Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)
Дело "Каспаров и другие (Kasparov and Others)
против Российской Федерации (N 2)"
(Жалоба N 51988/07)
Постановление Суда
Страсбург, 13 декабря 2016 г.
По делу "Каспаров и другие против Российской Федерации (N 2)" Европейский Суд по правам человека, заседая Палатой в составе:
Луиса Лопеса Герра, Председателя Палаты,
Хелены Ядерблом,
Хелены Келлер,
Дмитрия Дедова,
Пере Пастора Вилановы,
Алены Полачковой,
Георгиоса Сергидеса, судей,
а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,
рассмотрев дело в закрытом заседании 15 ноября 2016 г.,
вынес в указанную дату следующее Постановление:
Процедура
1. Дело было инициировано жалобой N 51988/07, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) семью гражданами Российской Федерации (далее - заявители) 27 ноября 2007 г. Данные о заявителях указаны в Приложении.
2. Интересы первого и второго заявителей представляли соответственно К. Москаленко и О. Михайлова, адвокаты, практикующие в городах Страсбурге и Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным.
3. Заявители жаловались на то, что их задержание на митинге и последующее содержание под стражей нарушали их права на свободу мирных собраний и свободу выражения мнения, право на свободу и личную неприкосновенность. Они также утверждали, что соответствующие разбирательства в рамках административного судопроизводства во внутригосударственных судах не обеспечивали гарантий справедливого судебного разбирательства.
4. 14 ноября 2011 г. жалоба была коммуницирована властям Российской Федерации.
Факты
I. Обстоятельства дела
5. Первый заявитель является экс-чемпионом мира по шахматам. Он и остальные шестеро заявителей являются политическими активистами.
6. Факты дела, как они представлены сторонами, могут быть изложены следующим образом.
7. 24 ноября 2007 г. группа оппозиционных политиков организовала митинги протеста в нескольких российских городах, включая г. Москву. Митинги являлись частью общественной кампании "[консолидации] демократических сил для защиты Конституции и правопорядка", начатой перед выборами Президента Российской Федерации в марте 2008 года.
8. В этот день заявители приняли участие в митинге, проходившем в районе проспекта Академика Сахарова, который был организован вторым заявителем и разрешен соответствующими органами власти. По утверждениям заявителей, в 15.00, по окончании митинга, они пошли на другой согласованный митинг, который проходил на Чистопрудном бульваре с 14.00 до 16.00. Власти государства-ответчика утверждали, что около 1 500 человек участвовали в указанном шествии, но данная цифра оспаривалась заявителями как сильно преувеличенная. По-видимому, по пути следования, который проходил мимо Мясницкой улицы, заявители также планировали обратиться с заявлением к Центральной избирательной комиссии. Однако их движение было блокировано сотрудниками ОМОНа, а заявители были задержаны, как они утверждали, с применением чрезмерной силы.
9. В 15.45 первый и второй заявители были доставлены в отдел милиции по Басманному району г. Москвы. Дежурный сотрудник милиции составил протокол об административном правонарушении в отношении каждого из этих заявителей на основе рапортов сотрудников милиции М. и Ю. Заявителям были предъявлены обвинения в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий и в неповиновении законным требованиям сотрудников милиции, в правонарушениях, предусмотренных частью 2 статьи 20.2 и статьей 19.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее - КоАП РФ). Их административное задержание основывалось на статье 27.3 КоАП РФ. Первый заявитель был задержан до 18.20 того же дня, а второй заявитель - до неустановленного времени 26 ноября 2007 г.
10. Сразу же после освобождения первый заявитель предстал перед мировым судьей судебного участка N 382 Красносельского района г. Москвы. По словам первого заявителя, представителей общественности, которые хотели присутствовать на слушании его дела, не пустили в здание суда, которое было оцеплено сотрудниками ОМОНа. Он указал, что даже его адвокаты столкнулись с трудностями, когда хотели войти в здание суда. Первый заявитель ходатайствовал об отложении судебного разбирательства до 26 ноября 2007 г. для того, чтобы иметь время ознакомиться с материалами дела вместе с адвокатом и подготовиться к своей защите. Слушание дела было отложено, но только до 19.15 того же дня.
11. Первый заявитель ходатайствовал о вызове шестерых свидетелей и об их допросе. В их число входили четверо сотрудников милиции и два свидетеля, которые находились за пределами здания суда. Он также ходатайствовал о том, чтобы в качестве доказательств были приобщены некоторые видеои фотоматериалы.
12. Мировой судья изучила показания сотрудников милиции М. и Ю., которые утверждали, что после митинга первый заявитель участвовал в несанкционированном марше по улице Мясницкая в сторону Чистопрудного бульвара и скандировал лозунг "Долой Путина". Первый заявитель не признал себя виновным и оспаривал показания сотрудников милиции и их рапорты. Он настаивал, что был задержан во время движения вместе с другими людьми с одного разрешенного митинга на другой. Когда он увидел, что путь был заблокирован милицией, он повернул назад, как требовали сотрудники милиции, но как только он начал идти, то сразу же был задержан. Первый заявитель утверждал, что не было другого способа выполнить приказ сотрудников милиции разойтись, чем просто повернуть назад. Первый заявитель отрицал, что имел место организованный марш или что он призывал кого-либо последовать за ним.
13. В этот же день мировой судья решила, что первый заявитель виновен в двух предъявленных ему обвинениях, установив, что вместе с другими 1 500 участниками он принимал участие в марше, который являлся несанкционированным публичным мероприятием. Судья основывала свои выводы на свидетельских показаниях М. и Ю., на письменных рапортах, протоколах об административных правонарушениях по двум обвинениям и протоколе об административном задержании. Судья отклонила показания заявителя как ложные, указав, что они противоречат показаниям сотрудников милиции и их рапортам, и что показания сотрудников были надежными, поскольку они "не имели заинтересованности". Судья назначила первому заявителю наказание в виде административного ареста сроком на пять суток, отметив, что ранее он уже подвергался административному наказанию за аналогичное административное правонарушение.
14. 26 ноября 2007 г. та же мировая судья рассмотрела дело по обвинению в совершении административных правонарушений в отношении второго заявителя. Заявитель ходатайствовал о вызове шестерых свидетелей и их допросе, в том числе о вызове пятерых сотрудников милиции и одного свидетеля защиты. Мировой судья рассмотрела заявления только сотрудника милиции Ю., который дал по существу те же показания, что и в деле первого заявителя. Второй заявитель не признал себя виновным и настаивал, что он был задержан во время прогулки с места проведения разрешенного митинга до станции метро. Как и в случае с первым заявителем, мировой судья основывала свои выводы на показаниях свидетеля Ю. и письменных рапортах сотрудников милиции. Она отклонила показания второго заявителя по тем же основаниям, что и в деле первого заявителя. Судья признала второго заявителя виновным в совершении двух предъявленных ему административных правонарушениях и назначила ему наказание в виде административного ареста сроком на пять суток.
15. В тот же день Мещанский районный суд г. Москвы рассмотрел и отклонил апелляционные жалобы, поданные первым и вторым заявителями.
16. Заявители отбывали назначенное им наказание в местах отбывания наказания для лиц, совершивших административное правонарушение (спецприемнике).
17. Другие заявители были задержаны при аналогичных обстоятельствах и также были признаны виновными в совершении административных правонарушений.
II. Соответствующее законодательство Российской Федерации
18. Краткое изложение соответствующего законодательства Российской Федерации приведено в Постановлении Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации" (Kasparov and Others v. Russia) от 3 октября 2013 г., жалоба N 21613/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 8 (примеч. редактора).), § 35, и в Постановлении Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" (Navalnyy and Yashin v. Russia) от 4 декабря 2014 г., жалоба N 76204/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 1 (примеч. редактора).), §§ 43-44.
Право
I. Приемлемость жалобы ratione personae* в отношении с третьего по седьмого заявителя
* (* Ratione personae (лат.) - ввиду обстоятельств, относящихся к лицу, о котором идет речь. Здесь имеются в виду круг и признаки субъектов обращения в Европейский Суд с жалобой на предположительное нарушение прав и свобод, гарантируемых Конвенцией (примеч. переводчика).)
19. В своих замечаниях власти государства-ответчика поставили под сомнение полномочия представителей выражать интересы остальных заявителей, поскольку только первый и второй заявители выдали доверенности Москаленко и Михайловой на представление их интересов в Европейском Суде.
20. Следует отметить, что заявители подали свои жалобы через своих представителей, Москаленко и Михайлову, и не находились когда-либо в прямом контакте с Европейским Судом. Для представителей важное значение имеет способность продемонстрировать, что они получали конкретные и четкие указания от предполагаемой жертвы (предполагаемых жертв) по смыслу статьи 34 Конвенции, от имени которой они выступают. В материалах настоящего разбирательства отсутствуют какие-либо документы, свидетельствующие о том, что с третьего по седьмого заявителя высказали желание, чтобы от их имени Москаленко и Михайлова подали жалобу в Европейский Суд. В ходе разбирательства во внутригосударственных судах они были представлены П., которая не вступала в контакт с Европейским Судом и не делегировала полномочия Москаленко или Михайловой.
21. Следовательно, с учетом обстоятельств настоящего дела жалоба, поданная в отношении с третьего по седьмого заявителя должна быть отклонена как несовместимая ratione реr_опаe с положениями Конвенции в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда по делу "Пост против Нидерландов" (Post v. Netherlands) 20 января 2009 г., жалоба N 21727/08, Решение Европейского Суда по делу "К.М. и другие против Российской Федерации" (K.M. and Others v. Russia) от 29 апреля 2010 г., жалоба N 46086/07, §§ 29-30, Постановление Европейского Суда по делу "Эришен и другие против Турции" (Erisen and Others v. Turkey) от 3 апреля 2012 г., жалоба N 7067/06, §§ 29-30, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ламбер и другие против Франции" (Lambert and Others v. France) жалоба N 46043/14* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 9 (примеч. редактора).), § 91, ECHR 2015 (извлечения)).
II. Предполагаемые нарушения статей 10 и 11 Конвенции
22. Заявители жаловались на то, что их задержание после митинга 24 ноября 2007 г. и назначенные им наказания за административные правонарушения нарушали их права на свободу выражения мнений и свободу мирных собраний, гарантированные статьями 10 и 11 Конвенции, которые устанавливают следующее:
"Статья 10 Конвенции (право на свободу выражения мнения)
1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.
Статья 11 Конвенции (право на свободу собраний и объединений)
1. Каждый имеет право на свободу мирных собраний и на свободу объединения с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов.
2. Осуществление этих прав не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. Настоящая статья не препятствует введению законных ограничений на осуществление этих прав лицами, входящими в состав вооруженных сил, полиции или административных органов Государства".
A. Приемлемость жалобы
23. Европейский Суд отмечает, что эта часть жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.
B. Существо жалобы
1. Доводы сторон
24. Заявители утверждали, что власти препятствовали им в осуществлении их прав на свободу мирных собраний и свободу выражения мнения двумя способами. Во-первых, их задержание 24 ноября 2007 г. помешало им принять участие в митинге на Чистопрудном бульваре, который был разрешен властями г. Москвы. Во-вторых, задержание и признание их виновными в совершении административных правонарушений являлось для них формой расплаты за выражение их политических взглядов на митинге оппозиции, проводившемся ранее в тот же день. Оба заявителя утверждали, что они не планировали проведения какого-либо шествия после митинга на проспекте Академика Сахарова и просто шли на следующий митинг, когда сотрудники ОМОНа преградили им путь и задержали их, не давая им возможности разойтись. Заявители жаловались на то, что внутригосударственные суды отклонили их показания как ложные, а также отказались вызвать и допросить других свидетелей или, как в случае первого заявителя, признать в качестве доказательств видеозаписи.
25. Власти Российской Федерации считали, что в настоящем деле не имело места нарушение пункта 2 статьи 10 Конвенции или пункта 2 статьи 11 Конвенции. Власти государства-ответчика утверждали, что заявители пытались провести несанкционированное публичное шествие вниз по Мясницкой улице и что сотрудники милиции на законных основаниях потребовали от них разойтись, но они продолжили движение и скандирование политических лозунгов. Следовательно, они должны были быть остановлены и задержаны. Власти Российской Федерации полагали, что административные наказания, примененные к заявителям, были соразмерными, учитывая тяжесть незаконного поведения и тот факт, что ранее они подвергались наказанию за подобные правонарушения.
2. Мнение Европейского Суда
(a) Пределы жалобы заявителей
26. Европейский Суд рассмотрит жалобу по статье 11 Конвенции в ее толковании в свете статьи 10 Конвенции и с учетом своей устоявшейся прецедентной практики (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Эзелин против Франции" (Ezelin v. France) от 26 апреля 1991 г., § 35, Series A, N 202, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", §§ 82-83).
(b) Имело ли место вмешательство в право на свободу мирных собраний
27. Европейский Суд считает, что независимо от того, действительно ли заявители направлялись на согласованный публичный митинг, как они утверждали, или уже участвовали в проведении несанкционированного публичного мероприятия, как утверждали власти государства-ответчика, их разгон и задержание являются вмешательством в осуществлении их права на мирные собрания, так же как и предъявленные им последующие обвинения в совершении административных правонарушений.
Кроме того, Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле власти Российской Федерации не оспаривали, что имело место вмешательство в право заявителей на свободу мирных собраний.
(c) Являлось ли вмешательство оправданным
28. Европейский Суд отмечает, что меры, принятые в отношении заявителей, в частности, блокирование их передвижения или предполагаемого шествия, их задержание, заключение под стражу и обвинения в совершении административных правонарушений были основаны на том, что заявители проводили несанкционированное мероприятие и не выполняли требования сотрудников милиции о его завершении.
29. Европейский Суд должен признать, что, даже если заявители и не планировали провести шествие, появление большого количества протестующих, передвигающихся небольшими группами, может обоснованно восприниматься в качестве одной группы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 56). Европейский Суд напоминает, что незаконная ситуация, такая как проведение мероприятия без предварительного разрешения, необязательно оправдывает вмешательство в право лица на свободу собраний (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы" (Kudrevicius and Others v. Lithuania) жалоба N 37553/05, § 150, ECHR 2015, и упоминающиеся в нем дела). В частности, когда демонстранты не участвуют в актах насилия, Европейский Суд требует, чтобы государственные органы проявляли определенную степень терпимости к мирным собраниям, чтобы право на свободу собраний, гарантированное статьей 11 Конвенции, не было лишено всякого смысла (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции" (Oya Ataman v. Turkey) жалоба N 74552/01, § 42, ECHR 2006-XIV, Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии" (Bukta and Others v. Hungary) жалоба N 25691/04, § 34, ECHR 2007-III, Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии" (Faber v. Hungary) от 24 июля 2012 г., жалоба N 40721/08* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора).), § 49, Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации" (Berladir and Others v. Russia) от 10 июля 2012 г., жалоба N 34202/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 6 (примеч. редактора).), § 38, Постановление Европейского Суда по делу "Малофеева против Российской Федерации" (Malofeyeva v. Russia) от 30 мая 2013 г., жалоба N 36673/04, §§ 136-37, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 91). Было ли данное мероприятие нежелательным, и если да, то вопрос о том, какие меры требовалось принять сотрудникам милиции, зависел от серьезности проблем, вызванных данным мероприятием (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 62).
30. Настоящее дело схоже с рядом других дел в отношении Российской Федерации, в которых Европейский Суд устанавливал нарушение статьи 11 Конвенции, поскольку сотрудники милиции останавливали и задерживали протестующих на том единственном основании, что мероприятие не было согласовано и формальная противоправность мероприятия являлась главной причиной для административной ответственности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Малофеева против Российской Федерации", §§ 136-139, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 95, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 65).
31. Как и в предыдущих делах, шествие в настоящем деле, несомненно, являлось мирным, таким же было и поведение заявителей. Однако движение заявителей было приостановлено, и они были задержаны, также им было назначено административное наказание в виде пяти суток административного ареста без какой-либо оценки нарушения порядка, которое они совершили, а лишь потому, что они участвовали в несогласованном шествии и игнорировали указания сотрудников милиции прекратить движение. Европейский Суд не находит каких-либо оснований для того, чтобы отличить настоящее дело от тех, которые приведены выше, или изменить сделанные в них свои выводы. Даже если предположить, что задержание и административное наказание заявителей соответствовали внутригосударственному законодательству и преследовали одну из законных целей, перечисленных в пункте 2 статьи 11 Конвенции, по-видимому, цель заключалась в предотвращении беспорядков, и власти государства-ответчика не смогли доказать, что существовала "насущная общественная необходимость" для прекращения шествия, задержания заявителей и, в частности, назначения им лишения свободы, пусть и на короткий период.
32. Кроме того, эти меры также имели серьезный потенциал для сдерживания других сторонников оппозиции и населения в целом от посещения митингов и в целом от участия в открытой политической дискуссии. Сдерживающий эффект от таких санкций был еще более усугублен тем, что они были направлены на первого заявителя, известного общественного деятеля, чье лишение свободы должно было привлечь широкое освещение в средствах массовой информации.
33. Таким образом, имело место нарушение статьи 11 Конвенции.
III. Предполагаемое нарушение статьи 5 Конвенции
34. Заявители жаловались на то, что их задержание являлось произвольным и незаконным. Второй заявитель также жаловался на то, что его задержание и содержание под стражей до суда в ожидании административного разбирательства с 24 по 26 ноября 2007 г. не имели каких-либо оснований. Пункт 1 статьи 5 Конвенции предусматривает следующее:
"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
(a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;
(b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;
(с) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;
(d) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;
(e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;
(f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче".
A. Приемлемость жалобы
35. Европейский Суд отмечает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.
B. Существо жалобы
1. Доводы сторон
36. Власти Российской Федерации утверждали, что заявители не подчинились законным требованиям сотрудников милиции прекратить несанкционированное шествие, поэтому было необходимо их задержать с целью прекратить их противоправное поведение и доставить их в отдел милиции для составления протокола об административном правонарушении. В целом власти государства-ответчика указывали, что лишение заявителей свободы соответствовало внутригосударственному законодательству и все необходимые формальности, такие как составление протокола об административном задержании, были соблюдены. Власти Российской Федерации утверждали, что срок содержания под стражей первого заявителя не превысил трех часов, а что содержание под стражей второго заявителя не превысило установленного законом срока в 48 часов.
37. Заявители считали, что отсутствовала необходимость в их задержании, чтобы составить протокол, и что после того, как протокол был составлен в отделе милиции, не имелось оснований для их заключения под стражу до слушания дела в суде.
2. Мнение Европейского Суда
38. Европейский Суд повторяет, что выражения "законное" и "в порядке, установленном законом" в пункте 1 статьи 5 Конвенции по сути отсылают к внутригосударственному законодательству и предусматривают обязанность соблюдать материальные и процессуальные нормы. Однако "законность" содержания под стражей в соответствии с внутригосударственным законодательством не всегда является решающим фактором. Европейский Суд должен быть удовлетворен тем, что содержание под стражей в течение рассматриваемого периода было совместимо с целью пункта 1 статьи 5 Конвенции, которая заключается в том, чтобы защитить лиц от произвольного лишения свободы. Кроме того, перечень исключений из права на свободу, закрепленный в пункте 1 статьи 5 Конвенции, является исчерпывающим, и только узкое толкование этих исключений соответствует цели данного положения Конвенции, а именно гарантировать то, чтобы никто не был произвольно лишен свободы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Джулия Манцони против Италии" (Giulia Manzoni v. Italy) от 1 июля 1997 г., § 25, Reports of Judgments and Decisions 1997-IV).
39. В настоящем деле заявители были впервые доставлены в отдел милиции в соответствии со статьей 27.2 КоАП РФ. Европейский Суд установил, что шествие заявителей могло обоснованно восприниматься в качестве акции (см. § 29 настоящего Постановления), возможно, проведенной в нарушение внутригосударственных требований для проведения публичного мероприятия. Таким образом, сотрудники милиции имели формальные основания для обвинения заявителей в совершении административного правонарушения, предусмотренного статьей 20.2 КоАП РФ. Европейский Суд также признает, что имевшая место ситуация, возможно, не позволяла составить соответствующе документы на месте, учитывая количество ее участников и масштаб события. Европейский Суд приходит к выводу, что доставление заявителей в отдел милиции было осуществлено для того, чтобы они предстали перед компетентным органом из-за подозрения в совершении административного правонарушения, что соответствовало подпункту "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
40. В отделе милиции задержание заявителей было оформлено в соответствии со статьей 27.3 КоАП РФ. Европейский Суд отмечает, что срок административного задержания по общему правилу не должен превышать трех часов. Этот срок был соблюден в отношении первого заявителя, который предстал перед мировым судьей вечером того же дня, в 18.20. Напротив, в отношении второго заявителя ни власти государства-ответчика, ни другие внутригосударственные органы власти не предоставили каких-либо объяснений относительно его задержания на срок 48 часов, как того требует статья 27.3 КоАП РФ, а именно то, что имел место "исключительный случай" или это было "необходимо для своевременного и правильного рассмотрения дела об административном правонарушении или для исполнения постановления по делу об административном правонарушении". При отсутствии каких-либо ясных причин, приведенных властями Российской Федерации с целью обоснования задержания заявителя на срок более трех часов, Европейский Суд считает, что его задержание было незаконным (см. аналогичную аргументацию в Постановлении Европейского Суда по делу "Фрумкин против России" (Frumkin v. Russia), жалоба N 74568/12* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 7 (примеч. редактора).), § 150, ECHR 2016 (извлечения)).
41. С учетом вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что не было допущено нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении первого заявителя, но имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении второго заявителя в связи с его содержанием под стражей с 24 по 26 ноября 2007 г.
IV. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции
42. Заявители жаловались на нарушение их права на справедливое и публичное разбирательство дела при проведении административного судопроизводства по делам против них. Они ссылались на пункт 1 статьи 6 Конвенции, а также на подпункты "b"-"d" пункта 3 той же статьи Конвенции. Соответствующие положения Конвенции гласят:
"1. Каждый_ при предъявлении ему_ любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела_ независимым судом_
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:
_(b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;
(с) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;
(d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него_".
A. Существо жалобы
43. Стороны согласились с тем, что статья 6 Конвенции применима к разбирательству в рамках настоящего дела. Европейский Суд ранее приходил к выводу, что правонарушения, предусмотренные статьей 19.3 КоАП РФ, должны быть классифицированы как "уголовные" для целей Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Малофеева против Российской Федерации", §§ 99-101, Постановление Европейского Суда по делу "Немцов против Российской Федерации" (Nemtsov v. Russia) от 31 июля 2014 г., жалоба N 1774/11* (* См.: там же. 2015. N 4 (примеч. редактора).), § 83, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 78), равным образом, как и правонарушения по статье 20.2 КоАП РФ (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", §§ 37-45, Постановление Европейского Суда по делу "Михайлова против Российской Федерации" (Mikhaylova v. Russia) от 19 ноября 2015 г., жалоба N 46998/08* (* См.: там же. 2016. N 3 (примеч. редактора).), §§ 57-69, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против России", §§ 154-156). Европейский Суд не усматривает оснований, чтобы прийти к иному выводу в рамках настоящего дела, и считает, что проведенные разбирательства должны быть рассмотрены с точки зрения уголовного аспекта статьи 6 Конвенции.
44. Европейский Суд отмечает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.
B. Существо жалобы
1. Доводы сторон
45. Власти Российской Федерации утверждали, что разбирательство по административным делам в отношении заявителей проводилось в соответствии с требованиями статьи 6 Конвенции. Они отмечали, что каждому заявителю была предоставлена справедливая возможность изложить свои доводы по делу, а также возможность задавать вопросы сотрудникам милиции. Власти государства-ответчика утверждали, что слушания были открытыми для общественности и заявителям было предоставлено достаточно времени для подготовки своей защиты, также они пользовались помощью адвокатов по своему выбору.
46. Заявители утверждали, что при рассмотрении их дел не было обеспечено справедливое судебное разбирательство. Они жаловались на то, что суд отказался вызывать и допрашивать свидетелей, о вызове которых они ходатайствовали, а в случае первого заявителя суд отказался приобщить видео-запись его задержания в качестве доказательства. Кроме того, судом не был соблюден принцип равенства сторон, поскольку он отверг показания заявителей как ложные, придавая бульшее значение показаниям двух сотрудников милиции. Кроме того, заявители жаловались на то, что слушания по делу первого заявителя не были открыты для общественности, что их право представлять доводы в свою защиту было нарушено, а также что им не было предоставлено достаточно времени для подготовки своей защиты.
2. Мнение Европейского Суда
47. Европейский Суд отмечает, что обстоятельства противостояния заявителей с сотрудниками ОМОНа оспаривались участниками административного производства. В частности, заявители были не согласны с тем, что их движение по улице являлось каким-либо нарушением, и отрицали, что у них была возможность добровольно разойтись до своего задержания. Однако внутригосударственные суды в ходе судебного разбирательства решили обосновывать свои выводы исключительно на версии событий, выдвинутых сотрудниками милиции, и они отказались принять дополнительные доказательства, такие как видеозаписи, или вызвать других свидетелей при отсутствии каких-либо препятствий для этого.
48. Европейский Суд уже рассмотрел ряд жалоб против Российской Федерации относительно дел об административных правонарушениях в отношении лиц, обвиняемых в нарушении правил проведения публичного мероприятия или не подчинившихся требованиям сотрудников милиции разойтись. Европейский Суд установил, что в ходе указанных судебных разбирательств мировые судьи легко и однозначно принимали доводы сотрудников милиции и отказывали заявителям в возможности представлять любые доказательства обратного. Европейский Суд отмечал, что в споре о ключевых фактах, положенных в основу обвинения, когда единственными свидетелями обвинения являются сотрудники милиции, которые сыграли активную роль в оспариваемом событии, для внутригосударственных судов необходимо использовать все разумные возможности для проверки показаний сотрудников милиции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 64, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 83, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации", § 165). Невыполнение этого требования противоречит основополагающим принципам уголовного права, а именно принципу in dubio pro reo* (* In dubio pro reo (лат.) - сомнение толкуется в пользу обвиняемого (примеч. переводчика).) (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации", § 166, и приведенные в нем дела).
49. Европейский Суд отмечает, что административные производства по делам заявителей были проведены практически идентичным образом, то есть без предоставления им возможности представить доказательства в поддержку своей версии событий. Кроме того, внутригосударственные суды не требовали от сотрудников милиции оправдать вмешательство в право заявителей на свободу собраний, которое включало разумную возможность разойтись, когда было отдано такое распоряжение (там же).
50. Вышеизложенных соображений достаточно для того, чтобы позволить Европейскому Суду прийти к выводу, что рассмотрение дел об административных правонарушениях в отношении заявителей было проведено в нарушение их права на справедливое судебное разбирательство.
51. С учетом вышеизложенных выводов Европейский Суд не считает необходимым рассматривать остальные жалобы заявителей по пункту 1 статьи 6 Конвенции, а также на подпункты "b"-"d" пункта 3 статьи 6 Конвенции.
V. Предполагаемое нарушение статьи 18 Конвенции
52. Заявители жаловались на то, что их задержание и административный арест по обвинению в совершении административных правонарушениях были направлены на умаление их права на свободу собраний и свободу выражения мнений и являлись политической местью. Заявители жаловались на нарушение статьи 18 Конвенции, которая гласит:
"Ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".
53. В своих замечаниях в рамках данного положения Конвенции стороны повторили доводы, приведенные в отношении предполагаемого вмешательства в право на свободу собраний, а также аргументацию о лишении заявителей свободы и гарантии справедливого судебного разбирательства в административном судопроизводстве.
54. Европейский Суд отмечает, что эта часть жалобы связана с вышерассмотренными жалобами в соответствии со статьями 5 и 11 Конвенции, поэтому она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.
55. Европейский Суд установил, что задержание заявителей и их административный арест имели превентивный и сдерживающий эффект для них и других лиц от участия в акциях протеста и активного участия в оппозиционной политике (см. § 32 настоящего Постановления), и счел, что имело место нарушение статей 5 и 11 Конвенции. В связи с этим Европейский Суд считает, что отсутствует необходимость проверять, действительно ли в настоящем деле имело место нарушение статьи 18 Конвенции.
VI. Иные предполагаемые нарушения Конвенции
56. Наконец, ссылаясь на статью 3 Конвенции, заявители жаловались на то, что сотрудники милиции применили чрезмерную силу в отношении них и что условия их содержания под стражей и этапирования были неадекватными. Заявители также ссылались на нарушения статей 7 и 14 Конвенции.
57. Жалоба первого заявителя относительно условий его этапирования была впервые сформулирована в его жалобах от 20 июня 2012 г. Европейский Суд отмечает, что эта жалоба была подана с нарушением сроков, так как она была подана за пределами шестимесячного срока. Таким образом, данная часть жалобы должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции. Другие жалобы заявителей со ссылкой на статью 3 Конвенции не были четко сформулированы, не содержали изложения соответствующих событий и не были подтверждены какими-либо доказательствами. Следовательно, они должны быть отклонены как явно необоснованные в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
58. Европейский Суд рассмотрел другие жалобы заявителей. Однако принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении материалы, и насколько эти жалобы относятся к его компетенции, Европейский Суд считает, что они не свидетельствуют о наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных в Конвенции или Протоколах к ней. Таким образом, эта часть жалобы должна быть отклонена как явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
VII. Применение статьи 41 Конвенции
59. Статья 41 Конвенции гласит:
"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
А. Ущерб
60. Заявители требовали выплаты символической суммы в размере 5 000 евро каждому в качестве компенсации морального ущерба.
61. Власти Российской Федерации оспорили их требования и считали, что сам факт установления нарушения будет являться достаточной справедливой компенсацией.
62. Европейский Суд отмечает, что он установил нарушение статей 11 и 6 Конвенции в отношении двух заявителей и статьи 5 Конвенции в отношении второго заявителя. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что страдания и разочарования заявителей не могут быть компенсированы простым признанием нарушения Конвенции. Он присуждает им требуемую сумму в размере 5 000 евро каждому в качестве компенсации морального вреда.
B. Судебные расходы и издержки
63. Заявители также требовали выплаты 200 000 российских рублей (уплаченных первым заявителем Москаленко и Михайловой за представление интересов всех заявителей в Европейском Суде). В мае 2012 года, когда были подписаны договоры об оказании юридических услуг, это составляло примерно 5 000 евро.
64. Власти Российской Федерации утверждали, что заявители не смогли доказать, что эти издержки и расходы действительно были понесены. Они также отметили, что указанные судебные издержки были основаны на договоре об оказании юридических услуг, подписанном в 2012 году.
65. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой им было доказано, что они были действительно понесены и являлись разумными по размеру. В настоящем деле, принимая во внимание наличие документов и вышеуказанные критерии, Европейский Суд считает разумным присудить первому заявителю 3 000 евро в рамках указанного требования плюс любой налог, который может быть взыскан с заявителя.
C. Процентная ставка при просрочке платежей
66. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.
На основании изложенного Суд:
1) объявил единогласно жалобы первого и второго заявителей в соответствии со статьями 5, 6, 10, 11 и 18 Конвенции приемлемыми для рассмотрения по существу, а в оставшейся части - неприемлемыми;
2) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 11 Конвенции в отношении первых двух заявителей;
3) постановил единогласно, что не было допущено нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении первого заявителя;
4) постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении второго заявителя;
5) постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении первых двух заявителей;
6) постановил единогласно, что отсутствует необходимость рассматривать оставшуюся часть жалобы в отношении нарушения статьи 6 Конвенции;
7) постановил шестью голосами "за" при одном - "против", что отсутствует необходимость рассматривать жалобы на предмет нарушения статьи 18 Конвенции;
8) постановил единогласно, что:
(a) государство-ответчик обязано выплатить заявителям в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы, переведенные в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:
(i) 5 000 евро (пять тысяч евро) каждому из заявителей плюс любой налог, который может быть начислен в качестве компенсации морального вреда;
(ii) 3 000 евро (три тысячи евро) первому заявителю плюс любой налог, который может быть взыскан с заявителя в отношении судебных расходов и издержек;
(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанные суммы должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;
9) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 13 декабря 2016 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Стивен Филлипс |
Луис Лопес Герра |
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие особые мнения:
(a) частично несовпадающие мнение судьи Хелены Келлер;
(b) совпадающие мнение судьи Георгиоса Сергидеса.
Частично несовпадающее мнение судьи Хелены Келлер
1. Хотя я голосовала вместе с большинством судей за то, что по делу были допущены нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции, пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 11 Конвенции, к сожалению, я не могу согласиться с выводами моих коллег относительно статьи 18 Конвенции. По нижеизложенным причинам я считаю, что жалоба, поданная заявителями в соответствии с этим положением Конвенции, также должна была быть рассмотрена по существу.
2. Ссылаясь на статью 18 Конвенции, заявители в рассматриваемом деле утверждали, что они являются жертвами нарушения прав, гарантированных пунктом 1 статьи 5 Конвенции и статьей 11 Конвенции, "из-за политической мести" (см. § 52 настоящего Постановления). Хотя это утверждение прямо подпадает под действие статьи 18 Конвенции, большинство судей решили, что отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, было ли нарушено данное положение Конвенции. Вместо этого мои коллеги отметили, что они уже установили нарушение прав заявителей, гарантированных статьей 11 Конвенции, и признали, что такое положение, скорее всего, оказывает "сдерживающий эффект" на других лиц (см. § 55 настоящего Постановления, ссылающегося на § 32).
3. Однако статья 18 Конвенции закрепляет ценности, выходящие за пределы защиты свободы или защиты свободы собраний и объединений. В этой связи я хотела бы сослаться на свое частично несовпадающее мнение, выраженное в Постановлении Европейского Суда по делу "Каспаров против Российской Федераци" (Kasparov v. Russia) от 11 октября 2016 г., жалоба N 53659/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 4 (примеч. редактора).), заявителем по которому является первый заявитель по настоящему делу. Mutatis mutandis, аргументы, сформулированные в нем, применимы и в настоящем деле. В частности, я подтверждаю, что, хотя положения указанной статьи Конвенции являются вспомогательными, статью 18 Конвенции следует понимать так, что она защищает отдельный правовой интерес в дополнение к тем, что защищены конвенционными правами и свободами, с которыми она применяется. Данное понимание этого положения следует как из того, что она была закреплена в Конвенции в качестве отдельной статьи, что логически влечет за собой разумную степень независимого применения, так и из истории ее подготовки* (* См.: Keller Helen and Heri Corina. Selective Criminal Proceedings and Article 18 of the European Convention on Human Rights' Untapped Potential to Protect Democracy, 36 (1-6) // Human Rights Law Journal (2016), pp. 1-10 with further references.).
4. Подход большинства судей к статье 18 Конвенции в настоящем деле не является беспрецедентным. Посредством ее толкования, в том числе в результате возложения высокого стандарта доказывания, которое часто устанавливает Европейский Суд, и из-за своей склонности объявлять о том, что отсутствует необходимость отдельно рассматривать соответствующие жалобы, Европейский Суд сделал для заявителей чрезвычайно трудным добиться успеха, утверждая о нарушении статьи 18 Конвенции.
Однако такие дела, как настоящее, демонстрируют необходимость обратить внимание на осуществление судопроизводства, направленного на то, чтобы выявить и заставить замолчать несогласных и оппозиционных лиц в некоторых государствах-членах. Как я уже утверждала в совместном частично несовпадающем мнении судей Николау и Дедова (Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации" (Navalnyy and Ofitserov v. Russia) от 23 февраля 2016 г., жалобы NN 46632/13 и 28671/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5 (примеч. редактора).), пункт 7 особого мнения), "последствием такого искажения закона, выявление диссидентов, чтобы заставить их замолчать путем применения уголовного производства, является именно злоупотребление, от которого должна защищать статья 18 Конвенции".
5. В настоящем деле имеется однозначное prima facie нарушение статьи 18 Конвенции, и по этой причине Европейский Суд должен был рассмотреть по существу жалобу в соответствии с данной статьей. Вместо этого большинство судей выбрали подход, который лишает статью 18 Конвенции разумной сферы применения. Это настораживает, учитывая, что подобные тенденции, как в настоящем деле, противоречат требованиям демократического общества. Таким образом, Европейскому Суду следует немедленно пересмотреть свой текущий подход, который нейтрализует действие статьи 18 Конвенции, несмотря на то, что данное положение Конвенции является наиболее подходящим средством для реагирования на недемократические тенденции.
Совпадающее мнение судьи Георгиоса Сергидеса
1. Я голосовал за Постановление в полном объеме, и цель моего совпадающего мнения состоит в том, чтобы подробно разобрать вывод о том, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении второго заявителя.
2. Подпункт "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции предусматривает следующее:
"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
_(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения_".
3. Второй заявитель содержался в отделе милиции по Басманному району г. Москвы 24 ноября 2007 г. с 15.45 "до неустановленного времени 26 ноября 2007 г." (см. § 9 настоящего Постановления). Ему были "предъявлены обвинения в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий и в неповиновении законным требованиям сотрудников милиции, в правонарушениях, предусмотренных пунктом 2 статьи 20.2 и статьей 19.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях" (см. там же).
4. Соответствующие положения процессуального законодательства Российской Федерации, касающиеся административного задержания, содержатся в частях 1-3 и 5 статьи 27.3 и в частях 1-3 статьи 27.5 КоАП РФ от 30 декабря 2001 г. Они были переведены на английский язык и процитированы в Постановлении Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" (Navalnyy and Yashin v. Russia) от 4 декабря 2014 г., жалоба N 76204/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 1 (примеч. редактора).), § 44) (см. также § 18 настоящего Постановления, который отсылает к обзору соответствующего внутригосударственного законодательства, содержащемуся в Постановлении Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", а также в Постановлении Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации" (Kasparov and Others v. Russia) от 3 октября 2013 г., жалоба N 21613/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 8 (примеч. редактора).), § 35). Соответствующее внутригосударственное законодательство, процитированное в § 44 Постановления Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" и раскрывающее вышеизложенные положения, а также другие соответствующие нормы, гласят:
"_Статья 27.3. Административное задержание
1. Административное задержание, то есть кратковременное ограничение свободы физического лица, может быть применено в исключительных случаях, если это необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении, исполнения постановления по делу об административном правонарушении_
3. По просьбе задержанного лица о месте его нахождения в кратчайший срок уведомляются родственники, администрация по месту его работы (учебы), а также защитник_
5. Задержанному лицу разъясняются его права и обязанности, предусмотренные настоящим Кодексом, о чем делается соответствующая запись в протоколе об административном задержании.
Статья 27.4. Протокол об административном задержании
1. Об административном задержании составляется протокол_
2. _Копия протокола об административном задержании вручается задержанному лицу по его просьбе.
Статья 27.5. Сроки административного задержания
1. Срок административного задержания не должен превышать три часа, за исключением случаев, предусмотренных частями 2 и 3 настоящей статьи.
2. Лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, посягающем на установленный режим Государственной границы Российской Федерации_ может быть подвергнуто административному задержанию на срок не более 48 часов.
3. Лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, влекущем в качестве одной из мер административного наказания административный арест, может быть подвергнуто административному задержанию на срок не более 48 часов.
4. Срок административного задержания лица исчисляется с момента доставления в соответствии со статьей 27.2 настоящего Кодекса, а лица, находящегося в состоянии опьянения, со времени его вытрезвления".
5. Основная цель статьи 5 Конвенции заключается в предотвращении произвольного или необоснованного лишения свободы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маккей против Соединенного Королевства" (McKay v. United Kingdom) жалоба N 543/03, § 30, ECHR 2006-X, Постановление Европейского Суда по делу "Витольд Литва против Польши" (Witold Litwa v. Poland) жалоба N 26629/95, § 78, ECHR 2000-III, Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов" (Winterwerp v. Netherlands), A33 (1979), 2 EHRR 387, § 37). Таким образом, Европейский Суд не считает себя связанным выводами властей государства-ответчика о том, имело или нет место лишение свободы, и, таким образом, он проводит самостоятельную оценку ситуации (см. Постановление Европейского Суда по делу "H.L. против Соединенного Королевства" (H.L. v. United Kingdom), жалоба N 45508/99, § 90, ECHR 2004-IX, Постановление Европейского Суда по делу "H.M. против Швейцарии" (H.M. v. Switzerland) жалоба N 39187/98, §§ 30 и 48, ECHR 2002-II, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Крянгэ против Румынии" (Creanga v. Romania) от 23 февраля 2012 г., жалоба N 29226/03, § 92). В связи с вышеизложенным понятие "произвольно" в пункте 1 статьи 5 Конвенции выходит за пределы несоответствия внутригосударственному законодательству, следовательно, лишение свободы может быть законным с точки зрения внутригосударственного законодательства, но являться произвольным и, соответственно, противоречить Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Крянгэ против Румынии", § 84, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "А. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), от 19 февраля 2009 г., жалоба N 3455/05, § 164). В соответствии с вышеизложенной прецедентной практикой Европейский Суд в настоящем деле (см. § 38 Постановления) отметил следующее:
"_"законность" содержания под стражей в соответствии с внутригосударственным законодательством не всегда является решающим фактором. Европейский Суд должен быть удовлетворен тем, что содержание под стражей в течение рассматриваемого периода было совместимо с целью пункта 1 статьи 5 Конвенции, которая заключается в том, чтобы предотвратить лиц от лишения свободы произвольным образом".
6. В Постановлении Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации" (Frumkin v. Russia) жалоба N 74568/12* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 7 (примеч. редактора).), § 149, ECHR 2016) Европейский Суд, рассматривая жалобу против Российской Федерации, схожую с настоящей жалобой, также отметил, "что продолжительность административного задержания, как правило, не должна превышать трех часов, которые считаются разумным и достаточным сроком для составления протокола об административном правонарушении". Затем Европейский Суд (в §§ 150-152, там же), в конечном счете, установив нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, указал следующее:
"150. _Власти Российской Федерации утверждали, что срок содержания под стражей заявителя был в пределах 48 часов, предусмотренных частью 3 статьи 27.5 КоАП РФ. Тем не менее ни власти Российской Федерации, ни какие-либо иные внутригосударственные органы не предоставили в соответствии с требованиями статьи 27.3 КоАП РФ какого-либо обоснования, а именно, что это был "исключительный случай" или что это было "необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела о предполагаемом административном правонарушении". В отсутствие каких-либо четких доводов, приведенных властями в пользу обоснования того, что заявитель не был освобожден, Европейский Суд считает, что содержание под стражей до суда в течение 36 часов было необоснованным и произвольным.
151. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу о нарушении права заявителя на свободу в связи с отсутствием обоснования и законных оснований для заключения под стражу до рассмотрения дела мировым судьей.
152. Следовательно, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции".
Ссылаясь на вышеуказанные дела, Европейский Суд в настоящем деле постановил, что "[в отсутствие] каких-либо ясных причин, приведенных властями Российской Федерации с целью обоснования задержания заявителя на срок более трех часов, Европейский Суд считает, что его задержание было незаконным" (см. § 40 настоящего Постановления).
7. На мой взгляд, тест для определения того, являлось ли содержание под стражей "законным" по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции и подпункта "с" пункта 1 той же статьи, должен состоять из трех пунктов:
(a) необходимо, чтобы существовала "процедура, предусмотренная законом" (см. пункт 1 статьи 5 Конвенции);
(b) задержание должно быть законным в соответствии с внутригосударственным материальным и процессуальным законодательством (см. пункт 1 статьи 5 Конвенции и подпункт "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции);
(c) содержание под стражей не должно быть необоснованным и произвольным, противоречащим пункту 1 статьи 5 Конвенции и подпункту "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, и должно соответствовать прецедентной практике Европейского Суда.
8. Как уже было сказано выше для того, чтобы удовлетворять требованию законности, содержание под стражей должно быть осуществлено "в соответствии с процедурой, установленной законом", как это предусмотрено в пункте 1 статьи 5 Конвенции. Хотя эта норма прямо регулирует только саму процедуру, она, тем не менее, толкуется Европейским Судом таким образом, что она также регулирует соблюдение норм материального права при условии, что содержание под стражей соответствует материальным и процессуальным нормам внутригосударственного законодательства (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дель Рио Прада против Испании" (Del Rio Prada v. Spain), жалоба N 42750/09, § 125, ECHR 2013) или в случае необходимости нормам международного права (см., inter alia, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Медведев и другие против Франции" (Medvedyev and Others v. France) от 29 марта 2010 г., жалоба N 3394/03, § 79, и Постановление Европейского Суда по делу "Тоньоло против Сан-Марино и Италии" (Toniolo v. San Marino and Italy) от 26 июня 2012 г., жалоба N 44853/10, § 46). В упомянутом деле Дель Рио Прада Европейский Суд в § 125 особенно отметил следующее:
"В прецедентной практике Европейского Суда относительно пункта 1 статьи 5 Конвенции четко установлено, что любое лишение свободы должно основываться не только на одном из исключений, перечисленных в подпунктах "а"-"е", но также должно быть "законным". В тех случаях, когда речь идет о "законности" содержания под стражей, в том числе о том, соблюдается ли "процедура, предусмотренная законом", Конвенция в основном ссылается на внутригосударственное законодательство и устанавливает обязательство соблюдать материальные и процессуальные нормы внутригосударственного законодательства. Это в первую очередь требует того, чтобы любое задержание или содержание под стражей имело правовую основу во внутригосударственном законодательстве, также это касается качества закона, который должен быть совместим с принципом верховенства права, с концепцией, присущей всем статьям Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris v. Cyprus), § 116, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "М. против Германии" (M. v. Germany), § 90)_".
9. Поскольку второму заявителю по настоящему делу было предъявлено обвинение в совершении правонарушений, предусмотренных частью 2 статьи 20.2 и статьей 19.3 КоАП РФ, условие пункта (b) вышеуказанного теста относительно соответствия нормам материального права было выполнено. Кроме того, ввиду наличия процедуры административного задержания, предусмотренной положениями статей 27.3 - 27.5 того же кодекса, условие о необходимости наличия процедуры согласно пункту (а) рассматриваемого теста также было выполнено.
10. Тем не менее без приведения властями государства-ответчика или любыми другими органами власти каких-либо оснований для задержания второго заявителя свыше трех часов, которое длилось в итоге около двух суток, действия властей Российской Федерации не соответствовали внутригосударственному процессуальному законодательству, и их решения являлись произвольными, тем самым нарушая условия пунктов (b) упомянутого выше теста относительно процедуры и (с) в отношении произвольности задержания. Если говорить конкретно, то были нарушены:
(a) часть 1 статьи 27.3 КоАП РФ от 30 декабря 2001 г. вместе с частями 1-3 статьи 27.5 этого же кодекса, поскольку власти Российской Федерации не продемонстрировали или даже не утверждали, что рассматриваемое задержание являлось "исключительным случаем" и было "необходимо для своевременного и правильного рассмотрения дела об административном правонарушении или для исполнения постановления по делу об административном правонарушении";
(b) пункт 1 статьи 5 Конвенции в результате несоблюдения внутригосударственного процессуального законодательства (см. выше пункт (a));
(c) подпункт "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции в результате несоблюдения внутригосударственного процессуального законодательства (см. выше пункт (a));
(d) пункт 1 статьи 5 Конвенции и подпункт "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, поскольку задержание длилось более трех часов, было неоправданным и произвольным, что противоречит прецедентной практике Европейского Суда, а именно цели пункта 1 статьи 5 Конвенции, которая состоит в следующем: "гарантировать то, чтобы никто не был произвольно лишен свободы" (см. § 38 настоящего Постановления).
11. У государства-ответчика имеется позитивное обязательство предоставлять отчеты с точным указанием времени, когда именно 26 ноября 2007 г. истек срок содержания под стражей. В связи с тем, что время освобождения второго заявителя в эту дату не было точно указано, поскольку задержание закончилось в неустановленное время после 15.45 того же дня, содержание второго заявителя под стражей длилось в течение более чем 48 часов и, таким образом, являлось нарушением статьи 27.5 КоАП РФ, которая устанавливает срок 48 часов в качестве максимальной продолжительности содержания под стражей. Что касается важности предоставления Европейскому Суду отчетов, подтверждающих точный срок содержания под стражей, необходимо обратиться к Постановлению Европейского Суда по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey) от 25 мая 1998, § 125, Reports 1998-III, в котором Европейский Суд указал, что:
"_отсутствие данных о времени и месте задержания, имени задержанного, оснований для задержания и имени лица, осуществившего задержание, следует считать несовместимым с целями статьи 5 Конвенции".
Отсутствие записи о точной продолжительностью содержания под стражей несовместимо с требованием законности в рамках Конвенции. В Постановлении Европейского Суда по делу "Ангелова против Болгарии" (Anguelova v. Bulgaria) от 13 июня 2002 г., жалоба N 38361/97, § 154, Европейский Суд отметил следующее:
"Отсутствие записей по таким данным, как дата и время задержания, место содержания под стражей, фамилия задержанного, а также причин задержания и данных лица, произведшего задержание, должно быть признано несовместимым с требованиями законности задержания и с самой целью статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), от 25 мая 1998, Reports 1998-III, pp. 1185-1186, § 125, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чакиджи против Турции", §§ 104-105)".
12. Отказ от предоставления каких-либо обоснований для задержания второго заявителя в течение такого длительного времени, помимо объявления задержания незаконным, нарушает верховенство права, принципы эффективности и пропорциональности.
13. Основа Постановления, что следует признать верным, заключается в цели пункта 1 статьи 5 Конвенции, и его узком или ограничительном толковании. Используя высказывания Европейского Суда относительно последнего: "_перечень исключений из права на свободу, закрепленный в пункте 1 статьи 5 Конвенции, является исчерпывающим, и только узкое толкование этих исключений соответствует цели данного положения Конвенции, а именно гарантировать то, чтобы никто не был произвольно лишен свободы" (см. § 38 настоящего Постановления). В отношении требования узкого толкование была дана ссылка на Постановление Европейского Суда по делу "Джулия Манцони против Италии" (Giulia Manzoni v. Italy) от 1 июля 1997 г., § 25, Reports 1997-IV, однако без указания на проведение более тщательного правового анализа по данному вопросу, представленному в том деле или делах, процитированных в нем (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ван дер Леер против Нидерландов" (Van der Leer v. Netherlands) от 21 февраля 1990 г., Series A, N 170-A, p. 12, § 22, Постановление Европейского Суда по делу "Вассинк против Нидерландов" (Wassink v. Netherlands) от 27 сентября 1990 г., Series A, N 185-A, p. 11, § 24, и Постановление Европейского Суда по делу "Куинн против Франции" (Quinn v. France) от 22 марта 1995 г., Series A, N 311, p. 17, § 42).
14. Вопросы определения и толкования исключений из права на свободу и личную неприкосновенность чрезвычайно важны для эффективной защиты сущности этого права. Вместе с тем принцип эффективности имеет бульшое значение при толковании и применении как исключений, так и правила (то есть предоставленного права), в котором допускаются исключения. Таким образом, в следующих пунктах будет предпринята попытка подробно рассмотреть вопрос о толковании пункта 1 статьи 5 Конвенции и особенно подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
15. Согласно латинскому изречению exceptio probat regulam* (* Exceptio probat regulam (лат.) - исключение подтверждает правило (примеч. переводчика).) исключения подтверждают правило, и они определяют, а также ограничивают сферу его действия. Что касается пункта 1 статьи 5 Конвенции, то правило можно найти в первом предложении: "[к]аждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность", что указывает суть гарантированного права. Исключения из этого правила предусмотрены в подпунктах "а"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
16. Формулировка пункта 1 статьи 5 Конвенции, согласно которой "[н]икто не должен быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленным законом_" (курсив добавлен мною. - Г.С.), после которой следует специально оговариваемые шесть случаев (подпункты "а"-"f"), дает ясно понять, что данный перечень исключений должен быть всеобъемлющим и исчерпывающим, не оставляя свободу для любых других подразумеваемых или молчаливых ограничений, которые могут еще больше ограничить вышеизложенное правило. Список исключений, упомянутый в подпунктах "а"-"f", является исчерпывающим, поскольку это единственное предусмотренное исключение из правила ("за исключением в следующих случаях"), формулировка которого начинается с императивного требования ("никто не может быть лишен"), не оставляя места для иных ограничений, помимо тех, которые прямо предусмотрены.
17. Таким образом, исключения, предусмотренные в подпунктах "а"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, должны пониматься в строгом смысле, или, используя слова лорда Дунедина (Lord Dunedin), сказанные им в деле "Уайтман против Садлер" (Whiteman v. Sadler), [1910] АС 514, р. 527, "ясно установленное законодательное положение закрывает дверь для дальнейших подразумеваемых положений". Здесь применяется латинская максима expressio facit cessare tacitum* (* Expressum facit cessara tactium (лат.) - прямо выраженное аннулирует всё, что могло предполагаться умолчанием (примеч. переводчика).), согласно которой "никакое подразумеваемое положение не является верным, если оно находится в противоречии с формулировками, которые использовал парламент" или, применив это к настоящему делу, "против слов, которые использовали Высокие Договаривающиеся Стороны" (см.: Francis A. Bennion. Bennion on Statutory Interpretation. A Code, fifth edition, London, 2008, Section 389, p. 249). Беннион также делает следующее уместное замечание относительно применения этой максимы к "положениям, которые исключают правило", каковыми являются положения подпунктов "а"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции:
"Латинская максима expressio unius est exclusio alterius (выражение одного исключает другое) является аспектом принципа expressum facit cessare tacitum. В кратком виде она известна как принцип expression unius. [Ibid., Section 390, at p. 1250]_
Принцип expressio unius est exclusio alterius часто применяется к формулировкам исключений. Формулировки исключений могут исключать либо определенные категории из акта, в котором они использованы, или из законодательства в целом_
Если акт содержит специальные исключения, презюмируется, что это единственные исключения_" [Ibid., Section 394, at p. 1256_].
18. Толкование исключений в пункте 1 статьи 5 Конвенции, которое было бы узким и не рассматривало список исключений исчерпывающим, противоречило бы цели данной статьи, как указано выше. Как отметил Европейский Суд в процитированном выше Постановлении по делу "Винтерверп против Нидерландов" (см. § 37):
"Считать иначе значит вступать в противоречие с пунктом 1 статьи 5 Конвенции, где содержится исчерпывающий перечень исключений (см. Постановление Европейского Суд по делу "Энгель и другие против Нидерландов" (Engel and Others v. Nethelands) от 8 июня 1976 г., Series A, N 22, p. 24, § 57, и Постановление Европейского Суд по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series A, N 25, p. 74, § 194), требующий узкого толкования (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Класс и другие против Германии" (Klass and Others v. Germany) от 6 сентября 1978 г., Series A, N 28, p. 21, § 42, и Постановление Европейского Суд по делу "Компания ''Санди Таймс'' против Соединенного Королевства" (Sunday Times v. United Kingdom) от 26 апреля 1979 г., Series A, N 30, p. 41, § 65). Это не соответствовало бы также предмету и цели пункта 1 статьи 5 Конвенции, а именно гарантировать, чтобы никто не был лишен свободы в результате произвольных действий (см. Постановление Европейского Суд по делу "Лоулесс против Ирландии" (Lawless v. Ireland) от 1 июля 1961 г., Series A, N 3, p. 52, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов", p. 25, § 58)_".
19. Какая-либо неопределенность в отношении вопроса о пределах действия пункта 1 статьи 5 Конвенции имела бы неблагоприятное влияние как на негативные, так и на позитивные обязательства государства в соответствии с настоящим положением Конвенции и не позволяла бы достичь цели пункта 1 статьи 5 Конвенции. Следует отметить, что первое предложение пункта 1 статьи 5 Конвенции возлагает на государство позитивную обязанность не только воздерживаться от активного нарушения прав, но и предпринимать соответствующие меры с целью обеспечить защиту от незаконного вмешательства в эти права каждому лицу, находящемуся под его юрисдикцией (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии" (El-Masri v. the former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба N 39630/09, § 239, ECHR 2012).
20. Пункт 1 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (далее - Венская конвенция) предусматривает, что "договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора". Имея в виду это положение, я постараюсь подойти к толкованию пункта 1 статьи 5 Конвенции и подпункта "с" пункта 1 той же статьи Конвенции с точки зрения некоторых других соответствующих положений Конвенции и с учетом объекта и целей этих положений.
21. Хотя Европейский Суд в настоящем деле решил, что отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, имело ли место нарушение статьи 18 Конвенции, положения данной статьи, тем не менее, могут оказать помощь в надлежащем понимании природы и использовании исключений для каких-либо прав, закрепленных в Конвенции. В соответствии со статьей 18 Конвенции, которая находится в конце раздела I ("Права и свободы"), предусмотренная цель не может служить обоснованием меры, принятой для достижения цели, которая не была закреплена. Указанная статья Конвенции, в частности, предусматривает следующее:
"Ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".
22. Исходя из положений статьи 18 Конвенции, можно представить или заключить следующее:
(a) исключениями из прав, закрепленных в Конвенции, могут являться те, которые "разрешены Конвенцией", это означает, что любые ограничения закреплены в Конвенции, и, таким образом, следуя максиме expressio unius est exclusio alterius, исключается возможность какого-либо подразумеваемого или молчаливого исключения;
(b) применение предусмотренных исключений должно быть строгим в том смысле, что исключения не должны применяться неправомерно, а только для тех целей, для которых они были предусмотрены;
(c) статья 18 Конвенции прямо относится только к применению, но не к толкованию ограничений прав, закрепленных в Конвенции. Однако поскольку применение каких-либо исключений предполагает толкование или понимание исключения, это толкование логически также должно быть строгим.
23. Приведенные выше выводы применяются также в отношении исключений для подпунктов "а"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, только они являются "разрешенными исключениями" для целей пункта 1 статьи 5 Конвенции и статьи 18 Конвенции (взятой вместе с предшествующими положениями Конвенции), которые должны применяться ограничительно и исключительно в тех целях, для которых они предусмотрены.
24. Статья 18 Конвенции, следовательно, может помочь в определении ясной разграничительной линии между правилом пункта 1 статьи 5 Конвенции и исключениями из него, демонстрируя, что с помощью строгого толкования и применения исключений правило получает необходимое соблюдение и действие.
25. Положения статьи 18 Конвенции находятся в полном соответствии с пунктом 1 статьи 31 Венской конвенции, поскольку они учитывают цель ограничения права и их добросовестное применение, и в то же время соблюдая выполнение этой нормы и обеспечивая ее эффективность. Ограничительное толкование исключений в пункте 1 статьи 5 Конвенции находится также в соответствии с пунктом 1 статьи 31 Венской конвенции, поскольку их толкование основано на формулировке текста в своем обычном значении, принимая во внимание объект и цель права на свободу и личную неприкосновенность в совокупности с его ограничениями.
26. Статья 17 Конвенции также может поддержать мнение о том, что перечень исключений в пункте 1 статьи 5 Конвенции равным образом, как и список исключений в любой другой статье Конвенции, является исчерпывающим. Статья 17 Конвенции гласит:
"Ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо Государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции".
Из этого положения и особенно с учетом того, что оно имеет императивный абсолютный характер, очевидно, что права и их пределы прямо предусмотрены в Конвенции и должны толковаться в соответствии с их целью и принципом эффективности, и как таковые они должны получать защиту от какого-либо вмешательства.
27. Помимо статей 17 и 18 Конвенции, статья 16 Конвенции a contrario предполагает, что перечень исключений в пункте 1 статьи 5 Конвенции является исчерпывающим, насколько он затрагивает граждан, как в данном деле, когда заявителями являлись граждане государства-ответчика. Статья 16 Конвенции, ограничивая свое применение только политической деятельностью иностранцев, предусматривает следующее:
"Ничто в статьях 10, 11 и 14 не может рассматриваться как препятствие для Высоких Договаривающихся Сторон вводить ограничения на политическую деятельность иностранцев".
Из этого положения и в соответствии с упомянутым выше принципом expressio unius est exclusio alterius очевидно, что Высокие Договаривающиеся Стороны не могут вводить ограничения на политическую деятельность своих граждан, которыми являются заявители по настоящему делу. Это, конечно, не представляет, на мой взгляд, соответствующему государству безразмерные права ограничивать осуществление иностранцем прав в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции.
28. Права и свободы определены в разделе I Конвенции, и это ясно следует, inter alia, из положений статьи 1 Конвенции, которая гласит:
"Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции".
Из формулировки указанной статьи и особенно из фразы "определены в" следует, что сфера действия прав и свобод определяется исключительным и исчерпывающим образом в разделе I (и, конечно, в статьях Дополнительных протоколов к Конвенции), также принимая во внимание исключения из каждого права (не являющиеся, конечно, абсолютными правами). Иными словами, определение прав в разделе I Конвенции безусловно охватывает исключения, которые в некотором смысле, если я могу использовать данный термин, можно рассматривать как "характеристики" этих прав. Соответственно, поскольку статья 1 Конвенции определяет как сущность права, так и исключения, то нет места для подразумеваемых или молчаливых исключений. Факт обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции и Протоколам к ней в соответствии со статьей 19 Конвенции, несомненно, указывает на обязательства, предпринимаемые этими Договаривающимися Сторонами согласно статье 1 Конвенции в отношении прав человека, как они определены в ней вместе с исключениями, которые составляют часть их определения.
29. Интересно также отметить, как заканчивается преамбула к Конвенции: "[Высокие Договаривающиеся Стороны] [с]огласились о нижеследующем", после чего следуют статьи Конвенции, формулирующие или устанавливающие гарантированные Конвенцией права. Это означает, что намерение Высоких Договаривающихся Сторон не оставляет места для предоставления иных прав, чем те, о которых они договорились и которые упоминаются в статье 1 Конвенции.
30. Соответствующий аргумент также может быть выведен из положений статьи 15 Конвенции, а именно из того, что, поскольку отступление от статьи 5 Конвенции разрешается "[в]о время войны или при иных чрезвычайных обстоятельствах, угрожающих жизни нации" и может применяться настолько, "насколько это обусловлено чрезвычайностью обстоятельств" и согласно другим условиям, установленным в статье 15 Конвенции, то не могут быть разрешены отступления при каких-либо других условиях. В связи с этим, помимо исключительных ситуаций, основанных на законе необходимости (соответствующие латинские максимы salus populi suprema lex esto* (* Salus populi suprema lex esto (лат.) - благо наpода - высший закон (примеч. переводчика).) и necessitas non habet legem* (* Necessitas non habet legem (лат.) - необходимость не знает закона (примеч. переводчика).)), которые могут применяться лишь временно при обстоятельствах чрезвычайного положения, право в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции не может быть ограничено какими-либо иными положениями Конвенции, за исключением статьи 15 Конвенции. Однако должно быть ясно, что любое отступление от обязательств Высокой Договаривающейся Стороной согласно статье 15 Конвенции не имеет эффекта расширения списка исключений для какого-либо из прав, предусмотренных в Конвенции, включая пункт 1 статьи 5 Конвенции. Это отступление имеет временный характер и определенную цель, как сказано в статье [15 Конвенции]* (* Текст в скобках добавлен при переводе (примеч. редактора).), чтобы защитить нацию от "чрезвычайных обстоятельств". В любом случае в настоящем деле не рассматривался вопрос о чрезвычайной ситуации, а значит, и не возникало вопроса, связанного с применением положений статьи 15 Конвенции. Кроме того, в настоящем деле отсутствует вопрос о международном вооруженном конфликте и, следовательно, нет причин для применения норм международного гуманитарного права (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хассан против Соединенного Королевства" (Hassan v. United Kingdom) от 16 сентября 2014 г., жалоба N 29750/09).
31. Право на свободу и личную неприкосновенность по смыслу Конвенции имеет первостепенное значение в "демократическом обществе" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Медведев и другие против Франции", § 76, и Постановление Европейского Суда по делу "Ладан против Польши" (Ladent v. Poland) от 18 марта 2008 г., жалоба N 11036/03, § 45). Европейский Суд рассматривает понятие "свобода" наряду со статьями 2-4 Конвенции в качестве "первого уровня основных прав, которые защищают физическую неприкосновенность личности" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маккей против Соединенного Королевства" (McKay v. United Kingdom), § 30). С учетом вышеизложенной важности права на свободу и личную неприкосновенность ни это право, ни принцип правовой определенности и верховенства права, с которым последнее связано, не могут быть гарантированы, пока отсутствуют конкретные и строгие исключения из этих прав, как уже было сказано выше. Это обстоятельство особо подчеркивалось в упоминавшемся выше деле "Винтерверп против Нидерландов", где в § 37 Европейский Суд, ссылаясь на то, что задержание не охватывалось ни одним из исключений, предусмотренных пунктом 1 статьи 5 Конвенции, и после того, как он указал, что пункт 1 статьи 5 Конвенции предусматривает узкое толкование, Европейский Суд отметил следующее:
"Более того, в ином случае игнорировалось бы значение права на свободу в демократическом обществе (см. Постановление Европейского Суда по делу "Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium) от 18 июня 1971, Series A, N 12, p. 36, § 65, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов", p. 35, § 82 in fine)".
32. Наконец, с учетом вышеизложенного правового анализа и принимая во внимание обстоятельства дела, я прихожу к тому же выводу, что и Постановление Европейского Суда по настоящему делу относительно толкования и применения пункта 1 статьи 5 Конвенции и подпункта "с" пункта 1 той же статьи, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении второго заявителя.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Постановление Европейского Суда по правам человека от 13 декабря 2016 г. Дело "Каспаров и другие (Kasparov and Others) против Российской Федерации (N 2)" (Жалоба N 51988/07) (Третья секция)
Текст Постановления опубликован в Бюллетене Европейского Суда по правам человека. Российское издание. N 2/2018
Перевод с английского языка К.С. Гуляева.
Постановление вступило в силу 29 мая 2017 г. в соответствии с положениями пункта 2 статьи 44 Конвенции