Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 декабря 2011 г. Дело "Финогенов и другие против России" [Finogenov and Others v. Russia] (жалобы NN 18299/03 и 27311/03) (I Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Финогенов и другие (Finogenov and Others)
против Российской Федерации"
(Жалобы NN 18299/03 и 27311/03)

Постановление Суда

Страсбург, 20 декабря 2011 г.

ГАРАНТ:

О контроле за исполнением настоящего постановления см. Решение Комитета министров Совета Европы от 20-21 сентября 2016 г.

6 марта 2012 г. в тексте Постановления исправлены ошибки в соответствии с правилом 81 Регламента Суда.

По делу "Финогенов и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Нины Ваич, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Пэра Лоренсена,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 29 ноября 2011 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано двумя жалобами NN 18299/03 и 27311/03, поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция). Первая жалоба подана Павлом Алексеевичем Финогеновым и шестью другими лицами, вторая жалоба подана Зоей Павловной Чернецовой и 56 другими лицами (далее - заявители) 26 апреля 2003 г. и 18 августа 2003 г. соответственно. Имена заявителей указаны в Приложении (с незначительными изменениями относительно О. Матюхина - см. § 204 настоящего Постановления).

2. Интересы заявителей по первой жалобе представляли К. Москаленко и О. Михайлова, адвокаты, практикующие в Москве, по второй жалобе - Трунов и Айвар, адвокаты, практикующие в Москве. Власти Российской Федерации по обеим жалобам были первоначально представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым и В.В. Милинчук, а впоследствии Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявители по обеим жалобам, в частности, утверждали, что во время захвата заложников в Москве 23-26 октября 2002 г. власти применили избыточную силу, что повлекло гибель их родственников, которые удерживались в качестве заложников террористами в театре на Дубровке. Некоторые заявители сами удерживались в качестве заложников и получили серьезный вред здоровью и психологические травмы вследствие действий властей. Заявители также утверждали, что власти уклонились от планирования и проведения спасательной операции таким способом, чтобы свести к минимуму угрозу для заложников. Они указывали, что уголовное расследование действий властей было неэффективным и что заявители не располагали эффективными средствами правовой защиты для обжалования этого факта. Наконец, заявители в деле Чернецовой и других жаловались на сложности, с которыми столкнулись в гражданском разбирательстве по поводу компенсации за причиненный им ущерб.

4. Получив объяснения сторон и письменные объяснения "Интерайтс" и Международной комиссии юристов (правила 54 и 44 Регламента Суда), Решением от 18 марта 2010 г. Европейский Суд признал жалобы частично приемлемыми. В ту же дату Палата решила объединить жалобы в одно производство (пункт 1 правила 42 Регламента Суда).

5. Заявители и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда) по существу дела и ответили в письменной форме на объяснения друг друга.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявители по двум вышеупомянутым делам, перечисленные в Приложении, являются родственниками потерпевших от захвата заложников в театре на Дубровке в Москве в октябре 2002 г. и/или сами являлись заложниками.

7. Факты вышеупомянутых двух дел оспариваются сторонами. Их объяснения могут быть кратко изложены следующим образом.

A. Захват заложников

8. Вечером 23 октября 2002 г. группа террористов, принадлежавшая к чеченскому сепаратистскому движению (более 40 человек), под руководством Б., вооруженная автоматами и взрывчаткой, захватила заложников в театре на Дубровке в Москве (также это место известно как "Норд-Ост", по названию мюзикла, который там ставился). В течение трех дней более чем 900 человек удерживались под угрозой применения оружия в зрительном зале театра. Кроме того, здание театра было заминировано, и 18 заминированных смертников находились в зале среди заложников. Группа террористов заняла и административные помещения театра.

9. В один из следующих дней нескольким журналистам и общественным деятелям было разрешено войти в здание и поговорить с террористами. Террористы потребовали вывести российские войска из Чеченской Республики и провести прямые переговоры политического руководства федеральных органов и сепаратистского движения. После этих переговоров террористы освободили нескольких заложников и приняли некоторое количество пищи и воды для остальных заложников, продолжая настаивать на своих требованиях.

10. Представляется, что некоторые заложники пытались поддерживать случайные контакты с внешним миром с помощью мобильных телефонов. Некоторым даже удалось побеседовать с журналистами.

11. Власти Российской Федерации утверждали, что заложники, которые пытались скрыться или оказывали сопротивление, были застрелены террористами. Так, в ночь 23-24 октября 2002 г. Р. просила террористов освободить заложников. Неизвестный террорист вывел ее из зрительного зала и застрелил. В.* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Вл.".), один из заложников, носил военную форму. Он был застрелен одним из террористов 25 октября 2002 г. В тот же день ВИ.* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "В.".) был сначала избит террористами в зрительном зале театра, а затем выведен и застрелен. Г. пытался* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Г., который наблюдал это, пытался".) скрыться, но террористы выстрелили в него* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "выстрелил и ранил его".), затем его вывели, избили и застрелили. Стреляя в Г.* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "В.".), террористы ранили другого заложника, З., который позже скончался в больнице.

12. Заявители сообщили, что В.* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "В. и Вл.".) и Р. не находились в здании во время спектакля, а проникли в него позднее по своей инициативе. Они ссылались на показания нескольких бывших заложников, в частности, Губаревой и Акимовой. Они также ссылались на выводы следователя в протоколе от 16 октября 2003 г., указавшего, что П. и В. пытались проникнуть* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Р., Вл. и В. проникли".) в здание извне. Что касается Г., он находился в числе заложников с самого начала, но следователь не смог установить, где, когда и при каких обстоятельствах он был застрелен.

13. 25 октября 2002 г. сотрудники Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее - ФСБ) задержали Талхигова, предполагаемого сообщника террористов, который беседовал с ними по телефону и сообщал сведения о ситуации вне театра.

14. В тот же день директор ФСБ сделал публичное заявление по телевидению после встречи с Президентом Российской Федерации В.В. Путиным. Он пообещал сохранить жизнь террористам в случае освобождения заложников.

B. Предварительный план спасательной операции

15. 23 октября 2002 г., в 21.33, местное отделение Всероссийского центра медицины катастроф получило информацию о захвате заложников.

16. Вскоре после этого власти создали "оперативный штаб" под руководством П., заместителя директора ФСБ. Оперативный штаб располагался в помещении Госпиталя ветеранов войн N 1, находившегося рядом со зданием театра. В состав "оперативного штаба" вошли представители различных государственных служб и организаций.

17. Как следует из материалов, предоставленных сторонами, Федеральной службе спасения* (* Вероятно, имеется в виду МЧС (прим. переводчика).) были поручены эвакуация заложников и расчистка завалов в случае обрушения здания. С 24 октября 2002 г. * (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "24 октября 2004 г.".) несколько групп спасателей были размещены вблизи от здания театра. Служба спасения поставила ряд тяжелых машин, таких как бульдозеры, экскаваторы, краны, самосвалы и так далее, примерно в 400 м от здания театра.

18. Московский центр экстренной медицинской помощи (далее - МЦЭМП)* (* Скорее всего, имеется в виду Научно-практический центр экстренной медицинской помощи (НПЦ ЭМП) Департамента здравоохранения Москвы (прим. переводчика).) и Всероссийский центр медицины катастроф (далее - центр "Защита") при Министерстве здравоохранения Российской Федерации отвечали за организацию медицинской помощи заложникам и их родственникам. Руководитель Департамента здравоохранения Москвы и член оперативного штаба Сл. координировал действия МЦЭМП, центра "Защита", бригад "скорой помощи" и городских больниц. МЦЭМП функционировал в непрерывном режиме, и все его работники постоянно находились на дежурстве.

19. С 24 октября 2002 г. пять бригад "скорой помощи" и одна бригада медиков МЦЭМП со специальным медицинским автобусом постоянно дежурили около театра. Согласно объяснениям властей Российской Федерации "2-3 бригады центра "Защита" и 2-4 бригады "скорой помощи" постоянно находились недалеко от здания театра". Еще одна бригада медиков МЦЭМП и психологов оказывала помощь родственникам заложников в здании Профессионально-технического училища N 194. В общей сложности психологи оказали помощь 606 человекам и восьмерых направили на госпитализацию.

20. Пациенты Госпиталя ветеранов войн (медицинского учреждения, расположенного наиболее близко к театру) были переведены в другие больницы, которые не предполагалось использовать в спасательной операции. Персонал Госпиталя ветеранов войн был усилен хирургами и врачами экстренной помощи из Научно-исследовательского института скорой помощи им. Н.В. Склифософского (далее - Институт им. Н.В. Склифосовского) и из Городской клинической больницы им. С.П. Боткина (далее - больница им. С.П. Боткина). Были развернуты два дополнительных реанимационных отделения и шесть операционных. К 26 октября 2002 г. вместимость Госпиталя ветеранов войн была увеличена до 300-350 коек* (* По другим сведениям, вместимость госпиталя составляла 600 мест (прим. переводчика).). Согласно объяснениям властей Российской Федерации "515 человек были переведены из Госпиталя ветеранов войн в другие городские больницы".

21. Руководители городских больниц занимались планом эвакуации, станциям "скорой помощи" и другим медицинским службам было предложено обеспечить усиление дежурного персонала и перейти на чрезвычайный режим труда. Власти определили ряд больниц для приема заложников. Больницы были разделены на три группы очередности. Власти Российской Федерации не пояснили, как определялись эти три группы. Помимо Госпиталя ветеранов войн N 1 (ближайшего к театру), в них входили Городские больницы NN 1, 7 и 13 (следующие по близости к театру), Городские Больницы NN 15, 23, 33, 53, 64, 68, 79, Институт им. Н.В. Склифосовского и больница им. С.П. Боткина, а также детские Больницы NN 9, 13 и 20. 24-26 октября 2002 г. главный анестезиолог* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "главный врач скорой помощи".) Москвы Ев. посетил некоторые из этих больниц и проверил их готовность к приему заложников. Оперативный штаб поручил ему проверить готовность к приему пациентов с пулевыми и взрывными ранениями. Руководству больниц было предложено освободить помещения для заложников, обеспечить прибытие персонала по уведомлению и подготовить дополнительное оборудование, палаты экстренной помощи, медикаменты и перевязочные материалы. Вместимость большинства больниц была увеличена. Так, Больница N 13 сообщила, что готова принять до 150 пациентов, включая 50 в критическом состоянии. Больница N 7 сообщила, что готова принять до 200 пациентов. Отсутствуют сведения о возможности принятия пациентов в других больницах, но, по-видимому, количество коек в них также было увеличено. Бригады МЦЭМП были уведомлены о том, какие больницы отобраны для участия в спасательной операции, и сколько мест они могут предоставить для заложников.

C. Штурм и спасательная операция

22. Рано утром 26 октября 2002 г., примерно в 5.00-5.30, российские спецслужбы подали неизвестный наркотический газ в главный зрительный зал через вентиляционную систему здания. Заявители настаивали на том, что террористы и заложники могли ощущать и видеть газ. Через несколько минут, когда террористы, контролирующие взрывные устройства, и смертники в зрительном зале потеряли сознание под действием газа, специальное подразделение провело штурм здания. Большинство террористов было застрелено в бессознательном состоянии, другие пытались сопротивляться, но были убиты в последовавшей перестрелке.

23. Вскоре после этого Игн., член оперативного штаба, осуществлявший контакты с прессой, сделал заявление. Он сообщил журналистам, что террористы убили двух заложников и ранили еще несколько человек и что в связи с этим специальное подразделение штурмовало здание, застрелило нескольких террористов и задержало остальных. Он не упоминал о применении газа.

24. В результате операции большинство заложников было освобождено (свыше 730 человек). Точное число неизвестно, поскольку после освобождения не все заложники были известны властям. Однако большое число заложников пострадало от газа. Согласно сведениям, полученным следственными органами к концу 2002 года, 129 заложников погибли: 102 человека на месте (114 - согласно протоколу от 31 декабря 2002 г.), включая троих застреленных, 21 человек скончался при эвакуации и перевозке в больницу, и шесть человек скончались в палатах экстренной помощи различных больниц. Эти цифры впоследствии уточнялись или пересматривались (см. §§ 11 и 48 настоящего Постановления, см. также выводы официального расследования, кратко изложенные в § 99). По-видимому, расхождения в цифрах объясняются главным образом тем фактом, что различные государственные органы использовали разные методы подсчета числа потерпевших, и не вся необходимая информация (причина и время смерти и так далее) фиксировалась в больницах и/или моргах. Многие выжившие испытывали различные проблемы с сердцем. Например, одна из заявительниц, Губарева, находившаяся в числе заложников, была доставлена в бессознательном состоянии в отделение интенсивной терапии Городской больницы N 7, где проходила лечение до 28 октября 2002 г. Через неделю она снова была госпитализирована. Заявительница Худовекова, которая также находилась среди заложников, оглохла. Заявители представили медицинские документы в отношении нескольких бывших заложников из больниц, где они проходили лечение после их освобождения.

25. Заявители утверждали, что эвакуация заложников из здания театра была беспорядочной: полуобнаженные тела потерявших сознание заложников складывали на земле вне здания при температуре воздуха +1,8°C (согласно справке Московского метеорологического бюро). Некоторые из них скончались только потому, что были положены на спину и впоследствии захлебнулись рвотными массами или в связи с тем, что язык блокировал дыхательные пути. Как утверждали заявители, отсутствовало достаточное количество машин "скорой помощи", поэтому заложников перевозили в больницы в обычных городских автобусах без сопровождения медицинского персонала и в отсутствие содействия Госавтоинспекции их быстрой доставке в больницы. Медицинский персонал в больницах не был готов к принятию такого большого числа потерпевших, не знал о свойствах наркотического газа, примененного спецслужбами, и не имел необходимого оборудования. В первые дни после событий не предоставлялась информация о числе потерпевших, их именах и месте их нахождения. Родственники потерпевших должны были звонить в городские морги для выяснения местонахождения тел.

26. Власти оспорили эти доводы. По утверждениям властей Российской Федерации, в 5.39* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "17.39".) оперативный штаб уведомил станции "скорой помощи", участвующие в операции, что следует подготовить 100 резервных бригад "скорой помощи" для эвакуации заложников. В 5.48-5.55* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "17.55".) 458 бригад "скорой помощи" получили распоряжение о прибытии на место. Кроме того, была направлена 21 машина для перевозки трупов. Все медики, дежурившие в окрестностях театра, получили приказ собраться у главного входа в театр. В 6.09-6.14 начали прибывать машины "скорой помощи", и находившиеся там медики получили подкрепление. Координацию работы медиков на месте обеспечивал руководитель Московского центра медицины катастроф. Потерпевшие были разделены на несколько групп на земле у главного входа в театр, в зависимости от их состояния. Потерпевшим оказывалась адекватная медицинская помощь: находившиеся в тяжелом состоянии получали "симптоматическую терапию", включая искусственную вентиляцию легких. Людей, проявлявших признаки рвотного рефлекса, клали лицом вниз. Инъекции налоксона делались сотрудниками специального подразделения внутри здания. Информация о тех, кому уже сделаны инъекции, передавалась сотрудниками специального подразделения медикам. Те, кому не была сделана инъекция налоксона в здании, получали ее после эвакуации. Налоксон входит в перечень лекарств, рекомендованных для "скорой помощи" и бригад экстренной медицины. Потерпевшие перевозились на машинах скорой помощи и городских автобусах в сопровождении "скорой помощи", потерпевшие, находившиеся в коме или ином тяжелом состоянии, также перевозились на "скорой помощи". Эвакуация была полностью закончена через 1 час 15 минут после освобождения заложников. Все потерпевшие были отправлены в Городские больницы NN 1, 7, 13, 15, 23, 33, 53, 64, 68, 79, Больницу им. С.П. Боткина, Институт им. Н.В. Склифосовского, госпиталь ветеранов войн, Детскую больницу имени О.М. Филатова, Педиатрическую больницу Святого Владимира и Больницы NN 38 и 84 Министерства здравоохранения Российской Федерации. Большинство потерпевших были доставлены в Госпиталь ветеранов войн N 1 и Городскую больницу N 13, которые находились ближе других медицинских учреждений. В приемных отделениях больниц все потерпевшие делились на четыре группы, в зависимости от тяжести их состояния. Больницы немедленно получили усиление за счет врачей ведущих медицинских вузов, и туда были направлены лучшие специалисты по токсикологии и психиатрии.

27. По версии властей Российской Федерации, наиболее тяжелые случаи характеризовались следующими симптомами: "расстройством центральной нервной системы, ухудшением сознания, от онемелости до глубокой комы, подавлением сухожильных рефлексов, рефлексами зрачка и роговицы, нарушением дыхания центрального типа с частотой 8-10 раз в минуту, а также проявлением механического удушья и нарушением аспирации дыхательных путей [и] ларингоспазмами. Эти симптомы сопровождались цианозом видимых частей слизи* (* Возможно, имеется в виду слизистая оболочка (прим. переводчика).) дыхательных путей и кожи, который исчезал после опорожнения дыхательных путей, восстановления их открытости и искусственной вентиляции легких. Также отмечались низкое артериальное давление и тахикардия. В наиболее тяжелых случаях [медики отмечали] брадикардию, брадипноэ* (* Брадипноэ - редкое дыхание (с частотой 12 и менее дыхательных актов в минуту), наблюдается при пониженной возбудимости дыхательного центра или при уменьшении его стимуляции (прим. ред.).) до степени апноэ* (* Апноэ - остановка дыхательных движений (прим. ред.).), неэффективную циркуляцию крови и остановку сердца, а также клиническую смерть". Пациенты средней тяжести страдали от "ухудшения сознания в форме онемелости и потери способности ориентироваться, возбужденного состояния лихорадочного типа, миотических зрачков. Что касается сердечно-сосудистой системы, [врачи] отмечали тахикардию, тошноту [и] систематическую рвоту желчью". Власти Российской Федерации также описали симптомы потерпевших, состояние которых характеризовалось как относительно удовлетворительное.

28. Что касается проведенных медицинских процедур, власти Российской Федерации упоминали "подавление расстройств жизненно важных органов, освобождение верхних дыхательных путей, искусственную вентиляцию легких, кислородную терапию, устранение метаболических расстройств, вызванных гипоксией". Как утверждали власти Российской Федерации, терапия имела быструю положительную динамику. Власти Российской Федерации описали последствия терапии для потерпевших и результаты лабораторных исследований крови и тканей потерпевших, которые свидетельствовали о том, что у потерпевших развилось "постгипоксийное состояние с проявлениями множественных нарушений работы органов различной степени тяжести". По утверждению властей Российской Федерации, это состояние было вызвано воздействием "сложного химического состава общего наркотического действия", которое усугубилось "длительным психологическим стрессом, гипоксией, обезвоживанием, длительной неподвижностью и хроническими заболеваниями".

29. Согласно объяснениям властей Российской Федерации в общей сложности спасательные службы эвакуировали из театра 778 заложников, в том числе 101 погибшего. 677 человек были направлены в больницы, 21 прибыл в больницу в преагональном или агональном состоянии или в состоянии клинической смерти и не мог быть спасен. Из 656 госпитализированных семеро скончались, включая троих человек, умерших от причин, не связанных с действием газа. Соответственно, уровень смертности в больницах составил 0,9%.

D. Уголовное расследование

30. 23 октября 2002 г. прокуратура Москвы возбудила уголовное дело по поводу событий 23-26 октября 2002 г. Делу был присвоен N 229133. Прокуратура квалифицировала факты как "террористический акт" и "захват заложников" (статьи 205 и 206 Уголовного кодекса).

31. 24 октября 2002 г. прокуратура Москвы сформировала следственную группу, в которую вошли должностные лица прокуратуры, ФСБ и Министерства внутренних дел (милиции). Следственную группу возглавил следователь K. из прокуратуры Москвы. В тот же день судья Лефортовского районного суда по ходатайству следователя санкционировал прослушивание телефонной линии, которая предположительно использовалась сообщником террористов. В тот же день судья Московского городского суда разрешил прослушивание ряда других телефонных линий, предположительно использовавшихся террористами.

32. В различные даты в 2002-2003 годах заявители (а также родственники других потерпевших) были признаны потерпевшими по делу. В этом качестве они получили доступ к некоторым материалам уголовного дела, а именно к медицинским документам потерпевших, с которыми они были связаны. Однако несмотря на их требования, им не было разрешено копировать эти материалы дела или раскрывать их содержание третьим лицам, включая независимых медицинских экспертов. Кроме того, заявителям не были разрешены контакты с экспертами, которые осматривали тела.

33. 17 декабря 2002 г. следователь K. просил прокуратуру Москвы продлить срок расследования по делу N 229133. В ходатайстве излагался дальнейший план действий следственной группы. Он включал меры, направленные на получение дополнительных сведений о самом теракте, исследование взрывчатки и тел погибших заложников, опознание террористов и так далее. План не предусматривал рассмотрение спасательной операции как таковой.

34. 29 января 2003 г. следователь K. предложил новый план "завершающей стадии расследования". План содержал дополнительные следственные меры, направленные на опознание погибших террористов и их возможных сообщников, исследование взрывчатки и огнестрельного оружия, использованного ими, допрос потерпевших и исследование предметов, обнаруженных на месте преступления. Согласно плану действий к этому моменту были допрошены 60 спасателей и 60 медицинских работников, получены 600 историй болезней и составлены 129 заключений вскрытий. Следователь назначил дополнительную экспертизу причин смерти 125 потерпевших (тех, кто не погиб от пулевых ранений). Следователь дал указание провести допросы дополнительных свидетелей. Однако представляется, что цель этого допроса не связана со спасательной операцией.

35. На стадии приемлемости власти Российской Федерации предоставили некоторые документы дела N 229133. Документы включали свидетельские показания лиц, участвовавших в переговорах с террористами, свидетельские показания нескольких бывших заложников, свидетельские показания должностных лиц службы здравоохранения и спасательной службы, участвовавших в спасательной операции, свидетельские показания главных врачей больниц, в которые поступали бывшие заложников, свидетельские показания персонала, непосредственно участвовавшего в эвакуации и оказании медицинской помощи заложникам (спасателей, медиков московского центра МЦЭМП, "скорой помощи", городских больниц). Допросы проводились следователями Министерства внутренних дел, прокуратуры Москвы и ФСБ. Власти Российской Федерации также представили заключение экспертизы взрывных устройств, использованных террористами, отчет Департамента здравоохранения об организации медицинской помощи заложникам, краткое содержание медицинских документов погибших заложников, результаты медицинских экспертиз погибших заложников, копии официальной переписки и решений следственных органов и некоторые другие документальные доказательства. После принятия Европейским Судом решения о приемлемости дела власти Российской Федерации предоставили дополнительные документы из дела N 229133 и некоторых других "параллельных" расследований, связанных с террористами и их сообщниками. Содержание документов, предоставленных властями Российской Федерации, насколько они относимы и поддаются прочтению, кратко изложено ниже.

1. Свидетельские показания участников переговоров

36. Асл., депутат Государственной Думы и этнический чеченец, сообщил, что он разговаривал с террористами в здании театра. Согласно показаниям Асл. главарь террористов сообщил ему, что готов умереть, сильно нервничал и не был готов к диалогу.

37. Ястр., другой государственный чиновник, утверждал, что главарь террористов Б. предложил властям освободить нескольких заложников в обмен на частичный вывод российских войск из Чеченской Республики. Главарь террористов также требовал, чтобы родственники потерпевших организовали публичное шествие на Красной площади в поддержку вывода российских войск, и предложил федеральным властям назначить представителя для переговоров с сепаратистами, способного принимать политические решения. Среди таких лиц он назвал Кз., бывшего командующего федеральными войсками в Чеченской Республики.

38. Депутат Государственной Думы Яв. сообщил, что террористы первоначально требовали немедленного вывода российских войск из Чеченской Республики, но затем выдвинули другие требования к федеральным силам, а именно прекращение последними артиллерийских и воздушных налетов и "зачисток", организация прямых телефонных переговоров между Президентом Российской Федерации В.В. Путиным и Масхадовым, президентом сепаратистского правительства. Террористы сообщили Яв., что готовы умереть и знают, что не смогут покинуть город живыми. Яв. понял, что, если требования террористов не будут выполнены, они могут начать расправляться с заложниками.

39. Журналистка Плт. сказала, что "Абу-Бакр" (еще один главарь террористов) выдвинул следующие требования: вывод федеральных войск из всех районов Чеченской Республики и публичное заявление Президента В.В. Путина о прекращении военных действий. Террористы согласились принять пищу и воду, которые через некоторое время были доставлены.

2. Свидетельские показания бывших заложников

40. Следствие допросило 737 бывших заложников о ситуации в главном зрительном зале театра, где они удерживались. Материалы уголовного дела содержат записку, подготовленную следователем, в которой кратко излагались их показания. Кроме того, стороны предоставили несколько письменных показаний бывших заложников. Данные документы, насколько они имеют отношение к делу, могут быть кратко изложены следующим образом.

41. Большинство заложников сообщало, что в здании театра находились 40-60 террористов. Первоначально террористы позволили заложникам, имевшим мобильные телефоны, позвонить своим родственникам и предложить им собрать "митинг в защиту мира" против войны в Чеченской Республике и потребовать от властей Российской Федерации не штурмовать здание. Позднее террористы конфисковали мобильные телефоны, угрожая убийством за неподчинение.

42. 25 октября 2002 г. один из заложников, молодой человек, попытался скрыться из зрительного зала и побежал, но террористы выстрелили в него, затем вывели из зала и застрелили* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "террористы выстрелили в него, ранив в голову, затем вывели из зала и застрелили".). Стреляя в беглеца, террористы серьезно ранили другого заложника. В какой-то момент один из главарей террористов приказал застрелить человека, которого посчитал агентом спецслужб, проникшим в здание извне.

43. Из свидетельских показаний следует, что большинство заложников восприняли угрозы террористов всерьез. Однако некоторые из них отмечали, что больше боялись штурма спецслужб, чем самих террористов.

44. Когда газ проник в зрительный зал, Б. (главарь террористов) распорядился разбить окна для улучшения вентиляции. Террористы, которые находились в зрительном зале, начали стрелять вокруг себя, по-видимому, они целились в окна. Смертницы, сидевшие среди заложников, не пытались взрываться, они закрыли лица носовыми платками и легли на пол вместе с заложниками. В течение десяти минут большинство людей, находившихся в зрительном зале, потеряли сознание.

3. Исследование взрывных устройств

45. 19 ноября 2002 г. следователь назначил экспертизу различных технических аспектов теракта. В частности, он хотел установить разрушительную силу взрывчатки, размещенной террористами в здании. Экспертизу провели специалисты ФСБ. Эксперты заключили, что террористы имели примерно 76 кг различной взрывчатки (в эквиваленте тринитротолуола), что ее одновременная детонация убила бы или серьезно ранила большинство заложников в зрительном зале за счет ударной волны или осколков, но едва ли повлекла бы обрушение всего здания. Размещение стационарной взрывчатки и смертников в зрительном зале гарантировало максимальную эффективность в случае детонации и свидетельствовало о технической подготовленности террористов.

4. Отчет Департамента здравоохранения

46. 20 ноября 2002 г. руководитель Департамента здравоохранения Москвы Сл. представил отчет об организации эвакуации и медицинской помощи заложникам. В отчете указывалось, что на место происшествия были немедленно направлены пять бригад "скорой помощи" и две бригады МЦЭМП. Кроме того, городские больницы приняли меры для освобождения мест и подготовки к приему пострадавших заложников. 26 октября 2002 г., примерно в 5.55, 458 бригад экстренной помощи были направлены на место происшествия. Заложники эвакуировались спасателями и сотрудниками специального подразделения в положении лицом вверх. Координацию эвакуации обеспечивали работники центра "Защита" Министерства здравоохранения Российской Федерации. Первые 20 бригад "скорой помощи" прибыли на место в 6.09-6.14.

47. С учетом симптомов потерпевших им были сделаны инъекции налоксона, "антагониста наркотических анальгетиков". Эти инъекции делались в здании театра сотрудниками специального подразделения. Однако эффективность налоксона была низкой при его применении к лицам, находившимся в состоянии гипоксии длительное время. Спасателям было предложено переворачивать пострадавших лицом вниз, поскольку у них наблюдались признаки рвоты. Врачи имели достаточно налоксона, поскольку он входит в стандартный набор первой помощи бригады экстренной медицины. Сл. также указал, что большинство заложников получили инъекцию налоксона внутри здания. Инъекции делались сотрудниками специального подразделения, они же сообщали медикам, какие заложники не получили инъекции, и эта группа получала инъекцию от врачей "скорой помощи". Пострадавшие, находившиеся в коме, перевозились на машинах "скорой помощи", остальные перевозились в городских автобусах, но всегда в сопровождении медиков.

48. Большинство пострадавших было направлено в госпиталь ветеранов войн (N 1) и Городскую больницу N 13. Эвакуация 770 заложников продолжалась 1 час и 15 минут. Только шестеро человек умерли в больнице. 114 человек были уже мертвы при поступлении в больницы. В отчете заключалось, что действия различных служб, участвующих в эвакуации и оказании медицинской помощи потерпевшим, были хорошо скоординированы, и операция по эвакуации была эффективной и адекватной.

5. Исследование медицинских документов

49. 27 ноября 2002 г. следователь Усм. проанализировала медицинские документы выживших заложников и составила протокол, содержащий информацию о времени прибытия заложников в различные московские больницы. Этот протокол не содержал сведений о погибших заложниках.

50. Согласно протоколу 26 октября 2002 г. Госпиталь ветеранов войн N 1 принял 53 пациента в период с 6.30 до 7.00, 20 пациентов - в 7.00-7.30, десять - в 7.30-8.00 и шестерых после 8.00.

51. Городская больница N 13 приняла троих пациентов с 7.15 до 8.00 (двое из них прибыли "своим ходом", один был доставлен на "скорой помощи"), 213 пациентов прибыли в 8-8.30 (153 прибыли "своим ходом", по-видимому, на автобусах, 60 - на "скорой помощи"), с 8.30 до 9.00 больница приняла 21 пациента (десять прибыли на "скорой помощи"), с 9 до 9.30 больница приняла 27 пациентов (девятеро прибыли на "скорой помощи"), с 9.30 до 10.00 больница приняла 20 пациентов (один прибыл на "скорой помощи"), и после 10.00 больница приняла 45 пациентов (один прибыл на "скорой помощи").

52. Городская больница N 7 приняла восьмерых пациентов с 7 до 8.00 (все прибыли на "скорой помощи"), 16 - с 8.00 и 8.30 (шестеро прибыли на "скорой помощи"), 13 - с 8.30 до 9.00 (пятеро прибыли на "скорой помощи"), восемь - с 9.00 до 9.30 (двое прибыли на "скорой помощи"), 15 - с 9.30 до 10.00 (один прибыл на "скорой помощи") и 17 пациентов поступили после 10.00.

53. Городская больница N 1 приняла девятерых пациентов с 7.00 до 8.00 (все прибыли на "скорой помощи") и 19 - с 8.30 до 9.00 (12 прибыли на "скорой помощи").

6. Показания должностных лиц системы здравоохранения и главных врачей

54. Свидетель Ев., главный анестезиолог* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "главный врач скорой помощи".) Москвы, сообщил, что с 23 октября 2002 г. он отвечал за подготовку Госпиталя ветеранов войн N 1 к приему заложников. Он проверил ситуацию с персоналом: больница получила поддержку от других медицинских учреждений, включая хирургов и врачей экстренной медицины из Института им. Н.В. Склифосовского. Ев. также проверил необходимое оборудование. Были приготовлены восемь операционных столов. 24 и 25 октября 2002 г. он проверил готовность городских больниц NN 7, 13 и 53. Две больницы (NN 7 и 13) были подготовлены к принятию до 70 пациентов в критическом состоянии. Однако не было принято решение о точном числе заложников, направляемых в каждую больницу. Ев. узнал о штурме здания в 6.00 из средств массовой информации. В 7.20 он прибыл в Институт им. Н.В. Склифосовского, где начал готовить дополнительные бригады для отправки на место происшествия. В 10.00 он прибыл в госпиталь ветеранов войн. К этому времени потерпевшие уже были разделены на несколько групп, и врачи выявили самые серьезные случаи. Ев. лично осматривал потерпевших, которые в большинстве случаев страдали от сердечной и дыхательной недостаточности, усугублявшейся обезвоживанием, "элеонтропическим" расстройством, высоким уровнем ферментов и "миоглобина" и находились в шоковом состоянии. Он узнал из средств массовой информации, что спецслужбы применили газ. Пострадавшим в первую очередь делали искусственную вентиляцию легких, поддерживали сердечную деятельность и так далее. Через два или три часа Ев. уехал в Больницу N 13, которая приняла большое число потерпевших. Что касается возможного лечения, Ев. пояснил, что было трудно приготовить какой-либо антидот заранее ввиду положения заложников в момент штурма здания. Налоксон являлся специальным антидотом от опиатных средств и широко использовался с начала операции. Тот факт, что пострадавшие страдали от отравления опиатами, был очевиден вследствие симптомов. Однако использование налоксона оказалось неэффективным, поскольку не дало ощутимых положительных результатов.

55. Свидетельница Кс., директор МЦЭМП, сообщила, что получила информацию о штурме здания 26 октября 2002 г., в 5.30. Эта информация была немедленно передана в несколько городских больниц. В 5.37 она получила приказ мобилизовать 100 бригад "скорой помощи" из ближайших подразделений экстренной помощи. В 5.50 МЦЭМП получил информацию о штурме. Третьей бригаде МЦЭМП (N 6813) было приказано отправиться на территорию, прилегающую к театру. Эта бригада должна была указывать дорогу "скорой помощи". Сама Кс. оставалась в больнице. В 7.02 третья бригада получила приказ выдвинуться к зданию театра и начать эвакуацию. Массовая эвакуация заложников началась в 7.00-7.05 с использованием машин "скорой помощи" и городских автобусов. Эвакуация закончилась в 8.15. Благодаря подготовке бригады "скорой помощи" были полностью готовы к таким ситуациям и имели все необходимые средства, включая налоксон. В целом эвакуация и оказание медицинской помощи потерпевшим были хорошо организованы. Поскольку существовала угроза взрыва, не представлялось возможным оказывать заложникам помощь вблизи здания. Отсутствие информации о формуле газа не имело значения при данных обстоятельствах, и привлечения военных медиков не требовалось.

56. Свидетель Н., другое должностное лицо МЦЭМП, сказал, что он находился на дежурстве с 25 октября 2002 г. Он не получал специальных указаний, однако имел сведения о плане эвакуации заложников. 26 октября 2002 г., в 2.00 или 3.00, он участвовал в эвакуации двух раненых из здания театра в ближайшую больницу. В 5.45, после начала операции, он приказал разместить 20 машин "скорой помощи" в нескольких кварталах от театра. В 6.00 он был уведомлен о том, что здание очищено от террористов, и можно начинать эвакуацию. Они прибыли на место в 7.05. Движению около здания препятствовали тяжелые грузовики, которые блокировали дорогу. Свидетель Н. отвечал за размещение заложников в городских автобусах и их отправку в больницы с машинами сопровождения. Первый осмотр показал, что заложники страдают от отравления газом. Немедленная помощь заключалась в выводе пострадавших из здания, открытии их дыхательных путей, впрыскивании "кардиомина" и восстановлении нормальной сердечной и легочной функций.

57. Свидетель Крт., главный врач Госпиталя ветеранов войн N 1 (который находился ближе других к театру), утверждал, в частности, что накануне штурма госпиталь получил аппарат для искусственной вентиляции легких. Однако врачи полагали, что заложники получат "травматические повреждения". В больнице имелись 300-350 свободных коек при вместимости 600. Первый этаж больницы был отведен для экстренной помощи, были организованы операционные столы, и врачи приготовили "материалы для пациентов с кровотечениями". Когда в больницу стали поступать первые пострадавшие, было неясно, что с ними, поскольку большинство из них находилось без сознания. Однако информация о виде газа, воздействию которого они подверглись, не имела значения.

58. Свидетель Сх., главный врач экстренной помощи Городской больницы N 1, сообщил, что первые пациенты были доставлены в его больницу в 7.15 на "скорой помощи". Около 8.00 прибыл городской автобус, в котором находились 32 пострадавших. Все они имели признаки острой дыхательной недостаточности: были без сознания, внешнее дыхание было недостаточным, и у них была желтоватая кожа (цианоз). Пострадавших сопровождали два человека в форме с автоматами и человек в гражданской одежде с видеокамерой. Пострадавшие сидели или лежали на полу автобуса, тела была нагромождены одно на другое. Сх. вытащил пятерых человек из автобуса самостоятельно, затем прибыли другие медики, и потерпевших забрали в больницу. Шестеро из 32 заложников были уже мертвы. Сх. описал их.

59. Свидетель Ар., главный врач Больницы N 13, сказал, что 26 октября 2002 г. он пришел на работу примерно в 7.20. Первая "скорая помощь" с заложниками уже находилась в больнице. Основное поступление пострадавших произошло в 7.45, когда в больницу прибыли 47 машин "скорой помощи", в каждой из которых находились два-три человека, и пять автобусов с потерпевшими. Позднее было установлено, что больница приняла 356 бывших заложников, включая 35, находившихся в состоянии клинической или биологической смерти на момент прибытия в больницу. 20 человек из этих 35 находились в таком состоянии, что было поздно проводить реанимационные мероприятия. По его мнению, не имела значения осведомленность медиков о составе газа, примененного во время операции. Он подтвердил, что в больницах имелся некий запас налоксона, но его было недостаточно, поэтому 26 октября 2002 г. они получили дополнительно около 100 доз.

60. Свидетель Кз., главный врач экстренной помощи Больницы N 13, утверждал, что они были подготовлены к прибытию заложников, но не знали о диагнозе, с которым могли столкнуться. Пострадавшим, прибывшим в его больницу, делали искусственную вентиляцию легких, давали кислородные маски и так далее. Врачи не имели информации о газе, примененном спецслужбами, однако поняли, что пострадавшие подверглись воздействию наркотического газа, и поэтому решили использовать в качестве антидота налоксон.

61. Свидетельница Кн., руководитель отделения экстренной помощи Больницы N 13, указала, что двое заложников, принятых в больницу, находились в состоянии клинической смерти. В то же время она отметила, что "трупов не было" (в автобусах, перевозивших пострадавших).

62. Свидетель Аф., главный врач Больницы N 7, сообщил, что персонала больницы для оказания помощи заложникам не хватало. Они не получали дополнительных лекарств, поскольку аптека больницы имела достаточный их запас. Первые машины "скорой помощи" прибыли в больницу около 7.15 и продолжали прибывать в течение примерно 45 минут. Сам Аф. не наблюдал признаков медицинского вмешательства на телах потерпевших. Люди были очень слабыми. 14 заложников скончались, но трудно утверждать, произошло ли это во время перевозки или после прибытия в больницу. Через 30 минут после прибытия первой машины "скорой помощи" ему позвонил дежурный врач городского Департамента здравоохранения и сообщил, что "налоксон везут в больницу".

63. Свидетель Рм., главный врач экстренной помощи Больницы N 7, указал, что через 50-70 минут после прибытия первых пострадавших представитель администрации больницы сообщил медикам, что следует применять налоксон. В запасе имелись примерно 40 доз этого средства. 14 человек умерли в больнице в течение 30 минут. Через 40 минут больница получила дополнительный запас налоксона. После этого никто не умер, за исключением одной женщины, которая скончалась через три дня от сердечного приступа.

64. Свидетельница Кс., главная медсестра Больницы N 7, сказала, что 26 октября 2002 г. они приняли 98 потерпевших. Всем пострадавшим была оказана помощь, медицинский персонал делал инъекции в руки.

65. Свидетельница Кш., заведующая токсикологическим отделением Института им. Н.В. Склифосовского, утверждала, что пострадавшие перевозились в больницу на машинах "скорой помощи". Она узнала, что заложники страдают от отравления газом. Пострадавшие получили обычную помощь: они не подвергались специальным процедурам, и врачи в основном пытались остановить гипоксию. Свидетельница Кш. также подтвердила, что знание точной формулы газа не помогло бы врачам. Такие же показания дал Вд., токсиколог экстренной помощи Института им. Н.В. Склифосовского.

66. Свидетельница Бгр., заместитель главного врача Главного военного госпиталя N 1, сказала, что не наблюдала признаков медицинского вмешательства у пострадавших. Мхл., заведующая отделением экстренной помощи Госпиталя ветеранов войн N 1, утверждала, что в их больнице не было запаса налоксона.

7. Показания спасателей

67. Свидетель Чз. являлся руководителем службы спасения московской городской администрации* (* Вероятно, имеется в виду Московская служба спасения (прим. переводчика).). Он сообщил, что участвовал в планировании спасательной операции, но не был информирован о возможном применении газа, а ориентировал свой персонал на действия в связи со взрывом. Он утверждал, что эвакуация заложников была хорошо организована.

68. Свидетель Чс., еще одно должностное лицо службы спасения, подтвердил, что спасатели ожидали взрыва и были оснащены соответственно (бульдозеры, краны и так далее). В 6.00 он получил приказ начать эвакуацию заложников и лично участвовал в эвакуации. Спасатели переносили пострадавших лицом вниз во избежание удушения языком. По дороге к выходу медики делали инъекции пострадавшим, а затем грузили их в автобусы. Чс. также заявил, что не знал об использовании газа и не ощущал запах газа в здании.

69. Свидетель Пт., спасатель, утверждал, что не знал о применении газа. Он видел, как медики делают инъекции заложникам, и позднее узнал, что это был антидот.

70. Свидетель Жб., спасатель, также подтвердил, что не ощущал запаха газа внутри здания. Он сказал, что работа сотрудников специального подразделения, спасателей и медиков была хорошо скоординированной, и движение автобусов было нормальным.

71. Следствие допросило еще нескольких спасателей. Они сообщили, что пострадавшие получали инъекции на месте, действия врачей были скоординированными, и имелось достаточное количество транспортных средств для доставки пострадавших в больницы. Некоторые указывали, что пострадавших перевозили в положении лицом вниз. Все спасатели утверждали, что не знали о применении газа.

8. Показания рядовых врачей и парамедиков

72. Свидетель Влк., врач МЦЭМП, отметил, что не получал сведений о ситуации на месте происшествия, что машины "скорой помощи" использовались в качестве транспорта сопровождения для городских автобусов и что координацию на месте обеспечивал персонал МЦЭМП. На земле не было возможности сортировать пострадавших, и движение машин "скорой помощи" было медленным. Спасатели и врачи должны были учитывать угрозу взрыва и общую сложность ситуации. Свидетель считал, что отсутствие информации о газе и отсутствие врачей и парамедиков в городских автобусах, перевозивших пострадавших в больницы, сыграли негативную роль.

73. Свидетель Кр., врач МЦЭМП, сообщил, что участвовал в эвакуации заложников. Он прибыл на место происшествия в 7.02. Клинический осмотр заложников показал, что они страдали от отравления опиатными средствами. Когда его бригада прибыла к зданию театра, они увидели, что сотрудники специального подразделения, пожарные и спасатели уже начали эвакуировать людей из здания. Пострадавших размещали в автобусах, каждый автобус сопровождался машиной "скорой помощи". Кр. отправил два или три городских автобуса в больницы. Заложники, которые могли сидеть, размещались в вертикальном положении (примерно 20 человек в каждом автобусе), других клали на пол (примерно десять или 12 человек в каждом автобусе). Среди последних были несколько погибших. В какой-то момент руководитель Департамента здравоохранения Москвы Сл. сообщил ему по рации, что следует применять налоксон. Кр. также отметил, что эвакуации заложников несколько препятствовало "отсутствие маршрутов транспортных средств". В то же время он заключил, что в целом организация эвакуации заложников была удовлетворительной.

74. Свидетель Вл., врач МЦЭМП, сообщил, что прибыл к театру со своей бригадой в 7.13. Как утверждал Вл., он не имел заранее установленного порядка действий, но организовал эвакуацию и координацию с другими службами "на месте". Не все автобусы, перевозившие пострадавших, имели достаточное количество медицинского персонала для сопровождения. Некоторые автобусы имели только одного парамедика. Из этих показаний неясно, имели ли автобусы машины сопровождения. Вл. также отметил сложности в движении машин "скорой помощи" и автобусов около театра. Эффективность медицинской помощи снижалась вследствие отсутствия информации о примененном газе и угрозой взрыва.

75. Свидетель A. вошел в здание театра вскоре после того, как все террористы были убиты. Он сказал, что видел, как сотрудники специального подразделения эвакуируют потерявших сознание заложников из зрительного зала. Около здания заложники размещались на земле около входа, где врачи осматривали их глаза с помощью ручных фонариков и оказывали первую помощь, а именно делали уколы в ягодицы.

76. Свидетель Мх., врач отделения экстренной помощи в Больнице N 13, утверждал, что когда он подошел к больнице в 7.45, то увидел автобусы у входа. Он также подтвердил, что не видел никаких трупов среди пострадавших, которые поступили в больницу. Кроме того, свидетель описал медицинские процедуры, которые применял для разблокирования дыхательных путей потерпевших.

77. Свидетельница Зб., врач Больницы N 13, сообщила, что прибыла на работу 26 октября 2002 г. в 8.05-8.10. К этому времени автобусы с заложниками уже прибыли. Она осмотрела ряд пациентов, шестеро из них были мертвы. Необходимые документы были составлены вечером этого дня, поэтому время смерти было указано приблизительно, на основании времени поступления пациентов в больницу.

78. Несколько других врачей Больницы N 13 дали показания о порядке приема пострадавших и помощи, которая им оказывалась (массаж сердца, вентиляция легких, инъекции налоксона и "кардиомина"). Большинство врачей различных городских больниц указали, что имелось достаточное количество медицинского персонала для оказания помощи пострадавшим и что были освобождены помещения для их приема. Следователи показали медикам фотографии пострадавших для опознания и задали вопросы о сохранении документов в день происшествия.

79. Свидетель Псд., врач экстренной помощи Городской клинической больницы N 1* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "главной клинической Больницы N 1".) утверждал, что не видел следов инъекций или инкубационных трубок у пострадавших. Он также сказал, что ранее не сталкивался с отравлениями газом и что отделение экстренной помощи в больнице состояло из двух врачей и пяти парамедиков.

80. Свидетельница Бгр., врач Госпиталя ветеранов войн, сообщила, что первые заложники начали поступать в их больницу около 6.30, в основном на машинах "скорой помощи". Она узнала от Мх., главного врача экстренной помощи, что следует использовать налоксон, но его у них не было. Однако они получили его от должностного лица Министерства по чрезвычайным ситуациям, который прибыл в больницу с пластиковой бутылкой, полной налоксона. Бгр. сказала, что в их больнице было четыре аппарата для искусственной вентиляции легких. Она заявила, что если бы они знали о применении газа, то попытались бы получить дополнительное оборудование такого рода и что сведения о виде газа помогли бы врачам, хотя лечение, по-видимому, было бы таким же.

81. Следствие также допросило врачей, которые работали в близлежащих станциях "скорой помощи" или на месте происшествия 26 октября 2002 г. Свидетельница Пч., старший врач станции "скорой помощи", утверждала, что не была на месте происшествия, но, по ее мнению, отсутствие информации о газе, примененном в ходе операции, не оказало отрицательного влияния на работу медиков: они действовали на основе "клинических проявлений (отравление неизвестным газом и иные острые состояния)". Было достаточно проводить "сердечно-легочную реанимацию" и применять антидоты, которые имелись у врачей. Свидетельница сказала, что отсутствовали проблемы с движением машин "скорой помощи" и автобусов, а присутствие военных медиков было необязательным. Аналогичные показания дала Кр., еще одна врач станции "скорой помощи".

82. Свидетель Фд., врач другой станции "скорой помощи", пояснил, что сопровождал 40 пострадавших в одном из городских автобусов по дороге в Больницу N 13. Кто-то из МЦЭМП дал ему десять ампул налоксона и предложил делать инъекции.

83. Согласно показаниям свидетеля Щт., врача "скорой помощи", необходимая медицинская помощь оказывалась пострадавшим своевременно. Он не знал, кто осуществлял контроль за работой различных бригад "скорой помощи" на месте происшествия. Он также пояснил, что врачи не были осведомлены о характере газа, поэтому не могли применить специальных методов лечения пострадавших. В числе негативных факторов, повлиявших на эффективность спасательной операции, Щт. отметил перевозку пострадавших на городских автобусах, отсутствие информации о возможном диагнозе и газе, примененном спецслужбами, или хотя бы о фармацевтической группе, к которой он относился, и уклонение от пострадавших потерпевших на основании их клинического состояния.

84. Свидетель Фдс., врач "скорой помощи", сообщил, что находился в машине "скорой помощи", припаркованной около здания театра. В 8.00 он прибыл на место происшествия и увез двух человек в Больницу N 7 на своей машине. Он сказал, что врачи не информировались о применении газа и не применяли какие-либо специальные методы лечения или лекарства. Врачи давали потерпевшим кислород. Фдс. утверждал, что отсутствовали проблемы с движением транспортных средств, но не хватало медиков для сопровождения городских автобусов, на которых перевозились заложники. Точное наименование газа не имело значения, но врачам помогли бы сведения о составе газа.

85. Свидетель Чр., врач "скорой помощи", сказал, что когда он увидел первых пострадавших, то понял, что они находятся под воздействием передозировки опиатов, и применил налоксон, но не использовал других специальных средств. Он пояснил, что не знал, кто контролирует действия медиков на месте происшествия, а также сообщил, что, по его мнению, отсутствие информации о примененном газе и возможных антидотах сыграло негативную роль.

86. Свидетельница Крг., врач "скорой помощи", утверждала, что около 7.20 они прибыли в здание театра, где их машина некоторое время ждала в очереди других машин "скорой помощи". Когда подошла их очередь принять пациента, кто-то открыл заднюю дверь и погрузил в машину двоих человек в бессознательном состоянии. Крг. спросила, куда доставить этих людей, и ей ответили: "Куда угодно". Она также спросила, кто отвечает за спасательную операцию, но спасатели не знали этого. Оба пострадавших находились в состоянии сильного наркотического опьянения, и она сделала им кислородные ингаляции и вентиляцию легких.

87. Свидетельница Сфр., парамедик "скорой помощи", сообщила, что ей не сказали, куда перевозить пострадавших, находившихся в ее машине. Она должна была решить это самостоятельно и повезла их в Больницу N 23, поскольку знала, как туда добраться. Она также заявила, что не была предупреждена о возможном участии в спасательной операции и не получала конкретных указаний о методах лечения пострадавших.

88. Согласно показаниям свидетеля Крл., работавшего диспетчером станции "скорой помощи", 26 октября 2002 г. он отвечал за экипировку и отправку машин "скорой помощи". В 8.15 свидетель получил указание увеличить запас налоксона в машинах "скорой помощи".

89. Свидетель Мсв., врач "скорой помощи", заявил, что у входа в здание не было лица, координировавшего и направлявшего работу врачей, около здания не было места для оказания помощи пострадавшим, и заложники перевозились в автобусах без сопровождения медицинского персонала. Свидетель отметил, что машины "скорой помощи" могли передвигаться свободно и что отсутствие информации о виде газа, примененного ФСБ, сыграло негативную роль.

90. Свидетель Ндс., парамедик "скорой помощи", отметил, что пострадавших не осматривали медики, поэтому некоторые погибшие оказались в автобусах вместе с живыми. Большинство автобусов не сопровождались врачами. Трупы помещались в машины "скорой помощи". Эти показания подтвердил Кнх., еще один врач "скорой помощи". Последний также заявил, что не видел координатора на месте происшествия, организующего работу спасательных бригад и врачей. Этот свидетель также отметил, что было бы лучше, если бы медики имели какие-то сведения о газе. По его словам, он не был предупрежден о своем возможном участии в спасательной операции до получения приказа направиться в театр. Он не получал конкретных указаний относительно процедур или видов лечения, которые следует применять к пострадавшим.

91. По словам свидетеля Осп., парамедика "скорой помощи", первые заложники были вынесены из здания солдатами, затем спасатели стали размещать пострадавших в городские автобусы и машины "скорой помощи" без предварительного осмотра. Он не видел, чтобы кто-то координировал эвакуацию и оказание медицинской помощи пострадавшим, хотя видел представителей Министерства по чрезвычайным ситуациям и МЦЭМП. Он считал, что наименование газа, примененного во время операции, является несущественным. Он также утверждал, что не был предупрежден о своем возможном участии в спасательной операции заранее и не получил конкретных указаний.

92. Свидетельница Блк., парамедик "скорой помощи", сообщила, что спасатель предложил ей поехать в городском автобусе с 22 заложниками, находившимися в нем. Она не имела медицинского оборудования или лекарств. По дороге в больницу автобус останавливался на каждом светофоре. Она могла делать только непрямой массаж сердца или искусственную респирацию "рот-в-рот". С ней в автобус вошел журналист "Mосковского комсомольца" (название газеты), и от него она узнала о применении газа. У въезда в больницу автобус остановили больничные охранники. Один заложник скончался по прибытии в больницу.

93. Заявители ссылались на показания ряда других медиков, которые участвовали в спасательной операции, а именно Зхр., Лрн., Сущн., утверждавших, что они не получали предварительного предупреждения об их возможном участии в спасательной операции или указаний относительно конкретных процедур или лечения, которые следует применять. Зхр., в частности, указывал, что получил только шесть доз налоксона, тогда как в автобусе, в котором он находился, были 17 пострадавших, включая четырех человек без признаков жизни. Мслн., парамедик бригады "скорой помощи", заявил, что ему не хватало шприцев с налоксоном. Влв., парамедик "скорой помощи", утверждала, что когда ей передали пострадавшего для перевозки в больницу, то не сообщили, оказывалась ли ему медицинская помощь. Ее коллега Клв. также отмечала, что ей не сказали, оказывалась ли пострадавшим медицинская помощь. Парамедики и водители "скорой помощи" - Кзм., Бгтр. Птх. и Кргл. - сообщили, что не имели раций в своих автомобилях или они не работали. Парамедик Kp. утверждал, что ему не сообщили, куда ехать. Согласно показаниям парамедиков Прх. и Сущн. их машины следовали за другими машинами "скорой помощи" (чтобы найти дорогу в больницу).

9. Иные доказательства, результаты судебно-медицинской экспертизы потерпевших

94. Следствие допросило сотрудника службы общественных связей ФСБ Ал. Он сообщил следователю, что не участвовал в планировании операции. Однако 26 октября 2002 г., около 6.30-6.40, он вошел в здание театра по приказу руководства. Ал. сообщил, что не ощутил запаха газа в зрительном зале, поскольку был простужен, но видел, что заложники потеряли сознание, а их кожа имела синеватый оттенок. Сотрудники специального подразделения выносили заложников из зрительного зала и размещали их на первом этаже здания. На первом этаже медики оказывали помощь пострадавшим: они проверяли их глаза и делали инъекции в ягодицы. Врачи носили синюю форму. Ал. обошел здание, поскольку ему требовалось сфотографировать тела террористов. Вскоре после этого, когда он возвратился в главный зрительный зал, эвакуация заложников уже закончилась. Ал. заключил, что она была проведена очень быстро. Ал. сделал видеозапись зрительного зала, но только после того, как заложники были вынесены.

95. В январе-феврале 2003 года бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы по требованию прокуратуры Москвы рассмотрело материалы уголовного дела, а именно медицинские документы погибших заложников и показания, описывающие процесс эвакуации заложников. Эти документы свидетельствуют о том, что точное время смерти не всегда фиксировалось медицинским персоналом машин "скорой помощи" или больниц, но устанавливалось впоследствии по результатам вскрытия. В большинстве случаев вскрытие показало, что смерть произошла 26 октября 2002 г., с 6.00 до 8.00 или 9.00. Если медицинские документы содержали точное время наступления смерти (не все документы содержали такую информацию), результаты были следующими: четверо человек умерли до 7.29, семеро - с 7.30 до 7.59, 24 человека - с 8.00 до 8.29, 13 - с 8.30 до 8.59 и 12 - после 9.00.

96. Вышеупомянутые заключения судебно-медицинской экспертизы также содержали сведения о реанимационных мероприятиях, примененных к пострадавшим. Однако в 58 случаях заключения указывали, что "нет данных об оказании медицинской помощи [пострадавшему]" (по утверждению заявителей, эта цифра колебалась от 68 до 73). Более чем в 15 случаях врачи обнаружили следы внутривенных инъекций на руках пострадавших, тогда как в других случаях врачи отметили, что больные получали искусственную вентиляцию легких, массаж сердца и аналогичные реанимационные процедуры. Во многих случаях заключения указывали, что пациент поступил в больницу в критическом состоянии, почти без дыхания или пульса. Медицинские документы 17 человек содержали запись о том, что "хронические заболевания не выявлены".

97. В общих выводах врачи бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы заключили, что большинство погибших заложников страдали от различных хронических заболеваний и патологий, которые совместно с физическим и психическим истощением и другими негативными факторами, связанными с трехдневным удержанием, усугубили действие газа. Врачи заключили, что газ оказал не более чем "косвенное влияние", а заложники умерли вследствие совпадения этих факторов.

E. Предварительные выводы уголовного расследования

98. 16 октября 2003 г. прокуратура Москвы решила не расследовать планирование и проведение спасательной операции. Следствие установило, что пятеро человек были убиты террористами в процессе захвата здания театра. В их число входили Р., Вл. и В., которые не являлись заложниками, но были застрелены террористами при попытке проникновения в здание извне. Г. был одним из заложников и был застрелен при попытке оказать сопротивление. З. был убит случайным выстрелом при инциденте с участием Г.

99. В связи с наличием реальной угрозы массового убийства заложников террористами спецслужбы решили штурмовать здание. Штурм повлек гибель еще 125 человек. Почти все они умерли в результате:

"...острой респираторной и сердечной недостаточности, вызванной сочетанием фатального сочетания негативных факторов, существовавших... 23-26 октября 2002 г., а именно: серьезного и длительного психоэмоциального стресса, низкого содержания кислорода в воздухе внутри здания (гипоксическая гипоксия), продолжительной вынужденной неподвижности, которая часто сопровождается кислородной недостаточностью тела (циркуляторная гипоксия), гиполемии (обезвоживания), вызванной длительным лишением пищи и воды, длительного лишения сна, которое истощает компенсаторные механизмы, и расстройств дыхания, вызванных воздействием неустановленного химического вещества (или веществ), примененного правоохранительными органами в ходе специальной операции по освобождению заложников 26 октября 2002 г.".

Следователь заключил, что:

"...многофакторный характер причин смерти исключает прямую причинную связь... между действием [газа] и смертью [заложников]. В данном случае связь является только косвенной, поскольку не имеется объективных оснований полагать, что в отсутствие иных факторов, перечисленных ваше, применение [газа] повлекло бы смерть [заложников]".

100. В результате штурма 40 террористов были убиты - вследствие оказания сопротивления и стрельбы в сотрудников специального подразделения или в связи с наличием реальной угрозы приведения в действие взрывных устройств, размещенных ими в здании. Согласно данным прокуратуры Москвы решение о штурме здания было оправданным при чрезвычайных обстоятельствах и обусловленным необходимостью освободить заложников и предотвратить взрыв, который мог причинить смерть 912 заложникам, и "умаление престижа России на международной арене". В результате прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела по поводу действий государственных органов во время захвата заложников.

101. Точная формула газа, примененного в ходе спасательной операции, не была раскрыта. Согласно ответу ФСБ от 3 ноября 2003 г. спецслужбы применили "особую смесь, основанную на производных фентанила". Однако более точные сведения о газе и его действии остались неизвестными даже следственным органам по причинам государственной безопасности.

102. Что касается расследования самого теракта, было решено прекратить уголовное преследование 40 террористов, убитых 26 октября 2002 г. В то же время расследование продолжилось в отношении других предполагаемых террористов, в частности, Талхигова, и срок завершения этого расследования неоднократно продлевался. 27 января 2003 г. разбирательство в отношении Талхигова было выделено из дела N 229133. 22 апреля 2003 г. дело было передано в суд первой инстанции (дело N 229136). Заявители утверждали, что узнали об этом из сообщений прессы. Заявители просили Замоскворецкий районный суд Москвы допустить их к участию в деле в качестве потерпевших. Однако им было отказано в этом на том основании, что дело уже передано в суд. Московский городской суд оставил это определение без изменения. 20 июня 2003 г. Талхигов был признан виновным в пособничестве теракту Московским городским судом и был приговорен к восьми с половиной годам лишения свободы. 9 сентября 2003 г. Верховный Суд Российской Федерации оставил обвинительный приговор без изменения.

103. Сроки окончания расследования несколько раз продлевались. По-видимому, расследование до сих пор формально не окончено.

F. Материалы относительно спасательной операции, предоставленные заявителями

104. В поддержку своих утверждений заявители предоставили Европейскому Суду дополнительные материалы. Представляется, что в то время как некоторые из них входили в состав уголовного дела по официальному расследованию, другие были получены из иных источников. Содержание данных материалов, насколько они относимы, может быть кратко изложено следующим образом.

1. "Любительская" видеозапись, предоставленная заявителями

105. Первая видеозапись (диск N 1) показывает главный вход в здание театра. Запись сделана с верхних этажей одного из зданий, расположенных через улицу, с расстояния примерно в 200 м.

Согласно данным о времени, содержащимся в записи, она начинается в 21.35. Хотя это не указано, очевидно, действие происходит вечером 25 октября 2002 г. На записи видна группа лиц, выходящих из здания. Заявители объяснили, что эти лица являются пятью азербайджанскими заложниками, освобожденными террористами.

В 23.23 человек входит в здание. Заявители пояснили, что это Вл.

В 23.49 человек в красном подходит к зданию, но затем возвращается в место размещения спецслужб.

В 2.05 (ранним утром 26 октября 2002 г.) две машины "скорой помощи" подъезжают к зданию. Медики входят в здание, а затем возвращаются, неся тело на носилках (2.15), а затем еще одно (2.17). В 2.18 машины "скорой помощи" покидают парковку. Как указали заявители, врачи эвакуировали Ст., которая была ранена случайным выстрелом во время инцидента с Г. и З. Машины "скорой помощи" прибыли через два часа после того, как их вызвали террористы.

В 5.33 из здания доносится звук стрельбы. Через две минуты происходит взрыв в фойе театра.

Около 6.22 в фойе театра появляются вооруженные сотрудники специального подразделения, на которых надеты бронежилеты, шлемы и маски.

В 6.30 в фойе раздается несколько взрывов.

В 6.46 первые три заложника выходят из здания, одному из них помогает идти сотрудник спецподразделения. Их сопровождает внедорожник, находящийся на парковке. Машины "скорой помощи" в этот момент отсутствуют.

В 6.51 самостоятельно выходит заложник.

В 6.52 еще одна группа лиц в форме входит в здание, они не имеют шлемов. В то же время сотрудники специального подразделения выносят из здания бесчувственное тело и укладывают его на ступеньках у главного входа (6.51.32), один сотрудник несет на плечах женщину в красном.

В 6.53 сотрудник специального подразделения подходит к человеку, ранее оставленному на ступеньках здания, и оттаскивает его в сторону. Представляется, что на руки человека надеты наручники или они связаны за спиной. К нему подходит светловолосая женщина в форме. Она держит в руке предмет, похожий на пистолет или что-то подобное. Она направляет его на человека, лежащего на полу (6.53.27-41), затем другие люди в форме склоняются над телом и оттаскивают его ближе к стене.

Новые заложники выходят из здания, а других выносят сотрудники специального подразделения. Первые машины "скорой помощи" прибывают на место происшествия в 6.57. Затем появляются три машины спасательной службы. Люди в желтой форме выходят из транспортных средств и входят в здание через главный вход. Через несколько секунд появляются новые машины спасательной службы, новые спасатели входят в здание и некоторые из них выносят тела. Представляется, что некоторые тела уже лежат на полу фойе, часть из них лицом вверх (6.52.37). На этом запись заканчивается.

Следующая запись (N 2) сделана с той же позиции и начинается через несколько секунд после окончания первой. Она показывает начало массовой эвакуации заложников (7.00). Спасатели и сотрудники специального подразделения выносят бесчувственных людей из здания. Большинство тел переносится за руки и ноги, некоторых несут лицом вниз, других лицом вверх. Человек у входа, по-видимому, координирует действия спасателей и показывает им, куда нести заложников.

В 7.05 камера показывает парковку. С этого момента изображение становится менее четким. Машины "скорой помощи" на парковке отсутствуют, затем появляется одна. В 7.06 слева начинают прибывать машины "скорой помощи" следом за машинами спасательной службы.

К 7.11 около 12 человек размещены на ступеньках у входа. Несколько спасателей осматривают их и что-то делают с телами, но невозможно разглядеть, что они делают. Представляется, что некоторые сотрудники делают массаж сердца. Тем временем эвакуация продолжается.

К 7.20 на парковке появляются городские автобусы. Количество людей перед зданием и в фойе достигает максимума около 7.30.

В 7.33 человек в форме спасателя, по-видимому, делает инъекцию одному из пострадавших, лежащему на полу.

В следующие несколько минут часть машин "скорой помощи" и автобусов уезжают с места происшествия, на их место подъезжают другие. Машины "скорой помощи" двигаются медленно, но не производят впечатления полностью заблокированных, по крайней мере, на длительное время.

К 7.55 на лестнице здания находятся сотни человек: сотрудники специального подразделения, спасатели, милиционеры, медики и так далее.

В 8.03 на парковке можно видеть городские автобусы, ожидающие своей очереди. Эвакуация потерпевших продолжается, хотя и более медленными темпами.

Следующий эпизод начинается в 8.58. Представляется, что к этому времени массовая эвакуация заложников закончилась. Тем не менее несколько машин "скорой помощи" прибывают на парковку в 9.30. В 9.35 военная бронетехника начинает покидать место происшествия.

2. Фильм, снятый Московской службой спасения

106. Заявители также предоставили копию фильма, снятого Московской службой спасения, на трех дисках. В нем содержатся эпизоды эвакуации заложников, беседы с врачами, должностными лицами и бывшими заложниками. На 37-й минуте записи (диск N 2 фильма) показан городской автобус с потерявшими сознание людьми, посаженными на сиденья. Также видны линия оцепления и проход через нее машин "скорой помощи" и городских автобусов.

107. Три диска содержат извлечения из записи, сделанной службой спасения. Вероятно, что запись проводилась под другим углом по сравнению с вышеописанной записью, и имеет лучшее качество. Однако доступны только отдельные части записи. Наиболее важные части находятся на диске N 3 начиная с 46-й минуты записи. По-видимому, эта минута соответствует 6.50 на "любительской" видеозаписи, описанной выше. Можно увидеть более десятка человек без сознания, лежащих на земле перед входом в театр в положении лицом вверх (48-я минута записи и далее). С 51-й минуты запись показывает вид главного зрительного зала, спасателей и сотрудников специального подразделения, которые эвакуируют потерявших сознание людей. Никто из них не пользуется противогазами. Среди мусора на полу между рядами кресел видны пустые пакеты из-под сока.

108. Кроме того, запись содержит ряд бесед с бывшими заложниками, врачами и должностными лицами. Один из бывших заложников в больнице сообщил интервьюерам, что террористы собирались освободить всех иностранных граждан в 8.00.

3. Доклады Марка Уиллиса, доктора философии, и Мартина Фурмански, доктора медицины

109. В 2007 году один из заявителей заказал экспертизу степени опасности газа, использованного российскими спецслужбами. Экспертиза была проведена Марком Уиллисом, доктором философии, микробиологом и профессором Калифорнийского университета в Дэвисе (США). В своем докладе, датированном 12 марта 2007 г., доктор Марк Уиллис сделал следующее заключение:

"...Значительное количество смертельных случаев среди заложников в театре на Дубровке следовало предвидеть. Смертельные случаи были вероятны в связи со следующими различными механизмами. Во-первых, смертельные случаи и невосполнимый вред следовало предвидеть в связи с прямым токсическим воздействием химического агента. Хотя Российская Федерация не раскрыла агент, было указано, что он относится к фентаниловому классу синтетических опиоидов. Некоторые из них используются в медицине в качестве анальгетиков от сильной хронической боли и анестетиков, и известно, что грань между эффективной дозой потери сознания и смертельной дозой является весьма незначительной. Смерть обычно вызывается подавлением дыхания. Фентанил также известен как наркотик, и среди употребляющих его лиц отмечается высокая смертность. Поскольку все известные фентанилы имеют сходные и очень малые пределы безопасности, смертельные случаи от подавления дыхания следует предвидеть.

Во-вторых, даже если химический агент был бы безопасным, следовало предполагать смертельные случаи в результате удушения при блокировании дыхательных путей в результате внезапного падения из положения сидя или стоя. Некоторую смертность или невосполнимый вред также следовало предвидеть вследствие аспирации рвотных масс, поскольку рвота является побочным действием опиоидов.

Не берусь судить о разумности применения анестетического состава при обстоятельствах, с которыми столкнулась Российская Федерация во время этого трагического события. Однако при принятии решения о применении агента, безусловно, следовало учесть риск значительного количества смертей среди заложников, а также необходимость немедленного медицинского вмешательства для сведения их к минимуму".

110. Тот же заявитель просил дать оценку заключению вскрытия тела его сына. Исследование заключения провел доктор Мартин Фурмански, токсиколог, практикующий в США, и специалист по химическому оружию. 22 февраля 2007 г. доктор Мартин Фурмански представил доклад. Он согласился с тем, что сын заявителя скончался вследствие "острой дыхательной и сердечной недостаточности... вызванной неустановленным химическим веществом" (цитата из заключения о вскрытии). В то же время доктор Мартин Фурмански полагал, что в театре не было пониженного содержания кислорода, по крайней мере, в степени, имеющей биологическое значение.

111. Кроме того, по его мнению, выводы о "многих факторах", содержавшиеся в официальном заключении, не объясняли смерть потерпевшего, поскольку эти "факторы" являются агональными изменениями, проявляющимися только после того, как тело испытывает конечный циркуляционный коллапс вследствие остановки дыхания из-за действия специального вещества. По мнению доктора Мартина Фурмански, ранее существовавшие условия не оказывали большого влияния на летальное воздействие специального вещества. Ни один из факторов, существовавших до воздействия специального вещества, не оказывал значительного воздействия на шансы пострадавшего на выживание. Даже наиболее серьезные из этих факторов (эрозивный гастрит и потеря 200 куб. см крови) не являлись достаточными для причинения вреда кровяному давлению, поскольку сын заявителя был лишен свободы и ему не надо было двигаться.

112. Доктор Мартин Фурмански также утверждал, что некоторые из предполагаемых предварительных условий не могут быть проверены по имеющимся документам, и даже если они имели место, то были бы незначительны. Он сравнил судебную гистологическую экспертизу от 15 ноября 2002 г. и заключение повторного исследования и пришел к выводу о том, что они противоречат друг другу. Он отметил, что "повторное гистологическое исследование" содержит результаты, аналогичные результатам двух других вскрытий, представленных для его рассмотрения, а именно выявление хронического энцефалита и хронического менингита. Доктор Мартин Фурмански указывал, это очень редкие заболевания, и следует считать странным совпадением, что три человека, присутствовавшие в одном театре в один день, страдали от них. Доктор Мартин Фурмански поставил под сомнение и другие заключения, касающиеся жировых перерождений, обнаруженных в печени жертвы: он пришел к выводу, что печень жертвы не была подвержена жировому перерождению, и даже если бы это произошло, функции печени не имели значения при действии фентанила и его составов на организм человека.

113. Доктор Мартин Фурмански также указал, что действие веществ группы фентанила хорошо известно. В умеренных дозах эти средства подавляют боль, в больших - вызывают сонливое состояние, а в более высоких дозах вызывают кому. Все опиаты в зависимости от дозы подавляют дыхание. При потере сознания дыхание может замедлиться ниже показателя, требуемого для поступления кислорода в кровь в целях поддержания нормального функционирования организма. Даже если дыхание продолжается в уменьшенном объеме, расслабление, вызванное опиатами, может спровоцировать размягчение шеи и языка и повлечь блокирование дыхательных путей. Эта позиционная асфиксия представляет особый риск, когда пострадавший сидит прямо. Кроме того, когда опиаты (и особенно вещества фентанилового типа) поступают быстро, это вызывает онемение мышц и может полностью прекратить дыхание. Спазм может привести к искривлению туловища. Такой резкий наклон вперед мог бы вызвать удар лбом о сиденье переднего ряда.

114. Доктор Мартин Фурмански отметил, что клиническая картина отсутствия случаев смерти по "медицинским" причинам в течение трех дней, после чего количество смертей резко возрастает в течение нескольких минут, когда было применено специальное вещество, в значительной степени связывает применение этих веществ и последовавшие смерти и тяжкий вред здоровью. Доклад заключил, что "выводы вскрытия [потерпевшего] полностью согласуются со смертью, вызванной исключительно передозировкой опиата, такого как фентанил или родственного производного вещества, полученного аэрозольным путем во время специальной операции".

4. Интервью прессе и другие материалы

115. Заявители представили копии интервью прессе бывших заложников, спасателей, водителей автобусов и так далее. Так, Пвл., бывшая заложница, сообщила в интервью "Времени новостей", что ей удалось выбраться из главного зрительного зала театра самостоятельно. Вместе с другими заложниками, чувствовавшими себя относительно хорошо, она сначала была доставлена в больницу, которая отказалась их принять. Затем они вернулись в театр, где их посадили в автобус и отправили в другую больницу (Городскую больницу N 13). Водитель автобуса не знал, куда ехать, и постоянно спрашивал дорогу. Им потребовались 90 минут, чтобы добраться до больницы.

116. Другой участник событий, Дмитрий (который указал только свое имя), сообщил в интервью "Собеседнику", что являлся врачом "скорой помощи". Около 5.30 он получил указание направиться в театр. Однако его машина была остановлена у оцепления милицией, которая еще не получила приказа пропускать машины "скорой помощи". Задержка продолжалась десять минут. Движение около театра было затруднено из-за припаркованных там больших автомобилей. Некоторых заложников уже эвакуировали из театра. Неподалеку лежала открытая коробка со шприцами и "налоксоном". Кто-то крикнул: "Все кто может, делайте инъекции!". Те заложники, которым были сделаны инъекции, не были отмечены: в результате некоторые из них получили две или три инъекции налоксона, что являлось смертельной дозой. Из-за угрозы взрыва не было времени проводить искусственное дыхание. Его автомобиль отвез восьмерых потерявших сознание людей в госпиталь ветеранов войн, но было трудно подъехать ближе ко входу из-за транспортных средств, припаркованных на улице. В больнице имелись готовые 500 коек, однако медицинский персонал не был подготовлен к такому притоку пациентов. В результате эта больница приняла только 120 пациентов. Тем временем сотрудники специального подразделения размещали пострадавших в городские автобусы. Водители автобусов, в основном не проживающие в Москве, не знали, куда ехать. Когда первая "скорая помощь" прибыла в Институт им. П.В. Склифосовского, ее некому было встретить и направить пациентов в соответствующие отделения. В. Мх., руководитель группы "Диггер-Спас", сообщил, что один человек был ошибочно принято за погибшего.

117. Снг. в интервью "Комсомольской правде" сообщил, что видел, что люди в двух автобусах, прибывших в Институт им. П.В. Склифосовского, лежали на полу. В другом интервью, опубликованном в той же газете, свидетели Шб. и Крб. описали условия перевозки пострадавших. Оба свидетеля являлись водителями автобусов, использованных для перевозки заложников в больницы. Они указали, что, несмотря на все попытки очистить территорию, движение возле театра было затруднено, особенно из-за посольских автомобилей, припаркованных на улицах. Когда тела были погружены в автобус, милиционеры сказали водителям следовать за "скорой помощью". Когда автобусы прибыли в Институт им. П.В. Склифосовского, там не оказалось достаточно персонала, чтобы немедленно извлечь тела из автобусов. Они должны были вначале позаботиться о людях, доставленных на машинах "скорой помощи", а затем о находящихся в автобусах.

118. Одна из бывших заложников, Губарева, описала условия в главном зрительном зале театра. В частности, она сообщила, что женщины-смертницы не покидали зрительного зала. Одна из них, сидевшая рядом, постоянно держала в руках детонатор. Она сказала Губаревой, что самого большого взрывного устройства было бы достаточно, чтобы "взорвать три таких зрительных зала, как этот". Другая бывшая заложница, Акимова, подтвердила, что смертницы не выпускали детонаторы из рук. Свидетель Жиров пояснил, что его* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Жирова показала, что ее".) родственники удерживались в театре. Он* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Она".) дал показания о роли Талхигова, который установил контакт с главарем террористов. Карпова, родственники которой также находились среди заложников, отметила, что первая официальная версия операции была очень оптимистичной, сведения о пострадавших отсутствовали. Она и Курбатов, дочь которого скончалась в театре, упоминали о сложностях получения информации о бывших заложниках. Аналогичные показания дал Миловидов.

5. Доклад Всероссийского центра медицины катастроф

119. Заявители предоставили доклад, подготовленный Всероссийским центром медицины катастроф при Министерстве здравоохранения (центр "Защита"). Эксперты центра отметили, что при данных обстоятельствах применение фентанила было оправдано. Они описали медицинские последствия применения фентанила и его возможные побочные эффекты. Эксперты также отметили, что фентанил может быть опасен для лиц, страдающих от астмы, гиперреакции, повышенного артериального и внутричерепного давления, гипоксии и респираторного дистресса. В докладе отмечалось, что большинство погибших заложников страдало от различных патологий, повлекших их гибель. В докладе далее указывалось, что различные службы (спасатели, медики), участвовавшие в спасательной операции, действовали согласованно. Почти все заложники получили инъекции налоксона, пострадавшие в критическом состоянии перевозились в машинах "скорой помощи", им делалось искусственное дыхание и проводилась "синдромная терапия". В докладе, в частности, указывалось, что эффективность медицинской помощи уменьшалась вследствие следующих негативных факторов: (1) отсутствия сведений о применении химического вещества, (2) отсутствия "специального антидота" от примененного химического вещества, (3) проблем одновременной эвакуации пострадавших из здания, (4) невозможности использовать носилки внутри здания, (5) проблем с движением машин "скорой помощи" около здания. В докладе также отмечалась высокая концентрация газа, которая повлекла мгновенную смерть [в некоторых случаях].

G. Обращения заявителей и третьих лиц в порядке уголовного судопроизводства

1. Обращение Нмт.*

(* Вероятно, имеется в виду бывший депутат Государственной Думы Б.Е. Немцов (прим. переводчика).)

120. В неустановленную дату Нмт., член российского парламента, просил прокуратуру Москвы провести проверку процесса эвакуации и оказания медицинской помощи заложникам. Он утверждал, что власти действовали халатно, и можно было избежать человеческих жертв путем оказания более адекватной первой помощи отравленным газом пострадавшим на месте происшествия и в больницах. Нмт. предоставил имевшиеся у него материалы в следственную группу, а именно заключение группы экспертов политической партии Союз правых сил и несколько видеозаписей, сделанных на месте происшествия сразу после освобождения здания от террористов (копии заключения и видеозаписей были предоставлены Европейскому Суду заявителями).

121. 2 декабря 2002 г. прокуратура Москвы отклонила заявление. Следователь И. отметил, что документы, предоставленные Нмт., не подписаны или не удостоверены надлежащим образом и что они имеют различные процессуальные недостатки. Что касается видеозаписей, они сделаны с такого расстояния, что не позволяют сделать какие-либо исчерпывающие выводы. Тем не менее следователь заключил на основании этих видеозаписей, что "пострадавшие транспортировались в различных позах, часто на спине, и что их клали перед входом в здание в ожидании оказания им медицинской помощи. [Видеозапись показывает], что пострадавшие получали инъекции или им делалось искусственное дыхание. Отсутствуют данные о помехах движению транспорта, на котором эвакуировались бывшие заложники".

122. Следователь И. также ссылался на показания нескольких свидетелей (см. ниже обзор свидетельских показаний, полученных следственной группой). Следователь установил, что ни Кс., директор МЦЭМП, ни Сл., руководитель Департамента здравоохранения, не были уведомлены о времени и методах спасательной операции, им не сообщили о намерении применить газ из соображений секретности. Однако при данных обстоятельствах и с учетом полученной ими информации они действовали наилучшим возможным образом. Большинство потерпевших (114 человек) погибли в здании театра, только некоторые скончались в больнице. Следователь заключил, что вышеупомянутые должностные лица, как и другие государственные чиновники, ответственные за оказание медицинской помощи заложникам, не допустили халатности в своих действиях.

2. Жалобы Финогенова в порядке уголовного судопроизводства

123. 29 марта 2003 г. Финогенов, один из заявителей, жаловался в Генеральную прокуратуру на проведение следствия. Он требовал более тщательного расследования смерти брата* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "смерти его брата и смерти невесты его брата".).

124. В неустановленную дату Финогенов просил прокуратуру Москвы ознакомить его с медицинским заключением вскрытия тела брата* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "заключения по телу его брата и его невесты".) для проведения альтернативного медицинского исследования причин его* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "их".) смерти. Письмом от 8 апреля 2003 г. прокуратура Москвы отказала в разрешении на ознакомление с заключением.

125. 10 июня 2003 г. Финогенов просил прокуратуру Москвы расширить пределы расследования и проверить законность и целесообразность применения газа спецслужбами. 15 июня 2003 г. он повторно подал ходатайство об ознакомлении с заключением о вскрытии* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "документы".). 23 июня 2003 г. прокуратура Москвы отказала в расследовании проведения операции спецслужбами и в ознакомлении с медицинским заключением* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "с медицинскими документами".).

126. 26 июля 2003 г. Финогенов повторно жаловался в Генеральную прокуратуру на неадекватность расследования. Он, в частности, утверждал, что следователь отказал в проверке хода спасательной операции, особенно применения потенциально смертоносного газа, и оставления заложников без помощи после их освобождения. Он также жаловался на то, что не был ознакомлен с материалами дела и не мог эффективно участвовать в разбирательстве. Жалоба заявителя была передана Генеральной прокуратурой в прокуратуру Москвы без рассмотрения по существу. Заявитель обжаловал в суд отказ Генеральной прокуратуры от рассмотрения его жалобы, но суд постановил, что обращение Финогенова не являлось надлежащим заявлением о возбуждении уголовного дела, требовавшим расследования. Рассмотрев жалобу, Московский городской суд оставил это решение без изменения 19 января 2004 г.

127. 13 октября 2003 г. Финогенов просил прокуратуру допустить его к участию в деле Талхигова в качестве потерпевшего, но 23 октября 2003 г. ему было в этом отказано. Следователь отметил, что дело против Талхигова (N 229136) было выделено в отдельное производство из "основного" уголовного дела (N 229133), по которому заявитель был признан потерпевшим. Следователь также отметил, что Талхигов не причинил никакого вреда заявителю. Кроме того, Московский городской суд рассматривал вопрос о том, возможен ли допуск родственников погибших заложников к участию в процессе Талхигова.

128. 14 октября 2003 г. Финогенов просил прокуратуру Москвы получить информацию из ФСБ, которая координировала спасательную операцию, о природе и составе газа, примененного властями. 28 октября 2003 г. он получил ответ, в котором разъяснялось, что "информация о концентрации и составе газа... не имеет значения для установления причины смерти заложников".

129. 6 ноября 2003 г. Финогенов подал в Замоскворецкий районный суд Москвы жалобу на неадекватность расследования, проведенного прокуратурой Москвы, и на отказ в расследовании проведения спасательной операции. Он также просил истребовать в прокуратуре Москвы копии решений об отказе от расследования проведения спасательной операции. Однако 22 и 25 марта 2004 г. Замоскворецкий районный суд отказал в истребовании этих документов в прокуратуре Москвы. 25 марта 2004 г. Замоскворецкий районный суд отклонил жалобу Финогенова. Заявитель обжаловал это решение. 17 июня 2004 г. Московский городской суд отменил решение от 25 марта 2004 г. и возвратил дело в Замоскворецкий районный суд на новое рассмотрение.

130. Финогенов обратился с повторным ходатайством об ознакомлении с материалами уголовного дела N 229133 и решениями об отказе в расследовании хода спасательной операции. В ноябре 2004 года прокуратура Москвы предоставила часть материалов уголовного дела и некоторые решения, упомянутые заявителем. 30 марта 2005 г. Финогенов дополнил свои требования за счет материалов, полученных в прокуратуре.

131. 30 мая 2005 г. Замоскворецкий районный суд отклонил жалобу Финогенова. Суд установил, что следственные действия проводились на основании закона, все относимые доказательства собраны. Следователь "полно и объективно" оценил действия спецслужб и медицинского персонала во время операции.

132. 13 июля 2005 г. Московский городской суд оставил решение от 30 мая 2005 г. без изменения. Городской суд подтвердил, что решения прокуратуры Москвы, обжалованные заявителем, "соответствовали уголовно-процессуальному законодательству, были мотивированными, приняты уполномоченным должностным лицом и были основаны на доказательствах, полученных во время расследования".

3. Жалобы Губаревой в порядке уголовного судопроизводства

133. 8 мая 2003 г. Губарева просила Генеральную прокуратуру предоставить ей копии медицинских документов, имеющих отношение к смерти ее родственников. Однако ходатайство было отклонено на том основании, что согласно закону потерпевший может быть ознакомлен с материалами дела только после окончания следствия.

134. 23 октября 2003 г. заявительница жаловалась в Генеральную прокуратуру на неадекватность расследования, проведенного прокуратурой Москвы. Эта жалоба была передана в прокуратуру Москвы, которая письмом от 21 ноября 2003 г. уведомила заявительницу о том, что 17 октября 2003 г. было принято решение об отказе от преследования должностных лиц, планировавших спасательную операцию и участвовавших в ней.

135. 12 октября 2004 г. заявительница подала жалобу в порядке уголовного судопроизводства в Замоскворецкий районный суд Москвы, требуя провести более тщательное расследование хода спасательной операции. В частности, она утверждала, что расследование не учло следующие данные:

(a) отсутствие медицинской помощи заложникам и обстоятельства их эвакуации из театра;

(b) хищение личных вещей нескольких заложников;

(c) отравление заложников неизвестным газом;

(d) незаконное использование этого газа спецслужбами;

(e) убийство потерявших сознание террористов;

(f) бездействие прокуратуры Москвы, осуществлявшей расследование;

(g) неточное медицинское обследование, проведенное бюро судебной экспертизы Департамента здравоохранения Москвы.

136. 5 мая 2005 г. Замоскворецкий районный суд Москвы отклонил жалобу заявительницы. Замоскворецкий районный суд сделал те же выводы, что и в деле Финогенова (см. § 131 настоящего Постановления). 6 июля 2005 г. Московский городской суд оставил решение от 5 мая 2005 г. без изменения.

137. В 2007 году госпожа* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "господин".) Губарева подала ряд ходатайств следователю, руководившему расследованием. Она просила ознакомить ее с некоторыми материалами дела, включая письменные показания отдельных свидетелей. Через какое-то время* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "18 мая 2007 г.".) она была с ними ознакомлена.

4. Жалобы Курбатовых в порядке уголовного судопроизводства

138. 29 мая 2003 г. Курбатов просил прокуратуру Москвы о производстве дополнительных следственных действий с целью установления ряда обстоятельств, связанных со смертью его дочери. 5 июня 2003 г. ему сообщили, что все необходимые следственные действия были выполнены и что он будет ознакомлен с материалами расследования после его окончания.

139. 26 июня 2003 г. заявитель направил повторное ходатайство о предоставлении информации. 1 июля 2003 г. следователь, руководивший расследованием, сообщил, что дочь заявителя скончалась в здании театра. Более подробной информации и подтверждающих документов предоставлено не было.

140. 5 февраля 2004 г. заявитель обратился в прокуратуру с ходатайством о проведении более тщательного расследования обстоятельств смерти дочери. Он утверждал, что ее смерть наступила в результате действия неизвестного газа, использованного спецслужбами. 8 апреля 2004 г. заявитель получил ответ из прокуратуры Москвы, согласно которому в результате экспертизы не была установлена причинно-следственная связь между действием газа и смертью заложников.

141. 26 мая 2004 г. оба заявителя, Курбатов и Курбатова, подали жалобу в порядке уголовного судопроизводства в Замоскворецкий районный суд Москвы. Они требовали проведения более тщательного расследования по вопросу о спасательной операции. 20 сентября 2004 г. Замоскворецкий районный суд Москвы отклонил их жалобу. Заявители обжаловали данное решение, однако 29 ноября 2004 г. Московский городской суд оставил решение районного суда без изменения.

5. Жалоба Бурбана и Бурбан-Мишурис в порядке уголовного судопроизводства

142. В неустановленную дату оба заявителя обратились с жалобой в порядке уголовного судопроизводства в Замоскворецкий районный суд. Они обжаловали отказ прокуратуры от рассмотрения обстоятельств дела в части подготовки и проведения спасательной операции. 8 декабря 2005 г. Замоскворецкий районный суд оставил жалобу без удовлетворения. Суд постановил, что было проведено полное расследование, что следственная группа собрала все возможные доказательства в соответствии с действующим законодательством, которые стали предметом беспристрастного и всестороннего исследования. Выводы, к которым пришла следственная группа, были законными и обоснованными. Далее суд указал, что у него отсутствуют полномочия для рассмотрения вопроса об эффективности расследования и об обжалуемом отказе прокуратуры исследовать ряд фактических аспектов дела, в частности, о привлечении к ответственности медицинского персонала и сотрудников специального подразделения, принимавших участие в спасательной операции. 24 апреля 2006 г. данное решение было оставлено в силе Московским городским судом.

H. Выплаты компенсации и последующее гражданское судопроизводство

143. После событий 23-26 октября 2002 г. московские власти выплатили пострадавшим от теракта "компенсацию сострадания": выжившие получили 50 000 рублей* (* Имеется в виду компенсация на одного человека (прим. переводчика).), а родственники погибших заложников - 100 000 рублей. Кроме того, городская администрация оплатила расходы на погребение и выплатила стоимость утраченного имущества в ходе спасательной операции.

1. Производство по искам о компенсации вреда в Тверском суде

144. В неустановленную дату в 2002 году некоторые заявители - граждане Российской Федерации обратились к Правительству Москвы с требованием о компенсации морального вреда, причиненного им в результате теракта. Они ссылались на статью 17 Федерального закона "О борьбе с терроризмом" от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ, согласно которой возмещение вреда, причиненного в результате террористической акции, производится за счет средств бюджета субъекта Российской Федерации, на территории которого совершена эта террористическая акция. Однако власти отказали заявителям в выплате компенсации.

145. В ноябре 2002 года группа заявителей - граждан Российской Федерации обратилась с иском к Правительству Москвы в Тверской районный суд Москвы. Заявители утверждали, что Федеральный закон "О борьбе с терроризмом" устанавливал обязанность Правительства Москвы возместить ущерб, причиненный в результате террористической акции. Они также утверждали, что проведенная спасательная операция не была целесообразной, действия властей были халатными, заложники не были надлежащим образом эвакуированы из здания и не получили необходимую медицинскую помощь на месте происшествия и в больницах. В результате заявителям был причинен вред, а некоторые из них потеряли своих близких.

146. В ходе предварительного слушания истцы заявили отвод судье на том основании, что московские суды финансируются из бюджета городской администрации, которая выступала ответчиком по делу. По их словам, данная ситуация противоречила федеральному законодательству и ставила суды в зависимость от Правительства Москвы. Заявители ходатайствовали о передаче дела в Московский городской суд.

147. Заявители также ходатайствовали о вызове в суд ряда свидетелей, а именно политиков, принимавших участие в переговорах с террористами, и должностных лиц, отвечавших за подготовку и проведение спасательной операции. Кроме того, они ходатайствовали об истребовании у властей ряда документальных доказательств и о назначении судебно-медицинской экспертизы для выяснения причин смерти погибших заложников. Также были заявлены ходатайства о приобщении к материалам дела ряда доказательств, в частности, доклада о независимом расследовании событий, проведенном политической партией Союз правых сил. Наконец, заявители просили разрешить ведение аудио- и видеозаписей судебного заседания.

148. Судья Грб. рассмотрела данные ходатайства и отклонила практически все из них. Так, она отказала в удовлетворении отвода, в вызове свидетелей, указанных заявителями, и в истребовании доказательств, на которые они ссылались. Из протокола судебного заседания следует, что судья посчитала данные доказательства не имеющими значения для правильного разрешения дела. Наконец, она запретила ведение аудио- и видеозаписей судебного заседания.

149. Слушание дела по существу состоялось 22 и 23 января 2003 г. В ходе слушания многие заявители дали показания об обстоятельствах проведения спасательной операции. Ответчики выступили с устными возражениями. В качестве истцов заявители ходатайствовали об отложении судебного заседания с целью подготовки ответных доводов на возражения ответчиков, однако суд отложил заседание всего на несколько часов. На следующий день заявители вновь выступили с ходатайством об отложении заседания. Данное ходатайство было отклонено.

150. 23 января 2003 г. Тверской районный суд полностью отклонил требования заявителей. 28 апреля 2003 г. Московский городской суд оставил данное решение без изменения. Суды указали, что в качестве общего правила вред возмещается причинителем вреда (статья 151 Гражданского кодекса)* (* Статья 151 Гражданского кодекса Российской Федерации регулирует вопросы компенсации морального вреда, а не вреда вообще. Называя в своем пересказе ее содержания моральный вред вредом, Европейский Суд, по-видимому, не понимает казуистику решений российских судов, позиция которых заключается в том, что моральный вред не является вредом, в связи с чем обязанность компенсации морального вреда не может быть возложена на власти субъекта Федерации, на территории которого произошел теракт (прим. переводчика).). Согласно статье 1064 Гражданского кодекса законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на третье лицо, не являющееся причинителем вреда. Несмотря на это, суд постановил, что Федеральный закон "О борьбе с терроризмом" не предусматривал компенсации государством морального вреда, причиненного в результате террористической акции, за которую органы государственной власти ответственности не несут.

151. Суд также отказал в компенсации вреда, причиненного в связи с ненадлежащей подготовкой и проведением спасательной операции. Суд признал, что власти Москвы выполнили ряд мер, необходимых для предотвращения террористических акций и оказания помощи пострадавшим от них, приняли необходимые положения с этой целью и учредили органы для работы в таких ситуациях. Суд ссылался на прецедентную практику Европейского Суда, а именно на Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1995 г. по делу "Маккан и другие против Соединенного Королевства" (McCann and Others v. United Kingdom), Series A, N 324. Он отметил, что применение летальной силы может быть оправданным с точки зрения статьи 2 Конвенции, если оно основывалось на добросовестном предположении, которое могло считаться истинным в момент рассматриваемых событий. Иное означало бы возложение непосильного бремени на государство и на сотрудников правоохранительных органов, исполняющих свои служебные обязанности нередко с угрозой для собственной жизни и для жизни других людей.

152. Суд, наконец, отметил, что уголовное расследование событий 23-26 октября 2002 г. еще не окончено, что причинная связь между данными событиями и смертью родственников заявителей установлена не была и что ответственность лиц, отвечавших за проведение спасательной операции, еще не была установлена решением суда.

153. В результате все жалобы заявителей были отклонены. Суд кассационной инстанции подтвердил выводы районного суда по существу дела и не установил нарушений процессуального законодательства со стороны нижестоящего суда. Тем не менее суд не дал подробного анализа процессуальных доводов истцов.

154. В последующие месяцы Тверской районный суд вынес ряд аналогичных решений по искам других заявителей. Данные решения были оставлены в силе Московским городским судом. Как следует из ходатайства, поданного адвокатом заявителей 10 декабря 2003 г., заявители оспаривали законность действий Московского городского суда. Они утверждали, что этот суд также не был беспристрастным, поскольку получал финансирование от ответчика по делу. Московский городской суд отклонил данный довод.

2. Производство по искам о компенсации вреда в Басманном районном суде

155. Заявители, которые являлись иностранцами, а именно Бурбан, Бурбан-Мишурис, Губарева и ряд других потерпевших в период событий 23-26 октября 2002 г., обратились с иском к федеральному правительству в Басманный районный суд, требуя компенсацию вреда на тех же основаниях. Заявители пытались добиться вызова ряда свидетелей и рассмотрения дополнительных доказательств - аналогично тому, что имело место в ходе разбирательства в Тверском районном суде - однако их ходатайства были отклонены. Доводы суда в основном совпадали с мотивировкой Тверского районного суда, изложенной им в решении от 23 января 2003 года. 10 октября 2003 г. решение Басманного районного суда было оставлено в силе Московским городским судом.

II. Применимое национальное законодательство

156. Федеральный закон "О борьбе с терроризмом" от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ (далее - Закон о борьбе с терроризмом), действовавший до 1 января 2007 г., устанавливал правовые и организационные основы борьбы с терроризмом в Российской Федерации, порядок координации деятельности осуществляющих борьбу с терроризмом федеральных органов исполнительной власти и других органов исполнительной власти. Статья 2 Закона о борьбе с терроризмом, в частности, устанавливала, что:

(a) защита прав лиц, подвергающихся опасности в результате террористической акции, пользуется приоритетом;

(b) государство идет на минимальные уступки террористу;

(c) технические приемы и тактика проведения контртеррористических операций, а также состав участников указанных операций подлежат минимальной огласке.

Статья 3 Закона о борьбе с терроризмом определяла терроризм как:

"...насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений".

157. Статья 11 Закона о борьбе с терроризмом предусматривала, что для проведения контртеррористической операции оперативный штаб по ее управлению имеет право привлекать необходимые силы и средства тех федеральных органов исполнительной власти, которые принимают участие в борьбе с терроризмом, включая "оружие и [иные] специальные средства, транспортные средства и средства связи, иные материально-технические средства". Статья 13 Закона о борьбе с терроризмом определяла правовой режим в зоне проведения контртеррористической операции (проверки документов, право спецслужб беспрепятственно проникать в помещения и обыскивать лиц и так далее).

158. Статья 14 Закона о борьбе с терроризмом допускала ведение переговоров с террористами в целях сохранения жизни людей* (* Буквально: "в целях сохранения жизни и здоровья людей, материальных ценностей, а также изучения возможности пресечения террористической акции без применения силы" (прим. переводчика).). Однако при ведении переговоров не должны были рассматриваться вопросы о выдаче террористам каких бы то ни было лиц, передаче им оружия и иных средств и предметов, применение которых может создать угрозу жизни и здоровью людей, а также вопрос о выполнении политических требований террористов.

159. Статья 17 Закона о борьбе с терроризмом устанавливала, что возмещение вреда, причиненного в результате террористической акции, производится за счет средств бюджета субъекта Российской Федерации, на территории которого она совершена. Возмещение вреда, причиненного иностранным гражданам в результате террористической акции, производится за счет средств федерального бюджета.

160. Статья 21 Закона о борьбе с терроризмом предусматривала освобождение от ответственности за вынужденное причинение вреда жизни, здоровью и имуществу террористов, а также иным правоохраняемым интересам. При этом военнослужащие, специалисты и другие лица, участвующие в борьбе с терроризмом, освобождались от ответственности за вред, причиненный при проведении контртеррористической операции.

161. Статья 205 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года устанавливает ответственность за терроризм, который определяется как "совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека... в целях воздействия на принятие решения [публичными] органами власти..." Статья 206 Уголовного кодекса предусматривает ответственность за "захват или удержание лица в качестве заложника, совершенные в целях понуждения государства... совершить какое-либо действие...".

III. Применимое международное и сравнительное право

162. Основные принципы применения силы и огнестрельного оружия должностными лицами по поддержанию правопорядка, принятые восьмым Конгрессом Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Гавана, Куба, 27 августа - 7 сентября 1990 г.), в частности, предусматривают, что "правоохранительные органы принимают и осуществляют нормы и нормативные положения о применении должностными лицами по поддержанию правопорядка силы и огнестрельного оружия против людей".

163. Основные принципы также рекомендуют правоохранительным органам разрабатывать как можно более широкий арсенал средств и обеспечить должностных лиц по поддержанию правопорядка различными видами оружия и боеприпасов, позволяющими дифференцированно применять силу и огнестрельное оружие. В их число входит разработка "не приводящих к смерти, но нейтрализующих видов оружия, применяемого в надлежащих ситуациях, в целях все большего сужения сферы использования средств, способных убить или ранить". В то же время "следует тщательно рассмотреть вопрос о разработке и использовании не приводящих к смерти, но нейтрализующих видов оружия, чтобы свести к минимуму риск нанесения ущерба посторонним лицам, и осуществлять строгий контроль в отношении использования такого оружия. Если применение силы или огнестрельного оружия неизбежно, должностные лица по поддержанию правопорядка, в частности, обеспечивают предоставление медицинской и другой помощи любым раненым или пострадавшим лицам в самые кратчайшие сроки и обеспечивают, чтобы произвольное или злонамеренное применение силы или огнестрельного оружия должностными лицами по поддержанию правопорядка каралось в соответствии с их законом как преступление. Основные принципы также предусматривают, что "чрезвычайные обстоятельства, такие как внутренняя политическая нестабильность или любые другие чрезвычайные общественные явления, не могут служить оправданием для любого отхода от настоящих Основных принципов".

164. 15 февраля 2006 г. германский Конституционный суд признал не соответствующим Конституции Закон об авиационной безопасности, насколько он позволял вооруженным силам сбивать путем прямого применения оружия самолеты, которые предполагалось использовать в качестве оружия в преступлениях против жизни.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции

165. В соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции заявители в обоих делах жаловались на то, что их родственники пострадали или скончались в результате действий российских спецслужб. Те заявители, которые являлись заложниками, также жаловались, что их жизнь была поставлена под угрозу или что их здоровью был причинен вред. Они также жаловались на то, что расследование не было эффективным. Европейский Суд рассмотрит эти жалобы на основании статьи 2 Конвенции, которая предусматривает:

"1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом...

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

а) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

с) для подавления в соответствии с законом бунта или мятежа".

A. Доводы заявителей

166. Прежде всего заявители критиковали власти Российской Федерации за уклонение от ответа на особые вопросы, поставленные Европейским Судом после объявления жалобы приемлемой. Они также указывали, что документы из материалов следствия, предоставленные властями Российской Федерации, были неполными, некоторые страницы отсутствовали, тогда как другие почти не поддавались прочтению.

1. Применение летальной силы

167. Заявители утверждали, что требования террористов не были нереальными и что в противоположность мнению властей эти требования можно было выполнить. Заявители далее отмечали, что ни один из высокопоставленных государственных деятелей не участвовал в переговорах с террористами. Участники переговоров, встречавшиеся с террористами, были всего лишь известными политиками и журналистами, которые добровольно передавали сообщения террористов властям. Однако российское руководство всегда утверждало, что переговоры с террористами не были возможны ни при каких обстоятельствах. Заявители ссылались на несколько публичных заявлений по этому поводу Президента Российской Федерации В.В. Путина и министра обороны С.Б. Иванова, занимавших эти должности в то время. Общей позицией властей в течение всего кризиса было избежать "умаления авторитета России на международной арене", как это указывалось в решении одного из следователей. "Готовность террористов умереть" являлась лишь декларацией и не должна была восприниматься серьезно. Или, если она все-таки воспринималась серьезно, то должна была удержать власти от штурма, а не побуждать к нему.

168. Предполагаемые "расстрелы заложников", которые власти использовали как повод для штурма, касались лишь тех лиц, которые пытались проникнуть в здание снаружи и, соответственно, воспринимались террористами как шпионы. Г. был убит за сопротивление террористам, таким образом, его смерть также не была "расстрелом". З. был застрелен случайно* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "В любом случае он был застрелен".) вечером 25 октября 2002 г. и был увезен на "скорой помощи" в 2.00 следующего утра, то есть задолго до штурма. Никаких других случаев до штурма не было. Следовательно, "расстрелы" были лишь предлогом для начала операции. В противоположность этому террористы готовились продолжить освобождение заложников: так, первая (и самая большая) группа детей была освобождена 23 октября 2002 г. без предварительных условий и до переговоров с властями. Две другие группы детей были освобождены 24 и 25 октября 2002 года. 14 иностранцев были освобождены до штурма. Заложники имели в своем распоряжении воду и сок, что подтверждалось несколькими свидетелями и видеозаписью в главном зале театра.

169. Что касается оценки угрозы взрыва, сделанной оперативным штабом в ходе осады, ссылка на это властей Российской Федерации не была подтверждена, поскольку власти Российской Федерации утверждали, что все документы оперативного штаба были уничтожены. Что касается экспертизы взрывчатки, проведенной впоследствии, власти Российской Федерации неверно истолковали выводы экспертов. Теоретическая угроза обрушения потолка могла возникнуть, только если бы вся взрывчатка была сконцентрирована в одном месте и подорвана одновременно. В действительности взрывчатка была распределена по залу, и угроза ее одновременной детонации вследствие цепной реакции оценивалась экспертами в пределах от 3,7 до 14%, в зависимости от направления взрывов. Некоторые из взрывных устройств не были подключены к приборам активации или из них были изъяты батарейки. В то же время власти Российской Федерации не упомянули еще об одном взрывном устройстве с системой задержки активации.

170. Власти Российской Федерации не указали, кто принял решение применить газ. Власти Российской Федерации не предоставили Европейскому Суду списка членов оперативного штаба. Не ясно, было ли этим членам сообщено о применении газа. Как следует из показаний руководителя Департамента здравоохранения Москвы Сл., он был уведомлен о применении газа за несколько минут до штурма. Утверждение властей Российской Федерации о том, что газ не был смертельным, не подтверждается материалами дела и противоречит их собственным объяснениям: так, утверждая, что газ не был смертельным, они в то же время настаивали на том, что нельзя было предвидеть его возможное действие. Кроме того, собственное описание властей Российской Федерации действия газа и его влияния на гибель заложников опровергает их утверждение, что газ был безвредным. Заявители описывали действие фентанила (основная составляющая неизвестного газа), его противопоказания и так далее. В частности, источники, на которые ссылались заявители, предостерегали от применения фентанила в отношении ослабленных пациентов, молодых или пожилых людей и особенно от применения его без возможности проведения искусственной вентиляции легких. Власти Российской Федерации не указали, проходил ли газ испытания до 26 октября 2002 г.

171. По словам заявителей, бывший начальник Главного управления военной контрразведки КГБ вице-адмирал Ж. предупреждал в интервью во время осады, что применение газа может привести к человеческим жертвам, особенно среди астматиков и детей. Власти Российской Федерации имели в своем распоряжении экспертов, которые могли объяснить им последствия применения газа.

172. Заявители далее упоминали кризис, связанный с захватом заложников в Перу в 1997 году, когда перуанские власти запросили мнение американских властей об использовании фентанилсодержащего наркотического газа в ходе штурма. Американские власти дали отрицательный ответ, поскольку применение подобного газа потребовало бы участия 1 000 врачей для оказания скорой медицинской помощи 400 заложникам. Поскольку было невозможно обеспечить такое массовое оказание медицинской помощи, перуанские власти решили не применять газ.

173. О применении газа стало известно и террористам, и заложникам. Тем не менее террористы не привели в действие взрывные устройства. Они активно сопротивлялись штурмовой группе, стреляя из 13 автоматов и восьми пистолетов. Это доказывало, что, если бы террористы хотели, они бы уничтожили заложников, но это, по-видимому, не являлось их целью.

174. Сразу после штурма Игн., член оперативного штаба, осуществлявший контакты с прессой, сообщил журналистам, что "несколько террористов" были задержаны. Однако данная информация впоследствии не подтвердилась. Из этого следует, что оставшиеся террористы были расстреляны или кто-то из них скрылся.

2. Спасательная операция

175. Заявители утверждали, что врачи не были предупреждены о применении газа, его действии и лечении, необходимом в таком случае. Некоторые спасатели и врачи узнали о газе только из средств массовой информации, когда эвакуация уже завершилась. Заявители отмечали, что налоксон сам по себе был опасным препаратом, имевшим многочисленные серьезные побочные эффекты. В случаях продолжительной подверженности наркотическому газу наподобие того, который применялся в настоящем деле, налоксон можно было использовать только в сочетании с другими медицинскими процедурами, в частности, с искусственной вентиляцией легких, интубацией и устранением отека легких. В противном случае он был способен усугубить действие наркотического газа.

176. Утверждение властей Российской Федерации о том, что пострадавшие были разделены на четыре группы в зависимости от тяжести их состояния, не подтверждалось доказательствами, поскольку документы оперативного штаба были предположительно уничтожены. Водители городских автобусов и машин "скорой помощи" не получали конкретных указаний, куда доставлять пострадавших. По мнению заявителей, маршруты эвакуации не были подготовлены, многие пострадавшие вообще не получали помощи на месте происшествия. Около 60 бригад "скорой помощи" не приняли участия в операции, хотя оно и было вначале запланировано.

177. Некоторые бригады "скорой помощи" не имели раций и, соответственно, не получали указаний. Также у них было недостаточно лекарственных препаратов: стандартный набор лекарственных препаратов "скорой помощи", на который ссылались власти Российской Федерации, включал одну дозу налоксона. В больницах было недостаточное количество налоксона. В результате налоксон доставили из больницы в Жуковском Московской области. Не хватало врачей для сопровождения городских автобусов, в которых перевозили пострадавших.

178. Недостаток инструкций и соответствующих средств серьезно подрывали эффективность медицинской помощи. Заявители утверждали, что те, кто лично входил в число заложников, не получили адекватной медицинской помощи. То обстоятельство, что многие люди скончались, потому что медики не были информированы о природе газа и необходимых методах лечения, было подтверждено в интервью Президента Российской Федерации В.В. Путина журналистам. В этих интервью В.В. Путин признавал, что многих людей клали на спину, и они задыхались из-за собственных распухших языков или рвоты.

179. Согласно утверждениям заявителей некоторые спасатели и сотрудники специального подразделения также отравились газом. По мнению заявителей, это доказывало, что газ оставался токсичным спустя некоторое время. Большинство заложников подвергалось действию газа более двух часов - с 5.30 , когда начался штурм, до, по крайней мере, 7.25, когда началась массовая эвакуация. Эвакуация заложников продолжалась спустя 4,5 часа после начала штурма. Заявители считали, что данные о времени смерти заложников, содержащиеся в медицинских документах, были неверными, поскольку время записывалось приблизительно или вообще не фиксировалось. Заявители отмечали многочисленные несоответствия между медицинскими документами и показаниями врачей.

3. Уголовное расследование

180. Заявители указывали, что уголовное расследование было сосредоточено на захвате заложников. Действия властей никогда формально не расследовались в рамках уголовного дела. Расследование фактически было остановлено заявлением Президента Российской Федерации В.В. Путина средствам массовой информации: "мы никого не будем наказывать...". Следователи не пытались установить обстоятельства смерти каждого заложника, время смерти и другие факты, хотя это было нетрудно сделать. Заключения патолого-анатомических исследований в отношении времени и места смерти были неопределенными и противоречили другим материалам дела.

181. Расследование не было независимым. Так, 28 сотрудников ФСБ были включены в следственную группу, хотя эта служба несла ответственность за планирование и проведение спасательной операции. В то же время, как следовало из материалов, предоставленных властями Российской Федерации, сотрудники ФСБ (кроме одного, который был отравлен газом) не были допрошены в ходе следствия.

182. Следователи не допросили свидетелей, которые не участвовали в спасательной операции, таких как журналисты, прохожие, "диггеры" и так далее. Следователи не провели расследования предполагаемой кражи личных вещей пострадавших заложников и их денег сотрудниками силовых ведомств после освобождения.

183. На все жалобы и ходатайства, поданные родственниками погибших заложников, ответы поступали со значительными задержками. Родственники потерпевших не могли эффективно участвовать в разбирательстве. Так, они не имели возможности (как показывало дело Финогенова) получить разрешение на выдачу копий заключений патолого-анатомических исследований для проведения альтернативного медицинского исследования причин смерти потерпевших. Далее, заявители не были признаны потерпевшими в разбирательстве в отношении террориста Талхигова, чье дело было выделено из основного дела и слушалось в закрытом режиме.

184. Заключению бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы о том, что газ не являлся причиной смерти потерпевших, нельзя доверять, потому что врачи бюро не были информированы о характеристиках газа, не говоря уже о его точном составе. Сокрытие формулы газа не было обосновано и лишило общественность возможности тщательно расследовать действия властей в ходе кризиса, связанного с захватом заложников. Тот факт, что в течение трех дней после освобождения ни один заложник не умер от "хронических заболеваний", от которых они предположительно страдали, показывает, что основной причиной их смерти был газ. Некоторые заключения бюро судебно-медицинской экспертизы были сходными: если сравнить заключения патолого-анатомической экспертизы Букера и Летяго, маловероятно, что тела 13-летнего ребенка и 49-летнего мужчины могут отражать одинаковую клиническую картину. Более того, заключение бюро противоречило клинической картине, о которой сообщали все врачи, оказывавшие медицинскую помощь пострадавшим и утверждавшие, что потерпевшие были отравлены неизвестным токсичным газом и получали соответствующее лечение.

185. Все известные террористы были убиты в ходе штурма, как следствие, они не могли быть допрошены об обстоятельствах захвата заложников и штурма. В настоящее время невозможно получить ответ на вопрос, почему террористы не привели в действие взрывные устройства, когда начался штурм.

B. Доводы властей Российской Федерации

186. Власти Российской Федерации напомнили, что Россия является участницей Международной конвенции о борьбе с захватом заложников, статья 3 которой предусматривает:

"Государство-участник, на территории которого удерживается захваченный преступником заложник, принимает все меры, которые оно считает целесообразными для облегчения положения заложника, в частности, обеспечения его освобождения...".

187. Власти Российской Федерации далее ссылались на Модельный закон "О борьбе с терроризмом", принятый Межпарламентской ассамблеей государств - участников СНГ 8 декабря 1998 г. В частности, согласно статье 7 Модельного закона, если должностные лица государственных органов, осуществляющих борьбу с терроризмом, причиняют вред правоохраняемым интересам граждан, например, при защите жизни и здоровья граждан, безопасности общества и государства, такие действия не могут считаться преступными. При этом правомерными признаются действия таких органов, если предотвращен более значительный вред и если они не могли быть осуществлены иным образом. Лишение жизни человека не является преступлением в тех случаях, когда эти деяния совершены в состоянии необходимой обороны или иной крайней необходимости.

188. Власти Российской Федерации также ссылались на Европейскую конвенцию о пресечении терроризма от 27 января 1977 г., которая содержит определение терроризма, и на Рекомендацию "Группы восьми" по борьбе с терроризмом от 13 июня 2002 г. Последний документ, как подчеркивали власти Российской Федерации, призывает государства-участников скорректировать и модернизировать свою контртеррористическую политику с целью реагирования на новые вызовы в этой области.

189. Власти Российской Федерации далее настаивали на том, что деятельность государственных органов в настоящем деле имела правовые основания, а именно Закон о борьбе с терроризмом. Статья 2 Закона о борьбе с терроризмом устанавливает принцип приоритета защиты прав лиц, подвергшихся опасности в террористической акции, над всеми другими соображениями. Та же статья устанавливает принципы минимальных уступок террористам и минимальной огласки приемов и тактики проведения контртеррористических операций государственными органами.

190. Статьи 10 и 11 Закона о борьбе с терроризмом предусматривают, что контртеррористическая операция управляется оперативным штабом, создаваемым властями Российской Федерации. Оперативный штаб имеет право привлекать людские ресурсы, технические и материальные средства других органов федеральной власти, которые принимают участие в контртеррористической операции. Оперативный штаб действует на принципе единоначалия. Согласно статье 12 Закона о борьбе с терроризмом все специалисты, привлекаемые к работе в оперативном штабе, ответственны только перед его руководителем и никем иным. Они не могут исполнять распоряжения никаких других должностных лиц. Руководитель оперативного штаба назначается Федеральной службой безопасности или Министерством внутренних дел, в зависимости от ситуации. Он определяет границы зоны проведения контртеррористической операции и отдает распоряжения привлеченным лицам, включая гражданских специалистов.

191. Статья 14 Закона о борьбе с терроризмом устанавливает принцип минимизации последствий террористического акта. Руководитель оперативного штаба может допустить проведение переговоров с террористами. Он уполномочивает лиц для ведения переговоров. Однако запрещено рассматривать вопросы о возможном обмене заложников на других лиц или о передаче террористам оружия и предметов, создающих угрозу жизни и здоровью людей, а также вступать в политические переговоры. Президент и Правительство Российской Федерации осуществляют контроль за контртеррористическими мерами, тогда как Генеральная прокуратура осуществляет надзор за законностью таких мер.

192. Власти Российской Федерации утверждали, что действия властей в ходе кризиса с захватом заложников в настоящем деле находились в полном соответствии с национальными нормами и международными обязательствами Российской Федерации. Оперативный штаб был создан. Он собирал информацию о ситуации в театре и главарях террористов. Были начаты переговоры, которые привели к освобождению части заложников. Власти убедили террористов принять пищу и воду для заложников и медицинскую помощь для наиболее нуждавшихся в ней. Однако в определенный момент террористы прекратили освобождение детей и иностранцев и отказались принять дополнительную пищу или воду. Более того, террористы стали расстреливать заложников. Они застрелили в общей сложности пять человек с целью демонстрации решимости перейти к активным действиям. Террористы являлись опасными преступниками, а их главарь Ш.Б. (который не присутствовал в театре лично, но спланировал операцию и управлял ею) был ответственен за серию терактов, включая взрыв автомобиля за несколько дней до этого. Таким образом, решение штурмовать здание было принято после длительных переговоров с террористами, как предусматривала статья 14 Закона о борьбе с терроризмом, когда все возможности договориться были исчерпаны. Выбор средств был оправдан риском возможного взрыва бомб, которые могли повлечь гибель всех заложников. Один из заложников позднее сообщил, что террористы-смертники говорили ему, что готовы умереть. Соответственно, сами заложники не видели иного решения, кроме штурма. Были перехвачены телефонные переговоры С. (Б.), одного из главарей террористов, с Янд., другим участником чеченского сепаратистского движения. Из них следовало, что С. (Б.) был готов убить заложников и умереть, если требования террористов не будут выполнены. Эксперты ФСБ по взрывным устройствам сделали предварительную оценку ситуации в ходе осады и подготовили три альтернативных сценария, и в каждом из них человеческих жертв избежать было нельзя. Последующая экспертиза взрывных устройств, установленных террористами в театре, подтвердила, что совокупный эффект от взрывов в любом случае уничтожил бы большинство заложников в зале.

193. Власти Российской Федерации, кроме того, дали подробную оценку расположения, типа и мощности большого количества взрывных устройств, установленных террористами в театре. Власти Российской Федерации заключили, что террористы имели все необходимые навыки и знания в этой области. Во-первых, схема взрывных устройств позволяла террористам одновременно привести их в действие, в частности, в случае штурма (отпустив кнопку, замыкающую цепь в механизме взрывного устройства). Далее, детонация даже одного взрывного устройства привела бы к смерти нескольких других террористов-смертников. В этом случае они отпустили бы кнопки на своих поясах со взрывчаткой, которые бы тогда взорвались и создали цепную реакцию взрывов. При таком сценарии существовал риск частичного обрушения потолка главного зала здания.

194. Газ, примененный властями, предназначался не для убийства террористов, а для их усыпления, чтобы не было необходимости применять огнестрельное оружие во время штурма. При рассмотрении различных вариантов штурма власти учитывали возможные жертвы среди заложников, но они были неизбежными при данных обстоятельствах. Было также невозможно подсчитать дозу газа более точно из-за различий в физическом состоянии находившихся в театре: молодых, физически крепких террористов и заложников, ослабленных осадой, страдающих от недостатка пищи, свежего воздуха, хронических заболеваний, слишком старых или молодых, чтобы перенести действие газа. В результате доза газа была рассчитана на основе устойчивости к его действию "среднего лица". Любой другой подход мог бы снизить эффективность операции и лишить "эффекта неожиданности" штурм. Власти пытались одновременно избежать максимального ущерба, нейтрализовать террористов и минимизировать негативные последствия. Следовательно, применение газа было "абсолютной необходимой" мерой при данных обстоятельствах.

195. Власти Российской Федерации также утверждали, что гибель заложников не может быть объяснена ненадлежащей медицинской помощью после их освобождения. Они ссылались на многочисленные национальные правовые нормы, которые регулируют оказание медицинской помощи в чрезвычайных ситуациях, затрагивающих большое число людей. Все действия властей полностью соответствовали им. Когда была получена информация о захвате заложников, Всероссийский центр медицины катастроф направил на место происшествия медицинские бригады, определил медицинские учреждения, которые будут участвовать в эвакуации и оказании медицинской помощи заложникам, собрал представителей этих учреждений и провел их инструктаж, распорядился увеличить число дежурных медиков в обозначенных больницах и установил порядок для срочной доставки медикаментов в больницы в случае необходимости.

196. После освобождения потерпевшие получали адекватную медицинскую помощь. Медики и спасатели имели всю необходимую информацию, медикаменты и оборудование для оказания первой медицинской помощи потерпевшим. Координация их действий на месте происшествия была поручена "координаторам Всероссийского центра медицины катастроф". Было приемлемо использовать налоксон как "антагонистический лекарственный препарат" (но не как антидот). Угроза взрыва воспрепятствовала устройству полноценного "временного госпиталя" рядом с театром. Территория рядом с театром, таким образом, использовалась только для предварительного обследования состояния потерпевших. Медики использовали две процедуры, рекомендованные в этих случаях Всемирной организацией здравоохранения - оказание симптомной экстренной помощи и срочную госпитализацию. Эвакуация из здания театра заложников, подвергшихся воздействию газа, и их перевозка в больницу были оперативными и хорошо организованными, больницы были оборудованы для их приема, и, в целом, спасательная операция управлялась в наиболее эффективной форме, которая была возможна при данных обстоятельствах. Использование городских автобусов для усиления транспорта было предусмотрено соответствующими протоколами по чрезвычайным ситуациям такого рода. Две больницы, которые приняли максимальное число заложников (Госпиталь ветеранов войн N 1 и Городская больница N 13), были подготовлены для приема большого числа пациентов. Они являлись ближайшими больницами к театру, и было очень важно сократить время перевозки для оказания эффективной медицинской помощи потерпевшим.

197. Власти Российской Федерации, наконец, отмечали, что действия службы спасения были тщательно рассмотрены в ходе расследования, которое заключило, что эти действия были законными и оправданными. Более подробную оценку спасательной операции, предоставленную властями Российской Федерации, см. в § 26 настоящего Постановления.

C. Мнение Европейского Суда

1. Относится ли дело к сфере действия статьи 2 Конвенции

198. До рассмотрения существа жалоб заявителей Европейский Суд должен разрешить фактические расхождения в доводах сторон, которые могут, в конечном счете, предопределить подход Европейского Суда к делу. Заявители охарактеризовали газ, примененный спецслужбами, как ядовитое вещество, имеющее "летальную силу" в значении прецедентной практики Конвенции. Власти во многих случаях признавали газ безвредным и полагали, что отсутствует "прямая причинная связь" между смертью заложников и газом. Сходный довод был приведен властями Российской Федерации в их объяснениях относительно приемлемости и существа жалобы (см. § 180 Решения от 18 марта 2010 г. о приемлемости и § 194 настоящего Постановления). Если газ действительно был безвредным, а гибель заложников была вызвана естественными причинами, нет никаких оснований для рассмотрения Европейским Судом этого вопроса на основании статьи 2 Конвенции.

199. Европейский Суд напоминает в этом отношении свою практику, подтверждающую стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения" при оценке доказательств (см. Постановление Европейского Суда по делу "Авшар против Турции" (Avsar* (* Правильнее Avsar (прим. переводчика).) v. Turkey), жалоба N 25657/94, § 282, ECHR-2001). Такое доказывание может следовать из совокупности достаточно прочных, ясных и согласующихся выводов или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. В этом контексте при получении доказательств должно приниматься во внимание поведение сторон (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), Series A, N 25, p. 65, § 161). Европейский Суд сознает субсидиарный характер своих функций и учитывает необходимость проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, когда это не представляется неизбежным с учетом обстоятельств конкретного дела (см. Решение Европейского Суда от 4 апреля 2000 г. по делу "Маккерр против Соединенного Королевства" (McKerr v. United Kingdom), жалоба N 28883/95). Тем не менее, когда заявитель ссылается на статьи 2 и 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку (см. с соответствующими изменениями Постановление Европейского Суда от 4 декабря 1995 г. по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria), Series A, N 336, § 32, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Авшар против Турции", § 283), даже если определенные национальные разбирательства и расследования уже имели место.

200. Европейский Суд столкнулся с противоречащими друг другу оценками событий 23-26 октября 2002 г. Особенно важно, что Европейский Суд не имеет информации о точном составе газа. Даже на национальном уровне формула газа не была раскрыта спецслужбами судам и следственным органам. Европейский Суд признает, что могут существовать правовые основания для сохранения формулы газа в тайне. Тем не менее Европейский Суд имеет достаточно материалов, чтобы сделать выводы о составляющих газа, по крайней мере, для рассмотрения жалоб заявителей.

201. Официальное объяснение массовой гибели заложников 26 октября 2002 г. сводилось к тому, что погибшие были ослаблены осадой или имели серьезные заболевания. Официальные эксперты в своих заключениях отмечали, что "прямая причинная связь" между гибелью 125 человек и применением газа отсутствовала, и что газ был лишь одним из многочисленных факторов, которые привели к трагическому исходу (см. § 99 настоящего Постановления). Европейский Суд не будет ставить под вопрос промежуточные выводы национальных экспертов по медицинскому состоянию каждого потерпевшего. В то же время Европейский Суд полагает, что с общими выводами заключения экспертов применительно ко всем погибшим заложникам (за исключением убитых террористами) трудно согласиться. Неправдоподобно, что 125 человек различных возрастов и физического состояния умерли одновременно в одном и том же месте в результате различных существовавших до этого проблем со здоровьем. Равным образом, массовая гибель заложников не может быть приписана условиям, в которых они содержались три дня, в течение которых никто из них не умер, несмотря на продолжительное лишение еды и воды, неподвижность, психологический стресс и так далее. Власти Российской Федерации сами признали, что было невозможно предвидеть действие газа, и полагали, что некоторых людских потерь невозможно было избежать (см. § 194 настоящего Постановления). Это означает, что газ не был "безвредным", поскольку "безвредность" предполагает отсутствие серьезных неблагоприятных последствий.

202. Европейский Суд допускает, что применение газа не имело целью убить террористов или заложников. Таким образом, газ скорее относится к "нелетальным, но нейтрализующим видам оружия" (см. в этом отношении различия, приведенные в Основных принципах применения силы и огнестрельного оружия, в § 162 настоящего Постановления). Это является важной характеристикой газа, Европейский Суд вернется к этому в своем дальнейшем анализе. В данное время Европейский Суд не находит необходимым рассматривать вопрос о том, представлял ли газ "летальную силу" или являлся "нелетальным оружием". Как следует из доводов властей Российской Федерации и как показывают обстоятельства дела, газ был потенциально опасным для обычных людей и потенциально смертельным для лиц с ослабленным здоровьем. Возможно, что некоторые люди пострадали больше других в связи с их физическим состоянием. Более того, вполне возможно, что одна или две смерти среди родственников заявителей имели естественные причины и не были связаны с газом вообще. Тем не менее вполне можно заключить, что газ остается главной причиной смерти большого числа потерпевших.

203. В итоге настоящее дело касается применения опасного вещества (неважно, как оно описывается) властями в ходе спасательной операции, которое привело к гибели многих из тех, кого власти пытались спасти, и к смертельной опасности для многих других людей (в отношении этой группы заявителей см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты по делу "Макарадзис против Греции" (Makaratzis v. Greece), жалоба N 50385/99, §§ 49-55, ECHR 2004-XI). Ситуация, таким образом, относится к сфере действия статьи 2 Конвенции. Европейский Суд далее рассмотрит, соответствовало ли применение силы требованиям этой статьи.

2. Статус жертвы нескольких заявителей

204. Прежде чем начать свой анализ, Европейский Суд должен приступить к выяснению статуса жертвы нескольких заявителей. Во-первых, как следует из документов в деле Чернецовой и других, один из заявителей, Олег Валерьевич Матюхин, не являлся одним из заложников и не утратил никого из близких родственников во время событий 23-26 октября 2002 г. Как выяснилось, его имя было включено в список заявителей, потому что его жена, Екатерина Владимировна Матюхина, одна из заложниц, подверглась действию газа, однако выжила. При данных обстоятельствах Европейский Суд полагает, что только Матюхина лично может рассматриваться как "жертва" предполагаемого нарушения статьи 2 Конвенции в значении статьи 34 Конвенции. Имя Матюхина, следовательно, должно быть исключено из числа заявителей в настоящем деле.

205. Во-вторых, несколько заявителей, которые утратили своих супругов 26 октября 2002 г., не регистрировали свои брачные отношения официально. В частности, это относится к Елене Акимовой (утратила И. Финогенова), Светлане Генераловой (утратила В. Бондаренко) и Светлане Губаревой (утратила С.А. Букера). Как следует из доводов заявителей, указанные выше заявители имели фактические супружеские отношения со своими погибшими супругами. Это обстоятельство не оспаривалось государством-ответчиком. В особом контексте настоящего дела Европейский Суд полагает возможным признать, что данные лица имеют статус жертв, чтобы жаловаться на гибель своих супругов на основании статьи 2 Конвенции на равных основаниях с заявителями, состоявшими в официальных супружеских отношениях с погибшими заложниками (см. Решение Европейского Суда от 18 мая 1999 г. по делу "А.V. против Болгарии" (A.V. v. Bulgaria), жалоба N 41488/98).

3. Общие принципы

206. Статья 2 Конвенции, гарантирующая право на жизнь и раскрывающая обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправданным, относится к числу наиболее фундаментальных положений Конвенции, не допускающих каких бы то ни было отступлений. Совместно со статьей 3 Конвенции она воплощает одну из базовых ценностей демократических обществ, объединяемых в Совете Европы. Поэтому обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправдано, допускают лишь буквальное толкование (см. Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 97, ECHR 2000-VII).

207. Как следует из текста статьи 2 Конвенции, применение летальной силы сотрудниками правоохранительных органов может быть оправдано при некоторых обстоятельствах. Тем не менее статья 2 Конвенции не дает им неограниченных полномочий. Бесконтрольные и произвольные действия должностных лиц несовместимы с эффективным соблюдением прав человека. Это означает, что полицейские операции должны быть не только санкционированы национальным законодательством, но и полностью им регулироваться в контексте системы адекватных и эффективных гарантий от произвола и злоупотребления силой (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 8 июня 2004 г. по делу "Хильда Хафстейнсдоуттир против Исландии" (Hilda Hafsteinsdоttir v. Iceland), жалоба N 40905/98, § 56, см. также статью 6 Общих замечаний N 6 Комитета по правам человека ООН, принятых на 16-й Сессии (1982), § 3)) и даже от несчастных случаев, которых можно избежать.

208. Когда власти применяют летальную силу в рамках "полицейской операции", сложно отделить негативные обязательства государства не совершать определенных действий от позитивных обязательств совершить определенные действия. В таких случаях Европейский Суд обычно проверяет, планировалась и контролировалась ли полицейская операция властями таким образом, чтобы минимизировать, насколько это возможно, применение летальной силы и человеческие жертвы, и все ли возможные меры предосторожности в выборе средств и приемов при проведении спецоперации были приняты (см. Постановление Европейского Суда от 28 июля 1998 г. по делу "Эрги против Турции" (Ergi v. Turkey), Reports 1998-IV, § 79, см. также Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1995 г. по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства" (McCann and Others v. United Kingdom), Series A, N 324, §§ 146-150, § 194, Постановление Европейского Суда от 9 октября 1997 г. по делу "Андронику и Константину против Кипра" (Andronicou and Constantinou v. Cyprus), Reports 1997-VI, § 171, §§ 181, 186, 192 и 193, и Постановление Европейского Суда по делу "Хью Джордан против Соединенного Королевства" (Hugh Jordan v. United Kingdom), жалоба N 24746/95, §§ 102-104, ECHR 2001-III).

209. Позитивные обязательства властей по статье 2 Конвенции не абсолютны: не каждая возможная угроза жизни требует от властей принять особые меры для избежания этой угрозы. Обязанность принять конкретные меры возникает, только если власти знали или могли знать о существовании реальной и непосредственной угрозе жизни и если власти имели определенную меру контроля над ситуацией (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Осман против Соединенного Королевства" (Osman v. United Kingdom), § 116, Reports 1998-VIII, см. также Решение от 18 марта 2010 г. о приемлемости жалобы по настоящему делу). Европейский Суд требует от государства-ответчика принятия только таких мер, которые являются "возможными" при тех или иных обстоятельствах (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрги против Турции"). Объем позитивного обязательства должен толковаться способом, который не возлагает на власти невозможного или несоразмерного бремени с учетом сложности полицейской охраны общественного порядка в современных обществах, непредсказуемости человеческого поведения и оперативных решений, которые должны приниматься с учетом приоритетов и ресурсов (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Макарадзис против Греции", § 69, с дополнительными отсылками, см. также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства", и Постановление Европейского Суда от 15 декабря 2009 г. по делу "Майорано и другие против Италии" (Maiorano and Others v. Italy), жалоба N 28634/06, § 105).

4. Применимый стандарт тщательности расследования

210. Как правило, любое использование летальной силы должно быть не более чем "абсолютно необходимым" для достижения одной или нескольких целей, изложенных в подпунктах "а"-"c" статьи 2 Конвенции. Такая формулировка указывает, что проверка необходимости должна быть более строгой и нуждается в более убедительных доводах, чем при обычной проверке, применяемой при оценке того, являются ли действия государства "необходимыми в демократическом обществе" в соответствии с пунктами 2 статей 8-11 Конвенции. Следовательно, применение силы должно быть строго соразмерным достижению допустимых целей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", §§ 148-149, см. также Постановление Европейского Суда от 14 декабря 2000 г. по делу "Гюль против Турции" (Gul v. Turkey), жалоба N 22676/93, §§ 77 и 78).

211. Тем не менее Европейский Суд может иногда отступать от строгого стандарта "абсолютной необходимости". Как показывают дела "Осман против Соединенного Королевства", "Макарадзис против Греции" и "Майорано и другие против Италии" (упоминавшиеся выше), его применение может быть просто невозможным, когда конкретные аспекты ситуации находятся вне сферы компетенции Европейского Суда и где власти вынужденно сильно ограничены во времени или их контроль над ситуацией минимальный.

212. Европейский Суд остро сознает трудности, возникающие перед государством при защите его населения от терроризма, и не оспаривает сложности этой проблемы (см. Постановление Большой Палаты по делу "Рамирес Санчес против Франции" (Ramirez Sanchez v. France), жалоба N 59450/00, § 115, ECHR 2006-...). В особом российском контексте терроризм со стороны многочисленных сепаратистских движений на Северном Кавказе представляет собой большую угрозу национальной и общественной безопасности уже более 15 лет, и борьба с терроризмом является легитимной целью российских властей.

213. Хотя захват заложников, к сожалению, является распространенным явлением в последние годы, масштабы кризиса 23-26 октября 2002 г. превысили все, что было до этого, и создали действительно исключительную ситуацию. Проблема затрагивала жизни нескольких сотен заложников, террористы были хорошо вооружены, подготовлены и преданы своему делу, и, что касается военного аспекта штурма, никакие предварительные меры не могли быть приняты. Захват заложников был неожиданным для властей (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia), жалоба N 57950/00, §§ 180 и последующие* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.)), поэтому военные приготовления для штурма необходимо было проводить быстро и в полной тайне. Необходимо отметить, что власти не контролировали ситуацию внутри здания. При таких обстоятельствах Европейский Суд признает, что национальные власти должны были принимать сложные и мучительные решения. Европейский Суд готов признать за властями пределы усмотрения, по крайней мере, в военных и технических аспектах рассматриваемой ситуации, несмотря на то, что некоторые решения, принятые властями, могут спустя время выглядеть небезупречными.

214. В отличие от этого последующие этапы проведения операции могут стать предметом для тщательного рассмотрения Европейским Судом. Это особенно относится к таким этапам, когда отсутствовали серьезные ограничения по времени и власти контролировали ситуацию.

215. Подобный подход Европейский Суд уже применял, например, в упоминавшемся выше в деле "Исаева против Российской Федерации", §§ 180 и последующие. В этом деле Европейский Суд постановил, что "с учетом конфликта в Чеченской Республике в период, относящийся к обстоятельствам дела, [антиповстанческие] меры предположительно могли включать применение армейских частей, вооруженных боевым оружием, включая военную авиацию и артиллерию". Это не помешало выводу Европейского Суда о том, что Конвенция была нарушена в части неизбирательного применения тяжелого вооружения военными, уклонения от воспрепятствования проникновения чеченских повстанцев в село, необеспечения ими безопасности "гуманитарного коридора" и так далее. Тем не менее, соглашаясь, что применение армии в подобных конфликтах было оправданным, Европейский Суд проводит четкую линию между стратегическими политическими альтернативами (применение военной силы в Чеченской Республике), которые выходят за пределы сферы компетенции Европейского Суда, и другими аспектами ситуации, которые Европейский Суд мог рассматривать.

216. Европейский Суд не считает, что настоящее дело тождественно делу "Исаева против Российской Федерации", напротив, существуют значительные различия между этими двумя делами. Таким образом, в настоящем деле захват заложников стал неожиданностью для властей, заложники сами по себе были в более уязвимом положении по сравнению с гражданскими лицами в деле "Исаева против Российской Федерации", и выбор средств (газа) властями был менее опасным, чем в деле "Исаева против Российской Федерации" (бомбы). Европейский Суд намерен принять тот же методологический подход, что и в деле "Исаева против Российской Федерации", и применять различный уровень контроля к различным аспектам рассматриваемой ситуации.

5. Применение силы

(a) Решение о штурме

217. Европейский Суд напоминает, что применение силы может быть оправдано основаниями, приведенными в пункте 2 статьи 2 Конвенции, а именно подпунктом "a" для защиты любого лица от противоправного насилия, подпунктом "b" для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях, или подпунктом "c" для подавления в соответствии с законом бунта или мятежа.

218. Заявитель* (* Так в оригинале. По-видимому, заявители (прим. переводчика).) утверждал, что реальное намерение властей не имело ничего общего с этими законными целями. Они утверждали в своих объяснениях, что главной целью властей было уничтожить террористов, а не спасти заложников. Европейский Суд принимает к сведению фразу в решении прокурора, указавшего, что применение силы было направлено на предотвращение "умаления престижа России на международной арене". Однако этого недостаточно, чтобы согласиться с доводом о недобросовестности. Все указывает на то, что одной из главных забот властей было спасение жизни заложников. В своем дальнейшем анализе Европейский Суд будет исходить из того, что в настоящем деле власти преследовали одновременно три законные цели, установленные в пункте 2 статьи 2 Конвенции, и что "защита любого лица от противоправного насилия" была приоритетной, как это предусматривает статья 2 Закона о борьбе с терроризмом.

219. Вопрос заключается в том, могли ли эти цели быть достигнуты другими, менее радикальными средствами. Заявители утверждали, что было возможно разрешить кризис с захватом заложников мирным способом, и никто бы не погиб, если бы власти пошли на переговоры. При анализе этой жалобы Европейский Суд должен принять во внимание информацию, доступную властям во время событий. Европейский Суд напоминает, что применение силы представителями государства может быть оправдано, если оно было основано на добросовестном убеждении, которое при наличии надлежащих оснований воспринимается как действительное в момент событий, даже если впоследствии оно оказывается ошибочным (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", § 200).

220. Европейский Суд напоминает, что в принципе нет никакой необходимости применения летальной силы, "когда известно, что лицо, которое должно быть арестовано, не угрожает жизни или здоровью и не подозревается в совершении преступления, связанного с насилием" (см. Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии" (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы NN 43577/98 и 43579/98, § 95, ECHR 2005-VII). Европейский Суд напоминает, что ситуация в настоящем деле была совершенно иной: угроза со стороны террористов была реальной и очень серьезной. Власти знали, что многие террористы ранее участвовали в вооруженном сопротивлении российским частям в Чеченской Республике, имели хорошую подготовку, были хорошо вооружены и преданы своему делу (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Андронику и Константину против Кипра", § 183, в котором Европейский Суд подчеркивал, что захвативший заложников не был "закоренелым преступником"), что взрыв устройств, установленных в главном зале, мог уничтожить всех заложников, и что террористы были готовы привести эти устройства в действие, если их требования не будут выполнены.

221. Действительно, террористы не привели бомбы в действие после того, как газ был применен, хотя некоторые из них какое-то время находились в сознании. Тем не менее следует считать умозрительным предположение о том, что они не выполнили своих угроз из гуманных соображений, возможно, они были просто дезориентированы или не получили четких указаний. В любом случае власти не могли знать со всей уверенностью, выполнят ли террористы свои угрозы в действительности и приведут ли они в действие бомбы. В итоге власти могли разумно заключить, что существовала реальная и серьезная угроза жизни заложников и что применение летальной силы рано или поздно было бы неизбежным.

222. Нельзя исключить, что дальнейшие переговоры завершились бы освобождением еще нескольких заложников, таких как, например, иностранные граждане, дети и пожилые люди и так далее. Заявители упорно приводили этот довод, утверждая, что угроза жизням заложников не была неминуемой. Однако возникает слишком много сомнений по этому поводу. Неизвестно, были ли готовы главари террористов делать уступки, так как их поведение и заявления говорили о противоположном.

223. Также важно отметить требования террористов в обмен на освобождение заложников. Европейский Суд не будет строить предположения в принципе, необходимо ли всегда вести переговоры с террористами и "выкупать" жизни заложников в обмен на деньги или исполнение их требований. Многочисленные доводы заявителей ставят под сомнение все антитеррористические операции и выходят далеко за рамки компетенции Европейского Суда, который не имеет полномочий указывать государствам-участникам лучшую политику в разрешении подобных кризисов: вести ли с террористами переговоры и делать ли уступки или сохранять твердость и требовать безоговорочной капитуляции. Разработка жестких правил по данному вопросу может серьезно повлиять на преимущественное право властей при переговорах с террористами. При обстоятельствах данного конкретного дела очевидно, что большинство требований террористов были нереальными для исполнения. Так, среди прочего, террористы требовали полного вывода воинских частей Российской Федерации с территории Чеченской Республики. Хотя они впоследствии согласились на частичный отвод войск (см. показания Яв. в § 38 настоящего Постановления), при данных обстоятельствах это было бы равносильно фактической потере контроля над частью российской территории.

224. В любом случае нельзя сказать, чтобы власти не пытались вести переговоры. Некоторые формы переговоров проводились. По крайней мере, террористам была дана возможность сформулировать свои требования, чтобы иметь время реагировать на ситуацию и "уменьшить ее накал". Действительно, в переговорах не участвовал никто из политических лидеров высшего уровня. В то же время нет никаких доказательств того, что их участие привело бы ситуацию к мирному разрешению, учитывая природу требований, выдвинутых террористами (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Андронику и Константину против Кипра", § 184).

225. На основании имеющихся данных невозможно заключить, действительно ли лица, убитые террористами, подверглись расправам, как, видимо, полагают власти Российской Федерации, или они были убиты за сопротивление террористам или потому что террористы сочли их "шпионами". Вместе с тем во время событий большинство участвовавших в переговорах лиц могли вполне обоснованно воспринимать угрозу расстрелов как реальную.

226. В итоге ситуация выглядела очень тревожной. Хорошо вооруженные, преданные своему делу сепаратисты захватили заложников и выдвинули нереальные для исполнения требования. Первые дни переговоров не принесли никаких видимых результатов, вдобавок гуманитарная ситуация (физическое и психологическое состояния заложников) ухудшалась и делала заложников еще более уязвимыми. Европейский Суд заключает, что существовала реальная серьезная и непосредственная угроза массовой гибели людей и что власти имели все основания полагать, что вооруженное вторжение будет "меньшим злом". Таким образом, решение властей прекратить переговоры и штурмовать здание при данных обстоятельствах не противоречит статье 2 Конвенции.

(b) Решение о применении газа

227. Согласившись с тем, что применение силы было оправдано в принципе, Европейский Суд теперь рассмотрит следующий вопрос, а именно были ли адекватными средства, привлеченные спецслужбами (газ).

228. Европейский Суд прежде всего напоминает, что во многих делах он рассматривал правовую или регулятивную основу, созданную для применения летальной силы (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", § 150, и Постановление Большой Палаты по делу "Макарадзис против Греции", §§ 56-59). Такой же подход отражен в упоминавшихся выше Основных принципах, принятых ООН (см. § 162 настоящего Постановления), которые указывают, что нормы и правила по применению силы должны быть достаточно подробными и должны предписывать, в частности, разрешенные типы оружия и боеприпасов.

229. Правовая основа для применения газа в настоящем деле остается невыясненной: хотя законодательство предусматривает применение оружия и специального снаряжения и средств против террористов (как следует из статьи 11 Закона о борьбе с терроризмом, см. § 157 настоящего Постановления), оно не разъясняет, какие типы оружия и боеприпасов могут быть применены и при каких обстоятельствах. Кроме того, законодательство предусматривает, что особые технические приемы антитеррористических операций должны сохраняться в тайне (см. § 156 настоящего Постановления). Точная формула газа не была раскрыта властями. Следовательно, Европейский Суд не может установить, относился ли данный газ к "обычному оружию", и определить правила его применения. При данных обстоятельствах Европейский Суд готов признать, что применение газа было разовым решением, не предусмотренным в правилах или инструкциях для правоохранительных органов.

230. Однако само по себе это обстоятельство не может повлечь установление факта нарушения статьи 2 Конвенции (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации", § 199). Общая неопределенность российского антитеррористического законодательства необязательно означает, что в каждом конкретном случае власти не соблюдают право заявителей на жизнь. Даже если необходимые нормы существовали, они, возможно, были бы ограничены в применении в подобной ситуации, которая была абсолютно непредсказуемой, исключительной и требовала индивидуального подхода. Уникальный характер и масштабы московского кризиса, связанного с захватом заложников, требуют от Европейского Суда отделить настоящее дело от других, где он рассматривал более или менее обычные полицейские операции и где неопределенность регулятивной основы для применения летального оружия влекла нарушение, в частности, позитивных обязательств государства на основании статьи 2 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии", §§ 99-102).

231. Европейский Суд далее перейдет к рассмотрению главного довода заявителей. Они утверждали, что газ являлся летальным оружием, которое было применено неизбирательно против террористов и невинных заложников. Эта жалоба заслуживает самого серьезного рассмотрения, поскольку "массовое применение неизбирательных видов оружия... не может считаться совместимым с требуемым стандартом заботливости, которая должна проявляться в операциях с использованием летальной силы государственными представителями" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации", § 191). Европейский Суд отмечает, что германский Конституционный суд в решении от 15 февраля 2006 г. признал несоответствующим праву на жизнь, гарантированному конституцией, закон, допускавший применение силы для уничтожения захваченного самолета, в отношении которого есть основания полагать, что он будет использоваться для теракта (см. § 164 настоящего Постановления). Он установил, в частности, что применение летальной силы против лиц на борту, которые не совершали преступлений, будет противоречить их праву на жизнь и человеческое достоинство, предусмотренному германским Основным законом и получившему толкование в юридической практике Конституционного суда.

232. В то же время в настоящем деле газ, примененный российскими спецслужбами, хотя и опасный, не был направлен на убийство, в отличие, например, от бомб или ракет. Изложенный в деле "Исаева против Российской Федерации" общий принцип относительно неизбирательного применения тяжелого вооружения в антитеррористических операциях должен быть подтвержден, но он был сформулирован в другом фактическом контексте, когда российские власти использовали авиабомбы, чтобы уничтожить группу повстанцев, которая скрывалась в селе, полном гражданских лиц. Несмотря на то, что газ в настоящем деле был применен против группы, состоявшей из заложников и террористов, и хотя газ был опасен и даже потенциально смертельно опасен, он не был применен "неизбирательно", поскольку оставлял заложникам высокие шансы на выживание, что зависело от эффективности спасательной операции властей. Заложники в настоящем деле не находились в той же безвыходной ситуации, что и пассажиры в захваченном террористами самолете.

233. Заявители далее утверждали, что газ не оказал желаемого эффекта в отношении террористов и вместе с тем вызвал много случаев смерти среди заложников. Другими словами, они считали, что газ принес больше вреда, чем пользы. При рассмотрении данной жалобы Европейский Суд должен оценить, могло ли применение газа предотвратить взрыв.

234. Власти Российской Федерации не комментировали утверждение заявителей о том, что газ не привел к немедленной потере сознания всех террористов. Заявители истолковали этот факт в том смысле, что газ был в любом случае бесполезным. Доказательства показывают, что газ не имел мгновенного действия. Однако выводы, сделанные заявителями из этого обстоятельства, слишком умозрительны. Факты дела приводят к противоположному выводу: все указывает на то, что газ оказал свое действие на террористов и повлек потерю сознания большинства из них, даже если и не мгновенно, но и взрыва не последовало. Европейский Суд приходит к выводу, что применение газа могло способствовать освобождению заложников и уменьшению опасности взрыва, даже если оно и не устранило эту угрозу полностью.

235. Другой довод заявителей заключался в том, что концентрация газа была неправильно рассчитана и что угроза жизни и здоровью заложников при его применении превышала выгоду от его использования. Европейский Суд уже установил, что газ был опасен и, более того, потенциально смертельно опасен. Власти Российской Федерации утверждали, что дозировка газа была рассчитана на основании "физического состояния среднего человека". Европейский Суд отмечает, что даже этой дозировки было недостаточно, чтобы усыпить всех находившихся в зале: после его распыления в зрительном зале некоторые из заложников оставались в сознании и покидали здание самостоятельно. В любом случае Европейский Суд не в состоянии оценить вопрос о дозировке газа. Однако он примет его во внимание при оценке других аспектов дела, таких как длительность его воздействия и адекватность последующей медицинской помощи.

236. В итоге Европейский Суд заключает, что применение газа во время штурма не было при данных обстоятельствах непропорциональной мерой и в качестве таковой не нарушало статью 2 Конвенции.

6. Операция по спасению и эвакуации

237. Приведенный выше вывод не препятствует исследованию Европейским Судом вопроса о том, являлась ли последующая спасательная операция спланированной, и проводилась ли она в соответствии с позитивными обязательствами властей на основании статьи 2 Конвенции, а именно приняли ли власти все необходимые меры предосторожности, чтобы свести к минимуму действие газа на заложников, скорейшим образом эвакуировать их и оказать им необходимую медицинскую помощь (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", §§ 146-150 и § 194, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Андронику и Константину против Кипра", §§ 171, 181, 186, 192 и 193, и Постановление Европейского Суда от 9 октября 1997 г. по делу "Хью Джордан против Соединенного Королевства" (Hugh Jordan v. United Kingdom), жалоба N 24746/95, §§ 102-104, ECHR 2001-III). Многие обстоятельства в этом отношении оспаривались сторонами. Европейский Суд напоминает в этой связи, что его возможности по установлению фактов являются ограниченными. Поэтому в соответствии с принципом субсидиарности Европейский Суд предпочитает ссылаться, где это возможно, на выводы компетентных национальных органов. Тем не менее при этом Европейский Суд не отказывается полностью от своих полномочий контроля. Если обстоятельства конкретного дела того требуют, особенно, если смерть потерпевших доказуемо связана с применением летальной силы властями, Европейский Суд может предпринять новую оценку доказательств (см. Постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г. по делу "Голубева против Российской Федерации" (Golubeva v. Russia), жалоба N 1062/03, § 95* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2010.), см. также с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 2 ноября 2006 г. по делу "Матко против Словении" (Matko v. Slovenia), жалоба N 43393/98, § 100, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Имакаева против Российской Федерации", § 113). Европейский Суд далее напоминает, что "в ситуации, когда лица были ранены или убиты... в месте, находящемся под исключительным контролем властей государства, и на первый взгляд имеются данные о том, что государство может быть к этому причастно, бремя доказывания может также перейти к государству-ответчику, поскольку данные события, возможно, полностью или в большей части относятся к исключительному ведению властей. Если они далее не смогли раскрыть ключевые документы для того, чтобы Европейский Суд мог установить факты или иным образом обеспечить удовлетворительное и убедительное объяснение, могут быть сделаны соответствующие выводы" (см. Постановление Большой Палаты по делу "Варнава и другие против Турции" (Varnava and Others v. Turkey), жалобы N 16064/90 и так далее, § 184, ECHR 2009-...). Как следует из приведенной цитаты, Европейский Суд может сделать негативные выводы, если государство-ответчик не раскрывает важнейших доказательств в ходе разбирательства дела в Европейском Суде, как оно должно было сделать в соответствии с прежним подпунктом "a" пункта 1 статьи 38 Конвенции (в настоящее время статья 38 Конвенции, в которой предусматривается, что государства должны предоставить все необходимые средства, чтобы сделать возможным надлежащее и эффективное рассмотрение жалоб - см. Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 70, ECHR 1999-IV, и Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, §§ 66 и 70, ECHR 2000-VI).

238. Более того, даже если государство раскрывает все имеющиеся доказательства, этого все еще может быть недостаточно для обеспечения "удовлетворительного и убедительного" объяснения смерти потерпевшего. В целом доверие Европейского Суда к доказательствам, полученным в результате национального расследования, и фактам, установленным в рамках национальных разбирательств, во многом будет зависеть от качества национального следственного процесса, его тщательности, последовательности и так далее (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Голубева против Российской Федерации", § 96, и Постановление Европейского Суда по делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации" (Maslova and Nalbandov v. Russia), жалоба N 839/02, §§ 101 и последующие, ECHR 2008-... (извлечения)* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.), см. также Постановление Европейского Суда от 29 мая 2008 г. по делу "Бетаев и Бетаева против Российской Федерации" (Betayev and Betayeva v. Russia), жалоба N 37315/03, § 74, Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева и другие против Российской Федерации" (Isayeva and Others v. Russia), жалобы NN 57947/00, 57948/00 и 57949/00, §§ 179 и последующие).

239. Однако при этом Европейский Суд отмечает, что он не всегда делает негативные выводы из отсутствия проведения эффективного расследования властями, см., например, Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Хашиев и Акаева против Российской Федерации" (Khashiyev and Akayeva v. Russia), жалобы NN 57942/00 и 57945/00* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.), Постановление Европейского Суда по делу "Лулуев и другие против Российской Федерации" (Luluyev and Others v. Russia), жалоба N 69480/01, ECHR 2006-... (извлечения)* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.), и Постановление Европейского Суда от 10 января 2008 г. по делу "Зубайраев против Российской Федерации" (Zubayrayev v. Russia), жалоба N 67797/01, § 83* (* Там же. N 1/2009.).

240. Возвращаясь к настоящему делу, Европейский Суд, во-первых, отмечает, что расследование в части халатности властей было прекращено и не привело к судебному разбирательству в полном объеме (в отличие, например, от недавнего Постановления Большой Палаты от 24 марта 2011 г. по делу "Джулиани и Гаджо против Италии" (Giuliani and Gaggio v. Italy), жалоба N 23458/02). При таких обстоятельствах Европейский Суд должен рассмотреть выводы расследования относительно эффективности спасательной операции с большой осторожностью, но не отметая их полностью.

241. Во-вторых, Европейский Суд принимает к сведению отчеты Департамента здравоохранения, Центра медицины катастроф и свидетельские показания нескольких высокопоставленных чиновников в сфере здравоохранения и ликвидации чрезвычайных ситуаций. Эти отчеты и свидетельские показания характеризуют спасательную операцию как в целом успешную, быструю и хорошо скоординированную (см., например, §§ 56, 55, 67 и 119 настоящего Постановления). Эти структуры и должностные лица, бесспорно, являются "компетентными органами", чей анализ ситуации заслуживает внимания. В то же время данные структуры и должностные лица непосредственно участвовали в планировании и координации спасательной операции и, таким образом, могли и не быть действительно нейтральными в своих оценках. Их свидетельства необходимо внимательно сравнить с другими материалами дела, а именно показаниями спасателей и медиков, работавших на месте происшествия, экспертными заключениями, документами и так далее.

242. В-третьих, Европейский Суд учитывает объяснения властей Российской Федерации, представленные в ответ на вопросы Европейского Суда, адресованные им в ходе разбирательства о приемлемости жалобы. Европейский Суд просил государство-ответчика ответить на несколько весьма конкретных вопросов, касавшихся, в частности, планирования и координации спасательной операции, хронологии событий, инструкций, даваемых медикам и спасателям, специального оборудования, которое они имели в своем распоряжении, конкретных следственных действий, предпринятых после событий и так далее. Однако большинство из вопросов, поставленных Европейским Судом, остались без ответа. Доводы властей Российской Федерации по существу жалобы в значительной степени повторяли их объяснения по вопросу приемлемости жалобы, были слишком обобщенными и не касались никаких конкретных фактических вопросов.

(a) Планирование медицинской помощи и эвакуации

243. Учитывая вышеизложенное и в соответствии с дифференцированным подходом, упомянутым в § 216 настоящего Постановления, Европейский Суд полагает, что планирование спасательной операции и управление ею, в частности, организация медицинской помощи потерпевшим и их эвакуация, могут быть подвергнуты более тщательному рассмотрению, нежели "политические" и военные аспекты операции. Европейский Суд отмечает, прежде всего, что спасательная операция не была неподготовленной: власти имели два дня, чтобы отреагировать на ситуацию и произвести особые приготовления. Во-вторых, в этом аспекте (эвакуация и медицинская помощь) властям следовало руководствоваться заранее составленным планом преодоления чрезвычайной ситуации, не связанной с конкретным кризисом. В-третьих, они имели некоторый контроль над ситуацией снаружи здания, где разворачивались основные действия по спасению (в отличие от ситуации внутри здания, которое находилось в руках террористов). Наконец, чем более предсказуемой является опасность, тем больше обязательство защищать от нее: ясно, что власти в этом случае всегда действовали исходя из того, что заложники, возможно, были серьезно травмированы (взрывом или газом), и, таким образом, большое число людей, нуждающихся в медицинской помощи, не стало неожиданным. Европейский Суд полагает, что при таких обстоятельствах он может подвергнуть спасательную операцию, в части, в которой она касалась эвакуации и медицинской помощи заложникам, более подробному исследованию.

244. Власти Российской Федерации не предоставили документов, содержащих полное описание плана эвакуации, потому что или этот план никогда не существовал или потому что он был уничтожен. Однако, если такой письменный план и не существовал, некоторые приготовления были сделаны (см. §§ 15 настоящего Постановления и последующие). В частности, (1) спасатели были размещены вокруг театра, (2) было увеличено количество мест в нескольких больницах, (3) две или три специальные медицинские бригады были сосредоточены поблизости, (4) в городские больницы были завезены дополнительные средства, (5) были вызваны дополнительно медики и прикреплены к больницам, которые должны были принимать заложников в первую очередь, (6) станции "скорой помощи" были предупреждены о возможном массовом использовании машин "скорой помощи", (7) врачи на месте получили инструкции по сортировке пострадавших на основании тяжести их состояния.

245. Все меры, по-видимому, были основаны на предположении о том, что в случае обострения ситуации большинство пострадавших будут иметь ранения от огнестрельного оружия или взрыва (см., например, §§ 67 и последующие настоящего Постановления). Европейский Суд рассмотрит, действительно ли первоначальный план предусматривал достаточные меры предосторожности.

246. Представляется, что первоначальный план эвакуации предполагал участие сотен врачей, спасателей и другого персонала для оказания помощи заложникам, тогда как было сделано слишком мало для координации работы этих различных служб.

247. Во-первых, положения первоначального плана для взаимодействия на месте происшествия между многочисленными службами, участвовавшими в спасательной операции (МЦЭМП, Центром медицины катастроф, врачами обычных бригад "скорой помощи", врачами городских больниц, службой спасения, сотрудниками специального подразделения, обычными работниками милиции и так далее), выглядят неэффективными. Европейский Суд признает, что каждая служба имела свое собственное звено управления, средства связи, формы протоколов и так далее. Однако отсутствие какой-либо централизованной координации на месте происшествия было отмечено многочисленными свидетелями (см., например, §§ 83, 85, 86, и 89 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации не указали, сколько координаторов (если они имелись) было задействовано, действительно ли все сотрудники были осведомлены о своем месте, функциях, действиях и так далее. Видеозапись эвакуации создает впечатление, что каждый участник действовал по собственной инициативе, по крайней мере, вначале. Взаимодействие между сотрудниками выглядело случайным, никакого четкого разделения между задачами представителей многочисленных служб и даже внутри одной службы не было видно. Только один или двое человек осуществляли то, что может быть описано как "координация" у входа в театр, но они, вероятно, относились к военизированным подразделениям. Далее, нет никакой информации о том, как инструкции из оперативного штаба попадали к координаторам на месте происшествия в режиме реального времени и от координаторов к сотрудникам на месте происшествия и как отчеты о ситуации собирались и направлялись обратно в оперативный штаб.

248. Во-вторых, первоначальный план эвакуации, по-видимому, не содержал каких-либо инструкций относительно того, как представители различных спасательных служб должны были обмениваться информацией о пострадавших и состоянии их здоровья. Несколько врачей, допрошенных в ходе следствия, сообщили, что они не знали, какой вид лечения пострадавшие уже получили - они были вынуждены принимать решения на основании того, что они видели (см., например, §§ 56, 57 и 93 настоящего Постановления). Поскольку известно, что многие люди не получили никакой медицинской помощи вообще, не исключено, что многие получали инъекции более одного раза, что могло само по себе представлять опасность. Судя по всему, пострадавшие, которые получили инъекции, не были каким-либо образом отмечены, чтобы отделить их от тех, кто не получил инъекции.

249. В-третьих, неясно, какая очередность задач была установлена для медиков. Власти Российской Федерации утверждали, что в соответствии с первоначальным планом медицинский персонал должен быть разделить пострадавших на четыре группы в зависимости от тяжести их состояния. Однако такое разделение на видеозаписи не усматривается: тела людей клали на землю, по-видимому, в случайном порядке, и многие свидетели подтвердили, что в действительности никакого разделения не было (см., например, §§ 83, 90 и 91 настоящего Постановления) или что оно было неэффективным, поскольку погибшие помещались в те же автобусы, что и живые люди (см. §§ 90 и 93 настоящего Постановления). Далее, цель такой сортировки сама по себе неочевидна. Власти Российской Федерации не указывали, действительно ли после сортировки, если таковая имела место, преимущество отдавалось наиболее серьезным случаям или тем пострадавшим, чьи шансы выжить были выше. Цель сортировки не была указана: Европейский Суд не может, таким образом, определить, должна ли она была проводиться для обеспечения равномерного распределения нагрузки среди больниц или для того, чтобы наиболее серьезно пострадавшие были отправлены в ближайшие (или лучше подготовленные) больницы. Особенно важно то, что власти Российской Федерации не объяснили, каким образом информация о соответствующих "категориях" каждого пострадавшего доводилась до врачей "скорой помощи", врачей в городских автобусах и больницах. Европейский Суд поставил эти вопросы перед властями Российской Федерации, но не получил ответов. Материалы национального расследования также не разъясняют данных вопросов. Европейский Суд заключает, что этот аспект спасательной операции не был тщательно продуман и что на практике "сортировка" либо отсутствовала или была бессмысленной.

250. В-четвертых, хотя первоначальный план предусматривал массовую перевозку пострадавших в городских автобусах, он не предусматривал оказания медицинской помощи в этих автобусах. Многие свидетели указывали на нехватку медицинского персонала и оборудования в автобусах, перевозивших потерпевших: иногда только один парамедик находился в автобусе, перевозившем 22 пострадавших в критическом состоянии, иногда сопровождение медиками автобусов вообще отсутствовало (см. §§ 82, 84, 90 и 92 настоящего Постановления). Хотя отсутствует точная информация о том, сколько времени требовалось для доставки пострадавших в больницы (некоторые сведения могут быть получены в § 115 настоящего Постановления), ясно, что отсутствие медицинского персонала в автобусах само по себе может являться негативным фактором.

251. Наконец, все говорит о том, что отсутствовал четкий план для распределения пострадавших среди различных больниц. Количество мест для приема в нескольких больницах действительно было увеличено, но бригады "скорой помощи" и водители автобусов не знали, куда доставлять людей (см., например, §§ 86 и 87 настоящего Постановления). В результате направление пострадавших в больницы было более или менее случайным: так, четыре или пять автобусов следовали за машинами "скорой помощи", и все они прибыли в один и тот же пункт назначения, Городскую больницу N 13, почти одновременно. Эта больница приняла 213 пострадавших от газа в течение 30 минут (см. § 51 настоящего Постановления), многих в критическом состоянии. Европейский Суд не имеет точной информации о том, сколько врачей и парамедиков находились в больнице, поскольку власти Российской Федерации не ответили на вопрос Европейского Суда об этом. Однако, зная о размерах больницы, составе бригад "скорой помощи" и числе плановых пациентов, находившихся там (см., например, §§ 57 и последующие), скорее всего, медицинская помощь большинству из этих 213 пострадавших оказывалась с серьезным опозданием. В то же время ближайшая к театру больница, находившаяся в 20 м от здания, приняла значительно меньше пациентов, чем планировалось (см. §§ 20 и 50 настоящего Постановления).

252. В итоге первоначальный план спасения и эвакуации заложников был сам по себе неудовлетворительным во многих аспектах.

(b) Исполнение плана

253. Европейский Суд уже отметил, что первоначальный план был основан на предположении о том, что заложники будут ранены взрывом или выстрелами из огнестрельного оружия. Таким образом, дополнительные бригады врачей в больницах состояли в основном из хирургов, а не токсикологов (см. § 54 настоящего Постановления), помощь которых приобрела важнейшее значение вследствие применения газа. Спасатели и врачи подтвердили, что они не получали конкретных указаний, какую помощь оказывать пострадавшим, не говоря уже о людях, отравленных опиатными средствами. Все они готовились работать на месте взрыва (см. §§ 67 и последующие настоящего Постановления). Отдельные меры, которые планировались первоначально, даже причиняли ущерб эффективности спасательной операции. Например, несколько человек сказали, что тяжелые грузовики и бульдозеры, размещенные поблизости, препятствовали нормальному движению машин "скорой помощи" (см. § 56 настоящего Постановления). Европейский Суд далее рассмотрит вопрос о том, как первоначальный план спасательной операции исполнялся с учетом развития кризиса с заложниками, в частности, применения газа в момент штурма.

254. Заявители утверждали, что отсутствие информации о применении газа причиняло ущерб эффективности операции. Действительно, большинство медиков сообщили, что не были предупреждены о возможном применении газа и узнали об этом прямо на месте происшествия от их коллег и после наблюдения симптомов потерпевших (см., например, §§ 67-70, 72, 74, 80, и 83-85 настоящего Постановления). Остается неясным, в какой момент ФСБ проинформировала спасателей и медиков о газе. Все говорит о том, что этого не произошло, пока эвакуация почти не завершилась.

255. Первый вопрос заключается в том, действительно ли отсутствие информации о газе, его составе и возможном оказании помощи при отравлении сыграло какую-либо негативную роль. Несколько высокопоставленных врачей и должностных лиц утверждали, что информация о газе и предполагаемом лечении ничего бы не дала и что принятые предварительные меры были уместны при любых обстоятельствах, касались ли они взрыва или газовой атаки (см., например, § 55 настоящего Постановления). Тем не менее это мнение спорно, особенно в связи с показаниями врачей, участвовавших в операции, многие из которых высказывали противоположное мнение (см., например, §§ 85 и 89 настоящего Постановления). В любом случае, даже если подготовка врачей была достаточной для выбора надлежащего оказания помощи на месте происшествия, этого нельзя сказать в отношении спасателей и сотрудников специального подразделения. Так, видеозаписи демонстрируют, что некоторые (большинство) пострадавших были положены на пол "лицом вверх", что увеличивало опасность удушения от рвоты или распухшего языка. Это подтверждалось несколькими спасателями (см. § 68 настоящего Постановления), в противоположность тому, о чем говорили должностные лица системы здравоохранения в своих отчетах (см. § 46 настоящего Постановления). То же верно в отношении размещения пострадавших в городских автобусах, которые перевозили их в различные больницы (положение пострадавших в автобусах видно на видеозаписях). Европейский Суд заключает, что отсутствие информации о газе могло сыграть негативную роль и увеличить смертность среди заложников (см. также § 119 настоящего Постановления).

256. Второй вопрос касался того, почему информация о газе не была предоставлена соответствующим службам ранее. Официальное расследование об этом ничего не сообщает. Учитывая общее положение, Европейский Суд готов предположить, что ФСБ опасалась утечки информации и не хотела ставить под угрозу всю операцию информированием врачей относительно того, что им следует ожидать. По крайней мере, секретность - единственный возможный довод для непредоставления информации медикам о применении газа.

257. Европейский Суд признает, что спецслужбы лучше могут оценить угрозу утечки информации, особенно когда, как в настоящем деле, они находятся в положении "все или ничего". Европейский Суд не критикует руководящее звено спецслужб за уклонение от раскрытия подробностей штурма медикам заранее, то есть когда было принято решение или была проведена техническая подготовка. Однако трудно понять, почему эта информация не могла быть предоставлена спасателям и медикам незадолго до применения газа или хотя бы сразу после него. Европейский Суд отмечает в этой связи, что массовая эвакуация заложников из главного зала театра началась, по крайней мере, через 1 час 20 минут после того, как газ был распылен, если не позже, так как точный момент, когда газ был применен, неизвестен. Таким образом, власти уже имели 90 минут, чтобы принять дополнительные меры, подготовить соответствующие медикаменты или дать более конкретные указания медикам, или иначе скорректировать план в зависимости от обстоятельств, но за это время ничего не было сделано.

258. Еще один вопрос заключался в том, почему массовая эвакуация началась так поздно. Европейский Суд отмечает, что большинство потерявших сознание заложников продолжало подвергаться действию газа и оставалось без медицинской помощи более часа. Как следует из материалов дела, эффект газа зависел от длительности его действия: чем дольше заложники находились в заполненном газом зрительном зале без медицинской помощи, тем больше могло быть пострадавших (см. § 119 настоящего Постановления). Продолжительное действие газа было, таким образом, фактором, вероятно, увеличившим смертность среди заложников. Европейский Суд не имеет никаких объяснений данной задержки.

259. Следующий аспект связан с предполагаемым отсутствием лекарственных препаратов и специального оборудования для оказания помощи пострадавшим на месте происшествия и в ходе перевозки. Заключения вскрытия показывают, что большинство смертей приходится на 8-8.30 (см. §§ 48 и 95 настоящего Постановления). Это означает, что относительно большое число пострадавших скончались вскоре после их поступления в больницу или незадолго до этого, по пути туда. Следовательно, они были еще живы, когда их выносили из главного зала театра. Если исходить из этого, вопрос о скорой медицинской помощи на месте происшествия становится решающим.

260. Имеется очень мало сведений о том, какую медицинскую помощь пострадавшие получили на месте происшествия, и когда, где и кем она оказывалась. Из разрозненных данных, которые имеет Европейский Суд, налоксон, как представляется, являлся основным "антидотом" для газа - это упоминается почти в каждом свидетельском показании. Хотя главный анестезиолог* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "главный врач скорой помощи".) утверждал, что налоксон был неэффективен (см. § 54 настоящего Постановления), большинство других врачей ссылались на налоксон как на основной препарат, способный восстановить дыхательную и сердечную активность при таких обстоятельствах (см., например, §§ 55, 59, 60 и 78 настоящего Постановления). Некоторое количество налоксона было использовано на месте происшествия. Однако при внимательном просмотре видеозаписей главного входа в здание театра отмечен только один случай, когда врач (или спасатель) сделал инъекцию. Инъекции, возможно, вводились внутри здания, но это предположение трудно согласуется с существующими свидетельствами: так, многие свидетели сообщили, что существовал недостаток налоксона (см., например, §§ 80, 88 и 93 настоящего Постановления). Далее, как следует из заключений вскрытия, примерно 60 человек не имели никаких следов медицинского вмешательства, когда их доставили в больницу (см. § 96 настоящего Постановления). Данная цифра касается только погибших заложников - Европейский Суд не имеет никакой информации, сколько выживших заложников получили инъекции налоксона. Хотя некоторые свидетели говорили, что налоксон вводился "инъекциями в ягодицы" (см., например, § 94 настоящего Постановления), другие документы говорят о внутривенном методе инъекций (особенно медицинские документы).

261. Возможно, существовала и другая поддерживающая терапия в дополнение к налоксону. Видеозаписи показывают, что спасатели применяли "искусственное дыхание" или "массаж сердца" в отношении потерявших сознание заложников, лежавших на полу. Однако никакого специального оборудования (кислородных масок и так далее) не видно. Неясно, какой другой род "симптомного лечения", о котором упоминали власти Российской Федерации, существовал или мог существовать при данных обстоятельствах.

262. Заявители указывали на другие предполагаемые пробелы в спасательной операции, а именно задержки при перевозке и неподготовленность городских больниц для оказания помощи в таком большом количестве случаев одновременно. Европейский Суд полагает, однако, что аспектов, рассмотренных выше, достаточно для выводов.

(c) Выводы

263. Не представляется возможным установление Европейским Судом обстоятельств смерти каждого погибшего заложника: где они находились в момент начала операции, насколько сильным было воздействие газа, которому они подверглись, наличие у них "сопутствующих факторов" (стресс, обезвоживание, хронические заболевания и так далее), какого рода медицинская помощь была оказана им на месте, в какое время они были доставлены в больницу, а также какая медицинская помощь была оказана им в соответствующей больнице и так далее.

264. Кроме того, то, что является верным в отношении большинства заложников, может не относиться к каждому конкретному случаю как таковому. К примеру, жалоба на предполагаемое неоказание медицинской помощи не будет иметь смысла, если заложник погиб еще до прибытия медиков. Европейский Суд также не может исключить, что некоторым из погибших заложников медицинская помощь была оказана в числе первых, но они скончались, так как были ослаблены или больны или же вследствие "удара судьбы, редкого и непредвиденного стечения обстоятельств" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Джулиани и Гаджо против Италии", § 192).

265. Иными словами, в настоящем деле отсутствует целый ряд существенных фактических подробностей. Принимая это во внимание, Европейский Суд подчеркивает, что к его функции не относится разрешение вопроса об индивидуальной ответственности лиц, принимавших участие в подготовке и координации спасательной операции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Джулиани и Гаджо против Италии", § 182). Европейский Суд должен ответить на вопрос о соблюдении государством своих международных обязательств, установленных Конвенцией, а именно обязательства "принять все осуществимые меры предосторожности при выборе средств и методов проведения специальной операции с целью исключить или хотя бы свести к минимуму вероятность случайной гибели гражданского населения" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрги против Турции").

266. Европейский Суд признает, что некоторая степень хаоса неизбежна в ситуациях такого рода. Он также признает необходимость сохранения в тайне некоторых аспектов специальных операций. Тем не менее при данных обстоятельствах спасательная операция, имевшая место 26 октября 2002 г., не была надлежащим образом подготовлена, в частности, вследствие недостаточного обмена информацией между различными службами, запоздалого начала эвакуации, отсутствия надлежащей координации деятельности различных служб на месте событий, отсутствия надлежащей медицинской помощи и медицинской техники на месте событий, а также неудовлетворительного обеспечения. Европейский Суд приходит к выводу, что государство нарушило свои позитивные обязательства, предусмотренные статьей 2 Конвенции.

7. Эффективность расследования

267. Наконец, заявители жаловались на основании статьи 2 Конвенции на неисполнение государством-ответчиком своего позитивного обязательства по проведению расследования действий властей в ходе кризиса с захватом заложников.

(a) Общие принципы

268. Европейский Суд напоминает, что статья 2 Конвенции содержит позитивное обязательство процессуального характера: оно подразумевает проведение определенной формы эффективного официального расследования гибели в результате применения силы властями (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", § 161, и Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1998 г. по делу "Кая против Турции" (Kaya v. Turkey), Reports 1998-I, § 105).

269. Европейский Суд отмечает, что не каждое расследование должно обязательно быть успешным или приводить к заключениям, совпадающим с оценкой событий заявителя. Тем не менее оно в принципе должно вести к установлению фактов дела и, если доводы жалобы подтверждаются, к установлению и наказанию виновных (см. Постановление Европейского Суда по делу "Махумут Кая против Турции" (Mahmut Kaya v. Turkey), жалоба N 22535/93, § 124, ECHR 2000-III, см. также Постановление Европейского Суда по делу "Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства" (Paul and Audrey Edwards v. United Kingdom), жалоба N 46477/99, § 71, ECHR 2002-II).

270. Чтобы быть "эффективным", расследование должно соответствовать нескольким основным требованиям, сформулированным в прецедентной практике Европейского Суда по статьям 2 и 3 Конвенции: оно должно быть тщательным (см. Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), §§ 103 и последующие, Reports 1998-VIII, см. также с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции", § 106, ECHR 2000-VII, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции", жалоба N 23763/94, §§ 104 и последующие, ECHR 1999-IV, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюль против Турции", жалоба N 22676/93, § 89), оперативным (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Турции" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, §§ 133 и последующие, ECHR 2000-IV, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции", § 89, Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998 г. по делу "Текин против Турции" (Tekin v. Turkey), § 67, Reports 1998-IV, и Постановление Европейского Суда от 18 октября 2001 г. по делу "Инделикато против Италии" (Indelicato v. Italy), жалоба N 31143/96, § 37), и независимым (см. Постановление Большой Палаты по делу "Оур против Турции" (Ogur v. Turkey), жалоба N 21954/93, §§ 91-92, ECHR 1999-III, см. также Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу "Мехмет Эммин Юксел против Турции" (Mehmet Emin Yuksel v. Turkey), жалоба N 40154/98, § 37, и Постановление Европейского Суда от 27 июля 1998 г. по делу "Гюлеч против Турции" (Gulec v. Turkey), §§ 80-82, Reports 1998-IV), а материалы и выводы расследования должны быть достаточно доступными для родственников потерпевших (см. Постановление Большой Палаты по делу "Оур против Турции" (Ogur v. Turkey), жалоба N 21594/93, § 92, ECHR 1999-III, и Постановление Европейского Суда от 6 ноября 2008 г. по делу "Хаджиалиев и другие против Российской Федерации" (Khadzhialiyev and Others v. Russia), жалоба N 3013/04, § 106), в той мере, какой это не умаляет серьезно ее эффективности.

271. Конкретно требование "тщательного расследования" означает, что власти должны всегда предпринимать серьезные попытки выяснить, что произошло, и не должны ссылаться на поспешные или необоснованные выводы с целью прекращения расследования или в качестве основания для своих решений. Власти должны принять доступные им разумные меры для обеспечения доказательств, связанных с происшествием, включая, в частности, показания свидетелей и заключения судебно-медицинской экспертизы и так далее. Любой недостаток в расследовании, умаляющий возможность установления причины травм или личности виновного, может не соответствовать этому стандарту (см. в числе многих примеров Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, §§ 107 и последующие* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.), и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии", §§ 102 и последующие).

272. Наконец, выводы следствия должны основываться на тщательном, объективном и беспристрастном анализе всех относимых элементов. Уклонение от очевидной линии в значительной степени умаляет способность следствия установить обстоятельства дела и виновных (см. Постановление Европейского Суда от 5 ноября 2009 г. по делу "Колевы против Болгарии" (Kolevi v. Bulgaria), жалоба N 1108/02, § 201). Тем не менее природа и степень тщательности, которая соответствует минимальному порогу эффективности расследования, зависят от обстоятельств конкретного дела. Они должны быть оценены на основании относимых фактов и с учетом практических реалий следственной деятельности (см. Постановление Европейского Суда от 1 декабря 2009 г. по делу "Велча и Мазэре против Румынии" (Velcea and Mazare v. Romania), жалоба N 64301/01, § 105).

(b) Применение к настоящему делу

(i) Являлось ли официальное расследование "эффективным"

273. Настоящее дело явно относится к категории дел, в которых власти должны провести расследование обстоятельств смерти погибших. Таким образом, имела место причинная связь между использованием летальной силы со стороны спецслужб и смертью заложников. Действие газа явилось основной причиной гибели заложников, имелись основания предполагать, что некоторые заложники погибли вследствие неэффективности спасательной операции. Хотя захват заложников сам по себе не может быть поставлен в вину властям, проведение спасательной операции относилось к исключительной компетенции властей (здесь Европейский Суд проводит параллель со спецоперациями, проводимыми российскими военнослужащими на территории Чеченской Республики и турецкими спецслужбами в Юго-Восточной Турции - см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккум против Турции" (Akkum v. Turkey), жалоба N 21894/93, § 211, ECHR 2005-II (извлечения), Постановление Европейского Суда от 4 октября 2007 г. по делу "Гойгова против Российской Федерации" (Goygova v. Russia), жалоба N 74240/01, §§ 88-96* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.), и Постановление Европейского Суда от 23 октября 2008 г. по делу "Магомед Мусаев и другие против Российской Федерации" (Magomed Musayev and Others v. Russia), жалоба N 8979/02, §§ 85-86). Кроме того, рассматриваемые события "в целом или в большей степени относятся к сфере исключительной компетенции властей" - так что заявители практически не имели возможности осуществить сбор доказательств независимо от властей. При данных обстоятельствах власти были обязаны провести эффективное официальное расследование, чтобы предоставить "удовлетворительное и убедительное" объяснение причин смерти заложников и установить степень ответственности властей за их смерть.

274. Европейский Суд подчеркивает, что не будет рассматривать вопроса о расследовании террористического акта как такового. В данной части расследование представляется достаточно полным и успешным. Так, были установлены личности террористов и их пособников, обстоятельства захвата заложников, исследованы взрывные устройства и огнестрельное оружие, которые использовались террористами; по крайней мере, одно лицо (сообщник террористов, находившийся за пределами здания) предстало перед судом, и ему был вынесен обвинительный приговор. Вопрос заключается в том, было ли расследование столь же успешным в части анализа действий самих властей в период кризиса с захватом заложников.

275. Европейский Суд учитывает, что уголовное дело было возбуждено в соответствии со статьями 205 ("Террористический акт") и 206 ("Захват заложника") Уголовного кодекса. Халатность властей не подпадает под действие этих статей. Следовательно, с самого начала и на всем своем протяжении расследование было ограничено очень узкими рамками. Это подтверждается и планами действий, представленными следователем (см. §§ 33 и 34 настоящего Постановления), в которых речь шла главным образом о самом террористическом акте, а не о действиях властей в ситуации захвата заложников.

276. Хотя расследование формально еще не окончено, органы прокуратуры неоднократно принимали решение об отсутствии состава преступления халатности в действиях властей. Первое такое решение было вынесено в ответ на заявление члена российского парламента Нмт. спустя чуть более месяца после рассматриваемых событий. Учитывая масштаб данного дела, вряд ли было возможно провести хоть сколько-нибудь значимое расследование по жалобе на халатность властей за такой короткий срок. Впоследствии вопрос о халатности властей неоднократно выносился на рассмотрение следствия (см., в частности, постановление от 16 октября 2003 г., § 98 настоящего Постановления), однако поспешность, с которой было вынесено первое решение, имеет существенное значение.

277. Европейский Суд признает, что следствие не оставалось пассивным и все-таки рассмотрело некоторые вопросы, связанные с подготовкой и проведением спасательной операции. Доказательства, собранные в этой связи, будут проанализированы ниже. При этом по целому ряду других вопросов расследование было явно неполным. Прежде всего, ФСБ так и не раскрыла формулу газа национальным органам следствия, несмотря на соответствующий запрос (см. § 101 настоящего Постановления), хотя в состав следственной группы входили сотрудники ФСБ, которыми являлось и большинство экспертов по делу, а значит, по крайней мере, теоретически, им можно было доверить такую информацию.

278. Например, следственная группа не пыталась допросить всех членов оперативного штаба (за исключением одной - двух второстепенных фигур, таких как Ястр. и Сл., руководитель Департамента здравоохранения) и сотрудников ФСБ, принимавших участие в подготовке операции, в частности, тех, кто отвечал за принятие решения об использовании газа, расчет его дозы и установку соответствующих устройств. Сотрудники специального подразделения (которые принимали непосредственное участие в штурме здания), работники и их руководители также не были допрошены (за исключением одного, который сам пострадал от действия газа). Водители городских автобусов, журналисты и другие "случайные" свидетели (например, "диггеры", которые предположительно помогали ФСБ в установке баллонов с газом) также не были допрошены.

279. Европейский Суд удивлен тем фактом, что, как пояснили власти Российской Федерации, все рабочие документы оперативного штаба уничтожены (см. § 169 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, указанные документы могли бы стать основным источником информации о планировании и проведении спасательной операции (особенно с учетом того факта, что большинство членов оперативного штаба не были допрошены). Власти Российской Федерации не указали, когда были уничтожены указанные документы, почему, по чьему распоряжению и на каком правовом основании. В результате никто не знает, когда было принято решение об использовании газа, сколько времени имели власти для исследования возможных побочных эффектов его воздействия и почему остальным службам, принимавшим участие в спасательной операции, так поздно сообщили об использовании газа (более подробно по этим вопросам см. ниже). Даже если предположить, что некоторые из указанных документов могли содержать секретную информацию, уничтожение абсолютно всех документов, включая те из них, в которых содержались данные об общей подготовке операции, распределении функций между членами оперативного штаба, снабжении, способах координации деятельности различных служб, принимавших участие в операции, и так далее, не было оправданным.

280. В частности, следователи не пытались установить ряд обстоятельств, которые, по мнению Европейского Суда, были важными и имели решающее значение для разрешения вопроса о халатности властей. Например, следственная группа не установила, сколько врачей было на дежурстве в день штурма в каждой больнице, принимавшей участие в спасательной операции, какого рода предварительный инструктаж был проведен с работниками "скорой помощи" и водителями городских автобусов по вопросу о том, куда надлежит перевозить потерпевших. Следствие не установило личности всех должностных лиц, координировавших действия врачей, спасателей и военнослужащих на месте происшествия, а также какого рода инструктаж был с ними проведен. Не было установлено, почему массовая эвакуация заложников началась спустя два часа после начала штурма, а также сколько времени потребовалось для ликвидации террористов и нейтрализации взрывных устройств.

281. Наконец, следственная группа не была независимой: хотя ее возглавлял представитель прокуратуры Москвы, а контроль за ее деятельностью осуществляла Генеральная прокуратура, в состав следственной группы входили представители правоохранительного органа, который нес непосредственную ответственность за подготовку и проведение спасательной операции, а именно ФСБ (см. § 31 настоящего Постановления). Эксперты по взрывным устройствам являлись сотрудниками ФСБ (см. § 45 настоящего Постановления). Важные судебно-медицинские экспертизы тел погибших заложников и их медицинских документов были поручены лаборатории, непосредственно подчиненной Департаменту здравоохранения Москвы (см. §§ 95 и последующие настоящего Постановления). Глава указанного Департамента (Сл.) нес личную ответственность за организацию медицинской помощи заложникам и, следовательно, не являлся незаинтересованным лицом. В итоге члены следственной группы и эксперты, на заключения которых в значительной степени опирался главный следователь, имели конфликт интересов, и это было настолько явным, что уже сам конфликт мог свести на нет эффективность следствия и достоверность его выводов.

282. Другие элементы следственного процесса также, возможно, достойны внимания (такие как ограничение доступа родственников потерпевших к материалам дела и отсутствие у них возможности ставить вопросы перед официально назначенными экспертами и свидетелями). Однако Европейский Суд не рассматривает эти аспекты разбирательства отдельно. Он имеет достаточные доказательства, чтобы заключить, что расследование предположительной халатности властей не было ни тщательным, ни независимым и, соответственно, не "эффективным". Европейский Суд заключает, что в этой части имело место нарушение позитивного обязательства государства-ответчика по статье 2 Конвенции.

II. Другие жалобы

283. На основании статьи 6 Конвенции заявители в деле Чернецовой и других далее жаловались, что их требования не были удовлетворены национальным судом, потому что они не были способны получить от властей необходимые документы и информацию, и суд отказался рассмотреть конкретные доказательства, которые заявители готовы были предоставить. Они также жаловались на недостаток времени, которое им дали для ответа на устные заявления ответчиков. Далее, на основании статьи 13 Конвенции заявители в деле Финогенова и других жаловались на то, что не обладали эффективными средствами правовой защиты, позволявшими им защищать свои права на основании статьи 2 Конвенции и получить надлежащую компенсацию.

284. По мнению Европейского Суда, при таких обстоятельствах отсутствие возможности у заявителей получить компенсацию в гражданском судопроизводстве было в первую очередь связано с отсутствием эффективного и тщательного уголовного расследования фактов дела и только в меньшей степени было связано с отказом в приобщении к делу доказательств истцов, содействии в получении доказательств со стороны ответчика или предоставления им большего времени для возражений на доводы ответчиков. Таким образом, с учетом своих выводов с точки зрения процессуального аспекта статьи 2 Конвенции Европейский Суд полагает, что нет необходимости разрешать требования заявителей на основании статей 6 и 13 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

285. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

286. Заявители в обоих делах требовали возмещения морального вреда в суммах, указанных в Приложении. В поддержку своих требований представители заявителей указали информацию об их родственных связях с непосредственными потерпевшими (в дополнение к тем заявителям, которые лично находились среди заложников) и, где это было необходимо, сведения об их финансовой ситуации, поскольку некоторые заявители утратили своих кормильцев. Заявители основывали свои расчеты на следующих критериях: (1) моральные страдания тех, кто утратил своих близких родственников, (2) моральные и физические страдания тех, кто являлся заложником (включая длительную подверженность отравлению газом), (3) моральные страдания, связанные с неэффективностью официального расследования и неравенством во время гражданского судопроизводства, в котором они принимали участие. Кроме того, некоторые заявители требовали дополнительной компенсации за потерю кормильца (или потенциального кормильца).

287. Власти Российской Федерации утверждали, что требования являются чрезмерными. Они указывали, что заявителям не может быть присуждена компенсация за то, что они были захвачены в заложники, поскольку власти не несли ответственности за этот факт. Что касается потери близких родственников, власти Российской Федерации утверждали, что многие заявители уже получили компенсацию по данному основанию на национальном уровне. Что касается потери потенциального кормильца, власти Российской Федерации считали, что эти требования являлись предположительными, тогда как Европейский Суд может присуждать компенсацию только за фактические финансовые потери.

288. Европейский Суд согласен с властями Российской Федерации в том, что требования заявителей, связанные с потерей кормильцев, носят предположительный характер и не подтверждены документально. Следовательно, Европейский Суд не будет присуждать каких-либо сумм по данному основанию. В то же время Европейский Суд согласен с заявителями в том, что они должны были испытать физические и моральные страдания в результате потери их близких родственников и, что касается заявителей, которые являлись бывшими заложниками, что они также страдали вследствие неадекватной операции по спасению и эвакуации. Отсутствие тщательного и независимого расследования событий 23-26 октября 2002 г. могло создать дополнительные страдания у заявителей. Эта ситуация требует возмещения морального вреда на основании статьи 41 Конвенции.

289. Европейский Суд установил два нарушения статьи 2 Конвенции в настоящем деле, однако оба они касались неисполнения государством-ответчиком своих позитивных обязательств. Необходимо также отметить, что власти применили газ, пытаясь спасти заложников, и что летальная сила была в принципе направлена против террористов, а не заложников. Кроме того, большинство бывших заложников* (* Исправлено 6 марта 2012 г.: ранее в тексте указывалось "Кроме того, бывшие заложники".) и родственников потерпевших получили конкретные компенсационные выплаты на национальном уровне. Европейский Суд примет эти факты для оценки суммы компенсации на основании статьи 41 Конвенции. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе и с учетом всех доказательств и информации, имеющихся в наличии, Европейский Суд присуждает заявителям суммы, приведенные в Приложении, а также любой налог, подлежащий начислению на данные суммы.

B. Судебные расходы и издержки

290. Заявители в деле Чернецовой и других требовали возмещения расходов на адвокатов в сумме 115 986 евро. Эта сумма складывалась на основе максимальных ставок, установленных в Российской Федерации для адвокатов, умноженных на 1 244 полных дня работы, которые предположительно потратили Трунов, Айвар и несколько других адвокатов. Адвокаты также предоставили множество подтверждающих документов, включая письма от многих заявителей, в которых они просили Трунова и Айвар представлять их бесплатно, пока заявители не будут способны покрыть расходы по разбирательству дела в Европейском Суде.

291. Заявители в деле Финогенова и других указали, что не имеют средств оплатить судебные расходы, понесенные ими в ходе разбирательства на национальном уровне и в Европейском Суде. Они предоставили расчет судебных расходов, основанный на следующих ставках: 60 евро в час за письменные процедуры в Европейском Суде, 100 евро за каждый день слушания в суде на национальном уровне, 60 евро в час за подготовку ходатайств, заявлений и изучение документов на национальном уровне. В итоге они требовали 8 400 евро для К. Москаленко и 9 540 евро для О. Михайловой. В подтверждение заявители предоставили копии двух "ордеров" (документ адвокатского образования, подтверждающий, что конкретный адвокат назначен для представления интересов клиента) от 7 мая 2003 г., на имя К. Москаленко. Они также предоставили письма от заявителей, в которых эти заявители просили К. Москаленко и О. Михайлову представлять их интересы бесплатно, пока заявители не получили бы возможности покрыть расходы в разбирательстве в Европейском Суде.

292. Кроме того, двое заявителей в деле Финогенова и других, Бурбан-Мишурис и Губарева, которые являются иностранными гражданами и проживают за границей, требовали возмещения транспортных и командировочных расходов, а также расходов на почтовые услуги и перевод (2 713 долларов США и 12 427 долларов США соответственно), понесенных в связи с участием в разбирательствах в национальных судах.

293. Власти Российской Федерации утверждали, что заявители не предоставили подтверждающих сумму расходов и издержек документов, и что, следовательно, их требования являются необоснованными.

294. Европейский Суд должен, во-первых, установить, действительно ли судебные расходы и издержки, указанные представителями заявителей, были действительно понесены, а, во-вторых, являлись ли они необходимыми и разумными по размеру (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", § 220, Постановление Большой Палаты по делу "Муши против Италии" (Musci v. Italy), жалоба N 64699/01, § 150, ECHR 2006-V (извлечения)). Что касается юридических расходов, Европейский Суд отмечает, что две группы юристов (Трунов и Айвар в деле Чернецовой и других и К. Москаленко и О. Михайлова в деле Финогенова и других) представляли заявителей и на национальном уровне, и в Европейском Суде. Этот факт не оспаривался властями Российской Федерации. Из больших по размеру и детализированных исков заявителей явно следует, что со стороны их адвокатов была проделана огромная юридическая работа.

295. В то же время сумма, требуемая Труновым и Айвар, выглядит чрезмерной, особенно учитывая, что фактическая ситуация и правовые доводы заявителей, которых они представляли, являются практически идентичными. Расчеты, представленные К. Москаленко и Михайловой, более обоснованы (см. Постановление Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу "Акулинин и Бабич против Российской Федерации" (Akulinin and Babich v. Russia), жалоба N 5742/02, § 73* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2009.), см. также Постановление Европейского Суда от 8 апреля 2010 г. по делу "Абдурашидова против Российской Федерации" (Abdurashidova v. Russia), жалоба N 32968/05, § 122* (* Там же. N 4/2011.)). Однако Европейский Суд полагает, что эти суммы в отношении юридических гонораров должны быть уменьшены, поскольку некоторые жалобы заявителей были объявлены неприемлемыми или не было установлено нарушений Конвенции, и это относится к обеим группам заявителей.

296. Принимая во внимание предоставленные ему материалы и информацию, Европейский Суд присуждает заявителям (совместно) следующие суммы в части судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть на них возложена в связи с указанными суммами: 8 000 евро для возмещения расходов Михайловой, 7 000 евро для покрытия расходов К. Москаленко, 7 500 евро для возмещения расходов Трунова и 7 500 евро для возмещения расходов Айвар. Общая сумма возмещения юридических расходов, таким образом, составляет 30 000 евро.

297. Что касается возмещения транспортных, почтовых и переводческих услуг, понесенных Бурбан-Мишурис и Губаревой, Европейский Суд, рассмотрев подтверждающие документы, представленные ими, заключает, что эти расходы были действительно понесены. Европейский Суд, однако, полагает, что настоящее дело не требовало их продолжительного пребывания в России или многочисленных поездок, учитывая, что обе заявительницы имели адвокатов, представлявших их в национальных судах и других государственных органах. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает надлежащим возместить каждой заявительнице расходы, связанные с одним продолжительным пребыванием в России, так же как их почтовые и переводческие расходы. Принимая во внимание предоставленные заявителями документы, Европейский Суд присуждает 2 000 евро Бурбан-Мишурис и 2 000 евро Губаревой в возмещение их транспортных расходов, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть на них возложена в связи с указанными суммами.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

298. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) постановил, что О. Матюхин не может продолжать участие в настоящем разбирательстве вместо своей жены;

2) постановил, что Акимова, Генералова и Губарева являются "жертвами" для целей статьи 34 Конвенции в связи со смертью их супругов (И. Финогенова, Б. Бондаренко и С.А. Букера, соответственно);

3) постановил, что по делу требования статьи 2 Конвенции в части решения властей разрешить кризис с захватом заложников силой и с применением газа нарушены не были;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в части неадекватного планирования и проведения спасательной операции;

5) постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в части отсутствия эффективного расследования спасательной операции со стороны властей;

6) постановил, что нет необходимости выносить решения отдельно по другим требованиям заявителей;

7) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителям следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты (суммы заявителям, являющимся иностранными гражданами, должны быть выплачены в евро):

(i) суммы, указанные в Приложении, а также любой налог, подлежащий начислению на указанные суммы, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 2 000 евро (две тысячи евро) Бурбан-Мишурис и 2 000 евро (две тысячи евро) Губаревой в качестве компенсации транспортных расходов, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть на них возложена в связи с указанными суммами;

(iii) 30 000 евро (тридцать тысяч евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть на них возложена в связи с указанными суммами, заявителям совместно, в качестве компенсации судебных расходов и издержек (сумма должна быть распределена между адвокатами заявителей, как указано в § 296 настоящего Постановления);

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

8) отклонил оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 20 декабря 2011 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Нина Ваич Председатель Палаты Суда