Постановление Европейского Суда по правам человека от 21 октября 2013 г. Дело "Дель Рио Прада против Испании" [Del Rio Prada v. Spain] (жалоба N 42750/09) (Большая Палата) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата)

Дело "Дель Рио Прада против Испании"
[Del Rio Prada v. Spain]
(Жалоба N 42750/09)

Постановление Суда от 21 октября 2013 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

В 1988-2000 годах заявительница была приговорена в рамках восьми уголовных дел к различным срокам лишения свободы за ряд преступлений, связанных с террористическими актами, в общей сложности срок лишения свободы превышал 3 000 лет. В ноябре 2000 года, с учетом тесной правовой и хронологической связи между преступлениями, Национальный суд объединил приговоры и назначил 30-летний срок отбытия наказания в соответствии с его максимальной продолжительностью, предусмотренной Уголовным кодексом 1973 года, действовавшим в период, относящийся к обстоятельствам дела.

В апреле 2008 года администрация тюрьмы, в которой содержалась заявительница, определила июль 2008 года в качестве даты ее освобождения, применив уменьшение срока в связи с работой, которую та выполняла в тюрьме с 1987 года. В мае Национальный суд предложил тюремной администрации пересмотреть предполагаемую дату освобождения и повторно определить ее на основании новейшей прецедентной практики (так называемой доктрины "Парота"), введенной решением Верховного суда в феврале 2006 года, согласно которой соответствующее право на уменьшение срока предоставляется в каждом деле индивидуально, а не до 30-летнего предела. С применением этой доктрины окончательная дата освобождения заявительницы была установлена на 27 июня 2017 г. Жалобы, поданные заявительницей, не дали результата.

Постановлением, вынесенным 10 июля 2012 г. (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on the case-law of European Court of Human Rights] N 154), Палата Европейского Суда единогласно решила, что по делу допущено нарушение требований статей 5 и 7 Конвенции, установив, что применение нового метода исчисления смягчения наказаний не было предсказуемым в период осуждения заявительницы, потому составляло ретроактивное применение в ущерб ей изменений, имевших место после совершения преступлений.

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 7 Конвенции. Доводы сторон в основном затрагивали исчисление общего срока, который подлежал отбытию заявительницей в соответствии с правилами совокупности приговоров и установления максимального срока, а также с системой смягчения наказаний в связи с работой в местах лишения свободы, как это предусматривалось Уголовным кодексом 1973 года.

(a) Объем назначенного наказания. В соответствии с Уголовным кодексом 1973 года, действовавшим в период, когда были совершены преступления, максимальный 30-летний срок лишения свободы составлял максимальный срок наказания, которое может применяться (condena) в случае множественности связанных преступлений, в отличие от понятия "наказаний" (penas), назначенных или примененных различными приговорами, осуждавшими преступника. Кроме того, для цели отбытия наказания заключенные имели право на один день вычета за каждые два дня выполнявшейся работы. Однако отсутствовали конкретные правила применения вычетов из срока наказания в случае совокупности множественных приговоров и установления максимального общего срока лишения свободы, если, как в деле заявительницы, общий срок в 3 000 лет лишения свободы был сведен к 30 годам. Только после разработки нового Уголовного кодекса 1995 года в законодательстве было прямо указано относительно уточнения применения наказаний, что в исключительных случаях может приниматься во внимание общая продолжительность назначенных наказаний, а не максимальный срок, который может быть отбыт по закону.

С учетом прецедентной практики и практики толкования соответствующих положений Уголовного кодекса 1973 года, до решения Верховного суда 2006 года, при совокупности приговоров, вынесенных заключенному, и при установлении максимального срока наказания тюремные администрации и суды применяли вычеты из срока наказания за работу в заключении к максимальному сроку, подлежащему отбытию. Таким образом, они учитывали максимальный 30-летний срок при применении вычетов из наказания за работу в заключении. В решении, вынесенном в марте 1994 года, Верховный суд упоминал максимально допустимый 30-летний срок лишения свободы как "новое самостоятельное наказание", к которому следует применять все корректировки, предусмотренные законом. Соответственно, несмотря на двусмысленность применимых положений Уголовного кодекса 1973 года и тот факт, что Верховный суд не давал разъяснений по этому поводу до 1994 года, практика тюремных и судебных органов явно заключалась в том, чтобы рассматривать срок, подлежащий отбытию (condena), вытекающий из 30-летнего верхнего предела, как новое самостоятельное наказание, к которому должны применяться определенные корректировки, такие как вычеты из срока наказания за работу в заключении. Ввиду этой практики при отбытии наказания заявительница имела право полагать, что применяемое наказание следует из 30-летнего максимального срока, из которого должны производиться вычеты за работу в заключении. Кроме того, вычеты из срока наказания за работу в заключении прямо предусматривались законодательством, которое устанавливало автоматическое уменьшение срока в качестве компенсации за любую работу, выполняемую в заключении, с двумя исключениями: в случае побега или попытки побега заключенного или его плохого поведения. Даже в этих двух случаях вычеты из наказания, уже утвержденные судьей, не могли быть отменены ретроактивно, поскольку дни, соответствующие уже примененным вычетам из наказания, считались отбытыми и составляли часть законно приобретенных прав заключенного.

Хотя Уголовный кодекс 1995 года устранил вычеты из срока наказания за работу в заключении для будущих осужденных, его переходные положения позволяли заключенным, осужденным в соответствии со старым Уголовным кодексом 1973 года - таким как заявительница - продолжать пользоваться преимуществами подобного порядка, если это отвечало их интересам. Однако законодатель установил более жесткие условия для освобождения по специальному разрешению даже для лиц, осужденных до введения в действие нового кодекса. Европейский Суд заключил из этого, что, сохраняя в качестве переходной меры действие правил относительно вычетов из срока наказания за работу в заключении, и в целях определения более мягкого уголовного закона законодатель рассматривал эти нормы как часть материального уголовного права, то есть как положения, затрагивающие назначение наказания, а не только его исполнение.

С учетом вышеизложенного в период, когда заявительница совершила преступления, за которые преследовалась, и когда было принято решение о соединении наказаний и установлении максимального срока лишения свободы, применимое законодательство в целом было сформулировано с достаточной точностью, чтобы позволить заявительнице представлять в степени, разумной при данных обстоятельствах, объем примененного к ней наказания, имея в виду максимальный 30-летний срок лишения свободы и систему вычетов из срока наказания за работу в заключении, предусмотренную Уголовным кодексом 1973 года. Следовательно, примененное к заявительнице наказание составляло 30 лет лишения свободы, причем любые вычеты из срока наказания за работу в заключении должны были производиться из этого срока.

(b) Изменяло ли применение "доктрины Парота" к заявительнице только способ исполнения наказания или его фактический объем. В мае 2008 года Национальный суд отклонил предложение о назначении на 2 июля 2008 г. даты окончательного освобождения заявительницы, вместо чего сослался на "доктрину Парота", установленную решением Верховного суда от февраля 2006 года - гораздо позже совершения преступлений, соединения преступлений и установления максимального срока лишения свободы. Он пришел к выводу о том, что новое правило, согласно которому вычеты из срока наказания за работу в заключении должны применяться к каждому отдельному сроку, а не к 30-летнему максимуму, как ранее, больше соответствовало формулировке Уголовного кодекса 1973 года. Применение "доктрины Парота" к ситуации заявительницы лишало смысла вычеты из срока наказания за работу в заключении, на которые она имела право по закону и в соответствии с окончательными решениями судей, ответственных за исполнение наказаний. Таким образом, максимальный 30-летний срок лишения свободы перестал быть самостоятельным наказанием, к которому должны были применяться вычеты за работу в заключении, и превратился в 30-летний срок лишения свободы, к которому на практике эти вычеты не применялись.

(c) Была ли "доктрина Парота" разумно предсказуемой. Изменение системы применения вычетов из срока наказания было следствием отхода Верховного суда от ранее существовавшей прецедентной практики, а не изменением законодательства. В марте 1994 года Верховный суд пришел к выводу о том, что максимальный 30-летний срок лишения свободы является "новым самостоятельным наказанием", к которому должны применяться все вычеты из срока наказания, предусмотренные законом. В любом случае до принятия "доктрины Парота" практика тюремных и судебных органов предусматривала вычеты из срока наказания за работу в заключении в отношении максимального 30-летнего срока лишения свободы. Верховный суд придерживался ранее существовавшей прецедентной практики до 2006 года в течение десяти лет после того, как закон, на который она ссылалась, был отменен. Соответственно, он представил новое толкование положений закона, утратившего силу, а именно Уголовного кодекса 1973 года, который был заменен Уголовным кодексом 1995 года. Кроме того, переходные положения Уголовного кодекса 1995 года имели целью сохранение последствий системы вычетов из срока наказания за работу в заключении, предусмотренную Уголовным кодексом 1973 года, в отношении лиц, осужденных согласно этому кодексу, именно для соблюдения правил, запрещающих ретроактивное применение более строгого уголовного закона. Однако новое толкование Верховного суда, сделавшее неэффективными любые вычеты из срока наказания, которые уже были предоставлены, означало на практике, что заявительница и другие лица в сходном положении были лишены преимуществ системы вычетов.

Наконец, в то время как Европейский Суд признал, что Верховный суд не применял ретроактивно закон, изменяющий Уголовный кодекс 1995 года, тем не менее из мотивов, приведенных Верховным судом, ясно, что он преследовал ту же цель, что и данный закон, а именно гарантировать полное и эффективное исполнение максимального срока лишения свободы лицами, отбывающими длительные сроки. В этой связи, хотя государства вправе изменять свою уголовно-правовую политику, например, в целях увеличения наказаний за преступления, при этом они должны соблюдать требования статьи 7 Конвенции, которая безоговорочно запрещает ретроактивное применение уголовного закона в ущерб обвиняемому. С учетом вышеизложенного в период, когда заявительнице выносились приговоры и она была уведомлена о решении объединить их и установить максимальный срок лишения свободы, отсутствовали указания об изменении известной прецедентной практики в соответствии с решением Верховного суда 2006 года. Таким образом, заявительница не имела оснований ожидать, что Верховный суд отступит от прежней прецедентной практики или что Национальный суд вследствие этого применит предоставленные ей вычеты из срока наказания не в отношении максимального 30-летнего срока, а последовательно в отношении каждого срока наказания, который был ей назначен. Данный отход от прецедентной практики имел следствием изменение объема назначенного наказания в ущерб заявительнице.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 7 Конвенции (вынесено 15 голосами "за" и двумя - "против").

По поводу соблюдения требований пункта 1 статьи 5 Конвенции. Заявительница была осуждена компетентным судом согласно порядку, предусмотренному законом, и ей были назначены наказания, в общей сложности превышавшие 3 000 лет. В большинстве приговоров, как и в решении от ноября 2000 года об объединении наказаний и установлении общего максимального срока, Национальный суд указал, что заявительница должна отбыть максимальный 30-летний срок в соответствии с Уголовным кодексом 1973 года. Лишение свободы заявительницы еще не достигло этого максимального срока. Явно имелась причинная связь между осуждением заявительницы и ее лишением свободы после 2 июля 2008 г., которое было обусловлено обвинительными приговорами и максимальным сроком лишения свободы.

С учетом соображений, которые повлекли установление нарушения требований статьи 7 Конвенции, Европейский Суд решил, что каждый раз, когда заявительница осуждалась, работала в заключении и была уведомлена о решении об объединении наказаний и установлении максимального срока лишения свободы, она не могла разумно предвидеть, что метод, использовавшийся для применения вычетов из срока наказания за работу в заключении, изменится вследствие отхода от прецедентной практики Верховного суда в 2006 году и что к ней будет применен новый подход. Это отсрочило дату ее освобождения почти на девять лет. Следовательно, она отбыла более длительный срок лишения свободы, чем тот, который она должна была бы отбыть в соответствии с порядком, существовавшим в момент ее осуждения, с учетом вычетов из срока наказания, которые уже были ей предоставлены в соответствии с законом. Отсюда следует, что с 3 июля 2008 г. лишение свободы заявительницы не являлось "законным".

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 5 Конвенции (принято единогласно).

В порядке применения статьи 46 Конвенции. С учетом конкретных обстоятельств дела и срочной необходимости прекратить нарушения Конвенции, установленные в настоящем деле, государство-ответчик должно обеспечить, чтобы заявительница была освобождена в наиболее раннюю возможную дату.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.