Постановление Европейского Суда по правам человека от 23 февраля 2016 г. Дело "Y.Y. против Российской Федерации" (Жалоба N 40378/06) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Y.Y.
против Российской Федерации"
(Жалоба N 40378/06)

Постановление Суда

Страсбург, 23 февраля 2016 г.

По делу "Y.Y. против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), рассматривая дело Палатой в составе:

Луиса Лопеса Герры, Председателя Палаты,

Хелены Ядерблан,

Хелен Келлер,

Йоханнеса Силвиса,

Дмитрия Дедова,

Пере Пастора Вилановы,

Алены Полачковой, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 26 января 2016 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 40378/06, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданкой Российской Федерации Y.Y. (далее - заявительница) 9 ноября 2006 г. Председатель Секции по собственной инициативе приняла решение о том, что имя заявительницы не подлежит разглашению (пункт 4 правила 47 Регламента Суда).

2. Интересы заявительницы представлял Д.Г. Бартенев, адвокат, практикующий в г. Санкт-Петербурге. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявительница утверждала, в частности, что личная медицинская информация в отношении нее была собрана, рассмотрена и передана одним государственным органом другому без ее согласия.

4. 17 января 2012 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявительница родилась в 1966 году и проживает в г. Санкт-Петербурге.

6. В апреле 2003 года заявительница преждевременно родила двойню в родильном доме в г. Санкт-Петербурге (далее - родильный дом). Первый ребенок скончался спустя девять часов после рождения. Другой ребенок, которого доставили в отделение реанимации и интенсивной терапии в одну из детских больниц г. Санкт-Петербурга (далее - детская больница) спустя 20 часов после рождения, выжил. Заявительница считала, что ее дочь могла бы выжить, если бы ее также срочно доставили в отделение реанимации и интенсивной терапии в детской больнице.

7. 25 мая 2003 г. мать заявительницы Д. направила телеграмму Президенту Российской Федерации следующего содержания:

"...новорожденные умирают из-за задержек при оказании неотложной медицинской помощи. В реанимационных отделениях отсутствуют места. [Больницы] имеют списки ожидания - жестокая практика. Таким образом... в апреле в... утра в роддоме N... родились [мои] внуки, двойняшки... Они были десятыми в очереди. [Моя] внучка... не дождалась очереди, и скончалась через 10 часов* (* В предыдущем параграфе говорилось о девяти часах (примеч. редактора).). [Мой] внук... был госпитализирован 20 часов спустя после его рождения и помещен в реанимационное отделение детской больницы N .. в очень тяжелом состоянии... Смерть [моей внучки] потрясла нашу семью. Мы не могли себе представить, что можно было не оказать экстренную медицинскую помощь новорожденному ребенку... Является ли очередь результатом халатности или отсутствия уголовной ответственности? Прошу [Вас] принять меры. Детская больница N... нуждается в срочной помощи...".

8. 15 июня и 1 августа 2003 г. Д. направила еще две телеграммы Президенту Российской Федерации, сообщая:

"Я информирую Вас уже второй раз, что срочная неонатальная реанимация для недоношенных детей в г. Санкт-Петербурге осуществляется на основе очереди. Кто несет ответственность за гибель этих детей? Я прошу, чтобы эта проблема была рассмотрена на заседаниях органов государственной власти Российской Федерации и Государственной Думы...".

"Я связываюсь с Вами уже в третий раз по поводу гибели недоношенных новорожденных в г. Санкт-Петербурге... [Я] считаю, что наличие очереди в реанимацию является преступлением... Жду [Вашего] ответа о принятых мерах...".

9. Администрация Президента Российской Федерации направила телеграммы в Министерство здравоохранения Российской Федерации (далее - министерство) для проверки. Министерство просило Комитет по здравоохранению при Администрации г. Санкт-Петербурга (далее - комитет) рассмотреть заявление и принять необходимые меры.

10. Комитет назначил экспертизу, которая была проведена комиссией, состоящей из главного неонатолога комитета и заведующего кафедрой педиатрии факультета послевузовского образования Санкт-Петербургской государственной педиатрической медицинской академии. Экспертиза проводилась на основе медицинских карт заявительницы и ее детей, которые были получены из родильного дома и детской больницы. Результаты экспертизы были изложены в рецензии, которая, в основном, касалась развития и лечения ребенка, который скончался. В частности, в рецензии сообщалось, что младенец был рожден преждевременно, на 31-й неделе восьмой беременности и во время первых родов. Анализ крови заявительницы указывал на возможность пренатальной вирусной инфекции, и клинически ей был поставлен диагноз преждевременных родов (на 31 неделе), с респираторным дистресс-синдромом и ателектазом. Вскрытие показало умеренную интерстициальную эмфизему легких ребенка, которая стала непосредственной причиной смерти. Был сделан вывод о том, что девочка родилась с тяжелым респираторным дистресс-синдромом, осложненным синдромом утечки воздуха, и что она получила лечение, которое было полностью адекватным, учитывая тяжесть состояния и характер заболевания. Такие случаи имеют риск гибели не менее 80% в дополнение к риску тяжелой инвалидности, и скорейший перевод в детскую больницу не является гарантией выживания или положительного результата. В рецензии было отмечено, что второй ребенок также страдал от респираторного дистресс-синдрома, но в гораздо меньшей степени. Эксперты не сделали каких-либо существенных замечаний о лечении, которое он получил в родильном доме или детской больнице.

11. 5 сентября 2003 г. исполняющий обязанности главы комитета направил рецензию в министерство с сопроводительным письмом.

12. 12 сентября 2003 г. в ответ на телеграммы комитет сообщил Д. о результатах экспертного исследования медицинских карт двойняшек, кратко пересказав выводы рецензии. Комитет отметил, что результаты рассмотрения ее заявления были доведены до сведения министерства.

13. В ту же дату комитет направил в министерство копию его ответа Д. и уведомил министерство, что согласно заключению комиссии, созданной родильным домом, где родились двойняшки, причиной преждевременных родов заявительницы была ее подорванная акушерско-гинекологическая история, в частности, семь искусственных абортов и имевшаяся у нее инфекция урогенитального микоплазмоза. Письмо от 12 сентября 2003 г. стало предметом иска заявительницы против комитета, о котором отсутствует какая-либо дополнительная информация.

14. 3 декабря 2003 г. заявительница получила письмо от комитета, аналогичное письму от 12 сентября 2003 г., которое он направил Д., с указанием, в частности, что медицинские документы детей были изучены группой экспертов. Представляется, что в просьбе заявительницы о получении копии рецензии было отказано, и данный отказ стал предметом отдельного иска заявительницы против комитета. В ходе этого разбирательства 30 ноября 2004 г. заявительница получила копию рецензии и письмо комитета министерства от 5 сентября 2003 г.

15. 25 февраля 2005 г. заявительница инициировала новое разбирательство в отношении комитета, требуя признать, что его действия были неправомерными в том, что он собрал и изучил ее медицинскую историю и ее детей, и направил доклад, содержащий личные данные министерству, не получив от нее согласия. Она требовала объявить рецензию и письмо от 5 сентября 2003 г. недействительными. Заявительница указала, что не просила комитет изучать качество медицинского лечения, которое она и ее дети получили, или установить причину смерти дочери. Она утверждала, что комитет вмешался в ее личную жизнь путем раскрытия без ее согласия конфиденциальной информации значительному количеству лиц, включая сотрудников комитета и министерства, которые имели дело с корреспонденцией, и других сотрудников. Она ссылалась на статью 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, которая запрещает разглашение врачебной тайны без согласия пациента. Заявительница утверждала, что положения статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан содержат исчерпывающий перечень исключений из этого общего правила и что оспариваемые действия комитета не подпадали ни под одно из них.

16. 14 декабря 2005 г. Куйбышевский районный суд г. Санкт-Петербурга отклонил ее иск. Главный неонатолог, который был допрошен в качестве свидетеля, заявил, что он действовал в рамках своих полномочий и что он не имел возможности проверить обвинения Д., не получив рассматриваемые медицинские документы. Главный неонатолог также подчеркнул, что он привлек медицинских специалистов для рассмотрения этих документов, а также что отсутствовало раскрытие информации, содержавшейся в этих медицинских документах. Представитель комитета отверг доводы заявительницы.

17. Районный суд признал, что министерство просило комитет рассмотреть утверждения, изложенные в телеграммах Д. Министерство имело право запрашивать материалы комитета, который, в свою очередь, имел соответствующую обязанность предоставить подробную информацию. Медицинские документы заявительницы были изучены врачами с соблюдением конфиденциальности. Именно рецензия, подготовленная в результате этого изучения, а не медицинские документы заявительницы как таковые были переданы в министерство.

18. Исходя из вышеизложенного районный суд постановил, что права заявительницы, гарантированные статьей 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, не были нарушены.

19. Районный суд также отметил, что заявительница подала свой иск 25 февраля 2005 г., хотя она узнала, что медицинские документы детей были получены без ее согласия 3 декабря 2003 г. из письма комитета в указанную дату. Районный суд не усмотрел уважительных причин для невозможности подать ею жалобу в течение установленного законом срока. И, наконец, он отклонил ее ходатайство об отдельном определении запретить предположительно существовавшую распространенную практику комитета получать медицинские документы без согласия пациентов.

20. Ходатайство заявительницы о разъяснении решения, в частности, для получения информации, была ли ее жалоба отклонена по существу или из-за несоблюдения установленного срока, было отклонено 20 января 2006 г. районным судом, который счел, что судебное решение было четко сформулировано и не допускало иных толкований. Заявительница не обжаловала это решение.

21. Заявительница обжаловала решение, ссылаясь на статью 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан и, в частности, на исчерпывающий перечень исключений из общего положения о нераскрытии конфиденциальной медицинской информации без согласия пациентов. Заявительница утверждала, что ее собственные медицинские документы и ее детей были собраны и изучены без ее согласия должностными лицами комитета, действовавшими ultra vires* (* Ultra vires (лат.) - вне сферы компетенции, с превышением правомочий (примеч. переводчика).), а не ее лечащими врачами, которые были обязаны соблюдать врачебную тайну. Рецензия содержала конфиденциальную медицинскую информацию, передача которой в министерство без ее согласия была незаконной. Тот факт, что личные медицинские документы заявительницы были рассмотрены в дополнение к документам ее детей, стал ей известен после 3 декабря 2003 г. Трехмесячный срок для подачи ее жалобы начался 30 ноября 2004 г., когда она получила копию рецензии. Следовательно, она соблюла срок для подачи жалобы.

22. 14 марта 2006 г. Санкт-Петербургский городской суд отклонил кассационную жалобу заявительницы и полностью поддержал выводы районного суда.

II. Соответствующие внутригосударственные законодательство и практика

A. Конституция Российской Федерации

23. Конституция Российской Федерации содержит следующие положения:

"Статья 23

1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени.

Статья 24

1. Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются.

Статья 4* (* Такая последовательность в тексте (примеч. редактора).)

...2. Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации...

Статья 15

1. Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации...".

24. Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 23 июня 2005 г. N 300-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Иноземцева Евгения Васильевича на нарушение его конституционных прав статьей 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан" (примеч. редактора).) указал, в частности, что статья 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан установила специальный режим для разглашения конфиденциальной медицинской информации, который исключает возможность получения информации по требованию третьих лиц, и тем самым защищает конституционное право в соответствии с частью 1 статьи 24 Конституции Российской Федерации о конфиденциальности сведений, касающихся частной жизни лица.

B. Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан

25. Согласно Основам законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (Федеральный закон от 22 июля 1993 г. N 5487-1, действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела и до 2012 года) Министерство здравоохранения Российской Федерации и органы здравоохранения республик, областей и городов Москвы и Санкт-Петербурга являлись частью государственной системы здравоохранения (статья 12). Они несли ответственность за обеспечение прав граждан в области охраны здоровья (статья 2).

26. Статья 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан гласила:

"Информация о факте обращения за медицинской помощью, состоянии здоровья гражданина, диагнозе его заболевания и иные сведения, полученные при его обследовании и лечении, составляют врачебную тайну. Гражданину должна быть подтверждена гарантия конфиденциальности передаваемых им сведений.

Не допускается разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении профессиональных, служебных и иных обязанностей, кроме случаев, установленных частями третьей и четвертой настоящей статьи.

С согласия гражданина или его законного представителя допускается передача сведений, составляющих врачебную тайну, другим гражданам, в том числе должностным лицам, в интересах обследования и лечения пациента, для проведения научных исследований, публикации в научной литературе, использования этих сведений в учебном процессе.

Предоставление сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина или его законного представителя допускается:

1) в целях обследования и лечения гражданина, не способного из-за своего состояния выразить свою волю;

2) при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и поражений;

3) по запросу [различных следственных] органов или суда в связи с проведением расследования или судебным разбирательством;

4) в случае оказания помощи несовершеннолетнему в возрасте до 15 лет для информирования его родителей или законных представителей;

5) при наличии оснований, позволяющих полагать, что вред здоровью гражданина причинен в результате противоправных действий.

Лица, которым в установленном законом порядке переданы сведения, составляющие врачебную тайну, наравне с медицинскими и фармацевтическими работниками с учетом причиненного гражданину ущерба несут за разглашение врачебной тайны дисциплинарную, административную или уголовную ответственность в соответствии с [применимым] законодательством".

27. В обзоре практики Верховного Суда Российской Федерации за третий квартал 2005 года, утвержденном 23 ноября 2005 г. Президиумом Верховного Суда (раздел "Иные правовые вопросы", вопрос N 24 о возможности предоставления конфиденциальной медицинской информации судье, адвокату или депутату), было подтверждено конституционное право на неприкосновенность частной жизни и право на конфиденциальность сведений, касающихся личности, частной жизни, гарантированные статьями 23 и 24 Конституции России соответственно. Верховный Суд Российской Федерации далее ссылался на части 1 и 3 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан и утверждал, что передача конфиденциальной медицинской информации допускается только с согласия лица или его законного представителя. Исключения из этого общего правила включали, в частности, передачу конфиденциальной медицинской информации в связи с проводимым расследованием или судебным разбирательством по просьбе официальных органов следствия, прокурора или суда (пункт 3 части 4 статьи 61 Основ законодательства). Он пришел к выводу, что в связи с расследованием или судебным разбирательством конфиденциальная медицинская информация может быть предоставлена суду без согласия лица или его законного представителя, но не может быть предоставлена адвокату или депутату.

28. В Положении о Министерстве здравоохранения (действовавшем в период, относящийся к обстоятельствам дела, однако утратившем силу в 2005 году), принятом Постановлением Правительства Российской Федерации от 29 апреля 2002 г. N 284, устанавливались следующие функции министерства в соответствии с возложенными на него задачами: рассмотрение обращений граждан (пункт 6.3); координация деятельности федеральных органов исполнительной власти и органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации и запрос в установленном порядке у федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, организаций государственной, муниципальной и частной систем здравоохранения, других юридических и физических лиц сведений, необходимых для осуществления возложенных на министерство задач и функций (пункты 7.1 и 7.4).

29. Согласно Положению о Комитете по здравоохранению, принятому Распоряжением губернатора г. Санкт-Петербурга от 23 декабря 1996 г. N 46-Р и действовавшему в период, относящийся к обстоятельствам дела, к ведению комитета относился контроль за качеством предоставляемой населению медицинской помощи, качеством фармацевтической продукции и изделий медицинского назначения (пункт 2.2). Он также имел полномочия взаимодействовать с органами государственной власти и местного самоуправления, предприятиями, учреждениями, организациями, а также должностными лицами и гражданами, рассматривать обращения граждан и принимать по ним необходимые меры.

30. Согласно Указу Президиума Верховного Суда СССР от 12 апреля 1968 г. N 2534-VII "O порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан" (действовавшему в период, относящийся к обстоятельствам дела, однако утратившему силу в 2006 году) все государственные и общественные органы должны были обеспечивать необходимые условия для осуществления предоставленного и гарантированного гражданам СССР права обращаться с предложениями, заявлениями и жалобами в письменной и устной форме. Государственные органы обязаны принимать и разрешать предложения, заявления и жалобы граждан (пункт 1). Они должны внимательно разбираться в их существе, в случае необходимости истребовать нужные документы, направлять работников на места для проверки и принимать другие меры для объективного разрешения вопроса, выносить обоснованные решения и обеспечивать своевременное и правильное исполнение этих решений, сообщать гражданам о решениях (пункт 7).

31. Согласно приказу "О совершенствовании контроля качества медицинской помощи населению Российской Федерации" (действовавшему в период, относящийся к обстоятельствам дела, однако утратившему силу в 2007 году), принятому совместным приказом Министерства здравоохранения и Федерального фонда обязательного медицинского страхования 24 октября 1996 г. N 363/77, экспертиза процесса оказания медицинской помощи, как правило, проводится по медицинской документации пациента (пункт 2.3). Экспертному контролю обязательно подлежали случаи летальных исходов (пункт 2.4).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

32. Заявительница жаловалась, что Комитет по здравоохранению г. Санкт-Петербурга собрал и изучил медицинские документы ее и ее детей и направил рецензию, содержавшую результаты экспертизы, Министерству здравоохранения без ее согласия. Она ссылалась на статью 8 Конвенции, которая предусматривает:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Приемлемость жалобы

33. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Имело ли место вмешательство в право заявительницы на уважение личной жизни

34. Власти Российской Федерации отрицали любое вмешательство в право заявительницы на уважение личной жизни. Они утверждали, что органы власти не могли оставаться равнодушными после серьезного заявления матери заявительницы в ситуации, когда один из детей заявительницы скончался, а другой предположительно получил неадекватное лечение. Документы, содержавшие медицинскую информацию о заявительнице и ее детях, были изучены также по просьбе матери заявительницы. Сообщение результатов этой экспертизы министерству, надзорному государственному органу, не может являться распространением информации или вмешательством в частную жизнь заявительницы.

35. В своих дополнительных замечаниях власти Российской Федерации отметили, что заявительница сама подала сходные жалобы с теми, которые подала ее мать в Администрацию Президента Российской Федерации. Власти Российской Федерации указали, что Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан не требуют, чтобы согласие на запрос о предоставлении доступа к медицинской информации было явным. Они также отметили, что заявительница не просила, чтобы заседание суда по ее гражданскому делу было закрытым.

36. Заявительница настаивала на своей жалобе, подчеркивая, что медицинские документы содержали частную и крайне деликатную информацию, особенно информацию о ее терапевтических абортах. Она также утверждала, что жалобы на ненадлежащее оказание медицинской помощи были сделаны не ею, а ее матерью.

37. Европейский Суд отмечает, что в ходе внутригосударственного гражданского судебного разбирательства не было установлено, что заявительница подала жалобы, сходные с жалобами ее матери, или что Комитет по здравоохранению действовал по ее ходатайству. Власти Российской Федерации не предоставили каких-либо доказательств в поддержку своего заявления об обратном (см. § 35 настоящего Постановления). Стороны не оспаривали во время гражданского разбирательства, что рассматриваемые действия комитета были инициированы жалобами матери заявительницы. Европейский Суд, следовательно, рассмотрит дело на основании жалоб, поданных не заявительницей, а третьим лицом.

38. Европейский Суд напоминает, что личная информация, относящаяся к пациенту, относится к сфере его или ее личной жизни (см. в качестве примера Постановление Европейского Суда по делу "I. против Финляндии" (I. v. Finland) от 17 июля 2008 г., жалоба N 20511/03, § 35, и Постановление Европейского Суда по делу "L.L. против Франции" (L.L. v. France), жалоба N 7508/02, § 32, ECHR 2006-XI). Защита персональных данных, особенно медицинских данных, имеет фундаментальное значение для осуществления лицом права на уважение личной и семейной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции. Соблюдение конфиденциальности сведений о здоровье является ключевым принципом правовых систем всех государств - участников Конвенции. Важно не только соблюдать чувство уединения пациента, но и сохранить его или ее доверие к медицинской профессии и медицинскому обслуживанию в целом (см. Постановление Европейского Суда по делу "Z. против Финляндии" (Z. v. Finland) от 25 февраля 1997 г., § 95, Reports of Judgments and Decisions 1997-I, Постановление Европейского Суда по делу "P. и S. против Польши" (P. аnd S. v. Poland) от 30 октября 2012 г., жалоба N 57375/08, § 128, и Постановление Европейского Суда по делу "L.H. против Латвии" (L.H. v. Latvia) от 29 апреля 2014 г., жалоба N 52019/07, § 56). Без такой защиты подобная информация личного и интимного характера нуждающихся в медицинской помощи лиц не может быть раскрыта, в том числе для получения адекватного лечения и вообще медицинской помощи, даже при угрозе их собственному здоровью и, в случае инфекционных заболеваний, здоровью других людей. В связи с этим внутригосударственное законодательство должно предоставлять соответствующие гарантии для предотвращения передачи или разглашения персональных данных о состоянии здоровья, которые могут быть несовместимы с гарантиями по статье 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Z. против Финляндии").

39. Европейский Суд ранее устанавливал, что разглашение больницей без согласия пациента медицинских документов, содержащих весьма личные и деликатные сведения о пациенте, включая информацию, касающуюся аборта, органам социального страхования и, следовательно, более широкому кругу государственных служащих, является вмешательством в права пациента на неприкосновенность частной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "M.S. против Швеции" (M.S. v. Sweden) от 27 августа 1997 г., § 35, Reports 1997-IV). Раскрытие медицинских данных медицинскими учреждениями прокуратуре и работодателю пациента, сбор медицинских данных пациента учреждением, ответственным за контроль качества медицинской помощи, как также было установлено, представляют собой вмешательство в право на уважение частной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "Авилкина и другие против Российской Федерации" (Avilkina and Others v. Russia) от 6 июня 2013 г., жалоба N 1585/09* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2014. N 1 (примеч. редактора).), § 32, Постановление Европейского Суда по делу "Раду против Республики Молдова" (Radu v. Republic of Moldova) от 15 апреля 2014 г., жалоба N 50073/07, § 27, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда от по делу "L.H. против Латвии", § 33 соответственно).

40. В настоящем деле медицинские документы заявительницы и ее детей были собраны и изучены Комитетом по здравоохранению г. Санкт-Петербурга, действующим по требованию Министерства здравоохранения Российской Федерации после жалобы матери заявительницы. Рецензия, подготовленная комитетом и направленная в министерство, содержала информацию из этих документов, в частности, информацию частного и конфиденциального характера о заявительнице, в том числе и о количестве ее предыдущих беременностей без родов. На любом этапе этого процесса отсутствовало обращение или получение согласия заявительницы.

41. Следовательно, оспариваемые действия составляли вмешательство в право заявительницы на уважение личной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции.

42. Остается установить, было ли вмешательство оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 8 Конвенции.

2. Было ли вмешательство оправданным

(a) Доводы сторон

(i) Власти Российской Федерации

43. Власти Российской Федерации утверждали, что, совершая оспариваемые действия, государство исполнило свое позитивное обязательство согласно статье 8 Конвенции, поскольку преследовало законную цель защиты здоровья и прав граждан. Власти действовали в полном соответствии с законодательством, которое предусматривает, что Министерство здравоохранения Российской Федерации имеет право запрашивать материалы у Комитета по здравоохранению г. Санкт-Петербурга, а комитет, соответственно, обязан предоставлять в ответ в министерство подробную информацию. Власти Российской Федерации ссылались на Положение о Министерстве здравоохранения, принятое Постановлением Правительства Российской Федерации от 29 апреля 2002 г. N 284 (см. § 28 настоящего Постановления), Положение о Комитете по здравоохранению, принятое Распоряжением губернатора г. Санкт-Петербурга от 23 декабря 1996 г. N 46-Р (см. § 29 настоящего Постановления), Указ Президиума Верховного Суда СССР от 12 апреля 1968 г. N 2534-VII "O порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан" (см. § 30 настоящего Постановления), приказ "О совершенствовании контроля качества медицинской помощи населению Российской Федерации", принятый совместным приказом Министерства здравоохранения и Федерального фонда обязательного медицинского страхования 24 октября 1996 г. N 363/77 (см. § 31 настоящего Постановления).

44. Дополнительно власти Российской Федерации настаивали, что сбор медицинской информации заявительницы без ее согласия был законным в соответствии с пунктом 5 части 4 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (см. § 26 настоящего Постановления), поскольку имелись основания полагать, что лицу может быть причинен вред в результате незаконных действий.

45. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что информация относительно медицинской помощи, оказанной заявительнице и ее детям, не стала известна общественности. Она стала известна ограниченному кругу медицинских экспертов, несущих обязательство по хранению врачебной тайны в соответствии с частью 2 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан. Отсутствовали какие-либо доказательства того, что медицинская информация о заявительнице стала доступна широкому кругу государственных служащих. Это отличает настоящее дело от дела "Авилкина и другие против Российской Федерации" (упоминавшееся выше), в котором медицинская информация о заявительнице была передана следственным органам без ее согласия. Ссылаясь на дело "M.S. против Швеции" (упоминавшееся выше, §§ 17, 42 и 43 настоящего Постановления), в котором Европейский Суд не установил нарушение статьи 8 Конвенции в связи с передачей медицинских документов заявителя больницей в орган социального страхования, власти Российской Федерации полагали, что в деле заявительницы был соблюден "баланс справедливости".

(ii) Заявительница

46. Признавая, что власти преследовали законную цель защиты здоровья и прав других лиц, заявительница утверждала, что вмешательство не было "предусмотрено законом". Положение о Министерстве здравоохранения и указ о рассмотрении индивидуальных жалоб, на которые ссылались власти Российской Федерации, не содержат положений, которые бы наделяли органы здравоохранения полномочиями для получения медицинской информации без согласия пациента в случае поступления заявлений на ненадлежащее оказание медицинской помощи. Заявительница считала, что вышеуказанные постановления не были в достаточной мере предсказуемыми в их применении для достижения требования "качества закона" в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции. В любом случае правило конфиденциальности в отношении медицинской информации, четко определенное во внутригосударственном законодательстве, преобладало над этими положениями. Статьей 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан предусмотрен исчерпывающий перечень оснований для раскрытия медицинской информации без согласия пациента. Рассмотрение индивидуальных жалоб и заявлений на ненадлежащее оказание медицинской помощи отсутствует среди этих оснований.

47. Заявительница далее отмечала, что вмешательство не было пропорционально преследуемой цели. Телеграммы, направленные матерью заявительницы, были призваны привлечь внимание к проблеме, связанной с общим состоянием оказания медицинской помощи новорожденным в г. Санкт-Петербурге, а не с ее конкретной семейной ситуацией. Властям Российской Федерации не удалось указать каких-либо относимых и достаточных причин или какой-либо насущной социальной необходимости сбора и изучения медицинской документации заявительницы без ее согласия. Подробности и состояние ее интимного здоровья, в частности, ее терапевтические аборты и подозрение на урогенитальную инфекцию, были предоставлены широкому кругу должностных лиц комитета и министерства. Это унизило и оскорбило заявительницу, которая была юристом и имела дело с властями г. Санкт-Петербурга, в частности, Комитетом по здравоохранению, в своей профессиональной жизни. Заявительница полагала, что власти стремились найти объяснение смерти ее ребенка, а не отсутствию мест в детских больницах, специализирующихся в оказании экстренной медицинской помощи, что подтверждается письмом комитета министерству от 12 сентября 2003 г., в котором содержались не соответствующие действительности и порочащие сведения о ее урогенитальной микоплазмозной инфекции. Она узнала об этом письме на одном из заседаний суда, и оно стало предметом отдельного разбирательства, которое продолжается.

48. Наконец, заявительница утверждала относительно того, что информация из ее медицинских документов была направлена в Министерство здравоохранения, что власти Российской Федерации не указали какой-либо законной цели этого вмешательства. Возможно, рецензия была направлена в министерство для того, чтобы сообщить о результатах расследования смерти ребенка в контексте более общей проблемы, касающейся организации реанимации новорожденных в городе, однако письмо комитета от 12 сентября 2003 г. не имеет никакого отношения к утверждениям матери заявительницы.

(b) Мнение Европейского Суда

"Предусмотрено законом"

49. Европейский Суд напоминает, что формулировка "предусмотрено законом" требует, чтобы спорная мера имела некоторую основу во внутригосударственном законодательстве и была совместима с принципом верховенства права, который прямо упомянут в Преамбуле к Конвенции и воплощен в объекте и цели статьи 8 Конвенции. Таким образом, закон должен быть адекватно доступен и предсказуем, то есть сформулирован с достаточной точностью, позволяя лицу регулировать свои действия, при необходимости после соответствующей консультации (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "С. и Марпер против Соединенного Королевства" (S. and Marper v. United Kingdom), жалобы NN 30562/04 и 30566/04, § 95, ECHR 2008). Требование предсказуемости также означает предоставление лицам адекватного указания на обстоятельства и условия, при которых власти имеют полномочия принимать меры, оказывающие влияние на их права в соответствии с Конвенцией (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Фернандес Мартинес против Испании" (Fernndez Martnez v. Spain), жалоба  56030/07,  117, ECHR 2014 (извлечения)).

50. Функция разъяснения и толкования положений внутреннего законодательства относится в первую очередь к внутригосударственной судебной власти. Хотя Европейский Суд не в состоянии принять решение за суды государства-ответчика, и его полномочия по проверке соблюдения законодательства страны ограничены, Европейский Суд имеет функцию проверки обоснования, приведенного судебными органами, с точки зрения Конвенции. Для того, чтобы защитить человека от произвола, не является достаточным обеспечить формальную возможность состязательного разбирательства для проверки применения правовой нормы к его или ее делу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Крывицкая и Крывицкий против Украины" (Kryvitska and Kryvitskyy v. Ukraine) от 2 декабря 2010 г., жалоба N 30856/03, § 43, с дальнейшими отсылками). Внутригосударственные суды должны осуществлять содержательный анализ действий органов государственной власти, затрагивающих права, предусмотренные Конвенцией в соответствии с требованием законности (см. Постановление Европейского Суда по делу "C.G. и другие против Болгарии" (C.G. and Others v. Bulgaria) от 24 апреля 2008 г., жалоба N 1365/07, §§ 42-49).

51. Европейский Суд должен, следовательно, определить, было ли комитетом совершено вмешательство в право частной жизни заявительницы и имело ли место его рассмотрение в соответствии с требованиями пункта 2 статьи 8 Конвенции, изложенными выше.

52. Европейский Суд отмечает, что комитет не ссылался на какие-либо положения российского законодательства при совершении оспариваемых действий. В ходе последующего судебного рассмотрения дела было установлено, что эти действия соответствовали статье 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, федеральному закону, который предусматривал гарантии неразглашения конфиденциальной медицинской информации без согласия пациента (см. §§ 25 и 26 настоящего Постановления). Решающим является вопрос о том, в какой мере оспариваемые действия были предсказуемы для заявительницы.

53. По мнению внутригосударственных судов, гарантия о неразглашении конфиденциальной медицинской информации без согласия пациента не распространяется на ситуации, которые имели место в деле заявительницы (см. §§ 16-18 и 22 настоящего Постановления). Во-первых, гарантия не распространяется на разглашение такой информации комитетом министерству, так как последний являлся надзорным органом в государственной системе здравоохранения. Во-вторых, закон относится не к раскрытию информации из медицинской документации пациента, а к раскрытию документов самих по себе.

54. Европейский Суд отмечает, что гарантии, как они сформулированы в статье 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, содержат исчерпывающий перечень исключений из общего правила о неразглашении конфиденциальной медицинской информации без согласия пациента (см. § 26 настоящего Постановления). Это подтверждается практикой судов высших инстанций в отношении статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, толкуемых в свете конституционных прав (см. §§ 23-24 и 27 настоящего Постановления). Внутригосударственные суды в деле заявительницы в своих выводах не ссылались на какие-либо исключения из этого перечня. Предположение властей Российской Федерации о том, что оспариваемые действия покрывались исключением, установленным в пункте 5 части 4 статьи 61 (см. § 44 настоящего Постановления), выходит за пределы выводов российских судов. Оно не является частью дела на внутригосударственном уровне, и, следовательно, у Европейского Суда нет необходимости рассматривать его.

55. Европейский Суд далее отмечает, что в выводах об отсутствии нарушения конфиденциальности медицинских данных заявительницы в действиях комитета по сбору, изучению и раскрытию медицинских данных заявительницы министерству внутригосударственные суды опирались на общую обязанность комитета предоставить министерству подробную информацию в ответ на его требование. При этом они не ссылались на какие-либо положения российского законодательства, на которых могли быть основаны их выводы.

56. В своих доводах в Европейском Суде власти Российской Федерации предложили ряд законодательных положений, относящихся к общим полномочиям министерства и комитета, которые могли быть, по их мнению, относимыми (см. § 43 вместе с §§ 28-31 настоящего Постановления). Даже если предположить, что российские суды были намерены опираться на эти положения, Европейский Суд хотел бы отметить, что они не включали каких-либо специальных правил в отношении конфиденциальности медицинских данных и содержались в юридических документах, второстепенных по отношению к Основам законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (федеральный закон) или Конституции (см. статьи 4 и 15 Конституции Российской Федерации о верховенстве Конституции и федеральных законов в § 23 настоящего Постановления).

57. Европейский Суд далее отмечает, что определение конфиденциальной медицинской информации в статье 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан было основано на существе, а не форме информации. Таким образом, различие внутригосударственными судами раскрытия медицинской документации как таковой от раскрытия информации, полученной из медицинской документации, не имело никакого отношения к содержанию раскрываемой информации и не имело какой-либо правовой основы.

58. Учитывая вышеизложенные рассуждения, Европейский Суд приходит к выводу, что, несмотря на формальную возможность добиваться судебного пересмотра действий комитета, заявительница не имела минимальной степени защиты от произвола со стороны властей. Оспариваемые действия не создают предсказуемое применение соответствующего законодательства Российской Федерации.

59. Вмешательство в право заявительницы на уважение личной жизни, таким образом, не было предусмотрено законом в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции. Следовательно, Европейскому Суду не требуется рассматривать вопрос о том, преследовало ли это вмешательство законную цель и, если да, было ли оно соразмерным преследуемой цели.

60. Соответственно, имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции.

II. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

61. Заявительница жаловалась в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции на то, что разбирательство во внутригосударственных судах являлось несправедливым. В частности, суд первой инстанции неправильно постановил, что ее иск был подан за пределами установленного срока и в нарушение действовавших процессуальных норм, переложил бремя ответственности на нее, и что суд кассационной инстанции повторил постановление суда первой инстанции без указания собственных мотивов для отклонения кассационной жалобы заявительницы.

62. Однако принимая во внимание предоставленные ему материалы, и насколько обжалуемые вопросы относятся к его компетенции, Европейский Суд не усматривает в них признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней.

63. Следовательно, эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом "a" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

64. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

65. Заявительница требовала 5 000 евро в качестве возмещения морального вреда. Она утверждала, что в результате вмешательства властей в ее право на уважение частной жизни она испытала страдания, унижение и чувство неудовлетворенности, усугубленные отсутствием со стороны судебной системы признания незаконным характер вмешательства.

66. Власти Российской Федерации оспорили это требование.

67. Европейский Суд полагает, что заявительнице должен был быть причинен моральный вред, который не может быть компенсирован одним лишь установлением факта нарушения. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявительнице требуемую сумму в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению.

B. Судебные расходы и издержки

68. Заявительница также требовала 1 425 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде.

69. Власти Российской Федерации оспорили это требование, утверждая, что требуемая сумма была полностью выплачена и что в юридических услугах не было необходимости, поскольку заявительница сама была адвокатом.

70. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. Европейский Суд отмечает, что договор на оказание юридических услуг, заключенный заявительницей в связи с представлением ее интересов с Д.Г. Бартеневым в ходе разбирательства в Европейском Суде, создал юридическое исполнимое обязательство выплатить указанную сумму. С учетом предоставленной документации и вышеизложенных критериев, которые он считает достигнутыми в настоящем деле, Европейский Суд считает разумным присудить требуемую сумму, покрывающую расходы по разбирательству дела в Европейском Суде по всем основаниям, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявительницу.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

71. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд:

1) объявил единогласно жалобу на нарушение статьи 8 Конвенции приемлемой для рассмотрения по существу, а в остальной части - неприемлемой;

2) постановил, шестью голосами "за" и одним - "против", что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;

3) постановил шестью голосами "за" и одним - "против", что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительнице следующие суммы, подлежащие переводу в валюту государства-ответчика по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 5 000 евро (пять тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму;

(ii) 1 425 евро (одну тысячу четыреста двадцать пять евро) в качестве компенсации судебных расходов и издержек, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявительницу;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 23 февраля 2016 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Луис Лопес Герра Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагаются особые мнения судей Дмитрия Дедова и Пере Пастора Вилановы.

Особое мнение судьи Дмитрия Дедова

Я проголосовал в пользу установления нарушения статьи 8 Конвенции. Однако я не согласен с большинством судей в подходе и мотивировке, которые Европейский Суд принял для обоснования этого решения.

Данный подход не согласуется с практикой Европейского Суда по аналогичным делам. Например, в деле "Авилкина и другие против Российской Федерации" (Avilkina and Others v. Russia) (от 6 июня 2013 г., жалоба N 1585/09), в отличие от рассматриваемого случая, Европейский Суд не останавливался на этапе законности критерия соразмерности, хотя конфиденциальная медицинская информация была предоставлена прокурору, который имел гораздо более общие полномочия в сфере здравоохранения, чем Министерство здравоохранения, отвечающее за создание эффективной системы здравоохранения в стране.

В деле "Авилкина и другие против Российской Федерации" Европейский Суд принял к сведению довод заявительницы о том, что законодательные положения, действовавшие в период, относящийся к обстоятельствам дела, регулирующие случаи, когда разглашение врачебной тайны было допустимо, были сформулированы в весьма общих выражениях и, возможно, были открыты для широкого толкования. Европейский Суд пришел к выводу, что эти вопросы тесно связаны с более широким вопросом: является ли вмешательство необходимым в демократическом обществе? В свете его дальнейшей оценки пропорциональности вмешательства Европейский Суд не нашел необходимым устанавливать, соответствовала ли формулировка статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан "качества закона" требованиям пункта 2 статьи 8 Конвенции. Власти Российской Федерации утверждали, что разглашение медицинских документов преследовало законную цель защиты общественного здравоохранения и что оно было необходимо для того, чтобы избежать возникновения риска смерти или серьезного ущерба здоровью пациента.

В настоящем деле очевидно, что раскрытие медицинских данных без согласия заявительницы преследовало законные цели с точки зрения защиты общественного здравоохранения. Там имелись две цели: первая, связанная с исключением, предусмотренным в статье 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан в случаях, когда имеются основания полагать, что лицу был причинен вред в результате противоправных действий, вторая заключалась в проверке эффективности работы системы здравоохранения в ответ на жалобу матери заявительницы. Однако российские власти обязаны были ограничить объем запрашиваемой информации состоянием здоровья ребенка. Вместо этого комиссия родильного дома также сообщила комитету (а после министерству) крайне интимную и конфиденциальную информацию относительно медицинской истории самой заявительницы (см. § 13 настоящего Постановления). Эта информация не имела отношения к гибели одного из двойняшек, и, следовательно, отсутствовала необходимость в демократическом обществе разглашать эту информацию без согласия заявительницы.

Я должен добавить, что рецензия комитета (см. § 10 настоящего Постановления) не имела пользы для достижения второй законной цели, а именно создания эффективной системы здравоохранения с уделением особого внимания вместимости детских больниц для оказания интенсивной терапии всем детям, имеющим серьезные проблемы со здоровьем без каких-либо очередей. Комитет пришел к выводу, что оперативный перевод в больницу не являлся гарантией выживания или положительного результата. Данный вывод превращает рецензию в очень ценный документ для музея тоталитаризма: даже там, где есть 20% шансов на выживание, тоталитарная система не приложит усилия, чтобы спасти жизнь, поскольку жизнь не имеет значения. Кроме того, она не будет способствовать улучшению системы здравоохранения и модернизации.

Особое мнение судьи Пере Пастора Вилановы
(Перевод)

Европейский Суд установил нарушение статьи 8 Конвенции значительным большинством голосов.

К сожалению, я не могу присоединиться к этому заключению по следующим мотивам.

1. Европейский Суд отметил, что медицинские данные заявительницы были раскрыты без ее согласия и, в частности, что это было сделано незаконно. Таким образом, он постановил, что государство нарушило право заявительницы на частную жизнь в нарушение статьи 8 Конвенции.

В параграфе 54 настоящего Постановления Европейский Суд установил, что новые правовые основания, приведенные властями Российской Федерации, неприемлемы, поскольку они не были рассмотрены во внутригосударственных судах. Действительно заявительница никогда не давала согласия на предоставление доступа к ее медицинским документам. Тем не менее пункт 5 части 4 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан допускает разглашение медицинской информации пациента без его предварительного согласия при наличии оснований полагать, что лицу был причинен ущерб в результате незаконных действий (см. § 26 настоящего Постановления). Это именно то правовое основание, которое представляется уместным в настоящем деле (подозрительная смерть недоношенного новорожденного в больнице), отклоненное Палатой автоматически и без объяснения причин. Следует отметить, что административное расследование по требованию Министерства здравоохранения было открыто из-за отправленных телеграмм российским властям матерью заявительницы, которая жаловалась, среди прочего, на медицинскую халатность в больших масштабах (см. §§ 7 и 8 настоящего Постановления).

Однако согласно § 18 настоящего Постановления, районный суд постановил, что права заявительницы в соответствии со статьей 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан не были нарушены. Этот довод властей Российской Федерации являлся предметом состязательного рассмотрения во внутригосударственных судах. Мне кажется это слишком жестким подходом найти, как это сделал Европейский Суд в § 54 настоящего Постановления, что власти Российской Федерации должны быть лишены права выдвигать такой довод, хотя существует ряд прецедентов в пользу противоположного заключения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Штёгмюллер против Австрии" (Stogmuller v. Austria) от 10 ноября 1969 г., § 16, Series A, N 9, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сахин против Германии" (Sahin v. Germany), жалоба N 30943/96, § 43, ECHR 2003-VIII, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "А. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 187, ECHR 2009).

Лично я голосовал против вывода о нарушении статьи 8 Конвенции, поскольку эта жалоба, которая, возможно, была решающей, не подвергалась детальному рассмотрению Палатой. Для обеспечения последовательности я не могу проголосовать о присуждении справедливой компенсации согласно статье 41 Конвенции.

2. Я хотел бы добавить, что процессуальный аспект статьи 2 Конвенции и пункта 5 части 4 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан вместе взятые представляются законным основанием для действий властей Российской Федерации. Получив информацию о преступлении, о смерти особенно уязвимого лица (новорожденного ребенка), власти обязаны провести расследование (см. Постановление Европейского Суда по делу "Авилкина и другие против Российской Федерации" (Avilkina and Others v. Russia) от 6 июня 2013 г., жалоба N 1585/09, § 45). Они назначили экспертов, чья независимость и техническая компетентность не были оспорены ни на одном этапе. Для меня кажется ясным, что тщательное расследование сделало необходимым доступ к медицинской документации заявительницы и что в интересах транспарентности и надлежащего управления окончательный отчет необходимо было направить в орган власти, который потребовал проведение расследования, и лицу, инициировавшему дело, а именно матери заявительницы (чья дочь, как ни странно, очевидно, не осуждала ее за эти действия). Отчет не был общедоступен. Кроме того, не оспаривается, что врачи, входившие в состав комиссии комитета и министерства, были обязаны соблюдать профессиональную конфиденциальность в соответствии с пунктом 7.2 Рекомендации N R(97)5 государствам-членам о защите медицинских данных. Эти элементы предоставляли, по крайней мере, на первый взгляд эффективные и достаточные гарантии против произвола.

3. Наконец, заявительница не объяснила, в каком смысле информация, содержавшаяся в ее медицинской карте (особенно гинекологического характера), не являлась относимой для целей административного расследования (см. Постановление Европейского Суда по делу "M.S. против Швеции" (M.S. v. Sweden) от 27 августа 1997 г., § 42, Reports of Judgments and Decisions 1997-IV).