Постановление Европейского Суда по правам человека от 6 октября 2015 г. Дело "Каваклыоглу и другие против Турции" [Kavaklioglu and Others v. Turkey] (жалоба N 15397/02) (II Секция) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(II Секция)

Дело "Каваклыоглу и другие против Турции"
[Kavaklioglu and Others v. Turkey]
(жалоба N 15397/02)

Постановление Суда от 6 октября 2015 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

Настоящее дело касается в основном операции по восстановлению порядка, которая проводилась 26 сентября 1999 г. и в действительности являлась кульминацией ряда давних конфликтов между сотрудниками пенитенциарного учреждения ("Улуджанлар") и некоторыми заключенными. Стычки между администрацией тюрьмы и заключенными начались в 1996 году. С тех пор власти столкнулись с определенными проблемами, в частности, с переполненностью, изношенностью и недостаточной благоустроенностью пенитенциарного комплекса. Кроме того, "Улуджанлар" считался следственным изолятором и не был рассчитан на содержание лиц, которым вынесен обвинительный приговор. В жалобах и исках заключенных речь шла, по-видимому, главным образом о недостаточности жизненного пространства в спальных помещениях. В 1996 году был принят первый план действий, но он так и не был реализован. С 1996 по 1999 год в трех спальных помещениях, находившихся под контролем проблемных заключенных, не проводилось ни одного осмотра. В результате осмотра в остальных помещениях тюрьмы было обнаружено много оружия и средств самообороны. По этому поводу между различными органами власти началась активная переписка, но каких-либо действий предпринято не было, несмотря, в частности, на то, что проблемные заключенные взяли под свой контроль четвертое спальное помещение. Заключенные отказались подчиняться требованиям администрации. В 1999 году власти пришли к выводу, что сложившаяся в тюрьме ситуация не является единичным эпизодом: главари, находясь в разных пенитенциарных учреждениях, свободно общались друг с другом с помощью мобильных телефонов, планируя ряд бунтов и координируя побеги. В рапортах этих заключенных неоднократно называли "террористами".

26 сентября 1999 г. в операции по проведению осмотра в трех спальных помещениях, находившихся под контролем заключенных, участвовал, помимо вспомогательных подразделений, основной отряд, в который входило не менее 250 призывников и около 70 кадровых военных в полной боевой выкладке и со служебным оружием: у них было не менее 29 пистолетов, 31 автомата и 124 автоматических карабинов. Военные ворвались в здания около 4.00. После нападения заключенных на сержанта ситуация резко обострилась и быстро переросла в бунт. Стычки, в ходе которых применялись, в частности, гранаты, слезоточивый газ, огнестрельное оружие и самодельные огнеметы, продолжались до 11.30. В результате были убиты 10 и ранены около 70 заключенных, четверо из которых находились в опасном для жизни состоянии, 15 военнослужащих получили ранения, один из них находился в тяжелом состоянии. После того, как контроль над спальными помещениями был восстановлен, выдвигались различные версии произошедшего. Как утверждали заключенные, некоторые из них еще подвергались жестокому обращению.

Итогом этих событий стали дисциплинарное производство и уголовное дело в отношении некоторых сотрудников тюрьмы, публичный иск в отношении военных, полное административное разбирательство в отношении ведомственных властей, а также парламентское расследование. Кроме того, начались судебные разбирательства в отношении заключенных.

Вопросы права

Материально-правовой аспект статьи 2 Конвенции.

(i) Цель применения силы. Мотив проведения "тотального осмотра" сам по себе чужд целям, предусмотренным пунктом 2 статьи 2 Конвенции. Тем не менее его следует толковать с учетом требования, выдвинутого администрацией тюрьмы в связи с явной необходимостью обеспечить "защиту сотрудников тюрьмы", которым было поручено проведение этого осмотра. Они покинули здание только после нападения на сержанта, и можно признать, что, по крайней мере, вначале преследуемая властями цель соответствовала требованиям подпункта "а" пункта 2 статьи 2 Конвенции. Затем действия заключенных постепенно переросли в попытку начать бунт. Начиная с этого момента речь могла идти уже не о защите сотрудников, которым было поручено проведение осмотра, а о подавлении потенциального бунта. К тому же меры, которые следовало принять с этой целью, предполагали применение силы, возможно, со смертельным исходом, и это могло отвечать целям, предусмотренным подпунктами "а" и "с" пункта 2 статьи 2 Конвенции, при том, что приоритетное значение имеет второй из указанных подпунктов.

Однако с учетом количества убитых и раненых в настоящем деле возникает вопрос: не вышли ли инкриминируемые действия за рамки абсолютно необходимого применения силы? Следовательно, нужно прежде всего выяснить, как готовилась и контролировалась рассматриваемая операция.

(ii) Предсказуемость угрозы. Принимая во внимание совершенно особый характер дела, предсказуемость должна подлежать самому строгому контролю, поскольку ведомственные, пенитенциарные, судебные, префекторальные и военные органы власти Турции знали о происходивших в тюрьме событиях, по крайней мере, с января 1996 года. В связи с этим, даже если государство-ответчик признало проблемы, связанные с тем, что с 1996 года ситуация в тюрьме вышла из-под контроля администрации, то это не повлекло за собой каких-либо последствий с точки зрения статьи 2 Конвенции не потому, что не было предоставлено объяснений по поводу того, почему не были приняты конкретные запланированные меры, которые могли бы предотвратить эскалацию этих проблем в течение нескольких лет, но и потому, что в любом случае они нисколько не снимают с государства ответственности за планирование и проведение спорной операции. Действительно, утрата государством реального контроля над тюрьмой произошла из-за недостатков в организации или нормальной работе общественной службы, за которые может нести ответственность только государство.

(iii) Нерешительность властей. Было предложено несколько планов действий, но ни один из них не был реализован до начала операции 26 сентября, хотя осмотр остальных помещений тюрьмы не давал властям оснований игнорировать то, что находилось в трех спальнях, где такой осмотр не проводился.

(iv) Элемент спонтанности и свобода действий властей. Власти Турции располагали множеством неоднократно подтвержденных сведений, и у них было около 23 дней, чтобы еще раз подумать и принять подготовительные меры для предотвращения этих угроз на основе плана, соответствующего подобного рода кризису. Следовательно, ни один этап спорной операции сам по себе нельзя считать спонтанным, и ни один представитель государства или призывник не предпринимал никаких действий "на горячую голову" в ситуации, которую он считал бы опасной, для спасения своей жизни или жизни других лиц. В настоящем деле, где было убито и ранено столько человек, хотя они и не находились под контролем властей или официальных лиц, и при отсутствии правдоподобного и убедительного объяснения произошедшего со стороны государства из его позиции можно сделать недвусмысленные выводы.

(v) План операции и силы, задействованные при ее проведении. Европейский Суд не располагает необходимой квалификацией, чтобы определить, было ли применение такого количества вооруженных людей необходимо и если да, то в какой степени, но он убежден в одном: в январе 1996 года, задолго до обострения ситуации, был сделан вывод, что для проведения осмотра достаточно около 20 военных.

(vi) Вопрос о профессиональной подготовке военных. Можно предположить, что военные и вспомогательные подразделения полиции были профессионально подготовлены к проведению подобного рода операций. Вместе с тем это не так явно в отношении обычных призывников (которых было около 250 человек). Ничто не позволяет прийти к выводу, что они были готовы участвовать в данной операции.

(vii) Вопрос о нормативно-правовом регулировании операции. Не очевидно, что спорную операцию, если она была разрешена законодательством Турции, можно было считать достаточно им регламентированной посредством системы достаточных и эффективных гарантий недопущения произвола и злоупотребления силой, а также происшествий, которых можно было избежать. При этом какими бы не были возможные недостатки нормативно-правового регулирования в период, относящийся к обстоятельствам дела, на практике ничто не мешало компенсировать их в настоящем деле с помощью конкретных указаний военным как до начала операции, так и в ходе ее проведения.

(viii) Распоряжения и указания. Власти Турции не должны были ограничиваться недостаточным и неточным руководством, из-за которого применение силы со смертельным исходом стало практически неизбежным. Для выполнения своих обязательств по защите права на жизнь они должны были тщательнее изучить имеющиеся у них сведения, прежде чем давать указания военным, которые, как они знали, прошли специальную подготовку и без колебаний применили бы огнестрельное оружие в рамках проведения контртеррористической операции, как только убедились бы, что перед ними опасный противник.

(ix) Альтернативные способы решения проблемы. Нельзя упускать из виду, что на раннем этапе эти заключенные, столь же нетерпимые, как, возможно, и их действия, еще не представляли очень большой опасности, способной серьезно угрожать жизни других заключенных и сотрудников тюрьмы. Соответственно, по степени опасности заключенных нельзя было сравнивать с решительно настроенными террористами. Если власти Турции действительно хотели восстановить авторитет государства, им следовало бы иметь в виду, что силу, чреватую смертельным исходом, можно использовать лишь постольку, поскольку указанные лица представляли угрозу для жизни или физической неприкосновенности других людей или подозревались в совершении преступлений насильственного характера. Ничто не указывает на то, что административные или военные органы правильно определили характер угрозы, которую представляли собой заключенные, провели различие между методами, допускающими смертельный исход и не предполагающими такового, или пытались обсудить условия мирной капитуляции.

(x) Использование средств, не предполагающих смертельного исхода. Когда заключенные были изолированы в той части тюрьмы, над которой был установлен контроль, по-видимому, можно было уверенно настаивать на применении слезоточивого газа, а также водометов и пены, и попытаться подавить бунт данными средствами, но только до того, как погибли люди. Следовательно, действия военных после нападения на сержанта заставляют предполагать, что на самом деле они просто оказались не готовы следовать стратегии, не предполагающей человеческих жертв, или дожидаться мирного исхода. Доводов о том, что "террористам" нельзя давать передышки, достаточно, чтобы доказать, на каком этапе операция была спланирована и реализована под влиянием военных соображений, требующих безоговорочной капитуляции.

(xi) Возможность проведения переговоров. Ни до, ни во время проведения операции не проводились какие-либо переговоры. Тем не менее, не будучи безусловно подготовленными к выполнению достаточно сложного и неоднозначного задания и предварительно получив приказ оказывать жесткое психологическое давление на заключенных, ни при каких обстоятельствах не вступать с ними в споры и не поддаваться на провокации с их стороны, военные, несомненно, не могли его нарушить. В любом случае военные грубо ошиблись в расчетах, так как с момента кидания первого коктейля Молотова сложились все условия для вероятного, а может быть, и неизбежного конфликта.

(xii) Предварительные выводы. Лица, отвечавшие за проведение операции, стремясь восстановить свой авторитет, которому в этом учреждении в течение длительного времени наносился серьезный ущерб, а также осложнить и контролировать жизнь некоторых заключенных, не ограничиваясь физическим лишением их свободы, проявили недостаточно тщания с целью убедиться, что любая опасность для жизни сведена к минимуму, и небрежно отнеслись к выбору мер, принятых до и после операции. В результате того, что имеющейся информации о тревожной ситуации в этой тюрьме годами не уделяли надлежащего внимания, не разработав и не реализовав каких-либо альтернативных планов, применение силы со смертельным исходом стало практически неизбежным. Таким образом, применение силы не было абсолютно необходимым по смыслу положений пункта 2 статьи 2 Конвенции.

(xiii) Довод об убийстве заключенных другими заключенными. В основе этого довода лежат два предположения. Тем не менее, поскольку его можно считать указывающим на то, что убийства, о которых идет речь, были неподконтрольны властям и совершались за баррикадами, где военные не контролировали ситуацию, следует отметить, что пенитенциарное учреждение, находившееся под строгим контролем государства, по-видимому, не находилось под эффективным контролем с его стороны во время операции по наведению порядка, однако это не освобождает государство от ответственности перед заключенными.

Постановление

По делу допущено нарушение материально-правовых требований статьи 2 Конвенции (вынесено единогласно).

Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу было допущено нарушение материально-правовых требований статьи 2 Конвенции в отношении тех заявителей, которые не погибли, а были тяжело ранены в результате применения огнестрельного или холодного оружия. Кроме того, Европейский Суд единогласно установил нарушение статьи 3 Конвенции в связи с бесчеловечным обращением и физическим насилием в отношении некоторых заявителей, а также из-за того, что их заставляли оказывать помощь в убийстве других заключенных.

Процессуальный аспект статей 2 и 3 Конвенции. (i) Эффективность расследования действий сотрудников тюрьмы. Упущения, допущенные администрацией при руководстве тюрьмой с 1996 года, а также вопрос о наличии, в частности, различных видов оружия в спальных помещениях - это фактические обстоятельства, возникшие до проведения операции. По-видимому, они никогда длжным образом не рассматривались в контексте публичного иска и полного административного разбирательства. Кроме того, дисциплинарное производство в отношении некоторых сотрудников тюрьмы, вероятно, не увенчалось успехом из-за вмешательства их начальника, а уголовное преследование было прекращено за отсутствием состава преступления. Эти факторы указывают на то, что у властей не было какого-либо намерения установить сотрудников пенитенциарного учреждения, которых можно было бы привлечь к ответственности за действия, инкриминируемые в настоящем деле.

(ii) Эффективность уголовного преследования военных. Сложности обстоятельств произошедшего и большого количества подозреваемых и потерпевших недостаточно, чтобы объяснить отсутствие реального и существенного прогресса в производстве по делу, хотя с момента рассматриваемых событий прошло более 15 лет. Административная процедура по возмещению ущерба также еще не закончена. Таким образом, различные расследования и судебные разбирательства не удовлетворяли требованиям тщания и оперативности.

Постановление

По делу допущены нарушения процессуальных требований статей 2 и 3 Конвенции (вынесено единогласно).

Кроме того, Европейский Суд единогласно постановил, что в связи с предполагаемым уничтожением личных вещей заявителей по делу не было допущено нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителям от 5 000 до 50 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требования о компенсации материального ущерба были отклонены.