Постановление Европейского Суда по правам человека от 29 марта 2016 г. Дело "Беда против Швейцарии" [Bedat v. Switzerland] (жалоба N 56925/08) (Большая Палата Европейского Суда) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата Европейского Суда)

Дело "Беда против Швейцарии"
[Bedat v. Switzerland]
(жалоба N 56925/08)

Постановление Суда от 29 марта 2016 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

15 октября 2003 г. заявитель, который был журналистом, опубликовал в ежедневной газете статью о водителе, заключенном под стражу за наезд на группу пешеходов, из которых трое погибли и восемь получили травмы. После наезда заявитель бросился с Лозаннского моста. Статья описывала обвиняемого, содержала перечень вопросов, поставленных полицейскими и следственным судьей, и ответы обвиняемого, сопровождалась несколькими фотографиями писем, которые он направил следственному судье. Статья также содержала краткий обзор показаний жены обвиняемого и GP* (* В тексте Постановления говорится о показаниях жены и врача (примеч. переводчика).). Против журналиста было возбуждено уголовное разбирательство по инициативе прокурора за публикацию секретных документов. В июне 2004 года следственный судья приговорил заявителя к одному месяцу лишения свободы с отсрочкой исполнения на один год. Впоследствии полицейский суд заменил тюремное заключение штрафом в 4 000 швейцарских франков (CHF) (примерно 2 667 евро). Жалобы заявителя на его осуждение не дали результатов.

Постановлением от 1 июля 2014 г. (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 176* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 11 (примеч. редактора).)) Палата Европейского Суда установила четырьмя голосами "за" и тремя - "против", что по делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции, поскольку применение к заявителю штрафа за использование и воспроизведение данных из материалов дела в его статье не отвечало "неотложной общественной потребности". Хотя мотивы для его осуждения были "относимыми", они не были "достаточными", чтобы оправдать такое вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения.

17 ноября 2014 г. по ходатайству властей государства-ответчика дело было передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда.

Вопросы права

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Осуждение заявителя составляло предусмотренное законом вмешательство в осуществление права на свободу выражения мнения, гарантированное в соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Оспариваемая мера преследовала законные цели, а именно "предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально", поддержание "авторитета и беспристрастности правосудия" и защиту "репутации (и) прав других лиц".

Право заявителя информировать общественность и право общественности получать информацию проявляются в одинаково важных публичных и частных интересах, защищенных запретом раскрытия информации, охватываемой тайной следствия. Этими интересами являются, с одной стороны, авторитет и беспристрастность правосудия и, с другой стороны, право обвиняемого на презумпцию невиновности и защиту его личной жизни. Европейский Суд считает необходимым определить критерии* (* См.: Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аксель Шпрингер АГ" против Германии" (Axel Springer AG v. Germany) от 7 февраля 2012 г., жалоба N 39954/08, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 149 (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 8 (примеч. редактора), Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Штоль против Швейцарии" (Stoll v. Switzerland) от 25 апреля 2006 г., жалоба N 69698/01, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 103 (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. N 6 (примеч. редактора)).), которым должны следовать власти государств - участников Конвенции при сопоставлении этих интересов и, таким образом, при оценке "необходимости" вмешательства в делах о нарушении журналистом тайны следствия.

(a) Как заявитель получил информацию. Несмотря на то, что не утверждалось, что заявитель получил информацию незаконно, как профессиональный журналист он не мог не знать о конфиденциальности информации, которую он планировал опубликовать.

(b) Содержание оспариваемой статьи. Хотя оспариваемая статья не содержала конкретной позиции по поводу умышленного характера преступления, которое вменялось обвиняемому, тем не менее она представляла его в весьма негативном виде, изложенном почти в негативном тоне. Заголовки, использованные заявителем, а также большая фотография обвиняемого, сопровождавшая текст, не оставляли сомнения в том, что заявитель хотел сделать статью максимально сенсационной. Кроме того, в статье подчеркивались бессодержательность высказываний обвиняемого и множество противоречий, которые часто прямо характеризовались как "повторная ложь", и она заканчивалась вопросом о том, не делал ли обвиняемый за счет "смеси наивности и высокомерия" "всё, что было в его силах, чтоб сделать свою защиту невозможной". Это были как раз те вопросы, на которые должны были ответить судебные органы на следственной и судебной стадиях.

(c) Значение оспариваемой статьи для дискуссии в публичном интересе. Предмет статьи, то есть уголовное расследование трагедии на Лозаннском мосту, являлся предметом публичного интереса. Этот совершенно исключительный инцидент вызвал бурю общественных эмоций, и судебные власти сами решили информировать прессу о некоторых аспектах продолжающегося следствия.

Однако вопрос заключался в том, могла ли информация, изложенная в статье и охватываемая тайной следствия, способствовать публичной дискуссии по данному вопросу или она была направлена исключительно на удовлетворение любопытства некоторых читателей по поводу подробностей личной жизни обвиняемого.

В этой связи после углубленной оценки содержания статьи, характера представленной информации и обстоятельств дела Федеральный суд в объемном мотивированном решении, которое не содержало и намека на произвол, указал, что раскрытие протоколов допросов и писем, направленных обвиняемому следственному судье, не содержало оценок, существенных для публичной дискуссии, и что публичный интерес в этом деле был не более чем "направлен на удовлетворение нездорового любопытства".

Со своей стороны заявитель не пояснил, как факт публикации протоколов допросов, заявлений жены обвиняемого и врача и писем, направленных обвиняемому следственному судье по поводу банальных аспектов его повседневной жизни в заключении, мог способствовать публичной дискуссии по поводу продолжающегося расследования.

Соответственно, Европейский Суд не имел достаточных оснований для подмены своим мнением мнения Федерального суда, который имел известные пределы усмотрения в таких вопросах.

(d) Влияние оспариваемой статьи на уголовное разбирательство. Хотя права, гарантированные статьей 10 и пунктом 1 статьи 6 Конвенции, заслуживают равного уважения a priori* (* A priori (лат.) - заранее (примеч. переводчика).), правомерно предоставление особой защиты тайне судебного следствия с учетом значения уголовного разбирательства для осуществления правосудия и права подследственных считаться невиновными. Тайна уголовного расследования направлена на защиту, с одной стороны, интересов уголовного разбирательства путем предотвращения рисков сговора и угрозы воспрепятствования или уничтожения доказательства и, с другой стороны, интересов обвиняемого, особенно с точки зрения презумпции невиновности и в целом его личных отношений и интересов. Такая тайна оправдана также необходимостью защиты процесса формирования мнения и процесса принятия решений в судебных органах.

Хотя оспариваемая статья открыто не поддержала ту точку зрения, что обвиняемый действовал умышленно, она, тем не менее, была направлена на то, чтобы нарисовать крайне негативный образ последнего, усиливая некоторые тревожные аспекты его личности и заключив, что он делал "всё, что было в его силах, чтоб сделать невозможной свою защиту".

Публикация статьи, ориентированной подобным образом, во время продолжения следствия влекла риск оказания влияния на проведение разбирательства тем или иным способом, потенциально затрагивая работу следственного судьи, решения представителей обвиняемого, позиций сторон, требующих возмещения ущерба, или объективность любого суда, призванного рассматривать дело, независимо от его состава.

От властей нельзя ожидать представления ex post facto* (* Ex post facto (лат.) - после свершившегося факта, действие (закона) с обратной силой (примеч. переводчика).) доказательств того, что публикация действительно повлияла на данное разбирательство. Риск оказания влияния на разбирательство сам по себе оправдывает принятия внутригосударственными властями сдерживающих мер, таких как запрет раскрытия секретной информации.

Правомерность этих мер в соответствии с внутригосударственным законодательством и их совместимость с требованиями Конвенции должны допускать оценку в момент принятий мер, а не в свете, как полагал заявитель, последующего развития, раскрывающего действительное воздействие публикаций на суд, такого как состав суда первой инстанции.

Следовательно, Федеральный суд правильно указал в своем решении от 29 апреля 2008 г., что протоколы допросов и переписка обвиняемого "обсуждались в публичной сфере до заключения следствия (и) вне контекста способом, который мог повлиять на решения, принятые следственным судьей и судом первой инстанции".

(e) Влияние на личную жизнь обвиняемого. Уголовное разбирательство, возбужденное против заявителя кантональными органами преследования, соответствовало позитивному обязательству, которое имела Швейцария в соответствии со статьей 8 Конвенции по защите личной жизни обвиняемого.

Информация, раскрытая заявителем, была глубоко личной и даже медицинской по характеру, включая заявления врача обвиняемого и письма, направленные обвиняемым из места заключения следственному судье, ответственному за дело. Этот вид информации требовал наивысшего уровня защиты в соответствии со статьей 8 Конвенции. Данный вывод особенно важен, поскольку обвиняемый не был известен публике и один лишь факт того, что он подвергался уголовному расследованию, хотя и за тяжкое преступление, не оправдывал обращение с ним, как с публичной фигурой, которая добровольно подвергает себя публичности.

Когда оспариваемая статья была опубликована, обвиняемый находился в тюрьме и, следовательно, был в уязвимом положении. Кроме того, материалы дела не давали оснований полагать, что он был информирован о публикации и характере информации, содержавшейся в ней. Он также мог страдать от психических расстройство, что повышало его уязвимость. При таких обстоятельствах кантональным властям не может ставиться в вину мнение о том, что для исполнения их позитивного обязательства по защите права обвиняемого на уважение его личной жизни они не могли просто ожидать того, что последний проявит инициативу по возбуждению гражданского разбирательства против заявителя, и, соответственно, предприняли активный подход, включающий даже преследование.

(f) Пропорциональность примененной санкции. Обращение к уголовному преследованию и санкция, примененная к заявителю, не составляли непропорциональное вмешательство в осуществление его права на свободу выражения мнения. Заявитель первоначально был приговорен к месяцу лишения свободы с отсрочкой исполнения. Его наказание было впоследствии смягчено до штрафа в 4 000 швейцарских франков, который был назначен с учетом предыдущего поведения заявителя и не был им выплачен, но авансирован его работодателем. Эта санкция была назначена за нарушение тайны уголовного следствия, и ее цель в настоящем деле заключалась в защите надлежащего функционирования системы правосудия и права обвиняемого на справедливое судебное разбирательство и уважение его личной жизни.

При таких обстоятельствах нельзя утверждать, что подобная санкция могла иметь сдерживающее влияние на осуществление свободы выражения мнения заявителем или любым другим журналистом, желающим информировать публику о продолжающемся уголовном разбирательстве.

Постановление

По делу требования статьи 10 Конвенции нарушены не были (вынесено 15 голосами "за" и двумя - "против").