Статья 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни)

Статья 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни)

Solska and Rybicka v. Poland (nos. 30491/17 and 31083/17). Постановление от 20 сентября 2018 года. Эксгумация останков умершего в контексте уголовного расследования без согласия семьи

В рамках продолжающегося расследования авиакатастрофы самолета ВВС Польши в Смоленске в апреле 2010 года, в результате которой погибли все 96 человек, находившихся на борту, в том числе президент Польши и многие высокопоставленные чиновники, Государственная прокуратура распорядилась в 2016 году провести эксгумацию 83 тел. Предполагалось провести вскрытие, чтобы среди прочего установить причину смерти и проверить гипотезу о якобы имевшем место взрыве на борту самолета. Мужья заявительниц погибли в авиакатастрофе. Они возражали против эксгумации их останков, но безрезультатно. Возможность независимого пересмотра или обжалования этого решения отсутствовала. Заявители подали жалобу в ходе разбирательства по Конвенции, главным образом в соответствии со статьей 8 Конвенции. Суд установил нарушение этого положения.

Можно выделить следующие моменты.

Это первый случай, когда Европейский Суд рассмотрел вопрос о применимости статьи 8 в ситуации, когда члены семьи возражают против эксгумации останков умершего родственника для целей уголовного расследования. Он постановил, что заявители могут ссылаться на защиту статьи 8 как в отношении семейной, так и в отношении личной жизни. Суд смог воспользоваться положениями, установленными в предыдущих постановлениях (§105) по смежным вопросам, свидетельствующими о том, что вопросы, касающиеся обращения с телом умершего родственника, а также вопросы, касающиеся возможности присутствовать на похоронах и оказывать почтение на могиле родственника, были признаны подпадающими под действие права на уважение семейной или частной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции (см., совсем недавно, Лозовые против России, N 4587/09, §34, от 24 апреля 2018 г., где Суд постановил, что право заявителей на уважение их частной и семейной жизни было нарушено из-за того, что государство не сообщило им о смерти их сына до того, как он был похоронен).

Следует отметить, что Суд провел свой анализ вмешательства в права заявителей по статье 8 Конвенции в рамках процессуального обязательства государства-ответчика по статье 2 Конвенции провести эффективное расследование причин авиакатастрофы и последующей гибели людей.

При описании сферы применения расследования, проводимого в соответствии с Конвенцией, в свете сложившейся судебной практики (см. Armani Da Silva v. The United Kingdom [GC], N 5878/08, §§232-39, от 30 марта 2016 г., и дела, упомянутые в нем) Суд отметил, что в соответствующих случаях власти обязаны проводить вскрытие тела умершего (см. Armani Da Silva, §233). Главное, он отметил, что эффективное расследование, возможно, в некоторых случаях, требует эксгумации останков тела (см., с соответствующими изменениями, Тагаева и другие против России. N. 26562/07 и 6 других, §509, 13 апреля 2017 г.), и могут быть обстоятельства, при которых эксгумация оправдана, несмотря на возражения семьи (§121).

В то же время Суд подчеркнул, что необходимо найти надлежащий баланс между требованиями эффективного расследования и интересами частной и семейной жизни, которые могут быть затронуты. В данном случае расследование касалось "случая беспрецедентной тяжести, который повлиял на все функционирование государства". Тем не менее "требования эффективности расследования должны быть в максимально возможной степени согласованы с правом на уважение частной и семейной жизни" (§§121 -122).

Суд установил (§§124-126), что национальное законодательство не предусматривает какого-либо взвешивания интересов в деле заявителей. При вынесении своего постановления прокурор не обязан был оценивать, могли ли цели расследования быть достигнуты с помощью менее ограничительных средств, а также оценивать возможные последствия оспариваемых мер для частной и семейной жизни заявителей. Кроме того, решение прокурора не подлежит обжалованию в суде или в любой другой форме надлежащего контроля в независимом органе. Таким образом, польское законодательство не предусматривает достаточных гарантий против произвола в отношении решения прокуратуры о проведении эксгумации. Поэтому, заявители были лишены минимальной степени защиты, на которую они имели право. Следовательно, вмешательство не было "в соответствии с законом", и суд, таким образом, был освобожден от необходимости пересмотра соблюдения других требований пункта 2 статьи 8 Конвенции.

Altay v. Turkey (no. 2) (no. 11236/09). Постановление от 9 апреля 2019 года. Статьи 8 и 6 Конвенции: устное общение между адвокатом и клиентом является вопросом, который подпадает под понятие "частная жизнь" и является "гражданским" правом

Заявитель отбывает пожизненное заключение. С сентября 2005 года заявитель должен был проводить консультации со своим адвокатом в присутствии сотрудника тюрьмы. Эта мера была применена судом, когда было установлено, что адвокат действовала несовместимым со стандартами своей профессии образом, пытаясь направить заявителю материалы для чтения, которые не касались его прав на защиту. В ходе разбирательства в Европейском Суде заявитель утверждал, что ограничение конфиденциальности его консультаций со своим адвокатом противоречило его правами по статье 8 Конвенции и что национальное судопроизводство, в котором он пытался оспорить эту меру, не соответствовало требованиям справедливости пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку, среди прочего, ему не было предоставлено устного слушания. Суд согласился по обоим пунктам.

Примечательным является то, что Суд впервые постановил, что устное общение лица с адвокатом в контексте юридической помощи входит в сферу частной жизни, поскольку цель такого взаимодействия заключается в том, чтобы позволить этому лицу принимать обоснованные решения, связанные с его жизнью. Примечательно, что в связи с этим было отмечено (§49):

"Чаще всего информация, сообщаемая адвокату, касается интимных, личных или деликатных вопросов. Из этого следует, что независимо от того, идет ли речь об оказании помощи в гражданском или уголовном судопроизводстве или об обращении за общей юридической консультацией, лица, консультирующиеся с адвокатом, могут обоснованно ожидать, что их сообщение является частным и конфиденциальным".

Суд учел ранее принятые им решения в соответствии со статьей 8 Конвенции. в частности, касающихся привилегированного характера отношений адвоката и клиента в контексте переписки между заключенным и его адвокатом. Следует напомнить, что в своем постановлении по делу Campbell V. The United Kingdom, 25 марта 1992 года, §46, Series A no. 233, Суд не усмотрел оснований проводить различие между различными категориями переписки с адвокатами. Суд подчеркнул, что независимо от их цели они касались вопросов частного и конфиденциального характера. Примечательно, что в настоящем деле Суд отметил, что (§51):

"(...) этот принцип применяется тем более (a fortiori) к устному общению с адвокатом. Отсюда следует, что в принципе устное общение, а также переписка между адвокатом и его клиентом являются привилегированными в соответствии со статьей 8 Конвенции".

Право на конфиденциальное общение с адвокатом не является абсолютным, и любое вмешательство в это право должно быть обосновано в соответствии с требованиями второго абзаца статьи 8 Конвенции. В деле заявителя Суд установил, что оспариваемое ограничение не удовлетворяло критерию "в соответствии с законом". Он отметил, что национальный суд ввел ограничение в связи с попыткой адвоката направить заявителю материалы для чтения, которые не были связаны с правами защиты. Однако перехват корреспонденции только потому, что она не связана с правами защиты, не был предусмотрен в законе, на который ссылается национальный суд, в качестве основания для ограничения конфиденциальности консультаций с адвокатом. Для Суда способ толкования и применения соответствующего закона к обстоятельствам дела заявителя был явно необоснованным и, следовательно, непредсказуемым в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции (§57).

Следует также отметить, что мнение Европейского Суда о характере отношений адвоката и клиента очень сильно сказалось на его оценке того, может ли заявитель полагаться на гражданский аспект статьи 6 Конвенции, чтобы жаловаться на справедливость разбирательства, которое он привел, чтобы оспорить ограничение, Правительство утверждало, что ограничение на консультации с его адвокатом было превентивной мерой, наложенной в интересах поддержания порядка и безопасности в тюрьме, и поэтому носило публично-правовой характер. Европейский Суд не согласился и отметил (§68):

"Прежде всего, Суд считает целесообразным сослаться на свои выводы в соответствии со статьей 8 Конвенции, а именно на то, что конфиденциальность адвоката и клиента является привилегированной и что устное общение с адвокатом подпадает под понятие "частная жизнь". Таким образом, существо рассматриваемого права, которое касается способности заявителя общаться наедине со своим адвокатом, носит преимущественно личный и индивидуальный характер, что является фактором, приближающим нынешний спор к гражданской сфере. Поскольку ограничение способности любой из сторон предоставлять полную конфиденциальность друг другу, может сильно снизить полезность использования этого права, Суд приходит к выводу, что частно-правовые аспекты спора преобладают над публично-правовыми".

Вывод Европейского Суда о применимости гражданского аспекта статьи 6 Конвенции в деле заявителя можно рассматривать как дополнение к существующей судебной практике, в которой Европейский Суд установил в отношении разбирательств, возбужденных в контексте содержания под стражей, что некоторые ограничения прав заключенных подпадают под сферу "гражданских прав" (см. De Tommaso v. Italy [GC], N 43395/09, §147, 23 февраля 2017 г.. Enea v. Italy [GC], N 74912/01, §119, ECHR 2009, и Ganci v. Italy, N 41576/98, §§20 26, ЕСПЧ 2003 XI).

Аргументация Суда по существу жалобы по статье 6 Конвенции содержит интересный обзор судебной практики в отношении права на устное слушание в контексте гражданского судопроизводства (см. §§74-77). В деле заявителя он установил, что не было исключительных обстоятельств, которые оправдывали бы отказ от устного слушания в оспариваемом разбирательстве (см. §§80-81).