Постановление Европейского Суда по правам человека от 16 апреля 2012 г. Дело "Яновец и другие против России" [Janowiec and Others v. Russia] (Жалоба NN 55508/07 и 29520/09) (V Секция) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(V Секция)

Дело "Яновец и другие против России"
[Janowiec and Others v. Russia]
(Жалоба NN 55508/07 и 29520/09)

Постановление Суда от 16 апреля 2012 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

Заявители являются родственниками польских военнослужащих и должностных лиц, которые содержались под стражей в советских лагерях или тюрьмах после вторжения Красной армии в Республику Польша в сентябре 1939 года и впоследствии были убиты "советской тайной полицией" без суда вместе с 21 000 других лиц в апреле и мае 1940 года. Погибшие были похоронены в братских могилах в Катынском лесу. Расследование массовых убийств началось в 1990 году, но было прекращено в 2004 году. Текст постановления до настоящего времени остается секретным, и заявители не ознакомлены с ним или иной информацией о расследовании. Их неоднократные требования об ознакомлении с постановлением и лишении его грифа "совершенно секретно" неизменно отклонялись российскими судами. Российские власти также отказали в предоставлении копии постановления Европейскому Суду на том основании, что этот документ не имеет значения для дела заявителей и что в соответствии с национальным законодательством они не вправе раскрывать содержание секретных сведений. Требования заявителей о реабилитации их родственников были отклонены Главной военной прокуратурой и российскими судами.

Вопросы права

По поводу соблюдения статьи 38 Конвенции. Приведенные государством-ответчиком мотивы отклонения требования Европейского Суда по поводу предоставления копии постановления 2004 года о прекращении следствия не являются достаточными. Что касается довода о том, что постановление не содержит существенных сведений, Европейский Суд обладает абсолютным усмотрением для определения доказательств, в которых он нуждается для рассмотрения дела. Соблюдение процессуального обязательства о создании необходимых условий для проведения расследования Европейским Судом является обязательной предпосылкой для эффективного проведения разбирательства в нем и должно обеспечиваться независимо от выводов, которые могут быть сделаны в разбирательстве, и его конечного результата.

Довод о том, что национальное законодательство препятствует государству-ответчику в передаче секретной информации, также не может быть принят. Поскольку в соответствии со статьей 27 Венской конвенции о праве международных договоров участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора, государство-ответчик не могло ссылаться на внутренние правовые препятствия для оправдания уклонения от создания всех необходимых условий для рассмотрения дела Европейским Судом. Также существенно, что государство-ответчик не разъяснило характер своей озабоченности. Со своей стороны, Европейский Суд не смог усмотреть какое-либо правомерное соображение безопасности. В частности, он не убежден в том, что публичное и транспарентное расследование преступлений предыдущего тоталитарного режима могло бы повредить интересам национальной безопасности современной демократической России, особенно ввиду того, что ответственность советских властей за это преступление была признана на высшем политическом уровне. Кроме того, постановление о засекречивании, по-видимому, противоречило требованиям статьи 7 Закона "О государственной тайне", которое прямо запрещает засекречивание сведений о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина должностными лицами государства. В любом случае, даже если признать наличие правомерных соображений безопасности, они могли сопровождаться целесообразными процессуальными предосторожностями, включая ограниченный доступ к документу (правило 33 Регламента Суда) и, в крайнем случае, проведение закрытого слушания.

Постановление

По делу допущено несоблюдение требований статьи 38 Конвенции (вынесено четырьмя голосами "за" и тремя - "против").

По поводу соблюдения статьи 2 Конвенции (процессуальный аспект). Европейский Суд напомнил, что государства имеют достаточно определенное обязательство по эффективному расследованию случаев незаконной или подозрительной смерти. Это обязательство развилось в отдельную и автономную обязанность, даже если смерть произошла до вступления в силу Конвенции государства-ответчика (критической даты). Тем не менее юрисдикция Европейского Суда во времени по таким делам не является безусловной. Если смерть произошла до критической даты, только процессуальные действия и/или бездействие, имевшие место после этой даты, могут относиться к юрисдикции Европейского Суда с точки зрения времени, и для возникновения процессуального обязательства должна существовать реальная связь между смертью и вступлением в силу Конвенции в отношении государства-ответчика. Соответственно, значительная часть следственных действий, требуемых статьей 2 Конвенции, происходит или должна происходить после критической даты. Однако нельзя исключать того, что при определенных обстоятельствах подобная связь может быть основана на необходимости обеспечения реальной и эффективной защиты гарантий и основополагающих ценностей Конвенции* (*Cм. Постановление Большой Палаты от 9 апреля 2009 г. по делу "Шилих против Словении" [Silih v.?Slovenia], жалоба N 71463/01, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 118.).

В настоящем деле в отсутствие каких-либо доказательств того, что родственники заявителей каким-то образом могли спастись в советских лагерях, в которых содержались, они должны считаться погибшими во время массовых расстрелов в 1940 году. Россия ратифицировала Конвенцию 5 мая 1998 года. 58-летний период между гибелью людей и российской ратификацией Конвенции во много раз превышал любые периоды, которые были признаны порождавшими процессуальное обязательство с точки зрения статьи 2 Конвенции в делах, ранее рассмотренных Европейским Судом. Этот срок также являлся чрезмерно длительным в абсолютном смысле, чтобы порождать реальную связь между гибелью людей и вступлением в силу Конвенции в отношении России. Кроме того, значительная часть следственных действий по катынскому делу была совершена до ратификации Россией Конвенции, и не имеется данных о том, что какие-либо важные следственные меры принимались после ее ратификации. Соответственно, критерий, порождающий процессуальное обязательство с точки зрения статьи 2 Конвенции, не был достигнут.

Необходимо также рассмотреть вопрос о том, оправдывали ли обстоятельства дела вывод о том, что связь между гибелью людей и ратификацией Конвенции может быть основана на необходимости обеспечения эффективной защиты гарантий и основополагающих ценностей Конвенции. Ссылка на основополагающие ценности Конвенции указывает, что для установления подобной связи данное событие должно выходить за рамки обычного преступления и составлять отрицание самих основ Конвенции, как, например, военные преступления или преступления против человечности. Тем не менее государства не имеют бесконечной обязанности расследования преступлений даже такой степени тяжести. Процессуальное обязательство может быть возобновлено, только если общественным достоянием после критической даты становится информация, предположительно проливающая новый свет на обстоятельства таких преступлений. В случае, если в период после ратификации появятся новые материалы, которые являются достаточно вескими и требующими возобновления разбирательства, Европейский Суд приобретает юрисдикцию с точки зрения времени для проверки того, исполнило ли государство-ответчик свое процессуальное обязательство по статье 2 Конвенции способом, совместимым с принципами, выработанными в прецедентной практике Европейского Суда* (*См. Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2007 г. по делу "Брекнелл против Соединенного Королевства" [Brecknell v. United Kingdom], жалоба N 32457/04, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N?102.). В то время как массовое убийство польских заключенных "советской тайной полицией" имело признаки военного преступления, после российской ратификации Конвенции не были предоставлены или раскрыты данные, характер или содержание которых могли бы восстановить процессуальное обязательство или затронуть новые или более широкие вопросы. Следовательно, отсутствовали элементы, способные установить связь между отдаленным прошлым и недавним постратификационным периодом, и особые обстоятельства, оправдывающие связь между гибелью людей и ратификацией Конвенции. Таким образом, Европейский Суд не обладает временной юрисдикцией для рассмотрения существа жалобы.

Решение

Предварительное возражение принято (вынесено четырьмя голосами "за" и тремя - "против").

По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции. Обязательства властей с точки зрения статьи 3 Конвенции отличаются от обязательств по статье 2 Конвенции по существу и во временном аспекте. Хотя оба обязательства относятся к средствам, а не результату, процессуальная обязанность в соответствии со статьей 2 Конвенции требует от властей принятия конкретных правовых мер, направленных на установление и наказание виновных, тогда как обязанность, предусмотренная статьей 3 Конвенции, имеет более общий гуманитарный характер и требует реагировать на состояние родственников исчезнувшего лица гуманным и сострадательным образом. Европейский Суд оценивал соблюдение этой последней обязанности даже в делах, в которых первоначальное лишение жизни не подлежало его контролю из-за процессуальных препятствий, таких как отсутствие юрисдикции с точки зрения времени, при условии, что жалоба была подана в пределах шести месяцев после окончательного национального решения. Следовательно, в настоящем деле суд имел юрисдикцию для рассмотрения реакции и отношения российских властей с момента ратификации Конвенции до решений Верховного Суда от 24 мая 2007 г. (жалоба N 55508/07) и 29 января 2009 г. (жалоба N 29520/09) соответственно.

Однако лишь ближайшие родственники лиц, погибших в 1940 году, могут утверждать, что являются жертвами нарушения требований статьи 3 Конвенции. Ими являются вдова одного из лиц и девять других заявителей, которые были детьми в возрасте формирования личности, когда их отцы пропали. Оставшиеся пятеро заявителей не имели личных контактов со своими пропавшими отцами или иными родственниками и потому не испытали моральных страданий, которые относились бы к сфере действия статьи 3 Конвенции.

Эти десятеро ближайших родственников пережили двойную травму: потеряли родственников во время войны и не имели возможности узнать правду об их смерти в течение более чем 50 лет вследствие искажения исторических фактов советскими и польскими коммунистическими властями. В период после ратификации Конвенции они не получили доступа к материалам следствия, не участвовали иным образом в разбирательстве и не были официально уведомлены об исходе расследования. Им было запрещено знакомиться с постановлением 2004 года о прекращении следствия, так как они имели иностранное гражданство.

Таким образом, хотя возбуждение разбирательства по катынскому делу дало заявителям надежду в начале 1990-х годов, она постепенно исчезла в период после ратификации Конвенции, когда они столкнулись с позицией официального отказа и безразличия по отношению к их стремлению узнать обстоятельства гибели их близких родственников и место их захоронения. Они были отстранены от участия в разбирательстве под предлогом их иностранного гражданства и не могли знакомиться с собранными материалами. Заявители получили от российских властей лаконичные и бессодержательные ответы, и сделанные в судебном разбирательстве выводы не только были противоречивыми и неопределенными, но и противоречили историческим фактам, которые, тем не менее, были официально признаны на высшем политическом уровне. Российские власти не предоставили заявителям официальной информации относительно обстоятельств, сопровождавших гибель их родственников, и не сделали серьезных попыток установить места их захоронения, несмотря на обязательство с точки зрения статьи 3 Конвенции. Кроме того, признав, что родственники заявителей содержались в советских лагерях, но заявив, что их дальнейшая судьба не может быть установлена, российские суды отрицали наличие внесудебных казней, проводившихся в Катынском лесу и других местах массовых убийств. Этот подход противоречил основополагающим ценностям Конвенции и должен был усилить страдания заявителей. В итоге российские власти продемонстрировали явное, систематическое и бессердечное пренебрежение озабоченностью и беспокойством заявителей, которые составляли бесчеловечное обращение.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции в отношении 10 заявителей (вынесено пятью голосами "за" и двумя - "против").

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. При исключительных обстоятельствах настоящего дела установление факта нарушения требований статьи 3 Конвенции составляет достаточную справедливую компенсацию.