Применение правила Маслова требует изменений УПК (А. Победкин, А. Анненков, С. Дадонов, "Российская юстиция", N 4, апрель 2001 г.)

Применение правила Маслова требует изменений УПК

Участие защитника в уголовном судопроизводстве является важнейшим элементом права обвиняемого (подозреваемого) на защиту. Тенденцией развития уголовно-процессуального закона в период судебной реформы является реализуемое Конституционным Судом РФ и законодателем существенное расширение правовых возможностей обвиняемого (его защитника) противостоять предъявленному обвинению. Однако в связи с принятием Конституционным Судом РФ постановления от 27 июня 2000 г. по делу о проверке конституционности положений ч.1 ст.47 и ч.2 ст.51 УПК РСФСР в связи с жалобой В.И. Маслова, вопрос о процессуальном положении защитника в уголовном процессе значительно усложняется. В развитии процессуального института защиты произошел качественный скачок (см.: Грузд Б. Правило Маслова // Российская юстиция. 2000. N 10. С.7). Теперь проблема заключается уже не в определении границ допустимого расширения прав защитника в ходе реализации им функции защиты. Она стала концептуальной и в общем виде сводится к вопросу о целях участия защитника в уголовном процессе.

В соответствии с ч.1 ст.47 УПК защитник допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения - с момента объявления ему протокола задержания или постановления о применении этой меры пресечения. Вместе с тем Конституционный Суд РФ посчитал, что решение вопроса законодателем о моменте допуска защитника в уголовный процесс не обеспечивает в полной мере возможностей лица защищаться от уголовного преследования.

Конституция РФ предоставляет каждому право на получение квалифицированной юридической помощи (ч.1 ст.48) и предусматривает, что каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения (ч.2 ст.48). Конституционный Суд РФ указал, что участие защитника в уголовном процессе не следует ставить в зависимость от формального признания лица подозреваемым или обвиняемым в порядке, предусмотренном УПК, поскольку обвинительная деятельность может осуществляться в отношении лица и до момента оформления его процессуального статуса как подозреваемого или обвиняемого. Таковы случаи возбуждения в отношении конкретного лица уголовного дела, проведения в отношении него следственных действий и осуществления иных мер в целях его изобличения или свидетельствующих о наличии подозрений против него. Например, ряд уголовных дел (по факту получения взятки, злоупотребления должностными полномочиями, халатность и др.) не могут возбуждаться безотносительно конкретного лица. Имеют место случаи, когда лицо имеет процессуальный статус свидетеля, но у него производится обыск, выемка, осуществляются его освидетельствование, допрос с целью установления причастности к преступлению. Кроме того, еще не изжита практика допроса в качестве свидетелей будущих подозреваемых и обвиняемых (именно с целью исключить принуждение к даче показаний под угрозой уголовной ответственности таких "фактически заподозренных" свидетелей в Конституции РФ предусмотрено право не свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников). Возможна и обратная ситуация, когда помощь адвоката необходима свидетелю, ранее обладавшему статусом обвиняемого или подозреваемого, если уголовное дело в отношении него прекращено; либо обвиняемому, но по другому уголовному делу, в случае разъединения дела. В таких случаях согласно постановлению Конституционного Суда РФ лицу должно быть обеспечено право на помощь защитника. Иначе говоря, Суд признал, что конституционно-правовое понятие обвиняемого и подозреваемого значительно шире, чем уголовно-процессуальное.

Эта часть обсуждаемого решения вполне резонна. Если в отношении лица осуществляется уголовное преследование, он вправе пользоваться квалифицированной юридической помощью в рамках производства по делу, реализуя право на защиту от обвинения, объективно выраженного в материалах дела и деятельности следователя. Здесь следует лишь законодательно регламентировать процедуру обеспечения подозреваемого защитником. При этом следует учитывать, что право на защиту человек может иметь и в стадии возбуждения уголовного дела, и в ходе протокольной формы досудебной подготовки материалов. Возможно, по примеру ряда стран Западной Европы, следует указать в УПК, что право на помощь защитника лицо имеет в случае, если на него как на лицо, совершившее преступление, указано в заявлении, сообщении; информация об этом имеется в протоколах следственных действий (в частности, именно на это лицо указывает потерпевший); если лицо вызвано для проведения следственных (иных процессуальных) действий, направленных на проверку его причастности к преступлению; если к лицу применяются меры процессуального принуждения в связи с возникшим подозрением в совершении преступления и др.

В этой связи, по нашему мнению, не вполне безупречен критерий определения момента допуска защитника в уголовный процесс, который следует из контекста постановления Конституционного Суда РФ: разъяснение лицу права, предусмотренного ст.51 Конституции РФ, не свидетельствовать против самого себя. Спорность критерия объясняется тем, что практика давно и твердо встала на путь разъяснения положений ст.51 Конституции РФ всем допрашиваемым лицам: как тем, в отношении которых имеются основания полагать, что они причастны к преступлению, так и лицам, подозревать которых нет оснований. Именно с последней категорией и связана проблема, переводящая вопрос о цели участия защитника по уголовному делу в разряд дискуссионных и важных.

Текст постановления Конституционного Суда не может не породить для правоприменителей некоторых неясностей. В тех случаях, когда защитник допускается к участию в деле для защиты интересов лица, в отношении которого осуществляется обвинительная деятельность, его положение ничем не отличается от защитника обвиняемого (подозреваемого) и заключается в выявлении смягчающих ответственность и оправдывающих доказательств, а также оказании необходимой юридической помощи. Однако в том же постановлении указывается, что конституционное право пользоваться помощью адвоката (защитника) возникает и у конкретного лица с того момента, когда ограничение его прав становится реальным, в частности, если в отношении него предприняты меры, которыми реально ограничиваются свобода и личная неприкосновенность, включая свободу передвижения, - удержание официальными властями, принудительный привод, доставление в органы дознания и следствия, содержание в изоляции без каких-либо контактов и др. Иначе говоря, из описательной части постановления следует, что право на помощь защитника имеет потерпевший, если он участвует в следственном действии с элементами принуждения (например, освидетельствовании, получении образцов для сравнительного исследования), свидетель, принудительно доставляемый к следователю на основании постановления о приводе или допрашиваемый не в связи с его причастностью к преступлению, гражданский ответчик, исполняющий обязанность предоставить в распоряжение органов предварительного расследования необходимые документы, и т.д. Если это так, то возникает вопрос: для чего в ходе указанных действий этим лицам квалифицированная юридическая помощь?

Очевидно, что такую юридическую помощь адвоката нельзя отождествлять с функцией защиты. Это обусловлено тем, что в уголовном процессе защита представляет собой деятельность, состоящую в формулировании и отстаивании вывода о том, что данное лицо не совершило общественно опасное деяние либо что деяние и лицо, его совершившее, не столь опасны, как утверждают те, кто осуществляет уголовное преследование.

Таким образом, защита осуществляется только от уголовного преследования, возможного лишь в отношении подозреваемого или обвиняемого (а также обвиняемого и подозреваемого в широком - конституционно-правовом - смысле, т.е. лиц, в отношении которых осуществляется уголовное преследование, изобличительная деятельность). Во взаимоотношениях с другими участниками процесса адвокат не осуществляет процессуальную функцию защиты (нельзя же утверждать, что при допросе свидетеля, непричастного к преступлению, он защищает его от следователя), а лишь оказывает им юридическую помощь с целью не допустить возможного ущемления их прав и законных интересов. Если обвинительной деятельности против лица не осуществляется, то и того, кто оказывает юридическую помощь в ходе таких следственных действий, защитником назвать нельзя. Таким образом, назрела необходимость рассматривать адвоката, оказывающего лишь юридическую помощь некоторым участникам процесса, в рамках иного, не получившего пока должной разработки института уголовного процесса, но не института защиты.

Отсюда два частных, но имеющих громадное значение для личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства, вопроса.

Во-первых, каким образом и когда лицу должно разъясняться право на получение квалифицированной юридической помощи? Насколько нам известно, в некоторых регионах право на юридическую помощь адвоката в случае реального ограничения прав разъясняют всем свидетелям (и только свидетелям, хотя, как указывалось, реально ограничиваться могут и права иных участников процесса), вызванным впервые для допроса с отражением факта такого разъяснения в протоколе. Последующие же следственные действия разъяснением не сопровождаются. В других случаях в протокол каждого следственного действия вписывается фраза о возможности участия адвоката, если следственное действие чревато ограничением прав участвующих в нем лиц. Следует иметь в виду, что разъяснение права на квалифицированную юридическую помощь никак не подкреплено обязанностью следователя и заведующего юридической консультацией обеспечить такую помощь в случае материальных затруднений свидетеля (потерпевшего, гражданского ответчика и др.). Значительная часть правоприменителей, не принимая во внимание отдельные положения описательной части постановления Конституционного Суда РФ, доводит до участников процесса их право пользоваться услугами защитника лишь в случае, если очевидна причастность к преступлению. Дабы избежать затруднений, связанных с желанием участников процесса реализовать свое право, содержание обсуждаемого постановления нередко попросту от них скрывается.

Во-вторых, неясно, какими процессуальными правами будет обладать адвокат в случае оказания им юридической помощи свидетелям, потерпевшим и др. Такого рода неурегулированность взаимоотношений участников следственного действия не может быть безболезненной для уголовного процесса.

Вопросы, возникшие в результате принятия постановления Конституционным Судом РФ, должны быть максимально быстро разрешены законодателем. В противном случае постепенное осознание гражданами России сущности этого революционного решения поставит правоприменителей в ситуацию, когда объективная невозможность обеспечить реализацию провозглашенных прав неизбежно повлечет массовое и существенное нарушение гарантированных Конституцией РФ прав человека.

А. Победкин,

начальник кафедры,

кандидат юридических наук, доцент,

А. Анненков,

С. Дадонов,

слушатели Тульского филиала

Юридического института МВД России

"Российская юстиция", N 4, апрель 2001 г.