Постановление Европейского Суда по правам человека от 2 июля 2019 г. Дело "Горлов и другие (Gorlov and Others) против Российской Федерации" (Жалоба N 27057/06 и две другие жалобы, см. Приложение) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Горлов и другие (Gorlov and Others)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 27057/06 и две другие жалобы, см. Приложение)

Постановление Суда

Страсбург, 2 июля 2019 г.

По делу "Горлов и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Алёны Полачковой,

Джильберто Феличи,

Эрика Веннерстрёма, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 4 июня 2019 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано тремя жалобами (NN 27057/06, 56443/09 и 25147/14), поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) тремя гражданами Российской Федерации: Игорем Евгеньевичем Горловым (далее - первый заявитель), Денисом Викторовичем Вахмистровым (далее - второй заявитель) и Виктором Валерьевичем Саблиным (далее - третий заявитель), - 10 мая 2006 г., 11 сентября 2009 г. и 6 мая 2014 г. соответственно.

2. В Европейском Суде первый заявитель представлял свои интересы сам. Интересы второго заявителя представляла адвокат O. Преображенская, практикующая в Страсбурге. Интересы третьего заявителя, которому была предоставлена бесплатная юридическая помощь, представляла адвокат O. Дружкова, практикующая в г. Москве. Власти Российской Федерации первоначально были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявители жаловались, в частности, на то, что постоянное наблюдение за их камерами, иногда осуществляемое женщинами, с помощью системы телекамер закрытого типа нарушало их право на уважение частной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции. Второй заявитель также жаловался в соответствии со статьей 3 Конвенции на то, что он не мог заниматься спортом на свежем воздухе в зимнее время, поскольку администрация исправительного учреждения отказалась предоставить ему необходимую зимнюю обувь. Второй и третий заявители также ссылались на статью 13 Конвенции, утверждая, что отсутствовали эффективные средства правовой защиты в отношении каждой из их жалоб.

4. 18 января 2011 г. властям Российской Федерации было направлено уведомление о жалобе N 27057/06 относительно видеонаблюдения в камере. 3 мая 2016 г. власти Российской Федерации были уведомлены о жалобе N 56443/09 в части постоянного видеонаблюдения и отсутствия у заявителя соответствующей обуви в зимнее время, в оставшейся части жалоба была признана неприемлемой для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 правила 54 Регламента Европейского Суда. 30 августа 2016 г. властям Российской Федерации было направлено уведомление о жалобе N 25147/14.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявители родились в 1965, 1977 и 1976 годах соответственно.

6. Первые два заявителя в настоящее время отбывают наказание в исправительных учреждениях Красноярского края, а именно в УП-288/Т (тюрьма)* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Учреждение УП-288/Т "Тюрьма Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Красноярскому краю" (примеч. редактора).) в г. Минусинске и в ОИК-36 (исправительная колония)* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Объединение исправительных колоний N 36 Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Красноярскому краю" (примеч. редактора).). Третий заявитель проживает в г. Шилке Забайкальского края.

A. Информация о преступлениях заявителей

1. Первый заявитель

7. 21 января 2002 г. Верховный суд Республики Бурятия, действуя в качестве суда первой инстанции, признал первого заявителя виновным в совершении ряда преступлений, включая грабеж, кражу, подделку документов, уничтожение имущества, бандитизм, хранение, перевозку огнестрельного оружия и убийство, приговорив его к пожизненному заключению.

8. 19 июня 2003 г. приговор был оставлен без изменения по жалобе Верховным Судом Российской Федерации. Первый заявитель не утверждал в своей жалобе, что состав суда первой инстанции был незаконным.

9. 22 апреля 2004 г. Енисейский районный суд Красноярского края привел приговор обвиняемого в соответствие с внесенными поправками в Уголовный кодекс Российской Федерации, незначительно изменив правовую квалификацию его деяний. Назначенное ему наказание было оставлено без изменения.

10. Это решение было оставлено в силе после пересмотра в порядке надзора Красноярским краевым судом 30 января 2006 г.

11. В 2007 году первый заявитель подал ряд запросов в целях проверки законности состава суда первой инстанции по его делу. В результате рассмотрения запросов он выяснил, что два народных заседателя в суде первой инстанции не имели полномочий принимать участие в разбирательстве. После этого, пытаясь оспорить законность его осуждения по вышеуказанным основаниям, он обратился в Прокуратуру Республики Бурятия с ходатайством о возбуждении надзорного производства с целью отмены приговора суда от 21 января 2002 г. Его ходатайство было безуспешным.

2. Второй заявитель

12. 5 декабря 2003 г. Ленинский районный суд г. Красноярска признал второго заявителя виновным в убийстве и уничтожении имущества и приговорил его к 15 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.

13. 5 февраля 2004 г. Красноярский краевой суд по жалобе оставил вынесенный второму заявителю приговор в силе.

14. 6 апреля 2007 г. Советский районный суд г. Красноярска изменил режим содержания осужденного, постановив, что три года из назначенного ему срока лишения свободы он должен отбывать в тюрьме.

3. Третий заявитель

15. Информации о преступной деятельности третьего заявителя не было представлено.

B. Содержание заявителей под стражей

1. Первый заявитель

16. Первый заявитель был помещен в тюрьму УП-288/T в г. Минусинске, где он, по-видимому, содержится в настоящее время.

17. Из материалов дела следовало, что его камера находилась под постоянным наблюдением тюремных надзирателей с помощью установленной внутри камеры замкнутой телевизионной системы. Первый заявитель представил копию судебного решения по делу другого заключенного, в котором говорилось, что за камерами в этой тюрьме осуществляла наблюдение женщина.

18. Он также предоставил скриншоты камер замкнутой телевизионной системы, установленных в каждой из двух тюремных камер, в которых он содержался. Скриншоты показывают, что в обеих камерах над дверью, на уровне потолка, была установлена камера замкнутой телевизионной системы таким образом, что вся камера была хорошо видна, включая кровать. Туалет находился прямо под камерой и был почти полностью скрыт от обзора камеры ограждением.

2. Второй заявитель

19. C 22 мая 2007 г. по 24 мая 2010 г. второй заявитель также отбывал наказание в тюрьме УП-288/T. По его словам, во время содержания под стражей в этом учреждении он не мог совершать прогулки и заниматься спортом на свежем воздухе в зимнее время, поскольку ему не была предоставлена зимняя обувь подходящего размера, несмотря на многочисленные просьбы об этом.

20. В неуказанную в материалах дела дату второй заявитель был переведен в Исправительную колонию N ИК-5* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Исправительная колония N 5 Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Красноярскому краю" (примеч. редактора).) (исправительную колонию строгого режима) в г. Красноярске. По его утверждениям, его камера находилась под постоянным наблюдением камеры замкнутой телевизионной системы, установленной внутри. Заявитель утверждал, что тюремным надзирателем, которая следила за его камерой, была женщина, поскольку иногда он слышал, как она отдает ему приказы через громкоговоритель.

3. Третий заявитель

21. Отбывая наказание в Исправительной колонии N ИК-2 (исправительная колония особого режима) Забайкальского края* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Исправительная колония N 2 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Забайкальскому краю" (примеч. редактора).), 22 июня 2013 г. третий заявитель был переведен в Следственный изолятор N ИЗ-1* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Следственный изолятор N 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Забайкальскому краю" (примеч. редактора).) (следственный изолятор) того же региона с целью обеспечения его участия в судебных разбирательствах, не связанных с данным делом. Он был помещен в камеру N 465, где содержался до 22 февраля 2014 г.

22. По словам третьего заявителя, его камера была рассчитана на двух заключенных, но большую часть времени он содержался в ней один. Камера находилась под постоянным наблюдением видеокамеры замкнутой телевизионной системы, которой управляли женщины-операторы. Снимок экрана видеокамеры замкнутой телевизионной системы, представленный третьим заявителем, показывает, что она была установлена над входной дверью, на уровне потолка, таким образом, что вся камера была хорошо видна, включая, по крайней мере частично, кровать. На скриншоте также видно, что туалет был отделен от остального помещения перегородками с каждой стороны, но не имел перекрытия, в результате чего было видно верхнюю часть туалета.

C. Судебные разбирательства, возбужденные третьим заявителем

23. В неуказанную в материалах дела дату третий заявитель обратился с жалобой на действия администрации Следственного изолятора N ИЗ-1 в Ингодинский районный суд г. Читы (далее - районный суд). Он утверждал, что постоянное видеонаблюдение за его камерой женщинами-операторами было унизительным, поскольку, в частности, он должен был раздеваться у них на виду, что нарушало его права. Он просил районный суд обязать администрацию следственного изолятора прекратить данное нарушение.

24. В ходе слушания представитель администрации следственного изолятора признал, что дежурные сотрудники, которые осуществляли видеонаблюдение, были женщинами, но утверждал, что они просто выполняли свои должностные обязанности. Представитель также отметил, что все другие камеры в следственном изоляторе также были оборудованы видеокамерами видеонаблюдения, установленными в целях обеспечения безопасности. Представитель администрации далее утверждал, что спальное место заявителя и туалет в камере находились вне сферы охвата камеры видеонаблюдения.

25. Решением от 5 июля 2013 г. районный суд отклонил жалобу третьего заявителя.

26. Было установлено, что камера третьего заявителя и все другие камеры в Следственном изоляторе N ИЗ-1 были оборудованы камерами видеонаблюдения, расположенными под потолком для целей наблюдения за заключенными. Районный суд также принял во внимание довод администрации следственного изолятора о том, что туалет и спальное место находились вне поля зрения камеры видеонаблюдения.

27. Районный суд также отметил, что статья 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации (далее - УИК РФ) (см. ниже § 33) и часть первая статьи 34 Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (см. ниже, § 34) разрешают использовать аудио- и видеотехнику для наблюдения и контроля в целях предотвращения побегов и других преступлений или нарушений внутреннего порядка. Кроме того, эти правовые нормы, а также соответствующие нормативные акты Министерства юстиции Российской Федерации, в том числе Постановление Правительства Российской Федерации от 3 ноября 2005 года N 204-ДСП с изменениями от 25 мая 2011 г. (см. ниже §§ 35-38), предусматривают, что только личный досмотр и надзор за задержанными во время гигиенических процедур должны осуществляться сотрудниками того же пола, тогда как наблюдение за камерами посредством видеонаблюдения сотрудниками противоположного пола не запрещено вышеупомянутыми правовыми документами. Сотрудники Следственного изолятора N ИЗ-1 являлись государственными служащими, которые выполняли должностные обязанности в пределах своей компетенции, установленной, в частности, разделом 21 приказа N 204-дсп от 3 ноября 2005 г. (см. ниже § 36). В этой связи районный суд отметил, что ему не было представлено каких-либо доказательств того, что сотрудники Следственного изолятора N ИЗ-1 нарушили свои профессиональные обязанности или действовали вне их рамок.

28. Районный суд также указал, что согласно Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 19 октября 2010 г. N 1393-О-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Устюгова Михаила Александровича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации и частью первой статьи 34 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"" (примеч. редактора).) (см. ниже §§ 42-43) администрациям исправительных учреждений и следственных изоляторов предоставлено право использовать технические средства наблюдения и контроля, что является частью механизма, обеспечивающего личную безопасность задержанных и уважение их прав, а также выполнение ими своих обязанностей. По мнению районного суда, подобное использование преследует таким образом конституционные цели и не может рассматриваться как несоразмерное ограничение прав третьего заявителя.

29. Районный суд пришел к выводу, что в соответствии с применимым законодательством, как оно истолковано Конституционным Судом Российской Федерации, сотрудникам противоположного пола было разрешено осуществлять наблюдение за содержащимися под стражей лицами с помощью камер видеонаблюдения. Таким образом, оспариваемая ситуация не унижала достоинство третьего заявителя, поскольку женщины-операторы действовали в рамках своей компетенции и находились при исполнении своих должностных обязанностей.

30. 11 сентября 2013 г. Забайкальский областной суд оставил в силе решение суда первой инстанции по жалобе, согласившись с его мотивировкой.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

A. Конституция Российской Федерации

31. Соответствующие положения Конституции Российской Федерации гласят:

"Статья 21

1. Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления...

Статья 23

1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени.

2. Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения...

Статья 55

1. Перечисление в Конституции Российской Федерации основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина.

2. В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина.

3. Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства...

Статья 71

В ведении Российской Федерации находятся:

...(o) судоустройство; прокуратура; уголовное, уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство; амнистия и помилование; гражданское, гражданско-процессуальное и арбитражно-процессуальное законодательство; правовое регулирование интеллектуальной собственности...".

B. Соответствующее законодательство Российской Федерации

1. Уголовный кодекс Российской Федерации

32. В соответствующих частях Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. предусматривал следующее:

"Статья 58. Назначение осужденным к лишению свободы вида исправительного учреждения* (* Статья приводится с изменениями, внесенными Федеральным законом от 9 марта 2001 г. N 25-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации, Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации и другие законодательные акты Российской Федерации". В настоящее время действует иная редакция данной статьи (примеч. редактора).)

1. Отбывание лишения свободы назначается:

а) лицам, осужденным за преступления, совершенные по неосторожности, а также лицам, осужденным к лишению свободы за совершение умышленных преступлений небольшой и средней тяжести, ранее не отбывавшим лишение свободы, - в колониях-поселениях...

б) мужчинам, осужденным к лишению свободы за совершение тяжких преступлений, ранее не отбывавшим лишение свободы, а также женщинам, осужденным к лишению свободы за совершение тяжких и особо тяжких преступлений, в том числе при любом виде рецидива, - в исправительных колониях общего режима;

в) мужчинам, осужденным к лишению свободы за совершение особо тяжких преступлений, ранее не отбывавшим лишение свободы, а также при рецидиве или опасном рецидиве преступлений, если осужденный ранее отбывал лишение свободы;

г) мужчинам, осужденным к пожизненному лишению свободы, а также при особо опасном рецидиве преступлений - в исправительных колониях особого режима, в исправительных колониях строгого режима;

-* (* Так в тесте. В редакции, действовавшей в период, относившийся к обстоятельствам настоящего дела, это была часть вторая статьи 58 Уголовного кодекса Российской Федерации (примеч. редактора).) мужчинам, осужденным к лишению свободы за совершение особо тяжких преступлений на срок свыше пяти лет, а также при особо опасном рецидиве преступлений отбывание части срока наказания может быть назначено в тюрьме...".

2. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации

33. В соответствующих частях УИК РФ от 8 января 1997 г. предусматривалось следующее:

"Статья 82. Режим в исправительных учреждениях и его основные требования

1. Режим в исправительных учреждениях - установленный законом и соответствующими закону нормативными правовыми актами порядок исполнения и отбывания лишения свободы, обеспечивающий охрану и изоляцию осужденных, постоянный надзор за ними, исполнение возложенных на них обязанностей, реализацию их прав и законных интересов, личную безопасность осужденных и персонала....

2. Режим создает условия для применения других средств исправления осужденных.

3. В исправительных учреждениях действуют Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений, утверждаемые федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере исполнения уголовных наказаний, по согласованию с Генеральной прокуратурой Российской Федерации.

4. Администрация исправительного учреждения обязана обеспечить осужденных одеждой установленного образца. Форма одежды определяется нормативными правовыми актами Российской Федерации.

5. Осужденные, а также помещения, в которых они проживают, могут подвергаться обыску, а вещи осужденных - досмотру. Личный обыск проводится лицами одного пола с осужденными. Обыск жилых помещений при наличии в них осужденных допускается в случаях, не терпящих отлагательства...

Статья 83. Технические средства надзора и контроля

1. Администрация исправительных учреждений вправе использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания и в целях получения необходимой информации о поведении осужденных.

2. Администрация исправительных учреждений обязана под расписку уведомлять осужденных о применении указанных средств надзора и контроля.

3. Перечень технических средств надзора и контроля и порядок их использования устанавливаются нормативными правовыми актами Российской Федерации".

3. Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"

34. Федеральный закон от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (далее - Закон о содержании под стражей) устанавливает следующее:

"Статья 6. Правовой статус подозреваемых и обвиняемых

Подозреваемые и обвиняемые в совершении преступлений считаются невиновными, пока их виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Они пользуются правами и свободами и несут обязанности, установленные для граждан Российской Федерации, с ограничениями, предусмотренными настоящим Федеральным законом и иными федеральными законами.

Подозреваемые и обвиняемые иностранные граждане и лица без гражданства, содержащиеся под стражей на территории Российской Федерации, несут обязанности и пользуются правами и свободами, установленными для граждан Российской Федерации, за исключением случаев, предусмотренных Конституцией Российской Федерации, настоящим Федеральным законом и иными федеральными законами...

Статья 34. Охрана подозреваемых и обвиняемых и надзор за ними

Подозреваемые и обвиняемые находятся в местах содержания под стражей под охраной и надзором и передвигаются по территориям этих мест под конвоем либо в сопровождении сотрудников мест содержания под стражей. В целях осуществления надзора может использоваться аудио- и видеотехника...

Надзор при санитарной обработке и личный обыск подозреваемых и обвиняемых осуществляются сотрудниками мест содержания под стражей одного пола с подозреваемыми и обвиняемыми...".

C. Ведомственные нормативные правовые акты

1. Министерство юстиции Российской Федерации

35. Приказом N 204-дсп (имеющим гриф "Для служебного пользования") от 3 ноября 2005 г. Министерство юстиции Российской Федерации утвердило Инструкцию, касавшуюся организации службы по обеспечению надзора за подозреваемыми, обвиняемыми и осужденными, содержащимися в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы (приказ Министерства юстиции Российской Федерации от 3 ноября 2005 г.* (* Приказом Министерства юстиции Российской Федерации от 16 декабря 2016 г. N 295 настоящий приказ признан утратившим силу (примеч. редактора).) "Об утверждении Инструкции об организации службы по обеспечению надзора за подозреваемыми, обвиняемыми и осужденными, содержащимися в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы").

36. В статье 21 данного приказа предусматривалось следующее:

"оператор [камеры видеонаблюдения] принадлежит к штату дежурной смены, подчиняется начальнику дежурной смены... На должность оператора [камеры видеонаблюдения] назначаются квалифицированные сотрудники из числа младших руководителей... способные, при необходимости, принимать самостоятельные первоначальные решения в случае ухудшения оперативной обстановки. Оператор обязан следить за обстановкой в следственном изоляторе с помощью [камеры видеонаблюдения], докладывать начальнику дежурной смены и администрации следственного изолятора обо всех происшествиях и чрезвычайных ситуациях и по поручению начальника дежурной смены вызывать сотрудников следственного изолятора в случае ухудшения оперативной обстановки или возникновения чрезвычайной ситуации".

37. Соответствующая часть пункта 6 статьи 42 того же приказа устанавливала, что:

"...для целей наблюдения за поведением подозреваемых, обвиняемых и осужденных в местах ограниченного доступа (за исключением камер) и служебных помещений используются камеры видеонаблюдения...".

38. Приказом N 166-дсп (имеющим гриф "Для служебного пользования") от 25 мая 2011 г. слова "(за исключением камер)" были исключены из текста пункта 6 статьи 42 приказа N 204-дсп.

39. Приказом от 4 сентября 2006 г. N 279 в редакции от 17 июня 2013 г. Министерство юстиции Российской Федерации утвердило "Наставление по оборудованию инженерно-техническими средствами охраны и надзора объектов уголовно-исполнительной системы". Его положения касались, в частности, деятельности исправительных колоний, следственных изоляторов и тюрем.

40. В 40-страничном документе подробно излагались технические стандарты оснащения различных типов пенитенциарных учреждений средствами охраны, наблюдения и контроля, например, ограждениями, стенами, фортификационными сооружениями и другими барьерами, надежными и защищенными главными воротами, охранным освещением, датчиками движения и системами видеонаблюдения. Что касается последнего, то данный документ предусматривал, что камеры видеонаблюдения должны были быть установлены во всех камерах соответствующих учреждений таким образом, чтобы обеспечить полный обзор камер без слепых зон. В нем также описывались технические требования к системам видеонаблюдения, в том числе касавшиеся их функционирования в различных условиях, разрешения, чувствительности, качества изображения и т.п. Он предусматривал, что камеры должны были быть способны функционировать и обеспечивать высокое разрешение изображений хорошего качества как в дневное, так и в ночное время, и что системы видеонаблюдения должны сохранять записи, сделанные камерами в течение 30 суток.

2. Федеральная служба исполнения наказаний

41. Приказами Федеральной службы исполнения наказаний России от 13 августа 2005 г. и 25 августа 2008 г. NN 759 и 533 соответственно были утверждены технические условия в отношении средств контроля и надзора в учреждениях уголовно-исполнительной системы, в том числе их количество на одно учреждение, срок их эксплуатации и т.п. В частности, в данных приказах предусматривалась установка одной камеры видеонаблюдения на камеру.

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Здесь и далее по тексту дату приказа N 759 следует читать как "13 сентября 2005 г.

D. Судебная практика

1. Конституционный Суд Российской Федерации

42. В Определении от 19 октября 2010 г. N 1393-O-O Конституционный Суд Российской Федерации отказался принять к рассмотрению жалобу, поданную У., осужденным заключенным. Он обжаловал часть первую статьи 83 УИК РФ (см. выше § 33) и часть первую статьи 34 Закона о содержании под стражей (см. выше § 34), утверждая, что, поскольку эти положения могут быть поняты как наделение неограниченной властью администраций следственных изоляторов и исправительных учреждений подвергать содержащихся под стражей лиц постоянному видеонаблюдению, то они противоречат статье 21 Конституции Российской Федерации (см. выше § 31).

43. Конституционный Суд Российской Федерации указал следующее:

"Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, применение к лицу, совершившему преступление, наказания в виде лишения свободы, имея целью защиту интересов государства, общества и его членов, предполагает изменение привычного уклада жизни осужденного, его отношений с окружающими и оказание на него определенного морально-психологического воздействия, чем затрагиваются его права и свободы как гражданина и изменяется его статус как личности; в любом случае лицо, совершающее умышленное преступление, должно предполагать, что в результате оно может быть лишено свободы и ограничено в правах и свободах, т.е. такое лицо сознательно обрекает себя и своих близких на ограничения, в том числе в правах на общение с членами семьи, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну...

Согласно части первой статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации администрация исправительных учреждений вправе использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания и в целях получения необходимой информации о поведении осужденных. Статья 34 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" в части первой также предусматривает, что в целях осуществления надзора за подозреваемыми и обвиняемыми может использоваться аудио- и видеотехника. Согласно части первой статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации администрация исправительных учреждений вправе использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания и в целях получения необходимой информации о поведении осужденных. Статья 34 [Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"] в части первой также предусматривает, что в целях осуществления надзора за подозреваемыми и обвиняемыми может использоваться аудио- и видеотехника.

Право администрации исправительных учреждений и следственных изоляторов использовать технические средства контроля и надзора является частью механизма, обеспечивающего личную безопасность подозреваемых, обвиняемых, осужденных и персонала соответствующего учреждения, режим содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных, соблюдение их прав и исполнение ими своих обязанностей (часть первая статьи 15 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и часть первая статьи 82 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации), а потому закрепление указанного права оспариваемыми нормами преследует конституционно значимые цели и не может рассматриваться как несоразмерно ограничивающее права [У.]".

2. Верховный Суд Российской Федерации

44. 12 марта 2014 г. Верховный Суд Российской Федерации рассмотрел жалобу* (* Решение Верховного Суда Российской Федерации по делу N АКПИ14-81 // https://sudact.ru/vsrf/doc/12pc2gw7l61N/ (примеч. редактора).), поданную M., осужденным заключенным, который добивался отмены приказа Министерства юстиции Российской Федерации N 166-дсп (см. выше § 38). М. утверждал, в частности, что рассматриваемый приказ наделяет органы уголовно-исполнительной системы безусловным правом использовать средства видеонаблюдения в камерах, что, по его мнению, противоречило Конституции Российской Федерации и другим соответствующим внутригосударственным правовым документам, нормам международного права и нарушало право содержащихся под стражей лиц на уважение их частной жизни. В ходе судебного разбирательства М. заявил, что он не исключает возможность видеонаблюдения в пенитенциарных учреждениях как таковую, но что это наблюдение не должно осуществляться неограниченно и должно подлежать санкционированию судом или начальником пенитенциарного учреждения.

45. Представители Министерства юстиции Российской Федерации утверждали, что данный приказ соответствовал требованиям применимого законодательства, был принят Министерством в пределах его компетенции и не нарушал прав содержащихся под стражей лиц.

46. В своем Решении Верховный Суд Российской Федерации привел положения подпункта 6 пункта 42 приказа от 3 ноября 2005 г. N 204-дсп, как они были изложены до их изменения приказом от 25 мая 2011 г. N 166-дсп (см. выше § 37), а затем в том виде, в котором они были сформулированы после внесения поправок (см. выше § 38).

47. Верховный Суд Российской Федерации далее указал, что применение к лицу, совершившему преступление, наказания в виде лишения свободы изменяет его статус как личности, ограничивает его права, в том числе права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну.

48. Верховный Суд Российской Федерации отметил следующее:

"Как Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (статья 34), так и Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации (часть 1 статьи 83) предоставляют администрации исправительного учреждения право использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля. Осуществление надзора и контроля с использованием технических средств для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания, получения необходимой информации о поведении осужденных установлены законом.

Следовательно, доводы заявителя о том, что оспариваемый приказ, предоставляющий администрации исправительных учреждений право круглосуточно использовать средства видеонаблюдения для контроля за поведением осужденных, не соответствует действующему законодательству Российской Федерации, являются несостоятельными. Право администрации исправительных учреждений и следственных изоляторов использовать технические средства контроля и надзора является частью механизма, обеспечивающего личную безопасность подозреваемых, обвиняемых, осужденных и персонала соответствующего учреждения, режим содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных, соблюдение их прав и исполнение ими своих обязанностей, и закреплено в статье 34 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", части 1 статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации.

Доводы заявителя о том, что оспариваемый приказ противоречит Конституции Российской Федерации, поскольку он допускает применение видеонаблюдения в камерах без мотивированного судебного решения, постановления начальника учреждения, не основаны на законе. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации в части 2 статьи 83 содержит требование к администрации исправительных учреждений об уведомлении осужденных под расписку о применении технических средств надзора и контроля и не предусматривает принятие правового акта по факту использования технических средств контроля и надзора.

Рекомендация N Rec(2003)23 Комитета министров Совета Европы "Об осуществлении исполнения наказания в виде пожизненного заключения и других длительных сроков заключения администрациями мест лишения свободы", принятая 9 октября 2003 г. на 855-ом заседании представителей министров, рассматривает использование технических способов, в том числе камер наблюдения, как дополнительные механизмы обеспечения безопасности".

49. Верховный Суд Российской Федерации далее заключил:

"Оспариваемый приказ не регламентирует порядок использования видеокамер на территории режимной зоны и сам по себе не может нарушать права осужденных".

50. Далее Верховный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что оспариваемый приказ не противоречил федеральному законодательству или какому-либо другому правовому акту, и отклонил жалобу М.

51. 19 июня 2014 г. Апелляционная коллегия Верховного Суда Российской Федерации (далее - Апелляционная коллегия) оставила по жалобе без изменения Решение Верховного Суда от 12 марта 2014 г.

52. Апелляционная коллегия привела положения подпункта 6 пункта 42 приказа от 3 ноября 2005 г. N 204-дсп, как они были изложены до их изменения приказом от 25 мая 2011 г. N 166-дсп (см. выше § 37), а затем в том виде, в котором они были сформулированы после внесения поправок (см. выше § 38).

53. Кроме того, Апелляционная коллегия поддержала вывод суда первой инстанции о том, что оспариваемый приказ не противоречил положениям внутреннего законодательства и не нарушал прав М. В частности, Апелляционная коллегия отметила, ссылаясь на часть первую статьи 82 УИК РФ (см. выше § 33), что постоянное наблюдение за осужденными являлось необходимым элементом их наказания в виде лишения свободы. Она далее отметила, что суд первой инстанции справедливо заключил, что "право администрации исправительных учреждений и следственных изоляторов использовать технические средства контроля и надзора является частью механизма, обеспечивающего личную безопасность подозреваемых, обвиняемых, осужденных и персонала соответствующего учреждения, режим содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных, соблюдение их прав и исполнение ими своих обязанностей".

54. Апелляционной коллегией далее было отмечено, что оспариваемый приказ установил общие положения, направленные на обеспечение соблюдения режима в следственных изоляторах и тюрьмах, предотвращение побегов и других преступлений или нарушений установленного порядка содержания под стражей до суда и после вынесения приговора, а также для получения необходимой информации о поведении подозреваемых, обвиняемых и осужденных. Как справедливо отметил суд первой инстанции, этот приказ не устанавливал особого порядка использования камер видеонаблюдения в пределах ограниченной зоны следственного изолятора или тюрьмы, включая круглосуточное наблюдение такими камерами за заключенными в их камерах, и поэтому не может рассматриваться как нарушение прав осужденных.

55. Апелляционная коллегия далее подчеркнула, что доводы М. о том, что оспариваемый приказ нарушал его право на уважение его частной жизни, "[не опровергают] выводы суда [первой инстанции] о его законности". В этой связи Апелляционная коллегия процитировала несколько постановлений Конституционного Суда Российской Федерации, в том числе его Определение от 19 октября 2010 г. (см. выше §§ 42-43), поскольку в них было указано, что наложение на лицо, совершившее преступление, наказания в виде лишения свободы предполагает изменение образа жизни осужденного, его отношений с окружающими и осуществление определенного морального и психологического давления, в результате чего затрагиваются его права и свободы и изменяется его личный статус. Лицо, совершившее преступление, должно исходить из того, что в результате этого оно может быть лишено свободы и ограничено в своих правах и свободах, то есть это лицо сознательно подвергло себя и своих родственников ограничению их прав, включая право на поддержание контактов с членами семьи, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну. Следовательно, ограничение прав, закрепленных в Конституции Российской Федерации, в том числе права на неприкосновенность частной жизни, было допустимо и оправдано для обеспечения личной безопасности подозреваемых, обвиняемых, осужденных и сотрудников соответствующего учреждения.

III. Документы Совета Европы

56. 9 октября 2003 г. Комитет министров Совета Европы принял Рекомендацию Rec(2003)23 "Об осуществлении исполнения наказания в виде пожизненного заключения и других длительных сроков заключения администрациями мест лишения свободы". В частях, имеющих отношение к настоящему делу, соответствующая рекомендация гласила следующее:

"Безопасность и надежность в местах лишения свободы

18(a) Поддержание контроля в тюрьмах должно основываться на использовании существующей безопасности, выражающейся в развитии положительных отношений персонала с заключенными, основанных на стабильности и законности в сочетании с пониманием индивидуальной ситуации и любых рисков, которые представляют конкретные заключенные.

b) При использовании технических способов, таких как звонки и камеры наблюдения, они всегда должны дополнять действующие методы безопасности...".

Право

I. Объединение рассмотрения жалоб в одном производстве

57. Европейский Суд в соответствии с пунктом 1 правила 42 его Регламента решил объединить рассмотрение жалоб в одном производстве, учитывая их схожесть по вопросам фактов и права.

II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

58. Заявители жаловались на то, что постоянное видеонаблюдение за их камерами, осуществляемое в основном, если не исключительно, надзирателями, которыми были женщины, нарушало их право на уважение частной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной... жизни...

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Доводы сторон

1. Заявители

59. Заявители утверждали, что они находились под постоянным наблюдением камер видеонаблюдения, когда они содержались в своих камерах. Они оспаривали аргумент властей Российской Федерации о том, что санузлы, расположенные вне поля зрения камер видеонаблюдения, гарантировали тайну частной жизни (см. ниже, § 77). Заявители утверждали, что средства видеонаблюдения, установленные в их камерах, размещались выше двери, под потолком, поэтому просматривалась вся камера, без слепых зон. В результате за ними можно было наблюдать всё время, в том числе, когда они меняли нижнее белье или пользовались туалетом. Заявители подчеркивали, что было строго запрещено препятствовать наблюдению, закрывая камеру видеонаблюдения даже на короткое время, например, при смене нижнего белья или пользовании туалетом.

60. В частности, первый заявитель утверждал со ссылкой на скриншоты своей камеры, которые он представил в Европейский Суд (см. выше § 18), что в каждой из двух камер другие заключенные установили картонное ограждение, чтобы закрыть туалет от поля зрения камеры видеонаблюдения, в противном случае он оставался бы просматриваемым. Первый заявитель добавил, что упомянутые заключенные, в конечном счете, были наказаны администрацией тюрьмы за эти действия, и ограждения были сняты. Первый заявитель указал, что помимо этого туалетная кабина была спроектирована таким образом, что при пользовании туалетом заключенные должны были подниматься на кирпичное основание высотой примерно 40 или 50 см, в результате чего они вынуждены были смотреть прямо в камеру видеонаблюдения.

61. Второй заявитель утверждал, что камера замкнутой телевизионной системы была установлена таким образом, что вся его камера была хорошо видна, включая санузел, который не был надлежащим образом отделен от жилой зоны.

62. Третий заявитель сослался на представленный им скриншот (см. выше § 22), отмечая, что туалет имел площадь 1 кв. м и перегородку высотой 1,8 метра, в нем имелась возможность уединиться от других заключенных, но не от камеры видеонаблюдения, так как, по крайней мере, один метр от верхней части туалета оставался открытым.

63. Заявители утверждали, что постоянное видеонаблюдение за их камерами представляло собой серьезное нарушение их права на уважение их частной жизни. Они признали, что были уведомлены администрациями своих пенитенциарных учреждений о такой практике. Первый заявитель подтвердил, что он подписал письменный документ в этой связи, но утверждал, что это было чистой формальностью, поскольку видеонаблюдение применялось бы независимо от того, подписал ли человек, содержавшийся под стражей, такой документ или отказался сделать это. Заявители также настаивали на том, что тот факт, что они были уведомлены о постоянном видеонаблюдении и о том, что оно осуществляется женщинами, усугубил унижение и тревогу, которые они испытывали из-за такой навязчивой меры.

64. Заявители, кроме того, согласились с тем, что видеонаблюдение в определенных секторах пенитенциарного учреждения в принципе может быть необходимо для обеспечения безопасности, контроля и поддержания порядка. Однако они оспаривали довод о том, что для достижения этих целей была необходима такая навязчивая мера, как постоянное видеонаблюдение за всеми камерами, то есть за жилыми помещениями.

65. Третий заявитель также оспаривал довод властей Российской Федерации о том, что видеонаблюдение являлось эффективным средством для предотвращения побега (см. ниже § 73). Он отметил, что информация, предоставленная властями Российской Федерации, указывает на то, что с 2010 по 2013 год количество побегов действительно увеличилось. Что касается аргумента властей Российской Федерации о том, что видеонаблюдение в камерах заявителей было необходимо для обеспечения их личной безопасности, то третий заявитель утверждал, что случаи, на которые ссылались власти Российской Федерации (см. ниже §§ 74-75), не имели отношения к его положению, поскольку он никогда не проявлял склонности к самоубийству и никогда не конфликтовал с другими заключенными. Кроме того, ситуация, рассмотренная Европейским Судом в деле "Бунтов против Российской Федерации" (Buntov v. Russia) (Постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 г., жалоба N 27026/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 6 (примеч. переводчика).)), когда заявитель отказался от прогулок во внутреннем дворе тюрьмы из-за страха подвергнуться нападению со стороны других заключенных, продемонстрировала, что наблюдение с помощью камер видеонаблюдения может быть полезно в местах, к которым имеют доступ все заключенные, а не в их камерах. В связи с этим третий заявитель утверждал, что власти Российской Федерации не смогли убедительно доказать, какие законные цели преследовались путем постоянного наблюдения за заключенными в их камерах с помощью видеонаблюдения.

66. Третий заявитель также отметил, что администрация его следственного изолятора никогда не информировала его о правилах хранения записей камер видеонаблюдения и, в частности, о том, кто имеет к ним доступ, как долго они должны храниться, когда и при каких условиях они должны быть уничтожены. Он утверждал, что тревога и унижение, которые он испытывал из-за постоянного видеонаблюдения за его повседневной жизнью, были усилены тем фактом, что эти записи могли быть раскрыты широкой публике.

2. Власти Российской Федерации

67. Власти Российской Федерации признали, что соответствующие камеры заявителей в тюрьме УП-288/Т, что касается первого заявителя, в Исправительной колонии строгого режима N ИК-5 в отношении второго заявителя и в Исправительной колонии N ИК-2, что касается третьего заявителя, были оборудованы камерами видеонаблюдения, и что заявители оставались под постоянным видеонаблюдением администрации, находясь в своих камерах. Власти государства-ответчика указали, что администрации пенитенциарных учреждений и следственных изоляторов были обязаны в соответствии с законодательством Российской Федерации и нормативными актами устанавливать камеры видеонаблюдения в каждой камере.

68. Кроме того, власти Российской Федерации признали, что подобная практика администраций следственных изоляторов и пенитенциарных учреждений привела к вмешательству в осуществление права заявителей на уважение их частной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции, но заявили при этом, что, являясь частью механизма, обеспечивающего личную безопасность подозреваемых, обвиняемых и осужденных, соблюдение режима их содержания под стражей, уважение их прав и выполнение ими своих обязанностей, она была оправдана в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции.

69. Власти Российской Федерации утверждали, что оспариваемая мера была установлена законом, и конкретно в отношении следственных изоляторов - статьей 34 Закона о содержании под стражей (см. выше § 34) и относительно осужденных - частью первой статьи 83 УИК РФ (см. выше § 33). Эти положения наделяют администрацию пенитенциарных учреждений правом использовать технические средства наблюдения в целях обеспечения безопасности сотрудников и персонала, предотвращения побегов и других правонарушений или нарушений установленного порядка отбывания наказания, а также получения необходимой информации о поведении осужденных.

70. Власти Российской Федерации указали, что в соответствии с требованием части второй статьи 83 УИК РФ администрация тюрьмы УП-288/Т проинформировала первого заявителя в день его прибытия в это учреждение о том, что "технические средства наблюдения" будут использоваться, и он подписал соответствующий документ. Власти Российской Федерации не уточнили, была ли предоставлена какая-либо подобная информация второму или третьему заявителям, или что кто-либо из них подписал соответствующий документ.

71. Власти Российской Федерации далее утверждали, что список технических средств надзора и контроля, их количество в пенитенциарном учреждении и порядок их применения были предусмотрены приказами Федеральной службы исполнения наказаний России от 13 августа 2005 г. и 25 августа 2008 г. NN 759 и 533 соответственно (см. выше § 41). Порядок и нормы установки технических средств наблюдения и контроля в пенитенциарных учреждениях были определены приказом Министерства юстиции Российской Федерации от 4 сентября 2006 г. N 279 (см. выше §§ 39-40).

72. По утверждению властей Российской Федерации, положения, о которых идет речь в настоящем деле, предусматривали, что все помещения (жилые, общие и служебные) в пределах пенитенциарного учреждения, к которым имели доступ лица, содержащиеся под стражей до суда или после вынесения приговора, должны были быть оборудованы камерами видеонаблюдения. Администрации пенитенциарных учреждений были обязаны устанавливать камеры видеонаблюдения в помещениях, где содержались заключенные. Необходимо было определить достаточное количество камер таким образом, чтобы не было слепых зон. Власти Российской Федерации также отмечали, что все вновь строящиеся пенитенциарные учреждения должны были быть оборудованы камерами видеонаблюдения, установленными в соответствии с проектной документацией, в то время как в существующих пенитенциарных учреждениях именно их администрации определяют расположение камер видеонаблюдения снаружи и внутри помещений.

73. Власти Российской Федерации далее отметили, что, как ясно следует из соответствующего законодательства Российской Федерации, оспариваемое вмешательство в осуществление прав содержащихся под стражей лиц преследовало ряд законных целей. Во-первых, оно было направлено на предотвращение побегов из пенитенциарных учреждений и следственных изоляторов. В этой связи власти Российской Федерации ссылались на информацию, предоставленную Федеральной службой исполнения наказаний, указав, что до установки камер видеонаблюдения в пенитенциарных учреждениях Российской Федерации в 2010 году были совершены 10 побегов, семь из которых произошли из следственных изоляторов. В 2011 году были совершены семь побегов, а в 2013 году - 27.

74. Во-вторых, видеонаблюдение за лицами, содержащимися под стражей до суда и после вынесения обвинительного приговора, направлено на предупреждение преступлений, которые могут быть совершены ими или против них. В этой связи власти Российской Федерации сослались на упомянутое выше дело "Бунтов против Российской Федерации", в котором заявитель утверждал, что в течение нескольких недель он не мог гулять во внутреннем дворе, не оборудованном камерами видеонаблюдения, поскольку боялся нападения на себя со стороны других заключенных.

75. В-третьих, цель обжалуемого вмешательства состояла в том, чтобы контролировать поведение людей, находящихся под контролем государства. Власти Российской Федерации ссылались на дело "Трубников против Российской Федерации" (Trubnikov v. Russia) (Постановление Европейского Суда от 5 июля 2005 г., жалоба N 49790/99* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. N 2 (примеч. переводчика).)), в котором заявитель совершил самоубийство, находясь под стражей. Власти Российской Федерации утверждали, что видеонаблюдение позволяет контролировать поведение человека, находящегося под контролем государства, и принимать необходимые меры в случае возникновения чрезвычайной ситуации для предотвращения негативных последствий. В этой связи они также ссылались на Рекомендацию Rec(2003)23 Комитета министров Совета Европы от 9 октября 2003 г. (см. выше § 56), в котором упомянуты камеры видеонаблюдения в качестве дополнительной меры безопасности.

76. Власти Российской Федерации, кроме того, признали, что иногда видеонаблюдение за камерами осуществлялось женщинами - операторами камер видеонаблюдения. Власти Российской Федерации утверждали, что это была стандартная практика, совместимая с требованиями статьи 8 Конвенции. В этой связи они отмечали, что согласно соответствующим положениям о найме сотрудников правоохранительных органов им может стать любой гражданин Российской Федерации, независимо, в частности, от его пола, отвечающий определенным требованиям и способный выполнять соответствующие должностные обязанности.

77. Власти Российской Федерации также в целом утверждали, что санузел в камерах заявителей были отделен от жилого помещения камеры перегородками и предполагал уединение, поскольку он был защищен от обзора камер видеонаблюдения. Власти Российской Федерации сообщили, что перегородки в камерах первого заявителя были высотой 1,7 метра и имели деревянные двери, однако они не указали каких-либо дополнительных подробностей относительно камер второго и третьего заявителей.

78. Власти Российской Федерации, кроме того, утверждали в отношении содержания под стражей в тюрьме УП-288/Т первого заявителя, что записи, сделанные камерами видеонаблюдения, были доступны только ограниченному кругу сотрудников этого учреждения (независимо от пола) и только во время выполнения ими своих должностных обязанностей. Эти записи никогда не были доступны общественности и не использовались в каких-либо публичных целях.

79. Наконец, власти Российской Федерации сослались на Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (Van der Graaf v. Netherlands) (от 1 июня 2004 г., жалоба N 8704/03), в котором Европейский Суд признал, что постоянное видеонаблюдение за заявителем в его камере в течение около четырех месяцев представляло собой серьезное нарушение его права на уважение частной жизни, но решил, что эта мера была оправдана, поскольку она имела основание в законодательстве Нидерландов, преследовала цели предотвращения побега заявителя из-под стражи или причинения вреда его здоровью и, таким образом, была необходима в демократическом обществе в интересах общественной безопасности и для предотвращения беспорядков или преступлений.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

80. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что она не является неприемлемой для рассмотрения по существу по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

81. Прежде всего Европейский Суд подтверждает свою последовательную прецедентную практику, согласно которой содержащиеся под стражей лица в целом продолжают пользоваться всеми основными правами и свободами, гарантированными Конвенцией, за исключением права на свободу, когда законно назначенное содержание под стражей прямо попадает под действие статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Херст против Соединенного Королевства (N 2)" (Hirst v. United Kingdom (N 2)), жалоба N 74025/01, § 69, ECHR 2005-IX). Хотя содержание под стражей, как и любая другая мера, лишающая человека свободы, влечет за собой различные ограничения его прав и свобод, это лицо не лишается своих конвенционных прав только из-за своего статуса содержащегося под стражей лица, включая права, гарантированные статьей 8 Конвенции, поэтому ограничения этих прав должны быть обоснованы в каждом конкретном случае (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia) от 30 июня 2015 г., жалоба N 41418/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 9 (примеч. переводчика).), §§ 106 и 116-117, и приведенные в них примеры).

82. В контексте права лица, содержащегося под стражей, на уважение его частной жизни Европейский Суд считает, что помещение лица под постоянное видеонаблюдение во время содержания под стражей, что уже влечет за собой значительное ограничение неприкосновенности частной жизни, должно рассматриваться как серьезное вмешательство в осуществление права лица на уважение его частной жизни как элемента понятия "частная жизнь" и, соответственно, приводит в действие статью 8 Конвенции (см. упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" и Постановление Европейского Суда по делу "Василикэ Мокану против Румынии" (Vasilicг Mocanu v. Romania) от 6 декабря 2016 г., жалоба N 43545/13, § 36).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

(i) Наличие вмешательства

83. В настоящем деле власти Российской Федерации признали, что в соответствующих пенитенциарных учреждениях (см. выше §§ 16, 20 и 21) заявители оставались под постоянным видеонаблюдением, находясь в своих камерах (см. выше § 67). Они также указали, что администрации пенитенциарных учреждений и следственных изоляторов были обязаны устанавливать камеры видеонаблюдения в каждой камере и что постоянное видеонаблюдение за содержащимися под стражей лицами в их камерах являлось неотъемлемой частью механизма обеспечения безопасности в пенитенциарных учреждениях и следственных изоляторах (см. выше §§ 67-68). Власти Российской Федерации также признали, что мониторинг камер видеонаблюдения регулярно осуществляется женщинами-операторами (см. выше § 76).

84. Кроме того, стороны согласились с тем, что оспариваемая мера представляла собой вмешательство в осуществление права на уважение частной жизни заявителей по смыслу пункта 1 статьи 8 Конвенции (см. выше § 68). Такое вмешательство будет нарушать статью 8 Конвенции, если оно не было осуществлено "в соответствии с законом", не преследовало одну или несколько законных целей, предусмотренных пунктом 2 статьи 8 Конвенции, и не являлось "необходимым в демократическом обществе" для достижения этой цели (см. упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов").

(ii) Было ли вмешательство осуществлено "в соответствии с законом"

85. Европейский Суд вновь подтверждает, что выражение "в соответствии с законом" по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции требует, чтобы оспариваемая мера имела определенную основу в законодательстве государства-ответчика и была совместима с принципом верховенства права, который прямо упоминается в Преамбуле к Конвенции и присущ объекту и цели статьи 8 Конвенции. Таким образом, закон должен быть адекватно доступен и предсказуем, то есть быть сформулирован с достаточной степенью точности, позволяющей индивиду при необходимости с помощью соответствующих консультаций регулировать свое поведение. Для того, чтобы внутригосударственное законодательство отвечало этим требованиям, оно должно обеспечивать надлежащую правовую защиту от произвола и, соответственно, достаточно четко указывать объем дискреционных полномочий, предоставленных компетентным органам, и порядок их осуществления (см. среди многих прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "M.M. против Соединенного Королевства" (M.M. v. United Kingdom) от 13 ноября 2012 г., жалоба N 24029/07, § 193). Следовательно, Европейскому Суду необходимо также убедиться в наличии адекватных и эффективных гарантий против злоупотреблений. Эта оценка зависит от всех обстоятельств дела, таких как характер дела, объем и продолжительность мер, основания, необходимые для их принятия, органы, уполномоченные разрешать, осуществлять и контролировать их, а также средства правовой защиты, предусмотренные внутригосударственным законодательством (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бенедик v. Словении" (Benedik v. Slovenia) от 24 апреля 2018 г., жалоба N 62357/14, § 125, и приведенные в нем примеры).

86. Европейский Суд также вновь подтверждает, что толкование и применение законодательства в первую очередь возлагается на органы власти государства-ответчика, в частности, на суды. Вместе с тем необходимо проверить, приводит ли толкование и применение внутригосударственного законодательства к последствиям, согласующимся с принципами Конвенции, как они толкуются с учетом прецедентного права Европейского Суда (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Коккиарелла против Италии" (Cocchiarella v. Italy), жалоба N 64886/01, §§ 81 и 82, ECHR 2006-V).

87. В настоящем деле власти Российской Федерации ссылались на статью 83 УИК РФ (см. выше § 33), статью 34 Закона о содержании под стражей (см. выше § 34), приказ Министерства юстиции Российской Федерации oт 4 сентября 2006 г. N 279 (в редакции от 17 июня 2013 г.) (см. выше §§ 39-40) и приказы Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации от 13 августа 2005 г. и 25 августа 2008 г. NN 759 и 533 соответственно (см. выше § 41) как на правовую основу обжалуемой меры (см. выше §§ 69 и 71).

88. Европейский Суд отмечает, что статья 83 УИК РФ наделяет администрацию пенитенциарных учреждений правом использовать аудиовизуальные, электронные и другие технические средства наблюдения и контроля за содержащимися под стражей лицами. Аналогичным образом статья 34 Закона о содержании под стражей устанавливает, что "аудио- и видеотехника может использоваться для целей наблюдения" за лицами, находящимися в предварительном заключении. Хотя эти правовые положения устанавливают общее правило, позволяющее администрациям пенитенциарных учреждений и следственных изоляторов прибегать к видеонаблюдению, они не содержат каких-либо дополнительных подробностей в этой связи. В них не указывается, например, должны ли места общего доступа, а также жилые сектора подлежать надзору, в какое время суток он должен осуществляться, его условия и продолжительность, применимые процедуры и тому подобное. Единственная обязанность, возложенная на администрацию пенитенциарных учреждений частью второй статьи 83 УИК РФ, заключается в информировании осужденных и получении их подписи в качестве подтверждения об использовании вышеупомянутых средств контроля и надзора.

89. Европейский Суд признает, что трудно достичь абсолютной определенности в формулировании законов и что необходимость избегать чрезмерной жесткости и идти в ногу с меняющимися обстоятельствами означает, что многие законы неизбежно формулируются в терминах, которые в бульшей или меньшей степени являются расплывчатыми (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сильвер и другие против Соединенного Королевства" (Silver and Others v. United Kingdom) от 25 марта 1983 г., § 88, Series A, N 61). Критерий предсказуемости не может быть истолкован как требующий, чтобы все детальные условия и процедуры, регулирующие вмешательство, были изложены в самом материальном праве, а требования "законности" могут быть выполнены, если вопросы, которые не могут быть удовлетворительно разрешены на основе материального права, изложены в актах более низкого статуса, чем законы (см. ibid., §§ 88-89 и 93-94, а также Постановление Европейского Суда по делу "Ассоциация "Экин" против Франции" (Association Ekin v. France), N 39288/98, § 46, ECHR 2001-VIII, и Постановление Европейского Суда по делу "Лебуа против Болгарии" (Lebois v. Bulgaria) от 19 октября 2017 г., жалоба N 67482/14, § 66). Следует отметить, что в данном случае часть третья статьи 83 УИК РФ предусматривает, что перечень технических средств контроля и надзора, а также порядок их использования устанавливаются иными правовыми актами и нормативными актами (см. выше § 33).

90. Что касается ссылки властей Российской Федерации на приказ Министерства юстиции Российской Федерации от 4 сентября 2006 г. N 279 (в редакции от 17 июня 2013 г.) (см. выше §§ 39-40) и на приказы Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации от 13 августа 2005 г. и 25 августа 2008 г. NN 759 и 533 соответственно (см. выше § 41), Европейский Суд отмечает, что рассматриваемые документы содержат чисто технические спецификации систем безопасности и контроля в пенитенциарных учреждениях и следственных изоляторах. Они устанавливают перечень технических средств охраны, наблюдения и контроля, в том числе систем видеонаблюдения в таких учреждениях, и детальные технические и инженерные стандарты в отношении этих средств. Они предусматривают, что каждая камера в пенитенциарных учреждениях и следственных изоляторах должна быть оборудована камерой видеонаблюдения, и описывают технические требования и характеристики, которым должна удовлетворять каждая камера (см. выше § 40). Однако указанные документы не устанавливают каких-либо методов, условий или процедур использования камер видеонаблюдения и поэтому не могут рассматриваться в качестве правового основания для применения меры, на которую подана жалоба в настоящем деле.

91. Европейский Суд далее отмечает, что в своих соответствующих решениях суды Российской Федерации также ссылались на приказ Министерства юстиции Российской Федерации N 204-дсп ("Для служебного пользования") от 3 ноября 2005 года в редакции приказа N 166-дсп ("Для служебного пользования") от 25 мая 2011 г. (см. выше §§ 27, 30, 35-38 и 44-55). Европейский Суд прежде всего подчеркивает, что рассматриваемый вопрос касается только следственных изоляторов и тюрем и поэтому явно не может служить правовой основой для оспариваемой меры, поскольку она применяется в пенитенциарных учреждениях других типов (см. выше § 32), например, к тому, в котором содержался второй заявитель (см. выше § 20).

92. Кроме того, рассматриваемый документ классифицируется как "Для служебного пользования", в результате чего его содержание не является доступным для широкой общественности. В то же время заявители признали, что по прибытии в соответствующие места содержания под стражей им было сообщено о том, что они будут находиться под постоянным видеонаблюдением (см. выше § 63). В этой связи Европейский Суд считает разумным предположить, что содержание рассматриваемого документа, по крайней мере, его соответствующая часть, являлась в достаточной мере доступной для заявителей (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Пасько против Российской Федерации" (Pasko v. Russia) от 22 октября 2009 г., жалоба N 69519/01* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2010. N 4 (примеч. редактора).), §§ 81-83, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Лебуа против Болгарии", § 67).

93. Европейский Суд далее отмечает, что в той мере, в которой соответствующая часть рассматриваемых приказов приводится в судебных решениях (см. выше §§ 46 и 52), она содержит только общее положение, в котором говорится о том, что "для целей видеонаблюдения могут использоваться видеокамеры". По существу данный фрагмент не более чем воспроизводит положения статьи 83 УИК РФ и статьи 34 Закона о содержании под стражей, но не уточняет их. В нем не установлены какие-либо конкретные правила, регулирующие условия, при которых оспариваемая мера может применяться и отменяться, ее продолжительность или процедура ее проверки. В этой связи следует также отметить, что Верховный Суд Российской Федерации на двух уровнях юрисдикции указывал, что рассматриваемый приказ устанавливает общие правила, направленные на обеспечение соблюдения режима в следственных изоляторах и пенитенциарных учреждениях, но не предусматривает какой-либо конкретной процедуры использования камер видеонаблюдения (см. выше §§ 49 и 54).

94. Что касается пенитенциарных учреждений, куда направляют лиц после вынесения обвинительного приговора, то частью первой статьи 83 УИК РФ предусмотрено использование аудиовизуальных, электронных и иных технических средств надзора и контроля для целей, среди прочего, "получения необходимой информации о поведении осужденных" (см. выше § 33). Однако ни в настоящей статье, ни в каких-либо иных нормативных правовых документах, доступных Европейскому Суду, не указывается, ограничивается ли получение такой информации мониторингом с помощью камер видеонаблюдения, или же эта информация записывается и хранится, и если да, то какие применимые гарантии и правила регулируют обстоятельства, при которых такие данные могут быть собраны, продолжительность их хранения, основания для их использования и обстоятельства, при которых они могут быть уничтожены (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "M.M. против Соединенного Королевства", §§ 199-206). Важное значение имеет тот фактор, что технические условия, утвержденные Министерством юстиции Российской Федерации, предусматривают техническую возможность хранения записей с системы видеонаблюдения в течение 30 дней (см. выше § 40). Европейский Суд напоминает, что законодательство государства - участника Конвенции должно также обеспечивать адекватные гарантии эффективной защиты сохраняемых персональных данных от неправомерного использования и злоупотреблений (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суд по делу "S. и Марпер против Соединенного Королевства" (S. and Marper v. United Kingdom), жалобы NN 30562/04 и 30566/04, § 103, ECHR 2008).

95. Что касается ссылки властей Российской Федерации на упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (по вопросу приемлемости жалобы) (см. выше § 79), в котором помещение заявителя под постоянное видеонаблюдение на срок около четырех с половиной месяцев было признано "необходимым в демократическом обществе в интересах общественной безопасности и для предотвращения беспорядков или преступлений", то Европейский Суд отмечает, что это дело отличается от настоящего. В первом случае оспариваемая мера была применена в отношении лица, содержащегося под стражей в индивидуальном порядке и обвиняемого в убийстве известного политика. Она была основана на подробных положениях законодательства Нидерландов, которые в свою очередь содержали исчерпывающий перечень оснований для применения такой меры и устанавливали применимую процедуру. В соответствии с этими правилами заключение заявителя под постоянное видеонаблюдение было предписано индивидуальными и обоснованными решениями компетентного должностного лица, с приложением необходимых медицинских документов, подтверждающих состояние психического здоровья заявителя и оценивающими наличие суицидальных тенденций в его поведении. Кроме того, каждое решение о помещении заявителя под постоянное видеонаблюдение ограничивалось двумя неделями, в результате чего проводился регулярный пересмотр этой меры (см. упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов").

96. Однако в настоящем деле помещение заявителей под постоянное видеонаблюдение не было основано на индивидуальном и обоснованном решении с указанием причин, которые оправдывали бы рассматриваемую меру с учетом преследуемых законных целей. Оспариваемая мера не была ограничена во времени, и администрация пенитенциарных учреждений или следственного изолятора, в зависимости от обстоятельств дела, не была обязана регулярно (или вообще) проверять обоснованность этой меры. Действительно, в законодательстве Российской Федерации, как представляется, не существует каких-либо оснований для принятия таких индивидуализированных решений, что было отмечено в Решении Верховного Суда Российской Федерации от 12 марта 2014 г.: существующая правовая база "не предусматривает принятия какого-либо индивидуализированного решения, разрешающего использование технических средств контроля и надзора" (см. выше § 48).

97. При таких обстоятельствах, хотя Европейский Суд готов признать, что оспариваемая мера имела определенную правовую основу в законодательстве Российской Федерации, он не убежден в том, что она была совместима с требованием "качества права". Наделяя администрации следственных изоляторов и пенитенциарных учреждений правом использовать видеонаблюдение, она не дает достаточно четкого определения объема этих полномочий и порядка их осуществления для того, чтобы обеспечить человеку адекватную защиту от произвола. Фактически согласно толкованию судов Российской Федерации действующее законодательство наделяет администрацию следственных изоляторов и пенитенциарных учреждений неограниченными полномочиями по водворению каждого лица в следственный изолятор или исправительное учреждение после вынесения обвинительного приговора под постоянное видеонаблюдение, безусловно, в любом отсеке учреждения, включая камеры, на неопределенный срок, то есть в круглосуточном режиме, без проведения периодических проверок. В настоящее время законодательство Российской Федерации практически не предусматривает гарантий от злоупотреблений со стороны должностных лиц.

98. Принимая во внимание вышеизложенное, хотя Европейский Суд был готов признать, с учетом обычных и разумных требований содержания под стражей, что может возникнуть необходимость в постоянном мониторинге определенных секторов следственных и пенитенциарных учреждений или некоторых содержащихся под стражей лиц, в том числе с помощью системы видеонаблюдения, он считает, что существующее в Российской Федерации законодательство нельзя рассматриваться как достаточно ясное, точное и конкретизированное, чтобы обеспечить надлежащую защиту от произвольного вмешательства властей в осуществление права заявителей на уважение их частной жизни.

99. Европейский Суд по этой причине считает, что обжалуемая мера не была "предусмотрена законом", как того требует пункт 2 статьи 8 Конвенции. Соответственно, отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, преследовала ли она какую-либо из законных целей, и была ли она "необходима в демократическом обществе", будучи соразмерной этим целям. В частности, Европейский Суд оставляет открытым вопрос о том, соответствует ли тот факт, что постоянное видеонаблюдение осуществлялось женщинами - операторами камер видеонаблюдения, требованиям пункта 2 статьи 8 Конвенции, поскольку, по его мнению, данный аспект являлся элементом пропорциональности предполагаемого вмешательства.

100. Следовательно, Европейский Суд приходит к выводу, что по делу имело место нарушение статьи 8 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции

101. Второй и третий заявители жаловались на то, что в нарушение статьи 13 Конвенции они не имели в своем распоряжении эффективных средств правовой защиты в связи с нарушением их права на уважение частной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции, в связи с постоянным видеонаблюдением за их камерами. Статья 13 Конвенции гласит:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

102. Власти Российской Федерации утверждали, что второй и третий заявители имели в своем распоряжении эффективные средства правовой защиты, поскольку они могли оспорить в суде любые действия администрации их пенитенциарных учреждений или следственного изолятора, включая законность и обоснованность постоянного видеонаблюдения за их камерами. Власти Российской Федерации не представили каких-либо дополнительных подробностей и, несмотря на явную просьбу Европейского Суда об этом, не привели никаких примеров из соответствующей судебной практики.

103. Второй и третий заявители утверждали, что власти Российской Федерации не указали какого-либо эффективного средства правовой защиты, которое, по их утверждению, имелось в распоряжении заявителей, и не привели примеров из судебной практики, которые бы продемонстрировали практическую эффективность таких средств правовой защиты в их ситуации. Кроме того, третий заявитель утверждал, что фактически он возбудил дело против администрации следственного изолятора в связи с видеонаблюдением, но безрезультатно.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

104. Европейский Суд повторяет, что статья 13 Конвенции применяется только в тех случаях, когда лицо представляет "обоснованное требование", что является жертвой нарушения конвенционного права (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бойл и Райс против Соединенного Королевства" (Boyle and Rice v. United Kingdom) от 27 апреля 1988 г., § 52, Series A, N 131). С учетом его вывода, изложенного выше относительно статьи 8 Конвенции, Европейский Суд считает, что второй и третий заявители представили такое требование по смыслу статьи 13 Конвенции.

105. Он также считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Кроме того, она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

106. Европейский Суд вновь констатирует, что статья 13 Конвенции гарантирует наличие внутригосударственного средства правовой защиты для обеспечения соблюдения основных прав и свобод, закрепленных в Конвенции, в какой бы форме они ни были обеспечены. Объем обязательств Договаривающихся Государств по статье 13 Конвенции варьируется в зависимости от характера жалобы заявителя. Однако средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть "эффективным" как на практике, так и в законодательстве. "Эффективность" "средства правовой защиты" по смыслу статьи 13 Конвенции не зависит от уверенности в благоприятном исходе дела для заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Войнов против Российской Федерации" (Voynov v. Russia) от 3 июля 2018 г., жалоба N 39747/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2019. N 8 (примеч. редактора).), § 38, с дальнейшими ссылками).

107. В настоящем деле, хотя в целом утверждая, что второй и третий заявители имели в своем распоряжении эффективные внутригосударственные средства правовой защиты в отношении их жалоб в соответствии со статьей 8 Конвенции, власти Российской Федерации не указали, какие значимые средства правовой защиты были им доступны, и не привели каких-либо примеров судебной практики, способных подтвердить эффективность данных средств на практике. В частности, не было продемонстрировано, что лицо, находящееся под постоянным видеонаблюдением в предварительном заключении или под стражей после вынесения обвинительного приговора, может добиться судебной проверки законности и обоснованности оспариваемой меры в связи с соображениями, касающимися права на уважение его частной жизни.

108. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его сложившейся прецедентной практикой эффективным средством правовой защиты, требуемым в соответствии со статьей 13 Конвенции, является такое средство правовой защиты, при котором внутригосударственный орган, рассматривающий дело, должен проверить существо жалобы по Конвенции. В случаях, связанных со статьей 8 Конвенции, это означает, что орган власти государства-ответчика должен определить баланс при в установлении того, отвечало ли вмешательство в осуществление прав граждан насущной общественной необходимости, и было ли оно соразмерно преследуемым законным целям, то есть было ли оно равносильно обоснованному ограничению их прав (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Войнов против Российской Федерации", § 42). Что касается оспариваемой меры в настоящем деле, то соответствующие судебные решения свидетельствуют о том, что суды государства-ответчика, в том числе самого высокого уровня, Конституционный Суд Российской Федерации и Верховный Суд Российской Федерации, как правило, считают постоянное видеонаблюдение необходимым элементом наказания осужденных, которым назначено наказание в виде лишения свободы, а также частью механизма, который обеспечивает личную безопасность лиц, содержащихся под стражей, и сотрудников соответствующих учреждений, выполнение заключенными своих обязанностей и обязательств и соблюдение режима содержания под стражей (см. выше §§ 28, 43, 48 и 53). Таким образом, очевидно, что внутригосударственное законодательство в том виде, в каком оно толкуется судами, не предполагает какого-либо уравновешивающего действия или не позволяет лицу добиться судебной проверки соразмерности его помещения под постоянное видеонаблюдение с основополагающими интересами в обеспечении неприкосновенности его частной жизни.

109. Европейский Суд учитывает тот факт, что ранее в ряде дел он устанавливал, что статья 13 Конвенции не может толковаться как требующая наличия средства правовой защиты против положений законодательства государства - участника Конвенции, поскольку в противном случае Европейский Суд налагал бы на Договаривающиеся Государства требование инкорпорировать Конвенцию во внутреннее право (см. Постановление Европейского Суда по делу "Островар против Республики Молдова" (Ostrovar v. Moldova) от 13 сентября 2005 г., жалоба N 35207/03, § 113, Постановление Европейского Суда по делу "Гринс и M.T. против Соединенного Королевства" (Greens and M.T. v. United Kingdom), жалобы NN 60041/08 и 60054/08* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 1 (примеч. переводчика).), §§ 90-92, ECHR 2010 (извлечения), а также Постановление Европейского Суда по делу "Сабо и Виши против Венгрии" (Szabу and Vissy v. Hungary) от 12 января 2016 г., жалоба N 37138/14* (* См.: там же. N 7 (примеч. переводчика).), § 93). Однако основная суть жалобы заявителей в данном случае заключается в отсутствии каких-либо значимых способов возмещения ущерба, доступных им на внутригосударственном уровне в отношении их конкретной ситуации, то есть их помещения под постоянное видеонаблюдение в пенитенциарном учреждении и следственном изоляторе, что отрицательно сказалось на их частной жизни.

110. С учетом вышеизложенного Европейский Суд считает, что второй и третий заявители не имели в своем распоряжении эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в связи с их жалобами в соответствии со статьей 8 Конвенции о постоянном видеонаблюдении в нарушение статьи 13 Конвенции.

IV. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

A. Жалоба N 27057/06

111. Первый заявитель подал жалобу в соответствии со статьей 3 Конвенции на условия его содержания в тюрьме УП-288/Т. Он жаловался, в частности, на отсутствие электричества в розетках между 22.00 и 6.00, неудовлетворительное состояние санузла в его камере и слишком громкую музыку, игравшую во время его ежедневных прогулок. Он также утверждал, что пол в его камере был сделан из бетона и что его кровать была слишком короткой для него. Первый заявитель, кроме того, жаловался в соответствии со статьями 6, 7 и 14 Конвенции на результаты уголовного разбирательства по его делу. В частности, он жаловался на неправильное, по его утверждению, применение закона в отношении него и на тот факт, что он был приговорен к пожизненному заключению с отбыванием наказания в учреждении строгого режима вместо лишения свободы на определенный срок в учреждении менее строгого режима. Он также жаловался на то, что состав суда первой инстанции по его делу был незаконным и что материальное уголовное право было дискриминационным, поскольку ему никогда бы не было назначено наказание в виде пожизненного заключения, если бы он был женщиной.

112. Принимая во внимание все имеющиеся в его распоряжении материалы, а также в той мере, в которой нарушения, на которые подана жалоба, относятся к его компетенции, Европейский Суд считает, что они не свидетельствуют о каком-либо нарушении прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Из этого следует, что данная часть жалобы является явно необоснованной для рассмотрения по существу и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

B. Жалоба N 56443/09

113. Второй заявитель жаловался в соответствии со статьями 3 и 8 Конвенции на то, что он не мог совершать прогулки и физические упражнения на свежем воздухе в тюрьме УП-288/T в зимнее время, поскольку администрация этого учреждения не обеспечила его соответствующей зимней обувью.

114. Власти Российской Федерации оспорили утверждения второго заявителя как не заслуживающие доверия и необоснованные. Они предоставили копию камерной карточки заявителя, из которой следовало, что по прибытии в соответствующее пенитенциарное учреждение он получил ряд предметов одежды и обуви, включая пару ботинок и туфель, и подписал соответствующие документы.

115. Европейский Суд отмечает, что заявитель не подтвердил свои утверждения какими-либо документальными доказательствами, например, заявлениями, написанными его сокамерниками, или, если последнее было невозможно, копиями его жалоб администрации пенитенциарного учреждения. Власти Российской Федерации представили доказательства, свидетельствующие о том, что второму заявителю была предоставлена стандартная одежда и обувь, и тем самым опровергли его утверждения. При данных обстоятельствах Европейскому Суду не представлялось возможным сделать вывод о том, что второй заявитель предъявил очевидные доказательства в отношении предполагаемого отказа администрации тюрьмы УП-288/T предоставить ему подходящую зимнюю обувь (см. для сравнения Решение Европейского Суда по делу "Брагин против Российской Федерации" (Bragin v. Russia) от 28 января 2010 г., жалоба N 8258/06).

116. Исходя из вышеизложенного Европейский Суд считает, что данная часть жалобы должна быть отклонена как явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

V. Применение статей 41 и 46 Конвенции

117. В соответствующих частях статьи 41 и 46 Конвенции предусматривают следующее:

"Статья 41

Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне...

Статья 46

1. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами.

2. Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением...".

A. Ущерб

118. Заявители требовали компенсации причиненного им морального вреда. В частности, первый заявитель требовал присудить ему 71 400 евро, второй заявитель - 20 000 евро и третий заявитель - 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

119. Власти Российской Федерации оспорили эти требования как необоснованные и явно завышенные. Они утверждали, что установление Европейским Судом какого-либо нарушения в настоящем деле само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией морального вреда.

120. Европейский Суд повторяет приведенные выше мнения о том, что существующая в Российской Федерации правовая основа не может рассматриваться как достаточно ясная, точная и конкретизированная, чтобы обеспечить надлежащую защиту от произвольного вмешательства властей в осуществление права граждан на уважение их частной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции. Он также констатирует, что заявители не имели в своем распоряжении эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в соответствии со статьей 13 Конвенции в отношении их жалобы по статье 8 Конвенции. Власти Российской Федерации будут осуществлять под надзором Комитета министров Совета Европы такие меры, которые они сочтут целесообразными для обеспечения права заявителей и других лиц, находящихся в аналогичном положении, на уважение их частной жизни, с тем, чтобы выполнить свое юридическое обязательство в соответствии со статьей 46 Конвенции. Таким образом, неизбежно, что настоящее Постановление Европейского Суда будет иметь последствия, выходящие за пределы данного конкретного дела. С учетом этих обстоятельств Европейский Суд считает, что установление факта нарушения с вытекающими последствиями представляет собой в настоящем деле достаточную справедливую компенсацию за любой моральный ущерб, причиненный заявителями (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Норрис против Ирландии" (Norris v. Ireland) от 26 октября 1988 г., § 50, Series A, N 142, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кристин Гудвин против Соединенного Королевства" (Christine Goodwin v. United Kingdom), жалоба N 28957/95, § 120, ECHR 2002-VI, и упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "S. и Марпер против Соединенного Королевства", § 134).

B. Судебные расходы и издержки

121. Второй и третий заявители также требовали присудить им возмещение судебных расходов и издержек, связанных с разбирательством их дел в Европейском Суде.

122. В частности, второй заявитель требовал присудить ему 1 800 евро, что соответствовало 12 часам работы его представителя по ставке 150 евро в час. В соответствующем требовании указывалось, что данная сумма включает 300 евро за два часа изучения материалов дела, 300 евро за два часа подготовки письменной корреспонденции и 1 200 евро за подготовку замечаний и изучение внутригосударственной и международной практики.

123. Третий заявитель требовал присудить ему 2 850 евро, что соответствовало 19 часам работы его представителя по ставке 150 евро в час, включавшей изучение документов, подготовку письменной корреспонденции, замечаний и изучение внутригосударственной и международной практики.

124. Власти Российской Федерации оспорили требования этих двух заявителей. Они указали, в частности, что данные требования не были подкреплены какими-либо официальными документами, касавшимися размера заработной платы представителей заявителей и подтверждающими объем выполненной ими работы.

125. В соответствии с прецедентным правом Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той мере, в которой было доказано, что они были фактически и действительно понесены и являлись разумными по размеру (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Иатридис против Греции" (Iatridis v. Greece) (справедливая компенсация), жалоба N 31107/96, § 54, ECHR 2000-XI, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Тарахель против Швейцарии" (Tarakhel v. Switzerland) от 4 ноября 2014 г., жалоба N 29217/12, § 142). В настоящем деле, принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении документы и вышеуказанные критерии, Европейский Суд соглашается с тем, что требования второго и третьего заявителей соответствуют вышеупомянутым критериям, и считает разумным удовлетворить их требования в полном объеме. В связи с этим Европейский Суд присуждает второму заявителю 1 800 евро и 2 000 евро третьему заявителю, что соответствует запрашиваемым им суммами за вычетом 850 евро, уже выплаченных их представителям в рамках оказания им юридической помощи, в качестве возмещения расходов, понесенных при разбирательстве их дел в Европейском Суде. Указанные суммы должны быть перечислены непосредственно на банковские счета представителей заявителей.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

126. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Европейский Суд:

1) решил единогласно объединить жалобы для рассмотрения в одном производстве;

2) объявил единогласно жалобы в соответствии со статьей 8 Конвенции на постоянное видеонаблюдение в камерах заявителей, а также жалобу по статье 13 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции, относительно отсутствия эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в этом отношении приемлемыми для рассмотрения по существу, а в остальной части - неприемлемыми;

3) постановил единогласно, что по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции;

4) постановил единогласно, что по делу было допущено нарушение статьи 13 Конвенции, взятой во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции;

5) постановил пятью голосами "за" при двух - "против", что установление факта нарушения Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией морального вреда, причиненного заявителями;

6) постановил единогласно, что:

(a) власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить второму и третьему заявителям 1 800 (одну тысячу восемьсот) и 2 000 (две тысячи) евро соответственно, подлежащие переводу в рубли по курсу, действующему на дату выплаты, плюс любые налоги, которые могут быть начислены на указанные суммы. Эти суммы должны быть перечислены непосредственно на банковские счета представителей заявителей;

(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанные суммы должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

7) отклонил пятью голосами "за" при двух - "против" оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 2 июля 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагается отдельное мнение судьи Хелен Келлер, к которому присоединился судья Винсент А. де Гаэтано.

Частично особое мнение судьи Хеллен Келлер, к которому присоединился судья Винсент А. де Гаэтано

1. При всем уважении я не согласна с содержанием § 120 настоящего Постановления и с выводом о том, что признание нарушения статей 8 и 13 Конвенции составляет достаточную справедливую компенсацию любого морального вреда, причиненного заявителям.

2. Европейский Суд установил, что постоянный контроль камер видеонаблюдения за заявителями, находившимися под стражей, нарушил их право на частную жизнь по смыслу статьи 8 Конвенции (см. §§ 98-100 настоящего Постановления). В частности, Европейский Суд постановил, что законодательство Российской Федерации, касающееся видеонаблюдения в тюрьмах, не соответствует требованиям "качества закона" Конвенции. Рассматриваемая система "наделяет администрацию следственных изоляторов и пенитенциарных учреждений неограниченными полномочиями по помещению каждого лица в следственный изолятор или исправительное учреждение после вынесения обвинительного приговора под постоянное, безусловное, в любом отсеке учреждения, включая камеры, на неопределенный срок, то есть круглосуточное, видеонаблюдение без проведения периодических проверок (см. § 97 настоящего Постановления). Закон не предусматривает каких-либо судебных или иных гарантий против злоупотреблений. Кроме того, Европейским Судом было установлено нарушение статьи 13 Конвенции на том основании, что на внутригосударственном уровне не существует эффективного средства правовой защиты, позволяющего пострадавшим оспаривать видеонаблюдение по соображениям, связанным с правом на уважение частной жизни (см. § 110 настоящего Постановления). Мы согласны с этими выводами. Однако, к нашему удивлению, не было присуждено какого-либо возмещения за моральный ущерб в качестве справедливой компенсации. Это, на мой взгляд, является серьезной ошибкой.

3. Большинство судей поясняют, что, поскольку "Постановление Европейского Суда будет иметь последствия, выходящие за пределы данного конкретного дела" (то есть изменит соответствующую правовую и (или) административную базу в Российской Федерации), "установление факта нарушения с вытекающими последствиями представляет собой в настоящем деле достаточную справедливую компенсацию за любой моральный ущерб, причиненный заявителям" (см. § 120 настоящего Постановления). Данный довод является неубедительным. Такой вывод равносилен наказанию заявителей, жалобы которых рассматриваются Европейским Судом как требующие структурных изменений в соответствующем государстве - участнике Конвенции. Напротив, Европейскому Суду следует поддерживать таких заявителей, чьи жалобы проливают свет на системные нарушения Конвенции, и которые стремятся к индивидуализированному правосудию.

4. Гротескный вывод большинства судей в настоящем деле заключается в том, что системное нарушение Конвенции становится менее затратным для властей государств-ответчиков, чем нарушение, затрагивающее только определенных лиц. Я не могу согласиться с такой безнаказанностью властей. Учитывая широко распространенное влияние властей государств-ответчиков, следует всеми доступными средствами препятствовать им в системных нарушениях Конвенции. Такое препятствование должно включать, если того требуют обстоятельства дела, принятия решения о компенсации морального вреда. Подобное решение не только компенсировало бы ущерб, причиненный отдельным заявителям, но и стимулировало бы власти государств-ответчиков к скорейшему и эффективному выполнению своих обязательств по Конвенции.

5. Отказ присудить компенсацию морального вреда также противоречит многочисленным постановлениям Европейского Суда, в которых деятельность по надзору, осуществляемая вне четкой и всеобъемлющей правовой базы, приводила к выводу о нарушении статьи 8 Конвенции и присуждению компенсации морального вреда (см. Постановление Европейского Суда по делу "Вукота-Бойич против Швейцарии" (Vukota-Bojic v. Switzerland), жалоба N 61838/10, §§ 73-77, 105, ECHR 2016, Постановление Европейского Суда по делу "Валентино Акатриней против Румынии" (Valentino Acatrinei v. Romania), жалоба N 18540/04, §§ 61, 96, ECHR 2013, Постановление Европейского Суда по делу "Копланд против Соединенного Королевства" (Copland v. United Kingdom), жалоба N 62617/00* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 7 (примеч. переводчика).), §§ 45-49, 53-55, ECHR 2007, а также Постановление Европейского Суда по делу "Хэлфорд против Соединенного Королевства" (Halford v. United Kingdom), жалоба N 20605/92, § 75, ECHR 1997). Стоит оговориться, что указанные случаи касались наблюдения за пределами пенитенциарной системы. Тем не менее, как отмечается самим Европейским Судом в § 81 настоящего Постановления, устоявшимся подходом является следующий: "...содержащиеся под стражей лица в целом продолжают пользоваться всеми основными правами и свободами, гарантированными Конвенцией, за исключением права на свободу, когда законно назначенное содержание под стражей прямо попадает под действие статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Херст против Соединенного Королевства (N 2)" (Hirst v. United Kingdom (N 2)), жалоба N 74025/01* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2015. N 10 (примеч. редактора).), § 69, ECHR 2005-IX)". Иными словами, лицо, содержащееся под стражей, "не лишается своих конвенционных прав только из-за своего статуса содержащегося под стражей лица, включая права, гарантированные статьей 8 Конвенции, поэтому ограничения этих прав должны быть обоснованы в каждом конкретном случае (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia) от 30 июня 2015 г., жалоба N 41418/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 9 (примеч. переводчика).), §§ 106 и 116-117, и приведенные в них примеры)". Следовательно, право на уважение частной жизни таких лиц не должно рассматриваться иначе, нежели право лиц, находящихся за пределами пенитенциарной системы.

6. Непосредственное цитирование статьи 41 Конвенции еще сильнее подтверждает эту позицию. Проблема формулировки статьи 41 Конвенции ранее обсуждалась в особом мнении по делу "Николова против Болгарии" (Nikolova v. Bulgaria) (Постановление Большой Палаты Европейского Суда, жалоба N 31195/96, ECHR 1999-II), а также в Постановлении Европейского Суда по делу "Гафа против Мальты" (Gafа v. Malta) (жалоба N 54335/14, ECHR 2018). Статья 41 Конвенции гласит: "Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне" (курсив добавлен мною. - Х.К.). Таким образом, статья 41 Конвенции устанавливает два условия для присуждения справедливой компенсации. Во-первых, должно быть установлено нарушение, которое в данном конкретном случае является бесспорным, и, во-вторых, должно отсутствовать полное возмещение нарушения в национальной системе. Это второе условие также соблюдается в рассматриваемом деле, поскольку Европейский Суд установил, что власти Российской Федерации нарушили статью 13 Конвенции непредоставлением каких-либо эффективных средств правовой защиты в связи с нарушением статьи 8 Конвенции. По этой причине мы не можем не согласиться с выводом судьи Бонелло в его особом мнении по делу "Николова против Болгарии":

"В делах, подобных настоящему, когда внутреннее право не предусматривает никакого удовлетворения вообще, условие "в случае необходимости" [из формулировки статьи 41] становится неуместным, и Конвенция вообще не оставляет Европейскому Суду никакого усмотрения относительно того, взыскивать компенсацию или нет".

7. По вышеизложенным причинам Европейский Суд должен был бы обеспечить полное правосудие в отношении заявителей путем присуждения в их пользу определенной суммы в качестве компенсации морального вреда независимо от более широких системных последствий нарушения статьи 8 Конвенции.