Постановление Европейского Суда по правам человека от 3 октября 2017 г. Дело "Дмитриевский (Dmitriyevskiy) против Российской Федерации" (Жалоба N 42168/06) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Дмитриевский (Dmitriyevskiy)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 42168/06)

Постановление Суда

Страсбург, 3 октября 2017 г.

По делу "Дмитриевский против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Бранко Лубарды, Председателя Палаты Суда,

Луиса Лопеса Герра,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Пере Пастора Вилановы,

Георгиоса А. Сергидеса,

Жольены Шуккинг, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 5 сентября 2017 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 42168/06, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Станиславом Михайловичем Дмитриевским (далее - заявитель) 25 сентября 2006 г.

2. Интересы заявителя представляла О. Садовская, адвокат, практикующий в г. Нижнем Новгороде. Власти Российской Федерации были первоначально представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека В.В. Милинчук, а затем Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека М.Л. Гальпериным.

3. Заявитель утверждал, в частности, что уголовное разбирательство против него за публикацию статей в газете, главным редактором которой он являлся, составляло нарушение его права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции. Он также жаловался, ссылаясь на статьи 6 и 13 Конвенции, на различные нарушения в уголовном разбирательстве в отношении него и на отсутствие эффективных средств правовой защиты в этой связи.

4. 6 февраля 2007 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1966 году и проживает в г. Нижнем Новгороде.

6. В период, относящийся к обстоятельствам дела, он являлся исполнительным директором неправительственной организации "Общество российско-чеченской дружбы"* (* Неправительственная организация, признанная экстремистской на территории Российской Федерации, действовавшая в период с 2000 по 2006 год. С 2007 года зарегистрирована в Финляндии (примеч. редактора).), осуществляющей мониторинг нарушений прав человека в Чеченской Республике и других регионах Северного Кавказа. Он также являлся главным редактором ежемесячной газеты "Право-защита", тираж которой составлял 5 000 экземпляров. Газета издавалась и распространялась преимущественно в Нижегородской области. В конце каждого номера содержалась стандартная оговорка о том, что мнение редакции может не совпадать с мнениями, выраженными в опубликованных статьях.

A. Первая статья

7. В начале 2004 года заявитель использовал две статьи с сайта "Чеченпресс"* (* Так в оригинале. Имеется в виду интернет-сайт thechechenpress.com (примеч. редактора).). Первая имела название "Обращение вице-премьера Правительства Чеченской Республики Ичкерия Ахмеда Закаева к российскому народу" (далее - первая статья) и была опубликована в выпуске N 1 (58) газеты "Право-защита" в марте 2004 г. Она содержала следующие высказывания:

"Год назад только начавшийся мирный процесс был прерван трагическими событиями [в театре] на Дубровке. Есть много мнений относительно того, кто несет ответственность за эту трагедию, но нет никаких споров относительно того, кто извлек из нее выгоду.

Сегодня от имени президента Чеченской Республики Ичкерия Аслана Масхадова я вновь обращаюсь к народу России. Нам еще не поздно решить все поставленные вопросы. Но для этого народ России должен избавиться от тех, для кого мир - это потеря власти или, может быть, даже суд. До тех пор, пока они остаются в Кремле, кровь будет продолжать течь в Чечне и в России.

Я протягиваю народу России руку мира, минуя их президента. Война никому не нужна, кроме него: ни правым, ни левым, ни бедным, ни богатым. Владимир Путин не оставил чеченцам выбора, но у вас есть выбор, и вы все еще можете выбрать мир, проголосовав против Путина в марте 2004 г. Для вас и для нас это реальная возможность".

8. Статья сопровождалась комментариями редакции, которые имели следующее содержание:

"По причинам, не зависящим от редакции, мы публикуем этот документ с опозданием. Это обращение было сделано накануне президентских выборов в России. К сожалению, народ России не воспользовался своей исторической возможностью, вновь избрав своим президентом человека, который сделал политический капитал из кровопролитной войны против собственного народа и ведет страну в тупик полицейского государства. Тем не менее мы убеждены, что этот документ, представляющий собой обращение законных чеченских властей к внешнему миру, пока не утратил своей актуальности".

B. Вторая статья

9. Вторая статья, имевшая заголовок "Обращение Президента Чеченской Республики Ичкерия Аслана Масхадова к Европарламенту" (далее - вторая статья), была опубликована заявителем в выпуске N 2 (59) газеты "Право-защита" в апреле и мае 2004 г. и имела следующее содержание:

"26 февраля 2004 года Парламент Европейского союза принял декларацию, в которой официально признал сталинскую депортацию чеченского народа 23 февраля 1944 года актом геноцида. Европарламент также рекомендовал Совету Европы изучить план Правительства ЧРИ по мирному разрешению нынешнего российско-чеченского военного конфликта [между Россией и Чечней], утвержденный мною.

Тотальная депортация 1944 года в Среднюю Азию и Казахстан является одной из самых трагических страниц во всей многовековой истории чеченцев, так как в ходе этого насильственного акта была полностью ликвидирована национальная республика, а ее территория была разделена между соседними регионами. За 13 лет, которые чеченский народ провел в изгнании, погибло около 70% населения.

Нужно заметить, что депортация 1944 года была девятым по счету крупным актом геноцида со стороны высшего военно-политического руководства Российской империи за период 400-летнего вооруженного противостояния между чеченцами и русскими.

Самая первая депортация чеченцев была осуществлена Россией еще в 1792 году, после уничтожения государства во главе с первым имамом Кавказа Шейхом Мансуром. А после уничтожения государства во главе с имамом Шамилем и официального объявления об окончании Русско-Кавказской войны в 1859 году немалая часть чеченцев оказалась на территории Османской империи.

Последней царской депортацией было выселение многих чеченских семей в холодную и далекую Сибирь в 1913 году. А первые массовые высылки чеченцев при советской власти начались в годы коллективизации и культурной революции, то есть при сталинском режиме.

К чему вся эта предыстория? Правительство ЧРИ рассматривает данное политическое решение Европарламента как безусловно серьезный исторический шаг на пути достижения долгожданного мира на залитой кровью чеченской земле. В ходе все еще продолжающейся последней русско-чеченской войны уже погибло более четверти миллиона мирного населения ЧРИ, полностью уничтожена вся инфраструктура республики, разрушены многие города, села, школы, больницы, учреждения культуры, а свет в конце тоннеля еще не виден.

А мировое сообщество совершенно спокойно наблюдает за целенаправленным и планомерным убийством целого народа и не имеет даже малейшего желания каким-либо образом отреагировать на это преступное безумие кремлевского кровавого режима. Это, в свою очередь, порождает в республике тысячи и тысячи новых бойцов, которые ежедневно пополняют ряды Чеченского Сопротивления свежими силами и при этом считают, что они имеют моральное право использовать против врага его же методы, что однозначно осуждаемо нами.

Даже в эту скорбную дату, 60-летие своей депортации, многие чеченцы отметили в тяжелейших условиях массовых, немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жестких "зачисток", пыток, похищений, исчезновений, "адресных" проверок со стороны российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ.

Я как законно избранный президент Чеченской Республики Ичкерия от имени борющегося за свою свободу непокорного чеченского народа выражаю искреннюю благодарность всем европейским парламентариям, которые приняли такое принципиальное решение, признав депортацию 1944 года актом геноцида...

Сегодня, как и 60 лет назад, нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа, являющегося одним из аборигенов древнего Кавказа, что может привести, в конечном счете, к его полному физическому исчезновению с лица земли.

Ваше решение в защиту чеченского народа в условиях продолжающегося его геноцида является дополнительным моральным стимулом в борьбе за выживание. Мы всегда открыты для конструктивного диалога с мировым сообществом и приглашаем независимых экспертов ООН и ЕС для визуального мониторинга ситуации, чтобы безосновательные, клеветнические нападки на чеченцев со стороны российских пропагандистов, нагло обивающих пороги ПАСЕ, ОБСЕ и других авторитетных организаций, не могли исказить реальную картину в Чеченской Республике Ичкерия.

Вне всякого сомнения то, что сегодня центром международного терроризма является Кремль, который выбрал Чечню и чеченцев объектами испытания террористических методов, разрабатываемых ФСБ. Наивно думать, что нынешний режим России постесняется использовать свой террористический опыт на международной арене для решения политических и иных задач. Примером тому служит вероломный и трусливый теракт, проведенный российскими спецслужбами в государстве Катар, унесший жизнь моего предшественника Зелимхана Яндарбиева, который осуществлен с использованием дипломатических каналов.

Благодаря широкой огласке последних событий, связанных с семьей Ханбиевых, вы стали свидетелями одного из многочисленных террористических методов, применяемых российской стороной с захватом заложников из мирного населения. Заложники в большинстве случаев исчезают бесследно, а позже их тела, со следами пыток, находят в тайных захоронениях, обнаруживаемых на всей территории Чечни.

Продолжающийся в ХХI веке геноцид чеченского народа - это прямой и наглый вызов всему прогрессивному человечеству, не говоря уже о цивилизованной и демократической Европе, которая главными своими ценностями и приоритетами считает права человека, ставя, таким образом, во главу угла человеческий фактор как самое ценное достояние цивилизации.

Поэтому хочется верить, что чеченский народ вправе надеяться на скорейшее признание вами геноцидом войны, навязанной Чечне путинским режимом. Война, которая по своим масштабам, изощренности, вандализму и бесчеловечности затмила геноцид 1944 года.

Я искренне верю в торжество разума и справедливости на земле, а также в конечную победу чеченского народа. Недалек тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников из числа местных национал-предателей. Чеченское Сопротивление непременно сделает это! Чего бы ему это ни стоило! В этом плане ни у кого в мире не должно быть абсолютно никаких сомнений!"

C. Расследование в связи с публикациями статей

10. 28 ноября 2004 г. сотрудник прокуратуры Нижегородской области (далее - областная прокуратура) установил, что статьи, написанные неизвестными авторами, содержат публичные призывы к экстремистской деятельности, прежде всего, к свержению государственной власти и насильственному изменению основ конституционного строя России.

11. Заявитель был допрошен в связи с публикацией статей. Он заявил, что поддерживает оценку, данную Ахмедом Закаевым в его статье о роли В.В. Путина, Президента Российской Федерации, в истории Российской Федерации в течение последних нескольких лет. Он также заявил, что решительно поддерживает призыв прекратить войну и решить военный конфликт в Чеченской Республике мирным политическим путем, поместив комментарий в конце статьи. Что касается второй статьи, то заявитель пояснил, что рассматривал материал как имеющий большое общественное значение для народа России и поэтому опубликовал его. Он добавил, что намеревался донести до читателей позицию лидеров одной из сторон военного конфликта в Чеченской Республике, поскольку считал, что в свете продолжающейся трагедии на Северном Кавказе и террористической угрозы граждане должны иметь право владеть информацией об этой позиции из первых рук, а не только из сообщений российских средств массовой информации, которые отражают только точку зрения властей России.

12. 11 января 2005 г. областная прокуратура возбудила уголовное дело по части 2 статьи 280 Уголовного кодекса Российской Федерации (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности через средства массовой информации), в ходе которого заявитель был допрошен несколько раз в качестве свидетеля.

13. В заключении от 18 февраля 2005 г. эксперт-лингвист Т. заявила, что рассматриваемые статьи не содержат призывов к экстремистской деятельности, а только направлены на возбуждение расовой, этнической и социальной розни, связанной с насилием (см. §§ 20-27 ниже). После данного заключения власти Российской Федерации решили провести дополнительное расследование в соответствии с частью 2 статьи 282 Уголовного кодекса (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства).

14. В показаниях, данных заявителем в качестве свидетеля 25 апреля 2005 г., он, в частности, заявил, что опубликовал эти две статьи, поскольку считал, что материалы имеют большое общественное значение, и намеревался ознакомить с ними читателей Нижегородской области. Он не преследовал никакой другой цели. Заявитель также отметил, что принял решение опубликовать эти статьи без просьбы кого бы то ни было. По его мнению, статьи были достойные и отражали точку зрения их авторов. Он не был согласен с выводами экспертных заключений от 18 февраля 2005 г., что они содержали заявления, направленные на разжигание вражды между русскими и чеченцами, или заявления, унижающие человеческое достоинство русских на основании их этнического происхождения. Он также подтвердил свою принципиальную позицию по этому вопросу, а именно что действия Правительства России и его вооруженных сил в ходе конфликта в Чеченской Республике должны рассматриваться как военные преступления и преступления против человечества. Заявитель далее полагал, что публикация статей способствовала дружбе и миру между народами России и чеченским народом. И, наконец, он отрицал, что получил плату за публикацию статей. Во время последующих допросов заявитель последовательно придерживался своей позиции.

15. Постановлением от 5 мая 2005 г. следователь по делу приостановил разбирательство за отсутствием установленных виновных лиц. В постановлении содержалась ссылка на показания, сделанные заявителем в ходе допросов в качестве свидетеля, о том, что он получил оспариваемые документы с веб-сайта "Чеченпресс" и опубликовал их с целью ознакомления с ними читателей Нижегородской области. В постановлении далее говорилось, что в ходе расследования не было получено никаких доказательств, способных опровергнуть доводы заявителя. Далее в нем сообщалось, что в действиях тех, кто опубликовал документы в Интернете, имеются доказательства совершения преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, однако, поскольку они остались неизвестными, расследование должно быть приостановлено.

16. Постановление от 5 мая 2005 г. было отменено заместителем областного прокурора Нижегородской области, и разбирательство было возобновлено 9 июля 2005 г.

17. 2 сентября 2005 г. заявителю было официально предъявлено обвинение на основании части 2 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, и с него была взята подписка о невыезде. В ту же дату следователь по делу отказал в его ходатайстве провести еще одну лингвистическую экспертизу статей, заявив, что выводы в заключениях от 18 февраля 2005 г. были обоснованы и последовательны.

18. Решением от 26 сентября 2005 г. следователь по делу отклонил ходатайство заявителя о комплексной экспертизе статей экспертами-лингвистами и историками, в том числе с точки зрения истории, культуры и традиций чеченского народа. Основания для отказа были сходными с указанными в постановлении от 2 сентября 2005 г.

19. 29 сентября 2005 г. заявителю было предъявлено обвинительное заключение, и материалы дела были направлены в суд.

D. Заключения эксперта от 18 февраля 2005 г.

20. В контексте уголовного разбирательства против заявителя следственные органы распорядились провести лингвистическую экспертизу опубликованных им статей. Эксперту было предложено ответить на вопросы, содержали ли эти статьи какие-либо призывы к экстремистской деятельности, и, в частности, имелись ли какие-либо призывы к деятельности, направленной на пропаганду исключительности, превосходства или неполноценности граждан по признаку их расового, этнического или социального происхождения. Эксперту было также предложено ответить на вопрос о том, содержали ли эти статьи заявления, направленные на возбуждение ненависти, вражды или унижение достоинства отдельного лица или группы лиц по признаку их расы, этнического происхождения, языка, происхождения, отношения к религии или принадлежности к определенной социальной группе.

21. 18 февраля 2005 г. Т. составила два экспертных заключения. В заключении лингвистической экспертизы по первой статье она указала на то, что текст содержит высказывания в утвердительной форме о том, что "трагедия [в театре] на Дубровке и война в Чечне [были] выгодны для Владимира Путина", что "прекращение войны и мирное соглашение с лидерами [Чеченской Республики Ичкерия означали] потерю власти для В. Путина" и что "пока В. Путин [руководил] государством, кровь [будет] продолжать течь в Чечне и России". Затем в заключении содержалась ссылка на следующее заявление:

"Нам еще не поздно решить все поставленные вопросы. Но для этого народ России должен избавиться от тех, для кого мир - это потеря власти или, может быть, даже суд. До тех пор, пока они остаются в Кремле, кровь будет продолжать течь в Чечне и в России".

Согласно заключению это заявление, проанализированное в контексте всей статьи, содержало требование автора к народу России не голосовать за Владимира Путина в марте 2004 г. Далее в нем отмечалось, что автор также обещал, что в противном случае убийства и террористические акты будут совершаться в Чеченской Республики и в Российской Федерации ("кровь будет продолжать течь..."), угрожая этим народу Российской Федерации. На основе этого анализа Т. пришла к выводу о том, что вышеупомянутое заявление было направлено на возбуждение расовой, этнической или социальной розни, связанной с насилием. В заключении не содержится никаких дополнительных подробностей в отношении этого вывода. Она также заявила, что в статье не содержатся призывы к экстремистской деятельности или какие-либо заявления, направленные на пропаганду исключительности и превосходства чеченцев по признаку их этнического происхождения.

22. Заключение от 18 февраля 2005 г. касалось лингвистической экспертизы второй статьи, и в нем утверждалось, что следующие заявления были направлены на возбуждение расовой, этнической и социальной вражды, связанной с насилием:

"...депортация 1944 года была девятым по счету крупным актом геноцида со стороны высшего военно-политического руководства Российской империи за период 400-летнего вооруженного противостояния между чеченцами и русскими...".

"Самая первая депортация чеченцев была осуществлена Россией еще в 1792 году...".

"В ходе все еще продолжающейся последней русско-чеченской войны уже погибло более четверти миллиона мирного населения ЧРИ...".

"...мировое сообщество... не имеет даже малейшего желания каким-либо образом отреагировать на это преступное безумие кремлевского кровавого режима...".

"...60-летие своей депортации... многие чеченцы отметили в тяжелейших условиях массовых, немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жестких "зачисток", пыток, похищений, исчезновений, "адресных" проверок со стороны российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ...".

"Сегодня, как и 60 лет назад, нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа...".

"...приглашаем независимых экспертов ООН и ЕС для визуального мониторинга ситуации, чтобы безосновательные, клеветнические нападки на чеченцев со стороны российских пропагандистов... не могли исказить реальную картину в Чеченской Республике Ичкерия...".

"Вне всякого сомнения то, что сегодня центром международного терроризма является Кремль, который выбрал Чечню и чеченцев объектами испытания террористических методов, в разрабатываемых [Федеральной службой безопасности]...".

"Наивно думать, что нынешний режим России постесняется использовать свой террористический опыт на международной арене для решения политических и иных задач...".

"Примером тому служит вероломный и трусливый теракт, проведенный российскими спецслужбами в государстве Катар, унесший жизнь моего предшественника Зелимхана Яндарбиева...".

"...вы стали свидетелями одного из многочисленных террористических методов, применяемых российской стороной с захватом заложников из мирного населения...".

"Поэтому хочется верить, что чеченский народ вправе надеяться на скорейшее признание вами геноцидом войны, навязанной Чечне путинским режимом...".

"Недалек тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников...".

23. В заключении говорилось, что во всех этих заявлениях автор статьи прямо указывал, что именно Российская Федерации и ее оккупанты, военные и политические власти, специальные службы и государство-участник проводили "геноцид", создавали условия "массовых, немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жестких "зачисток", пыток, похищений, исчезновений, "адресных" проверок". В нем также указывалось, что "выражение "российская сторона" следует понимать как обозначение группы людей, организаций или государства в противоположность в каком-либо аспекте другой группе людей, организаций или государству (в данном случае Чеченской Республики)".

24. В заключении также отмечалось, что последние три предложения статей являются восклицательными и выражали презрительное и гневное отношение автора. Согласно заключению эксперта эти три предложения содержали "неоспоримое и однозначное заявление о том, что Чеченское Сопротивление неизбежно освободит свою землю от российских военнослужащих". В заключении далее говорилось, что выражение "Чего бы ему это ни стоило!" имело отношение к средствам и методам ("использовать против врага его же методы", "террористические методы"), и было неважно, осуждались ли эти методы автором или нет, поскольку "защитная оговорка" автора "использовать против врага его же методы, что однозначно осуждаемо нами" не меняло истинный смысл вышеупомянутого выражения.

25. Т. также сочла необходимым отметить, что в статье содержится ряд заявлений с презрительной, гневной стилистической коннотацией, выражающих отчетливо негативную оценку действий российских военнослужащих и военных и политических властей России, такие как "преступное безумие кремлевского кровавого режима", "российские оккупанты и их приспешники, вот уже пятый год подряд бесчинствующие на территории ЧРИ", "сегодня центром международного терроризма является Кремль" и "путинский режим".

26. Далее в заключении отмечалось, что в данной статье содержались также заявления, направленные на пропаганду исключительности и превосходства чеченцев по признаку их этнического происхождения, а именно:

"...нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа, являющегося одним из аборигенов древнего Кавказа...".

"Недалек тот светлый день, когда святая чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов...".

27. Наконец, в заключении делался вывод о том, что эта статья не содержала призывов к экстремистской деятельности.

E. Судебные разбирательства

1. Судебный процесс

28. На слушании заявитель отрицал обвинения. Он подтвердил, что решил опубликовать статьи в газете "Право-защита", поскольку сам поддерживал высказанные в них взгляды. Далее он утверждал, что как журналист был обязан информировать своих читателей о позиции другой стороны чеченского конфликта и о возможных средствах его мирного урегулирования. По словам заявителя, он действовал во имя мира и дружбы между различными народами в России. Он подтвердил, что поддерживал идеи, отраженные в статьях.

29. Защита заявителя представила доклад лингвиста-эксперта В., который они получили по собственной инициативе во время следствия. В нем утверждалось, что эти две статьи не могут рассматриваться как возбуждающие расовую или национальную ненависть и рознь. В суде первой инстанции заявитель утверждал, что выводы Т., содержащиеся в заключениях от 18 февраля 2005 г., являются гипотетическими, и что Т. не приняла во внимание научные рекомендации при рассмотрении вида уголовного преступления, в совершении которого ему было предъявлено обвинение. Заявитель также настаивал на том, что Т. превысила свои полномочия, поскольку она дала юридическую квалификацию его действиям. Он также указал на расхождения между заключениями Т., представленными обвинением, и заключением В., представленным защитой.

30. Ряд свидетелей, выступивших в суде, дали положительные отзывы о заявителе, заявив, что он имел хорошие характеристики и высказывался за мирное урегулирование конфликта в Чеченской Республике.

31. Оба эксперта были подвергнуты перекрестному допросу в ходе судебного разбирательства. Заявитель представил аудиозапись перекрестного допроса Т., которую он сделал в суде. Из записи следует, что в ответ на вопросы заявителя Т. отказалась дать определения понятиям "раса", "этническое происхождение" и "социальная группа", заявив, что они не входят в сферу ее компетенции.

2. Приговор суда от 3 февраля 2006 г.

32. Приговором от 3 февраля 2006 г. Советский районный суд г. Нижнего Новгорода (далее - районный суд), заседая в составе судьи Б., установил, что в нарушение статей 51 и 59 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. N 2124-1 "О средствах массовой информации" (далее - Закон о средствах массовой информации) заявитель, "действуя умышленно и используя свое должностное положение главного редактора, принял решение опубликовать две статьи, содержащие заявления, направленные на возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности к определенной социальной группе". Затем районный суд привел выражения, упомянутые в экспертных заключениях от 18 февраля 2005 г. (см. §§ 21-22 выше) и отметил, что 5 000 экземпляров каждого из двух номеров, в которых были опубликованы статьи, были распространены в городах Нижний Новгород, Москва, Воронеж, Казань и Республике Ингушетия.

33. Районный суд установил, что вина заявителя была доказана "свидетельскими показаниями и материалами дела, [в частности] выводами экспертизы, согласно которым тексты [оспариваемых статей] не содержали призывов к экстремистской деятельности, но [содержали] заявления, направленные на возбуждение расовой, этнической или социальной розни, связанной с насилием". На основании представленных ему доказательств районный суд счел необходимым квалифицировать действия заявителя как наказуемые согласно пункту "б" части 2 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно как действия, направленные на возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения, принадлежности к социальной группе, совершенные с использованием средств массовой информации лицом, использующим свое служебное положение.

34. Затем суд первой инстанции постановил, что, "действуя с прямым умыслом, сознавая характер своих действий и желая осуществить их, [заявитель] самостоятельно [принял] решение опубликовать две статьи, в основе которых лежат заявления, направленные на возбуждение вражды и унижение достоинства лиц по признаку расы, этнического происхождения и принадлежности к какой-либо социальной группе". Он отметил, что "в ходе судебного разбирательства [заявитель] неоднократно выражал свою поддержку точкам зрения, отраженным в опубликованных статьях", и "указывал, что таким образом он [исполнял] свои обязанности журналиста". Однако, по мнению суда, доводы, выдвинутые заявителем в свою защиту, являются "несостоятельными с юридической точки зрения и должны рассматриваться как попытка защитить себя, с тем чтобы избежать наказания за совершенное преступление средней тяжести". Показания свидетелей в пользу заявителя были признаны "относящимися только к личности заявителя" и "не имеющими отношения к данному уголовному делу".

35. Далее районный суд указал, что он основывал свой обвинительный приговор "на законных и обоснованных экспертных заключениях [от 18 февраля 2005 г.], в которых [Т.] тщательно проанализировала тексты обеих статей во всей их полноте и сделала вывод о наличии в [них] заявлений, направленных на возбуждение расовой, этнической и социальной розни". Суд счел, что у него нет оснований сомневаться или ставить под сомнение выводы экспертных заключений, в частности, "компетентность, профессиональные навыки и [прошлый] опыт Т.".

36. Районный суд отклонил заключение В. как имеющее недостатки, указав, что оно являлось поверхностным и формальным, и что экспертиза была проведена без надлежащего внимания к анализу текстов. Суд также отметил в этой связи, что заявитель оплатил заключение и что В. не была проинформирована о соответствующих положениях процессуального законодательства, которые квалифицируют составление заведомо ложных экспертных заключений как уголовное преступление.

37. Суд первой инстанции счел необходимым исключить из обвинения в адрес заявителя ссылку на "заявления, направленные на отстаивание исключительности и превосходства чеченцев по признаку их этнической принадлежности" "при отсутствии такой формулировки в положениях статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации".

38. Что касается наказания в отношении заявителя, районный суд принял во внимание характер и общественную опасность преступления, в котором он был обвинен, и тот факт, что он не имел судимости, имел положительные характеристики и двух детей на иждивении. Он также отметил, что в то время отсутствовали доказательства того, что "его незаконные действия повлекли за собой какие-либо серьезные последствия". Поэтому районный суд счел целесообразным назначить заявителю наказание в виде двух лет условно с испытательным сроком четыре года.

3. Протокол судебного разбирательства

39. 9 февраля 2006 г. заявитель обратился в районный суд с ходатайством об утверждении замечаний на протокол судебного разбирательства. Он жаловался на то, что показания Т., которые имели решающее значение для его дела, были искажены в протоколе, и что, в частности, в него были вписаны некоторые заявления, которые она не делала на суде. Он указал, в частности, на то, что в ходе судебного разбирательства Т. в ответ на его вопросы отказалась дать определения понятиям "раса", "этническое происхождение" и "социальная группа", заявив, что они выходят за рамки ее компетенции как лингвиста и скорее относятся к компетенции социолога или историка. Однако согласно официальному судебному протоколу Т. дала определение вышеупомянутым понятиям. Заявитель также просил суд включить в материалы дела копию и стенограмму аудиозаписи заседаний суда первой инстанции, сделанных защитой, с указанием на расхождения между фактическими заявлениями, сделанными Т., и заявлениями, отраженными в протоколе судебного заседания.

40. Решением от 13 февраля 2006 г. судья Б. районного суда отклонил ходатайство заявителя. Он отметил, что протокол судебного разбирательства был составлен в соответствии с процессуальным законодательством и полностью отражает фактические показания всех свидетелей. Судья также установил, что ни заявитель, ни его адвокат не уведомили районный суд о записи перекрестного допроса Т. на суде и не просили суд приобщить ее к материалам дела, и что отсутствовали какие бы то ни было правовые основания в тот момент для удовлетворения ходатайства заявителя.

4. Судебное разбирательство в кассационном порядке

41. 9, 10 и 13 февраля 2006 г., соответственно, два адвоката заявителя подали кассационные жалобы в отношении обвинительного приговора.

42. 17 февраля 2006 г. заявитель подал дополнения к кассационным жалобам, повторив свои доводы, касающиеся недостатков в протоколе судебного разбирательства в отношении показаний Т., и просил суд кассационной инстанции изучить аудиозапись, сделанную в ходе судебного разбирательства, заявлений Т., и установить расхождение между ними и теми, которые были отражены в протоколе судебного разбирательства.

43. Письмом от 21 февраля 2006 г. судья Б. возвратил дополнения к кассационным жалобам заявителя, указав, что по существу они отражают его замечания в отношении протокола судебного разбирательства, которые уже были рассмотрены и отклонены 13 февраля 2006 г.

44. 1 марта 2006 г. заявитель вновь представил свои дополнения к кассационным жалобам от 17 февраля 2006 г. в Нижегородский областной суд (далее - областной суд), обжаловав отказ судьи Б. принять их. В письме от 13 апреля 2006 г. областной суд информировал заявителя, что он принял его дополнения к кассационным жалобам от 17 февраля 2006 г. к рассмотрению и рассмотрел их в ходе кассационного заседания 11 апреля 2006 г., и, таким образом, нарушение его права на обжалование приговора от 3 февраля 2006 г. было устранено. В письме также говорилось, что действия судьи Б., который незаконно возвратил дополнения к кассационным жалобам от 17 февраля 2006 г. заявителя, будут обсуждаться областным судом, однако в то же время отсутствовали достаточные основания для возбуждения дисциплинарного разбирательства против него.

45. Определением от 11 апреля 2006 г. областной суд признал приговор от 3 февраля 2006 г. мотивированным и обоснованным и оставил его без изменений. Он вновь подтвердил доводы суда первой инстанции, указав, что вина заявителя в преступлении, в котором он обвинялся, была подкреплена доказательствами, рассмотренными в ходе судебного разбирательства: его собственными заявлениями, в которых он признал, что опубликовал оспариваемые статьи, и экспертными заключениями от 18 февраля 2005 г. Областной суд поддержал довод суда первой инстанции о том, что отсутствуют основания сомневаться в выводах этих заключений. Он также постановил, что суд первой инстанции рассмотрел заключение Б., сделанное в пользу заявителя, и критически оценил его.

F. Жалобы заявителя на судью Б.

46. В феврале и марте 2006 г. заявитель безуспешно пытался возбудить дисциплинарное и уголовное разбирательство против судьи Б. в связи с предполагаемой фальсификацией протокола судебного разбирательства, превышением его полномочий и воспрепятствованием правосудию.

II. Применимое законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

A. Законодательные акты

1. Уголовный кодекс Российской Федерации

47. Статья 282 Уголовного кодекса Российской Федерации (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) предусматривает следующее:

"1. Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, наказываются штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до двух лет, лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет, принудительными работами на срок до 180 часов, либо лишением свободы на срок до двух лет.

2. Те же деяния, совершенные:

а) с применением насилия или с угрозой его применения;

б) лицом с использованием своего служебного положения;

в) организованной группой,

наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до трех лет, лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет, принудительными работами на срок от 120 до 240 часов, либо лишением свободы на срок до пяти лет".

2. Закон о средствах массовой информации

48. Соответствующие статьи Закона о средствах массовой информации предусматривают следующее:

"Статья 51. Недопустимость злоупотребления правами журналиста

Не допускается использование установленных настоящим Законом прав журналиста в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения слухов под видом достоверных сообщений, сбора информации в пользу постороннего лица или организации, не являющейся средством массовой информации.

Запрещается использовать право журналиста на распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства и работы, а также в связи с их политическими убеждениями".

"Статья 59. Ответственность за злоупотребление свободой массовой информации

Злоупотребление свободой массовой информации... влечет уголовную, административную, дисциплинарную или иную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Злоупотребление правами журналиста, выразившееся в нарушении требований статьи [...] 51 настоящего Закона, либо несоблюдение обязанностей журналиста, влечет уголовную, административную или дисциплинарную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации".

B. Судебная практика

1. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 16 от 15 июня 2010 г.

49. 15 июня 2010 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации (далее - Пленум Верховного Суда) принял Постановление N 16 "О практике применения судами Закона Российской Федерации ''О средствах массовой информации''".

50. Пункт 28 данного постановления устанавливает, что, выясняя вопрос о том, имеет ли место злоупотребление свободой массовой информации, суду следует учитывать не только использованные в статье, теле или радиопрограмме слова и выражения (формулировки), но и контекст, в котором они были сделаны. В частности, суды Российской Федерации должны принимать во внимание цель, жанр и стиль статьи, программы либо их соответствующей части, рассматривать, можно ли расценивать их как выражение мнения в сфере политических дискуссий или как привлечение внимания к обсуждению общественно значимых вопросов, основаны ли статья, программа или материал на интервью, и каково отношение интервьюера и (или) представителей редакции средства массовой информации к высказанным мнениям, суждениям, утверждениям. Суды также должны учитывать общественно-политическую обстановку в стране в целом или в отдельной ее части в зависимости от региона распространения данного средства массовой информации.

2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 11 от 28 июня 2011 г.

51. 28 июня 2011 г. Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление от 28 июня 2011 г. N 11 "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности".

52. В пункте 3 данного постановления говорится, что при производстве по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности судам необходимо иметь в виду, что согласно соответствующим положениям уголовного законодательства подлежат доказыванию мотивы совершения указанных преступлений.

53. Пункт 7 данного постановления предусматривает, что под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц. Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды.

54. Тот же пункт разъясняет, что при установлении в содеянном в отношении должностных лиц (профессиональных политиков) действий, направленных на унижение достоинства человека или группы лиц, судам необходимо учитывать положения статей 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой Комитетом министров Совета Европы 12 февраля 2004 года на 872-м заседании Комитета министров на уровне постоянных представителей, и практику Европейского Суда по правам человека, согласно которым политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в средствах массовой информации. Должностные лица могут подвергаться критике посредством СМИ в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий. Критика в средствах массовой информации должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений сама по себе не должна рассматриваться во всех случаях как действие, направленное на унижение достоинства человека или группы лиц, поскольку в отношении указанных лиц пределы допустимой критики шире, чем в отношении частных лиц.

55. Пункт 8 данного постановления утверждает, что преступление, предусмотренное статьей 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, совершается только с прямым умыслом и с целью возбудить ненависть либо вражду, а также унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе. Высказывание суждений и умозаключений, использующих факты межнациональных, межконфессиональных или иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях и текстах и не преследующих цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе, не является преступлением, предусмотренным статьей 282 Уголовного кодекса Российской Федерации.

56. В пункте 23 данного постановления о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации говорится, что при назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

57. Заявитель жаловался на нарушение своего права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, которая предусматривает:

"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ...

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц...".

A. Доводы сторон

1. Заявитель

58. Заявитель настаивал на том, что публикация статей, за которые он был осужден, преследовала цели предоставления объективной и неискаженной информации о конфликте в Чеченской Республике и изложения мнений обеих сторон конфликта. Он утверждал, что его осуждение составляло вмешательство в его право на свободу выражения мнения, которое не было оправданным.

59. В частности, заявитель утверждал, что предполагаемое вмешательство не могло быть охарактеризовано как "предусмотренное законом". Он утверждал, что его осуждение явилось результатом непредвиденного, если не чрезмерного применения статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации. Иными словами, разумный человек не мог предвидеть, что деяния, за которые он был осужден, могли быть классифицированы как "направленные на возбуждение вражды и унижение человеческого достоинства группы лиц по признаку расы, этнического происхождения и принадлежности к определенной социальной группе".

60. Заявитель утверждал, что в своем качестве главного редактора газеты "Право-защита" и общественного деятеля на момент публикации двух статей он был осведомлен о положениях статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации и общепринятом толковании понятий в этой статье, включая "расу", "этническую принадлежность" и "социальную группу", и проявлял определенную осмотрительность при отборе материала для публикации. В частности, он тщательно проверял, можно ли было утверждать, что в материалах содержатся какие-либо заявления, запрещенные соответствующим законодательством. То же самое он сделал в отношении "обращений" Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова. По его мнению, хотя эти статьи носили весьма критический характер, они не разжигали ненависть и не сеяли рознь и не унижали ни одну из групп или отдельных лиц, защищаемых статьей 282 Уголовного кодекса Российской Федерации. В частности, в статьях ни разу не упоминались отдельные лица или группы лиц в связи с их расой. Кроме того, хотя в статьях упоминаются две этнические группы (русские и чеченцы), отсутствует указание на каких бы то ни было отдельных лиц или группы лиц в связи с их этническим происхождением, не говоря уже об унижении конкретных лиц. Наконец, что касается социальных групп, статьи были действительно весьма критическими в отношении отдельных лиц или групп лиц, таких как Президент Российской Федерации, специальные службы России, "российские оккупанты и их приспешники", "российские пропагандисты" и тому подобное, однако такие лица или группы не подвергались оскорблению по причине их принадлежности как таковой к этим группам, а, скорее, подвергались критике за их действия.

61. Заявитель далее указал, что согласно соответствующим положениям законодательства Российской Федерации Верховный Суд Российской Федерации (далее - Верховный Суд) уполномочен давать официальное толкование внутренних правовых норм. Однако к моменту начала судебного разбирательства Тем не менее Суд не давал толкования статье 282 Уголовного кодекса Российской Федерации. Кроме того, практика российских судов по этому вопросу в то время, как представляется, была довольно ограниченной. Поэтому, по мнению заявителя, важно было, чтобы российские суды в его деле, по крайней мере, учитывали доктринальное толкование рассматриваемого вопроса, вместе с тем они не принимали к сведению те доктринальные источники, на которые он ссылался в ходе судебного разбирательства.

62. Далее заявитель утверждал, что российские суды в его деле не смогли надлежащим образом установить составные элементы преступления, в котором ему было предъявлено обвинение, и представить какое-либо разумное обоснование нарушения его свободы выражения мнений. Во-первых, они не определили группы лиц, защищаемые статьей 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, и, более конкретно, не установили значения понятий "раса", "этническое происхождение" или "социальная группа". Они лишь сослались на заключения эксперта от 8 февраля 2005 г., которые не содержали таких определений. Кроме того, во время перекрестного допроса в ходе судебного разбирательства лингвист-эксперт Т. отказалась давать какие-либо определения, заявив, что это выходило за рамки ее компетенции. В последнем случае заявитель ссылался на аудиозапись перекрестного допроса Т. в суде, предоставленную им Европейскому Суду, заявив, что протокол судебного заседания, согласно которому Т. были даны необходимые определения, был подделан. Он далее утверждал, что суды в его деле, однако, ни разу не запрашивали мнение компетентного эксперта, такого, как, например, социолог или антрополог, и не ссылались на какую-либо специализированную научную литературу или соответствующую судебную практику.

63. Во-вторых, российские суды не определили, какие действия могут представлять собой призывы к вражде и унижению достоинства в отношении вышеупомянутых групп. Наконец, они не определили, были ли такие действия осуществлены заявителем, и если да, то в отношении каких групп или отдельных лиц. В своих решениях суды в целом ссылались только на "вражду" и "унижение человеческого достоинства" без какой-либо конкретизации.

64. Поэтому, по мнению заявителя, российские суды не установили никакой связи между его действиями и правовыми положениями, применявшимися в его деле, и поэтому предполагаемое вмешательство в его права, гарантированные статьей 10 Конвенции, не было "законным".

65. Заявитель также утверждал, что данное вмешательство не преследовало какую-либо законную цель. Он утверждал, что его осуждение являлось актом устрашения, чтобы наказать его за публикацию статей, которые были очень критично настроены по отношению к высокопоставленным чиновникам России, включая Президента, и их политике и заставить отказаться от использования своего права на свободу выражения мнений.

66. Заявитель также оспаривал доводы властей Российской Федерации о том, что вмешательство в его права было необходимым для "защиты прав и интересов многонационального населения России, поддержания общественного порядка и предотвращения возможных противоправных действий". В этой связи он заявил, что обвинение не нашло ни одного свидетеля, который считал бы себя униженным или оскорбленным в связи с рассматриваемыми статьями по признаку его расы, этнического происхождения или принадлежности к какой-либо социальной группе. Напротив, все свидетели, опрошенные в ходе судебного разбирательства, как русские, так и чеченцы, заявили, что они не видят в статьях ничего оскорбляющего их честь и достоинство ни по одному из вышеупомянутых оснований. Заявитель также утверждал, что власти Российской Федерации не имели оснований ссылаться на острый характер отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой, поскольку они никогда не пользовались своим правом на отступление от своих обязательств по Конвенции в соответствии со статьей 15 Конвенции.

67. Наконец, заявитель утверждал, что его обвинительный приговор был крайне несоразмерным. Он утверждал, что право, предоставляемое статьей 10 Конвенции, распространяется на информацию и идеи, которые могут шокировать, оскорблять и тревожить, и что те, кого критикуют, должны относиться терпимо и принимать такие идеи, даже если они противоречат их политическим взглядам, деятельности, убеждениям и тому подобное. Заявитель также указал, что он не писал соответствующие статьи, а был лишь журналистским комментатором. В этой связи он заявил, что свобода выражения мнений как таковая требует проявления осторожности с тем, чтобы отделить личные взгляды автора комментария от обсуждаемых и пересматриваемых идей.

2. Власти Российской Федерации

68. Во-первых, власти Российской Федерации решительно выступали против цитирования Европейским Судом "в качестве установленных фактов" в своих официальных текстах "различных пропагандистских материалов, написанных лицами, обвинявшимися в России в ряде тяжких уголовных преступлений", и считали недопустимым "использование ресурсов Европейского Суда для разжигания ненависти или вражды, а также унижения достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, религии и принадлежности к социальной группе". Они указали, что именно таким образом они истолковали "распространение Европейским Судом так называемых обращений Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова, которые ранее были опубликованы заявителем в его газете". Власти Российской Федерации настаивали на исключении из материалов настоящего дела "обращений", приведенных в изложении фактов.

69. Власти Российской Федерации также признали, что имело место вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции. В то же время они утверждали, что это вмешательство было законным и необходимым в демократическом обществе.

70. В частности, они отметили, что в двух инстанциях судов Российской Федерации заявитель был признан виновным в призывах к вражде и унижении человеческого достоинства группы лиц на основании их расы, этнического происхождения и принадлежности к социальной группе, совершенном им через средства массовой информации с использованием своего служебного положения. Такие деяния являются наказуемыми в соответствии с частью 2 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, которая послужила основанием для осуждения заявителя во время уголовного разбирательства. Они также оспаривали довод заявителя относительно предсказуемости примененного законодательства страны. Они утверждали, что, будучи главным редактором газеты, он должен был знать, что несет ответственность за свою профессиональную деятельность. Кроме того, в своих замечаниях он признал, что ему были известны положения статьи 51 Закона "О средствах массовой информации" и статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации. Таким образом, по мнению властей Российской Федерации, данное вмешательство было предусмотрено законом.

71. Они также настаивали на том, что, учитывая ситуацию в период, относящийся к обстоятельствам дела, и, в частности, острый характер отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой и сепаратистские тенденции, вмешательство в права заявителя по статье 10 Конвенции было необходимым в демократическом обществе и преследовало законную цель "защиты прав и интересов многонационального населения России, поддержания общественного порядка и предупреждения возможных противоправных действий, которые публикация оспариваемой статьи, возможно, могла спровоцировать".

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

72. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(а) Предварительные замечания Европейского Суда

73. Европейский Суд вначале отмечает, что он не может согласиться с критикой властей Российской Федерации, что, воспроизводя тексты двух статей, опубликованных заявителем, Европейский Суд использовал свои "ресурсы для разжигания ненависти или вражды, а также унижения достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, религии и принадлежности к социальной группе".

74. Европейский Суд отмечает, что публикация оспариваемых статей послужила основанием для приговора заявителю за возбуждение вражды и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности к социальной группе, совершенные через средства массовой информации лицом с использованием его служебного положения. Осуждение является центральным пунктом жалобы заявителя в соответствии со статьей 10 Конвенции на неоправданное вмешательство в его свободу выражения мнения. Задача Европейского Суда состоит в том, чтобы определить, были ли нарушены его права, закрепленные в вышеупомянутом положении Конвенции, в результате такого вмешательства. Для того, чтобы быть в состоянии сделать оценку, Европейскому Суду необходимо должным образом изучить обстоятельства дела и, в частности, рассмотреть все материалы, где эти статьи имеют ключевое значение. Кроме того, Европейский Суд должен ссылаться на этот материал при изложении мотивов своего решения по данному делу и, таким образом, независимо от выводов, к которым он придет, он не может избежать воспроизведения соответствующих статей в своем решении. Европейский Суд, соответственно, отклоняет ходатайство властей Российской Федерации об исключении статей из изложения фактов в настоящем деле.

75. Европейский Суд также считает необходимым подчеркнуть, что обсуждение в настоящем постановлении утверждений в статьях, опубликованных заявителем, предназначено исключительно для целей настоящего дела и проводится в контексте пересмотра Европейским Судом вынесенной в отношении него меры с целью установления того, превысили ли власти государства-ответчика свои пределы усмотрения в соответствующей области. Европейский Суд не намерен предоставлять в настоящем Постановлении какую-либо фактическую или правовую оценку или историческое суждение в отношении событий, упомянутых в двух статьях (см. сходную формулировку в Постановлении Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана" (Fatullayev v. Azerbaijan) от 22 апреля 2010 г., жалоба N 40984/07, § 76).

(b) Наличие вмешательства

76. Стороны согласились с тем, что имело место вмешательство в осуществление заявителем свободы выражения мнения в результате его осуждения. Такие вмешательства нарушают статью 10 Конвенции, если они не отвечают требованиям пункта 2 этого положения. Соответственно, остается определить, было ли вмешательство "предусмотрено законом", преследовало ли оно одну или несколько законных целей, перечисленных в этом пункте, и было ли оно "необходимо в демократическом обществе" для достижения этих целей.

(с) "Предусмотрено законом"

77. В настоящем деле сторонами не оспаривался тот факт, что осуждение заявителя имело под собой основание в национальном законодательстве - часть 2 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации - и что соответствующее положение являлось доступным. Напротив, заявитель поставил под сомнение предсказуемость этого положения, примененного судами Российской Федерации, утверждая, что его осуждение в соответствии с вышеупомянутым положением за публикацию двух статей вышло за рамки того, что можно было разумно ожидать (см. §§ 59-64 выше).

78. Европейский Суд напоминает свою последовательную прецедентную практику о том, что выражение "предусмотрено законом" требует, чтобы оспариваемая мера имела опору в национальном законодательстве. Оно также затрагивает качество данного закона, который должен быть доступным заинтересованным лицам и предсказуемым с точки зрения последствий его применения, то есть сформулирован с достаточной определенностью, позволяющей заинтересованным лицам при необходимости с помощью соответствующей консультации предвидеть в степени, которая является разумной при таких обстоятельствах, последствия, которые может повлечь данное действие, и регулировать свое поведение (см. в числе многих примеров Постановление Большой Палаты по делу "Озтюрк против Турции" (Ozturk v. Turkey), жалоба N 22479/93, § 54, ECHR 1999-VI, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лендон, Очаковский-Лоран и Жюли против Франции" (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), жалобы NN 21279/02 и 36448/02, § 41, ECHR 2007-IV* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. N 4 (примеч. редактора).), и Постановление Европейского Суда по делу "Дилипак против Турции" (Dilipak v. Turkey) от 15 сентября 2015 г., жалоба N 29680/05, § 55). Подобные последствия не должны быть предсказуемыми с абсолютной определенностью: опыт свидетельствует о том, что это недостижимо (см. в качестве недавнего примера Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии" (Perincek v. Switzerland), жалоба N 27510/08, § 131* (* См.: там же. 2016. N 4 (примеч. редактора).), ECHR 2015 (извлечения)).

79. Европейский Суд последовательно признавал, что законы должны иметь общее применение, в результате чего их формулировки не всегда точны. Действительно, необходимость избежать чрезмерной жестокости и идти в ногу с меняющимися обстоятельствами означает, что многие законы неизбежно сформулированы в понятиях, которые в большей или меньшей степени являются неопределенными. Толкование и применение таких нормативных актов зависят от правоприменительной практики (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гожелик и другие против Польши" (Gorzelik and Others v. Poland), жалоба N 44158/98, § 64, ECHR 2004-I, и Постановление Европейского Суда по делу "Алту Танер Акчам против Турции" (Altuр Taner Akcam v. Turkey) от 25 октября 2011 г., жалоба N 27520/07, § 87). Объем понятия предсказуемости в значительной степени зависит от содержания рассматриваемого документа, общественных отношений, на которые он должен распространяться, и числа и статуса лиц, которым он адресован (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лендон, Очаковский-Лоран и Жюли против Франции", § 41). Таким образом, можно предположить, что, даже если рассматриваемое положение сформулировано в общих словах, оно может рассматриваться как совместимое с требованием "качества права", если оно толкуется и применяется национальными судами строго и последовательно. Европейский Суд также учитывает, что его задачей является не абстрактный контроль законодательства страны, а определение того, повлек ли способ его применения к заявителю нарушение Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 136).

80. В настоящем деле ключевой вопрос заключается в том, знал ли заявитель, приняв решение о публикации оспариваемых статей в газете, главным редактором которой он являлся, или должен был знать - при необходимости после соответствующей юридической консультации - что это может привести к уголовной ответственности в соответствии с вышеупомянутым положением Уголовного кодекса Российской Федерации (там же, § 137). Европейский Суд признает, что в рассматриваемой сфере может существовать сложность в формулировании законодательства с абсолютной точностью и что может потребоваться определенная степень гибкости для того, чтобы российские суды могли оценить, можно ли рассматривать конкретное действие как способное разжечь ненависть и вражду на основаниях, перечисленных в этой статье (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Башкая и Окчуолу против Турции" (Baskaya and Okcuoglu v. Turkey), жалобы NN 23536/94 и 24408/94, § 39, ECHR 1999-IV, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции", § 55, и Постановление Европейского Суда по делу "Карадемирджи и другие против Турции" (Karademirci and Others v. Turkey), жалобы NN 37096/97 и 37101/97, § 39, ECHR 2005-I). Он последовательно устанавливал, что в любой системе права, включая уголовное право, как бы ясно ни было сформулировано положение закона, неизбежно возникнет необходимость его толкования судами, задача которых заключается в точном определении неясных моментов и исключении любых сомнений, которые могут оставаться в части толкования законодательства (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции", § 55, и с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии" (Jorgic v. Germany), жалоба N 74613/01, § 101, ECHR 2007-III).

81. В этой связи Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не приводили и не ссылались на какую-либо практику российских судов, которые могли в то время, когда заявитель являлся подсудимым и был осужден, истолковывать понятия, приведенные в статье 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, для определения их значения и сферы применения с целью указания на то, какие "деяния" могут привести к уголовной ответственности в соответствии с этим положением. Заявитель, в свою очередь, указал на отсутствие соответствующей практики российских судов или толкования данного положения Верховным Судом (см. § 61 выше). Действительно, только до 28 июня 2011 г., спустя более чем пять лет после осуждения заявителя в суде второй инстанции, Верховный Суд принял постановление, в котором он рассмотрел проблему толкования статьи 282 Уголовного Кодекса Российской Федерации и дал некоторые рекомендации в данном отношении для национальных судов (см. §§ 51-56 выше).

82. На этом фоне представляется, что в уголовном деле заявителя суды столкнулись с относительно новым правовым вопросом, еще не разъясненным путем судебного толкования. Европейский Суд признает, что их нельзя винить в таком положении дел и что всегда будет существовать элемент неопределенности в отношении нового правового положения до тех пор, пока оно не будет толковаться и применяться национальными судами (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", §§ 135 и 138, и Решение Европейского Суда по делу "Джоуб против Соединенного Королевства" (Jobe v. United Kingdom) от 14 июня 2011 г., жалоба N 48278/09). Что касается критериев, применяемых судами в деле заявителя, то этот вопрос скорее связан с относимостью и достаточностью оснований, приведенных ими для обоснования его осуждения, и должен быть рассмотрен при оценке, имелась ли необходимость вмешательства в права заявителя, закрепленные в статье 10 Конвенции, в демократическом обществе.

83. С учетом изложенных соображений Европейский Суд продолжит рассмотрение жалобы на основании предположения, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения может рассматриваться как "предусмотренное законом" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции.

(d) Правомерная цель

84. Ссылаясь на острый характер отношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой в период, относящийся к обстоятельствам дела, и сепаратистские тенденции в этой республике, власти Российской Федерации утверждали, что данное вмешательство преследовало цели защиты "прав и интересов многонационального населения России", поддержания общественного порядка и предупреждения противоправных действий. Заявитель не согласился с мнением властей Российской Федерации, утверждая, что его осуждение скорее было актом устрашения, преследующим цели наказания его за публикацию критических статей о ведущих политиках в России и пресечения его общественной деятельности.

85. Европейский Суд вначале отмечает, что, ссылаясь на необходимость защиты "прав и интересов многонационального населения России", власти Российской Федерации не уточнили, какие конкретные права и какие конкретные лица, группы лиц или группы населения они стремились защитить с тем, чтобы добиться цели "защиты... прав других лиц", закрепленной в пункте 2 статьи 10 Конвенции. В отсутствие каких-либо доказательств обратного он поэтому будет предполагать, что власти Российской Федерации ссылались на "права и интересы многонационального населения России" вместе с острыми отношениями между Россией и Чеченской Республикой и сепаратистскими тенденциями в этом регионе как соответствующие целям защиты "национальной безопасности", "территориальной целостности" и "общественного порядка", установленным вышеупомянутым положением.

86. Европейский Суд далее напоминает, что понятия "национальная безопасность" и "общественный порядок" в пункте 2 статьи 10, допускающие вмешательство в права, предусмотренные Конвенцией, должны толковаться ограниченно и применяться только в тех случаях, когда доказано, что было необходимо пресекать распространение информации в целях защиты национальной безопасности и общественного порядка (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Штоль против Швейцарии" (Stoll v. Switzerland), жалоба N 69698/01, § 54, ECHR 2007-V, и Постановление Европейского Суда по делу "Гёрмюш и другие против Турции" (Gormus and Others v. Turkey) от 19 января 2016 г., жалоба N 49085/07, § 37). Он также ранее подчеркивал острый характер борьбы с терроризмом и необходимость, чтобы власти сохраняли бдительность в отношении актов, способных разжигать дополнительное насилие (см. в числе иных примеров упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции", § 59, Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции" (Erdogdu v. Turkey), жалоба N 25723/94, § 50, ECHR 2000-VI, и Постановление Европейского Суда по делу "Леруа против Франции" (Leroy v. France) от 2 октября 2008 г., жалоба N 36109/03, § 36).

87. В российском контексте Европейский Суд неоднократно отмечал сложную ситуацию в Чеченской Республике в период, относящийся к обстоятельствам дела, требовавшую принятие государством исключительных мер по подавлению незаконного вооруженного восстания (см. в числе многочисленных примеров Постановление Европейского Суда по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (Khatsiyeva and Others v. Russia) от 17 января 2008 г., жалоба N 5108/02, § 134* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2009. N 1 (примеч. редактора).), Постановление Европейского Суда по делу "Ахмадов и другие против Российской Федерации" (Akhmadov and Others v. Russia) от 14 ноября 2008 г., жалоба N 21586/02, § 97* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 4 (примеч. редактора).), и Постановление Европейского Суда по делу "Керимова и другие против Российской Федерации" (Kerimova and Others v. Russia) от 3 мая 2011 г., жалобы NN 17170/04, 20792/04, 22448/04, 23360/04, 5681/05 и 5684/05, § 246* (* См.: там же. 2013. N 1 (примеч. редактора).)). Поэтому Европейский Суд может признать, что в период, когда в отношении заявителя велось уголовное разбирательство и он был осужден, вопросы, связанные с конфлик-том в Чеченской Республике, носили весьма острый характер и требовали особой бдительности со стороны властей.

88. Европейский Суд, соответственно, признает, что меры, принятые против заявителя, преследовали законные цели обеспечения национальной безопасности, территориальной целостности, общественного порядка и предотвращения беспорядков и преступлений.

(e) "Необходимо в демократическом обществе"

89. Европейскому Суду, следовательно, остается рассмотреть вопрос о том, было ли вмешательство "необходимо в демократическом обществе".

(i) Общие принципы

() Свобода выражения мнений и стандарты, применяемые Европейским Судом

90. Свобода выражения мнения составляет одну из существенных основ демократического общества и одно из главных условий для его прогресса и самореализации каждого гражданина. С учетом пункта 2 статьи 10 Конвенции она распространяется не только на "информацию" или "идеи", которые благосклонно принимаются или считаются безвредными или нейтральными, но также на оскорбляющие, шокирующие или причиняющие беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых невозможно "демократическое общество" (см. в числе иных примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек и Оздемир против Турции" (Surek and Ozdemir v. Turkey) от 8 июля 1999 г., жалобы NN 23927/94 и 24277/94, § 57, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции" (Ceylan v. Turkey), жалоба N 23556/94, § 32, ECHR 1999-IV* (* См.: там же. 2006. N 1 (примеч. редактора).), и в качестве недавних примеров упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 196, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бедат против Швейцарии" (Bedat v. Switzerland), жалоба N 56925/08, § 48, ECHR 2016* (* См.: там же. 2016. N 8 (примеч. редактора).)).

91. Пресса играет существенную роль в демократическом обществе. Хотя она не должна выходить за определенные рамки, установленные, в том числе, для защиты жизненно важных интересов государства, таких как предотвращение беспорядков или преступлений, тем не менее пресса должна в соответствии со своими обязанностями и ответственностью распространять информацию и идеи по всем вопросам, представляющим всеобщий интерес, в частности, политическим вопросам, вызывающим разногласия (см. Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делам "Сюрек против Турции (N 1)" (Surek v. Turkey) (N 1), жалоба N 26682/95, § 59, ECHR 1999-IV, и "Сюрек против Турции (N 3)" (Surek v. Turkey) (N 3) от 8 июля 1999 г., жалоба N 24735/94, § 38). Не только у прессы есть задача распространять подобную информацию и идеи: общество имеет право на их получение. Свобода прессы предоставляет для граждан один из самых совершенных способов открывать для себя и вырабатывать мнение о взглядах и позициях политических лидеров. В этой связи свобода прессы также охватывает возможность использования в определенной степени преувеличения или даже провокации (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции", § 52).

92. Критерий "необходимости в демократическом обществе" означает, что вмешательство в эту свободу должно отвечать требованию Европейского Суда, чтобы обжалуемое вмешательство отвечало "настоятельной общественной потребности". В целом подобная "потребность" должна быть установлена в отсутствие любого сомнения. Следует признать, что, прежде всего, национальные власти должны оценить, существует ли необходимость, способная оправдать такое вмешательство, и с этой целью они пользуются определенной свободой усмотрения. Однако свобода усмотрения сочетается с надзором со стороны Европейского Суда за законодательством и за решениями, применяющими законодательство, и, в частности, в вопросах, касающихся прессы, она ограничена интересами демократического общества в обеспечении и поддержании журналистской свободы (там же, § 53).

93. При осуществлении надзорной функции задачей Европейского Суда является не замещение национальных властей, а проверка на основании статьи 10 Конвенции решений, принимаемых ими в рамках их свободы усмотрения. Это не означает, что надзор сводится к необходимости убедиться в том, что власти государства-ответчика действовали в рамках своей свободы усмотрения разумно, осторожно или добросовестно, Европейский Суд должен исследовать оспариваемое вмешательство в свете дела в целом, включая содержание высказываний против заявителя и контекст, в котором они были сделаны (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" (Cumpana and Mazare v. Romania), жалоба N 33348/96, § 89, ECHR 2004-XI, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 83).

94. В частности, Европейский Суд должен определить, были ли "относимыми и достаточными" приведенные российскими властями мотивы, оправдывающие вмешательство, и была ли принятая мера "пропорциональной преследуемой законной цели". Решая эту задачу, Европейский Суд обязан убедиться, что власти Российской Федерации, основываясь на приемлемой оценке соответствующих фактов, применяли стандарты, которые соответствовали принципам, воплощенным в статье 10 Конвенции (см., в числе многих примеров, Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France), жалоба N 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2004. N 11 (примеч. редактора).), упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции", § 32, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 84, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дилипак против Турции", § 64). Кроме того, факторами, которые следует принять во внимание при оценке пропорциональности вмешательства в свободу выражения мнения, гарантированную статьей 10 Конвенции, являются характер и суровость примененных наказаний (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Джейлан против Турции", § 37). Европейский Суд должен также проявлять крайнюю осторожность в тех случаях, когда принимаемые меры или санкции, введенные национальными властями, таковы, что могут убедить прессу не участвовать в обсуждении вопросов, представляющих законный интерес для общественности (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии", § 111, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 102).

() Политическая речь

95. Пункт 2 статьи 10 Конвенции дает мало возможностей для ограничения политических высказываний или дебатов по вопросам, представляющим публичный интерес (см. в числе иных примеров, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек против Турции" (N 1), § 61, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Столл против Швейцарии", § 106, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 197). Постоянный подход Европейского Суда заключается в том, чтобы требовать крайне убедительное обоснование ограничений на политические высказывания, поскольку обширные запреты, примененные в индивидуальных делах, будут безусловно влиять на свободу выражения мнения в целом в соответствующем государстве (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 117, и последующие ссылки).

96. Кроме того, границы допустимой критики шире в отношении правительства, чем в отношении частного лица или даже политика. В рамках демократической системы действия или бездействие правительства должны быть объектом пристального контроля не только со стороны законодательной и судебной властей, но также общественности. Кроме того, главенствующее положение, занимаемое правительством, требует от него ограниченного использования уголовных разбирательств, особенно если доступны иные средства для ответа на необоснованные нападки и критику со стороны оппозиции. Тем не менее соответствующие государственные органы, безусловно, по-прежнему могут принимать в качестве гарантий общественного порядка меры даже уголовно-правового характера, направленные на то, чтобы надлежащим образом и без превышения полномочий реагировать на такие замечания (см. в числе иных примеров упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции", § 34, Постановление Большой Палаты Европейского Суда от 8 июля 1999 г. по делу "Сюрек против Турции(N 4)" (Surek v. Turkey) (N 4), жалоба N 24762/94, § 57, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек и Оздемир против Турции", § 60).

() "Речь ненависти" и призывы к насилию

97. При оценке вмешательства в свободу выражения мнений в делах, касающихся предполагаемых призывов к возбуждению или оправданию насилия, ненависти или нетерпимости, Европейский Суд принял во внимание ряд факторов, которые были кратко изложены в деле "Перинчек против Швейцарии" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда, §§ 205-207).

98. Одним из подобных факторов является социально-политическая обстановка, в которой делались заявления. Таким образом, Европейский Суд ранее признал, что в ситуациях конфликта и напряженности национальные власти должны проявлять особую осторожность при рассмотрении вопроса публикации мнений, в которых пропагандируется применение насилия в отношении государства (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции", § 62).

99. Другой фактор заключается в том, могут ли заявления, справедливо истолкованные и рассматриваемые в их непосредственном или более широком контексте, считаться прямым или косвенным призывом к насилию или оправданием насилия, ненависти или нетерпимости. Европейский Суд постановил, в частности, что там, где подобные высказывания призывают к насилию в отношении физического лица, должностного лица или части населения, государство пользуется широкой свободой усмотрения при оценке необходимости вмешательства в свободу выражения мнений (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции", § 34). Он также приходил к выводу о том, что возбуждение ненависти необязательно содержит призыв к акту насилия или иным преступным действиям. Нападения на лиц, совершаемые путем оскорбления, высмеивания или наговора на определенные группы населения, могут быть достаточными для того, чтобы власти склонились в пользу борьбы с иным образом дискриминационными ксенофобскими речами наперекор свободе выражения мнения, осуществляемой безответственным образом (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фере против Бельгии" (Feret v. Belgium) от 16 июля 2009 г., жалоба N 15615/07, § 73, и Постановление Европейского Суда по делу "Вейделанд против Швеции" (Vejdeland v. Sweden) от 9 февраля 2012 г., жалоба N 1813/07, § 55).

100. В то же время Европейский Суд неизменно подчеркивает, что когда выраженные мнения не являются подстрекательством к насилию - иными словами, если они не выступают за применение насилия или кровавую месть, не оправдывают совершение террористических преступлений в интересах достижения целей их сторонниками или не могут быть истолкованы как способные поощрять насилие путем выражения глубоко укоренившейся и иррациональной ненависти в отношении установленных лиц - Договаривающиеся Государства не могут полагаться на защиту территориальной целостности и национальной безопасности, поддержание общественного порядка и безопасности или предотвращение преступлений для ограничения права широкой общественности быть информированной о них (см., с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек против Турции" (N 4), § 60, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 116, Постановление Европейского Суда по делу "Гёзель и Ёзер против Турции" (Gozel and Ozer v. Turkey) от 6 июля 2010 г., жалобы NN 43453/04 и 31098/05,§ 56, Постановление Европейского Суда по делу "Недим Шенер против Турции" (Nedim Sener v. Turkey) от 8 июля 2014 г., жалоба N 38270/11, § 116, Постановление Европейского Суда по делу "Шик против Турции" (Sik v. Turkey) от 8 июля 2014 г., жалоба N 53413/11, § 105, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дилипак против Турции", § 62).

101. И, наконец, важное значение имеет то, каким образом были сделаны эти заявления и какова их способность, прямая или косвенная, привести к пагубным последствиям (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", §§ 206-207). Как бы то ни было, исход дела всегда определяется взаимодействием между различными факторами, а не каким-либо одним из них, взятым в отдельности. Таким образом, подход Европейского Суда к этому виду дел можно охарактеризовать как в высшей степени контекстуальный (см. Постановление по делу "Перничек против Швейцарии", § 208).

(ii) Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

102. В настоящем деле заявитель был привлечен к уголовной ответственности и приговорен к условному наказанию за публикацию двух статей, которые, по мнению судов государства-ответчика, содержали заявления, "направленные на возбуждение розни и унижение достоинства группы лиц по признаку расы, этнического происхождения и принадлежности к социальной группе". Как было указано выше в § 93, в задачу Европейского Суда не входит вынесение решения по составным элементам преступления, за которое заявитель был осужден в соответствии с внутренним законодательством, путем рассмотрения вопроса о том, действительно ли эти элементы возникли в результате его действий. Он должен будет лишь удостовериться в том, что его осуждение в связи с этими статьями было "необходимым в демократическом обществе" для защиты национальной безопасности, территориальной целостности и общественного порядка и предотвращения беспорядков и преступлений - законных целей, выдвинутых властями Российской Федерации и принятых Европейским Судом (см. §§ 84 и 88 выше). При этом Европейский Суд будет уделять особое внимание статусу заявителя, характеру оспариваемых статей и их формулировкам, контексту, в котором они были опубликованы, и подходу российских судов к обоснованию данного вмешательства.

103. Европейский Суд вначале отмечает, что заявитель был главным редактором одной из региональных газет и что в этом качестве его задача заключалась в распространении информации и идей по вопросам, представляющим общественный интерес (см. § 91 выше). Он опубликовал две статьи, предположительно написанные двумя чеченскими сепаратистскими лидерами, в которых они обвинили российские власти в продолжавшемся конфликте в Чеченской Республике и критиковали их в этой связи. Таким образом, ясно, что как таковые заявления касались государственной политики в регионе и были частью политических дебатов по вопросу, вызывающему общую и общественную озабоченность (см. §§ 95 и 96 выше).

104. Европейский Суд учитывает весьма острый характер этих дебатов, учитывая сложную ситуацию в Чеченской Республике в то время, когда сепаратистские тенденции в регионе привели к серьезным столкновениям между российскими вооруженными силами и чеченскими повстанцами и к гибели большого числа людей. В этой связи Европейский Суд отмечает довод властей Российской Федерации (см. § 68 выше), что предполагаемые авторы оспариваемых статей, Ахмед Закаев и Аслан Масхадов, являлись лидерами чеченского сепаратистского движения и находились в розыске в России по ряду обвинений в совершении особо тяжких преступлений (что касается Аслана Масхадова, см. также Постановление Европейского Суда по делу "Масхадова и другие против Российской Федерации" (Maskhadova and Others v. Russia) от 6 июня 2013 г., жалоба N 18071/05, §§ 8-17* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 4 (примеч. редактора).)). Тем не менее он ранее постановил, что тот факт, что заявления были сделаны кем-либо, находящимся вне закона, не может сам по себе оправдать вмешательство в свободу выражения мнений тех, кто публикует такие заявления (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек и Оздемир против Турции", § 61, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гёзель и Озер против Турции", § 52, с дальнейшими отсылками). В данном случае необходимо определить, могли ли оспариваемые высказывания, содержащиеся в статьях, опубликованных заявителем, рассматриваться как подстрекающие или способные спровоцировать насилие, и в свете законных целей, выдвинутых властями Российской Федерации, подорвать национальную безопасность, территориальную целостность или общественный порядок или привести к беспорядкам (см. § 100 выше).

105. Обращаясь к текстам, о которых идет речь, Европейский Суд отмечает, что первая статья, предположительно написанная Ахмедом Закаевым, выглядит достаточно нейтрально и даже примирительно. Автор "протягивает народу России руку мира", заявляя, что "еще не слишком поздно... решить все вопросы" и что "война никому не нужна". Несмотря на очевидную критику в отношении действий российских властей в Чеченской Республике с возложением исключительной ответственности за продолжающийся вооруженный конфликт на безымянных политиков высшего ранга России - тех, кто "остается в Кремле", и лично на Президента России Владимира Путина, в статье не содержится призывов к насилию, мятежу или насильственному свержению существующего политического режима, а также не отвергаются демократические принципы. Наоборот, в ней говорится о том, что конфликт может быть решен мирным путем, если российский народ "избавится" от этих политиков демократическим образом, проголосовав на предстоящих президентских выборах. В целом эта статья, по мнению Европейского Суда, явно не может быть истолкована как возбуждение ненависти или нетерпимости на любой почве, не говоря уже о разжигании насилия, способного спровоцировать какие-либо беспорядки или нанести ущерб национальной безопасности, территориальной целостности или общественному порядку.

106. Вторая статья, предположительно написанная Асланом Масхадовым, по общему признанию, имеет более ожесточенное словесное изложение и содержит резко сформулированные заявления, характеризующие действия российских властей в Чеченской Республике как "геноцид", "преступное безумие кремлевского кровавого режима", "российский террор", "террористические методы", "зачистки" и тому подобное. В статье осуждается политика России в регионе в прошлом и яростно обвиняется нынешний политический режим в "навязывании войны" республике в то время. Кроме того, она осуждает практику, применявшуюся "российскими оккупантами" в регионе в ходе недавнего вооруженного конфликта, такую как "немотивированные массовые убийства", "внесудебные казни", "необоснованные задержания", "жестокие операции по зачистке", "захват заложников из числа гражданского населения", "пытки", "похищения", "исчезновения" и "проверки по месту жительства". В этой связи Европейский Суд отмечает, что, как он уже отмечал ранее, поиск исторической истины является неотъемлемой частью свободы выражения мнений и что обсуждение причин особо тяжких деяний, которые могут быть приравнены к военным преступлениям или преступлениям против человечества, должно иметь возможность проходить свободно (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 87). Кроме того, политическая речь часто носит противоречивый характер и является резкой (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 231), и тот факт, что заявления содержат жесткую критику официальной политики и выражают одностороннее мнение о виновниках и ответственности за рассматриваемую ими ситуацию, сам по себе недостаточен для оправдания вмешательства в свободу выражения мнений (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек и Оздемир против Турции", § 61).

107. По мнению Европейского Суда, рассматриваемая статья в целом не может рассматриваться как призыв к применению насилия или поощрение насилия путем разжигания каких-либо базовых эмоций, укоренившихся предрассудков или иррациональной ненависти. Действительно, при резкой критике действий России в Чеченской Республике статья не призывает к вооруженному сопротивлению или применению вооруженной силы как средства достижения национальной независимости Чечни или для использования террористических нападений, которые были "однозначно осуждаем[ы]" в тексте, или кровавой мести, отсутствует послание читателю, что применение насилия является необходимой и оправданной мерой самообороны перед лицом агрессора. Статья больше сожалеет о нынешнем положении дел, где вооруженный конфликт, который уже привел к многочисленным жертвам и разрушению инфраструктуры республики, по-прежнему продолжается, и "свет в конце тоннеля еще не виден", и стремится к "конструктивному диалогу" с "мировым сообществом" и его помощи для "мирного урегулирования" конфликта и "достижения долгожданного мира на залитой кровью чеченской земле".

108. Европейский Суд не упускает из виду использование терминов "Чеченское Сопротивление", а также последний абзац текста, в котором упоминается "конечная победа чеченского народа" и говорится, что "чеченская земля будет полностью очищена от несметных полчищ российских оккупантов и их приспешников... Чего бы ему это ни стоило!". Однако, по мнению Европейского Суда, эти замечания можно рассматривать как отражение решимости противоположной стороны добиваться своих целей и непримиримой позиции ее лидеров в этом отношении. Таким образом, они имели информативное содержание, которое позволяло общественности как иметь представление о психологии тех, кто был движущей силой оппозиции официальной политике в Чеченской Республике, оценить риски конфликта, так и быть информированной о другом взгляде на ситуацию в этом регионе (там же).

109. В целом, по мнению Европейского Суда, мнения, выраженные в статьях, не могут рассматриваться как подстрекательство к насилию, равно как и не могут быть истолкованы как возбуждение ненависти или нетерпимости, которые могут привести к какому-либо насилию. Европейский Суд не усматривает в оспариваемых текстах никаких иных элементов, кроме критики российского правительства и его действий в Чеченской Республике, которые, как бы они ни выглядели резкими, не выходят за допустимые пределы, учитывая, что эти пределы особенно широки в отношении властей (см. § 96 выше).

110. Таким образом, Европейский Суд не убежден в том, что публикация заявителем этих двух статей могла оказать какое-либо пагубное воздействие на предотвращение беспорядков и преступлений в Чеченской Республике или в любом другом регионе России или могло привести к обострению там обстановки в плане безопасности или подрыва территориальной целостности или общественного порядка. Также важно, что оспариваемые статьи были опубликованы в областной газете, тираж которой был маленьким (см. §§ 6 и 32 выше), тем самым значительно было сокращено их потенциальное воздействие на национальную безопасность, общественный порядок или предотвращение преступлений (см. для сравнения Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Окчуоглу против Турции" (Okcuoglu v. Turkey) от 8 июля 1999 г., жалоба N 24246/94, § 48). Кроме того, суд первой инстанции прямо признал, что "серьезные последствия" в действиях заявителя отсутствовали (см. § 38 выше).

111. В свете мотивировки, изложенной выше в §§ 103-110, Европейский Суд считает, что свобода усмотрения, предоставленная властям при установлении "необходимости" вмешательства в свободу выражения мнений заявителей, была ограниченной. С учетом этого теперь он приступит к рассмотрению вопроса о том, основывали ли национальные суды свои решения на приемлемой оценке всех соответствующих фактов, и выдвигали ли они "относимые и достаточные" мотивы для оправдания обжалуемого вмешательства (см. § 94 выше).

112. В настоящем деле суды установили, что заявитель совершил "действия, направленные на возбуждение розни и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности к социальной группе", опубликовав две статьи, которые, по данным лингвистической экспертизы от 18 февраля 2005 г., "содержали заявления, направленные на возбуждение расовой, этнической или социальной розни, связанной с насилием". По мнению Европейского Суда, решения национальных судов по делу заявителя имели в значительной степени недостатки по ряду причин.

113. Во-первых, при вынесении обвинительного приговора на основании вышеуказанных экспертных заключений суды не оценили их и лишь одобрили выводы лингвистического эксперта, которые, по их мнению, были достоверными с учетом ее компетентности, профессиональных навыков и прошлого опыта (см. §§ 35 и 45 выше). Таким образом, важнейший правовой вывод о наличии в оспариваемых заявлениях элементов "языка ненависти" был, по сути, сделан лингвистическим экспертом, составившим вышеупомянутые заключения (см. §§ 20-27 выше). Очевидно, что соответствующая экспертиза выходит далеко за рамки решения чисто языковых вопросов, таких как, например, определение значения конкретных слов и выражений, и предусматривает фактически правовую квалификацию действий заявителя. Европейский Суд считает эту ситуацию неприемлемой и подчеркивает, что все правовые вопросы должны решаться исключительно судами. В последнем отношении он отмечает, что Верховный Суд занял такую же позицию в своем Постановлении от 28 июня 2011 г. (см. § 56 выше).

114. Во-вторых, суды по делу заявителя не предприняли никаких значимых попыток проанализировать соответствующие заявления. Как следует из соответствующих судебных решений, суды в целом перечислили заявления, рассмотренные в вышеуказанных экспертных заключениях, и фактически ограничили их оценку повторным воспроизведением выводов этих заключений и текста части 2 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации (см. §§ 32-34 и 45 выше). Делая вывод о том, что обращения, распространенные заявителем, "были направлены на возбуждение розни и унижение достоинства группы лиц по признакам расы, этнического происхождения и принадлежности к социальной группе", суды не указывали на какую-либо из этих групп и не указывали, какие заявления и в какой связи имели расистские, националистические, ксенофобные или другие дискриминационные или унизительные коннотации. Европейский Суд также отмечает, что формулировка "связанные с насилием", присутствующая в описании оспариваемых заявлений в экспертных заключениях от 18 февраля 2005 г., в конечном счете, была исключена из квалификации преступления, за которое заявитель был впоследствии осужден национальными судами (см. § 33 выше), однако они также не привели никаких объяснений в этом отношении. Кроме того, Европейский Суд не усматривает в решениях национальных судов доказательств того, что они предприняли какие-либо попытки оценить, действительно ли оспариваемые заявления могли нанести ущерб национальной безопасности, территориальной целостности, общественному порядку или предотвращению преступлений, как утверждали власти Российской Федерации.

115. В свете вышеизложенного Европейский Суд должен сделать вывод о том, что национальные власти не основывали свое решение на приемлемой оценке всех относимых фактов и не представили "относимые и достаточные" основания для осуждения заявителя.

116. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что обязательство представлять мотивы решения является существенной процессуальной гарантией в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, поскольку они демонстрируют сторонам, что их доводы были заслушаны, предоставляют им возможность возражать против решения или обжаловать его, а также служат для обоснования мотивов судебного решения для общественности. Кроме того, это общее правило трансформируется в конкретные обязательства по статье 10 Конвенции, требуя от национальных судов указывать "относимые" и "достаточные" мотивы для вмешательства. Это обязательство позволяет отдельным лицам, среди прочего, узнавать и оспаривать мотивы судебного решения, ограничивающего их свободу выражения мнений или свободу собраний, и, таким образом, обеспечивает важную процессуальную гарантию против произвольного вмешательства в права, защищаемые статьей 10 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 8 октября 2013 г. по делу "Джумхуриет Вакфы и другие против Турции" (Cumhuriyet Vakfi and Others v. Turkey), жалоба N 28255/07, §§ 67-68, Постановление Европейской Суда от 19 января 2016 г. по делу "Гюльджю против Турции" (Gulcu v. Turkey), жалоба N 17526/10, § 114* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 6 (примеч. редактора).)). В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что национальные суды не только не представили относимых и достаточных оснований для оправдания осуждения заявителя (см. §§ 113-115 выше), но и отклонили все доводы в защиту заявителя в упрощенном порядке как "несостоятельные с юридической точки зрения", заявив, что это была его "попытка защитить себя, чтобы избежать наказания" (см. § 34 выше). Это приводит Европейский Суд к выводу о том, что заявитель был лишен процессуальной защиты, на которую он имел право в силу статьи 10 Конвенции.

117. Наконец, Европейский Суд отмечает, что заявитель был приговорен к двум годам условно и четырем годам испытательного срока в связи с публикацией статей. Ранее он подчеркивал, что "обязанности и ответственность", которые сопровождают осуществление права на свободу выражения мнений работниками средств массовой информации, приобретают особое значение в ситуациях конфликта и напряженности. Требуется особая осторожность при решении вопроса о публикации мнений представителей организаций, которые прибегают к насилию против государства, чтобы средства массовой информации не стали средством для распространения ненависти и пропаганды насилия. В то же время, когда взгляды не могут быть классифицированы как таковые, Договаривающиеся Государства не могут со ссылкой на защиту национальной безопасности или предотвращение преступности или беспорядков и ограничивать право общественности быть информированной о них, оказывая давление на средства массовой информации посредством апеллирования у уголовному законодательству (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек против Турции" (N 4), § 60, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции", § 71). По мнению Европейского Суда, в настоящем деле поражает не столько суровость приговора заявителю, сколько сам факт его уголовного осуждения (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Перинчек против Швейцарии", § 273). Европейский Суд полагает, что как осуждение заявителя, так и наложенное на него суровое наказание были способны оказать сдерживающее воздействие на осуществление журналистской свободы выражения мнений в России и отстранить прессу от открытого обсуждения вопросов, представляющих общественный интерес, в частности, связанных с конфликтом в Чеченской Республике (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фатуллаев против Азербайджана", § 128).

118. Вышеизложенных соображений достаточно для вывода Европейского Суда, что власти Российской Федерации вышли за предоставленные им рамки свободы усмотрения в отношении ограничений на обсуждение вопросов, представляющих общественный интерес. Осуждение заявителя не отвечало "насущной социальной потребности" и было несоразмерно законным целям. Поэтому вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе".

119. Соответственно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статей 6 и 13 Конвенции

120. Заявитель также жаловался в соответствии со статьей 6 Конвенции на различные нарушения, которые привели к несправедливости уголовного разбирательства против него. В частности, он жаловался, что суд первой инстанции необоснованно мотивировал приговор ему с помощью экспертных заключений Т. от 18 февраля 2005 г., представленных обвинением, отклонив при этом заключение В., представленное защитой. По мнению заявителя, заключения Т. были ненадежными, поскольку она, будучи всего лишь лингвистом, не обладала какими-либо другими конкретными знаниями и поэтому не имела достаточную компетенцию для того, чтобы делать такие выводы. Заявитель также утверждал, что протокол судебного разбирательства был ложным, поскольку показания главной свидетельницы Т. были сфальсифицированы. Кроме того, он жаловался на то, что судья Б. отклонил его ходатайства об изменении протокола в соответствии с аудиозаписью слушаний, представленной им, только на том основании, что запись не была разрешена, и отказался принять его дополнительные кассационные жалобы от 17 февраля 2006 г. В этой связи заявитель утверждал, что судья Б. имел предвзятое и враждебное мнение против него на протяжении всего судебного разбирательства. Он также утверждал, что, хотя его кассационная жалоба от 17 февраля 2006 г., в конечном счете, была приобщена к материалам дела, суд кассационной инстанции не уделил должного внимания его доводам в отношении ложного протокола судебного разбирательства. Заявитель утверждал со ссылкой на статью 13 Конвенции, что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении своих жалоб на предполагаемые неправомерные действия судьи Б.

121. Власти Российской Федерации утверждали, что уголовное разбирательство против заявителя являлось справедливым. Так, суды Российской Федерации установили его вину на основе заключений Т., которая тщательно проанализировала тексты оспариваемых статей и пришла к выводу, что они содержали заявления, направленные на возбуждение расовой, национальной и социальной розни. В ходе судебного разбирательства Т. подтвердила свои выводы и изложила их причины. По мнению властей Российской Федерации, у российских судов не было оснований сомневаться в ее заключениях, учитывая, в частности, ее профессиональные навыки и опыт работы. Власти Российской Федерации также утверждали, что суды представили веские основания для отклонения заключения В. в качестве неприемлемого доказательства. Наконец, они отметили, что прокуратура провела проверку в отношении жалобы заявителя на судью Б., однако не было обнаружено никаких доказательств того, что судья превысил свои полномочия или предпринял какие-либо действия с целью подделки протокола.

122. Европейский Суд считает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям и, соответственно, должна быть объявлена приемлемой. С учетом обстоятельств дела и выводов в соответствии со статьей 10 Конвенции (см. §§ 113-116 выше) Европейский Суд не считает необходимым обособленное рассмотрение этой части жалобы (см. в числе иных примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джумхуриет Вакфы и другие против Турции", § 79).

III. Применение статьи 41 Конвенции

123. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

124. Заявитель требовал 10 000 (десять тысяч) евро в качестве компенсации морального вреда.

125. Власти Российской Федерации оспаривали требование, утверждая, что установление нарушения само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией по делу заявителя.

126. Европейский Суд признает, что заявитель претерпел моральный вред в связи с нарушением его права на свободу выражения мнения и что этот вред не может быть компенсирован только установлением нарушения Конвенции. Сумма, требуемая заявителем, не представляется чрезмерной, и поэтому Европейский Суд считает разумным удовлетворить требование в полном объеме. Поэтому он присуждает заявителю 10 000 (десять тысяч) евро в качестве компенсации морального вреда.

B. Судебные расходы и издержки

127. Заявитель также требовал возмещения судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде. В частности, он требовал 3 530 (три тысячи пятьсот тридцать) евро в качестве компенсации расходов на его юридическое представительство. Эта сумма включала исследовательскую работу, подготовку документов, правовой анализ и замечания представителя по ставке 50 евро в час, а также связанные административные издержки. Заявитель приложил копию своего контракта с Садовской. Он также потребовал 85 евро в качестве компенсации почтовых расходов, 70 евро в счет стоимости канцелярских принадлежностей и 1 500 (одна тысяча пятьсот) евро в качестве компенсации расходов на перевод его замечаний на английский язык. Он приложил копию счета от компании DHL* (* Имеется в виду немецкая логистическая компания DHL (примеч. редактора).) на соответствующую сумму.

128. Власти Российской Федерации оспаривали требование, утверждая, что заявитель не обосновал его документальными доказательствами.

129. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле заявитель не представил каких-либо документов, подтверждающих его требования относительно расходов на письменный перевод и канцелярские принадлежности, поэтому Европейский Суд отклоняет эту часть его требований. Что касается расходов на юридическое представительство и почтовые расходы, с учетом представленных ему документов и вышеизложенных критериев Европейский Суд находит разумным удовлетворить эту часть требования. Соответственно, он присуждает заявителю 3 615 (три тысячи шестьсот пятнадцать) евро по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

130. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3) постановил, что отсутствует необходимость в рассмотрении жалобы в части статей 6 и 13 Конвенции;

4) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в национальную валюту государства-ответчика по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 10 000 (десять тысяч) евро, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 3 615 (три тысячи шестьсот пятнадцать) евро, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 3 октября 2017 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Бранко Лубарда Председатель Палаты Суда