Постановление Европейского Суда по правам человека от 26 апреля 2016 г. Дело "Иззеттин Доган и другие против Турции" [Izzettin Dogan and Others v. Turkey] (жалоба N 62649/10) (Большая Палата Европейского Суда) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата Европейского Суда)

Дело "Иззеттин Доган и другие против Турции"
[Izzettin Dogan and Others v. Turkey]
(жалоба N 62649/10)

Постановление Суда от 26 апреля 2016 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

В июне 2005 года заявители, которые являются последователями алавитской веры, индивидуально обратились к премьер-министру с петициями, требуя, чтобы деятельность, связанная с обрядами алавитской веры, считалась публичной службой, чтобы алавитские культовые места (cemevis) получили статус мест поклонения, чтобы алавитские религиозные лидеры принимались на государственную службу и в бюджете была отведена статья на исповедание алавитской веры. Департамент связей с общественностью премьер-министра ответил, что невозможно удовлетворить их ходатайства. Почти 2 000 человек, включая заявителей, впоследствии подали обращение о судебной проверке отказа в административный суд. В июле 2007 года административный суд отклонил обращение, указав, что отказ административных органов соответствовал действующему законодательству. Заявители подали кассационную жалобу, которая была отклонена Верховным административным судом.

В своей жалобе в Европейский Суд заявители ссылались на нарушение статьи 9 Конвенции в связи с отклонением ходатайств о распространении религиозной публичной службы на последователей алавитской веры. Они также жаловались на нарушение требований статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 9 Конвенции, ссылаясь на то, что члены алавитской общины получали менее благоприятное обращение, чем граждане, принадлежащие к суннитской ветви ислама.

25 ноября 2014 г. Палата Европейского Суда решила уступить юрисдикцию в пользу Большой Палаты Европейского Суда.

Вопросы права

По поводу соблюдения статьи 9 Конвенции. Обжалуемый отказ, составлявший отрицание религиозного характера алавитской веры, представлял собой вмешательство в право заявителей на свободу религии. Европейский Суд признал, что данное вмешательство было "предусмотрено законом" и преследовало законную цель, а именно защиты общественного порядка.

Власти государства-ответчика выдвинули несколько доводов в оправдание этого вмешательства. Они указали, что: (a) соблюдали обязанность нейтралитета в отношении религий; (b) несмотря на ограничения, установленные законом, алавиты могли осуществлять свою свободу религии беспрепятственно; (c) внутригосударственные органы пользовались определенной дискрецией в этом вопросе; (d) имелись значительные расхождения относительно определения, ресурсов, ритуалов, церемоний и правил алавизма в Турции.

Европейский Суд рассмотрел все эти доводы с целью определить, являются ли они "относимыми и достаточными" и был ли данный отказ "пропорциональным преследуемым законным целям".

(a) Обязанность государства сохранять нейтралитет и беспристрастность в отношении последователей алавитской веры. Хотя конституция Турции гарантирует принцип секуляризма, который запрещает государству отдавать предпочтение конкретной религии или вере, отношение турецкого государства к алавитской вере нарушало право алавитской общины на автономное существование, которое находится в основе гарантий статьи 9 Конвенции. Такое отношение со стороны государственных органов не учитывало особые характеристики алавитской общины и повлекло отнесение последней к категории религиозных групп, охватываемых Законом N 677* (* Закон N 677 от 30 ноября 1925 г. о закрытии дервишских монастырей и гробниц, упразднении должности хранителя гробниц и упразднении и запрете определенных должностей.), что сопровождалось значительными запретами. Это было несовместимо с обязанностью государства по сохранению нейтралитета и беспристрастности и правом религиозных общин на автономное существование.

(b) Свободное исповедание алавитами своей веры. Закон N 677 установил ряд существенных запретов в отношении этих религиозных групп, которые относились, например, к использованию титула "деде" (означающего алавитского духовного лидера) и к определению помещения для суфийских практик. Эти практики были запрещены и наказывались лишением свободы и штрафом. Европейский Суд выразил серьезные сомнения относительно способности религиозной группы, которая так характеризовалась, свободно исповедовать свою веру и давать указания своим последователям без нарушения вышеупомянутого законодательства.

Кроме того, в дополнение к отказу признать cemevis местами культа алавиты сталкивались с многочисленными другими проблемами, которые затрагивали не только организацию религиозной жизни общины, но и права родителей-алавитов, чьи дети посещали начальную и среднюю школы. Европейский Суд ранее указывал, что система образования Турции не была достаточно приспособленной для обеспечения уважения к убеждениям родителей-алавитов* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Мансур Ялчын и другие против Турции" (Mansur Yalcin and Others v. Turkey) от 16 сентября 2014 г., жалоба N 21163/11, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 177 (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 12 (примеч. редактора)).).

Вместе с тем отсутствие ясной правовой базы, регулирующей непризнанные религиозные меньшинства, такие как алавитская вера, вызвало многочисленные дополнительные правовые, организационные и финансовые проблемы в отношении возможности строить культовые места, получать пожертвования или субсидии и иметь доступ к судам. Религиозные общины, пытающиеся действовать в качестве фонда или ассоциации, сталкиваются с многочисленными правовыми препятствиями.

Поэтому Европейский Суд не был убежден в том, что свобода исповедовать свою веру, которую власти сохраняли за алавитской общиной, позволяла этой общине полностью использовать свои права, предусмотренные статьей 9 Конвенции.

(c) Пределы усмотрения. Обязанность государства по соблюдению нейтралитета и беспристрастности исключила его право определять, какие религиозные убеждения или средства, используемые для выражения таких убеждений, были правомерными. Право, предусмотренное в статье 9 Конвенции, было бы в значительной степени теоретическим и иллюзорным, если бы степень дискреции, предоставленная государствам, позволяла им толковать понятие религиозной конфессии столь ограничительно, чтобы лишить нетрадиционную и миноритарную форму религии, такую как алавитскую веру, правовой защиты.

(d) Отсутствие консенсуса в алавитской общине. То обстоятельство, что в алавитской общине была дискуссия относительно основных заповедей алавитской веры и требований алавитской общины, не изменял тот факт, что это была религиозная община с правами, защищенными статьей 9 Конвенции. Существование внутренней дискуссии не являлось основанием для обжалуемого отказа, особенно поскольку государство-ответчик имело возможность выявить и объединить требования, общие для всех алавитов, и возник явный консенсус по вопросам, относящимся к автономии алавитской общины и фундаментальным элементам веры.

Таким образом, в отсутствие относимых и достаточных причин, оправдывающих признание, которое позволило бы членам алавитской общины эффективно использовать их право на свободу религии, власти государства-ответчика вышли за пределы своего усмотрения. Следовательно, обжалуемое вмешательство не могло считаться необходимым в демократическом обществе.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции (вынесено 12 голосами "за" и пятью - "против").

По поводу соблюдения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 9 Конвенции. Обжалуемые факты относятся к сфере действия статьи 9 Конвенции, а "религия" особо упомянута в статье 14 Конвенции в качестве запрещенного признака дискриминации. Таким образом, статья 14 Конвенции применима к фактам дела.

Согласно законодательству Турции религиозная публичная служба возможна для последователей мажоритарного (суннитского) понимания ислама, тогда как алавиты лишены этой службы и соответствующего статуса. Независимо от места, которое занимает алавизм в мусульманской теологии, нет сомнений в том, что это религиозная вера, имеющая глубокие корни в турецком обществе и истории. Алавиты образуют религиозную общину, которая имеет отличительные особенности во многих сферах, включая теологическую доктрину, основные религиозные обряды, культовые места и образование. Потребности их последователей в отношении признания и предоставления религиозной публичной службы их общины представлялись сопоставимыми с нуждами тех, для кого религиозная служба рассматривается как публичная. Таким образом, заявители как алавиты находились в сопоставимой ситуации по отношению к бенефициарам религиозной публичной службы, предоставляемой Департаментом по делам религии (RAD).

Право на свободу религии, защищенное статьей 9 Конвенции, охватывает свободу совместно с другими или индивидуально исповедовать свою религию публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов. Соответственно, заявители сталкивались с менее благоприятным обращением, чем бенефициарии религиозной публичной службы, хотя и находились в сопоставимой ситуации.

Основной аргумент, на который ссылались власти государства-ответчика в оправдание различия в обращении, опирался на теологическую дискуссию относительно места алавитской веры в мусульманской религии. Данный подход был несовместим с обязанностью государства по сохранению нейтралитета и беспристрастности и явно выходил за пределы усмотрения государства при выборе форм сотрудничества с различными конфессиями. В частности, существовал очевидный дисбаланс между ситуацией заявителей и лиц, которые извлекали выгоду из религиозной публичной службы, особенно относительно применимых правовых режимов и права на государственные субсидии. Европейский Суд не усмотрел, почему сохранение светского характера государства должно обусловить религиозную природу алавитской веры и ее полное отстранение от выгод религиозной публичной службы.

В свете соображений, изложенных в контексте статьи 9 Конвенции, Европейский Суд также усомнился в том, ясно ли определяла турецкая система правовой статус религиозных конфессий и особенно алавитской веры. Алавитская община была лишена правовой защиты, которая позволила бы ей эффективно использовать ее право на свободу религии. Кроме того, правовой режим, регулирующий религиозные конфессии, по-видимому, не имел нейтральных критериев и был фактически недоступен для алавитов, поскольку не предлагал гарантий, способных обеспечить то, что он не станет источником дискриминации де-юре и де-факто в отношении приверженцев других религий или конфессий. В демократическом обществе, основанном на принципах плюрализма и уважения культурного разнообразия, любое различие по признакам религии или убеждений требовало веских причин в оправдание.

Какая бы форма сотрудничества с различными религиозными общинами ни была избрана, государство обязано предусмотреть объективные и недискриминационные критерии, чтобы религиозные общины, которые этого пожелают, получили справедливую возможность обратиться за статусом, который предоставляет религиозным конфессиям определенные преимущества.

В итоге, с учетом существования алавитской общины с глубокими корнями в турецком обществе и истории важности правового признания этой общины, неспособности государства-ответчика обосновать явный дисбаланс между статусом, предоставленным пониманию ислама большинством населения в форме религиозной публичной службы, и почти бланкетным отстранением алавитской общины от этой службы, а также отсутствия компенсаторных мер выбор, сделанный государством-ответчиком, представляется Европейскому Суду явно несоразмерным преследуемой цели. Различие в обращении, которому заявители подверглись в качестве алавитов, не имело поэтому объективного и разумного оправдания.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции (вынесено 16 голосами "за" и пятью - "против").

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Установление факта нарушения составляет достаточную справедливую компенсацию морального вреда.