Постановление Европейского Суда по правам человека от 3 мая 2011 г. Дело "Хамзаев и другие (Khamzayev and Others) против Российской Федерации" (жалоба N 1503/02) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Хамзаев и другие (Khamzayev and Others)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 1503/02)

Постановление Суда

Страсбург, 3 мая 2011 г.

По делу "Хамзаев и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Нины Ваич, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Христоса Розакиса,

Пэра Лоренсена,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Георга Николау, судей,

а также при участии Андре Вампаша, заместителя Секретаря Секции Суда

заседая за закрытыми дверями 5 апреля 2011 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 1503/02, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Абдуллой Маирбековичем Хамзаевым (далее - первый заявитель) 21 ноября 2001 г., 21 августа 2003 г. и 2 марта 2004 г. соответственно, Лейлой Абдуллаевной Хамзаевой (далее - вторая заявительница) и Элизой Шариповной Товгаевой (далее - третья заявительница), гражданками Российской Федерации, вступившими в дело. В июне 2004 года первый заявитель скончался, и вторая заявительница, его дочь, выразила желание поддержать жалобу от его имени.

2. Интересы заявителей представляла вторая заявительница, которая является адвокатом, практикующим в Москве. Власти Российской Федерации были первоначально представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым, а впоследствии Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявители, в частности, утверждали, что жизнь третьей заявительницы была поставлена под угрозу и что их имущество, включая жилье, было серьезно повреждено вследствие налета федеральной авиации. Они ссылались на статьи 2 и 8 Конвенции и статью 1 Протокола N 1 к Конвенции.

4. 29 августа 2004 г. председатель Первой Секции решил применить правило 41 Регламента Суда и рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

5. Решением от 25 марта 2010 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

6. Заявители и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда) по существу жалобы.

Факты

I. Обстоятельства дела

7. Заявители родились в 1937, 1964 и 1971 годах соответственно. Вторая заявительница проживает в Москве, третья заявительница - в селе Плиево, Республика Ингушетия.

A. Факты

8. В период, относящийся к обстоятельствам дела, первый заявитель и вторая заявительница и Маирбек Абдуллаевич Хамзаев, который не является участником разбирательства в Европейском Суде, владели имуществом, расположенным по адресу: Чеченская Республика, Урус-Мартан, улица Достоевского, дом N 24a. Третья заявительница является родственницей первого заявителя и проживала в доме со своей семьей по разрешению последнего с октября 1997 года.

9. Первые два заявителя предоставили справку от 29 января 1982 г., подтверждающую, что они и Маирбек Абдуллаевич Хамзаев в равных долях наследовали после умершего родственника недвижимое имущество, расположенное по адресу: улица Достоевского, дом N 24a. В справке указывалось, что в имущество входили кирпичный дом полезной площади 90 кв. м, летняя кухня, навес и другие постройки, расположенные на земельном участке площадью около 180 кв. м. Справка была заверена подписью и печатью государственного нотариуса.

10. В начале октября 1999 года российские власти начали контртеррористическую операцию в Чеченской Республике.

1. Налет 19 октября 1999 г.

11. 19 октября 1999 г. федеральные военно-воздушные силы совершили налет на Урус-Мартан. При бомбардировке были убиты шесть человек, ранены 16, а также разрушены 13 домов, включая дом, расположенный по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - еще 27 домов были повреждены. Как утверждает третья заявительница, ее имущество было уничтожено вместе с домом.

12. Согласно объяснениям заявителей после налета по адресу: улица Достоевского, дом N 15, - была обнаружена неразорвавшаяся бомба.

13. Представляется, что 10 ноября 1999 г. местные жители провели видеосъемку места происшествия.

14. 24 января 2000 г. aадминистрация Урус-Мартана составила дефектный акт, в котором подробно описывался ущерб, причиненный вследствие налета дому, расположенному по адресу: улица Достоевского, дом N 24a.

15. В неустановленную дату в ноябре 2000 года администрация Урус-Мартана выдала первому заявителю справку, подтверждающую, что принадлежащий ему дом, расположенный по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - был частично разрушен вследствие попадания бомбы 19 октября 1999 г.

16. 25 февраля 2002 г. администрация Урус-Мартана выдала второй заявительнице справку, подтверждающую, что дом, расположенный по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - был частично разрушен вследствие военных действий в Чеченской Республике, и в настоящее время он непригоден для проживания.

2. Официальное расследование

17. После налета заявители потребовали проведения расследования происшествия 19 октября 1999 г. В основном первый заявитель от себя лично и от имени других заявителей обращался лично и в письменной форме в различные органы власти.

(a) Ответы из различных военных и административных органов

18. С января 2000 года по ноябрь 2001 года первый заявитель получил ряд аналогичных писем из Главного штаба Военно-воздушных сил, от временно исполняющего обязанности главнокомандующего Военно-воздушными силами и из Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, в которых указывалось, что Военно-воздушные силы не осуществляли полеты в окрестностях Урус-Мартана или не совершали бомбардировок в октябре 1999 года или позднее. Кроме того, в письмах указывалось, что авиаудары были направлены только на цели, предварительно отобранные и идентифицированные как военные, а также расположенные на расстоянии не менее двух-трех километров от населенных районов, и что точность военной авиации исключает возможность случайных ударов по гражданским объектам. В отношении жалобы первого заявителя на неразорвавшуюся бомбу, обнаруженную жителями, ему было предложено обратиться в "компетентный орган Министерства внутренних дел" по месту его жительства.

19. В тот же период первый заявитель получил ответы из Министерства внутренних дел, от начальника ракетных войск и артиллерии и командующего войсками Северо-Кавказского военного округа, которые отрицали причастность своих служащих к предполагаемому налету 19 октября 1999 г. на Урус-Мартан.

20. 15 февраля 2001 г. исполняющий обязанности начальника штаба войсковой части N 40911 уведомил первого заявителя о том, что авиация Четвертой армии Военно-воздушных сил и противоракетной обороны не совершала налетов на Урус-Мартан или не производила авиудара по дому, расположенному по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - поскольку она не имела сведений о нахождении в указанном районе военных объектов, которые могли обусловить такой удар. В письме также указывалось, что сведения, предположительно полученные первым заявителем из военной прокуратуры, о том, что 19 октября 1999 г. два военных самолета СУ-25 нанесли авиаудар по Урус-Мартану, неверны.

21. 18 декабря 2001 г. Аппарат полномочного представителя Президента Российской Федерации в Южном федеральном округе уведомил первого заявителя о том, что военные действия на территории Урус-Мартана в октябре 1999 года не проводились, что незаконные вооруженные формирования не имели военной авиации или бомб и ракет в своем арсенале, и что в октябре 1999 года иностранные военные самолеты в воздушное пространство Российской Федерации не вторгались.

22. В письме от 14 ноября 2002 г. главнокомандующий Военно-воздушными силами уведомил первого заявителя о том, что согласно журналу учетa боевых вылетов и карте ведения боевых действий 19 октября 1999 г. самолеты российских военно-воздушных сил не проводили бомбардировок на расстоянии одного километра от юго-восточных окраин Урус-Мартана.

(b) Уголовное разбирательство

23. Представляется, что 7 апреля 2000 г. военный прокурор войсковой части N 20102 принял решение об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с происшествием 19 октября 1999 г., указав, что не имеется данных о причастности федеральных военнослужащих к данному преступлению, и что предполагаемые жертвы и ущерб могли быть причинены бойцами незаконных вооруженных формирований.

24. 21 июля 2000 г. Прокуратура Чеченской Республики (далее - республиканская прокуратура) возбудила уголовное дело в связи с авиаударом 19 октября 1999 г. по Урус-Мартану и убийством жителей и уничтожением имущества в соответствии с пунктами "а" и "е" части 2 статьи 105 (убийство двух или более лиц, совершенное общеопасным способом) и частью 2 статьи 167 (умышленное уничтожение чужого имущества при отягчающих вину обстоятельствах) российского Уголовного кодекса. Уголовному делу был присвоен N 24031, и оно было направлено в прокуратуру Урус-Мартановского района (далее - районная прокуратура).

25. С 21 июля 2000 г. по 7 марта 2001 г. следствие приостанавливалось и возобновлялось три раза (см. §§ 54-56 настоящего Постановления).

26. 28 марта 2001 г. первый заявитель был признан потерпевшим и гражданским истцом по уголовному делу N 24031.

27. 29 апреля 2001 г. районная прокуратура передала уголовное дело N 24031 военному прокурору войсковой части N 20102 для дополнительного расследования (см. § 58 настоящего Постановления). Последняя возвратила уголовное дело в республиканскую прокуратуру 11 мая 2001 г. (см. § 59 настоящего Постановления).

28. 6 июня 2001 г. следствие было возобновлено, а затем приостановлено 6 июля 2001 г. (см. §§ 60-61 настоящего Постановления).

29. Постановлением от 18 марта 2002 г. военная прокуратура Северо-Кавказского военного округа (далее - окружная военная прокуратура) отказала первому заявителю в возбуждении уголовного дела против должностных лиц Генерального штаба российских вооруженных сил и Главного штаба Военно-воздушных сил, которые предположительно предоставили ему ложную информацию относительно налета 19 октября 1999 г. Постановление содержало ссылки на показания ряда должностных лиц, которые утверждали, что сообщения первого заявителя относительно бомбардировки Урус-Мартана были тщательно и неоднократно проверены и признаны необоснованными. В частности, одно из должностных лиц сообщило, что он лично проверил журнал учет боевых вылетов и карту ведения боевых действий за соответствующий период и удостоверился в том, что авиаудары по Урус-Мартану 19 октября 1999 г. не наносились. Однако в 13.30 в ту же дату бризантные 250-килограммовые авиабомбы были сброшены на группу боевиков, расположенную в одном километре от юго-восточной окраины Урус-Мартана. Постановление заключило, что установлено, что должностные лица предоставили первому заявителю полную и правдивую информацию, и признаки состава преступления в их действиях отсутствовали.

30. В ту же дату окружная военная прокуратура отменила постановление, вынесенное военной прокуратурой войсковой части N 20102 7 апреля 2000 г. Окружная военная прокуратура, в частности, указала, что постановление от 7 апреля 2000 г. основано на объяснениях начальника штаба группировки "Запад" полковника К. и извлечении из журнала учетa боевых вылетов, содержавшего координаты, атакованные двумя самолетами СУ-25 19 октября 1999 г. и находившиеся в 27 км от Урус-Мартана. В постановлении от 18 марта 2002 г. далее указывалось, что проверка, проведенная по жалобе первого заявителя на высокопоставленных должностных лиц Генерального штаба российских вооруженных сил и Главного штаба Военно-воздушных сил, установила, что 19 октября 1999 г. авиаудары по Урус-Мартану не планировались и не наносились, и что ближайший район, атакованный двумя федеральными самолетами в эту дату, находился в километре от Урус-Мартана, где размещались члены незаконных вооруженных формирований. Постановление заключило, что ввиду противоречий в полученной информации проверка не может считаться полной, в связи с чем постановление от 7 апреля 2000 г. подлежит отмене.

31. 25 августа 2002 г. районная прокуратура возобновила разбирательство по уголовному делу N 24031. Впоследствии в период с 25 сентября 2002 г. по 18 апреля 2003 г. следствие приостанавливалось и возобновлялось восемь раз (см. §§ 64-71 настоящего Постановления). В этот период, 17 октября 2002 г. и 21 января 2003 г. соответственно, районная прокуратура признала потерпевшими вторую и третью заявительниц и признала их гражданскими истицами по уголовному делу N 24031.

32. Письмом от 3 сентября 2003 г. районная прокуратура уведомила первого заявителя о том, что по уголовному делу N 24031 проведен ряд следственных действий, в частности, осмотрено место происшествия, собраны фрагменты бомб, назначены новые экспертизы, и военному коменданту Чеченской Республики предложено принять меры по удалению невзорвавшихся авиабомб из жилого района Урус-Мартана. В письме также указывалось, что 15 марта 2003 г. следствие по делу N 24031 было приостановлено, а 19 марта 2003 г. уголовное дело было передано в республиканскую прокуратуру. В настоящее время расследование ведет военная прокуратура Объединенной группировки войск.

33. 17 ноября 2003 г. расследование налета 19 октября 2003 г. было прекращено со ссылкой на отсутствие признаков состава преступления в действиях высокопоставленных военных (см. §§ 74-82 настоящего Постановления). Как утверждают заявители, об этом решении был уведомлен только первый заявитель, и ни один из заявителей не получил его копию.

34. Представляется, что первый заявитель безуспешно жаловался в прокуратуры различного уровня, пытаясь получить копию постановления от 17 ноября 2003 г.

35. Письмом от 15 марта 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск уведомила первого заявителя о том, что уголовное дело в связи с бомбардировкой 19 октября 1999 г. прекращено 17 ноября 2003 г., и что письмо, информирующее его об этом решении, направлено ему в ту же дату.

36. 26 марта 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск уведомила первого заявителя о том, что постановление о прекращении уголовного дела в связи с налетом 19 октября 1999 г. являлось законным и обоснованным, поскольку во время расследования установлено, что федеральная авиация бомбила укрепленные командные пункты, базы и оружейные склады незаконных вооруженных формирований, а не жилые районы Урус-Мартана. В письме также указывалось, что первый заявитель имеет право требовать компенсацию за уничтожение своего имущества.

37. 10 мая 2004 г. первый заявитель жаловался в Верховный суд Чеченской Республики на отказ военной прокуратуры Объединенной группировки войск предоставить ему копию постановления от 17 ноября 2003 г., что лишало его возможности обжаловать это постановление в суд. Неясно, была ли рассмотрена данная жалоба.

38. 7 июня 2004 г. Главная военная прокуратура передала жалобы первого заявителя на действия прокуроров военному прокурору Объединенной группировки войск для рассмотрения.

39. Письмом от 12 июля 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск сообщила, что уголовное дело, возбужденное в связи с налетом федеральной авиации на Урус-Мартан 19 октября 1999 г., является секретным, и поэтому ходатайство первого заявителя о предоставлении ему материалов уголовного дела не может быть удовлетворено. Из письма также следовало, что уголовное дело прекращено, первый заявитель имеет право на возбуждение гражданского разбирательства, и что уголовное дело может быть передано в суд по требованию последнего.

40. Двумя письмами от 31 июля 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск уведомила первого заявителя в ответ на его жалобы от 26 апреля и 26 мая 2004 г., что уголовное дело, возбужденное в связи с авиаударом по Урус-Мартану 19 октября 1999 г., прекращено 17 ноября 2003 г. в отсутствие признаков состава преступления, и что уголовное дело является секретным.

41. 2 августа 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск ответила на жалобу первого заявителя от 26 мая 2004 г., указав, что предварительное расследование по делу N 34/00/0008-03 установило, что в октябре 1999 года Урус-Мартан был занят исламскими экстремистами численностью свыше 1 500 человек, которые имели свой штаб в городе, укрепили его и не собирались сдаваться, и что при таких обстоятельствах федеральное командование приняло решение провести точечные бомбардировки баз боевиков в Урус-Мартане.

42. Письмом от 10 августа 2004 г. военная прокуратура Объединенной группировки войск подтвердила в ответ на жалобу первого заявителя от 20 апреля 2004 г., что уголовное дело относительно налета 19 октября 1999 г. на Урус-Мартан было прекращено. В письме также отмечалось, что материалы уголовного дела являются секретными.

3. Разбирательство о компенсации

43. В неустановленную дату в 2000 году первый заявитель возбудил гражданское разбирательство против Правительства Российской Федерации, Министерств финансов и обороны и ряда прокуроров в Басманном районном суде Москвы (далее - районный суд). Он требовал компенсации в связи с предположительно ненадлежащим рассмотрением его жалоб прокурорами, а также компенсации материального ущерба и морального вреда в связи с уничтожением его имущества.

44. 14 ноября 2000 г. администрация Урус-Мартана ответила на запрос районного суда, подтвердив, что вследствие авиаудара 19 октября 1999 г. шестеро жителей Урус-Мартана погибли, несколько человек были ранены, и что она составила дефектные акты в отношении разрушенных и поврежденных домов.

45. Письмом от 19 января 2001 г. администрация Урус-Мартана вновь подтвердила в ответ на очередной запрос районного суда, что авиаудар 19 октября 1999 г. повлек гибель шестерых жителей и ранение еще нескольких, а также повреждение десятков домов, включая дом, расположенный по адресу: улица Достоевского, дом N 24a. Этот дом стал непригодным для проживания, и его неудовлетворительное состояние было отражено в дефектном акте, ранее представленном в районный суд.

46. 24 мая 2001 г. районная прокуратура представила в районный суд отчет о результатах расследования по уголовному делу N 24031. В документе указывалось, что 19 октября 1999 г. неустановленный самолет нанес удар по Урус-Мартану, вследствие чего шестеро жителей погибли, 16 - были ранены, 13 частных домов были разрушены, включая дом первого заявителя, и 27 домов были повреждены. В этой связи 27 июля 2000 г. республиканская прокуратура возбудила уголовное дело N 24031, и первый заявитель был признан потерпевшим и гражданским истцом по этому делу. Происшествие 19 октября 1999 г. было подтверждено 48 свидетелями, указанными в отчете, другими свидетелями, протоколами осмотра места преступления и судебной экспертизы, а также иными доказательствами, такими как фрагменты взорвавшихся бомб, изъятых из дома первого заявителя, и видеозапись места происшествия, произведенная 10 ноября 1999 г. Наконец, в отчете указывалось, что, поскольку незаконные вооруженные формирования не располагали военной авиацией, уголовное дело трижды направлялось для дополнительного расследования в военную прокуратуру, которая, однако, возвращала его по различным основаниям, затягивая таким образом расследование и затрудняя установление личности летчиков, участвовавших в налете 19 октября 1999 г.

47. 11 мая 2001 г. районный суд вынес решение, в котором указал, что органы власти надлежащим образом рассмотрели жалобы первого заявителя и дали на них своевременные ответы, следовательно, не нарушили его права, включая право на получение информации. Что касается требований первого заявителя относительно компенсации за уничтоженное имущество, суд указал, что они не могут быть удовлетворены, так как "федеральные вооруженные силы проводили военную операцию в Чеченской Республике на основании актов Президента и Правительства, которые не были признаны незаконными". Суд также отметил, что уничтожение дома первого заявителя не может быть вменено ответчикам, поскольку военные действия проводили не только федеральные войска, но и незаконные вооруженные формирования, и что не усматривается причинной связи между действиями ответчиков и ущербом, который был причинен истцу. Требования первого заявителя о компенсации морального вреда также не могут быть удовлетворены вследствие того, что он не представил доказательств того, что действия ответчиков причинили ему физические, моральные или эмоциональные страдания, и не указал размера требуемой компенсации. С учетом вышеизложенного суд заключил, что оснований для удовлетворения требований первого заявителя не имеется.

48. 4 октября 2001 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение суда первой инстанции без изменения, в основном приняв мотивировку районного суда.

B. Документы, предоставленные властями Российской Федерации

49. В декабре 2006 года, после того, как настоящая жалоба была им коммуницирована, власти Российской Федерации предоставили копию уголовного дела N 34/00/0008-03 (первоначально N 24031), возбужденного в связи с налетом 19 октября 1999 г. на Урус-Мартан. Предоставленные материалы насчитывают примерно 1 200 страниц и, по-видимому, являются копиями большей части, если не всего уголовного дела. Краткое содержание соответствующей части этих документов может быть изложено следующим образом.

(a) Документы о ходе расследования и уведомлении заявителей о нем

50. Постановлением от 21 июля 2000 г. республиканская прокуратура возбудила уголовное дело в связи с жалобой первого заявителя на бомбардировку жилого квартала Урус-Мартана 19 октября 1999 г., повлекшую гибель шести человек, ранение 16, разрушение 13 домов и повреждение еще 27. Уголовное дело было возбуждено в соответствии с частью 2 статьи 105 (убийство при отягчающих вину обстоятельствах) и частью 2 статьи 167 российского Уголовного кодекса, и дело было передано в районную прокуратуру для расследования. Письмо от той же даты уведомило первого заявителя о вынесении постановления о возбуждении уголовного дела, но не указало даты этого постановления.

51. Письмом от 31 августа 2000 г. республиканская прокуратура обратила внимание районной прокуратуры на "недопустимое затягивание" расследования по делу N 24031. В письме, в частности, указывалось, что в течение месяца следователь не выполнил ни одного следственного действия и не допросил потерпевших или свидетелей. Она дала районной прокуратуре указание активизировать расследование и установить обстоятельства дела. В частности, признавалось необходимым допросить всех потерпевших от данной бомбардировки, признать их потерпевшими и гражданскими истцами, допросить родственников погибших и признать их потерпевшими, осмотреть место происшествия с использованием фото- и видеотехники и установить и допросить очевидцев данных событий.

52. В неустановленную дату в октябре 2000 года следователь обратился к компетентному прокурору за разрешением на продление срока предварительного расследования. В соответствующем решении перечислялись выводы, сделанные следствием к этому времени. В частности, упоминались показания ряда жителей квартала, подвергшегося налету 19 октября 1999 г., которые были очевидцами происшествия и утверждали, что военные самолеты летели низко, и поэтому пилоты могли видеть, что целятся в жилой квартал. В постановлении также отмечались показания жителей о том, что боевики никогда не проживали в их квартале, и что объекты, занятые ими, располагались на окраинах Урус-Мартана и к тому времени уже были поражены федеральными бомбардировщиками, и поэтому не имелось причин бомбить жилой квартал, населенный гражданскими лицами. В постановлении далее указывалось, что во время осмотра места происшествия были обнаружены крупные фрагменты авиабомбы, и, более того, неразорвавшиеся бомбы до сих пор находятся во дворах ряда домов. В постановлении заключалось, что полученные доказательства доказывают причастность федеральной авиации к налету 19 октября 1999 г., этот вывод подтверждается показаниями очевидцев, фотографиями и видеозаписями, дефектными актами, свидетельствующими о причиненном ущербе, и протоколом осмотра места происшествия.

53. Письмом от октября 2000 года (точная дата не читается) военная прокуратура войсковой части N 20102 возвратила уголовное дело в республиканскую прокуратуру, указав, что не соблюдены некоторые формальности. Последняя передала уголовное дело в районную прокуратуру 30 октября 2000 г., предложив устранить недостатки.

54. Постановлением от 21 января 2001 г. районная прокуратура приостановила следствие. Она указала, что все возможные следственные меры приняты, но установить лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых, не представляется возможным.

55. Постановлением от 7 февраля 2001 г. надзирающий прокурор отменил постановление от 21 января 2001 г. как необоснованное и преждевременное. Он предложил возобновить расследование, допросить очевидцев налета, приобщить к уголовному делу результаты судебно-медицинских экспертиз и баллистических исследований, а также признать первого заявителя потерпевшим в связи с материальным ущербом, который был причинен ему вследствие налета.

56. Постановлением от 7 марта 2001 г. районная прокуратура приостановила следствие по делу N 24031, отметив, что все следственные меры, указанные в постановлении надзирающего прокурора от 7 февраля 2001 г., приняты, но установить лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых, не представляется возможным.

57. Письмом от 14 апреля 2001 г. районная прокуратура ответила первому заявителю, что его ходатайство о предоставлении заверенных копий постановлений о возбуждении уголовного дела N 24031 и продлении срока предварительного расследования "не основано на законе" и потому не может быть удовлетворено. В письме также сообщалось, что срок предварительного расследования по данному уголовному делу был продлен до 21 января 2001 г., и 10 октября 2000 г. оно было направлено в военную прокуратуру, которая возвратила его 26 октября 2000 г. из-за процессуальных нарушений. В письме далее указывалось, что баллистические исследования по делу были назначены 16 ноября 2000 г., однако еще не проведены. Далее отмечалось, что 21 января 2001 г. расследование было приостановлено, затем возобновлено 7 февраля 2001 г. и вновь приостановлено 7 марта 2001 г. Письмо также заверяло первого заявителя, что его ходатайства приобщены к уголовному делу и будут рассмотрены в рамках дополнительного расследования.

58. Постановлением от 29 апреля 2001 г. районная прокуратура передала уголовное дело в военную прокуратуру войсковой части N 20102 для дополнительного расследования. В постановлении указывалось, что установлено, что уничтожение домов и иного имущества, гибель и ранения жителей Урус-Мартана 19 октября 1999 г. были вызваны авиаударом федеральных вооруженных сил. Данный факт был подтвержден свидетелями и потерпевшими, осмотром места происшествия, где были найдены фрагменты авиабомбы и ракет. Причастность федеральных военнослужащих к этому удару была очевидной, поскольку незаконные вооруженные формирования не имели авиации, и уголовное дело подлежит передаче военному прокурору для дополнительного расследования с целью установления воинской части и военнослужащих, которые совершили данное преступление.

59. Письмом от 11 мая 2001 г. военная прокуратура войсковой части N 20102 передала уголовное дело в республиканскую прокуратуру. В письме отмечалось, что вывод районной прокуратуры о том, что 19 октября 1999 г. Урус-Мартан подвергся бомбардировке, основан на противоречивых свидетельских показаниях и не имеет объективного подтверждения. В письме, в частности, указывалось, что, хотя отдельные свидетели сообщили, что видели самолеты, которые предположительно нанесли удар, другие свидетели сказали, что не могли видеть самолеты, так как этот день был облачным и туманным. Кроме того, согласно письму имелись противоречия в свидетельских показаниях относительно общего количества самолетов, которые предположительно участвовали в налете, и их цвета. В письме далее отмечалось, что происхождение фрагментов боеприпасов, изъятых из двух домовладений, которые предположительно подверглись налету 19 октября 1999 г. (см. § 88 настоящего Постановления), не установлено, и не выяснено, как это оказалось возможным, что фрагменты могут быть найдены через год после налета. В конце письма указывалось, что в то же время командование Объединенной группировки войск и российское Министерство обороны сообщили, что 19 октября 1999 г. федеральная авиация не наносила ударов по Урус-Мартану.

60. Постановлением от 6 июня 2001 г. районная прокуратура возобновила расследование.

61. Постановлением от 6 июля 2001 г. следствие было приостановлено в связи с невозможностью установления предполагаемых виновных, и уголовное дело было передано в военную прокуратуру. Это постановление было аналогично постановлению от 29 апреля 2001 г. В частности, в нем отмечалось, что причастность федеральной авиации к налету установлена показаниями очевидцев и результатами баллистической экспертизы, которая подтвердила, что фрагменты, найденные на месте происшествия, принадлежали артиллерийским снарядам и авиабомбам. В нем также указывалось, что неразорвавшаяся авиабомба лежит на земле около дома, по адресу: улица Достоевского, дом N 15, - после налета 19 октября 1999 г.

62. Письмом от 15 мая 2002 г. республиканская прокуратура возвратила дело N 24031 в районную прокуратуру для дополнительного расследования. В письме сообщалось, что после рассмотрения материалов дела установлено, что при расследовании допущены грубые нарушения процессуального права, в связи с чем военная прокуратура отказала в принятии дела к производству. В письме далее перечислялись процессуальные нарушения, допущенные во время осмотра места происшествия и изъятия и исследования фрагментов боеприпасов, обнаруженных там, и указывалось, что вследствие этих нарушений изъятые осколки не могут быть приняты в качестве доказательства. В письме также отмечалось, что до сих пор лица, которым причинен материальный ущерб, не признаны гражданскими истцами и имеются противоречия в показаниях очевидцев, которые еще не разрешены. В письме указывалось, что, хотя дело неоднократно возвращалось в районную прокуратуру из-за этих недостатков, они не были устранены.

63. Постановлением от 25 августа 2002 г. районная прокуратура возобновила следствие.

64. Постановлением от 25 сентября 2002 г. расследование было приостановлено. В постановлении кратко сообщалось, что все возможные следственные меры приняты, но установить лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых, не представилось возможным.

65. Постановлением от 1 октября 2002 г. районная прокуратура возобновила расследование. В постановлении указывалось, что в соответствии с ходатайством первого заявителя необходимо допросить в качестве свидетелей ряд высокопоставленных военнослужащих, которые участвовали в контртеррористической операции в Чеченской Республике.

66. Постановлением от 1 ноября 2002 г. следствие было приостановлено. В нем отмечалось, что после возобновления расследования 1 октября 2002 г. следственные органы направили поручение о допросе ряда высокопоставленных военнослужащих, назначили экспертизу фруктового сада первого заявителя, уничтоженного после данного налета, и признали потерпевшей вторую заявительницу. Таким образом, согласно постановлению все возможные следственные действия были совершены.

67. Постановлением от 10 января 2003 г. постановление от 1 ноября 2002 г. было отменено как необоснованное, отмечалось, что указания республиканской прокуратуры об устранении процессуальных нарушений не были исполнены. В частности, были допущены нарушения процессуального права при изъятии фрагментов боеприпасов, которые вследствие этого являются недопустимым доказательством. В то же время ряд лиц, которым был причинен ущерб вследствие происшествия, не был признан гражданскими истцами по делу. Кроме того, противоречия в описании налета очевидцами не были разрешены, поэтому постановление предложило возобновить разбирательство.

68. Постановлением от 10 февраля 2003 г. следствие было приостановлено. В нем были перечислены следственные меры, предпринятые в январе 2003 года, включая изъятие осколков, назначение их экспертизы, признание гражданскими истцами потерпевших, и заключалось, что все следственные действия, возможные в отсутствие обвиняемых, проведены.

69. Постановлением от 15 февраля 2003 г. расследование было возобновлено, в нем указывался ряд следственных действий, которые необходимо выполнить по делу. Письмом от февраля 2003 года (точная дата неясна) первый заявитель был уведомлен о последних действиях по делу.

70. Постановлением от 15 марта 2003 г. следствие по делу N 24031 было приостановлено в связи с невозможностью установления предполагаемых виновных лиц.

71. Постановлением от 18 апреля 2003 г. прокурор военной прокуратуры Объединенной группировки войск обязал возобновить расследование. На этой стадии делу был присвоен N 34/00/0008-03.

72. В ту же дату военная прокуратура Объединенной группировки войск уведомила районную прокуратуру об этом решении и обязала известить лиц, признанных потерпевшими, о возобновлении следствия. Другим письмом от той же даты военная прокуратура Объединенной группировки войск уведомила первого заявителя о решении возобновить расследование.

73. Постановлением от 18 апреля 2003 г. следователь просил разрешения компетентного прокурора на продление срока предварительного расследования до 18 августа 2003 г. В постановлении указывалось, что необходимо совершить ряд следственных действий. В частности, необходимо допросить высокопоставленных лиц, командовавших контртеррористической операцией в Чеченской Республике, установить и допросить командующего операцией в Урус-Мартане 19 октября 1999 г., командующего, которому подчинялись пилоты, проводившие бомбардировку Урус-Мартана в эту дату, и самих пилотов, исследовать и при необходимости изъять соответствующие военные документы, включая журнал учетa боевых вылетов и карту ведения боевых действий, исследовать материалы проверок, проведенных военными властями в связи с жалобой первого заявителя по поводу налета, провести экспертизы и совершить иные необходимые следственные действия.

(b) Постановление от 17 ноября 2003 г.

74. Постановлением от 17 ноября 2003 г. уголовное дело N 34/00/0008-03 было прекращено. В нем, в частности, указывалось, что в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 23 сентября 1999 г. N 1255c российские власти проводили контртеррористическую операцию на Северном Кавказе с целью разоружения и ликвидации незаконных вооруженных формирований и восстановления конституционного порядка.

75. В постановлении далее отмечалось, что операция осуществлялась федеральными вооруженными силами, и в конце сентября 1999 года была сформирована группировка "Запад" под командованием генерал-майора Ш. В тот же период была создана Объединенная группировка войск под командованием генерал-лейтенанта Г. В начале октября 1999 года федеральные силы начали контртеррористическую операцию в Чеченской Республике.

76. Согласно постановлению власти через средства массовой информации и листовки предложили боевикам прекратить свою преступную деятельность и сложить оружие. Власти предупредили местное население о возможном использовании авиации и артиллерии в случае организованного сопротивления федеральным силам со стороны незаконных вооруженных формирований. В ответ боевики оказали ожесточенное вооруженное сопротивление и организовали укрепленную оборону в местных населенных пунктах, запрещая жителям покидать дома и используя их в качестве живого щита.

77. В постановлении далее отмечалось, что в середине октября Урус-Мартан был занят исламскими экстремистами - ваххабитами - общей численностью свыше 1 500 человек, которые устроили в городе свой штаб и значительно укрепили его. В частности, они расположили командные пункты в центральной части города, в школе N 7 и здании городской администрации, держали пленных и местных жителей, задержанных за отказ сотрудничать с ними, в подвалах этих строений. Боевики также имели в городе несколько радиорелейных и телевизионных ретрансляторов, которые они активно использовали для определения передвижений федеральные силы. На окраинах города боевики разместили свои базы и центр диверсионной подготовки.

78. В постановлении, в частности, содержалась ссылка на допросы свидетелей Аф. и Чай., сотрудников разведки, которые осуществляли разведку в Урус-Мартане в соответствующий период. Они оба сообщили, что город был занят ваххабитами, которые сильно укрепили его и подготовили к длительной обороне. Согласно их показаниям глубина обороны на три-четыре квартала от окраин к центру города, боевики рыли окопы и укрытия, заполняли ямы нефтью, чтобы взорвать их при приближении федеральных сил, и организовали многочисленные огневые точки в жилых домах. Аф. также сказал, что большинство местных жителей покинули город, а их небольшое количество осталось в Урус-Мартане по принуждению экстремистов, которые использовали жителей в качестве живого щита. В постановлении также была ссылка на показания Х., жителя Урус-Мартана, который, в частности, отмечал, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, более половины гражданского населения покинуло город из-за преследований боевиков, которые задерживали, грабили, убивали и использовали в качестве живого щита тех жителей, которые оказывали им сопротивление.

79. Кроме того, в постановлении указывалось, что в октябре 1999 года незаконные вооруженные формирования вели активные военные действия против федеральных сил, применяя ракетные системы класса "земля-воздух" и крупнокалиберное оружие против федеральной авиации. В частности, экстремисты обстреливали федеральную авиацию с крыш высотных домов в Урус-Мартане, вследствие чего несколько самолетов и вертолетов были сбиты, а пилоты погибли или попали в плен. Подобные инциденты имели место 1, 2 и 4 октября 1999 г. Кроме того, согласно данным разведки новая группа примерно из 300 боевиков прибыла в Урус-Мартан в качестве подкрепления приблизительно 18 октября 1999 г.

80. При таких обстоятельствах 18 октября 1999 г. генерал-майор Ш. издал приказ N 04, в пункте 2 которого предписывалось выделить авиационные ресурсы для тактической поддержки западной группировки и уничтожить точечными бомбовыми авиаударами базы боевиков, склады вооружения и иные важные цели, находящиеся вне досягаемости федеральной артиллерии.

81. В соответствии с этим приказом 19 октября 1999 г. два военных самолета СУ-24M, вооруженные 18 бризантными осколочными авиабомбами калибра 250-270 кг каждый, нанесли удары по сосредоточениям боевиков в километре к востоку от Урус-Мартана в 13.30 и 13.31. В то же время они нанесли удары по базам экстремистов в Урус-Мартане, включая расположенные в школе N 7 и здании городской администрации. Самолеты также бомбили прямоугольник N 75443 на восточных окраинах Урус-Мартана, где находились жилые дома, подготовленные к долговременной обороне. Жилой квартал, включающий улицы Достоевского, Маяковского и Первомайскую, входил в прямоугольник N 75443.

82. Постановление также содержало ссылки на заключение оперативно-тактической экспертизы (см. § 114 настоящего Постановления) о том, что решение являлось обоснованным и своевременным и что соответствующие военные органы приняли меры для сведения к минимуму жертв среди гражданского населения Урус-Мартана. В заключение указывалось, что в действиях генерал-майора Ш. и генерал-лейтенанта Г. не усматриваются признаки состава преступлений, предусмотренных частью 2 статьи 105 и частью 2 статьи 167 российского Уголовного кодекса, и что уголовное дело против них подлежит прекращению.

(c) Документы, относящиеся к следственным действиям

83. 29 июля 2000 г. районная прокуратура предложила Урус-Мартановскому ВОВД установить и допросить потерпевших от налета 19 октября 1999 г., родственников погибших, признать их потерпевшими и гражданскими истцами по делу, тщательно осмотреть место происшествия, сфотографировать и провести видеозапись места происшествия и, по возможности, изъять вещественные доказательства, включая фрагменты бомб, провести баллистическую экспертизу и выполнить иные необходимые следственные действия.

84. Письмом от той же даты районная прокуратура просила военную прокуратуру войсковой части N 20102 направить ей материал проверки по жалобе первого заявителя на налет 19 октября 1999 г.

85. Письмами от 24 августа 2000 г. районная прокуратура напомнила Урус-Мартановскому ВОВД и военной прокуратуре войсковой части N 20102 о своих запросах от 29 июля 2000 г., указав, что они до сих пор не исполнены.

86. Письмом от 24 августа 2000 г. первый заявитель просил признать потерпевшими ряд лиц, включая его самого и третью заявительницу, в связи с уничтожением имущества, расположенного по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - вследствие налета федеральной авиации 19 октября 1999 г.

87. Протоколы осмотра места происшествия от 3 и 5 октября 2000 г. подробно описали состояние домов, подвергшихся авиаудару 19 октября 1999 г. В частности, протокол от 3 октября 2000 г. подтверждал ущерб, причиненный "имуществу, принадлежащему [первому заявителю]", и упоминал воронку от бомбы на земельном участке, на котором находилось имущество. В том же протоколе указывается, что во время осмотра обнаружены и изъяты металлические осколки, напоминающие фрагменты артиллерийского снаряда. К протоколам прилагались фотографии, сделанные во время осмотра места происшествия. На них были изображены несколько поврежденных построек, включая принадлежавшие первому заявителю, и осколки, обнаруженные на земельном участке первого заявителя.

88. Двумя аналогичными постановлениями от 5 октября 2000 г. следователь назначил изъятие металлических фрагментов, напоминающих части авиабомбы или артиллерийского снаряда, на участке первого заявителя и на участке другого жителя квартала, который подвергся налету 19 октября 1999 г.

89. Постановлением от 16 ноября 2000 г. была назначена экспертиза металлических фрагментов, найденных на месте происшествия с целью установления их происхождения. По-видимому, экспертиза в соответствии с этим постановлением не проводилась, поскольку 6 июня 2001 г. следователь назначил другую экспертизу фрагментов. Заключение экспертизы от 25 июня 2001 г. подтвердило, что данные фрагменты являлись частями артиллерийского снаряда, авиабомбы и боеприпасов, происхождение которых установить не удалось.

90. Протоколами от 9 февраля 2001 г. было оформлено изъятие и исследование видеопленки с записью последствий налета 19 октября 1999 г.

91. Письмом от 18 февраля 2001 г. следователь поручил компетентному прокурору в Москве, где в то время проживал первый заявитель, допросить последнего в связи с происшествием 19 октября 1999 г. и признать его потерпевшим и гражданским истцом. 16 марта 2001 г. следователь направил повторное поручение тому же прокурору, указав, что нет данных об исполнении предыдущего поручения.

92. Постановлением от 28 марта 2001 г. первый заявитель был признан потерпевшим по уголовному делу N 24031. Он был уведомлен об этом постановлении в ту же дату.

93. Постановлением от 1 октября 2002 г. следователь назначил экспертизу фруктового сада заявителя, который, по его утверждению, был уничтожен вследствие бомбардировки 19 октября 1999 г., с целью установления степени повреждения имущества.

94. Постановлением от 17 октября 2002 г. районная прокуратура признала вторую заявительницу потерпевшей и гражданской истицей по делу. Поручением от той же даты районная прокуратура предложила компетентному прокурору по текущему месту жительства второй заявительницы в Москве допросить ее в связи с происшествием 19 октября 1999 г. Вторая заявительница была уведомлена об этом поручении письмом от той же даты.

95. Другим поручением от той же даты районная прокуратура предложила военной прокуратуре московского гарнизона допросить в качестве свидетелей высокопоставленных военнослужащих относительно обстоятельств налета 19 октября 1999 г. Письмом от той же даты районная прокуратура уведомила заявителей об этом решении, а также о постановлении о назначении экспертизы фруктового сада.

96. Письмом от 23 декабря 2002 г. республиканская прокуратура уведомила районную прокуратуру о жалобе второй заявительницы, поданной в интересах третьей заявительницы, на уклонение районной прокуратуры от признания потерпевшей третьей заявительницы, несмотря на требование первого заявителя, выдвинутое ранее. Письмо предлагало районной прокуратуре возобновить расследование по делу N 24031 и принять требуемое решение.

97. Постановлениями от 21 и 22 января 2003 г. третья заявительница была признана потерпевшей и гражданской истицей соответственно, о чем она была уведомлена в те же даты.

98. Постановлением от 17 января 2003 г. было назначено изъятие осколков с участка первого заявителя в Урус-Мартане. Изъятые осколки были описаны в двух протоколах от той же даты.

99. Постановлением от 19 января 2003 г. осколки, изъятые 17 января 2003 г., были приобщены к уголовному делу в качестве доказательств. Протокол от той же даты содержал результаты осмотра данных осколков следователем.

100. Постановлением от 25 января 2003 г. была назначена экспертиза осколков, изъятых 17 января 2003 г., с целью установления их происхождения.

101. Письмом от 17 февраля 2003 г. районная прокуратура предложила администрации Урус-Мартана создать компетентную комиссию для оценки ущерба, причиненного частным домам во время налета 19 октября 1999 г., и составить дефектные акты.

102. Другим письмом от той же даты районная прокуратура уведомила военную комендатуру Урус-Мартановского района, что после бомбардировки 19 октября 1999 г. на двух личных участках остались две неразорвавшиеся бомбы, и предложила военной комендатуре принять меры по их удалению. Аналогичное письмо было направлено в военную комендатуру Чеченской Республики 26 февраля 2003 г.

103. Согласно протоколу от 23 апреля 2003 г. в эту дату следственные органы осмотрели журнал учетa боевых вылетов федеральных сил в Чеченской Республике за период с 8 по 27 октября 1999 г. и карту ведения боевых действий с 13 по 26 октября 1999 г. В протоколе были подробно воспроизведены записи, сделанные в этих документах относительно боевых задач авиации 19 октября 1999 г. В нем также было указано, что согласно этим документам в соответствующую дату Урус-Мартан не подвергался ударам федеральной авиации, и единственные цели, пораженные в этот день, находились на расстоянии 1 и 22 км от города.

104. В протоколе от 30 апреля 2003 г. были изложены результаты осмотра журнала боевых действий авиации Объединенного группировки войск за период с 29 сентября 1999 г. по 20 января 2000 г. Согласно протоколу 19 октября 1999 г. в журнал были внесены две записи. Они касались двух ударов федеральных военных вертолетов по боевикам, находившимся примерно в 40 км от Урус-Мартана. Другой информации относительно событий 19 октября 1999 г. журнал не содержал.

105. Как можно понять из протокола от 5 мая 2003 г., который является едва читаемым, в эту дату следственные органы исследовали журнал боевых действий Объединенной группировки войск, охватывающий период с 25 сентября по 29 ноября 1999 г. Представляется, что в журнале отсутствовали записи о каких-либо авиаударах, наносившихся по Урус-Мартану 19 октября 1999 г.

106. Письмами от 31 мая и 5 июня 2003 г. следователь предложил соответствующим воинским частям предоставить информацию о личности пилотов, производивших удары на расстоянии километра от Урус-Мартана 19 октября 1999 г.

107. Письмами от 3 июня 2003 г. следователь предложил различным компетентным органам предоставить информацию о том, были ли перечисленные жители Урус-Мартана причастны к деятельности незаконных вооруженных формирований. Список имен включал погибших во время налета 19 октября 1999 г. а также лиц, признанных потерпевшими в связи с этим происшествием. 29 октября 2003 г. российская Федеральная служба безопасности ответила, что четыре лица, указанные в списке, участвовали в деятельности незаконных вооруженных формирований.

108. В двух письмах от 10 июня 2003 г. исполняющий обязанности командира войсковой части N 22290 - авиационной части, принимавшей участие в военных действиях в районе Урус-Мартана в соответствующий период, сообщил военному прокурору Объединенной группировки войск, что не представляется возможным предоставить плановую таблицу за 19 октября 1999 г. в связи с ее уничтожением в ноябре 2000 года, поскольку согласно действующему приказу Министерства обороны Российской Федерации срок ее хранения составлял один год. В письмах далее указывалось, что за соответствующий период журналы полученных и отданных приказов, учетa боевых вылетов, боевых действий и карта ведения боевых действий не сохранились. В письмах отмечалось, что средства объективного контроля - тесторограммы и фотографии - за 19 октября 1999 г. недоступны, так как они были уничтожены по истечении года после этой даты, как предписано действующим приказом российского Министерства обороны, и отсутствуют магнитофонные записи, поскольку они хранятся только три месяца. Наконец, в письмах сообщалось, что журнал боевых приказов командира и карта приказов командира о военных действиях были направлены в Ростов-на-Дону в декабре 2000 года.

109. В заключении экспертизы от 20 июня 2003 г. указывалось, что металлические фрагменты, изъятые 17 января 2003 г. (см. § 98 настоящего Постановления), представляли собой части металлических предметов промышленного производства, разрушенных взрывом контактного заряда, и некоторые из них могли быть фрагментами боеприпасов.

110. В протоколе от 2 июля 2003 г. осмотра видеозаписи процесса выкапывания и уничтожения неразорвавшейся авиабомбы, оставшейся после налета 19 октября 1999 г., было установлено, что она представляла собой фугасную бомбу калибра 250-270 кг.

111. Письмом от 3 июля 2003 г. командир войсковой части N 11731, который в соответствующий период участвовал в военных действиях в окрестностях Урус-Мартана, сообщил, что все документы, относящиеся к операциям октября 1999 года, а именно журнал полученных и отданных приказов, журнал учетa боевых вылетов, журнал боевых действий, боевые приказы, доклады пилотов о выполнении заданий и карта ведения боевых действий были уничтожены 13 декабря 2001 г., так как они утратили практическую ценность и не имели исторического или научного значения.

112. Заключение экспертизы от 9 июля 2003 г. оценило ущерб, причиненный фруктовому саду в домовладении первого заявителя. В нем указывалось, что из 131 фруктового дерева только 40 оставались неповрежденными, а также подробно описывался уничтоженный фруктовый сад. В заключении также указывалось, что материальный ущерб, причиненный вследствие разрушений, составлял 856 400 рублей (приблизительно 21 000 евро).

113. Постановлением от 20 октября 2003 г. следователь назначил оперативно-тактическую экспертизу с целью установления недостатков в организации и исполнении бомбардировки в окрестностях Урус-Мартана 19 октября 1999 г. со стороны командующего группировкой "Запад" генерал-майора Ш. и командующего Объединенной группировкой войск генерал-лейтенанта Г.

114. Заключение от 16 ноября 2003 г. содержало результаты оперативно-тактической экспертизы. Эксперты указали, что решение генерал-майора Ш. о проведении бомбардировки 19 октября 1999 г. укрепленных пунктов и баз незаконных вооруженных формирований и их радиоэлектронного оборудования являлось обоснованным и своевременным, поскольку в то время Урус-Мартан был занят боевиками численностью до 1 500 человек, которые укрепили его и не собирались сдаваться, а за день до удара получили подкрепление приблизительно из 300 боевиков. По мнению экспертов, любые другие действия федеральных сил, такие как наземная атака, штурм или вытеснение, повлекли бы для них неоправданные потери. Эксперты также отметили, что при организации данной бомбардировки командование группировки "Запад" приняло определенные меры с целью сведения к минимуму жертв среди гражданского населения. В частности, согласно заключению военные органы избрали точечные бомбардировки, которые повлекли гибель только шестерых человек и ранение 17, четверо из которых являлись членами незаконных вооруженных формирований. С другой стороны, боевикам был причинен значительный урон, и затем, 7 и 8 декабря 1999 г., они сдали город без боя, вследствие чего жертвы в составе федеральных вооруженных сил отсутствовали. В заключении был сделан вывод о том, что действия генерал-майора Ш. и генерал-лейтенанта Г. соответствовали всем применимым инструкциям и правилам, включая уставы, что решение о нанесении удара 19 октября 1999 г. являлось разумным и что федеральная авиация использовалась в Урус-Мартане 19 октября 1999 г. в соответствии с решениями компетентных командиров и с учетом сложившейся ситуации и данных разведки.

(d) Допросы свидетелей

115. В уголовном деле содержатся письменные объяснения, данные 18 марта 2000 г. начальником штаба группировки "Запад" К. прокурору войсковой части N 20102. Согласно им в период 19-20 октября 1999 г. группировке "Запад" было поручено вытеснение незаконных вооруженных формирований из Урус-Мартана. Как утверждал К., с целью избежания жертв среди гражданского населения Урус-Мартана федеральное командование неоднократно обращалось к ваххабитам с предложением прекратить сопротивление и оставить город и предупреждало жителей, что в противном случае ваххабиты будут уничтожены огнем артиллерии и авиаударами. Соответственно, как утверждал К., гражданские лица, проживавшие в Урус-Мартане, были предупреждены, но поскольку боевики не сдались, точечные бомбардировки были направлены на их базы. К. утверждал, что бомбардировки были проведены военной авиацией на основе информации, полученной разведкой последней. К. также отметил, что в декабре 1999 года федеральные силы блокировали Урус-Мартан для операций по "зачистке". Будучи допрошен в качестве свидетеля 18 апреля 2003 г., К. сообщил, что не может дать объяснений по поводу событий 19 октября 1999 г., так как ничего не помнит. Он также пояснил в отношении письменных объяснений от 18 марта 2000 г., что подпись на этом документе принадлежит ему, но он не помнит, чтобы он сообщал то, что там написано. К. добавил, что в настоящее время не может комментировать эти объяснения, поскольку прошло более трех лет с того времени, когда они были даны.

116. В своих объяснениях от 4-6 июля 2000 г. ряд очевидцев - жителей квартала, подвергшегося налету, описали налет 19 октября 1999 г., указав, что в эту дату, примерно в 12.30-13.30, появились два российских военных самолета, и один из них нанес удары вне территории Урус-Мартана, а другой бомбил жилой квартал, в котором проживали очевидцы. Двое из них сообщили, что жителей Урус-Мартана не предупреждали о бомбардировках.

117. Во время допросов в качестве свидетелей в период с 7 сентября по 5 октября 2000 г. 63 жителя квартала, подвергшегося налету 19 октября 1999 г., описали указанное событие.

118. В объяснении от 12 марта 2001 г. старший офицер войсковой части N 45881 З. сообщил, что согласно карте ведения боевых действий этой части Урус-Мартан не подвергался авиаударам в период с 18 по 27 октября 1999 г., и что 19 октября 1999 г., в 13.30, бризантные 250-килограммовые авиабомбы были сброшены на группу боевиков, находившуюся в километре от юго-восточной окраины Урус-Мартана. Что касается информации в журнале учетa боевых вылетов (см. § 133 настоящего Постановления), З. сообщил, что упомянутые там координаты были расположены в 26-27 км от Урус-Мартана. На допросе в качестве свидетеля 12 ноября 2002 г. З. подтвердил, что он был командирован в Чеченскую Республику в период, относящийся к обстоятельствам дела, но с 11 октября по 28 ноября 1999 г. находился в отпуске вне территории Чеченской Республики и, соответственно, не участвовал в планировании и организации авиаудара 19 октября 1999 г. З. добавил, что не мог быть свидетелем по делу об этом происшествии, поскольку не служил в той части, которая причастна к этому налету.

119. Согласно соответствующему протоколу допроса свидетеля первый заявитель был допрошен 27 марта 2001 г.

120. На допросе в качестве свидетеля 21 января 2003 г. М., который в период, относящийся к обстоятельствам дела, являлся первым заместителем начальника Генерального штаба российских вооруженных сил, сообщил, что, насколько ему известно, во время контртеррористической операции в Чеченской Республике бомбовые или ракетные удары или иные авиаудары по населенным пунктам не планировались и не производились. Как утверждает М., такие удары наносились только по выборочным целям, относящимся к деятельности незаконных вооруженных формирований.

121. На допросе в качестве свидетеля 25 января 2003 г. Мих., в тот период заместитель главнокомандующего российскими Военно-воздушными силами, пояснил, что не отдавал приказов о проведении бомбардировки Урус-Мартана 19 октября 1999 г., и что ему неизвестно о бомбардировке Урус-Мартана федеральной авиацией.

122. На допросе в качестве свидетеля от той же даты заместитель начальника главного штаба и начальник оперативного управления Военно-воздушных сил Ч. дал аналогичные показания.

123. На допросе в качестве свидетеля 15 апреля 2003 г. вторая заявительница описала имущество, утраченное ею во время налета 19 октября 1999 г.

124. На допросе в качестве свидетеля 24 апреля 2003 г. высокопоставленный военнослужащий А., который в период, относящийся к обстоятельствам дела, был командирован в Чеченскую Республику, сообщил, что ему ничего неизвестно о бомбардировке Урус-Мартана 19 октября 1999 г., и, соответственно, он не может представить информацию в этом отношении. А. также не смог дать объяснений относительно своего ответа от 15 февраля 2001 г. на жалобу первого заявителя по поводу налета 19 октября 1999 г. (см. § 20 настоящего Постановления).

125. На допросе в качестве свидетеля в ту же дату высокопоставленный военнослужащий Б., который в тот период был командирован в Чеченскую Республику, пояснил, что ему ничего неизвестно о налете на Урус-Мартан 19 октября 1999 г., так как в этот период он проводил операции в другом районе Чеченской Республики. Он не мог предоставить информацию помимо той, которую сообщил в ответе первому заявителю от 23 ноября 2000 г., где указывалось, что федеральная авиация никогда не бомбила Урус-Мартан.

126. На допросе 25 апреля 2003 г. Г. в период, относящийся к обстоятельствам дела, командующий Объединенной группировкой войск в Чеченской Республике (см. § 75 настоящего Постановления), сообщил, что не помнит событий октября 1999 года, так как прошло много времени, и что все действия федеральной авиации в этот период фиксировались в журнале учетa боевых вылетов и карте ведения боевых действий.

127. На допросе 29 апреля 2003 г. высокопоставленный военнослужащий П., командированный в Чеченскую Республику в период, относящийся к обстоятельствам дела, дал аналогичные показания.

128. 9 и 10 июня 2003 г. следственные органы допросили ряд военнослужащих федеральной авиации, которые принимали участие в военных действиях в окрестностях Урус-Мартана в период, относящийся к обстоятельствам дела. Два пилота, Пар. и Мак., которые в указанный период были командированы в Чеченскую Республику и служили в войсковой части N 22290, сообщили, что в октябре 1999 года они получили приказ от своего командира, полковника Мар., нанести удары в избранных прямоугольниках по целям, являвшимся незаконными вооруженными формированиями на северной и северо-западной окраинах Урус-Мартана. Как утверждают пилоты, нанося удары, они использовали ракеты, а не авиабомбы, поскольку цели были расположены очень близко к городу. Пилоты пояснили, что не использовали авиабомбы во время выполнения боевого задания и не наносили ударов по жилым кварталам Урус-Мартана. Они также настаивали на том, что технические ошибки во время нанесения ударов, отклонение от избранных целей и случайное поражение были невозможны.

129. На допросе в качестве свидетеля 16 июня 2003 г. Ив., который в этот период был командирован в Чеченскую Республику в качестве сотрудника российского Министерства по чрезвычайным ситуациям, сказал, что участвовал в обезвреживании неразорвавшихся бомб, которые остались, в частности, на улице Маяковского в Урус-Мартане после налета 19 октября 1999 г. Он подтвердил, что 2 и 3 апреля 2003 г. две неразорвавшиеся авиабомбы были выкопаны, перевезены в другое место и уничтожены.

130. На допросе 2 и 3 июля 2003 г. четыре пилота: Пог., Аб., Д. и Ш., - которые в период, относящийся к обстоятельствам дела, были командированы в Чеченскую Республику и служили в войсковой части N 11731, сообщили, что они выполняли полет группой из четырех самолетов 19 октября 1999 г. в южной горной зоне Чеченской Республики. Как утверждал Пог., самолеты были снаряжены авиабомбами калибра 250 или 500 кг. Пилоты также пояснили, что результаты бомбардировки были зафиксированы средствами объективного контроля - видеорекордерами и фотокамерами - и после полета переданы командиру. Пилоты настаивали на том, что получили инструкции проводить бомбометание в районе, находящемся не менее чем в трех километрах от населенного пункта, и что они не наносили ударов по Урус-Мартану. Они также сказали, что никогда не слышали о таких происшествиях, поскольку в этом случае была бы проведена внутренняя проверка, и виновные были бы наказаны.

131. Уголовное дело также содержит свидетельские показания С., пилота федерального самолета, который был сбит боевиками 4 октября 1999 г., причем второй пилот этого самолета погиб, а С. был захвачен в плен. С. сообщил, что в указанную дату им было приказано вести поиск другого федерального самолета, который был сбит экстремистами накануне, и описал происшествие 4 октября 1999 г.

(e) Иные документы

132. Уголовное дело содержит дефектный акт, составленный администрацией Урус-Мартана 21 января 2000 г. в отношении имущества первого заявителя. В нем был подробно описан причиненный ущерб.

133. В извлечении из журнала учетa боевых вылетов, подписанном К. (см. § 115 настоящего Постановления), указывалось, что 19 октября 1999 г., с 15.00 по 15.10, два самолета СУ-25 провели бомбардировки в прямоугольнике с координатами [X] и [Y], что грузовик с боевиками был уничтожен в прямоугольнике с координатами [X1] и [Y1] и был также уничтожен автомобиль с боевиками.

134. Телеграмма от 17 ноября 2000 г., отправленная командиром войсковой части N 41001, указывала, что в октябре 1999 года цели, избранные для авиаударов, включали базы боевиков, их укрепленные пункты, склады вооружений и тому подобное, что в этот период жилой квартал, в котором проживали заявители, не был выбран в качестве цели, что 19 октября 1999 г. пилоты не получали приказа о проведении бомбардировки данного квартала, и что удар по нему в эту дату не наносился.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Национальное законодательство

1. Уголовно-процессуальный кодекс

135. До 1 июля 2002 г. вопросы уголовного права* (*Так в оригинале. По-видимому, имеются ввиду вопросы уголовного судопроизводства (прим. переводчика).) регулировались Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР 1960 года. С 1 июля 2002 г. УПК РСФСР был заменен Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации (далее - УПК РФ).

136. Статья 125 УПК РФ предусматривает, что решения, принятые следователем милиции или прокурором об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении, иные решения или бездействие, способные причинить ущерб правам участников уголовного судопроизводства либо затрудняющие доступ граждан к правосудию, могут быть обжалованы в районный суд, который вправе проверить законность и обоснованность обжалуемого решения.

2. Гражданский кодекс

137. Статья 1069 Гражданского кодекса устанавливает, что вред, причиненный гражданину в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов либо должностных лиц этих органов, подлежит возмещению за счет казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации.

3. Закон "О борьбе с терроризмом"

138. Федеральный закон "О борьбе с терроризмом" от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ (далее - Закон о борьбе с терроризмом) предусматривает следующее:

"...Статья 3. Основные понятия

Для целей настоящего Федерального закона применяются следующие основные понятия:

...борьба с терроризмом - деятельность по предупреждению, выявлению, пресечению, минимизации последствий террористической деятельности;

контртеррористическая операция - специальные мероприятия, направленные на пресечение террористической акции, обеспечение безопасности физических лиц, обезвреживание террористов, а также на минимизацию последствий террористической акции;

зона проведения контртеррористической операции - отдельные участки местности или акватории, транспортное средство, здание, строение, сооружение, помещение и прилегающие к ним территории или акватории, в пределах которых проводится указанная операция...

Статья 21. Освобождение от ответственности за причинение вреда

При проведении контртеррористической операции на основании и в пределах, которые установлены законом, допускается вынужденное причинение вреда жизни, здоровью и имуществу террористов, а также иным правоохраняемым интересам. При этом военнослужащие, специалисты и другие лица, участвующие в борьбе с терроризмом, освобождаются от ответственности за вред, причиненный при проведении контртеррористической операции, в соответствии с законодательством Российской Федерации".

4. Подзаконные акты

139. Постановление Правительства Российской Федерации от 30 апреля 1997 г. N 510 установило, что граждане, пострадавшие в результате разрешения кризиса в Чеченской Республике и покинувшие ее навсегда не позднее 12 декабря 1994 г., имеют право на компенсацию за утраченное жилье и/или иное имущество.

140. Постановлением Правительства Российской Федерации от 4 июля 2003 г. N 404 предусмотрено право всех постоянных жителей Чеченской Республики, утративших жилье и иное имущество после 12 декабря 1994 г., на получение компенсации в размере 300 000 рублей за жилье и 50 000 рублей за иное имущество.

B. Практика российских судов

141. 14 декабря 2000 г. Басманный районный суд Москвы вынес решение по гражданскому делу по иску Дунаева, который утверждал, что многоквартирный дом, в котором он проживал, был разрушен во время сильного обстрела Грозного федеральными вооруженными силами в январе 1995 года, в связи с чем требовал компенсации материального ущерба и морального вреда. Признавая тот факт, что имущество Дунаева, включая квартиру в многоквартирном доме, разрушено вследствие обстрела в 1995 году, суд, в частности, указал, что в соответствии со статьями 1069-1071 и 1100 Гражданского кодекса России государство несет ответственность за ущерб, причиненный только незаконными действиями своих представителей. Он также отметил, что военная операция в Чеченской Республике проводилась на основании актов Президента Российской Федерации и Правительства, которые Конституционный Суд Российской Федерации признал не противоречащими Конституции и которые не утратили силу. Следовательно, суд заключил, что действия федеральных вооруженных сил в Чеченской Республике являлись законными, и отклонил требование Дунаева о компенсации (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Дунаев против Российской Федерации" (Dunayev v. Russia), N 70142/01, § 8* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2007.)).

142. 4 июля 2001 г. Басманный районный суд Москвы отклонил иск, предъявленный к Министерству финансов Умаровым, который утверждал, что его дом и иное имущество были уничтожены массированными авиаударами и артиллерийским обстрелом Грозного федеральными вооруженными силами в октябре и ноябре 1999 года, в связи с чем требовал компенсации материального ущерба и морального вреда. Суд признал факт уничтожения частного дома и имущества Умарова вследствие военных действий 1999-2000 годов. Однако он указал, что в соответствии со статьей 1069 Гражданского кодекса России государство несет ответственность за ущерб, причиненный только незаконными действиями своих представителей. Он отметил, что военная операция в Чеченской Республике проводилась на основании актов Президента Российской Федерации и Правительства, которые Конституционный Суд Российской Федерации признал не противоречащими Конституции, за исключением двух положений постановления Правительства. В этой связи суд отметил, что два этих положения в деле Умарова не применялись, и поэтому незаконные действия со стороны государственных органов, которые могли бы повлечь взыскание компенсации ущерба, причиненного его имуществу, не совершались. 12 апреля 2002 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения (см. Решение Европейского Суда от 18 мая 2006 г. по делу "Умаров против Российской Федера ции" (Umarov v. Russia), жалоба N 30788/02).

143. Заочным решением от 3 декабря 2001 г. Ленинский районный суд Ставрополя отклонил иск, предъявленный Трапезниковой к ряду федеральных министерств. Трапезникова утверждала, что многоквартирный дом, в котором она проживала, был разрушен снарядом во время штурма Грозного федеральными вооруженными силами в январе 2000 года, и требовала компенсации за уничтоженные квартиру и имущество, которое в ней находилось. Она также требовала компенсацию морального вреда. Суд, в частности, указал, что в соответствии со статьей 1069 Гражданского кодекса России государство несет ответственность за ущерб, причиненный только незаконными действиями своих представителей. Он также отметил, что военная операция в Чеченской Республике проводилась на основании актов Президента Российской Федерации и Правительства, которые Конституционный Суд Российской Федерации признал не противоречащими Конституции. Суд заключил, что не имеется оснований для удовлетворения требования Трапезниковой о возмещении материального ущерба и что ее требование о компенсации морального вреда также не может быть удовлетворено в отсутствие вины или незаконных действий со стороны ответчиков. 30 января 2002 г. Ставропольский краевой суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения (см. Постановление Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу "Трапезникова против Российской Федерации" (Trapeznikova v. Russia), жалоба N 21539/02, § 30* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.)).

Право

I. Предварительные возражения властей Российской Федерации

144. Европейский Суд напоминает, что в своем решении о приемлемости настоящей жалобы от 25 марта 2010 г. он решил исследовать при рассмотрении существа жалобы властей Российской Федерации возражения относительно соблюдения заявителями требований, содержащихся в пункте 1 статьи 35 Конвенции, в отношении их жалобы на нарушение статей 2 и 8 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции. Европейский Суд, соответственно, рассмотрит эти вопросы.

A. Исчерпание внутренних средств правовой защиты

1. Власти Российской Федерации

145. Власти Российской Федерации утверждали, что заявители не исчерпали доступные внутренние средства правовой защиты. В частности, они не обжаловали в суд действия или бездействие следственных органов во время расследования или не обжаловали в суд процессуальные решения, принятые по делу N 34/00/0008-03, включая постановление от 17 ноября 2003 г., которым уголовное дело в связи с налетом 19 октября 1999 г. было прекращено, на основании статьи 125 российского Уголовно-процессуального кодекса. Власти Российской Федерации настаивали на том, что упомянутое ими средство правовой защиты являлось эффективным. В этом отношении они ссылались на прецедентную практику Европейского Суда, свидетельствующую о том, что, хотя суд сам не вправе возбудить уголовное дело, его полномочие по признанию недействительным отказа в возбуждении уголовного дела и указанию недостатков, требующих устранения, представляется существенной гарантией против произвольного использования полномочий следственного органа (см. Решение Европейского Суда от 14 октября 2003 г. по делу "Трубников против Российской Федерации" (Trubnikov v. Russia), жалоба N 49790/99), и поэтому в обычной ситуации такая жалоба может считаться возможным средством правовой защиты в случае отказа в расследовании (см. Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2007 г. по делу "Князев против Российской Федерации" (Knyazev v. Russia), жалоба N 25948/05, § 86* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2008.)). В поддержку своего довода власти Российской Федерации приложили ряд решений, в соответствии с которыми национальные суды, действуя в соответствии со статьей 125 российского Уголовно-процессуального кодекса, отменяли решения следственных органов об отказе в возбуждении уголовного дела или об их прекращении в связи с различными происшествиями с участием военнослужащих.

146. Кроме того, как отмечали власти Российской Федерации, вторая и третья заявительницы не возбуждали гражданского разбирательства с целью получения компенсации за имущество, предположительно утраченное ими во время бомбардировки. Власти Российской Федерации указали, что первый заявитель возбудил гражданское разбирательство о компенсации только от своего имени, а две заявительницы не выдвигали требований в контексте этого разбирательства. Власти Российской Федерации настаивали на том, что упомянутое ими средство правовой защиты являлось бы эффективным в ситуации заявителей. В частности, по их мнению, вторая и третья заявительницы могли требовать компенсации материального ущерба в соответствии с применимыми положениями Гражданского кодекса Российской Федерации и компенсации морального вреда в соответствии с другими положениями того же кодекса. Власти Российской Федерации также утверждали, что, рассматривая гражданско-правовое требование о компенсации ущерба, причиненного преступлением, национальный суд был полностью независим от решений, принятых следственными органами и судами в контексте уголовного дела в связи с этим преступлением. В поддержку своих доводов власти Российской Федерации сослались на решение суда первой инстанции и кассационное определение, присудившие компенсацию ущерба первому заявителю в деле "Хашиев и Акаева против Российской Федерации" (Khashiyev and Akayeva v. Russia) (жалобы NN 57942/00 и 57945/00, Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г.* (* Там же. N 12/2005.)) в связи со смертью его родственников в Чеченской Республике и на решение суда первой инстанции и кассационное определение, присудившие компенсацию морального вреда и расходов на погребение В. в связи со смертью его сына во время военных действий.

147. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что заявители имели право на внесудебную компенсацию в соответствии с Постановлением Правительства Российской Федерации от 30 апреля 1997 г. N 510 и Постановлением Правительства Российской Федерации от 4 июля 2003 г. N 404. Однако до настоящего времени заявители не воспользовались этим средством правовой защиты.

2. Заявители

148. Заявители оспорили доводы властей Российской Федерации о предполагаемом неисчерпании внутренних средств правовой защиты. Они утверждали, что средства правовой защиты, упомянутые властями Российской Федерации, являлись иллюзорными, неадекватными и неэффективными. В частности, насколько власти Российской Федерации утверждали, что они не обжаловали постановление от 17 ноября 2003 г., которым уголовное дело в связи с налетом 19 октября 1999 г. было прекращено, заявители указали, что только первый заявитель в ответ на свои многочисленные обращения и жалобы получал хоть какую-то информацию относительно расследования по уголовному делу N 24031. Кроме того, поскольку уголовное дело было засекречено, даже первый заявитель не мог получать какие-либо документы из него; копия постановления от 17 ноября 2003 г. ему не вручалась, и право на обжалование ему не разъяснялось. Заявители настаивали на том, что ни вторая, ни третья заявительницы, хотя и признанные потерпевшими, никогда не уведомлялись о ходе расследования, и поэтому не могли обжаловать процессуальные решения, принятые в рамках расследования.

149. Вторая и третья заявительницы также утверждали, что не были обязаны исполнять требование о предъявлении иска о компенсации, как полагали власти Российской Федерации, ввиду того, что национальные суды отклонили аналогичный иск, предъявленный первым заявителем, и отсутствия значимых результатов уголовного расследования налета.

3. Мнение Европейского Суда

150. Европейский Суд напоминает, что правило исчерпания внутренних средств правовой защиты для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции обязывает заявителей предварительно использовать средства правовой защиты, которые являются доступными и достаточными в национальной правовой системе для получения возмещения в связи с предполагаемыми нарушениями. Существование средств правовой защиты должно быть достаточно определенным с точки зрения теории и практики, так как в противном случае они не будут обладать требуемой доступностью и эффективностью. Пункт 1 статьи 35 Конвенции также требует, чтобы жалоба, подаваемая в Европейский Суд, была представлена в соответствующий национальный орган хотя бы по сути с соблюдением формальных требований и сроков, установленных законодательством страны, и чтобы были использованы процедурные средства, способные предотвратить нарушение Конвенции. Однако не существует обязанности прибегать к средствам правовой защиты, которые неадекватны или неэффективны (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), Reports of Judgments and Decisions 1996-VI, §§ 51-52, Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), Reports of Judgments and Decisions 1996-IV, p. 1210, §§ 65-67, и, в числе последних, Постановление Европейского Суда от 27 июня 2006 г. по делу "Дженнет Айхан и Мехмет Салих Айхан против Турции" (Cennet Ayhan and Mehmet Salih Ayhan v. Turkey), жалоба N 41964/98, § 64).

151. Европейский Суд подчеркивает, что применение правила должно учитывать тот факт, что оно применяется в контексте механизма защиты прав человека, который согласились учредить Высокие Договаривающиеся Стороны. Соответственно, он признает, что правило об исчерпании должно применяться с определенной степенью гибкости и без излишнего формализма. Он также указывал, что оно не является абсолютным и не может применяться автоматически при рассмотрении вопроса о том, было ли оно соблюдено, необходимо учитывать конкретные обстоятельства каждого индивидуального дела. Это означает, среди прочего, что Европейскому Суду требуется реально учитывать не только существование формальных средств правовой защиты в правовой системе государства-участника, но и общий контекст, в котором они применяются, а также личные обстоятельства заявителей. Вместе с тем Европейский Суд должен проверить, совершил ли заявитель с учетом всех обстоятельств дела, действия, которых можно было бы от него разумно ожидать для исчерпания внутренних средств правовой защиты (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции", § 69, и Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 82, ECHR 1999-IV).

152. В настоящем деле, что касается предполагаемого уклонения заявителей от обжалования в суд процессуальных решений, принятых в контексте уголовного дела о происшествии 19 октября 1999 г., в соответствии со статьей 125 российского Уголовно-процессуального кодекса, Европейский Суд отмечает, что упомянутая властями Российской Федерации норма вступила в силу 1 июля 2002 г., и заявители явно не могли использовать это средство правовой защиты до указанной даты. Что касается последующего периода, Европейский Суд полагает, что этот аспект предварительного возражения властей Российской Федерации затрагивает вопросы, которые тесно связаны с вопросом эффективности расследования, и его целесообразно исследовать при рассмотрении существа жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции.

153. Что касается довода властей Российской Федерации о том, что вторая и третья заявительницы не требовали в гражданском разбирательстве компенсации за имущество, предположительно утраченное ими во время налета 19 октября 1999 г., Европейский Суд напоминает, что, если лицо выдвигает доказуемую жалобу в отношении убийства, пытки или уничтожения имущества, затрагивающую ответственность государства, понятие "эффективного средства правовой защиты" в значении статьи 13 Конвенции включает в дополнение к выплате компенсации, если она необходима, тщательное и эффективное расследование, способное повлечь установление и наказание виновных и предусматривающее эффективный доступ заявителя к следственной процедуре (см. Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1998 г. по делу "Кая против Турции" (Kaya v. Turkey), § 107, Reports 1998-I, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аксой против Турции", § 98, Постановление Европейского Суда от 28 ноября 1997 г. по делу "Ментеш и другие против Турции" (Mentes and Others v. Turkey), § 89, Reports 1997-VIII, и Решение Европейского Суда от 28 марта 2000 г. по делу "Чачан против Турции" (Cacan v. Turkey), жалоба N 33646/96).

154. С учетом этих принципов Европейский Суд полагает, что единственным потенциально эффективным внутренним средством правовой защиты при данных обстоятельствах могло быть адекватное уголовное расследование. Если бы гражданско-правовое требование являлось бы средством правовой защиты, требующим исчерпания в отношении жалоб на нарушение статьи 8 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции вследствие действий представителей государства, это вытесняло бы обязанность государства по преследованию виновных в таких тяжких нарушениях (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Чачан против Турции").

155. Кроме того, представляется, что в любом случае гражданско-правовое требование второй и третьей заявительниц о компенсации ущерба, причиненного их имуществу, едва ли могло иметь какую-либо перспективу. Действительно, статья 1069 российского Гражданского кодекса, на которую ссылались власти Российской Федерации, устанавливает правила компенсации ущерба, причиненного представителями государства, и предусматривает, что представители государства несут ответственность только за ущерб, причиненный их незаконными действиями или бездействием. При обстоятельствах настоящего дела, когда расследование налета 19 октября 1999 г. было прекращено постановлением от 17 ноября 2003 г., в котором указывалось, что действия федеральных военнослужащих были оправданы, гражданско-правовое требование второй и третьей заявительниц о компенсации ущерба очевидно было обречено на неудачу. В этой связи Европейский Суд также учитывает практику российских судов, которые последовательно отказывали в присуждении компенсации ущерба, причиненного федеральными силами во время конфликта в Чеченской Республике, отмечая, что действия последних были законными, поскольку контртеррористическая операция в регионе была организована в соответствии с действующими актами Президента и Правительства Российской Федерации, которые были признаны не противоречащими Конституции (см. §§ 141-143 настоящего Постановления). Еще более значимым при обстоятельствах настоящего дела Европейский Суд находит тот факт, что 11 мая и 4 октября 2001 г. соответственно национальные суды двух инстанций отклонили как необоснованное требование первого заявителя о компенсации за дом, разрушенный при налете 19 октября 1999 г., несмотря на доказательства, подтверждающие причастность федеральных сил, представленные первым заявителем (см. §§ 43-48 настоящего Постановления). При подобных обстоятельствах Европейский Суд не усматривает оснований для заключения о том, что исход гражданского разбирательства по требованию, которое могли предъявить вторая и третья заявительницы и которое являлось бы аналогичным предъявленному первым заявителем, был бы благоприятным для них.

156. Ввиду этого Европейский Суд отклоняет довод властей Российской Федерации о том, что вторая и третья заявительницы не были лишены права предъявить гражданско-правовое требование о компенсации в отношении их уничтоженного жилья и имущества, поскольку данное право являлось иллюзорным и несущественным. В итоге Европейский Суд находит предполагаемое средство правовой защиты неадекватным и неэффективным, так как оно очевидно не могло повлечь установление и наказание виновных или даже присуждение какой-либо финансовой компенсации при обстоятельствах настоящего дела. Соответственно, он отклоняет предварительное возражение властей Российской Федерации в этой части.

157. Наконец, что касается довода властей Российской Федерации о том, что заявители могли получить внесудебную компенсацию за их утраченное имущество, Европейский Суд прежде всего отмечает, что Постановление Правительства Российской Федерации от 30 апреля 1997 г. N 510, упомянутое властями Российской Федерации, касается выплаты компенсации за имущество, которое было уничтожено до 12 декабря 1994 г., и, соответственно, явно неприменимо в настоящем деле. Что касается Постановления Правительства Российской Федерации oт 4 июля 2003 г. N 404, которое предусматривает право на компенсацию постоянных жителей Чеченской Республики, из его текста ясно, что данная компенсация выплачивается без учета конкретных обстоятельств, при которых утрачено имущество, то есть независимо от того, несут ли представители государства ответственность за его уничтожение. Кроме того, стоимость утраченного имущества также не принимается в расчет, поскольку общая сумма, выплачиваемая за утрату жилья и иного имущества, не может превышать 350 000 рублей (приблизительно 9 000 евро). При таких обстоятельствах Европейский Суд не убежден, что компенсация, упомянутая властями Российской Федерации, может рассматриваться как эффективное средство правовой защиты за предполагаемое нарушение.

158. Таким образом, Европейский Суд решает рассмотреть предварительное возражение властей Российской Федерации в части уголовно-правовых средств правовой защиты при рассмотрении существа жалобы заявителей на нарушение статьи 2 Конвенции. Он также отклоняет возражение властей Российской Федерации, что касается предполагаемого уклонения заявителей от использования гражданско-правовых средств правовой защиты и внесудебной компенсации.

B. Соблюдение правила шестимесячного срока

159. Власти Российской Федерации также утверждали, что, если Европейский Суд найдет разбирательство о компенсации, возбужденное первым заявителем, средством правовой защиты, исчерпанным всеми тремя заявителями, то второй и третьей заявительницами допущено несоблюдение требования шестимесячного срока, поскольку окончательное решение в этом разбирательстве было вынесено 4 октября 2001 г., тогда как вторая и третья заявительницы подали свои жалобы 21 августа 2003 г. и 2 марта 2004 г. соответственно.

160. Вторая и третья заявительницы утверждали, что не допустили несоблюдения требования шестимесячного срока при подаче жалоб. Они настаивали на том, что определение Московского городского суда от 4 октября 2001 г., которым требование первого заявителя о компенсации за уничтоженное имущество было отклонено в последней инстанции, не могло рассматриваться как окончательное решение в отношении их жалоб.

161. Европейский Суд отмечает, что, как признано властями Российской Федерации, вторая и третья заявительницы не являлись сторонами разбирательства о компенсации, возбужденного первым заявителем, и, следовательно, они не могут считаться допустившими несоблюдение шестимесячного срока в связи с тем, что не подали свои жалобы в течение шести месяцев после даты окончательного судебного решения, принятого в рамках этого разбирательства.

162. Европейский Суд также отмечает, что уголовное дело, возбужденное в связи с происшествием 19 октября 1999 г., в рамках которого вторая и третья заявительницы были признаны потерпевшими, было прекращено постановлением от 17 ноября 2003 г. о прекращении этого разбирательства. Никто из заявителей не обжаловал указанное постановление в суд. Европейский Суд отметил в § 152 настоящего Постановления, что вопрос о доступности эффективных средств правовой защиты в этом отношении тесно связан с вопросом эффективности расследования, и будет целесообразно разрешить его при рассмотрении существа соответствующей жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции. Однако, учитывая, что такие средства правовой защиты не были доступны при обстоятельствах настоящего дела, Европейский Суд находит, что вторая и третья заявительницы не пропустили срок, установленный пунктом 1 статьи 35 Конвенции, поскольку, как указывалось выше, вторая заявительница подала свою жалобу 21 августа 2003 г., то есть до вынесения данного решения, а третья заявительница подала свою жалобу 2 марта 2004 г., то есть менее чем через шесть месяцев после его вынесения.

163. Соответственно, предварительное возражение властей Российской Федерации подлежит отклонению.

II. Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции

164. Третья заявительница жаловалась на то, что вследствие федерального авианалета на Урус-Мартан 19 октября 1999 г. ее жизнь была поставлена под угрозу, и эффективного расследования этого происшествия не проводилось в нарушение статьи 2 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

а) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

с) для подавления в соответствии с законом, бунта или мятежа".

A. Предполагаемое уклонение от защиты права на жизнь

1. Доводы сторон

(a) Третья заявительница

165. Третья заявительница настаивала на том, что данный налет не планировался или не контролировался властями с целью сведения к минимуму жертв среди гражданского населения. Она, в частности, указывала на ответы из различных военных органов, которые в течение нескольких лет после налета отрицали, что он вообще имел место. Только в 2004 году власти впервые упомянули незаконные вооруженные формирования, предположительно ставшие целью налета 19 октября 1999 г. Третья заявительница утверждала, что власти Российской Федерации не предоставили доказательств того, что в тот период незаконные вооруженные формирования действительно находились в Урус-Мартане и что они представляли угрозу гражданскому населению Урус-Мартана, которая делала бомбардировку необходимой, как утверждали власти Российской Федерации.

166. Кроме того, как утверждала третья заявительница, гражданские лица не были заблаговременно уведомлены о налете 19 октября 1999 г. или о возможных способах обеспечения их эвакуации и так далее. Налет осуществлялся в облачный день, вследствие чего проводившие его пилоты скорее всего не могли ясно видеть и обеспечить точность попадания. Тот факт, что военные использовали фугасные бомбы для налета, указывал, по мнению третьей заявительницы, что власти не проявили надлежащей заботливости, чтобы обеспечить сведение к минимуму жертв среди гражданского населения, включая третью заявительницу.

(b) Власти Российской Федерации

167. Власти Российской Федерации признали, что федеральный авиаудар по Урус-Мартану 19 октября 1999 г. повлек человеческие жертвы и уничтожение или повреждение ряда домов. Однако они настаивали на том, что в настоящем деле требования статьи 2 Конвенции нарушены не были.

168. В частности, они подчеркивали со ссылкой на выводы национального расследования, что с начала контртеррористической операции в сентябре 1999 года до начала декабря 1999 года Урус-Мартан был занят боевиками количеством более 1 500 человек, которые разместили свой штаб в гражданских постройках города, укрепили их и не собирались сдаваться. Они оказывали активное сопротивление и вели широкомасштабные военные действия с использованием тяжелых вооружений, включая ракетные системы класса "земля-воздух". Такие обстоятельства, по мнению властей Российской Федерации, обусловили необходимость точечных авиаударов по базам боевиков в Урус-Мартане, которые были проведены 19 октября 1999 г.

169. Власти Российской Федерации указали, что при планировании данной операции военные власти - командование группировки "Запад", Объединенной группировки войск и соответствующие штабы - приняли во внимание реальную ситуацию и данные разведки. Контроль налета осуществлялся на основании донесений об исполнении приказов, анализа данных оборудования объективного контроля и разведывательной информации. Власти Российской Федерации настаивали на том, что налет планировался и контролировался таким образом, чтобы свести к минимуму угрозу жизни гражданского населения Урус-Мартана, включая третью заявительницу. В частности, удары направлялись исключительно по местам сосредоточения незаконных вооруженных формирований, все цели были ясно определены. Кроме того, удары наносились одним самолетом, их общее количество не превышало двух одновременно. Как утверждают власти Российской Федерации, точные сведения о метеорологических условиях дня налета отсутствовали, но "доказательства позволяют предположить отсутствие факторов, препятствовавших применению авиации с надлежащей степенью точности".

170. Власти Российской Федерации также утверждали, что федеральные военные власти уведомили местное население через местные средства массовой информации и листовки о возможном применении авиации и артиллерии в случае организованного вооруженного сопротивления со стороны незаконных вооруженных формирований. Как утверждают власти Российской Федерации, с учетом этого предупреждения большинство гражданского населения покинуло Урус-Мартан до 19 октября 1999 г.

171. Таким образом, власти Российской Федерации настаивали на том, что при сложившихся обстоятельствах применение силы было абсолютно необходимым с целью устранения угрозы местному населению, исходящей от незаконных вооруженных формирований, и что было невозможно устранить эту угрозу иными средствами. По их утверждению, из всех доступных методов военные власти избрали точечные авиаудары, которые позволяли федеральным силам свести к минимуму жертвы среди гражданского населения, причинив значительные потери боевикам, которые вследствие этого 7 и 8 декабря 1999 г. сдали город без сопротивления, что позволило избежать жертв среди федеральных вооруженных сил. По мнению властей Российской Федерации, настоящее дело следует отличать от дел "Исаева, Юсупова и Базаева против Российской Федерации" (Isayeva, Yusupova and Bazayeva v. Russia) (жалобы NN 57947/00, 57948/00 и 57949/00, Постановление от 24 февраля 2005 г.) и "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia) (жалоба N 57950/00, Постановление от 24 февраля 2005 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.)), поскольку в настоящем деле военные цели Урус-Мартана, их угроза для жителей и необходимость их уничтожения являлись очевидными, а последствия данного налета были менее серьезными, чем в вышеупомянутых делах.

2. Мнение Европейского Суда

172. Европейский Суд напоминает, что статья 2 Конвенции, гарантирующая право на жизнь и раскрывающая обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправданным, относится к числу наиболее фундаментальных положений Конвенции, не допускающих каких бы то ни было отступлений в мирное время на основании статьи 15 Конвенции. Перечень ситуаций, при которых лишение жизни может быть оправдано, является исчерпывающим и допускает только узкое толкование. Применение силы, которое может повлечь лишение жизни, должно быть "абсолютно необходимым" для достижения целей, изложенных в подпунктах "a"-"c" пункта 2 статьи 2 Конвенции. Это выражение указывает на то, что должен применяться более строгий стандарт необходимости, чем обычно применяемый при определении того, являются ли действия государства "необходимыми в демократическом обществе" в соответствии с пунктами 2 статей 8-11 Конвенции. Соответственно, применяемая сила должна быть строго пропорциональной для достижения допустимых целей. С учетом значения защиты, предусмотренной статьей 2 Конвенции, Европейский Суд обязан подвергать лишение жизни наиболее тщательной проверке, особенно если летальная сила применяется умышленно, принимая во внимание не только действия государственных представителей, которые в действительности применяют силу, но и все сопутствующие обстоятельства, включая такие вопросы, как планирование и контроль рассматриваемых действий (см. Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1995 г. по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства" (McCann and Others v. United Kingdom), §§ 146-150, Series A, N 324, и Постановление Европейского Суда от 9 октября 1997 г. по делу "Андронику и Константину против Кипра" (Andronicou and Constantinou v. Cyprus), § 171, Reports 1997-VI, и Постановление Большой Палаты по делу "Оур против Турции" (Ogur v. Turkey), жалоба N 21594/93, § 78, ECHR 1999-III).

173. Кроме того, устанавливая обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправданным, статья 2 Конвенции предусматривает первичную обязанность государства обеспечить право на жизнь путем создания соответствующей правовой и административной основ, определяющих ограниченные обстоятельства, в которых должностные лица правоохранительных органов могут применять силу и огнестрельное оружие с учетом относимых международных стандартов (см. Постановление Большой Палаты по делу "Макаратзис против Греции" (Makaratzis v. Greece), жалоба N 50385/99, §§ 57-59, ECHR 2004-XI, и Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии" (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы NN 43577/98 и 43579/98, § 96, ECHR 2005-VII). В то же время национальное законодательство, регулирующее полицейские операции, должно создать систему адекватных и эффективных гарантий против произвола и злоупотребления силой и даже против несчастных случаев, которых можно избежать (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Макаратзис против Греции", § 58). В частности, сотрудники правоохранительных органов должны быть обучены оценке того, имеется ли абсолютная необходимость для применения огнестрельного оружия не только на основе буквы соответствующего законодательства, но и с надлежащим учетом приоритета уважения человеческой жизни как фундаментальной ценности (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии", § 97).

174. То же относится к нападению, в котором потерпевший не пострадал, но которое ввиду применения летальной силы приравнивается к покушению на убийство (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Макаратзис против Греции", §§ 49-55, Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева и другие против Российской Федерации"* (* Ранее упоминалось как Постановление Европейского Суда по делу "Исаева, Юсупова и Базаева против Российской Федерации" (прим. переводчика).) (Isayeva and Others v. Russia), жалобы NN 57947/00-57949/00, § 171, и Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia), жалоба N 57950/00, § 175).

175. В настоящем деле Европейский Суд, прежде всего, отмечает, что власти Российской Федерации признали, что авиаудар 19 октября 1999 г. был нанесен федеральными силами и что он повлек человеческие жертвы и уничтожение имущества. Это распространяет на жалобу третьей заявительницы действие статьи 2 Конвенции (см. § 174 настоящего Постановления). Соответственно, государство должно дать объяснение применению летальной силы в настоящем деле и, в частности, продемонстрировать, что сила применялась для достижения одной из целей, предусмотренных в пункте 2 статьи 2 Конвенции, и она являлась абсолютно необходимой и потому строго пропорциональной достижению одной из этих целей.

176. В этой связи Европейский Суд, во-первых, отмечает, что возможность его оценки обстоятельств, сопровождавших данный налет, включая планирование и контроль этой операции, действия федеральных военнослужащих, которые применяли силу, и правовую или регулятивную основу, довольно ограничена. Хотя власти Российской Федерации дали некоторые объяснения в этом отношении, Европейский Суд все еще не может составить полную и ясную картину этого происшествия. Описывая в общем сложную ситуацию в Урус-Мартане и ссылаясь на необходимость сломить сопротивление боевиков, укрепившихся в городе, власти Российской Федерации, однако, не предоставили подробностей планирования и контроля налета 19 октября 1999 г. и обошли молчанием действия федеральных военнослужащих, участвовавших в налете. Они также не предоставили документов относительно налета, таких как планы операции, приказы, донесения о ее результатах или тому подобное. В последнем отношении Европейский Суд находит спорным, что ряд подобных документов или иных важных источников информации, таких как фотографии и магнитофонные записи, которые, по-видимому, имели прямое отношение к налету, были уничтожены через год или даже через три месяца после налета на основании действующего приказа российского Министерства обороны (см. §§ 108 и 111 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, указанные сроки хранения информации относительно планирования, контроля, исполнения и результатов широкомасштабных военных действий, в частности, бомбометания, которые могут повлечь многочисленные случаи гибели или травмирования, разрушения или повреждения имущества или иные серьезные последствия, являются слишком сжатыми, чтобы считаться адекватными.

177. Европейский Суд также учитывает, что власти Российской Федерации оправдывали налет 19 октября 1999 г. необходимостью устранения угрозы местному населению, исходящей от боевиков, которые занимали Урус-Мартан в то время. Они, в частности, утверждали, что точечные бомбардировки Урус-Мартана в этот период были необходимы для восстановления контроля федеральных сил над городом и подавления преступной деятельности незаконных вооруженных формирований, которые оказывали активное и организованное сопротивление федеральным силам, укрепили город и подготовились к долговременной обороне. Власти Российской Федерации также считали, что не представлялось возможным достичь этой цели иначе как с использованием федеральной авиации. Они полагали, что все другие методы, такие, например, как атака или штурм сухопутных войск, повлекли бы значительные потери среди федеральных служащих.

178. Европейский Суд сознает сложную ситуацию в Чеченской Республике в период, относящийся к обстоятельствам дела, которая требовала исключительных мер со стороны государства для подавления незаконного вооруженного восстания (см. упоминавшееся выше* (* Постановление Европейского Суда от 17 января 2008 г. по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (Khatsiyeva and Others v. Russia), жалоба N 5108/02 (опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009), в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).) Постановление Европейского Суда по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (Khatsiyeva and Others v. Russia), § 134, или Постановление Европейского Суда от 14 ноября 2008 г. по делу "Ахмадов и другие против Российской Федерации" (Akhmadov and Others v. Russia), жалоба N 21586/02, § 97). Эти меры предположительно могли охватывать развертывание вооруженных сил, оснащенных боевым оружием, включая военную авиацию (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исаева и другие против Российской Федерации", § 178, или упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации", § 180), и могли повлечь в качестве достойного сожаления, но неизбежного следствия человеческие жертвы. Имея ввиду сложности по поддержанию порядка в современных обществах, непредсказуемость человеческого поведения и оперативные решения, которые должны приниматься с учетом приоритетов и ресурсов, обязательство по статье 2 Конвенции должно толковаться способом, не возлагающим чрезмерное бремя на власти (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Макаратзис против Греции", § 69, и Постановление Европейского Суда по делу "Махмут Кая против Турции" (Mahmut Kaya v. Turkey), жалоба N 22535/93, § 86, ECHR 2000-III).

179. Принимая во внимание объяснения властей Российской Федерации о ситуации в Урус-Мартане в этот период, Европейский Суд полагает, что их довод о том, что применение сухопутных войск могло повлечь неоправданные жертвы, не лишен основания. В частности, Европейский Суд учитывает доводы властей Российской Федерации, подкрепленные свидетельскими показаниями ряда федеральных служащих, о том, что город был занят значительным количеством хорошо оснащенных экстремистов, обладавших дальнобойным оружием, которые вели широкомасштабные военные действия против федеральных сил, включая обстрелы федеральной авиации, вызывавшие жертвы среди федеральных сил, и превратили город в крепость, подготовили окопы и укрытия, заполнили ямы нефтью, чтобы взорвать ее при приближении федеральных сил, и расширили глубину обороны на три-четыре квартала от окраин к центру города (см. §§ 77-79, 114 и 131 настоящего Постановления).

180. Ввиду этого и с учетом принципов, изложенных в § 178 настоящего Постановления, Европейский Суд мог бы согласиться с тем, что российские власти не имели альтернативы авиаударам для взятия Урус-Мартана, и что их действия преследовали цель, предусмотренную подпунктом "а" пункта 2 статьи 2 Конвенции, как утверждали власти Российской Федерации. Однако он не убежден, с учетом предоставленных ему материалов, что при подготовке операции 19 октября 1999 г. была проявлена необходимая степень заботливости, чтобы избежать или свести к минимуму, насколько это возможно, угрозу лишения жизни как среди лиц, на которые эти меры были направлены, так и среди гражданского населения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства", § 194).

181. В этой связи Европейский Суд отмечает, что в течение нескольких лет военные власти настойчиво отрицали сам факт налета или существование планов, заданий или приказов о нанесении удара по данному жилому кварталу (см. §§ 18-20 и 22 настоящего Постановления), что не может не ставить под сомнение довод властей Российской Федерации о том, что точечные авиаудары по Урус-Мартану были надлежащим образом организованы.

182. Кроме того, ссылаясь на необходимость преодоления сопротивления мятежников и утверждая, что жилой квартал, пораженный 19 октября 1999 г., включал жилые строения, подготовленные к долговременной обороне, власти Российской Федерации не разъяснили сколько-нибудь подробно, тщательно ли компетентные органы, принимая решение об авиаударах, проверили эту информацию и знали ли они точно, какие конкретно жилые здания были подготовлены к обороне, и находились ли там боевики. Власти Российской Федерации умолчали о том, имели ли военные органы информацию о том, что дом, в котором проживала третья заявительница и который подвергся удару, относился к числу таких зданий, и отдавался ли конкретный приказ бомбить этот дом.

183. Из объяснений властей Российской Федерации и предоставленных документов также ясно, что власти сознавали присутствие некоторого гражданского населения в Урус-Мартане в тот период (см. §§ 76 и 78 настоящего Постановления), даже если их количество было незначительным. Таким образом, власти должны были удостовериться в максимально возможной степени, находилось ли гражданское население в зданиях, предположительно отобранных в качестве целей для авиаударов, особенно когда они собирались атаковать жилые кварталы. Однако, по-видимому, подобные предосторожности не были приняты перед поражением жилого квартала, в котором проживала третья заявительница.

184. Кроме того, по-видимому, власти не приняли и не обсуждали значимые меры по заблаговременному информированию гражданского населения Урус-Мартана о налете 19 октября 1999 г. и обеспечению его эвакуации. Европейский Суд не убежден доводом властей Российской Федерации о том, что власти уведомили местное население через листовки и местные средства массовой информации о возможных авиаударах и артиллерийских обстрелах в случае организованного вооруженного сопротивления со стороны незаконных вооруженных формирований, расположенных в Урус-Мартане. Он, в частности, отмечает, что высокопоставленный военнослужащий К., который дал объяснения по этому поводу, позднее отказался подтвердить их, сославшись на то, что более не может вспомнить данное событие (см. § 115 настоящего Постановления). В любом случае в ситуации, когда власти знали, что жителям, оставшимся в городе, фактически препятствовали в его оставлении боевики, которые намеревались использовать их в качестве живого щита (см. § 76 и 78 настоящего Постановления), меры, упомянутые властями Российской Федерации, едва ли могут считаться адекватными. Действительно, эвакуация жителей в ситуации, когда они удерживались боевиками в качестве заложников, могла быть особенно сложной, но власти Российской Федерации не продемонстрировали, что какие-то меры в этом направлении принимались, что они пытались организовать безопасный выход для гражданского населения, вести переговоры об их эвакуации с боевиками или что-то подобное.

185. С учетом вышеизложенного Европейский Суд удивлен выбором оружия российскими властями в настоящем деле. Во время налета 19 октября 1999 г. использовались бризантные осколочные бомбы калибра 250-270 кг (см. § 81 настоящего Постановления), являющиеся неизбирательным видом оружия. Европейский Суд уже отмечал, что использование подобного оружия в населенной зоне невозможно согласовать с той долей осторожности, которой можно ожидать от правоохранительного органа в демократическом обществе. В Чеченской Республике не объявлялось военное или чрезвычайное положение, и отступление в соответствии со статьей 15 Конвенции не делалось. Таким образом, данный налет следует рассматривать с обычной правовой точки зрения. Даже в ситуации удержания населения города в заложниках большой группой хорошо оснащенных и обученных боевиков главная цель властей должна заключаться в защите жизни от незаконного насилия. Применение неизбирательных видов оружия явно противоречит этой цели и не может считаться совместимым с требуемым стандартом заботливости, которая должна проявляться в операциях с использованием летальной силы представителями государства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации", § 191).

186. В этой связи Европейский Суд находит в свидетельских показаниях федеральных пилотов, участвовавших в воздушных операциях в окрестностях Урус-Мартана в октябре 1999 года, данные о том, что использование ракет в отличие от бризантных авиабомб могло быть более целесообразным при обстоятельствах дела (см. §§ 128 и 130 настоящего Постановления). Европейский Суд не может строить догадки относительно того, был бы меньше ущерб, если бы федеральная авиация использовала ракеты во время налета 19 октября 1999 г. Однако он сожалеет об отсутствии объяснений со стороны властей Российской Федерации в этой связи.

187. Европейский Суд также отмечает противоречия между фактом нанесения удара по Урус-Мартану авиабомбами и тем обстоятельством, что согласно вышеупомянутым показаниям федеральных пилотов они, по-видимому, получили указание не сбрасывать такую бомбу менее чем в трех километрах от населенных пунктов (см. § 130 настоящего Постановления), и что, вероятно, цели, располагавшиеся ближе чем в трех километрах, подлежали поражению с помощью ракет (см. § 128 настоящего Постановления). Он также учитывает, что, как следует из военных документов, единственная цель, которая указывалась в качестве избранной для налета 19 октября 1999 г., располагалась на расстоянии километра от Урус-Мартана (см. §§ 29, 30 и 81 настоящего Постановления), тогда как жилой квартал, подвергшийся удару в данную дату, не упоминался в этих документах вообще.

188. Независимо от того, представляли ли эти противоречия между фактическим поведением федеральных пилотов и официальными указаниями или приказами, по-видимому, полученными ими, недостатки правовой базы, регулирующей подобные операции как в настоящем деле, или недостатки планирования и контроля рассматриваемого налета или должны быть отнесены к ответственности федеральных пилотов, которые фактически применяли силу, вышеизложенные в §§ 176-186 настоящего Постановления соображения достаточны для того, чтобы Европейский Суд мог заключить, что власти не проявили надлежащей заботливости в организации и контроле операции 19 октября 1999 г. Соответственно, он не находит необходимым обособленно рассматривать вопрос о том, имелась ли надлежащая правовая основа и соответствовали ли действия пилотов, участвовавших в налете, требованиям статьи 2 Конвенции.

189. В итоге Европейский Суд полагает, что бомбардировки неизбирательным оружием жилого квартала Урус-Мартана, населенного гражданскими лицами, были явно несоразмерны достижению цели в соответствии с подпунктом "а" пункта 2 статьи 2 Конвенции, указанным властями Российской Федерации. Следовательно, он находит, что государство-ответчик не исполнило обязанность по защите права третьей заявительницы на жизнь.

190. Таким образом, имело место нарушение статьи 2 Конвенции в этой части.

B. Предполагаемая неэффективность расследования

1. Доводы сторон

191. Третья заявительница также утверждала, что расследование, проведенное властями, являлось неадекватным и что она не была надлежащим образом уведомлена о его ходе. Соответственно, третья заявительница утверждала, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в этом отношении.

192. Как утверждают власти Российской Федерации, следственные органы приняли все возможные меры для установления обстоятельств происшествия 19 октября 1999 г., несмотря на то, что на начальных стадиях расследования активные военные действия еще продолжались, и поэтому жизнь следственных работников находилась в опасности. Они также утверждали, что вторая и третья заявительницы не выразили намерения принимать участие в расследовании и что только первый заявитель активно участвовал в этом разбирательстве. По мнению властей Российской Федерации, первый заявитель был надлежащим образом уведомлен о прекращении уголовного дела и получил копию соответствующего решения, что позволяло ему обжаловать его в компетентном органе власти. В целом власти Российской Федерации утверждали, что расследование в настоящем деле отвечало конвенционным требованиям эффективности.

2. Мнение Европейского Суда

193. Европейский Суд напоминает, что обязательство защиты права на жизнь, предусмотренного статьей 2 Конвенции, во взаимосвязи с установленной статьей 1 Конвенции общей обязанностью государств "обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции" косвенно предполагает наличие некой формы эффективного официального расследования в случае гибели лица в результате применения силы, в частности, представителями государства. Расследование должно быть эффективным, то есть обеспечивать определение того, было ли применение силы оправданным при обстоятельствах дела (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кая против Турции", § 87), и установление и наказание виновных (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Оур против Турции", § 88).

194. В частности, власти должны принять доступные им разумные меры для обеспечения доказательств, связанных с происшествием, включая, в том числе, показания свидетелей, заключения судебно-медицинской экспертизы и, при необходимости, вскрытия с полным и точным описанием повреждений и объективным анализом клинических факторов, включая причину смерти (см., например, относительно вскрытия Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 106, ECHR 2000-VII, относительно свидетелей, упоминавшееся выше, Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции", § 109, и относительно судебно-медицинских данных, например, Постановление Большой Палаты от 14 декабря 2000 г. по делу "Гюль против Турции" (Gul v. Turkey), жалоба N 22676/93, § 89). Любой недостаток расследования, умаляющий возможность установления причины смерти или виновного лица, может не соответствовать этому стандарту.

195. Подразумевается также требование о безотлагательном начале подобного расследования и проведении его в разумный срок (см. упоминавшееся выше* (* Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу "Яша против Турции" (Yasa v. Turkey), жалоба N 63/1997/847/1054, в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).) Постановление Европейского Суда по делу "Яша против Турции", §§ 102-104, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Махмут Кая против Турции", §§ 106-107). Следует признать, что в конкретной ситуации могут быть препятствия или сложности, мешающие движению расследования. Тем не менее безотлагательная реакция властей в виде расследования применения летальной силы должна, как правило, рассматриваться как существенное условие поддержания общественного доверия к сохранению верховенства права и воспрепятствованию любым признакам сговора или попустительства незаконным действиям.

196. По тем же причинам необходим достаточный элемент общественного контроля расследования или его результатов для обеспечения ответственности на практике и в теории. Степень требуемого общественного контроля может различаться в конкретных случаях. Однако во всех делах близкие родственники потерпевшего должны участвовать в процессуальных действиях в такой степени, в какой это необходимо для обеспечения их законных интересов (см. Постановление Европейского Суда от 4 мая 2001 г. по делу "Шанахан против Соединенного Королевства" (Shanaghan v. United Kingdom), жалоба N 37715/97, §§ 91-92).

197. В настоящем деле определенное расследование налета 19 октября 1999 г. проводилось. Европейский Суд должен оценить, соответствовало ли оно требованиям статьи 2 Конвенции.

198. Европейский Суд принимает к сведению, что уголовное дело в связи с этим происшествием было возбуждено только 21 июля 2000 г., то есть более чем через девять месяцев после данного происшествия. Европейский Суд полагает, что результаты широкомасштабного налета федеральной авиации должны были стать известны властям немедленно после него. Государство должно обеспечить, чтобы его представители, которые участвовали в налете, надлежащим образом отчитались о нем, и чтобы компетентные органы, включая ответственных за него, удостоверили его результаты без задержки. Европейский Суд учитывает довод властей Российской Федерации о том, что в соответствующий период активные военные действия продолжались, и на дату происшествия Урус-Мартан был занят боевиками. Вместе с тем он отмечает, что, как можно установить из предоставленных документов, город был занят федеральными силами не позднее 7 и 8 декабря 1999 г. (см. § 114 настоящего Постановления), и, следовательно, власти могли и должны были понять результаты налета 19 октября 1999 г. к этому времени. Власти Российской Федерации не выдвинули объяснений пассивности властей, не проводивших расследования происшествия, повлекшего многочисленные случаи гибели людей и уничтожения имущества, с момента занятия Урус-Мартана до 21 июля 2000 г. Такой значительный интервал между происшествием и началом расследования не мог не умалить эффективность расследования. Действительно, из предоставленных материалов следует, что ряд важных доказательств, которые могли иметь значение для данного налета, такие как журналы отданных и полученных приказов, журналы учетa боевых вылетов, журналы боевых действий, карты ведения боевых действий, плановые таблицы, боевые приказы, донесения о выполнении боевых заданий, фотографии и магнитофонные записи, были уничтожены через год или даже через три месяца после налета (см. §§ 108 и 111 настоящего Постановления).

199. Кроме того, начатое расследование было омрачено необъяснимыми задержками и недостатками в отношении самых простых мер. В частности, в течение месяца после начала расследования следственные органы не предпринимали никаких следственных мер вообще (см. § 51 настоящего Постановления). Кроме того, место происшествия было осмотрено только 3 и 5 октября 2000 г. (см. § 87 настоящего Постановления). Экспертиза осколков, изъятых на месте происшествия 5 октября 2000 г., не проводилась до 25 июня 2001 г. (см. § 89 настоящего Постановления). Европейский Суд также находит удивительным, что только 2 и 3 апреля 2003 г., то есть через три года после начала расследования, власти наконец приняли меры для удаления неразорвавшихся бомб, остававшихся лежать во дворах частных домов после налета (см. § 129 настоящего Постановления), хотя они знали о наличии этих бомб все это время (см. §§ 52, 61 и 102 настоящего Постановления). Представляется, что соответствующие ходатайства первого заявителя игнорировались властями (см. § 18 настоящего Постановления).

200. Европейский Суд также полагает, что расследование может быть охарактеризовано как неадекватное, поскольку, как следует из материалов, предоставленных Европейскому Суду, оно не смогло установить личности пилотов, участвовавших в налете 19 октября 1999 г.

201. Неэффективность расследования, некомпетентность и явное уклонение следователей и иных правоохранительных органов от принятия практических мер, направленных на раскрытие происшествия, неоднократно признавались вышестоящими прокурорами (см. §§ 51, 62 и 67 настоящего Постановления). Европейский Суд особо отмечает явную несклонность военных властей к признанию ответственности за данный налет и надлежащему расследованию этого происшествия. Фактически в течение нескольких лет военные власти отрицали, что налет имел место (см. §§ 18-20 и 22 настоящего Постановления), и военная прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела в отношении налета 19 октября 1999 г., несмотря на то, что значимая проверка этого происшествия перед вынесением постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, по-видимому, не проводилась (см. § 30 настоящего Постановления). В то же время после того, как это разбирательство было возбуждено гражданскими властями, военные власти несколько раз отказывались вести расследование, возвращая уголовное дело гражданским властям под различными предлогами (см. §§ 46 и 59 настоящего Постановления).

202. Европейский Суд также отмечает задержки признания заявителей потерпевшими, что могло предоставить им минимальные процессуальные гарантии. Действительно, хотя расследование в настоящем деле началось 21 июля 2000 г., первый заявитель был признан потерпевшим 28 марта 2001 г. (см. § 92 настоящего Постановления), вторая заявительница была признана потерпевшей 17 октября 2002 г. (см. § 94 настоящего Постановления), а третья заявительница - только 21 января 2003 г. (см. § 97 настоящего Постановления). Европейский Суд скептически воспринимает довод властей Российской Федерации о том, что вторая и третья заявительницы никогда не проявляли интереса к расследованию, поскольку из предоставленных документов очевидно, что первый заявитель, действуя от их имени, неоднократно обращался в различные органы, описывая данное происшествие и требуя его расследования и признания потерпевшими его самого и третьей заявительницы (см. §§ 17 и 86 настоящего Постановления). Кроме того, ясно, что вторая заявительница также обращалось от себя лично и от имени третьей заявительницы за информацией о расследовании и, в частности, жаловалась на уклонение следственных органов от признания потерпевшей третьей заявительницы (см. § 96 настоящего Постановления). В любом случае Европейский Суд напоминает, что власти должны действовать по собственной инициативе после того, как осведомлены о происшествии, и не вправе полагаться на инициативу родственников потерпевшего при подаче формального заявления или проведении следственных процедур (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Хью Джордан против Соединенного Королевства" (Hugh Jordan v. United Kingdom), жалоба N 24746/94, § 105, ECHR 2001-III (извлечения)). Соответственно, власти должны были принять необходимые следственные меры в настоящем деле и, в частности, признать потерпевшими заинтересованных лиц без ненадлежащей задержки.

203. Европейский Суд также отмечает, что заявители не могли на какой-либо стадии ознакомиться с уголовным делом, поскольку оно было секретным (см. §§ 39, 40 и 42 настоящего Постановления). Кроме того, заявителям, по-видимому, не вручалась копия постановления от 17 ноября 2003 г., которым уголовное дело о налете 19 октября 1999 г. было прекращено. Следовательно, Европейский Суд полагает, что заявители были фактически отстранены от уголовного дела и не могли защищать свои законные интересы.

204. При таких обстоятельствах и с учетом довода властей Российской Федерации о предполагаемом уклонении заявителей от обжалования в суд в соответствии со статьей 125 российского Уголовно-процессуального кодекса действий или бездействия или процессуальных решений следственных органов в контексте расследования налета 19 октября 1999 г. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не указали, какие конкретно действия, бездействие или процессуальные решения, помимо постановления от 17 ноября 2003 г., заявителям следовало обжаловать.

205. Насколько власти Российской Федерации ссылались на предполагаемое уклонение заявителей от обжалования в суд постановления от 17 ноября 2003 г., Европейский Суд напоминает, что в принципе жалоба на постановление о прекращении уголовного дела может служить существенной гарантией от произвольного осуществления полномочий следственным органом при наличии у суда полномочий отменить такое решение и указать на недостатки, требующие устранения (см. с необходимыми изменениями Решение Европейского Суда от 14 октября 2003 г. "Трубников против Российской Федерации" (Trubnikov v. Russia), жалоба N 49790/99* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2006.)). Соответственно, как правильно указали власти Российской Федерации, при обычном ходе дел подобная жалоба могла бы рассматриваться как возможное средство правовой защиты в случае отказа от расследования полученных сведений. Европейский Суд, однако, имеет сильные сомнения в том, что это средство правовой защиты могло быть эффективным в настоящем деле. Представленные материалы свидетельствуют о том, что власти только уведомили первого заявителя о постановлении от 17 ноября 2003 г., но не вручили ему копию. Кроме того, первый заявитель прямо указал, что нуждается в копии постановления от 17 ноября 2003 г. для его обжалования в суд, но его ходатайство было отклонено властями (см. §§ 37 и 39 настоящего Постановления).

206. По мнению Европейского Суда, при таких обстоятельствах от заявителей едва ли можно было ожидать обращения в суд. Действительно, весьма сомнительно, что в отсутствие копии постановления от 17 ноября 2003 г. заявители могли выявить возможные недостатки расследования и привлечь к ним внимание суда страны или представить в подробной жалобе любые иные доводы, которые они могли считать относимыми. Иными словами, при обстоятельствах настоящего дела заявители не имели реальной возможности эффективно обжаловать постановление от 17 ноября 2003 г. в суде. Следовательно, Европейский Суд полагает, что не установлено с достаточной определенностью, что средство правовой защиты, упомянутое властями Российской Федерации, имело разумную перспективу успеха (см. в аналогичном контексте Постановление Европейского Суда от 18 января 2007 г. по делу "Читаев и Читаев против Российской Федерации" (Chitayev and Chitayev v. Russia), жалоба N 59334/00, §§ 140-141* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.)). Соответственно, Европейский Суд отклоняет предварительное возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты, что касается настоящей части жалобы.

207. С учетом вышеизложенного Европейский Суд также заключает, что власти не провели тщательного и эффективного расследования обстоятельств налета 19 октября 1999 г., поставившего жизнь третьей заявительницы под угрозу. Таким образом, имело место нарушение статьи 2 Конвенции в этой части.

III. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции

208. Заявители жаловались в соответствии со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции на то, что их имущество было уничтожено при федеральном налете на Урус-Мартан 19 октября 1999 г. Третья заявительница также жаловалась на то, что ее право на уважение жилища, гарантированное статьей 8 Конвенции, было нарушено вследствие этого налета. Соответствующие положения Конвенции предусматривают следующее:

"Статья 8

1. Каждый имеет право на уважение его... жилища...

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц..."

"Статья 1 Протокола N 1 к Конвенции

Каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение своей собственности. Никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права.

Предыдущие положения не умаляют права Государства обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов".

A. Доводы сторон

209. Насколько власти Российской Федерации можно понять как выдвигающие довод, оспаривающий титул заявителей на имущество, которое, как они утверждают, они утратили вследствие удара 19 октября 1999 г., заявители подчеркивали, что титул первых двух заявителей на разрушенный дом, никогда не ставился под сомнение каким-либо органом власти на национальном уровне. Вторая заявительница также утверждала, что домашняя утварь, например, мебель, бытовая техника и другие предметы, была утрачена во время налета. Третья заявительница утверждала, что ее личные вещи были уничтожены в доме. Однако они не предоставили информацию или документы относительно домашней утвари или другого имущества, предположительно уничтоженного в доме.

210. Заявители также считали, что право третьей заявительницы на уважение ее жилища, предусмотренное статьей 8 Конвенции, и право на уважение собственности, предусмотренное статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, были нарушены, поскольку использованные властями средства были несоразмерны преследуемым целям. Они также ссылались на решения национальных судов, отклонившие требование первого заявителя о компенсации, и утверждали, что право на компенсацию за уничтоженное имущество, установленное, как утверждают власти Российской Федерации, рядом нормативных актов, являлось иллюзорным и неприменимым на практике.

211. Власти Российской Федерации, по-видимому, утверждали со ссылкой на дело "Эльсанова против Российской Федерации" (Elsanova v. Russia) (жалоба N 57952/00, Решение от 15 ноября 2005 г.), что требования заявителей относительно утраты их имущество являются необоснованными, так как они не предоставили документов, подтверждающих их титул на имущество, которое, по их словам, было уничтожено или повреждено во время удара 19 октября 1999 г. Власти Российской Федерации, в частности, указывали, что справка от 29 января 1982 г. не может рассматриваться как документ, подтверждающий титул первых двух заявителей на недвижимое имущество, расположенное по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - поскольку, по их мнению, она не была надлежащим образом удостоверена, а именно отсутствовали подпись и печать лица, которое ее удостоверило. Они также утверждали, что данный документ не подтверждает титул первых двух заявителей, но лишь дает право на обращение за государственной регистрацией недвижимого имущества на их имя, и что процедура регистрации могла быть приостановлена, если третьи лица предъявят требования в отношении данного имущества.

212. Власти Российской Федерации также считали, что предполагаемое вмешательство в права заявителей было законным, поскольку контртеррористические меры на территории Чеченской Республики принимались на основании Закона о борьбе с терроризмом (см. § 138 настоящего Постановления) и "действующих правовых актов государственных органов". Власти Российской Федерации настаивали на том, что данное вмешательство отвечало публичным интересам как необходимое для подавления преступной деятельности незаконных вооруженных формирований. Они добавили, что исполнили обязанность в соответствии со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции путем издания нормативных актов, позволявших заявителям получить компенсацию за утраченное имущество. Таким образом, власти Российской Федерации заключили, что в настоящем деле требования статьи 8 Конвенции или статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции нарушены не были.

B. Мнение Европейского Суда

213. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации оспаривали титул первых двух заявителей на недвижимое имущество, расположенное по адресу: улица Достоевского, дом N 24a,  - и иное имущество, предположительно уничтоженное авиаударом, указывая, что имущественные права заявителей не подкреплялись достоверными документами. Что касается недвижимого имущества, Европейский Суд отмечает, что первые два заявителя предоставили справку, подтверждающую, что они наследовали указанное имущество после умершего родственника (см. § 9 настоящего Постановления). Европейский Суд отклоняет довод властей Российской Федерации о том, что данный документ не был надлежащим образом подписан и скреплен печатью, поскольку очевидно, что вопреки утверждению властей Российской Федерации он содержит подпись и печать. Кроме того, в отсутствие доказательств того, что титул первых двух заявителей на наследственное имущество оспаривается третьими лицами, Европейский Суд находит, что вышеупомянутый документ может рассматриваться как доказательство титула первых двух заявителей в отношении данного имущества. В этой связи Европейский Суд также принимает к сведению довод первых двух заявителей о том, что их титул никогда не ставился под сомнение каким-либо органом власти на национальном уровне, и находит установленным, что они являлись законными совладельцами этого имущества.

214. Европейский Суд также учитывает, что вторая и третья заявительницы утверждали, что вследствие налета 19 октября 1999 г. они утратили определенное имущество, которое находилось в доме. Вторая и третья заявительницы, однако, не предоставили документов, подкрепляющих их утверждения, кроме того, они не описали предположительно утраченное ими имущество по отдельности. Не исключая наличия имущества в доме перед налетом и сознавая практические сложности получения второй и третьей заявительницами документов, относящихся к их имуществу, Европейский Суд, тем не менее, не может установить законного владельца этого имущества в ситуации, когда первые два заявителя владели домом, но не проживали в нем, а третья заявительница в нем фактически проживала. В отсутствие подробных объяснений заявителей в этой связи Европейский Суд, соответственно, находит, что их требования в этой части являются необоснованными.

215. Европейский Суд также отмечает, что власти Российской Федерации признали, что ущерб ряду домов Урус-Мартана, включая расположенный по адресу: улица Достоевского, дом N 24a, - вследствие федерального авиаудара 19 октября 1999 г. Европейский Суд ранее установил, что первые два заявителя имели имущественные права в отношении этого дома. Также остается неоспоренным, что третья заявительница проживала в этом доме в момент налета. Следовательно, ясно, что имело место вмешательство в права первых двух заявителей, предусмотренные статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, и в права третьей заявительницы, предусмотренные статьей 8 Конвенции. Европейский Суд должен убедиться в том, что это вмешательство отвечало требованию законности, преследовало законную цель и было соразмерно преследуемой цели.

216. Что касается данного вмешательства, власти Российской Федерации ссылались на Закон о борьбе с терроризмом и неназванные "правовые акты государственных органов" как на правовую основу предполагаемого вмешательства.

217. Европейский Суд напоминает, что, как он уже отмечал в других делах относительно конфликта в Чеченской Республике, что Закон о борьбе с терроризмом и, в частности, его статья 21, которая освобождает представителей государства, участвующих в контртеррористической операции, от ответственности за ущерб, причиненный, в частности, "иным правоохраняемым интересам", наделяя при этом широкими полномочиями представителей государства в зоне контртеррористической операции, не определяет с достаточной ясностью объем этих полномочий и способ их осуществления, чтобы обеспечить лицу адекватную защиту от произвола (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хамидов против Российской Федерации" (Khamidov v. Russia), жалоба N 72118/01, § 143, ECHR 2007-XII (извлечения)). Ссылка властей Российской Федерации на указанный закон не может заменить конкретную санкцию за вмешательство в права лица, предусмотренные статьей 8 Конвенции и статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, надлежащим образом ограничивающую предмет и объем этого вмешательства и составленную в соответствии с действующими правовыми нормами. Положения вышеупомянутого закона не могут толковаться как освобождение от любых ограничений личных прав в течение неограниченного периода и в отсутствие ясных пределов действий сил безопасности (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Имакаева против Российской Федерации" (Imakayeva v. Russia), жалоба N 7615/02, § 188, ECHR 2006-XIII (извлечения)* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.)).

218. В настоящем деле Европейский Суд полагает, что данный правовой акт, сформулированный в неясных и общих выражениях, не может служить достаточной правовой основой для такого решительного вмешательства, как уничтожение жилища и имущества лица. По той же причине Европейский Суд не может рассматривать приказ генерал-майора Ш. N 04 (см. § 80 настоящего Постановления) в качестве достаточной правовой основы для вмешательства в права заявителей, гарантированные статьей 8 и статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции. Направляя федеральные силы на уничтожение военных целей, таких как базы боевиков, склады вооружений и так далее, этот приказ, по-видимому, не давал федеральным военнослужащим права на уничтожение имущества первых двух заявителей и жилища третьей заявительницы и, в любом случае, явно не содержал гарантий от произвольного применения силы, которое могло повлечь повреждение или уничтожение имущества и жилища лица.

219. Таким образом, Европейский Суд заключает с учетом вышеизложенных соображений и в отсутствие индивидуального решения или приказа, которые ясно указывали бы основания и условия применения ущерба имуществу первых двух заявителей и жилищу третьей заявительницы и которые могли быть обжалованы в суде, что вмешательство в права первых двух заявителей, предусмотренные статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, и в права третьей заявительницы, предусмотренные статьей 8 Конвенции, не было "законным" в значении Конвенции. Принимая во внимание этот вывод, Европейский Суд не находит необходимым рассматривать вопрос о том, преследовало ли данное вмешательство законную цель, и было ли оно соразмерно этой цели.

220. Таким образом, он считает, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части причинения ущерба жилищу третьей заявительницы и нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в части причинения ущерба имуществу, совладельцами которого являлись первые два заявителя, во время федерального авианалета 19 октября 1999 г.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

221. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

1. Материальный ущерб

222. Вторая заявительница от имени первого заявителя и от своего имени требовала компенсации материального ущерба за свой уничтоженный дом и имущество, которое в нем находилось. В частности, она требовала 3 404 025 рублей (приблизительно 83 700 евро) в качестве компенсации за уничтоженный дом. Она ссылалась на справку, выданную администрацией Урус-Мартана, которая подтверждала, что недвижимое имущество имело площадь 184,5 кв. м (см. § 9 настоящего Постановления), и на приказ от 1 марта 2010 г. N 86 Министерства регионального развития Российской Федерации, который установил максимальную цену приобретения квадратного метра общей площади жилья в различных регионах России. Данный приказ указывал цену квадратного метра жилья в Чеченской Республике, равную 18 450 рублей (приблизительно 450 евро). Вторая заявительница также требовала 1 000 000 рублей (приблизительно 25 000 евро) за домашнее имущество, предположительно уничтоженное в доме. Третья заявительница не выдвинула требований по данному основанию.

223. Власти Российской Федерации оспорили требования второй заявительницы как спекулятивные и необоснованные. Они утверждали, что не имеется доказательств титула первых двух заявителей на имущество, и что вторая заявительница не подтвердила свои требования относительно предположительно утраченного имущества, включая его количество и стоимость, документальными или иными доказательствами.

224. Европейский Суд напоминает о необходимости ясной причинной связи между ущербом, на который ссылается заявитель, и нарушением Конвенции (см., в частности, Постановление Большой Палаты по делу "Чакиджи против Турции" (Cakici v. Turkey), жалоба N 23657/94, § 127, ECHR 1999-IV). В этой связи Европейский Суд, прежде всего, отмечает свой сделанный ранее вывод о том, что заявители не обосновали свои требования относительно утраченного домашнего имущества (см. § 214 настоящего Постановления). Соответственно, он не присуждает компенсации в этом отношении.

225. Европейский Суд также отмечает, что он установил нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в отношении ущерба, причиненного имуществу, которым первый заявитель и вторая заявительница владели совместно с третьим совладельцем во время бомбардировки 19 октября 1999 г. федеральных сил. Европейский Суд не сомневается в наличии прямой связи между нарушением и материальным ущербом, на который ссылалась вторая заявительница в отношении имущества. Он также отмечает, что вторая заявительница предоставила документ, свидетельствующий об общей площади недвижимого имущества и указывающий на то, что оно было частично разрушено и является непригодным для проживания (см. § 16 настоящего Постановления). Вторая заявительница основала расчеты требуемой суммы на информации относительно цены квадратного метра жилья, указанного в соответствующем приказе Министерства регионального развития Российской Федерации (см. § 222 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд отмечает, что, как видно из этого приказа, он устанавливает максимальную цену квадратного метра жилья в Чеченской Республике и не учитывает такие обстоятельства, как вид жилья, район, в котором находится жилье, и так далее. Кроме того, в приказе установлена цена приобретения, а не восстановления жилья. Следовательно, по мнению Европейского Суда, он не может рассматриваться как надлежащая основа для расчета действительной цены данного имущества, позволяющая Европейскому Суду рассчитать сумму, присуждаемую в этом отношении. Европейский Суд также учитывает тот факт, что первые два заявителя являлись двумя из трех совладельцев имущества, третий совладелец не являлся стороной разбирательства в Европейском Суде. Таким образом, вторая заявительница, действуя от имени первого заявителя и от своего имени, может требовать только две трети суммы, которая может быть присуждена за поврежденное имущество в настоящем деле. При этих обстоятельствах Европейский Суд полагает разумным присудить 14 000 евро второй заявительнице в качестве компенсации материального ущерба, причиненного ей и первому заявителю в связи с повреждением имущества, расположенного по адресу: улица Достоевского, дом N 24a.

2. Моральный вред

226. Заявители также требовали компенсацию морального вреда, оставляя размер этой суммы на усмотрение Европейского Суда.

227. Власти Российской Федерации полагали, что размер компенсации по данному основанию должен определяться на справедливой основе с надлежащим учетом прецедентной практики Европейского Суда в таких вопросах.

228. Европейский Суд отмечает, что он установил нарушение статьи 2 Конвенции в части налета федеральной авиации, который поставил под угрозу жизнь третьей заявительницы, и уклонения российских властей от проведения эффективного расследования этого происшествия. Он также установил нарушение права третьей заявительницы на уважение ее жилища, предусмотренного статьей 8 Конвенции, вследствие этого налета и нарушение имущественных прав первого заявителя и второй заявительницы вследствие причинения ущерба их имуществу. Заявители должны были испытать тоску и страдания вследствие всех этих обстоятельств, которые не могут быть компенсированы одним установлением факта нарушения. С учетом этих соображений Европейский Суд присуждает на справедливой основе 12 000 евро второй заявительнице в качестве компенсации морального вреда, который испытали она и первый заявитель, и 20 000 евро третьей заявительнице в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанные выше суммы.

B. Судебные расходы и издержки

229. Поскольку заявители не требовали возмещения судебных расходов и издержек, Европейский Суд не усматривает оснований для присуждения им каких-либо сумм по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

230. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) отклонил предварительные возражения властей Российской Федерации;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в части уклонения государства-ответчика от защиты права третьей заявительницы на жизнь;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в части уклонения властей от проведения адекватного и эффективного расследования обстоятельств происшествия, поставившего под угрозу жизнь третьей заявительницы;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в отношении третьей заявительницы;

5) постановил, что имело место нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, что касается имущественных прав первого заявителя и второй заявительницы;

6) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителям следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 14 000 евро (четырнадцать тысяч евро) второй заявительнице в качестве компенсации материального ущерба;

(ii) 12 000 евро (двенадцать тысяч евро) второй заявительнице и 20 000 евро (двадцать тысяч евро) третьей заявительнице в качестве компенсации морального вреда;

(iii) а также любые налоги, начисляемые на указанные суммы;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

7) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 3 мая 2011 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Андре Вампаш Заместитель Секретаря Секции Суда

Нина Ваич Председатель Палаты Суда