Постановление Европейского Суда по правам человека от 8 декабря 2016 г. Дело "L.D. и P.K. против Болгарии" [L.D. and P.K. v. Bulgaria] (жалобы NN 7949/11 и 45522/13) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека

Дело "L.D. и P.K. против Болгарии"
[L.D. and P.K. v. Bulgaria]
(жалобы NN 7949/11 и 45522/13)

Постановление Суда от 8 декабря 2016 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

Заявители в каждом из двух дел утверждали (с вероятностью в 99,99% согласно анализу ДНК в одном деле), что они являются биологическими отцами детей, в отношении которых отцовство уже было признано другим мужчиной. Внутригосударственное законодательство не допускало оспаривание отцовства лицом или признание ребенка его собственным. Ограничившись указанием на связь между юридическим отцом и ребенком, суды страны отказали заявителям в возбуждении судебного разбирательства.

Один из заявителей, который подозревал, что имела место торговля людьми (мать впоследствии признала, что клиника, наблюдавшая ее беременность, связала ее с парой, желавшей усыновить ребенка), убедил прокурора возбудить производство в компетентном суде. Без указания причин прокурор прекратил разбирательство, после чего этот заявитель тщетно пытался его возобновить.

Вопросы права

По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. В 2012 году Европейский Суд провел сравнительно-правовое исследование, показывающее, что значительное большинство государств допускает подачу исков об оспаривании отцовства, но в этом отношении отсутствует консенсус. С учетом данного наблюдения и других относимых факторов власти государства-ответчика имели широкие пределы усмотрения. Однако рассмотрение настоящего дела вынудило Европейский Суд заключить, что они вышли за рамки этих пределов.

В настоящем деле со ссылкой на различные положения Семейного кодекса внутригосударственные суды отклонили иски заявителей из-за отсутствия права на обращения в суд. Законодательный запрет на оспаривание зарегистрированного отцовства, по-видимому, не допускает исключений в законодательстве Болгарии. Он следует из намерения законодателя страны с целью обеспечения стабильности семейных отношений отдавать приоритет уже установленным правоотношениям, а не разрешать требования предположительных биологических отцов.

По мнению Европейского Суда, хотя, разумеется, со стороны внутригосударственных органов было разумно принять во внимание тот факт, что ребенок уже имел установленные отношения родителя и ребенка, должны были учитываться также другие факторы, такие как особые обстоятельства каждого дела и, в частности, ситуация различных участников разбирательства: ребенка, матери, отчима и предположительного биологического отца. Тем не менее внутригосударственные суды не приняли во внимание указанные обстоятельства.

Что касается любых других средств правовой защиты, доступных заявителям согласно законодательству Болгарии, следующие причины вынудили Европейский Суд прийти к выводу, что они были неэффективны в имевших место ситуациях.

(a) Возможность прямого действия в соответствии со статьей 8 Конвенции. Несмотря на то, что последнее решение Верховного кассационного суда, по-видимому, предлагает подобную возможность, государство-ответчик не привело примеров осуществления таких действий. Иск, предъявленный первым заявителем на этой основе, фактически был признан неприемлемым для рассмотрения.

(b) Возможность привлечения прокурора или служб социальной защиты. Внутригосударственное законодательство позволяло прокуратуре или территориальному подразделению социальной службы возбудить разбирательство по оспариванию отцовства, которое могло повлечь декларацию о том, что признание отцовства является недействительным, если оно не соответствует генетическим отношениям (пункт 5 статьи 66 Семейного кодекса). Таким образом, человек, утверждающий, что он является биологическим отцом, может выдвинуть свое требование в вышеупомянутых органах и просить их возбудить разбирательство. Данный способ, который, по-видимому, использовался на практике, тем не менее, имел нижеследующие ограничения:

(i) ни Семейный кодекс, ни любой другой законодательный акт не указывали ситуации, в которых властям следовало предпринять такую инициативу. Из внутригосударственной прецедентной практики и объяснений, предоставленных Агентством социального обеспечения, следует, что подобное разбирательство должно быть возбуждено, если существует подозрение, что признание было использовано для обхода законодательства об усыновлении или имеется угроза для ребенка;

(ii) данный иск не был прямо доступен заявителям, поскольку его подача относилась на усмотрение этих публичных органов, которые могли использовать его в конкретном деле;

(iii) отсутствовала предусмотренная законом обязанность заслушать такого заявителя (хотя на практике так поступали в контексте внутригосударственного исследования);

(iv) любой отказ в возбуждении разбирательства или его последующее прекращение не могли быть обжалованы в судах. В обоих случаях соответствующему органу не требовалось приводить мотивы своего решения;

(v) с целью решить, возбуждать ли разбирательство, соответствующим органам не требовалось рассматривать различные затронутые интересы. В то время как они, по-видимому, учитывали наилучшие интересы ребенка, особенно если существовал риск для его здоровья или благополучия, или обеспечивали соблюдение законодательства об усыновлении, не представляется, что эти интересы сопоставлялись с другими затронутыми интересами, особенно с интересами биологического отца;

(vi) цель такого иска фактически влекла не судебное установление отцовства биологического отца, а лишь отмену правовой связи родителя и ребенка, возникшей вследствие признания. Следовательно, подобное разбирательство, по-видимому, ограничивалось исключительными ситуациями относительно соответствия закону или угрозы для ребенка, а не самим конфликтом по поводу установления отцовства.

(c) Возможность признания отцовства до рождения. Закон действительно допускал признание отцовства ребенка до рождения, с момента его зачатия. Однако это не всегда было возможно, особенно если отец не был информирован о беременности, и в любом случае это не являлось общей практикой в Болгарии.

Даже в случае раннего признания мать имела возможность сделать его неэффективным путем подачи возражения. Если мать соглашалась на признание отцовства другим мужчиной до того, как мужчина, называющий себя отцом, который сделал первое заявление о признании, мог предъявить иск об отцовстве, последний, даже если он являлся биологическим отцом, оказался бы в той же ситуации, что и заявители по настоящему делу, не имея возможности доказать свое отцовство.

Соответственно, возможность признания отцовства до рождения не могла рассматриваться как эффективное средство установления отцовства при отсутствии согласия матери.

При таких обстоятельствах Европейский Суд не может упрекнуть заявителей за то, что они не выступили с заявлением об отцовстве до рождения. В обоих делах заявители фактически приняли меры для установления их отцовства, как только узнали о рождении детей.

Из вышеизложенного можно заключить, что заявители не имели эффективной возможности оспорить правовую связь родителя и ребенка, установленную их признанием, или непосредственно установить свое отцовство. Соответственно, их право на уважение личной жизни было нарушено.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить каждому заявителю по 6 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

(См. также Постановление Европейского Суда по делу "Ружаньский против Польши" (Rozanski v. Poland) от 18 мая 2006г., жалоба 55339/00, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" 86* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. 12 (примеч. редактора).).)