Принципы справедливости и доверия к суду как фундаментальные принципы частного права (Г.А. Гаджиев, журнал "Вестник экономического правосудия", N 4, апрель 2017 г.)

Принципы справедливости и доверия к суду как фундаментальные принципы частного права

Г.А. Гаджиев,

судья Конституционного Суда РФ,

научный руководитель факультета права НИУ

"Высшая школа экономики" (Санкт-Петербург),

доктор юридических наук

Журнал "Вестник экономического правосудия", N 4, апрель 2017 г., с. 65-87.

1. Принцип справедливости, как ни странно, не очень популярен в российской науке частного права. Всем нам известны идеи И.А. Покровского о судейском усмотрении. Закон, как писал классик гражданского права, не действует механически, для своего осуществления в жизни он нуждается в живом посреднике, который применит его к конкретным случаям. При этом суд не является простым счетным или логическим механизмом, он также имеет свой разум и свои убеждения о справедливом и должном...

Несмотря на всякие учения о безусловном главенстве закона, в действительности судья никогда не был и никогда не может стать простым механическим применителем закона, логической машиной, автоматически выносящей свои решения. Его деятельность всегда имеет творческий элемент, и игнорировать последний - значит создавать себе вредную фикцию, закрывать глаза перед неустранимой реальностью. Закон и суд - не две враждебные силы, а два одинаково необходимых фактора юрисдикции. Оба они имеют одну и ту же цель - достижение материально справедливого; закон для этого нуждается в живом дополнении и соратнике в лице судьи*(1).

Мне кажется, два принципа частного права - принцип справедливости и принцип доверия к суду - можно рассматривать не изолированно, а в их сцеплении, во взаимосвязи их действия, создающей кумулятивный эффект.

В орбиту исследования необходимо включить давно обсуждаемые в гражданском праве идеи о предпочтительности детального, конкретизированного правового регулирования (так называемая жесткая правовая модель) или гибкой системы регулирования, широко использующей "каучуковые формулировки", а по сути юридические нормы, больше напоминающие нормы-принципы.

Рамки статьи императивно требуют фокусировки внимания на каких-то отдельных сторонах, моментах принципа справедливости в частном праве. Недавно принятое постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности положений ст. 1301, 1311 и п. 4 ст. 1515 ГК РФ в связи с запросами Арбитражного суда Алтайского края дает хорошую эмпирическую базу для дедуктивных рассуждений о принципе взаимного обоснования правовых последствий*(2) в частноправовых имущественных отношениях, являющемся элементом богатого по содержанию принципа справедливости в частном праве.

Вне всякого сомнения, у него есть философское основание, и это, конечно, "Никомахова этика" Аристотеля*(3), в которой великий философ дает определение правосудному как законному и справедливому (книга 5). Правосудность связана с распределением, позже появились представления о дистрибутивной и корректирующей справедливости, основанные на идее Аристотеля. Это понимание связи юриспруденции с этической категорией справедливости возникло в период классического римского права (I-III в. н.э.). В известнейшем учебнике римского права*(4) и в Дигестах цели правосудия увязаны со справедливостью - justitia colimnus (дословно "взращивание справедливости"). Как мне кажется, это пример образного мышления (как в физическом мире необходимо взращивать хлеб насущный, без которого не может обойтись тело человека, так и без справедливости как идеи невозможна социальная жизнь).

В этих двух словах проявляется гений латинского юридического языка. Он очень информативен: зная смыслы латинских юридических терминов, легко обнаруживаются общие познавательные структуры юриспруденции и этики, логики и даже математики. Если заняться генеалогией идей о справедливости, то глубоко в нижних пластах знаний окажутся не только идеи Аристотеля из его "Этики" (книга 5), но и идеи Фомы Аквинского, труды знаменитых испанских теологов и схоластов (Франсиско де Виториа, Доминго де Сото, Мельхиор Кано, Франциско Суарес и др.), юридические труды Гуго Гроция и Томаса Гоббса. И наконец, современные представления о справедливости - Джона Роулза, Джона Финниса, Рональда Дворкина, Герберта Харта.

Аристотелевская дихотомия, т.е. выделение двух типов справедливости, предполагает, что (а) дистрибутивная справедливость является инструментом распределения - материальные (деньги, вещи) и нематериальные блага (почести и т.д.) в обществе, (б) распределительная, коррективная справедливость носит дополнительный характер. Ее домен - юридический мир: заключение договоров и ответственность по обязательствам, наказание за нарушение, поиск юридической измерительной линейки, соизмеримость нарушения и наказания.

На мой взгляд, "мораль", которую можно извлечь из решения Конституционного Суда РФ о так называемых штрафных убытках, подтверждает вывод, к которому пришел известный европейский цивилист Хельмут Коциоль, преподавший один из основных уроков политики права: "В случаях, когда законодатель чрезмерным образом посредством жестких, детализированных правил пытается ограничить способность суда к маневрам, в конечном счете он достигает обратного результата, приводя к меньшей правовой определенности, чем в случае с более эластичными положениями"*(5).

2. Поставленная мною цель - описать отдельные аспекты (моменты) принципов справедливости и доверия к суду с использованием в качестве иллюстрации решения Конституционного Суда РФ о "штрафных убытках" - предполагает последовательное описание сути возникшего конфликта норм ГК РФ и Конституции РФ, выяснение нормативного контекста появления в российском гражданском законодательстве нового института нормативно установленных и карательных по целям убытков, что потребует изучения как законодательства США, так и Принципов европейского деликтного права, и, естественно, комментирования важной правовой позиции Конституционного Суд РФ о принципе доверия к суду и о принципе справедливости в частном праве.

Итак, в Конституционный Суд РФ поступили два запроса Арбитражного суда Алтайского края.

Первый запрос. ООО "Квадро-Паблишинг", которому были переданы по договору авторские и смежные права на музыкальные произведения и фонограммы песен Стаса Михайлова, содержащиеся на контрафактном МР3-диске в торговой точке, принадлежавшей на тот момент индивидуальному предпринимателю Любивой Ю.В., обратилось в арбитражный суд с иском о взыскании с данного индивидуального предпринимателя суммы денежной компенсации за нарушение исключительных прав на музыкальные произведения.

Исходя из конкретных фактических обстоятельств (незначительность нарушения, тяжелое материальное положение ответчика, в том числе необходимость продолжительного затратного лечения больного ребенка и т.п.), арбитражный суд расценил продажу аудиодиска с большим количеством музыкальных произведений как продажу одной партии однотипных товаров и, применив, в частности, п. 3 ст. 1252 и ст. 1301 ГК РФ, удовлетворил иск частично - в сумме 15 тыс. руб.

Постановлением Суда по интеллектуальным правам от 28.01.2016 данные судебные постановления были отменены в связи с неправильным применением ст. 10, 1252, 1301 и 1311 ГК РФ, дело направлено на новое рассмотрение. При этом Суд по интеллектуальным правам, сославшись, в частности, на п. 1 ст. 4 ГК РФ, а также на правовые позиции Конституционного Суда РФ в отношении придания обратной силы закону как исключительного типа его действия во времени (в том числе на определение КС РФ от 02.07.2015 N 1539-О), сделал вывод о том, что положения п. 3 ст. 1252 ГК РФ в редакции Федерального закона от 12.03.2014 N 35-ФЗ не подлежат применению в данном деле. Одновременно суд кассационной инстанции указал следующее: каждое из музыкальных произведений и фонограмм, содержащихся на спорном диске, является самостоятельным объектом авторских и смежных прав; суд обязан взыскать сумму компенсации не ниже низшего предела в размере 10 тыс. руб. за одно нарушение, установленного ст. 1301, подп. 1 ст. 1311, подп. 1 п. 4 ст. 1515 или подп. 1 п. 2 ст. 1537 ГК РФ; минимальный установленный законом размер компенсации, подлежащий взысканию за каждый факт нарушения исключительных прав общества "Квадро-Паблишинг", составляет 10 тыс. руб.

Второй запрос. В нем Арбитражный суд Алтайского края просит проверить конституционность п. 4 ст. 1515 "Ответственность за незаконное использование товарного знака" ГК РФ (по существу - подп. 1 данного пункта), согласно которому за подобное использование по своему выбору правообладатель вправе требовать от нарушителя вместо возмещения убытков выплаты компенсации в размере от 10 тыс. до 5 млн. руб., определяемом по усмотрению суда исходя из характера нарушения.

По мнению Арбитражного суда Алтайского края, данные законоположения подлежат применению в рассматриваемом им деле N А03-21306/2015, в котором суд объединил иски акционерного общества "Аэроплан" к девяти индивидуальным предпринимателям г. Барнаула о взыскании сумм компенсаций за нарушение его исключительного права на товарные знаки, воспроизводящие персонажей и символы мультсериала "Фиксики", в размере от 29 тыс. 980 руб. до 60 тыс. руб. с каждого.

Ответчики по данному делу нарушили права на товарные знаки при продаже: DVD-диска "Фиксики" (5 товарных знаков, зарегистрированных в отношении товаров 16-го класса МГТУ), наборов игрушек (5 товарных знаков - 5 случаев нарушения; 4 товарных знака - 1 случай нарушения; 6 товарных знаков - 2 случая нарушения), рюкзаков "Фиксики" (5 товарных знаков), что было подтверждено закупками, произведенными в принадлежащих этим индивидуальным предпринимателям торговых точках в июле-сентябре 2013 г.

Представитель истца по доверенности - некоммерческое партнерство "Красноярск против пиратства" - обратилось к индивидуальным предпринимателям с исковыми заявлениями о взыскании компенсации; возбужденные Арбитражным судом Алтайского края дела в дальнейшем были объединены в одно дело.

В отзывах на иски ответчики заявили, что суммы предъявленных к ним требований несоразмерны неблагоприятным имущественным последствиям, понесенным правообладателем вследствие продажи контрафактных товаров, на которые незаконно нанесены товарные знаки истца, а также указали на свое тяжелое материальное положение, наличие у них на иждивении несовершеннолетних либо престарелых членов семей, плохое состояние здоровья и проч.

Арбитражный суд Алтайского края 22.06.2016 вынес определения о направлении в Конституционный Суд РФ рассматриваемого запроса, а также о приостановлении производства по делу до рассмотрения запроса Конституционным Судом.

По существу данное дело судом не рассматривалось, решение не выносилось; арбитражный суд ставит вопрос о проверке конституционности законоположений, подлежащих, по его мнению, применению в конкретном деле.

В материалах дела по второму запросу имеется отзыв индивидуального предпринимателя Шведенко Г.А., в котором она подчеркивала следующие обстоятельства. Согласно ГК РФ обращаться за защитой исключительного права на товарный знак в суд можно только после его государственной регистрации. Товарные знаки N 502205 "Нолик" и N 502206 "Симка" в государственном реестре товарных знаков зарегистрированы 13.12.2013, а опубликованы 12.04.2014. Закупка спорного товара была произведена 31.07.2013, поэтому она не могла знать о нарушении прав истца на момент приобретения и реализации товара данных двух знаков. Товарные знаки N 489248 "Папус" и N 489244 "Мася" в государственном реестре товарных знаков зарегистрированы 07.06.2013, а опубликованы 12.07.2013. Индивидуальный предприниматель закупила товар 10.04.2013 (фактура прилагается), на момент приобретения спорного товара она не могла знать о нарушениях прав истца еще на два товарных знака.

В связи с этим получает актуальность еще один аспект - об учете субъективной стороны при привлечении к ответственности в виде взыскания компенсации. В запросах ставился вопрос о проверке конституционности ст. 1301 и 1311 ГК РФ в той их части, в какой правообладатель имеет право требовать с нарушителей исключительных авторских прав и исключительных смежных прав вместо возмещения убытков выплаты компенсации в размере не менее 10 тыс. руб. за каждый случай неправильного использования товарного знака (второй запрос).

Авторы первого запроса усматривают конституционно-правовую неопределенность положений ст. 1301 и 1311 ГК о компенсации в твердой сумме в том, что при множественности нарушений суд не имеет возможности уменьшить размер компенсации таким образом, что он будет ниже низшего предела (10 тыс. руб.) за каждый из результатов интеллектуальной деятельности. Однако общее правило, в соответствии с которым компенсация назначается "в пределах, установленных настоящим Кодексом", предусмотрено п. 3 ст. 1252 ГК. В ст. 1301, 1311 и других статьях ГК о компенсации это положение реализовано и конкретизировано.

В результате в запросах можно выделить два взаимосвязанных вопроса: 1) о возможности суда в случае множественности нарушений выйти за пределы нижней границы компенсации, определяемой в твердой сумме (в настоящее время по всем видам результатов интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации она составляет 10 тыс. руб.); 2) о возможности учета тяжелого материального положения ответчика при определении суммы компенсации, подлежащей взысканию.

3. Норма о карательных убытках заимствована из законодательства США, где взыскание наказательных убытков (punitive statutory damages) является широко распространенной практикой. Но, в отличие от законодательства США, которое предусматривает, что в случае, если будет доказано, что нарушитель не знал о противоправном характере своих действий, сумма наказательных убытков снижается в три раза, в ГК РФ субъективная сторона не учитывается, поскольку нижняя граница компенсации носит жесткий характер.

Из-за того, что оспоренные положения являются результатом рецепции, необходимо предварительно рассмотреть их юридическую природу в тех странах, которые послужили примером для подражания. Необходимо также исследовать международные обязательства Российской Федерации, в силу которых, вероятно, состоялась рецепция (и это прежде всего Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности; далее - Соглашение по ТРИПС).

Поскольку состоялась рецепция правового института системы стран общего права в страну континентального права, важно понять, в какой степени новый для РФ институт совместим с континентальным гражданским правом и воспринят ли институт карательных убытков в других странах континентальной Европы.

В законодательстве США о деликтах punitive damages считаются способом защиты частных лиц от деликтов, целью которого одновременно является (1) наказание и (2) профилактика антисоциального поведения. В США, в законодательстве которых не проводится столь последовательно, сколь в континентальной Европе, деление права на публичное и частное, законодательство о деликтах устанавливает субъективные стандарты, необходимые для присуждения компенсации карательных убытков: для этого в поведении правонарушителя должна быть не простая небрежность, а безответственное поведение ответчика, грубое пренебрежение рисками возникновения вреда частным лицам и обществу*(6).

В доктрине США punitive damages постоянно подвергаются критике, в частности потому, что (1) они являются уголовной мерой ответственности, налагаемой судом в процедуре гражданского судопроизводства, т.е. без предоставления более строгих гарантий прав нарушителя, которые существуют в уголовном процессе; (2) размер их трудно поддается судебному контролю, и потому они могут становиться явно несправедливыми; (3) они создают значительные риски в процессе правоприменения; (4) эти меры сдерживания часто превращаются в экстракомпенсаторные, приводящие к сверхдоходам истца, создающие у него антисоциальные стимулы.

Основная концепция punitive damages проявляется в цели этого института и состоит в наказании ответчика за совершение противоправных антиобщественных действий, т.е. цель совпадает с целями норм уголовного права. Основное противоречие в том, что punitive damages уплачиваются за вред, причиненный обществу в целом, но сумма компенсации поступает в доход правообладателя.

Карательные убытки имеют черты сходства с комбинированными убытками в английском праве (aggravated damages), которые служат цели получения дополнительной компенсации за нравственные страдания, посягательство на достоинство лиц.

Континентальная доктрина гражданского права в целом отрицательно относится к punitive damages. Поэтому в ст. 24 Римского договора было установлено, что карательные убытки (и exemplary damages - показательные, поучительные убытки) противоречат публичному порядку стран Содружества.

Принципы европейского деликтного права специально подчеркивают в ст. 10.101, что целями возмещения ущерба являются компенсация и предупреждение случаев причинения вреда. Группы экспертов, готовящих эти Принципы, разъясняют, что они не допускают punitive damages, поскольку последние несоразмерны реально понесенным убыткам.

Несколько отдельно стоит французский подход, который допускает взыскание карательных убытков, но только в случаях, когда (1) имеет место исключительно умышленная форма вины и (2) ущерб причиняется правонарушителем, целью которого является нажива. Судья может направить часть карательных убытков в бюджет. При этом он обязан обосновать наличие причин для взыскания карательных убытков и четко отграничить их размер от других убытков, присуждаемых жертве. Punitive damages не могут быть застрахованы.

Большинство специалистов по гражданскому праву континентальной Европы считают, что карательные убытки входят в противоречие с фундаментальными принципами частного права. Франц Быдлинский, один из ведущих специалистов по цивилистической догматике, считает, что взыскание карательных убытков противоречит структурообразующему принципу частного права, нормы которого регулируют отношения между частными лицами и предопределяются их интересами, а потому для суда недопустимо взыскание денежных сумм, когда отсутствует иск из неосновательного обогащения*(7). Даже если нормы уголовного права проявляют свою неэффективность (в том особом смысле, который вкладывается в это понятие в экономическом анализе права), особенно применительно к случаям посягательства на интеллектуальную собственность, деликтное право не должно изменяться в такой степени, что эти изменения входят в противоречие с фундаментальными принципами частного права. Скорее, уголовное право должно совершенствоваться в том направлении, которое обеспечивает цели предупреждения. Одним из шагов в этом направлении является возможность привлечения к уголовной ответственности не только физических, но и юридических лиц.

Цели превенции недостижимы, если карательные убытки как компенсация не могут быть заявлены до причинения вреда. Если последовательно добиваться цели превенции, необходимо допустить возможность взыскания карательных убытков при попытке совершить общественно опасное деяние, т.е. не только тогда, когда причинение вреда уже совершено.

Итак, по мнению европейских цивилистов, присуждение судом карательных убытков по нормам деликтного права противоречит идее непересекающихся юридических прямых, т.е. разделению норм частного и уголовного права, которое считается большим достижением существующей европейской правовой культуры.

Отвергая карательные убытки в деликтном праве, специалисты по гражданскому праву в целом допускают их применение при посягательствах на исключительные права авторов (например, взыскание с нарушителя двойной стоимости платы по лицензии за право использования авторского права). Считается, что сфера интеллектуальной собственности - исключение из правила, поскольку объекты этих прав не являются телесными. Поэтому многие лица могут получать выгоду от использования исключительных прав при небольших рисках быть привлеченными к ответственности.

Особая уязвимость интеллектуальной собственности объясняет, почему обычных норм деликтного права и норм об обязательствах из неосновательного обогащения оказывается недостаточно для эффективной профилактики правонарушений. Выгода от совершенного нарушения исключительных прав оказывается выше предвидимой суммы подлежащих взысканию с нарушителя сумм. Возникает ситуация недокомпенсации.

Возможность взыскания карательных убытков выступает в качестве стимула к судебной защите исключительных прав самими правообладателями. Американская доктрина исходит из предположения, что частноправовая модель контроля за соблюдением прав авторов предпочтительнее, чем контроль административных органов. Логика здесь такова: чем меньше компетенции у проверяющих органов государства, тем больше возможностей для защиты посредством частной литигации (private enforcement). Вместо усиления административного контроля американская правовая система посредством института карательных убытков создает институциональные условия для того, чтобы за соблюдением законных прав частных лиц отвечали они сами.

Следовательно, этот институт является частью более широкой философской концепции о роли самих граждан в создании культуры честности и доверия друг к другу.

Трудности при полезной трансплантации карательных убытков в Россию связаны и с тем, что необходимо учитывать несовпадающую роль уголовного и административного права в США и России. В США наказание играет меньшую роль, чем в континентальной Европе. В то же время в США не так развит институт обязательств из неосновательного обогащения (в этих обязательствах для взыскания неосновательного обогащения нет необходимости в доказывании вины неосновательно обогатившегося лица). Следовательно, институт карательных убытков выглядит гораздо более органично для американской правовой системы. Он используется для взыскания косвенных экономических выгод, получаемых нарушителем исключительных прав.

Возможность прямой рецепции punitive damages в Европе зависит от особенностей процессуального законодательства. Так, по американскому праву, в противоположность континентальному, истец в случае выигрыша по спору не может взыскать с ответчика судебные расходы, включая существенные, более высокие, чем в России, расходы на адвокатов. Примерно 40% от суммы выигрыша по делу правообладатель отдает своему защитнику. Поэтому в состав карательных убытков в американском праве входят и расходы на литигацию.

Необходимо учитывать, что дела о взыскании карательных убытков в США рассматриваются судом присяжных, а в России - судьями. Существует также разница между уголовным и частным правом в бремени доказывания и стандартах доказывания, допустимости презумпций.

По американскому праву истец - обладатель исключительных прав обладает правом получить "экстраординарное возмещение" путем взыскания штрафных или карательных, статутных убытков, которые отличаются от реально возникших в имущественной сфере правообладателя потерь и от подсчитанных доходов нарушителя этих прав. Эти убытки можно потребовать на любой стадии процесса до принятия окончательного решения. Карательные убытки носят экстраординарный характер в основном потому, что они дают возможность истцу взыскать существенные денежные суммы без предоставления каких-либо доказательств того, что (1) истцу причинен реальный вред от нарушения его исключительных прав или (2) нарушитель получил наживу от совершенного правонарушения.

Во многих публикациях в американской юридической литературе карательные убытки воспринимаются критически. И тем не менее США прилагают значительные усилия по "экспорту" этого института, используя для этого двусторонние и многосторонние международные договоры и иные способы политического и экономического воздействия. Только 24 страны из всех 185 государств, входящих во Всемирную организацию интеллектуальной собственности, включили в свое законодательство карательные (статутные) убытки (13%).

В 19 из 22 двусторонних международных соглашений с участием США предусмотрено, что положения о карательных убытках носят обязательный характер (mandatory), т.е. страны обязаны включить в свое национальное право эти нормы. Действуя таким образом, США предпринимают значительные дипломатические усилия для продвижения интересов своих деловых кругов.

Статья 301 Закона о торговых представителях США предусматривает специальные меры давления в отношении стран, в которых интеллектуальная собственность не защищена адекватным и эффективным способом. Ежегодно публикуется доклад, в котором перечисляются государства, к которым необходимо применять экономические санкции и меры политического давления.

Несмотря на давление со стороны США, в ряде стран, где реципирован институт карательных убытков, предусмотрены существенные ограничения для правообладателей для их взыскания. Сокращаются цели, которые оправдывают взыскание подобных убытков, принимаются директивы или разъяснения, сокращающие круг обстоятельств, когда допустимо взыскание карательных убытков, сокращаются суммы показателей для исчисления карательных убытков применительно к отдельным разновидностям нарушений исключительных прав и, что самое интересное, происходит отказ от минимального размера карательных убытков.

В законодательстве Канады и Израиля детализированы условия, необходимые для взыскания карательных убытков. В частности, в Израиле прописаны 8 условий: масштаб правонарушения; продолжительность времени, в течение которого совершалось правонарушение; носило ли нарушение многократный, повторяющийся характер; тяжесть вины, реальный ущерб, возникший у правообладателя; выгода, полученная правонарушителем; характер деятельности ответчика; юридическая природа отношений между истцом и ответчиком; добросовестность ответчика. Этот перечень не является исчерпывающим, закрытым. В Канаде предусмотрено, что, когда нарушение исключительных прав происходит при осуществлении некоммерческой деятельности, размер ответственности снижается в 5 раз.

В Болгарии, Китае, Корее, Тайване и Вьетнаме признается, что убытки правообладателей относятся к числу трудноисчислимых или неисчислимых, но при этом допускается возможность взыскания карательных убытков только в случае, если трудность в исчислении носит очевидный характер.

В Молдавии прежнее законодательство представляло обладателю авторских прав возможность выбора карательных убытков как способа защиты, сейчас такой выбор принадлежит только суду.

Когда карательные убытки, исчисленные по минимальному размеру, тем не менее носят непропорциональный характер, в ряде стран допускается возможность по решению суда назначать их ниже низшего предела. А в законодательстве Китая, Израиля, Литвы, Кореи, Сингапура и Вьетнама вообще отсутствует нижняя планка, установлена только верхняя планка для расчета компенсации.

В ряде стран учитывается, что правообладатели, предъявляющие требования о взыскании карательных убытков, могут действовать недобросовестно. Такая стратегия истцов - обладателей исключительных прав или их представителей имеет место в тех случаях, когда происходит агрегирование нарушений прав обладателя. Действие правонарушителя может одновременно посягать и на авторское вправо, и на зарегистрированный товарный знак. С продавца контрафактного диска, на котором записано 200 песен, может быть взыскана компенсация за каждое из 200 нарушений авторских прав и за каждое из нарушений исключительных смежных прав. То есть одно действие может приводить к одновременному нарушению как авторских, так и исключительных смежных прав.

Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности в ст. 45 предусматривает, что власть каждой страны-участницы вправе обязать правонарушителя возместить убытки, необходимые для компенсации (adequate to compensate). Государства могут (а не обязаны) наделить суды полномочиями по взысканию утраченных правообладателем доходов и выплачивать установленные в законе убытки даже в тех случаях, когда нарушитель исключительных прав действовал неумышленно или должен был осознавать, что он причиняет вред правообладателю своей противоправной деятельностью.

Таким образом, Соглашение по ТРИПС допускает, но не предписывает карательные убытки. Он также допускает для государств-участников выбор альтернативных способов защиты: 1) возвращение правонарушителем полученной выгоды; 2) возможность взыскания в судебном порядке заранее установленных законом статутных (карательных) убытков.

Одновременно в Соглашении предусмотрено ограничение - и взыскание реальной компенсации с судебными расходами, и взыскание неосновательно полученной выгоды, и взыскание карательных (статутных) убытков допустимо только в "надлежащих случаях" (appropriate cases).

ТРИПС не конкретизирует, что означает понятие "надлежащие случаи". Лексика Соглашения является примером общей гибкости включенных в него норм, дающих каждому государству-члену свободу усмотрения с учетом национальных особенностей. Следовательно, поскольку Соглашение по ТРИПС является одним из трех основополагающих правовых документов ВТО, ратифицированных Российской Федерацией, то, включив в часть четвертую ГК положения о штрафных (карательных) убытках, наша страна не вступила в противоречие с нормами международного права.

Основная конституционно-правовая проблема, которую необходимо было рассмотреть КС РФ, это обеспечение баланса интересов в цепочке правоотношений, возникающих между: 1) правообладателем, которого закон наделил широкими возможностями взыскивать карательные убытки, не доказывая, возникли ли реально у него убытки, и независимо от вины нарушителя, и правонарушителем; 2) правообладателем и теми лицами, которые передали контрафактные товары нарушителю-предпринимателю (изготовитель, оптовые торговцы); 3) нарушителями исключительных прав, к которым при отсутствии их вины применены предусмотренные подп. 3 и 4 п. 1 и п. 3 ст. 1252 ГК РФ меры защиты, и лицами, к которым они вправе предъявить регрессное требование о возмещении понесенных убытков (п. 4 ст. 1250 ГК РФ).

Необходимо вспомнить, что целью введения института штрафных (карательных) убытков было повышение эффективности правовых средств, устрашение реальных нарушителей, производителей контрафактной продукции.

Впервые Конституционный Суд РФ решал коллизию, составляющую предметную сферу междисциплинарной системы знаний, получившей название "Право и экономика", а именно коллизию между потребностью придания юридической норме об ответственности экономической эффективности, которая в Law and economics обозначается понятием rational (рациональный), и юридической справедливостью, которая выражается термином английского юридического языка reasonable (справедливый, правовой)*(8).

При рассмотрении сложных юридических дел важно найти основное звено, взявшись за которое можно создать цепочку юридических умозаключений. Таким звеном является характеристика причиняемых убытков в рамках деликтных (или договорных) правоотношений - убытки могут носить исчислимый характер, трудноисчислимый и даже неисчислимый (о последнем КС РФ писал в постановлении от 01.12.1997 N 18-П). Чаще всего исчислимость ущерба зависит от объекта посягательства. На этой идее основывается экономическое обоснование сверхкомпенсационной ответственности. Невозможность или затруднительность точного или приблизительного подсчета размера ущерба, причиненного нарушением имущественного или неимущественного права, либо препятствование судебному разбирательству или затруднение его являются основными объяснениями возникновения штрафных (статутных) убытков. Похожий правовой механизм используется при возмещении морального вреда, ущерба, причиняемого потребителям недоброкачественным товаром. В экономическом праве помимо непосредственного ущерба необходимо исчислять и учитывать отдаленный вред (см. постановление КС РФ от 02.06.2015 N 12-П).

В действительности всегда существует проблема недокомпенсации (трудность в доказывании размера убытков, проблемы исполнения решений и др.); нарушать права, подвергаясь незначительному риску, оказывается выгодно (дисконтирование издержек нарушения за счет вероятности ухода от ответственности); наступает кризис доверия к праву как регулятору общественных отношений (издержки деморализации), а потому компенсация даже с этой позиции не является приемлемым механизмом защиты прав*(9).

Таким образом, первое по важности фактическое обстоятельство, которое необходимо выяснять при разрешении дела, - способен ли правообладатель доказать размер причиненных ему убытков.

Что касается исключительных прав, то ущерб, причиненный им, отнесен Конституционным Судом к категории трудноисчислимых.

В силу специфики объектов интеллектуальной собственности, обусловленной их нематериальной природой, правообладатели ограничены как в возможности контролировать соблюдение принадлежащих им исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации третьими лицами и выявлять допущенные нарушения, так и в возможности установить точную или по крайней мере приблизительную величину понесенных ими убытков (особенно в виде упущенной выгоды), в том числе если правонарушение совершено в сфере предпринимательской деятельности.

С учетом указанной специфики, предопределяющей необходимость установления специальных способов защиты нарушенных исключительных прав на объекты интеллектуальной собственности, ГК РФ предоставляет правообладателю право в случаях, предусмотренных данным Кодексом для отдельных видов результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации, требовать от нарушителя вместо возмещения убытков выплаты соответствующей компенсации и освобождает его от доказывания в суде размера причиненных убытков. Размер компенсации, которая подлежит взысканию при доказанности факта нарушения, как следует из п. 3 ст. 1252 ГК РФ, определяется судом в пределах, установленных данным Кодексом (в том числе ст. 1301, 1311 и 1515), в зависимости от характера нарушения и иных обстоятельств дела, с учетом требований разумности и справедливости; если же одним действием нарушены права на несколько результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации, то размер компенсации определяется судом за каждый неправомерно используемый результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации.

Тем самым приведенное правовое регулирование позволяет взыскивать в пользу лица, чье исключительное право на объект интеллектуальной собственности было нарушено, компенсацию в размере, который может и превышать размер фактически причиненных ему убытков. Допущение законом такой возможности - тем более принимая во внимание затруднительность определения размера убытков в каждом конкретном случае - нельзя признать мерой, несовместимой с основными началами гражданского законодательства, не исключающего, в частности при определении ответственности за нарушение обязательств, взыскание с должника убытков в полной сумме сверх неустойки (п. 1 ст. 394 ГК РФ), а также предусматривающего в качестве одного из способов защиты нарушенных гражданских прав, помимо возмещения убытков, возможность установления законом или договором обязанности причинителя вреда выплатить потерпевшим компенсацию сверх возмещения вреда (п. 1 ст. 1064 ГК РФ).

Вводя штрафную по своей природе ответственность за нарушение прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, федеральный законодатель не только учитывал объективные трудности в оценке причиненных правообладателю убытков, но и руководствовался необходимостью - в контексте правовой политики государства по охране интеллектуальной собственности - общей превенции соответствующих правонарушений.

По американскому праву при определении размера статутных убытков необходимо учитывать ряд обстоятельств: сбереженные ответчиком средства и вырученная им прибыль от нарушения или, альтернативно, доход, не полученный истцом из-за действия нарушителя; волевое отношение нарушителя - умысел, осознание, невиновность; справедливую рыночную стоимость нарушенных прав; соблюдение каждой из сторон взаимных договорных обязательств; интерес в адекватной компенсации истца, предотвращении неосновательного обогащения ответчика, предупреждение будущих нарушений, интерес в наказании нарушителя. При этом существует устойчивая тенденция: а) если нарушение в отношении одного охраняемого объекта авторского права имело место на протяжении длительного времени или многократно, присуждается сравнительно большая сумма возмещения; б) когда имеются достаточные доказательства, позволяющие оценить реальный ущерб или сумму сбереженных ответчиком на лицензии средств, статутные убытки присуждаются в этом размере или примерно в двойном (тройном) размере, но не более; в) когда истец не представляет каких-либо доказательств реального ущерба или выгоды ответчика (или представляет доказательства, недостаточные для такой оценки), присуждается незначительная сумма статутных убытков. В общем, из этого делается вывод: "Оказывается, суды имеют хотя бы общее представление о возможном нанесенном вреде или полученном обогащении и чувствительны к необходимости присуждать компенсацию, достаточно высокую, чтобы обеспечить предупреждение и устранение маломасштабных нарушений"*(10).

Природа нарушенных субъективных прав и ущерба должны предопределять предусмотренный гражданским законодательством способ защиты прав. Универсальным способом защиты гражданских прав, если ущерб носит исчислимый характер, является возмещение убытков (ст. 12, 15 ГК РФ).

В соответствии со ст. 1301 ГК РФ в случаях нарушения исключительного права автор или иной правообладатель вправе по своему выбору требовать "вместо возмещения убытков" выплаты компенсации.

Таким образом, суть этого способа защиты прав правообладателя состоит в том, что ему предоставляется столь характерная для диспозитивного регулирования альтернатива: можно потребовать возмещения исчислимых убытков либо вместо этого потребовать нормативно определенной компенсации. Как точно заметил А.Л. Маковский, законодательно установленные признаки альтернативной компенсации и критерии, которыми закон обязывает руководствоваться при определении ее размера, делают альтернативную компенсацию в определенной мере зависимой от реально причиненных убытков, вместо которых она взыскивается. Во всяком случае, по его мнению, основания для присуждения альтернативной компенсации сводятся к минимуму, если доказано, что убытки от нарушения исключительного права вообще отсутствуют*(11). Конституционный Суд РФ не согласился с тем, что компенсация нарушенных исключительных прав является возмещением убытков, это "иной способ (защиты прав), предусмотренный законом" (абз. 14 ст. 12 ГК РФ).

Взыскание предусмотренной подп. 1 ст. 1301, подп. 1 ст. 1311 и подп. 1 п. 4 ст. 1515 ГК РФ компенсации за нарушение интеллектуальных прав, будучи штрафной санкцией, преследующей в том числе публичные цели пресечения нарушений в сфере интеллектуальной собственности, является тем не менее частноправовым институтом, который основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений (п. 1 ст. 1 ГК РФ), а именно правообладателя и нарушителя его исключительного права на объект интеллектуальной собственности. В рамках этого института защита имущественных прав правообладателя должна осуществляться с соблюдением вытекающих из Конституции РФ требований справедливости, равенства и соразмерности, а также запрета на осуществление прав и свобод человека и гражданина с нарушением прав и свобод других лиц, т.е., как указал КС РФ в постановлении от 12.07.2007 N 10-П, таким образом, чтобы обеспечивался баланс прав и законных интересов участников гражданского оборота (п. 4.2 мотивировочной части постановления КС РФ от 13.12.2016 N 28-П).

Так обнаружился основной дефект действующего правового регулирования - оно оказалось грубым. Во-первых, в предмет доказывания не включается исследование того, имел ли место реальный ущерб у правообладателя (возможно, включая отдаленный во времени экономический вред), поддается ли он исчислению; не учитываются ни объективные (размер причиненного правообладателю вреда или полученного нарушителем неосновательного обогащения, масштаб и продолжительность деятельности нарушителя), ни субъективные факторы (вина). Во-вторых, устанавливается жесткая нижняя граница размера суммы компенсации и зависимость размера от количества допущенных нарушений. Казалось бы, суды могут осуществить калибровку суммы компенсации в рамках используемого в ст. 1301 ГК РФ мультипликатора (автор вправе требовать выплаты компенсации в размере от 10 тыс. до 5 млн. руб., определяемом по усмотрению суда исходя из характера нарушения). Однако изящества правового регулирования не удалось достичь из-за отсутствия детального описания "характера нарушения".

Поэтому КС РФ, признав, что оспоренные положения о применении специального способа защиты исключительных прав не противоречат Конституции РФ, вместе с тем признал положения подп. 1 ст. 1301, подп. 1 ст. 1311 и подп. 1 п. 4 ст. 1515 ГК РФ не соответствующими Конституции РФ, ее ст. 17 (ч. 3), 19 (ч. 1 и 2), 34 (ч. 1) и 55 (ч. 3) в той мере, в какой в системной связи с п. 3 ст. 1252 ГК РФ и другими его положениями они не позволяют суду при определении размера компенсации, подлежащей выплате правообладателю в случае нарушения индивидуальным предпринимателем при осуществлении им предпринимательской деятельности одним действием прав на несколько объектов интеллектуальной собственности, определить с учетом фактических обстоятельств конкретного дела общий размер компенсации ниже минимального предела, установленного данными законоположениями, если размер подлежащей выплате компенсации, исчисленной по установленным данными законоположениями правилам с учетом возможности ее снижения, многократно превышает размер причиненных правообладателю убытков (притом что эти убытки поддаются исчислению с разумной степенью достоверности, а их превышение должно быть доказано ответчиком) и если при этом обстоятельства конкретного дела свидетельствуют, в частности, о том, что правонарушение совершено индивидуальным предпринимателем впервые и использование объектов интеллектуальной собственности, права на которые принадлежат другим лицам, с нарушением этих прав не являлось существенной частью его предпринимательской деятельности и не носило грубый характер.

Напомню обстоятельства дела, о котором шла речь во втором запросе арбитражного суда. Индивидуальный предприниматель Шведенко Т.А. обратила внимание на то, что закупка товаров была произведена до государственной регистрации товарных знаков и она не могла знать о возможном нарушении прав правообладателя. А упоминавшаяся в первом запросе индивидуальный предприниматель Любивая Ю.В. ранее уже привлекалась к административной ответственности за нарушение исключительных прав. Но при разной степени нарушения требований осмотрительности обе они даже в случае взыскания компенсации по минимальной планке будут нести равную по размеру ответственность, поскольку нормы ГК РФ не позволяют учитывать объективистски понимаемую вину.

5. Таким образом, в оспоренных положениях был выявлен дефект, состоящий в том, что лицо, нарушившее исключительное право на объект интеллектуальной собственности при осуществлении предпринимательской деятельности - с учетом того, что обладатель такого права наделен законодателем преимуществом в виде освобождения от доказывания размера причиненных ему убытков, а компенсация подлежит взысканию независимо от вины нарушителя, - лишено возможности доказывать, что им были предприняты все необходимые меры и проявлена разумная осмотрительность с тем, чтобы избежать незаконного использования права, принадлежащего правообладателю.

Этот дефект в правовом регулировании приводит к нарушению баланса интересов участников деликтного правоотношения, поскольку в случае, если лицо при осуществлении предпринимательской деятельности одним действием нарушило права сразу на несколько объектов интеллектуальной собственности, названные нормы не позволяют суду с учетом фактических обстоятельств дела установить суммарный размер компенсации, подлежащей выплате правообладателю, ниже минимального предела, установленного данными законоположениями, даже если ее размер, исчисленный по установленным этими же законоположениями правилам с учетом возможности его снижения, многократно превышает размер причиненных правообладателю убытков (притом что эти убытки поддаются исчислению с разумной степенью достоверности, а их превышение должно быть доказано ответчиком) и при этом обстоятельства дела свидетельствуют в том числе о том, что правонарушение совершено индивидуальным предпринимателем впервые, а использование объектов интеллектуальной собственности, права на которые принадлежат другим лицам, с нарушением этих прав не являлось существенной частью его предпринимательской деятельности и не носило грубый характер.

Суть правовой позиции КС РФ состоит в том, что, безусловно, нормы гражданского права в процессе воздействия на имущественные и личные неимущественные отношения должны обеспечивать охрану публичных интересов (в частности, таким способом, как охрана интеллектуальной собственности - ч. 1 ст. 44 Конституции РФ), но только в той мере, в какой они не вступают в противоречие с конституционно значимыми фундаментальными принципами частного права. Защита этих принципов неразрывно связана с конституционным принципом доверия к суду: неслучайно и в ст. 333, и в ст. 308.3 ГК РФ суду предоставляется возможность определить размер денежной суммы, присуждаемой кредитору, на основе принципов справедливости, соразмерности и недопустимости извлечения выгоды из незаконного или недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ).

Первый в перечне основных начал гражданского законодательства (п. 1 ст. 1 ГК РФ) принцип равенства участников регулируемых им отношений, вытекающий из конституционного принципа экономической свободы, которая гарантируется в России (ч. 1 ст. 8 Конституции РФ), предполагает эквивалентность во взаимоотношениях сторон. Поэтому, регулируя частноправовые отношения, законодатель должен учитывать фундаментальный принцип частного права - взаимосвязанное обоснование правовых последствий. В частности, применительно к сфере деликтного правоотношения он означает, что, наделяя материально-правовыми или процессуально-правовыми преимуществами одну его сторону, законодатель должен иметь в виду, что тем самым он существенно затрагивает интересы другой стороны, нарушая необходимый баланс. Заложенные в ГК РФ нормы дают правообладателю преимущества, оправданные целями охраны интеллектуальной собственности и проявляющиеся в том, что правообладатели не несут бремени доказывания ни размера причиненного им ущерба, ни наличия вины нарушителя. Но, поскольку это нормы кодифицированного закона, имеющего общую часть, они не могут противоречить основным началам гражданского законодательства.

Франц Быдлинский убедительно объяснил, что наложение такого наказания, как компенсация, противоречит фундаментальному принципу, согласно которому в частном праве правовые последствия нуждаются во взаимном обосновании*(12). Он указывает на то, что в сфере частного права норма всегда затрагивает отношения двух или более субъектов права. Таким образом, установление гражданско-правовой нормы всегда имеет эффект в отношении всех определенных законом лиц. Более того, любое распределение прав, выгод или шансов в пользу определенных субъектов означает возложение обязанностей, обременений или рисков на других субъектов. Согласно этому мнению необходимо привести два обоснования: 1) почему одно лицо ставится в более благоприятное положение, в то время как в отношении другого предусмотрены неблагоприятные правовые последствия; 2) почему такое положение является обоснованным в отношениях этих двух субъектов. Другими словами, почему одно лицо должно приобретать права в ущерб правам этого конкретного лица, и наоборот, почему второе лицо должно становиться обязанным в пользу первого лица? Таким образом, в частном праве применяется принцип взаимного обоснования правовых последствий. Односторонние аргументы, принимающие во внимание лишь одного из субъектов права, даже и очень сильного, не могут служить обоснованием принципа частного права.

Применяя данный принцип, Хельмут Коциоль пришел к следующему выводу: даже если существуют очень сильные аргументы в пользу наложения санкции на ответчика, исходящие из публично значимой цели превенции нарушения исключительных прав, одни только эти аргументы не могут служить основанием для присуждения правообладателю преимущества в том случае, если ему не был причинен соответствующий ущерб и он не выдвинул иск ответчику в отношении его неосновательного обогащения*(13).

Целесообразно более пристально рассмотреть проблему балансировки интересов субъектов гражданского права в имущественных отношениях, которые, как правило, образуют последовательные цепочки. В частном праве существует такая закономерность, как противоположности интересов участников имущественных отношений, подлежащие учету законодателем. Есть она и в конституционном праве. Так, поиск баланса между равноценными, но вместе с тем антиномичными конституционными принципами - это прием своего рода подведения черты под противостоящими точками зрения, служащий целям гармонизации общественной жизни. При этом нам представляется исключительно важным обратить внимание на такую закономерность, как бинарность конституционных принципов. В основах конституционного строя гарантируется конституционный принцип экономической свободы. С его помощью обеспечиваются социальные интересы экономически энергичных членов общества - предпринимателей, работодателей, частных собственников. Другая категория граждан, которая нуждается в социальной помощи от государства, находится "под зонтиком" конституционного принципа социального государства. Юридический принцип экономической свободы системно взаимосвязан с экономическими принципами эффективности и максимизации прибыли, а принцип социального государства связан с экономическими процессами перераспределения получаемой предпринимателями прибыли. Получается взаимосвязанная (в силу разнополюсности интересов) пара конституционных принципов.

Другой такой парой конституционных принципов, которую можно привести в качестве иллюстрации идеи бинарности, являются конституционные принципы свободы выражения мнений и свободы выборов. Столь же противоречивы и конституционные положения, которые, с одной стороны, гарантируют неприкосновенность частной жизни, а с другой - защищают свободу прессы. Аналогичная парность возникает и применительно к защите интересов женщины и интересов ребенка и общества при решении проблемы абортов. И так далее (проблемы эвтаназии, искусственного оплодотворения).

Вернемся, однако, в предметную сферу частного права. И тут часто возникают "бинарные права", когда законодателю необходимо искать баланс между носителями антиномичных правовых интересов.

Достаточно вспомнить недавнюю историю с противоречивыми изменениями нормы п. 2 ст. 292 ГК РФ. Решая проблемы, связанные с развитием ипотечного кредитования, законодатель путем принятия Федерального закона от 30.12.2004 N 213-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации" существенно изменил характер собственности; усилением права собственности собственника квартиры практически были упразднены права пользования членов семьи прежнего собственника. Таким образом, члены семьи прежнего собственника жилого помещения законодателем были лишены гарантируемого Конституцией РФ права на жилище. Усилив "эгоизм", присущий праву собственности, законодатель нарушил хрупкий баланс между правом собственности и правом пользования. Правоприменительная система в порядке обратной связи тут же начала подавать сигналы о складывающейся ситуации. И тогда Государственная Дума приняла обратные поправки в ЖК и ГК РФ, касающиеся восстановления жилищных прав бывших членов семьи.

Что это - энтропия, влекущая спонтанное развитие законодательства, или оправданное экспериментирование?

Пункт 4 ст. 292 ГК РФ в редакции Федерального закона от 30.12.2004 N 213-ФЗ был предметом проверки в Конституционном Суде, который своим постановлением от 08.06.2010 N 13-П признал его в части, определяющей порядок отчуждения жилого помещения, в котором проживают несовершеннолетние члены семьи собственника данного жилого помещения, если при этом затрагиваются их права или охраняемые законом интересы, не соответствующим Конституции РФ, ее ст. 38 (ч. 2), 40 (ч. 1), 46 (ч. 1) и 55 (ч. 2 и 3) в той мере, в какой содержащееся в нем регулирование - по смыслу, придаваемому ему сложившейся правоприменительной практикой, - не позволяет при разрешении конкретных дел, связанных с отчуждением жилых помещений, в которых проживают несовершеннолетние, обеспечивать эффективную государственную, в том числе судебную, защиту прав тех из них, кто официально не отнесен к находящимся под опекой или попечительством или к оставшимся (по данным органа опеки и попечительства на момент совершения сделки) без родительского попечения, но либо фактически лишен его на момент совершения сделки по отчуждению жилого помещения, либо считается находящимся на попечении родителей, притом что такая сделка - вопреки установленным законом обязанностям родителей - нарушает права и охраняемые законом интересы несовершеннолетнего.

Бинарными являются корпоративные отношения, когда возникают экономические противоречия между миноритарными и мажоритарными участниками. Так, интерес корпорации в привлечении дополнительного капитала может не соответствовать интересам конкретных участников, заинтересованных в сохранении размера своих долей и сложившегося соотношения между ними (эти проблемы рассматривались в постановлениях КС РФ от 21.02.2014 N 3-П в связи с жалобой ООО "Фирма Рейтинг" и от 24.02.2004 N 3-П по дробным акциям).

Поскольку в процессе предпринимательской деятельности акционерного общества могут сталкиваться интересы кредиторов и акционеров, акционеров и менеджмента, акционеров - владельцев крупных пакетов и миноритариев, одной из основных задач законодательства об акционерных обществах является обеспечение баланса их законных интересов с учетом того, что Конституция РФ закрепляет принцип, согласно которому осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц (ч. 3 ст. 17), гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод (ч. 1 ст. 46).

Особого внимания заслуживает правовая позиция КС РФ, высказанная в постановлении от 24.02.2004. В нем впервые в целях правовой справедливости был сформулирован принцип доверия к суду: "Решение общего собрания акционеров о консолидации акций приводит к перераспределению собственности между акционерами. С учетом потребности в обеспечении стабильности отношений собственности и одновременно - в проведении консолидации акций баланс между перераспределением и стабильностью может быть обеспечен с помощью надлежащих юридических процедур, судебного контроля и равноценного возмещения при лишении собственника имущества помимо его воли, которые в своей совокупности позволяют снизить социальные издержки, связанные с перераспределением акционерной собственности".

Этот принцип конституционного права применен и в постановлении КС РФ от 13.12.2016 N 28-П о компенсации, в котором содержится следующий вывод: "Отступление от требований справедливости, равенства и соразмерности при взыскании с индивидуального предпринимателя компенсации в пределах, установленных подпунктом 1 статьи 1301, подпунктом 1 статьи 1311 и подпунктом 1 пункта 4 статьи 1515 ГК Российской Федерации во взаимосвязи с абзацем третьим пункта 3 статьи 1252 данного Кодекса, за нарушение одним действием прав на несколько результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации может иметь место, если размер подлежащей выплаты компенсации, исчисленной по установленным данными законоположениями правилам даже с учетом возможности ее снижения, многократно превышает размер причиненных правообладателю убытков (при том, что эти убытки поддаются исчислению с разумной степенью достоверности, а их превышение должно быть доказано ответчиком) и если обстоятельства конкретного дела свидетельствуют, в частности, о том, что правонарушение совершено индивидуальным предпринимателем впервые, и что использование объектов интеллектуальной собственности, права на которые принадлежат другим лицам, с нарушением этих прав не являлось существенной частью его предпринимательской деятельности и не носило грубый характер (например, если продавцу не было заведомо известно о контрафактном характере реализуемой им продукции). Кроме того, отсутствие у суда, столкнувшегося с необходимостью применения на основании прямого указания закона санкции, являющейся - с учетом обстоятельств конкретного дела - явно несправедливой и несоразмерной допущенному нарушению, возможности снизить ее размер ниже установленного законом предела подрывает доверие граждан как к закону, так и к суду".

Напомню еще об одном важном решении КС РФ, касающемся принципа справедливости в связке с принципом доверия к суду. Это постановление от 27.06.2012 N 15-П, принятое в связи с жалобой гражданки Деловой И.Б., которым суд признал взаимосвязанные положения п. 1 и 2 ст. 29, п. 2 ст. 31 и ст. 32 ГК РФ не соответствующими Конституции РФ, ее ст. 15 (ч. 4), 19 (ч. 1 и 2), 23 (ч. 1), 35 (ч. 2) и 55 (ч. 3), постольку, поскольку в действующей системе гражданско-правового регулирования не предусматривается возможность дифференциации гражданско-правовых последствий наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими.

При принятии этого постановления КС РФ также руководствовался принципом доверия к суду.

Операционально принцип доверия к суду, являющийся своего рода частью более широкого правового принципа справедливости, служит гарантией самостоятельности судебной ветви власти. Он сигнализирует о неблагополучии в законе в тех случаях, когда законодатель забывает о реальности широкого диапазона различных возможных фактических обстоятельств, которые трудно или невозможно описать в законе. Онтологическая укорененность многообразия фактических обстоятельств можно образно сравнить с множеством красок в спектре и множеством оттенков даже черного цвета, что доказал Казимир Малевич своей знаменитой картиной "Черный квадрат". А законодателя, который, к примеру, не видит и не знает о "пятидесяти оттенках серого", можно сравнить с человеком, страдающим дальтонизмом. Правосудие предназначено для обнаружения всех оттенков, всех нюансов ситуаций, и только тогда решение суда, основанное на гибком типе законодательного регулирования, окажется соответствующим принципу справедливости.

------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2009. С. 92, 96-97.

*(2) См. об этом: Koziol Н. Punitive Damages - A European Perspective // Louisiana Law Review. 2008. N 3. Р. 741-764.

*(3) См.: Философы Греции. М. - Харьков, 1999.

*(4) См.: Гай. Институции. Варшава, 1892.

*(5) Коциоль Х. Гибкая система - золотая середина в законодательстве и доктрине // Вестник гражданского права. 2016. N 6. С. 249.

*(6) См.: Koziol Н. Op. cit.; Samuelson Р., Hill Р., Wheatland Т. Statutory Damages: A Rarity in Copyright Law, But for How Long? // Journal of the Copyright Society of the U.S.A. Vol. 60. 2013. P. 529-580.

*(7) См.: BydlinskiF. System und Prinzipien des Privatrechts. Wien, 1996.

*(8) См.: Гаджиев Г.А. Право и экономика (методология). М., 2016. С. 82.

*(9) См.: Карапетов А.Г. Модели защиты гражданских прав: экономический взгляд // Вестник экономического правосудия РФ. 2014. N 11. С. 24-80; N 12. С. 24-73.

*(10) Blair R.D., Cotter Th. E. An Economic Analysis of Damages Rules in intellectual Property Law // 39 Wm. & Mary L. Rev. 1998. P. 1653-1655.

*(11) См.: Комментарий к четвертой части Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. А.Л. Маковского. М., 2008. С. 381.

*(12) См. об этом: Koziol H. Op. cit.

*(13) См.: Koziol H. Op. cit.