Постановление Европейского Суда по правам человека от 28 августа 2018 г. Дело "Савва Терентьев (Savva Terentyev) против Российской Федерации" (Жалоба N 10692/09) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Савва Терентьев (Savva Terentyev)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 10692/09)

Постановление Суда

Страсбург, 28 августа 2018 г.

По делу "Савва Терентьев против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Хелены Ядерблом, Председателя Палаты,

Бранко Лубарды,

Дмитрия Дедова,

Пере Пастора Вилановы,

Алёны Полачковой,

Жольены Шуккинг,

Марии Элосеги, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 3 июля 2018 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 10692/09, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Саввой Сергеевичем Терентьевым (далее - заявитель) 5 января 2009 г.

2. Интересы заявителя представлял В. Коснырев, адвокат, практикующий в г. Сыктывкаре. Власти Российской Федерации первоначально были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником на этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявитель утверждал, в частности, что его уголовное осуждение за комментарий в сети "Интернет" нарушило его право на свободу выражения мнения в соответствии со статьей 10 Конвенции.

4. 7 января 2016 г. жалоба, касающаяся статьи 10 Конвенции, была коммуницирована властям Российской Федерации, а в остальной части жалоба была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 правила 54 Регламента Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1985 году, в настоящее время проживает в г. Штайермарке (Steiermark), Австрия.

6. В период, относившийся к обстоятельствам дела, заявитель проживал в г. Сыктывкаре, Республика Коми, Российская Федерация, и вел интернет-дневник, используя популярный сервис livejournal.com ("Живой журнал").

А. События до подачи жалобы по настоящему делу

7. В феврале 2007 года в Республике Коми проходили выборы членов регионального парламента.

8. 14 февраля 2007 г. сотрудники милиции провели внеплановую проверку в офисе местной газеты в г. Сыктывкаре. Сотрудники милиции провели обыск в офисе газеты, утверждая, что программное обеспечение, установленное на компьютерах, было контрафактным, и изъяв жесткие диски.

9. Вечером того же дня региональная неправительственная организация, Коми правозащитная комиссия "Мемориал" (далее - "Мемориал"), распространила пресс-релиз, в котором связала проведение обыска с избирательной кампанией. В пресс-релизе упоминалось, в частности, что указанная газета публикует большое количество материалов в контексте избирательной кампании. Кроме того, газета находилась в оппозиции по отношению к действующим властям Республики Коми, поскольку она активно поддерживала известного местного политического деятеля, у которого был давний конфликт с властями республики. В пресс-релизе также отмечалось, что сотрудники милиции, производившие обыск, не могли четко объяснить правовые основания для своих действий. Во время обыска один из сотрудников милиции вел себя грубо и выбросил личные вещи одного из журналистов, чтобы получить доступ к его компьютеру.

10. В тот же день И.С., председатель "Мемориала", разместил текст указанного пресс-релиза в своем блоге на сервисе livejournal.com. Тогда же эту публикацию прокомментировали три пользователя. Один из комментариев был оставлен неким Т. и имел следующее содержание:

"Милиция в очередной раз подтверждает свою репутацию "верных псов режима". К сожалению, у милиционеров остался менталитет репрессивной дубинки в руках властьимущих. Они себя ощущают орудием наказания непокорных, а не сервисом по отношению к обществу. Каким образом можно произвести ротацию смыслов в правоохранительных органах?"* (* Орфография и пунктуация оригиналов документов сохранены (примеч. редактора).).

11. В указанный день Б.С., журналист, блогер и знакомый заявителя разместил в своем блоге на сервисе livejournal.com краткую запись об обыске, указав, что сотрудники милиции "[были] командированы на борьбу с политической оппозицией". Запись содержала гиперссылку на пресс-релиз, размещенный в блоге И.С.

B. Комментарий заявителя

12. 15 февраля 2007 г. заявитель, являясь подписчиком на блог Б.С., прочитал указанную запись в его блоге и по гиперссылке перешел в блог И.С. Заявитель ознакомился с текстом пресс-релиза и комментариями, в том числе, оставленным Т. По словам заявителя, этот последний комментарий особенно его взволновал.

13. После этого он вернулся на страницу блога Б.С. и разместил комментарий под заголовком "Ненавижу ментов, сцуконах", который имел следующее содержание:

"не согласен с тезисом "у милиционеров остался менталитет репрессивной дубинки в руках властьимущих". во-первых, у ментов, во-вторых, не остался, он просто-напросто неискореним. мусор и в африке мусор. кто идет в менты - быдло, гопота - самые тупые, необразованные представители жив(отн)ого мира. было бы хорошо, если б в центре каждого города россии, на главной площади... стояла печь, как в освенциме, где церемониально, ежедневно, а лучше - дважды в сутки (в полдень и в полночь, например) - сжигали бы по неверному менту. народ, чтоб сжигал. это был бы первый шаг к очищению общества от ментовско-гопотской грязи".

С. Производство по уголовному делу в отношении заявителя

1. Предварительное расследование

14. 14 марта 2007 г. против заявителя было возбуждено уголовное дело по части первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с его комментарием в Интернете.

15. 16 марта 2007 г. сотрудники милиции провели обыск по месту жительства заявителя в рамках указанного производства. В тот же день заявитель, узнав о причинах возбуждения против него уголовного дела, удалил свой комментарий.

16. В заключении от 30 апреля 2007 г., которое отражало результаты экспертизы, проведенной в ходе предварительного расследования, содержится подробный анализ формулировок комментария заявителя. В нем, в частности, указывается, что в своем тексте автор явно выразил негативное мнение обо всех сотрудниках милиции, их личных и профессиональных качествах в грубой, непристойной, агрессивной и оскорбительной форме, широко используя сленг и косвенно нецензурную лексику, характерную для молодых пользователей Интернета.

2. Рассмотрение дела в судах Российской Федерации

(а) Рассмотрение дела в суде первой инстанции

17. В рамках производства по делу в Сыктывкарском городском суде Республики Коми (далее - городской суд) заявитель настаивал на своей невиновности. Он признал, что является автором спорного высказывания, и утверждал, что оно отражает его эмоциональную и спонтанную реакцию на пресс-релиз "Мемориала", касающийся обыска в офисе оппозиционной газеты, а также на соответствующую запись Б.С. и комментарий Т. По словам заявителя, для него существовало различие между словами "милиционер", то есть порядочный и уважаемый работник правоохранительных органов, и "мент", то есть человек, который действует незаконно и неправомерно при исполнении своих профессиональных обязанностей. В своем комментарии заявитель выразил несогласие с Т., который, по мнению заявителя, смешал два этих понятия. Заявитель также настаивал на том, что его комментарий был адресован исключительно Б.С., с которым заявитель делился своими мыслями относительно операции сотрудников милиции 14 февраля 2007 г. У заявителя не было намерения делать свой комментарий публичным и тем более призывать к каким-либо действиям против милиции. Заявитель также признал, что его комментарий был довольно резкий, но настаивал на том, что он использовал преувеличение, в частности, упоминая "печи, как в Освенциме", лишь с целью показать, что "неверные" сотрудники правоохранительных органов должны нести суровое наказание. Наконец, он принес извинения жертвам концентрационных лагерей и "честным" сотрудникам милиции, которых мог задеть его комментарий.

18. Городской суд вызвал и допросил большое количество свидетелей. В частности, три сотрудника милиции, которые проводили предварительное расследование в связи с комментарием заявителя в сети "Интернет", сказали, что они не рассматривали комментарий как направленный только против "неверных" сотрудников милиции. По их мнению, он относился ко всем сотрудникам милиции, приписывал им негативные характеристики и в нем предлагалось их сжигать публично. Б.С. пояснил, что, по его мнению, в комментарии заявителя имеется разграничение между честными милиционерами и "неверными ментами" и что комментарий касается только последней категории. Некоторые свидетели сообщили, что видели комментарий заявителя в блоге Б.С., в то время как, по словам других свидетелей, они узнали о комментарии или прочитали его только после того, как против заявителя было возбуждено уголовное дело, которое привлекло внимание средств массовой информации. Некоторые свидетели сказали, что они считают комментарий заявителя и использованные в нем выражения слишком резкими, а слово "быдло" - аморальным или неэтичным. И.С. отметил, что "сообщество блогеров", включая его знакомых, возмутилось в связи с комментарием заявителя, сочтя его слишком резким. Однако, по словам этого свидетеля, заявитель просто выразил свое мнение и поднял публичную полемику по важному вопросу. Другой свидетель пояснил, что он не воспринял комментарий заявителя всерьез и тем более как призыв к насильственным действиям.

19. По ходатайству сторон суд первой инстанции вынес постановление о проведении комиссией экспертов амбулаторной судебной комплексной социо-гуманитарной экспертизы спорного текста.

20. В экспертном заключении от 19 июня 2008 г., содержавшем результаты этой экспертизы, было, в частности, указано, что комментарий заявителя был направлен против сотрудников милиции как "социальной группы", а также "был направлен на возбуждение ненависти и вражды" по отношению к этой группе и "призывал к их физическому уничтожению".

(b) Приговор, вынесенный заявителю 7 июля 2008 г.

21. 7 июля 2008 г. городской суд признал заявителя виновным в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, за "совершение действий, направленных на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства группы лиц по принадлежности к социальной группе публично". Городской суд основывал свои выводы, среди прочих доказательств, на экспертных заключениях от 30 апреля 2007 г. и от 19 июня 2008 г., постановив, что у него нет оснований сомневаться в выводах экспертов, поскольку они соответствуют обстоятельствам дела, установленным судом.

22. Городской суд постановил, в частности, что заявитель, действуя из своих личных убеждений, основанных на неприязненном отношении к сотрудникам милиции, "решил оказать публичное воздействие на людей с целью побуждения их к совершению насильственных действий в отношении сотрудников милиции, зарождения у людей решимости и стремления совершить противоправные действия в отношении [сотрудников милиции]". По мнению суда, "сотрудники милиции РФ являются достаточно крупной социальной группой - совокупностью людей, объединенных на основе совместной деятельности, призванных защищать жизнь, здоровье, права и свободы граждан, собственность, интересы общества и государства от преступных и иных противоправных посягательств". Городской суд также отметил, что заявитель "осознавал противоправный характер своих действий, разместив текстовое сообщение, направленное на возбуждение ненависти и вражды, проникнутое неприязнью, ненавистью и унижением достоинства сотрудников милиции РФ... в более посещаемом блоге... нежели в своем блоге... и обеспечивая его публичность доступом широкого круга лиц". Он также отметил, что "...доступ к тексту не был ограничен и [текст] сохранялся... около месяца".

23. Городской суд также указал, что спорный текст носит характер обобщенности, не персонифицирован и не разграничен по каким-либо иным критериям, слово "мент" употребляется с негативным, оскорбительным оттенком. По мнению городского суда, заявитель "пропагандирует неполноценность сотрудников милиции, связанную с профессиональной принадлежностью", унижает их достоинство, сравнивая их с "мусором", и переносит на них унизительные характеристики "быдла, гопоты - самых тупых и необразованных представители животного мира..." и "ментовско-гопотской грязи".

24. По мнению городского суда, заявитель, "негативно [влияя] на общественное мнение и настроение, преследуя цель разжигания социальной ненависти и вражды, эскалации социального конфликта, обострения противоречий в обществе, пробуждения низменных инстинктов у людей", "[противопоставляет] народ и сотрудников милиции, призывая к [их] физическому уничтожению народом". Как указал суд первой инстанции, "текст не допускает неоднозначного восприятия и толкования с точки зрения [его] содержания и смысла, поскольку доступен для понимания любому среднему носителю русского языка, владеющему основными навыками устной и письменной речи на русском языке".

25. Городской суд также установил, что спорный текст нельзя отнести к критике, поскольку он не предусматривает обсуждение, указание каких-либо недостатков либо анализ или оценку чего-либо конкретного.

26. Наконец, городской суд счел, что "совершенное преступление [заявителем] относится к категории повышенной общественной опасности, достаточно дерзким, направленным против основ конституционного строя и безопасности государства", в связи с чем суд пришел к выводу о назначении заявителю наказания в виде лишения свободы. Учитывая положительные характеристики заявителя по месту жительства и месту работы, а также отсутствие прошлых судимостей, городской суд счел возможным назначить заявителю условное наказание в виде лишения свободы сроком на один год.

(c) Рассмотрение дела судом кассационной инстанции

27. Заявитель обжаловал приговор. Он, в частности, заявил, что суд первой инстанции намеренно расширил сферу охвата термина "социальная группа", включив в него сотрудников милиции, и что не было доказано, что его высказывание действительно представляло общественную опасность.

28. 19 августа 2008 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Республики Коми отклонила жалобу заявителя и подтвердила выводы городского суда. Она также установила, что эксперты действовали в пределах своей компетенции и что утверждение заявителя о вольном толковании термина "социальная группа" не повлияло на объективность выводов суда первой инстанции. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Республики Коми добавила, что высказывание заявителя не относилось к какой-либо критике правоохранительных органов, а публично призывало к насильственным действиям в отношении сотрудников милиции.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

A. Конституция Российской Федерации

29. Статья 29 Конституции Российской Федерации гласит:

"1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова.

2. Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства.

3. Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.

4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается".

В. Уголовный кодекс Российской Федерации

30. Статья 282 Уголовного кодекса Российской Федерации в редакции, действовавшей в период, относившийся к обстоятельствам дела, устанавливала следующее:

"1. Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, наказываются штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до двух лет, либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет, либо обязательными работами на срок до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на срок до двух лет...".

C. Судебная практика

31. 22 апреля 2010 г. Конституционный Суд Российской Федерации отказал в принятии к рассмотрению жалобы на неопределенность и непредсказуемость понятия "социальная группа", как определено в части первой статьи 282 УК РФ (Определение от 22 апреля 2010 г. N 564-O-O* (* По-видимому, имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Замураева Романа Владимировича на нарушение его конституционных прав положением части первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации" (примеч. редактора).)). В соответствующих частях Определения Конституционного Суда Российской Федерации указано:

"...статья 282 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает ответственность за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно на унижение человеческого достоинства. Содержащаяся в ней норма... гарантирует признание и уважение достоинства личности независимо от каких-либо физических или социальных признаков и устанавливает уголовную ответственность не за любые действия, а только за те, которые совершаются с прямым умыслом, направленным на возбуждение ненависти или вражды, унижение достоинства человека или группы лиц, в связи с чем неопределенности не содержит и сама по себе не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявителя".

32. 28 июня 2011 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление N 11 "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности". Пункт 7 данного Постановления предусматривает, что под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, следует, в частности, понимать высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц. Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды.

33. В пункте 23 указанного Постановления отмечается, что при назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды.

III. Соответствующие международные документы и материалы

A. Организация Объединенных Наций

1. Совет ООН по правам человека

34. Соответствующие части доклада Специального докладчика ООН по вопросу о поощрении и защите права на свободу убеждений и их свободное выражение Франка Ла Рю (Frank La Rue), представленного в соответствии с Резолюцией Совета по правам человека от 7 сентября 2012 г. N 16/4, A/67/357, гласят:

"...46. Хотя некоторые из перечисленных выше понятий могут пересекаться, Специальный докладчик считает, что следующие элементы являются наиболее существенными при определении того, является ли то или иное выступление подстрекательством к ненависти: реальная и непосредственная опасность насилия в результате выступления; намерения выступающего в плане подстрекательства к дискриминации, вражде или насилию и тщательное рассмотрение судебно-правовых аспектов того контекста, в котором была выражена ненависть, с учетом того, что международное право запрещает некоторые формы выступления из-за их последствий, а не из-за их содержания как такового, поскольку некие аспекты, являющиеся глубоко оскорбительными в одном сообществе, могут не быть таковыми в другом. Соответственно, любая контекстуальная оценка должна включать в себя рассмотрение различных факторов, в том числе наличие моделей напряженности в отношениях между религиозными или расовыми общинами, дискриминацию в отношении целевой группы, тон и содержание речи, лицо, разжигающее ненависть, и средства распространения выражения ненависти. Например, заявление, выложенное человеком для небольшой и ограниченной группы пользователей социальной сети Facebook, не имеет такого же веса, как заявление, опубликованное на каком-либо известном веб-сайте. Аналогичным образом художественное выражение следует рассматривать со ссылкой на его художественную ценность и контекст, учитывая, что искусство может быть использовано, чтобы вызвать сильные чувства без намерения подстрекательства к насилию, дискриминации или вражде.

47. Кроме того, хотя государства обязаны принимать меры для того, чтобы всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, было запрещено законом в соответствии с пунктом 1 статьи 20 Пакта* (* Так в тексте оригинала Постановления. По-видимому, имеется в виду Международный пакт о гражданских и политических правах (примеч. редактора).), не существует никаких требований к уголовной ответственности за такое выступление. Специальный докладчик подчеркивает, что преследоваться по уголовному праву должны только серьезные и экстремальные случаи подстрекательства к ненависти, превышающие порог из семи критериев...".

2. Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации

35. В соответствующей части Общей рекомендации Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации от 12 сентября 2011 г. N 35 "Борьба с ненавистническими высказываниями расистского толка" сказано следующее:

"20. Комитет с озабоченностью отмечает, что пространные и размытые ограничения свободы слова используются в нарушение прав групп, охраняемых Конвенцией [о ликвидации всех форм расовой дискриминации]. Государствам-участникам следует четко формулировать основания ограничения свободы слова в соответствии со стандартами Конвенции и их толкованием в настоящей рекомендации. Комитет подчеркивает, что меры по мониторингу и борьбе с ненавистническими высказываниями расистского толка не должны использоваться в качестве предлога для ограничения свободы выражения справедливых протестов, социального недовольства или оппозиционного мнения".

B. Совет Европы

1. Рекомендация Комитета министров Совета Европы N R(97)20

36. 30 октября 1997 г. Комитет министров Совета Европы принял Рекомендацию N R(97)20 "О вопросах разжигания ненависти" и Приложение к ней. Рекомендация основана на стремлении Совета Европы принять меры против расизма и нетерпимости и, в частности, против всех форм выражения мнения, которые распространяют, провоцируют, стимулируют или оправдывают расовую ненависть, ксенофобию, антисемитизм или другие виды ненависти на основе нетерпимости.

37. Приложение к указанной рекомендации определяет "разжигание ненависти" как "понятие, покрывающее все формы самовыражения, которые включают распространение, провоцирование, стимулирование или оправдание расовой ненависти, ксенофобии, антисемитизма или других видов ненависти на основе нетерпимости, включая нетерпимость в виде агрессивного национализма или этноцентризма, дискриминации и враждебности в отношении меньшинств, мигрантов и лиц с эмигрантскими корнями". Далее в нем излагается ряд принципов, применимых к разжиганию ненависти. К настоящему делу относятся следующие принципы:

"Принцип 2

Правительства государств-участников должны создать или сохранять действенные правовые системы, включающие в себя положения гражданского, уголовного и административного права в отношении разжигания ненависти, которые позволят административным и судебным органам согласовывать во всех случаях уважение принципа свободы самовыражения с уважением человеческого достоинства и защитой репутации или прав других лиц.

В этих целях правительства государств-участников должны изучить возможности и средства:

- стимулирования и координации исследований в области анализа эффективности законодательства и правовой практики;

- пересмотра имеющейся правовой системы, чтобы обеспечить ее эффективное применение к различным новым средствам массовой информации и средствам и сетям связи;

- разработки скоординированной политики в области судебного преследования на основе национальных основополагающих установок, уважающих принципы, предлагаемые настоящей рекомендацией;

- добавления общественных работ к спектру возможных санкций;

- расширения возможностей борьбы с разжиганием ненависти через средства гражданского права, позволив, например, заинтересованным неправительственным организациям направлять в гражданский суд иски в целях возмещения ущерба жертвам разжигания ненависти, а также предусмотрев возможность издания судом распоряжений, наделяющих жертвы правом на ответ или опровержение;

- предоставления общественности и работникам средств массовой информации сведений о правовых нормах в отношении разжигания ненависти.

Принцип 3

Правительства государств-участников должны обеспечить, чтобы в рамках правовой системы, указанной в Принципе 2, помехи в осуществлении свободы самовыражения были жестко ограничены и применялись в законном и беспристрастном порядке на основании объективных критериев. Более того, в соответствии с основополагающими требованиями верховенства права любые ограничения или помехи в осуществлении свободы самовыражения должны находиться под независимым судебным контролем. Такое требование особенно важно в случаях, когда принцип свободы самовыражения должен совмещаться с принципами уважения человеческого достоинства и защиты репутации или прав других лиц...

Принцип 5

Национальное право и судебная практика должны предоставлять компетентным органам прокуратуры в пределах их компетенции возможность уделять делам по разжиганию ненависти особое внимание. В этом плане указанные органы должны отдавать приоритет тщательному рассмотрению всех факторов, связанных с правом подозреваемого на самовыражение, имея в виду, что наложение уголовного наказания обычно являет собой серьезное нарушение названной свободы. При наложении уголовного наказания в отношении лиц, осужденных за преступления в области разжигания ненависти, компетентные суды должны обеспечить строгое соблюдение принципа его пропорциональности...".

2. Общеполитическая рекомендация N 15 Европейской комиссии по борьбе с расизмом и нетерпимостью

38. Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью Совета Европы (ЕКРН) 8 декабря 2015 г. приняла Общеполитическую рекомендацию N 15 "О борьбе с разжиганием ненависти". В соответствующих частях указанная рекомендация гласит:

"Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью (ЕКРН):

... принимая во внимание, что применительно к настоящей Общеполитической рекомендации разжигание ненависти следует понимать как защиту, стимулирование или поощрение в любой форме унижения, вражды или поношения какого-либо лица или группы лиц, а также как любое проявление притеснений, оскорблений, создания негативных стереотипов, стигматизации или угроз в отношении такого лица или лиц и любое оправдание всех перечисленных форм выражения по признаку "расы", цвета кожи, происхождения, национальной или этнической принадлежности, возраста, инвалидности, языка, религии или убеждений, пола, гендера, гендерной идентичности, сексуальной ориентации и других личных характеристик или статуса...

признавая также, что формы выражения мнения, которые оскорбляют, шокируют или беспокоят, не должны только на этом основании приравниваться к разжиганию ненависти...

осознавая исключительную опасность разжигания ненависти для сплоченности демократического общества, защиты прав человека и верховенства права, но сознавая потребность в обеспечении того, чтобы ограничения разжигания ненависти не использовались недолжным образом с целью заставить замолчать меньшинства и подавить критику официальной политики, политическую оппозицию или религиозные убеждения...

напоминая, что обязанность в рамках международного права предусматривать уголовную ответственность за определенные формы разжигания ненависти хотя и применима ко всем, но была установлена для защиты членов уязвимых групп, и с озабоченностью отмечая, что они могут непропорционально подвергаться преследованиям или что созданные правонарушения могут использоваться против них по ненадлежащим основаниям...

Рекомендует правительствам стран-членов...

10) принять надлежащие и действенные меры против публичного использования форм разжигания ненависти, которые предназначены или, как можно обоснованно ожидать, стимулируют акты насилия, запугивания, вражды или дискриминации в отношении лиц, на которых они направлены, в рамках уголовного законодательства при условии, что ни одна другая менее ограничительная мера не будет эффективной, а также при условии уважения права на свободу выражения, и, соответственно:

а) обеспечить наличие четкого определения состава преступления с учетом необходимости применения уголовного наказания...

c) обеспечить, чтобы преследование за эти преступления осуществлялось на недискриминационной основе и не использовалось для подавления критики официальной политики, политической оппозиции или религиозных убеждений...

e) предусмотреть наказание за эти преступления, которые учитывают и серьезные последствия разжигания ненависти, и необходимость соразмерного реагирования...".

39. Пояснительный меморандум к вышеуказанной рекомендации в соответствующих частях гласит следующее:

"...16. ...для оценки того, имеется ли риск совершения соответствующих действий, необходимо учитывать конкретные обстоятельства использования форм разжигания ненависти. В частности, следует рассматривать: (a) контекст, в котором используется рассматриваемая форма разжигания ненависти (в частности, существует ли уже в обществе серьезная напряженность, c которой связано разжигание ненависти); (b) способность лица, разжигающего ненависть, оказать влияние на других лиц (например, в силу того, что такие лица являются политическими, религиозными или общественными лидерами); (c) природа и сила используемого языка (например, является ли он провокационным и прямым, используется ли ложная информация, создание негативных стереотипов и стигматизация либо способен ли используемый язык иным образом побуждать к актам насилия, запугивания, вражды или дискриминации); (d) контекст конкретных замечаний (являются ли они единичным случаем или высказывались несколько раз, и можно ли считать, что они сбалансированы другими заявлениями того же или иного лица, особенно в ходе дебатов); (e) используемые средства информации (возможна ли немедленная реакция аудитории, например, как на интерактивном мероприятии); (f) характер аудитории (имеются ли средства и склонность или восприимчивость к участию в актах насилия, запугивания, вражды или дискриминации)...

62. ...органы, осуществляющие контроль за выполнением обязательств государств в этой области, выражают обеспокоенность тем, что такие ограничения могут быть неправомерно использованы, чтобы заставить замолчать меньшинства и подавить критику, политическую оппозицию и религиозные убеждения.

63. Так, например, Комитет по ликвидации расовой дискриминации при рассмотрении докладов государств - участников Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации рекомендует внесение изменений в определения в законодательстве, направленном на борьбу с "экстремизмом", чтобы гарантировать, что они четко и ясно сформулированы, охватывают только акты насилия, подстрекательство к таким актам, а также участие в организациях, поощряющих и стимулирующих расовую дискриминацию, в соответствии со статьей 4 указанной Конвенции. Аналогичным образом Комитет по правам человека ООН выразил обеспокоенность тем, что такое законодательство может быть истолковано и применяться чрезмерно широко, тем самым ставя под удар или в невыгодное положение правозащитников, способствующих ликвидации расовой дискриминации, и отказывая в предоставлении защиты лицам и объединениям от произвола при его применении. Кроме того, опасения по поводу того, что ограничения на разжигание ненависти могут быть применены, чтобы заставить замолчать критиков и легитимную политическую критику, были озвучены ЕКРН, а также Специальным докладчиком по вопросу о поощрении и защите права на свободу выражения мнения и Консультативным комитетом Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств...".

C. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе

40. Бюро Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (далее - ОБСЕ) по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) 9 марта 2009 г. опубликовало "Практическое руководство по законодательству против преступлений на почве ненависти", которое содержит следующие комментарии относительно возможного охвата признаков жертв, которые следует включить в законодательство против преступлений на почве ненависти (с. 45-46):

"Если в закон включены признаки, которые не являются неизменяемыми или каким-либо образом определяющими самоидентификацию человека и не относятся к признакам, общим для какой-либо группы людей, подвергающейся дискриминации, изоляции или угнетению, это может дискредитировать законодательство против преступлений на почве ненависти. Более того, подобный закон не сможет обеспечить защиту тем группам лиц, которые действительно находятся под угрозой. В круг лиц, защищаемых по признаку "социальная группа", могут входить сотрудники полиции или политики, при этом они обычно не рассматриваются в качестве угнетаемой группы населения или группы, объединенной основополагающим признаком идентичности. В любом случае, если закон включает защищаемые признаки, которые слишком далеко отстоят от основной концепции преступления на почве ненависти, он перестает отвечать требованиям, предъявляемым к законам против преступлений на почве ненависти.

Более того, концепция правовой определенности требует, чтобы человек имел возможность в разумных пределах предвидеть уголовные последствия своих действий. Концепция правовой определенности отражена как во внутреннем законодательстве государств региона ОБСЕ, так и в региональных и международных документах по правам человека. Закон, который предусматривает ужесточение наказания, но не дает четкого определения обстоятельств, в которых такое ужесточение применяется, скорее всего не будет отвечать данному основополагающему требованию...".

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

41. Заявитель жаловался на то, что его уголовное осуждение за комментарий, оставленный в Интернете, нарушило его право на свободу выражения мнения, предусмотренное статьей 10 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ...

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц ...".

А. Доводы сторон

1. Заявитель

42. Заявитель утверждал, что его осуждение представляло собой необоснованное вмешательство в его право на свободу выражения мнения. В частности, по мнению заявителя, нельзя сказать, что данное вмешательство было "предусмотрено законом", поскольку оно явилось результатом непредвиденного применения статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации. Заявитель настаивал на том, что указанная статья была предназначена для защиты национальных, расовых, языковых и религиозных меньшинств, а также представителей наиболее уязвимых социальных групп, например, таких, как гомосексуалы, и что распространение ее положений на сотрудников милиции как на социальную группу представляло собой необоснованное применение этой статьи и выходит за пределы того, что можно было бы разумно ожидать. По утверждению заявителя, его уголовное преследование стало одним из первых дел, когда понятие "социальная группа" было истолковано внутригосударственными судами как включающее государственных служащих.

43. Заявитель также утверждал, что его уголовное преследование и осуждение в соответствии с вышеупомянутой нормой явились результатом их избирательного и произвольного применения, поскольку ряд общественных деятелей, таких как известные российские рок-музыканты, которые в соответствующий период публично исполняли песни с гораздо более явными и оскорбительными текстами в отношении сотрудников милиции, никогда не преследовались в соответствии с указанной нормой.

44. Заявитель также считал, что вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе". Он, в частности, настаивал на том, что его комментарий был направлен против нечестных и коррумпированных сотрудников милиции, которых он назвал "неверными ментами" в своем тексте, и не касался всех сотрудников милиции Российской Федерации. Он отметил, что для его критики были веские причины в связи с многочисленными статьями в средствах массовой информации, в том числе в газетах, которые освещали различные злоупотребления, совершенные сотрудниками правоохранительных органов.

45. Заявитель подчеркивал, что его комментарий был написан спонтанно и явился результатом его внезапной реакции на тему, поднятую в ходе соответствующего обсуждения. Он также утверждал, что его комментарий не имел целью призыв к насилию в отношении сотрудников милиции. По его словам, он упомянул "церемониальное сжигание" "неверных ментов" в образном, переносном смысле, это была гипербола, с помощью которой он хотел высказать мысль о том, что коррумпированные сотрудники милиции должны нести ответственность и что общество должно быть нетерпимо к их злоупотреблениям и произволу. В то же время заявитель признал, что упоминание Освенцима и действий, совершавшихся нацистами, было особенно неуместным, и он выразил искреннее сожаление о том, что упомянул их.

46. Заявитель также считал, что его комментарий не представлял собой общественной опасности. Он разместил его в блоге с маленькой аудиторией, и до возбуждения против него уголовного дела его прочитали не более 25 пользователей Интернета, никто из которых, по-видимому, не рассматривал его комментарий как призыв к насилию в отношении сотрудников милиции.

2. Власти Российской Федерации

47. Власти Российской Федерации настаивали на том, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было оправдано в соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции. В частности, оно преследовало правомерную цель защиты репутации и прав сотрудников милиции Российской Федерации и было "необходимо в демократическом обществе". В отношении последнего довода власти Российской Федерации указали, что заявитель был привлечен к уголовной ответственности за публикацию в Интернете текста, имевшего прямой умысел на разжигание ненависти и вражды, а также унижения достоинства группы лиц - сотрудников милиции. Указанный текст был опубликован в блоге с неограниченным доступом, в результате чего его может прочитать любой пользователь Интернета.

48. Власти Российской Федерации также процитировали выводы экспертных заключений от 30 апреля 2007 г. и 19 июня 2008 г. в том объеме, в котором в них указывалось, что комментарий заявителя был оскорбительным и унизительным для сотрудников милиции как социальной группы и что комментарий повлиял на общественное мнение, навязывая негативные идеи в отношении сотрудников милиции с целью разжигания социальной вражды, эскалации социального конфликта и обострения противоречий в обществе. Власти Российской Федерации также ссылались на свидетельские показания трех сотрудников милиции, которые в ходе судебного разбирательства сообщили, что они восприняли спорный текст как оскорбительный и направленный против всех сотрудников милиции без исключений, а не только против "нечестных". Власти Российской Федерации также отметили, что согласно показаниям некоторых других свидетелей ряд блогеров был "возмущен" комментарием заявителя и счел его слишком резким (см. § 18 настоящего Постановления). Таким образом, власти Российской Федерации считали, что с учетом представленных доказательств суды Российской Федерации обоснованно пришли к выводу о том, что комментарий заявителя не мог рассматриваться в качестве критики правоохранительных органов, пусть даже выраженной в жесткой форме, а преследовал цель разжигания ненависти и вражды, поскольку унижал достоинство сотрудников милиции как социальной группы и публично призывал к насилию в отношении них.

49. Власти Российской Федерации также утверждали, что спорный комментарий представлял собой "явно жесткое оскорбление сотрудников милиции", а не участие в публичном обсуждении. Они подчеркнули, что комментарий заявителя был обобщенным, агрессивным и был направлен на то, чтобы настроить читателя против определенной социальной группы, сотрудников милиции, поэтому действия заявителя, несомненно, представляли собой общественную опасность. По мнению властей Российской Федерации, терпимое отношение органов власти к подобным оскорбительным высказываниям в отношении представителей правоохранительных органов может подорвать авторитет последних и побудить общественность игнорировать и не выполнять их распоряжения. Кроме того, они отметили, что соответствующее законодательство Российской Федерации предоставляло заявителю право обжаловать любые действия или бездействие сотрудника милиции, если он считал, что его права или интересы были нарушены такими действиями или бездействием, однако заявитель никогда не обращался с подобными жалобами, а вместо этого решил обратиться с публичным призывом к физическому уничтожению сотрудников милиции.

50. Власти Российской Федерации также указали, что заявителю было назначено условное наказание в виде лишения свободы сроком на один год, и утверждали, что назначенное наказание не может считаться несоразмерным.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

51. Европейский Суд считает, что эта жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также считает, что она не является неприемлемой для рассмотрения по существу по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

52. Стороны не оспаривали, что имело место "вмешательство" в осуществление заявителем его права на свободу выражения мнения вследствие его осуждения. Такое вмешательство нарушает статью 10 Конвенции, если оно не отвечает требованиям пункта 2 указанного положения Конвенции. Соответственно, следует определить, было ли вмешательство "предусмотрено законом", преследовало ли оно одну или несколько правомерных целей, как определено в данном пункте Конвенции, и было ли оно "необходимо в демократическом обществе" для достижения таких целей.

(а) Было ли вмешательство "предусмотрено законом"

53. В настоящем деле не оспаривалось, что осуждение заявителя было основано на положениях законодательства Российской Федерации, а именно на части первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, и что соответствующее положение было доступно. Однако заявитель поставил под сомнение предсказуемость данного положения при его применении судами Российской Федерации, утверждая, что его осуждение в соответствии с указанным положением за комментарий в Интернете выходило за пределы того, что можно было бы разумно ожидать (см. § 42 настоящего Постановления).

54. Европейский Суд напоминает о своей устоявшейся прецедентной практике, в соответствии с которой выражение "предусмотрено законом" требует, чтобы оспариваемая мера имела основу во внутригосударственном законодательстве. Он также указывает на качество рассматриваемого закона, который должен быть понятным для заинтересованных лиц и предсказуемым в отношении своих последствий, то есть сформулированным с достаточной степенью ясности, чтобы позволить заинтересованному лицу при необходимости с помощью надлежащей консультации предвидеть в разумной применительно к обстоятельствам степени последствия, которые может повлечь за собой данное действие, и регулировать свое поведение (см., например, помимо прочих примеров, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции" (Ozturk v. Turkey), жалоба N 22479/93, § 54, ECHR 1999-VI, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лендон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции" (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), жалобы NN 21279/02 и 36448/02, § 41, ECHR 2007-IV, и Постановление Европейского Суда по делу "Дилипак против Турции" (Dilipak v. Turkey) от 15 сентября 2015 г., жалоба N 29680/05, § 55). Такие последствия необязательно должны быть предсказуемы с абсолютной определенностью, поскольку, как свидетельствует практика, это недостижимо (см. в качестве недавнего примера Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии" (Perincek v. Switzerland), жалоба N 27510/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 4 (примеч. редактора).), § 131, ECHR 2015 (извлечения)).

55. Европейский Суд неоднократно признавал, что правовые нормы должны иметь общее применение, вследствие чего их формулировки не всегда точны. Необходимость избегать излишней жестокости и учитывать изменяющиеся обстоятельства означает, что многие законодательные положения неизбежно формулируются в терминах, которые в большей или меньшей степени являются неясными. Толкование и применение данных правовых актов зависят от практики их применения (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Горжелик и другие против Польши" (Gorzelik and Others v. Poland), жалоба N 44158/98, § 64, ECHR 2004-I, и Постановление Европейского Суда по делу "Алту Танер Акджам против Турции" (Altug Taner Akcam v. Turkey) от 25 октября 2011 г., жалоба N 27520/07, § 87). Объем понятия "предсказуемость" существенно зависит от содержания рассматриваемого текста, области, которую он должен охватывать, а также от количества и статуса тех лиц, к кому он обращен (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лендон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции", § 41). Таким образом, можно предположить, что даже в общей формулировке рассматриваемое положение может считаться соответствующим требованию о "качестве закона", если оно будет толковаться и применяться внутригосударственными судами строго и последовательно. Европейский Суд принимает во внимание, что его задачей является не абстрактное рассмотрение внутригосударственного законодательства, а определение того, вызвало ли его применение по отношению к заявителю нарушение Конвенции или нет (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 136).

56. В настоящем деле ключевым является вопрос о том, знал ли заявитель или должен ли он был знать, приняв решение опубликовать спорный комментарий, при необходимости обратившись к консультации квалифицированного юриста, что он мог быть привлечен за это к уголовной ответственности в соответствии с вышеуказанным положением Уголовного кодекса Российской Федерации (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 137). Европейский Суд признает, что в рассматриваемой области может быть затруднительно сформулировать законы с абсолютной точностью и что может потребоваться определенная степень гибкости, чтобы суды Российской Федерации могли оценить, может ли конкретное действие рассматриваться как направленное к разжиганию ненависти и вражды по признакам, перечисленным в указанной статье (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дмитриевский против Российской Федерации" (Dmitriyevskiy v. Russia) от 3 октября 2017 г., жалоба N 42168/06, § 80, а также приведенные в нем прецеденты). Европейский Суд неоднократно утверждал, что в любой системе права, включая уголовное право, как бы четко не были сформулированы положения законодательства, неизбежно остается необходимость в толковании со стороны судов, судебная функция которых как раз и заключается в том, чтобы разъяснить неясные моменты и устранить любые сомнения относительно толкования законодательства (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции", § 55, и, mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии" (Jorgic v. Germany), жалоба N 74613/01, § 101, ECHR 2007-III).

57. В этой связи Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не привели и не сослались на какую-либо практику внутригосударственных судов Российской Федерации, которые на момент проведения судебного разбирательства и осуждения заявителя толковали бы понятия, содержащиеся в статье 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, таким образом, чтобы определить их значение и объем и тем самым дать разъяснения относительно того, каких лиц или какие группы лиц защищает данная норма и какие "действия" могли бы повлечь за собой уголовную ответственность в соответствии с данным положением. Заявитель, в свою очередь, указал на отсутствие соответствующей практики судов Российской Федерации (см. § 42 настоящего Постановления). Действительно, только в 2010-2011 годах, то есть через несколько лет после того, как заявитель был осужден судом последней инстанции, высшие суды Российской Федерации рассмотрели проблему толкования статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации и дали, по крайней мере, некоторые рекомендации судам Российской Федерации по этому поводу (см. §§ 31-32 настоящего Постановления). В то же время Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле толкование судами Российской Федерации статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, согласно которому сотрудники милиции рассматриваются в качестве "социальной группы", которая может воспользоваться защитой согласно указанному положению, не противоречит естественному значению слов.

58. С учетом изложенного представляется, что в рамках уголовного дела заявителя суды Российской Федерации столкнулись с правовым вопросом, который еще не был прояснен посредством судебного толкования. Европейский Суд признает, что внутригосударственные суды нельзя винить в таком положении дел и что всегда будет иметь место элемент неопределенности в отношении значения нового правового положения до тех пор, пока оно не будет истолковано и применено внутригосударственными судами (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дмитриевский против Российской Федерации", § 82). Что касается критериев, примененных судами в деле заявителя, то данный вопрос скорее связан с относимостью и достаточностью доводов, приведенных ими в обоснование его осуждения, и должен быть рассмотрен при оценке того, было ли вмешательство в права заявителя, гарантированные статьей 10 Конвенции, необходимым в демократическом обществе.

59. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу о том, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было "предусмотрено законом" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции.

(b) Имела ли место правомерная цель

60. Кроме того, Европейский Суд удостоверился в том, что рассматриваемое вмешательство было направлено на защиту "репутации или прав других лиц", а именно сотрудников милиции Российской Федерации, и, таким образом, имело правомерную цель в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции (см., например, Решение Европейского Суда по делу "Ле Пен против Франции" (Le Pen v. France) от 20 апреля 2010 г., жалоба N 18788/09, и Постановление Европейского Суда по делу "Вейделанд и другие против Швеции" (Vejdeland and Others v. Sweden) от 9 февраля 2012 г., жалоба N 1813/07* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора).), § 49).

(с) Было ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе"

(i) Общие принципы

61. Общие принципы для определения того, является ли вмешательство в осуществление права на свободу выражения мнения "необходимым в демократическом обществе", сложились в прецедентной практике Европейского Суда и были подтверждены в ряде дел. В частности, Европейский Суд указал, что свобода выражения мнения составляет одну из существенных основ демократического общества и является одним из основных условий прогресса общества и самовыражения каждого из членов общества. Согласно пункту 2 статьи 10 Конвенции данное положение Конвенции применимо не только к "информации" или "идеям", которые принимаются благосклонно или считаются неоскорбительными или не вызывают какой-либо реакции, но и к тем, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты мировоззрения, без которых нет "демократического общества" (см. в качестве недавних примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Морис против Франции" (Morice v. France), жалоба N 29369/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 10 (примеч. редактора).), § 124, ECHR 2015, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Пентикяйнен против Финляндии" (Pentikainen v. Finland), жалоба N 11882/10, § 87, ECHR 2015, упоминавшееся выше Постановление по делу "Перинчек против Швейцарии" и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Беда против Швейцарии" (Bedat v. Switzerland), жалоба N 56925/08* (* См. в настоящем номере с. 88-113 (примеч. редактора)), § 48, ECHR 2016).

62. Кроме того, пункт 2 статьи 10 Конвенции предоставляет мало возможностей для ограничения политических выступлений или дискуссий по вопросам, представляющим всеобщий интерес. Согласно устоявшемуся подходу Европейского Суда требуются веские основания для оправдания ограничений таких дискуссий, поскольку широкие ограничения, установленные в отдельных случаях, безусловно, в целом затронут уважение свободы выражения мнения в соответствующем государстве (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фельдек против Словакии" (Feldek v. Slovakia), жалоба N 29032/95, § 83, ECHR 2001-VIII, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек против Турции (N 1)" (Surek v. Turkey) (N 1), жалоба N 26682/95, § 61, ECHR 1999-IV).

63. Прилагательное "необходимый" предполагает наличие "настоятельной общественной необходимости", которая должна быть установлена со всей очевидностью (см., например Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции" (Erdogdu v. Turkey), жалоба N 25723/94, § 53, ECHR 2000-VI). Безусловно, в первую очередь именно органы власти государства-ответчика должны установить, существует ли необходимость, которая оправдывала бы такое вмешательство, поэтому им предоставлены некоторые пределы усмотрения. Однако эти пределы усмотрения уравновешены надзорными полномочиями Европейского Суда, которые охватывают как законодательство, так и решения, принятые в порядке его применения, даже если эти решения вынесены независимыми судами. Следовательно, Европейский Суд уполномочен выносить окончательное решение относительно того, совместимо ли "ограничение" со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции (см., например, помимо прочих многих примеров, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Караташ против Турции" (Karatas v. Turkey), жалоба N 23168/94, § 48, ECHR 1999-IV).

64. Надзорная функция Европейского Суда не ограничивается проверкой того, насколько разумно, тщательно и добросовестно внутригосударственные органы власти осуществляли свои дискреционные полномочия. Скорее, он должен оценить вмешательство в свете всего дела в целом и определить, являются ли доводы, приведенные внутригосударственными органами власти в его обоснование, "относимыми и достаточными", а принятая мера "соразмерной" преследуемой правомерной цели. При этом Европейский Суд должен убедиться в том, что внутригосударственные органы власти, основываясь на приемлемой оценке относящихся к делу фактов, применили стандарты, которые соответствовали принципам, закрепленным в статье 10 Конвенции (см., например, помимо прочих многих примеров, Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France), жалоба N 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI).

65. Что касается, в частности, вмешательства в свободу выражения мнения в делах, касающихся выражений, предположительно разжигающих или оправдывающих насилие, ненависть или нетерпимость, Европейский Суд напоминает, что терпимость и уважение равного достоинства всех людей составляют основу демократического плюралистического общества. Следовательно, в принципе в демократическом обществе может считаться необходимым наказывать или даже не допускать проявления любых форм самовыражения, которые распространяют, провоцируют, стимулируют или оправдывают насилие или ненависть, основанную на нетерпимости, при условии, что любые применимые "формальности", "условия", "ограничения" или "наказания" соразмерны преследуемой правомерной цели (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Гюндюз против Турции" (Gunduz v. Turkey), жалоба N 35071/97, § 40, ECHR 2003-XI). Безусловно, государственные органы власти, которые являются гарантами общественного порядка, имеют право принимать меры, в том числе уголовного характера, в целях надлежащего реагирования и, не допуская произвола, делать соответствующие комментарии (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эрдогду против Турции", § 62). Кроме того, если какие-либо выражения призывают к насилию против частного лица, должностного лица или группы лиц, государство пользуется большей степенью свободы усмотрения при анализе необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения (см. среди многих прочих примеров упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Озтюрк против Турции", § 66, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции" (Ceylan v. Turkey), жалоба N 23556/94, § 34, ECHR 1999-IV).

66. При оценке вмешательства в право на свободу выражения мнения в делах, касающихся форм выражения, указанных в предыдущем параграфе, Европейский Суд учитывает несколько факторов, которые были сформулированы в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии" (упоминавшемся выше, §§ 205-207). Результат рассмотрения конкретных дел определяется взаимодействием различных факторов, а не каким-либо одним из них в отдельности (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 208). Таким образом, Европейский Суд должен рассмотреть настоящее дело в свете указанных принципов, уделяя особое внимание характеру и формулировкам спорных высказываний, контексту, в котором они были опубликованы, их потенциальной возможности привести к пагубным последствиям, а также доводам судов Российской Федерации в обоснование рассматриваемого вмешательства.

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

67. В настоящем деле заявитель был привлечен к уголовной ответственности и приговорен к условному наказанию в виде лишения свободы за высказывания, которые, как было установлено судами Российской Федерации, разжигали ненависть и вражду в отношении сотрудников милиции как "социальной группы" и призывали к их "физическому уничтожению" (см. §§ 21, 22 и 24 настоящего Постановления). Суды Российской Федерации, в частности, установили, что спорный текст "носит характер обобщенности, не персонифицирован... [и] был оскорбительным", был "проникнут неприязнью, ненавистью и унижением достоинства" сотрудников милиции, подчеркивал их неполноценность и приписывал им унизительные характеристики (см. §§ 22-23 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд отмечает, что текст действительно был сформулирован в резких выражениях. Так, в первой части заявитель называет милиционеров "ментами" и в основном использует вульгарные, уничижительные и бранные слова, называя их "быдлом, гопотой", а также "самыми тупыми и необразованными представителями животного мира". Во второй части текста высказано желание увидеть церемонию уничтожения "неверных ментов" в печах, "как в Освенциме", с целью "очищения общества от ментовско-гопотской грязи" (см. § 13 настоящего Постановления).

68. Европейский Суд напоминает, что негативные выражения могут выпадать из-под защиты свободы выражения мнения, если они признаются вопиющей клеветой, однако использование вульгарных слов само по себе не является решающим при оценке обидных выражений, поскольку они могут служить лишь стилистическим целям. Для Европейского Суда стиль является частью сообщения как форма выражения и, таким образом, подлежит защите наряду с содержанием выраженных идей и информации (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гюль и другие против Турции" (Gul and Others v. Turkey) от 8 июня 2010 г., жалоба N 4870/02, § 41, и Постановление Европейского Суда по делу "Гребнева и Алисимчик против Российской Федерации" (Grebneva and Alisimchik v. Russia) от 22 ноября 2016 г., жалоба N 8918/05* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 2 (примеч. редактора).), § 52, а также приведенную прецедентную практику).

69. Заявитель был осужден за высказывания, которые, как было установлено судами Российской Федерации, разжигали ненависть и насилие, и были не просто оскорбительными (см. для сравнения Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Яновский против Польши" (Janowski v. Poland), жалоба N 25716/94, § 32, ECHR 1999-I) или клеветническими (см. для сравнения Решение Европейского Суда по делу "Бартник против Польши" (Bartnik v. Poland) от 11 марта 2014 г., жалоба N 53628/10, § 28) в отношении сотрудников милиции. Европейский Суд подчеркивает, что не каждое высказывание, которое конкретными лицами или группами лиц может быть воспринято как обидное или оскорбительное, оправдывает назначение уголовного наказания в виде лишения свободы. Хотя такие чувства понятны, они не могут сами по себе налагать ограничения на свободу выражения мнения. Только при тщательном изучении контекста, в котором были использованы обидные, оскорбительные или агрессивные слова, можно установить значимое различие между языком, который шокирует и оскорбляет, защита которого предусмотрена статьей 10 Конвенции, и языком, который утратил право на толерантное отношение к нему в демократическом обществе (см. аналогичный подход в Постановлении Европейского Суда по делу "Вайнай против Венгрии" (Vajnai v. Hungary), жалоба N 33629/06, §§ 53 и 57, ECHR 2008). Основной вопрос в рамках настоящего дела заключается в том, можно ли считать высказывания заявителя, если их рассматривать в целом и с учетом контекста, в котором они были сделаны, призывом к насилию, ненависти или нетерпимости (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 240).

70. В этой связи следует отметить, что заявитель разместил свой комментарий в контексте обсуждения, вызванного пресс-релизом "Мемориала", где содержалась информация об обыске, проведенном сотрудниками милиции в офисе газеты, которая поддерживала оппозиционного кандидата на выборах в региональный парламент (см. § 9 настоящего Постановления). Участники обсуждения высказали критические мнения относительно предполагаемых практик "власть имущих", в соответствии с которыми милиция была "командирована на борьбу с политической оппозицией", а также относительно готовности милиции служить "верными псами режима" и активно участвовать в подобных действиях (см. §§ 10-11 настоящего Постановления). Таким образом, очевидно, что в ходе обсуждения поднимался вопрос о предполагаемой причастности сотрудников милиции к тому, чтобы заставить замолчать и подавить политическую оппозицию в период избирательной кампании. Следовательно, обсуждение представляло собой вопрос всеобщего интереса, то есть область, в которой ограничения свободы выражения мнения должны подлежать узкому толкованию (см. § 62 настоящего Постановления). Кроме того, Европейский Суд подтверждает, что в период, предшествующий выборам, особенно важно, чтобы мнения и информация любого рода могли свободно распространяться (см. Постановление Европейского Суда по делу "Длуголенцкий против Польши" (Dlugolecki v. Poland) от 24 февраля 2009 г., жалоба N 23806/03, § 30).

71. Комментарий заявителя, сделанный в рамках этого обсуждения, демонстрирует его эмоциональное неодобрение и неприятие того, что он воспринял как злоупотребление полномочиями со стороны милиции, и передает скептическую и саркастическую точку зрения заявителя на моральные и этические качества российских сотрудников милиции. Рассматриваемые в этом ракурсе спорные высказывания можно понимать как резкую критику текущего положения дел в российской милиции, в частности, отсутствие строгого отбора ее сотрудников.

72. Европейский Суд также отмечает, что фраза о "[церемониальном]" сжигании "неверных ментов" в "печах [как] в Освенциме" является особенно агрессивной и враждебной по тону. Однако Европейский Суд не убежден в том, что, как посчитали суды Российской Федерации, эта фраза может быть истолкована как призыв к "физическому уничтожению [сотрудников милиции] народом" (см. § 24 настоящего Постановления). Скорее, эта фраза использовалась как провокационная метафора, которая выражала отчаянное желание заявителя видеть милицию "очищенной" от коррумпированных и допускающих злоупотребления сотрудников ("неверных ментов") и являлась его эмоциональным призывом принять меры к улучшению ситуации.

73. Европейский Суд подчеркивает, что его соображения, изложенные в двух предыдущих параграфах, не следует рассматривать как одобрение использованной заявителем формулировки или тона его текста. Особое внимание привлекает указание на концентрационные лагеря Освенцима и на убийства, применявшиеся нацистами, в качестве примера, которому стоит следовать. В частности, можно утверждать, что такие комментарии могут быть оскорбительными для лиц, переживших Холокост, и особенно для тех, кто бежал из Освенцима. Однако в этой связи Европейский Суд отмечает, что защита прав лиц, переживших Холокост, не выдвигалась судами Российской Федерации в качестве довода для осуждения заявителя. Кроме того, рассматриваемый текст не содержит, и суды Российской Федерации, равно как и власти Российской Федерации, никогда не утверждали иного, какого-либо намерения восхвалять или оправдывать действия нацистов, совершавшиеся в Освенциме. Ранее Европейский Суд постановил, что самого по себе указания на концентрационные лагеря Освенцима и на Холокост недостаточно для оправдания вмешательства в право на свободу выражения мнения и что воздействие такого высказывания на права других лиц должно оцениваться с надлежащим учетом исторического и социального контекста, в котором оно было сделано (см. указанный подход в Постановлении Европейского Суда по делу "Аннен против Германии" (Annen v. Germany) от 26 ноября 2015 г., жалоба N 3690/10, § 63). Однако в рамках настоящего дела ни суды Российской Федерации, ни власти Российской Федерации не представили каких-либо аргументов, которые позволили бы выявить причины, по которым сотрудники милиции Российской Федерации могли бы счесть, что их затрагивает подобное указание.

74. В более общем смысле обращение к понятию "уничтожение огнем" само по себе также не может рассматриваться как призыв к каким-либо незаконным действиям, в том числе к насилию. Европейский Суд ранее признавал, что символические акты подобного рода можно понимать как выражение недовольства и протеста, а не как призыв к насилию (см. Постановление Европейского Суда по делу "Христианско-демократическая народная партия против Молдавии (N 2)" (Christian Democratic People's Party v. Moldova) (N 2) от 2 февраля 2010 г., жалоба N 25196/04, § 27, которое касалось сожжения флага и портрета лидера государства, а также Постановление Европейского Суда по делу "Стерн Таулатс и Роура Капельера против Испании" (Stern Taulats and Roura Capellera v. Spain) от 13 марта 2018 г., жалобы NN 51168/15 и 51186/15, § 39, касавшееся сожжения фотографии испанской королевской четы). Выше, в § 72 Постановления, Европейский Суд отметил, что в настоящем деле указание заявителя на "[церемониальное]" сжигание "неверных ментов" может рассматриваться в качестве провокационной метафоры, символа "очищения" милиции от коррумпированных сотрудников, а не как призыв к насилию. Как указано в § 68 настоящего Постановления, статья 10 Конвенции защищает не только содержание выраженных идей и информации, но и форму их выражения.

75. Кроме того, имеет значение тот факт, что высказывания заявителя не были направлены против конкретных сотрудников милиции, а касались, скорее, милиции как общественного института. Европейский Суд напоминает, что пределы допустимой критики в отношении государственных служащих при осуществлении ими официальных полномочий шире, чем в отношении обычных граждан (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мамер против Франции" (Mamere v. France), жалоба N 12697/03, § 27, ECHR 2006-XIII), тем более если такая критика касается общественного института в целом. Некоторые излишества могут укладываться в указанные пределы, особенно когда речь идет о реакции на то, чту воспринимается как неоправданное или незаконное поведение государственных служащих.

76. Европейский Суд также отмечает, что милиция, будучи правоохранительным органом, вряд ли может рассматриваться как незащищенное меньшинство или группа, которая сталкивается с угнетением и неравенством или с глубоко укоренившимися предрассудками, враждебностью и дискриминацией либо является уязвимой по каким-либо иным причинам и которая в принципе нуждается в повышенной защите от нападок в виде оскорблений, высмеивания или клеветы (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Сула и другие против Франции" (Soulas and Others v. France) от 10 июля 2008 г., жалоба N 15948/03, §§ 36-41, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Ле Пен против Франции" (Le Pen v. France) и Постановление Европейского Суда по делу "Фере против Бельгии" (Feret v. Belgium) от 16 июля 2009 г., жалоба N 15615/07, §§ 69-73 и 78, в которых спорные высказывания были направлены против сообществ иммигрантов неевропейского происхождения во Франции и Бельгии соответственно, Постановление Европейского Суда по делу "Бальсите-Лидейкене против Литвы" (Balsyte-Lideikiene v. Lithuania) от 4 ноября 2008 г., жалоба N 72596/01* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 10(34) (примеч. редактора).), § 78, в котором спорные высказывания касались национальных меньшинств в Литве вскоре после восстановления ее независимости в 1990 году, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вейделанд и другие против Швеции", § 54, в котором спорное высказывание было направлено против гомосексуалов).

77. По мнению Европейского Суда, в силу того, что милиция является частью сил безопасности государства, она должна проявлять особенно высокую терпимость к оскорбительным высказываниям за исключением случаев, когда подобные подстрекательские высказывания могут спровоцировать непосредственные противоправные действия в отношении сотрудников милиции и подвергнуть их реальной опасности физического насилия. Только в очень сложных обстоятельствах напряженности, вооруженного конфликта, борьбы с терроризмом или беспорядков в тюрьме со смертельным исходом Европейский Суд устанавливал, что соответствующие заявления могли стать стимулом к насилию, способному создать угрозу для сотрудников сил безопасности, и признавал, что вмешательство в связи с такими заявлениями было оправдано (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сюрек против Турции (N 1)", § 62, Постановление Европейского Суда по делу "Фалакаолу и Сайгылы против Турции (N 1)" (Falakaoglu and Saygili v. Turkey) (N 1) от 23 января 2007 г., жалобы NN 22147/02 и 24972/03, §§ 32-34, и Постановление Европейского Суда по делу "Сайгылы и Фалакаолу против Турции (N 2)" (Saygili and Falakaoglu v. Turkey) (N 2) от 17 февраля 2009 г., жалоба N 38991/02, § 28).

78. Однако в настоящем деле ни в решениях судов Российской Федерации, ни в материалах, представленных властями Российской Федерации, нет каких-либо указаний на то, что комментарий заявителя был опубликован в особо сложной социальной или политической обстановке или что общая ситуация в сфере безопасности в этом регионе была напряженной, или что имели место какие-либо столкновения, волнения, массовые выступления против милиции, либо что существовала атмосфера враждебности и ненависти по отношению к сотрудникам милиции, или что имели место иные особые обстоятельства, при которых спорные высказывания могли повлечь за собой непосредственные противоправные действия в отношении сотрудников милиции и подвергнуть их реальной угрозе применения в отношении них физического насилия. Признав, что сотрудники милиции являются "социальной группой" в силу их "общей [профессиональной] деятельности" (см. § 22 настоящего Постановления), суды Российской Федерации не смогли объяснить, почему, по их мнению, указанная группа нуждается в повышенной защите. Кроме того, суды Российской Федерации не указали на какие-либо факторы или контекст, которые свидетельствовали бы о том, что комментарий заявителя фактически мог послужить стимулом к насилию и таким образом создать угрозу для указанной группы или для любого из ее членов. В отсутствие такого объяснения в решениях судов Российской Федерации, а также в отсутствие других доказательств, которые позволили бы Европейскому Суду прийти к иному заключению, Европейский Суд не убежден в том, что комментарий заявителя мог послужить стимулом к насилию, способному создать угрозу для сотрудников российской милиции.

79. Обращаясь к вопросу о потенциальном влиянии спорного текста, Европейский Суд учитывает, что текст был размещен в публично доступном интернет-дневнике. В отношении онлайн-публикаций Европейский Суд ранее приходил к выводу, что инициированная пользователями деятельность, связанная с выражением своих взглядов в Интернете, является беспрецедентным средством осуществления свободы выражения мнения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания "Делфи АС" против Эстонии" (Delfi AS v. Estonia), жалоба N 64569/09* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 11 (примеч. редактора).), § 110, ECHR 2015). Интернет ввиду его общедоступности и способности хранить и распространять огромные объемы информации играет важную роль в расширении доступа общественности к новостям и в облегчении распространения информации в целом. В то же время опасность того, что содержание материалов и высказываний в Интернете может причинить вред осуществлению прав и свобод человека и пользованию такими правами и свободами, определенно выше, чем опасность, исходящая от печатных средств массовой информации, поскольку неправомерные высказывания, в том числе разжигающие ненависть и призывающие к насилию, могут распространяться как никогда раньше по всему миру за считанные секунды, а иногда и постоянно бывают доступны в онлайн-режиме (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания "Делфи АС" против Эстонии", §§ 110 и 133). При этом очевидно, что охват и, следовательно, потенциальное воздействие высказывания, опубликованного в онлайн-режиме для небольшой аудитории, несомненно отличается от охвата и воздействия высказывания, опубликованного на популярных или часто посещаемых веб-страницах. Следовательно, для оценки потенциального влияния онлайн-публикации крайне важно определить сферу ее охвата.

80. В настоящем деле заявитель разместил комментарий в личном блоге своего знакомого Б.С. Суды Российской Федерации ограничили свою оценку выводом о том, что указанный блог был "более посещаем, нежели [блог заявителя]", в результате чего публичность спорного текста, который оставался доступным без ограничений в течение одного месяца, была обеспечена "доступом широкого круга лиц" (см. § 22 настоящего Постановления). При этом представляется, что суды Российской Федерации не пытались оценить, имел ли блог Б.С. высокую посещаемость в целом, или установить фактическое количество пользователей, которые заходили в данный блог в период, когда комментарий заявителя оставался доступным.

81. В связи с вышеизложенным Европейский Суд отмечает, что комментарий заявителя оставался доступным в онлайн-режиме в течение одного месяца до того, как заявитель, которому стали известны причины возбуждения против него уголовного дела, удалил свой комментарий (см. § 15 настоящего Постановления). Хотя доступ к спорному комментарию не был ограничен, представляется, что он привлек незначительное внимание общественности. Даже некоторые знакомые заявителя не знали о нем, и, по-видимому, только уголовное преследование заявителя за его онлайн-публикацию пробудило интерес общественности к его комментарию (см. § 18 настоящего Постановления). Кроме того, важно отметить, что во время рассматриваемых событий заявитель не являлся известным блогером или популярным пользователем социальных сетей (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Венгерский Хельсинкский комитет против Венгрии" (Magyar Helsinki Bizottsag v. Hungary), жалоба N 18030/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 9 (примеч. редактора).), § 168, ECHR 2016), и тем более не являлся публичным или влиятельным лицом (см. для сравнения Решение Европейского Суда по делу "Османи и другие против Македонии" (Osmani and Others v. the former Yugoslav Republic of Macedonia) от 11 октября 2001 г., жалоба N 50841/99, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фере против Бельгии", §§ 75 и 76), что могло бы привлечь внимание общественности к его комментарию и тем самым усилить потенциальное воздействие оспариваемых высказываний. С учетом указанных обстоятельств Европейский Суд считает, что потенциал комментария заявителя для охвата общественности и для влияния на ее мнение был весьма ограничен.

82. Обратившись к доводам судов Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что они сосредоточили свое внимание на характере формулировок, используемых заявителем, ограничив свои выводы формой и содержанием высказывания. Они не пытались проанализировать спорные заявления в контексте соответствующей дискуссии и выяснить, какую идею заявитель хотел бы донести. Хотя суды Российской Федерации сочли, что преступление заявителя было особенно "дерзким" и "представляло повышенную общественность опасность", поскольку было направлено "против основ конституционного строя и безопасности государства", они не указали никаких объяснений причин для такого вывода. Они не предприняли каких-либо попыток оценить, могут ли рассматриваемые высказывания потенциально спровоцировать какие-либо пагубные последствия, принимая во внимание политические и социальные условия, в которых они были сделаны, а также сферу их охвата. Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу о том, что при формулировании своих выводов суды Российской Федерации не учли все факты и значимые факторы. В этой связи причины не могут рассматриваться как "относимые и достаточные" для оправдания вмешательства в свободу выражения мнения заявителя.

83. Европейский Суд также отмечает, что заявитель был осужден в ходе уголовного производства, и ему было назначено условное наказание в виде лишения свободы сроком на один год. В этой связи Европейский Суд напоминает, что осуждение в уголовном порядке является серьезной санкцией при наличии других средств вмешательства и опровержения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 273). Кроме того, хотя вынесение приговора является в принципе прерогативой внутригосударственных судов, наложение наказания в виде лишения свободы за правонарушение в области дискуссий по вопросам, представляющим законный общественный интерес, отвечает требованиям защиты свободы выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции, лишь в исключительных обстоятельствах, а именно в случаях, когда серьезно нарушены другие основные права, например, как в деле о выражении ненависти и призывах к жестокости (см. Постановление Европейского Суда по делу "Отеги Мондрагон против Испании" (Otegi Mondragon v. Spain), жалоба N 2034/07* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3(27) (примеч. редактора).), §§ 59-60, ECHR 2011). Европейский Суд уже установил (см. § 78 настоящего Постановления), что текст заявителя вряд ли послужил бы стимулом к насилию.

84. В § 66 настоящего Постановления Европейский Суд отметил, что именно взаимодействие различных факторов, а не какой-либо один из них в отдельности позволяет сделать вывод о том, что конкретное высказывание представляет собой выражение, которое не может быть защищено на основании статьи 10 Конвенции. В данном деле, хотя формулировка спорных высказываний действительно является обидной, оскорбительной и жесткой (за что заявитель, в конечном счете, извинился), их нельзя рассматривать как пробуждение низменных инстинктов или укоренившихся предрассудков в попытке разжечь ненависть или насилие в отношении сотрудников российской милиции. Как отметил Европейский Суд в § 71 настоящего Постановления, скорее, это была эмоциональная реакция заявителя на то, что он считал примером неправомерного поведения сотрудников милиции. Кроме того, ни в решениях судов Российской Федерации, ни в материалах, представленных властями Российской Федерации, Европейский Суд не усматривает каких-либо иных элементов, которые позволили бы ему прийти к выводу о том, что комментарий заявителя потенциально мог спровоцировать насилие в отношении сотрудников милиции в Российской Федерации и поэтому представлял собой явную и непосредственную угрозу, которая требовала уголовного преследования и осуждения заявителя (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюль и другие против Турции", § 42).

85. В этой связи Европейский Суд подчеркивает крайнюю важность того, чтобы положения уголовного законодательства, направленные против высказываний, разжигающих, стимулирующих или оправдывающих насилие, ненависть или нетерпимость, четко и точно определяли состав соответствующих преступлений и чтобы такие положения подлежали узкому толкованию во избежание возникновения ситуации, когда государство слишком широко использует свое усмотрение по уголовному преследованию за совершение подобных преступлений и потенциально может допустить злоупотребления путем выборочного правоприменения.

86. Вышеизложенных соображений достаточно, чтобы Европейский Суд мог сделать вывод о том, что уголовное осуждение заявителя не отвечало "настоятельной общественной необходимости" и было несоразмерно преследуемой правомерной цели. Таким образом, вмешательство не являлось "необходимым в демократическом обществе".

87. Следовательно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

88. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

А. Ущерб

89. Заявитель требовал выплаты 3 500 евро в качестве компенсации морального вреда.

90. Власти Российской Федерации оспорили данное требование, утверждая, что в настоящем деле не было допущено нарушения прав заявителя в соответствии со статьей 10 Конвенции.

91. Европейский Суд считает, что с учетом обстоятельств дела установление факта нарушения статьи 10 Конвенции само по себе является достаточно справедливой компенсацией причиненного заявителю морального вреда.

В. Судебные расходы и издержки

92. Заявитель также требовал выплаты 3 000 евро в качестве компенсации расходов и издержек, понесенных в судах Российской Федерации, и 3 500 евро - в Европейском Суде. Последняя сумма, которую, как следует из соответствующих документов, должен был выплатить заявитель, включала в себя подготовку формы заявления, а также проведение исследования, юридического анализа и подготовку комментария со стороны представителя.

93. Власти Российской Федерации оспорили данное требование как чрезмерное, утверждая, что дело является относительно простым, касается только одного нарушения Конвенции и связано с небольшим количеством документальных доказательств. По их мнению, проведение исследований и подготовка не были необходимы в том объеме, как утверждал заявитель, поэтому требуемые суммы следует уменьшить.

94. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой доказано, что они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле, учитывая имеющиеся в его распоряжении материалы и указанные критерии, Европейский Суд считает разумным присудить заявителю 5 000 евро в отношении всех видов издержек, которые должны быть перечислены непосредственно на банковский счет представителя заявителя.

С. Процентная ставка при просрочке платежей

95. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3) постановил, что установление факта нарушения статьи 10 Конвенции само по себе является достаточно справедливой компенсацией причиненного заявителю морального вреда;

4) постановил, что:

(а) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев с момента вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 5 000 евро (пять тысяч евро) плюс любые налоги, которые могут быть начислены, в качестве компенсации расходов и издержек, подлежащие переводу в валюту Российской Федерации по курсу, действующему на день оплаты и подлежащие перечислению непосредственно на банковский счет представителя заявителя;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты по ставке, равной предельной кредитной ставке Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

5) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 28 августа 2018 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Хелена Ядерблом Председатель Палаты Суда