие общественного интереса в самом общем смысле, лежащем в основе правовых различий, проводимых во внутригосударственном праве.

122. Европейский Суд считает, что затрагиваемые данным делом планы вывода войск иностранного государства и выезда за пределы страны членов семей военнослужащих (как план, фигурирующий в настоящем деле), основанные на общем суждении о необходимости их высылки в интересах национальной безопасности Латвии, не могут сами по себе признаваться противоречащими статье 8 Конвенции. Однако применение такого плана без использования возможности учета индивидуальных обстоятельств лиц, не освобожденных от высылки нормами внутригосударственного права, по мнению Европейского Суда, противоречит требованиям данной статьи. Для того чтобы установить справедливый баланс между конкурирующими интересами личности и интересами общества, акция по выдворению человека не должна быть приведена в действие, когда такая мера непропорциональна преследуемой государством правомерной цели. В настоящем деле вопрос состоит в том, является ли конкретная ситуация заявителей таковой, что перевешивает любую угрозу национальной безопасности страны, основанную на их семейных связях с бывшими иностранными военнослужащими.

123. Власти Латвии ссылались на то, что заявители не были достаточно интегрированы в латвийское общество (см. выше, § 88). В связи с этим Европейский Суд принимает во внимание то, что заявители провели практически всю свою жизнь в Латвии (см. выше, § 96). Верно, что заявители - лица нелатвийского происхождения, также как очевидно и то, что они приехали в Латвию (когда она еще являлась частью СССР) и проживали в этой стране в связи с прохождением военной службы членов их семьи (отца первого заявителя и ее мужа) в Вооруженных Силах СССР. Однако заявители, кроме того, развили личные, общественные и экономические отношения в Латвии, не имеющие отношения к их статусу родственников советских (впоследствии российских) военнослужащих. Это доказывается тем, что заявители проживали не в армейских казармах или на какой-либо другой территории с ограниченным доступом, а в многоквартирном доме, в котором кроме них проживали гражданские лица. Кроме того, они не учились и не работали в военном учреждении. Первый заявитель смогла устроиться на работу в латвийские компании после того, как Латвия вновь обрела независимость в 1991 г.

124. Что же касается аргументов властей Латвии относительно уровня знания заявителями латышского языка, то Европейский Суд замечает: в той мере, в какой это обстоятельство является относимым к делу, Европейскому Суду не было продемонстрировано, что уровень владения заявителями этим языком - хотя точный уровень владения языком оспаривается сторонами - был недостаточен, чтобы вести нормальный повседневный образ жизни в Латвии. В частности, нет доказательств того, что уровень знания латышского языка заявителей как-то отличался от уровня других русскоязычных жителей Латвии, включая тех, кто сумел получить статус "бывших граждан СССР" с тем, чтобы остаться жить в Латвии на постоянной основе.

125. Хотя заявители в 1999 г. переехали в Россию для воссоединения с Николаем Сливенко и в конечном итоге приобрели российское гражданство, к тому времени они со всей очевидностью не установили личные, общественные или экономические связи в России, схожие с теми, что у них были установлены в Латвии. Коротко говоря, Европейский Суд пришел к выводу, что в период времени, фигурирующий в настоящем деле, заявители в достаточной мере были интегрированы в латвийское общество.

126. Наконец, Европейский Суд принимает к сведению заявление властей Латвии (см. выше, § 83) о том, что причиной подхода государства к делу заявителей с позиций различения был тот факт, что первый заявитель прибыла в страну в 1959 г. в качестве члена семьи военнослужащего Советской Армии - ее отца и деда второго заявителя. Решающим элементом здесь поэтому было не нынешнее семейное положение заявителей, то есть положение первого заявителя как супруги Николая Сливенко и положение второго заявителя как его дочери, а история их семьи, то есть положение первого заявителя как дочери бывшего советского офицера и положение второго заявителя как его внучки.

127. Однако отец первого заявителя и дед второго заявителя был уволен c военной службы еще в 1986 г. Поскольку он уволился с военной службы задолго до окончательного срока для разрешения вопроса о том, распространялось ли на того или иного военнослужащего требование покинуть страну, установленное пунктом 3 статьи 2 Договора о выводе российских войск, то на него не распространялась предусмотренная Договором обязанность выехать из страны и не было формальных причин, препятствующих ему и его супруге стать постоянными жителями Латвии в качестве "граждан бывшего СССР". На самом деле они остались в стране даже после выдворения из нее заявителей. Европейский Суд не приемлет утверждение, что заявители могли считаться лицами, угрожающими национальной безопасности Латвии, ввиду того, что они были членами семьи отца первого заявителя, бывшего советского офицера, которого латвийские власти не считали представляющим какую-либо угрозу такого рода.

128. С учетом всех этих обстоятельств Европейский Суд считает, что в этом вопросе латвийские власти переступили рамки усмотрения государства в деле охраны прав и свобод человека, допустимого для Высоких Договаривающихся Сторон, и что латвийские власти не соблюли справедливый баланс между правомерной целью охраны национальной безопасности страны и интересами охраны прав заявителей, предусмотренных статьей 8 Конвенции. Посему выдворение заявителей с территории Латвии не может считаться "необходимым в демократическом обществе".

129. Сообразно с вышеизложенным Европейский Суд считает факт нарушения статьи 8 Конвенции установленным.

II. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции

130. Заявители также ставили в вину латвийским властям нарушение требований статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции. Это нарушение выражалось в том, что в законодательстве Латвии был закреплен различный подход к субъектам правового регулирования: от членов семей российских военнослужащих власти Латвии требовали покинуть территорию страны, тогда как другие русскоговорящие жители Латвии могли - как бывшие граждане СССР - получить вид на жительство в стране.

Статья 14 Конвенции гласит:

"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

А. Доводы сторон

1. Доводы заявителей

131. Заявители утверждали, ссылаясь на статью 14 Конвенции, взятую в совокупности со статьей 8 Конвенции, что их выслали из Латвии как членов русскоязычного национального меньшинства и как семью бывшего российского военнослужащего. В своей жалобе они заявили, что тем самым их подвергли обращению иному, чем других жителей Латвии, имеющих статус "граждан бывшего СССР". Они указали в своей позиции, изложенной Европейскому Суду, что обращение с ними, отличающееся от обращения с лицами, которые смогли получить статус "граждан бывшего СССР", не может считаться обоснованным ввиду того обстоятельства, что степень их интеграции в латвийское общество была такой же высокой, как и у других русскоговорящих лиц.

2. Доводы властей Латвии

132. Власти Латвии отрицали, что имелось различие в обращении с лицами по причине этнического происхождения или отнесения лица к той или иной языковой группе. Они также утверждали, что различение законодательством Латвии российских военнослужащих и членов их семей было обоснованной мерой, поскольку вывод вооруженных сил иностранного государства и выезд семей военнослужащих с территории независимой Латвии были важны для охраны национальной безопасности страны, и потому являлось оправданным с точки зрения требований Конвенции.

В. Замечания третьей стороны

133. Власти Российской Федерации утверждали, что различение законодательством Латвии бывших советских или российских военнослужащих и членов их семей, с одной стороны, и других русскоговорящих жителей Латвии, с другой стороны, не оправданно с точки зрения статьи 14 Конвенции. Нет никаких доказательств того, что Николай Сливенко или заявители могли бы нанести какой-либо ущерб безопасности, общественному порядку или экономическому благосостоянию Латвии. Выдворение заявителей из страны - это результат "этнической чистки" страны, проводимой властями Латвии. Третья сторона к тому же утверждала, что в Латвии налицо различение законодательством всех лиц русской национальности.

С. Мнение Европейского Суда

134. Ввиду того, что факт нарушения статьи 8 Конвенции по делу уже установлен (см. выше, § 129), Европейский Суд не счел необходимым принимать решение по жалобам заявителей по поводу нарушения требований статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

135. Заявители жаловались на то, что заключение их под стражу на период с 28 по 29 октября 1998 г., равно как и заключение второго заявителя под стражу с 16 по 17 марта 1999 г., были противоправными актами произвола, совершенными властями в нарушение требований статьи 5 Конвенции.

Пункт 1 статьи 5 Конвенции в части, применимой к настоящему делу, гласит:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом...

f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче".

А. Доводы сторон

1. Доводы заявителей

136. Заявители жаловались на то, что заключение их под стражу на период с 28 по 29 октября 1998 г. и заключение под стражу второго заявителя на период с 16 по 17 марта 1999 г. представляли собой нарушение положений пункта 1 статьи 5 Конвенции.

137. В отношении обоих периодов заключения под стражу заявители высказали мнение, что заключение их под стражу не преследовало никаких целей, указанных в пункте 1 статьи 5 Конвенции. Более того, заключение их под стражу было противоправным актом произвола в том смысле, что у латвийских властей не было повода подозревать, что заявители могут скрыться или что у них не было определенного места жительства. В этом отношении заключение под стражу входило в противоречие с законодательством страны, а именно с требованиями, установленными статьей 48 Закона об иностранцах.

138. Что касается их заключения под стражу в период с 28 по 29 октября 1998 г., то заявители указали Европейскому Суду, что факт подачи ими жалобы в отношении распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны должен был бы в соответствии с латвийскими законами приостановить исполнение этого распоряжения начиная с 7 октября 1990 г. и что на этом основании заключение их под стражу было произведено в нарушение статьи 40 Закона об иностранцах. Заявители также указали, что даже латвийские миграционные власти сами признали - письмом от 29 октября 1998 г., - что заключение под стражу было противоправным с точки зрения законов страны актом (см. выше, § 43).

139. Второй заявитель также указала в жалобе на то, что заключение ее под стражу в период с 16 по 17 марта 1999 г. было противоправным актом произвола. Она указала, что на тот момент она была несовершеннолетней, но при этом ее задержали, не уведомив о задержании ее родителей или иных родственников. Более того, латвийские власти были не вправе задерживать ее тогда ввиду того обстоятельства, что несовершеннолетние не подлежат высылке из Латвии отдельно от своих родителей.

2. Доводы властей Латвии

140. Власти Латвии заявили Европейскому Суду при изложении своей позиции по делу, что оспариваемые заявителями акты заключения их под стражу вполне соответствовали положениям подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции, так как противоправность пребывания заявителей в Латвии была подтверждена законными решениями судов, и в отношении заявителей был издано законное распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны. Согласно утверждениям властей Латвии акт заключения заявителей под стражу можно было и не обосновывать какой-либо "законной целью", преследуемой государством, которую указали заявители, поскольку остается непреложным фактом то, что в тот период времени велось производство по делу о выдворении их из страны, что и давало право властям произвести задержание заявителей и заключение их под стражу с целью, предусмотренной подпунктом (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции.

141. Задержание заявителей и заключение их под стражу не было актом произвола, поскольку заявителей заключили под стражу в связи с производством по делу о выдворении из страны, которое велось на основе законодательства Латвии, и применявшиеся по делу нормы законодательства были ясны заявителям и доступны их пониманию. Заявители были арестованы потому, что у властей были "достаточные основания полагать, что эти лица скроются или что у этих лиц нет определенного места жительства". Кроме того, заявители были арестованы только после того, как они неоднократно не исполнили адресованное им распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны и игнорировали последующие многочисленные предупреждения, сделанные им латвийскими властями на этот счет.

142. Власти Латвии также утверждали: статьи 40 и 48-5 Закона об иностранцах предусматривают, что распоряжение о выезде с требованием покинуть территорию страны вступает в силу, когда исчерпываются все средства правовой защиты, то есть как только отклоняется жалоба в отношении законности издания такого распоряжения. Как указали власти Латвии, таковое решение, придающее законную силу распоряжению о выезде, было принято Окружным судом г. Риги 6 мая 1998 г. После принятия решения этим судом распоряжение о выезде вступает в законную силу, допуская производство задержания заявителей.

143. Акты задержания и заключения заявителей под стражу в период с 28 по 29 октября 1998 г. и с 16 по 17 марта 1999 г. были произведены на основании законных решений полиции, принятых в порядке исполнения статьи 48-5 Закона об иностранцах и соответствующих норм Закона "О полиции". Заявители ознакомились с решениями, санкционирующими задержание, и дали расписку в ознакомлении, а потому они знают основания принятия этих решений. Жалоба первого заявителя в отношении распоряжения о выезде, поданная 7 октября 1998 г., не имела по закону отлагательной силы, поскольку по ее жалобе в суд по этому поводу судами уже было принято соответствующее решение. Власти Латвии пришли к заключению, что акты заключения под стражу вполне соответствовали законам страны.

144. Власти Латвии также заявили, что освобождение заявителей из-под стражи 29 октября 1998 г. и освобождение второго заявителя из-под стражи 17 марта 1999 г. были просто жестами доброй воли миграционных властей, исходивших из соображений гуманности ввиду состояния здоровья родителей первого заявителя и необходимости второго заявителя завершить обучение в школе. Исходя из этих соображений, миграционные власти "приостановили исполнение распоряжения о выезде с требованием покинуть территорию страны".

В. Замечания третьей стороны

145. Власти Российской Федерации заявили, что заключение заявителей под стражу в период с 28 по 29 октября 1998 г., равно как и заключение второго заявителя под стражу с 16 по 17 марта 1999 г., были противоправными актами произвола в том смысле, что у властей не было судебного ордера, санкционирующего заключение заявителей под стражу, и власти в обоснование этих актов не привели никаких мотивировок. К тому же взятие под стражу второго заявителя, несовершеннолетней девочки, 16-17 марта 1999 г. было противоправно в том смысле, что на тот момент она была недееспособна и не подлежала высылке или заключению под стражу отдельно от первого заявителя.

С. Мнение Европейского Суда

146. Европейский Суд установил, что факт содержания заявителей под стражей в двух упомянутых случаях может быть исследован в контексте подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции как факт содержания под стражей лиц в связи с предстоящей высылкой. Эта норма Конвенции требует лишь, чтобы в случаях содержания под стражей лиц в связи с предстоящей высылкой государством "принимались меры по высылке". Поэтому для целей применения данной нормы не имеет значения, является ли само решение властей о высылке, лежащее в основе заключения под стражу, обоснованным с точки зрения внутригосударственного права или правовых норм, созданных на основе Конвенции. Однако любое лишение человека свободы, на которое распространяет свое действие подпункт (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции, считается обоснованным только в том случае, если при этом ведется производство по делу о депортации такого человека. Если же таковое производство не ведется с должным тщанием, то содержание под стражей лишается своей дозволенности с точки зрения подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom) от 15 ноября 1996 г., Reports 1996-V, pp. 1862-1863, §§ 112-113). В настоящем деле не оспаривалось то обстоятельство, что распоряжение о содержании заявителей под стражей, которое в обоих случаях длилось непродолжительно (менее 24 часов в период с 28 по 29 октября 1998 г. и 30 часов в период с 16 по 17 марта 1999 г.), было отдано в контексте производства об их депортации, которое в указанные дни все еще велось. Кроме того, нельзя сказать, что это производство не велось властями с должным тщанием.

147. Остается вопрос: было ли заключение под стражу в каждом из этих двух случаев "законным" и были ли заявители лишены свободы "в порядке, установленном законом"? В связи с этим следует заметить, что Конвенция указывает, по сути, на обязанность властей страны соблюдать нормы национального материального и процессуального права, но в дополнение к этому требует, чтобы любой акт заключения человека под стражу соответствовал бы целям статьи 5 Конвенции, а именно защите личности от произвола власти (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", p. 1864, § 118).

148. В полицейских ордерах на производство задержания заявителей, выданных 29 октября 1998 г. и 16 марта 1999 г. (см. выше, §§ 42 и 45), содержались указания как на соответствующие обоснования задержания, вытекающие из законодательства страны (а именно из пункта 5 статьи 48 Закона "О въезде и пребывании иностранных граждан и лиц без гражданства в Латвийской Республике" в каждом из двух случаев), так и на фактические обстоятельства, легшие в основу подозрения властей о том, что заявители пребывали в Латвии незаконно. Заявители расписались в том, что они ознакомились с ордерами, подтвердив тем самым, что они ознакомились также и с основаниями производства задержания, которые в ордерах были изложены (см. пункт 2 статьи 5 Конвенции).

149. Действительно, в письме от 29 октября 1998 г. миграционные власти довели до сведения полиции свою точку зрения о том, что производство задержания заявителей в тот день было "преждевременной" мерой ввиду того обстоятельства, что 7 октября 1998 г. первый заявитель подала жалобу на распоряжение о высылке (см. выше, § 43). Тем не менее даже наличие определенных дефектов в постановлении о заключении человека под стражу необязательно влечет за собой признание сопутствующего периода содержания под стражей незаконным в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Бенхэм против Соединенного Королевства" (Benham v. United Kingdom) от 10 июня 1996 г., Reports 1996-III, pp. 753-754, §§ 42-47). И это именно так, в частности, если - как в настоящем деле - предполагаемая ошибка немедленно обнаруживается и заглаживается тем, что взятые под стражу лица освобождаются.

150. Более того, как заметили власти Латвии, точка зрения миграционных властей необязательно опирается на корректное толкование применимых по делу правовых норм страны. В действительности, в соответствующие дни, то есть 28-29 октября 1998 г. и 16-17 марта 1999 г., распоряжение о высылке, изданное 20 августа 1996 г., уже вступило в законную силу на основании постановления Верховного суда Латвии от 29 июля 1998 г. Посему стало очевидным, что в распоряжении заявителей больше не было никаких иных средств правовой защиты, необходимых для предотвращения их выдворения из Латвии. Важно отметить в этом отношении, что по "жалобе" от 7 октября 1998 г. миграционные власти никаких действий не предпринимали; вместо этого письмом, также датированным 29 октября 1998 г., они уведомили заявителей о необходимости немедленно покинуть территорию страны (см. выше, § 44).

151. В свете норм, установленных статьей 40 и пунктом 5 статьи 48 Закона "О въезде и пребывании иностранных граждан и лиц без гражданства в Латвийской Республике", в силу которых распоряжение о высылке вступает в законную силу после того, как исчерпываются все средства правовой защиты, Европейский Суд полагает, что ни один из ордеров на производство задержания, выданных полицией в отношении заявителей, не может считаться не имеющим обоснования в законодательстве страны. Более того, нет никаких доказательств того, что полицейские действовали недобросовестно или чинили произвол при выдаче этих ордеров.

152. Из вышесказанного следует, что содержание заявителей под стражей в период с 28 по 29 октября 1998 г. и с 16 по 17 марта 1999 г. было предписано "в порядке, установленном законом" и что оно было законным в значении подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции. В настоящем деле нарушения этой нормы не усматривается.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

153. Заявители далее жаловались на то, что они не смогли добиться судебной проверки законности и обоснованности их заключения под стражу, что противоречит требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции, который гласит:

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

А. Доводы сторон

1. Доводы заявителей

154. Заявители утверждали, что отсутствие какой-либо возможности обратиться в суд с тем, чтобы оспорить законность их задержания и заключения под стражу в период с 28 по 29 октября 1998 г. и с 16 по 17 марта 1999 г., было нарушением пункта 4 статьи 5 Конвенции. По их мнению, наличие общей возможности обжаловать административные акты в суде не означало, что им было предоставлено конкретное право, гарантируемое пунктом 4 статьи 5 Конвенции.

2. Доводы властей Латвии

155. Власти Латвийской Республики заявили Европейскому Суду, сославшись на его Постановление по делу "Фокс, Кэмпбелл и Хартли против Соединенного Королевства" (Fox, Campbell and Hartley v. United Kingdom) (от 30 августа 1990 г., Series А, N 182), что пункт 4 статьи 5 Конвенции не применим по делам, в которых задержанные лица освобождаются из-под стражи до того, как может быть произведена быстрая судебная проверка законности и обоснованности заключения под стражу. Ввиду весьма кратких периодов обжалуемого заключения вышеупомянутая норма Конвенции по настоящему делу не применяется.

156. Власти Латвии заявили также Европейскому Суду, что в любом случае заявители имели право обжаловать в суд факт своего заключения под стражу, подав жалобу в соответствии с нормами Гражданского процессуального кодекса (глава 24-A), которые гарантируют право лица обжаловать в суд любой административный акт, нарушающий личные права (см. выше, § 62). Вкратце: в данном деле нарушения пункта 4 статьи 5 Конвенции не было. Власти Латвии заявили, что не смогли отыскать никакого решения латвийского суда по делу, в котором жалоба на предположительно незаконное заключение под стражу в контексте производства по делу о высылке из страны рассматривалась бы в вышеуказанном порядке. Однако, по мнению властей, отсутствие такого рода прецедентов не дает повода сомневаться в наличии на практике такого средства правовой защиты.

В. Замечания третьей стороны

157. Власти Российской Федерации поддержали позицию заявителей, утверждавших, что латвийское право не предоставляет заявителям никакой возможности оспорить в судебном порядке законность их заключения под стражу.

С. Мнение Европейского Суда

158. Европейский Суд отмечает, что оба заявителя содержались под стражей в течение менее 24 часов в период с 28 по 29 октября 1998 г., а второй заявитель содержалась под стражей в течение менее 30 часов в период с 16 по 17 марта 1999 г. В обоих случаях заявители были быстро освобождены из-под стражи до того, как могла бы быть приведена в действие процедура какой-либо судебной проверки законности их заключения под стражу. Сам Европейский Суд не считает себя вправе устанавливать in abstracto - будь у него такое право, - удовлетворяет ли объем доступных в Латвии средств правовой защиты требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд замечает в этом контексте, что предметом требований пункта 4 статьи 5 Конвенции являются только такие средства правовой защиты, которые должны быть доступны лицу во время его содержания под стражей с перспективой на то, что это лицо сможет добиться быстрой судебной проверки законности его заключения под стражу, каковая проверка способна привести - когда тому есть основания - к освобождению лица из-под стражи. Предметом требований указанной нормы не являются иные средства правовой защиты, которые могут служить целям проверки законности заключения человека под стражу на какой-то период времени, который уже завершился, включая, в частности, краткосрочное заключение под стражу, каковое имело место в настоящем деле.

159. Соответственно, Европейский Суд не считает необходимым рассматривать жалобы заявителей по существу в контексте пункта 4 статьи 5 Конвенции (см., mutatis mutandis, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фокс, Кэмпбелл и Хартли против Соединенного Королевства", pp. 20-21, § 45).

V. Применение статьи 41 Конвенции

160. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

А. Ущерб

161. Заявители потребовали компенсации в размере 400 000 евро за моральный вред, причиненный им принудительным выдворением с территории Латвии, которую они считают своей родиной. Они обвинили миграционные и иные власти страны в том, что эти власти обращались с ними особо сурово и жестко, что, в частности, было продемонстрировано фактом заключения их под стражу; заявители утверждали, что такое обращение с ними оправдывает размер компенсации, требуемой ими в возмещение морального вреда.

162. Заявители утверждали также, что им был причинен определенный материальный ущерб, а именно: они потеряли возможности заработка в Латвии, а их собственность была отчуждена латвийскими властями. Заявители констатировали, что не смогли представить Европейскому Суду каких-либо документов, подтверждающих требования компенсировать им материальный ущерб, поскольку все соответствующие документы остались в Латвии. Ввиду этого обстоятельства заявители не указали конкретной суммы в этой части требований.

163. Власти Латвии сочли требования заявителей чрезмерными.

164. Третья сторона поддержала требования заявителей.

165. Европейский Суд установил факт нарушения статьи 8 Конвенции, что касается выдворения заявителей с территории Латвии, но только в отношении их права на уважение их частной жизни и их жилища, и не в отношении какого-либо вмешательства государства в их семейную жизнь. Европейский Суд к тому же не выявил какого-либо нарушения статьи 5 Конвенции.

166. Что же касается требований заявителей в отношении компенсации им материального ущерба, то необходимо заметить следующее: Европейский Суд обращает внимание на то обстоятельство, что они не конкретизировали сумму ущерба, возмещение которого они добиваются по данному разделу Постановления, равно как они не предоставили Европейскому Суду никаких деталей относительно собственности, предположительно утраченной, и заявленной потери заработка. В любом случае Европейский Суд не может усмотреть какой-либо достаточной причинной связи между предположительно причиненным материальным ущербом и установленным нарушением Конвенции.

167. Что же касается требований заявителей в отношении компенсации им морального вреда, то необходимо заметить следующее: Европейский Суд счел, что им был причинен определенный вред в результате установленного им факта нарушения Конвенции. Произведя собственную оценку причиненного заявителям морального вреда, Европейский Суд присуждает по данной части требований каждому заявителю компенсацию в размере 10 000 евро.

В. Судебные расходы и издержки

168. Европейский Суд отмечает, что он предоставил заявителям бесплатную юридическую помощь в соответствии с принятой в Европейском Суде системой оказания юридической помощи в связи с необходимостью расходов на представление своей позиции по делу на слушании в Европейском Суде, проведение переговоров по поводу мирового соглашения и секретарские услуги. Заявители не представили Европейскому Суду никаких требований относительно возмещения дополнительных судебных расходов. Сообразно с этим от Европейского Суда не требуется присуждать какую-либо сумму денег по данной части компенсаций.

На этих основаниях Суд:

1) постановил одиннадцатью голосами против шести, что факт нарушения статьи 8 Конвенции имел место;

2) постановил одиннадцатью голосами против шести, что нет необходимости рассматривать в отдельности жалобы заявителей по поводу нарушений статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции;

3) постановил одиннадцатью голосами против шести, что в деле не усматривается факта нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции;

4) единогласно постановил, что нет необходимости рассматривать существо жалоб заявителей в контексте пункта 4 статьи 5 Конвенции;

5) постановил одиннадцатью голосами против шести:

а) что государство-ответчик обязано выплатить каждой из заявителей в течение трех месяцев компенсацию в размере 10 000 (десяти тысяч) евро в возмещение морального вреда плюс сумму любого налога, который может взиматься с этой компенсации государством-ответчиком;

b) что простой процент по годовой ставке, равной предельной ставке по займам, установленной Европейским центральным банком, плюс три процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;

6) единогласно отклонил остальные требования заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках и оглашено в ходе открытых слушаний во Дворце прав человека в Страсбурге 9 октября 2003 г.

Секретарь-Канцлер Суда

П. Махони

Председатель Суда

Л. Вильдхабер

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие отдельные мнения судей:

а) частично совпадающее и частично особое мнение судьи А. Ковлера;

b) совместное особое мнение судей Л. Вильдхабера, Г. Ресса, сэра Николаса Братца, И. Кабрала Баррето, Х. С. Грев и Р. Марусте;

c) отдельное особое мнение судьи Р. Марусте.

Частично совпадающее и частично особое мнение судьи А. Ковлера

I. По вопросу о применении статьи 8 Конвенции

Хотя я разделяю мнение большинства судей Европейского Суда, составивших настоящее Постановление, что в настоящем деле имеется нарушение пункта 1 статьи 8 Конвенции, я, тем не менее, хотел бы разъяснить свою позицию по вопросу о предположительном вмешательстве государства в "семейную жизнь" заявителей, жалобу по поводу которого Европейский Суд в своих мотивировках Постановления отклонил.

Позволю себе предположить, что в § 97 своего Постановления Европейский Суд сузил концепцию "семейной жизни", распространив это понятие только лишь на связи внутри "первичной семьи". Иными словами, Европейский Суд остановил свой выбор на традиционной концепции семьи, основанной на брачном союзе - т. е. на матримониальной семье, состоящей из отца, матери и их несовершеннолетних детей; причем из круга этой семьи исключаются взрослые дети и дедушка и бабушка. Такой подход мог бы считаться вполне корректным в рамках узкого юридического значения этого понятия, как оно используется европейскими странами в их гражданском законодательстве. Однако тот путь, по которому в своем прецедентном нормотворчестве пошел Европейский Суд в своем толковании пункта 1 статьи 8 Конвенции, открывает иные горизонты, делая акцент на более широких семейных связях.

Если обратиться к реальному тексту Постановления Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии", упоминавшегося по настоящему делу, то можно видеть, что Европейский Суд в нем отмечал: ""семейная жизнь" в том смысле, как ее понимает статья 8 Конвенции, включает как минимум связи между ближайшими родственниками, например между дедушками, бабушками и внуками, поскольку такого рода отношения могут играть существенную роль в семейной жизни"; Европейский Суд далее пришел к выводу, что ""уважение" к семейной жизни, понимаемое таким образом, предполагает наличие у государства обязательства действовать так, чтобы способствовать нормальному развитию этих связей" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии" (Marckx v. Belgium) от 13 июня 1979 г., Series A, N 31, p. 21, § 45; см. также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Скоццари и Джунта против Италии" (Scozzari and Giunta v. Italy), жалобы N 39221/98 и 41963/98, ECHR 2000-VIII, § 221). Говоря иными словами, Европейский Суд мог провести более четкую грань различия между понятием "семья" в его строгом юридическом смысле и более широкой концепцией "семейная жизнь", изложенной в Постановлении по делу "Маркс против Бельгии".

Соответственно, утверждение Европейского Суда в настоящем Постановлении, что существование "семейной жизни" не может служить аргументом заявителей в отношении престарелых родителей первого заявителя - взрослых лиц, которые не входили в "первичную семью заявителей", является отступлением от указанных выше норм прецедентного права и не принимает во внимание социологические и человеческие аспекты современных европейских семей (я намеренно оставляю в стороне вопрос о мусульманских и африканских семьях, поскольку мои аргументы имеют отношение только к географической сфере, на которую распространяется юрисдикция Европейского Суда). Ссылка может быть сделана, например, на Littre Dictionnaire de la langue francaise, который определяет понятие "famille" ("семья") как "l'ensemble des individus de meme sang qui vivent les uns a cote des autres" ("группа лиц, связанных кровными узами, которые живут вместе"). Даже если эта концепция и не является правовой, она отражает восприятие тех, кто подпадает под юрисдикцию наших судов.

Ограничительная концепция матримониальной семьи (в правовой антропологии известной как "нуклеарная семья") устаревает в свете очевидных изменений в семейном законодательстве, принятом в последнее время в ряде европейских государств. В то же время традиции "расширенной семьи" настолько сильны в восточно-европейских и южно-европейских странах, что это понятие находит свое воплощение в основных законах этих стран. Например, Конституция Российской Федерации - государства, гражданами которого ныне стали заявители, - гласит: "Трудоспособные дети, достигшие 18 лет, должны заботиться о нетрудоспособных родителях" (статья 38, п. 2). Сходные нормы имеются в конституциях Украины (статья 51, п. 2), Молдовы (статья 48, п. 4) и других стран. Это означает, что в этих странах традиция помощи престарелым родителям прочно укоренилась как моральный императив, возведенный в конституционную норму. Именно такими соображениями руководствовались заявители, когда в конечном итоге безуспешно обращались к латвийским властям с просьбой не разделять их со своими престарелыми и больными родственниками по восходящей линии. "Семейная жизнь" была для заявителей просто немыслима в случае, когда их лишают возможности заботиться об этих родственниках. А что еще может быть более естественным или более человечным, чем такая забота?

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Имеется в виду статья 38, п. 3 Конституции РФ

Из этого следует, на мой взгляд, что выдворение заявителей из страны приравнивается к акту необоснованного вмешательства государства не только в их "частную жизнь" и "жилище", но и прежде всего в их "семейную жизнь".

II. По вопросу о применении пункта 1 статьи 5 Конвенции

Я сожалею, что не могу согласиться с мнением большинства судей Европейского Суда, составивших настоящее Постановление, что в настоящем деле не имелось нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции.

Я не имел бы абсолютно ничего против мер по высылке двух заявителей из страны, включая их арест, если Европейский Суд не пришел бы к выводу, что их выдворение с территории Латвии не было "необходимым в демократическом обществе" (см. § 128 Постановления). В свете того, что по делу был установлен факт нарушения статьи 8 Конвенции, сами по себе процедуры депортации, на которые распространяются гарантии подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции, крайне трудно оправдать.

В то время как процедуры депортации часто - и обоснованно - сопряжены с лишением человека свободы на основании подпункта (f) пункта 1 статьи 5 Конвенции, таковое лишение свободы должно отвечать принципу "законности" заключения под стражу лица, против которого принимаются меры по его высылке (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom) от 15 ноября 1996 г., Reports 1996-V, p. 1864, § 118). Иными словами, человек должен быть огражден от произвола властей. На мой взгляд, это требование особенно актуально, когда речь идет о лишении свободы женщин, одна из которых была несовершеннолетней на момент задержания.

Вообще, как указывал Европейский Суд, "в соответствии со статьей 5 Конвенции любое лишение человека свободы должно быть "законным"; это включает и исполнение требования о том, что лишение человека свободы должно производиться "в порядке, установленном законом". В этой части Конвенция, по сути, отсылает к внутреннему праву государств - участников Конвенции и устанавливает их обязательство следовать материальным и процессуальным нормам права" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Витольд Литва против Польши" (Witold Litwa v. Poland), жалоба N 26629/95, ECHR 2000-III, § 72). В настоящем деле представитель властей государства указал в письме, адресованном иммиграционной полиции, что арест заявителей, произведенный 28 октября 1998 г., был "преждевременным" (см. § 43 Постановления). Европейский Суд приемлет соображения властей Латвии о том, что "точка зрения миграционных властей не обязательно основывалась на правильном толковании применимого законодательства страны", что, на мой взгляд, отнюдь не делает арест заявителей полностью законным актом. Действия двух женщин, которые расписались в ознакомлении с ордером на их арест, показывают, что у них не было намерения скрыться или спрятаться от властей. Ввиду того, что у них было определенное место жительства (до того, как они выехали из страны), не было обоснованных причин, в силу которых ограничения, возложенные на них, могли быть оправданны как меры, необходимые в демократическом обществе.

Заключение под стражу второго заявителя (которая на момент описываемых событий была несовершеннолетней) 16-17 марта 1999 г. в лагере за чертой города было еще в меньшей степени "законным" актом, потому что власти Латвии не продемонстрировали Европейскому Суду, что ее арест отвечал требованиям статьи 48-5 Закона об иностранцах; при этом возможность того, что она скроется от властей, была более чем иллюзорна. Нет логики в "жесте доброй воли", сделанном властями, - освобождении заявителя из-под стражи - если действительно существовали основания полагать, что она попытается скрыться. Соответственно, порядок, которому следовали власти при аресте этого заявителя и ее заключении под стражу и который не основывался прочным образом на нормах статьи 48-5 Закона об иностранцах, не может считаться "установленным законом". Арест второго заявителя был не чем иным, как актом запугивания, направленным на то, чтобы оказать на нее психологическое давление с тем, чтобы ускорить выезд заявителей из страны. Более того, на момент ареста эта девочка не имела возможности связаться с адвокатом или хотя бы со своей матерью и была силой увезена в неизвестном направлении.

Таковы мои соображения, которые привели меня к выводу о том, что в данном деле имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

Совместное особое мнение судей Л. Вильдхабера, Г. Ресса, Н. Братца, И. Кабрала Баррето, Х. С. Грев и Р. Марусте

1. Мы не можем согласиться с мнением большинства судей Европейского Суда, составивших настоящее Постановление, что высылка заявителей по настоящему делу из Латвии стала нарушением положений статьи 8 Конвенции.

2. Мы полностью разделяем мнение большинства судей, составивших настоящее Постановление, не только в том, что Российско-латвийский договор о выводе российских войск с территории Латвии преследовал законную цель в значении статьи 8 Конвенции, но также и в том, что этот Договор, предусматривавший вывод всех военнослужащих, на которых после 28 января 1992 г. стала распространяться юрисдикция Российской Федерации, а также обязавший и их семьи покинуть страну, сам по себе не мог считаться вызывающим возражение с точки зрения положений Конвенции. Мы также поддерживаем ту точку зрения, что в той мере, в какой вывод российских войск с территории Латвии оказался вмешательством в частную жизнь и неприкосновенность жилища лиц, им затронутых, таковое вмешательство не выглядит непропорциональной государственной мерой, если принять во внимание условия службы российских военнослужащих; затянувшееся пребывание военнослужащих иностранной армии вместе со своими семьями на территории страны может быть оценено - как указано в настоящем Постановлении Суда - как несовместимое с суверенитетом независимого государства и как представляющее угрозу его национальной безопасности, и общественный интерес в удалении этих военнослужащих с семьями с территории страны естественно перевешивает интерес личности в том, чтобы остаться жить на прежнем месте.

3. В чем мы фундаментально расходимся с мнением большинства судей, составивших настоящее Постановление, так это в выводе, к которому пришли эти судьи, суть которого заключается в следующем: конкретные обстоятельства дела заявителей были таковы, что меры по их высылке с территории Латвии, предпринятые государством, оказались непропорциональными и необоснованными в значении статьи 8 Конвенции.

4. Сразу же отметим конкретный исторический контекст подписания Договора и цель Договора, а именно: устранение последствий советского правления*(3) в Латвии. В преамбуле Договора обе подписавшие его стороны - Латвия и Россия - согласились в том, что целью вывода российских войск из Латвии было "покончить с негативными последствиями их общей истории" (см. § 64 Постановления). Законность этой цели Договора, по нашему мнению, - в ее наиболее важном смысле - состоит в определении меры оправданности государственного вмешательства в реализацию прав индивидуальных военнослужащих и членов их семей, которые подлежали выдворению из страны в соответствии с условиями Договора.

Важно отметить и то, что Договор сам по себе не налагал на латвийские власти какого-либо обязательства обосновывать каждую меру, предпринимаемую со ссылкой на реальную угрозу национальной безопасности Латвии, исходящую от конкретного лица, против которого предпринимается мера; в особенности это касается гражданских членов семьи военнослужащего. Когда реализуются общесформулированные планы действий, такие как данный план вывода иностранных войск, то при следовании им нелегко приспосабливать под них порядок индивидуализированного детального обоснования решения в любом и каждом конкретном случае (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Джеймс и другие против Соединенного Королевства" (James and Others v. United Kingdom) от 21 февраля 1986 г., Series A, N 98, pp. 41-42, § 68). На наш взгляд, подход, при котором в главном регулирующем предмет документе дается широкое определение личному составу подлежащих выводу войск и сопровождающих членов семей военнослужащих без каких-либо указаний на персональные данные, является сохраняющим требуемый справедливый баланс между конкурирующими интересами личности и общества.

5. Установив, что таковой баланс не был соблюден по рассмотренному делу, большинство судей, составивших настоящее Постановление, сделали акцент на ряде характеристик дела. В частности, большинство судей в своих доводах полагались на следующие факты:

i) заявители были членами семьи отставного офицера вооруженных сил, и что в этом случае при принятии властями решения о высылке интересы охраны национальной безопасности Латвии должны играть меньшую роль, чем в случае, если бы речь шла об офицере, состоящем на действительной военной службе;

ii) согласно имеющимся данным, 900 человек смогли легализовать свое пребывание в Латвии, несмотря на статус родственников российских военнослужащих, от которых требуется покинуть территорию страны; тем самым демонстрируется, что латвийские власти отнюдь не стояли твердо на том, что положения Договора должны применяться ко всем без исключения;

iii) в связи с настоящим делом против заявителей не было выдвинуто никаких обвинений в том, что они представляют конкретную угрозу национальной безопасности Латвии или общественному порядку в стране; при этом общественный интерес воспринимается в абстрактных понятиях, лежащих в основе правовых различий, проводимых в законодательстве страны;

iv) на момент своего выдворения из Латвии заявители были в достаточной степени прочно интегрированы в латвийское общество, установив в нем личные, общественные и экономические связи, которые не имели отношения к их статусу родственников советских (а затем - российских) военнослужащих;

v) решающим фактором иного, чем с другими, обращения государства с заявителями было не их нынешнее семейное положение, а то обстоятельство, что одна из них приходится дочерью, а другая - внучкой бывшего советского офицера, ушедшего в отставку в 1986 г., который оставался в стране даже после высылки заявителей; заявители потому не могли считаться лицами, представляющими угрозу национальной безопасности Латвии ввиду того, что они являются членами семьи человека, которого власти этой страны не считают представляющим таковую угрозу.

6. Мы, к сожалению, не находим, что все эти перечисленные факты, будь они рассмотрены каждый в отдельности или все вместе, таковы, что позволяют сделать заключение о том, что латвийские власти не сумели соблюсти справедливый баланс при выдвижении требования о выдворении заявителей с территории страны.

7. Что касается первого из перечисленных выше фактов, на которые в своих доводах полагалось большинство судей, составивших настоящее Постановление, то необходимо заметить следующее: большинство судей уже пришли к выводу, что действие Договора распространяется на лиц, уволенных с действительной военной службы до того, как сам Договор вступил в силу. Подобный ретроспективный характер Договора не является несовместимым с требованиями Конвенции, даже принимая во внимание то обстоятельство, что таковые лица на момент своей высылки из страны не играли в армии никакой роли и, можно сказать, в своем личном качестве представляли собой угрозу национальной безопасности в меньшей степени. Включение в сферу действия Договора ближайших родственников военнослужащих, которые состоят на действительной военной службе или ушли в отставку, представляется нам равным образом обоснованным актом с точки зрения требований Конвенции, хотя огромное большинство членов семей военнослужащих в их индивидуальном качестве не представляли бы угрозу национальной безопасности страны. Правомерная цель, которую преследовал Договор, заключалась в репатриации иностранной армии во всей ее массе, включая как личный состав войск, так и лиц, состоящих на иждивении военнослужащих. С учетом таковой цели следует заметить, что статья 8 Конвенции не может, на наш взгляд, быть истолкована как требующая применения Договора таким образом, чтобы ближайшие родственники военнослужащих, которые проживали на территории Латвии достаточно долго (тем самым обосновав там свой дом и устроив свою личную жизнь), могли бы быть высланы из страны лишь при наличии доказательств, что они в своем личном качестве представляют угрозу национальной безопасности Латвии. Таковое толкование подорвало бы эффективное исполнение Договора, поскольку по самой своей природе необходимость доказать наличие реально существующей угрозы безопасности страны, исходящей от членов семей военнослужащих, будет условием, которое вряд ли когда-либо может быть удовлетворено. Коль скоро правомерность включения членов семей военнослужащих в программу вывода войск с территории страны официально признана, то нам трудно согласиться с мнением, что интересам членов семей офицеров, вышедших в отставку недавно, должно придаваться большее значение, чем интересам членов семей офицеров, по-прежнему состоящих на действительной военной службе.

8. Большинство судей Европейского Суда, составивших настоящее Постановление, в своих доводах полагаются на тот факт, что после увольнения с действительной военной службы требование о выезде из страны как часть общих условий прохождения военной службы не будет более распространяться на военнослужащих и членов их семей. Это, конечно, верно, однако настоящее дело затрагивает вопрос не о переводе на новое место службы военнослужащих вместе с их семьями в соответствии с общими условиями прохождения военной службы, а скорее о выполнении условий международного договора, направленного на то, чтобы положить конец навязанному стране и длившемуся долгое время военному присутствию иностранного государства. В этом отношении мы хотели бы заметить, что механизм действия Договора принимал во внимание интересы семейной жизни его субъектов, относясь к семье как к ячейке, при том что Российская Федерация приняла на себя обязательство принять семью целиком на свою территорию, невзирая на национальное происхождение или гражданство отдельных членов семьи.

9. То обстоятельство, что примерно в 900 случаях латвийские власти позволили людям не исполнить свою обязанность выехать из страны, вытекающую из Договора, отнюдь не подкрепляет, на наш взгляд, позицию заявителей. Все лица, которые стали бенефициариями такого отступления от условий Договора, являются либо гражданами Латвии, либо ближайшими родственниками граждан Латвии, и решения по их делам принимались властями отнюдь не на основе каких-либо соображений о том, что каждое из этих лиц может представлять конкретную угрозу национальной безопасности Латвии (см. §§ 57, 85 Постановления). Более того, что касается граждан Латвии, то отступления от условий Договора такого рода на самом деле требуются положениями Конвенции, поскольку высылка из страны таких лиц вступила бы в противоречие со статьей 3 Протокола N 4 к Конвенции. У заявителей же, напротив, таких связей с Латвией не было. Свой отказ предоставить им статус постоянных жителей Латвии власти Латвии объяснили двойной принадлежностью к семьям военнослужащих: первый заявитель прибыла в страну в 1959 г. как дочь советского офицера, находившегося тогда на действительной военной службе; в 1980 г. она вступила в брак с другим советским офицером, который прибыл в Латвию на действительную военную службу и который позже продолжал служить в российских вооруженных силах, размещенных в Латвии после того, как та страна вновь обрела независимость. Таким образом, единственной причиной проживания заявителей в Латвии было присутствие в стране Вооруженных Сил СССР, которые, по сути, с января*(4) стали там Вооруженными Силами Российской Федерации. Исходя из истинности вышесказанного, можно заметить: отказ латвийских властей предоставить заявителям возможность не исполнить свою вытекающую из Договора обязанность выехать из страны ввиду того, что выезд создаст им личные тяготы, вполне соответствовал изначальной логике Договора, который Европейский Суд счел устанавливающим справедливый баланс между государственными интересами и правами человека.

10. В Постановлении по данному делу правильно указано, что за время своего проживания в Латвии заявители установили прочные связи с этой страной. Однако, решая вопрос, были ли эти связи настолько прочными, чтобы заявители могли претендовать на особое с ними обращение в рамках положений Договора, мы полагаем, что латвийские власти были вправе также принять во внимание те значительные связи, которые у заявителей имелись с Россией. В этой связи мы хотели бы отметить, что заявители - русские по национальности, русскоговорящие лица, они обучались в образовательных учреждениях на русском языке и в конечном итоге получили российское гражданство. Супруг первого заявителя стал российским гражданином еще в то время, когда он проживал в Латвии, и переехал в Россию к моменту развития событий, по поводу которых заявителями подана жалоба в Европейский Суд (см. §§ 21, 33 Постановления). С конца 1994 г.*(5) и позднее у семьи Сливенко была жилая площадь в г. Курске в России (см. §§ 28, 37, 46 Постановления), и Европейскому Суду не были представлены факты, показывающие, что заявители не сумели, в конечном счете, заняться личными делами, образованием или поиском работы в России. Поэтому - хотя нельзя отрицать то, что у них были личные, общественные и экономические связи с Латвией, - также представляется, что у заявителей имелись равнозначно важные связи такого рода в России (см. Постановление Европейского Суда по делу "Далиа против Франции" (Dalia v. France) от 19 февраля 1998 г., Reports 1998-I, pp. 91-92, § 53; см. также Постановление Европейского Суда по делу "С. против Бельгии" (C. v. Belgium) от 7 августа 1996 г., Reports 1996-III, p. 924, § 34).

11. В этих обстоятельствах мы не можем прийти к выводу, что латвийские власти переступили по данному делу границы своего усмотрения в сфере охраны прав человека, предоставленного им статьей 8 Конвенции, в конкретном контексте вывода российских вооруженных сил с территории Латвии после почти пятидесятилетнего советского присутствия в этой стране. Латвийские власти, на наш взгляд, имели право считать, что оспариваемый акт их вмешательства в реализацию права заявителей на уважение их частной жизни и жилища был "необходим в демократическом обществе".

12. Ввиду этого вывода необходимо рассмотреть еще одно утверждение заявителей, что имело место нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции, связанное с различием в подходах законодательства к регулированию статуса членов семей российских военнослужащих, которые были обязаны покинуть Латвию, и статуса других русскоязычных жителей Латвии, которые как бывшие советские граждане могли получить право на жительство в стране.

13. В соответствии с нормами прецедентного права, сформулированными Европейским Судом, различное обращение государства с субъектами правового регулирования считается дискриминационным с точки зрения статьи 14 Конвенции, если такое обращение "не имеет объективного и разумного обоснования", то есть если государство при этом не преследует "законную цель" или если не существует "разумного соотношения между используемыми при этом мерами и целью, которую пытается достичь государство". Государства - участники Конвенции о защите прав человека и основных свобод располагают определенной свободой усмотрения при проведении оценки обоснованности различного обращения государства с субъектами правового регулирования в ситуациях, которые при иных обстоятельствах были бы одинаковыми, и меры такой обоснованности (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Ван Раалте против Нидерландов" (Van Raalte v. Netherlands), от 21 февраля 1997 г., Reports 1997-I, p. 106, § 39).

14. Заявители утверждали, что их выдворение из страны вскрыло дискриминацию по двум признакам - их принадлежности к русскоязычному меньшинству населения Латвии, и их принадлежности семье российского военнослужащего. Мы находим необоснованным утверждение заявителей о дискриминации против них как русскоговорящих лиц. В действительности некоторые другие русскоговорящие лица смогли легализовать их пребывание в Латвии. Различение, сделанное в отношении заявителей латвийскими властями, основывалось не на этническом происхождении заявителей, а на их принадлежности к двум семьям военнослужащих, один из которых был офицером Вооруженных Сил Российской Федерации, подлежащих выводу из Латвии на основании Договора 1994 г. По причинам, уже изложенным при рассмотрении жалобы в контексте самой статьи 8 Конвенции, эти элементы, на наш взгляд, могли быть вполне обоснованно приняты во внимание для мотивирования применения оспариваемых заявителями мер по их высылке с территории Латвии.

15. По тем же самым причинам мы находим, что различение, сделанное в настоящем деле на основании статуса заявителей, то есть различение, сделанное в соответствующих нормативных актах и затем при применении этих актов в отношении заявителей, имело объективное и разумное оправдание и таким образом не составляло дискриминацию в значении статьи 14 Конвенции.

16. Посему, как мы полагаем, в настоящем деле не было нарушения статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции.

Отдельное особое мнение судьи Р. Марусте

Разделяя точки зрения, изложенные в совместном особом мнении, я вместе с тем хотел бы высказать здесь еще некоторые основания, по которым я не могу согласиться с большинством судей, составивших настоящее Постановление.

Прежде всего, я думаю, что настоящее дело является особым в смысле его исторической подоплеки. Из этой подоплеки вытекают последствия конституционно-правового и международно-правового значения, игнорировать которые невозможно. В международном праве известно и признается, что балтийские государства, включая Латвию, утратили свою независимость на основе Пакта Гитлера - Сталина, заключенного между нацистской Германией и СССР, который фактически отсылает к Пакту Молотова - Риббентропа, или секретным протоколам, которые были приложены к договору о ненападении между Советским Союзом и Германией, подписанным 23 августа 1939 г. В результате этого секретного соглашения Восточная Европа была поделена на две сферы влияния с отнесением государств Прибалтики, включая Латвию, в сферу интересов Советского Союза. За этим последовали советские угрозы применить силу - в форме ультиматума, направленного в 1940 г. балтийским государствам, включая Латвию; в этом ультиматуме СССР потребовал смены власти и ввода советских войск на территории этих государств (в дополнение к частям, которые уже были дислоцированы на советских военных базах). Фактический ввод войск и смена власти произошли в июне 1940 г.

В соответствии со статьей 42 IV-й Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны территория признается занятой, "если она действительно находится во власти неприятельской армии". Сравнивая эту норму с другими международными нормами, можно отметить, что Нюрнбергский международный военный трибунал включил ультиматум, направленный Германией Австрии в 1938 г. в число актов, расценивавшихся как "преступления против мира" в значении, которое придавал этому понятию Лондонский Устав 1945 г.*(6)

Вышеуказанные акции Советского Союза не были признаны большинством стран международного демократического сообщества, в том числе и Европейским парламентом и Советом Европы. Последний, например, высказал свое к ним отношение в Резолюции N 189 (1960 г.) о ситуации в балтийских странах, указав "на двадцатой годовщине оккупации и насильственного включения в состав Советского Союза трех европейских государств - Эстонии, Латвии и Литвы", что "эта незаконная аннексия имела место без какого-либо подлинного учета желаний народа".

В международном праве считается установленным принцип, ныне также зафиксированный в Статуте Международного уголовного суда (статья 8), что перемещение, прямо или косвенно, оккупирующей державой части ее собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию, недопустимо. Действительно, таковое деяние в соответствии с той же статьей 8 Статута Международного уголовного суда считается военным преступлением.

Согласно общепризнанным принципам международного права каждый неправомерный с точки зрения международного права акт государства влечет за собой международно-правовую ответственность государства-нарушителя и порождает его обязанность восстановить status quo ante. Следовательно, восстановление независимости балтийских государств на основе правопреемственности и вывода советско-российских войск должно считаться заглаживанием исторической несправедливости. Эта цель была также подчеркнута в преамбуле Российско-латвийского договора от 30 апреля 1994 г. (Договор между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода), где говорилось, что, подписывая Договор, стороны желают "покончить с негативными последствиями их общей истории" (см. § 64 Постановления). Таким образом, требование Договора о выводе военнослужащих вместе с членами их семей (пункт 2.2 Договора) целиком отвечает принципам международного права. Следовательно, цель, преследуемая Российско-латвийским договором от 30 апреля 1994 г., была полностью законной в значении норм Конвенции (см. § 111 Постановления). Европейский Суд правильно воспринял то, что вывод вооруженных сил одного независимого государства с территории другого независимого государства является надлежащим способом решения различных политических, социальных и экономических проблем, ставших результатом этой исторической несправедливости.

Поскольку Латвия обрела свою независимость от СССР в 1991 г., а Российская Федерация приняла юрисдикцию над Вооруженными Силами бывшего Советского Союза с 28 января 1992 г., план вывода войск, предписанный Договором, относился ко всем военнослужащим (и их семьям), которые состояли на службе в частях Вооруженных Сил Российской Федерации, дислоцированных на тот момент в Латвии, даже если они были уволены с действительной военной службы до вступления Договора в силу*(7). Программа вывода войск сама по себе не была таковой, чтобы меры государства, предпринятые в отношении двух заявителей, выходили за рамки усмотрения, доступного латвийским властям для достижения поставленной ими законной цели. Следует заметить, что Договор сам по себе не налагал на латвийские власти обязательства обосновывать каждую меру, предпринимаемую со ссылкой на реальную угрозу, которую конкретное лицо представляло национальной безопасности страны, в особенности что касается гражданских членов семей военнослужащих. Более того, список тех лиц, которые должны были выехать из страны в силу условий Договора, был составлен не латвийской, а российской стороной. В этих обстоятельствах ответственность за организацию выезда лежала, по крайней мере, на обеих сторонах Договора, а не только на латвийской стороне. Необходимо также отметить, что (хотя это и оспаривалось заявителями и третьей стороной по делу) именно латвийские суды установили, что первый заявитель не представила все необходимые сведения (в регистрационном формуляре 1995 г.) о роде занятий своего супруга (военнослужащий). Этот документ был известен заявителям, но они никогда не пытались оспорить его законность в судах страны. Они и третья сторона поставили об этом вопрос лишь на более поздней стадии.

Наконец, с конца 1994 г. и позднее действовал широкомасштабный план финансовой помощи Запада, направленный на оказание содействия возвращению на территорию России советского/российского военного персонала*(8); в соответствии с этим планом, как установил Верховный суд Латвии, семье Сливенко была также предоставлена жилая площадь . Хотя я понимаю, что для большинства судей, составивших настоящее Постановление, присуждение компенсации заявителям было логическим следствием установления факта нарушения Конвенции, тем не менее, ввиду этого плана финансовой помощи и принимая во внимание исторический контекст настоящего дела, - большинство из тех, кто пострадал от несправедливости, не имел возможности получить никакой компенсации ни за материальный ущерб, ни за причиненный моральный вред*(9)- мне трудно согласиться с фактом присуждения заявителям денежной компенсации Европейским Судом.

______________________________

*(1) - Так в тексте Постановления. На самом деле эта квартира была предоставлена заявителям органами власти Латвийской ССР. - Примеч. перев.

*(2) - Jus sanguinis (лат.) - принцип крови: приобретение гражданства по гражданству родителей. - Примеч. перев.

*(3) - Так в тексте. - Примеч. перев.

*(4) - Так в тексте. Год не указан - Примеч. перев.

*(5) - Так в тексте. - Примеч. перев.

*(6) - Видимо, судья Р. Марусте имел в виду Устав Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.) - Примеч. перев.

*(7) - В тексте явное противоречие: как можно состоять на службе, будучи уволенным, не ясно. - Примеч. перев.

*(8) - Так в тексте. - Примеч. перев.

*(9) - Судья Р. Марусте приводит явно не соответствующие действительности факты. Семья Сливенко получила жилую площадь в г. Курске без всякой финансовой помощи Запада. - Примеч. перев.