Возвращение судом уголовного дела прокурору в связи с выявлением новых обстоятельств (И. Дикарев, "Законность", N 1, январь 2014 г.)

Возвращение судом уголовного дела прокурору в связи с выявлением новых обстоятельств

До недавнего времени законодатель никак не регулировал алгоритм действий судов первой и второй инстанций в случае выявления ими новых обстоятельств, являющихся основанием для предъявления лицу обвинения в совершении более тяжкого преступления. Федеральный закон от 26 апреля 2013 г. N 64-ФЗ устранил этот пробел, установив, что в подобных ситуациях суды должны возвращать уголовные дела прокурору (п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК РФ).

Возвращать уголовное дело прокурору вправе также суды кассационной и надзорной инстанций. Законодатель предусмотрел обязанность этих судебных инстанций отменять приговор, определение, постановление суда и все последующие судебные решения с возвращением уголовного дела прокурору, если при рассмотрении уголовного дела будут выявлены обстоятельства, указанные не только в ч. 1, но и в п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК (ч. 3 ст. 401.15 и п. 6 ч. 1 ст. 412.11 УПК).

Такое законодательное решение представляется дискуссионным.

Начнём с того, что новое полномочие суда выходит за пределы установленного законом предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций. Так, предметом проверки в этих судебных инстанциях является законность вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда (ст. 401.1, ч. 2 ст. 412.1 УПК), а основаниями отмены судебных решений служат только существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела (ч. 1 ст. 401.15, ч. 1 ст. 412.9 УПК). Если же в приговоре, определении или постановлении суда остались неучтёнными новые (возникшие после направления уголовного дела в суд) общественно опасные последствия инкриминируемого обвиняемому деяния, являющиеся основанием для предъявления ему обвинения в совершении более тяжкого преступления, то это свидетельствует о несоответствии выводов суда фактическим обстоятельствам дела, выразившемся в том, что "суд не учел обстоятельств, которые могли существенно повлиять на выводы суда" (п. 2 ст. 389.16 УПК).

На возможный довод о том, что в рассматриваемых ситуациях имеет место существенное нарушение уголовного закона, следует сразу возразить. Констатировать применение не той статьи или не тех пункта и (или) части статьи Особенной части УК РФ, которые подлежали применению, можно, лишь сопоставив квалификацию преступления нижестоящим судом с установленными им обстоятельствами дела. Однако к моменту рассмотрения уголовного дела в суде кассационной или надзорной инстанции эти обстоятельства судом ещё не установлены - собственно говоря, именно по этой причине и возникает необходимость в возвращении уголовного дела прокурору.

Но, главное, не могут устанавливать такого рода новые обстоятельства и сами суды кассационной и надзорной инстанций: в законе прямо закреплено, что в случае отмены судебного решения кассационная и надзорная инстанции не вправе устанавливать или считать доказанными факты, которые не были установлены в приговоре или были отвергнуты им (ч. 7 ст. 401.16, ч. 3 ст. 412.12 УПК). Возникает вопрос: как, не имея возможности установить новые общественно опасные последствия инкриминируемого обвиняемому деяния, являющиеся основанием для предъявления ему обвинения в совершении более тяжкого преступления, суд кассационной или надзорной инстанции может со ссылкой на их наличие принять процессуальное решение о возвращении уголовного дела прокурору?

Причина обнаруженного противоречия, на наш взгляд, вполне очевидна: возложение на суды кассационной и надзорной инстанций обязанности возвращать уголовное дело прокурору по рассматриваемому основанию попросту не вписывается в существующую систему пересмотра вступивших в законную силу судебных решений.

После вступления приговора, определения или постановления суда в законную силу новые обстоятельства, указанные в п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК, должны выясняться в рамках специально предназначенной для этого процедуры возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств (гл. 49 УПК).

Думается, законодатель намеревался упростить процессуальную форму и сократить сроки судопроизводства, полагая, что незачем прибегать к процедуре, предусмотренной гл. 49 УПК, когда о новых обстоятельствах становится известно в ходе рассмотрения уголовного дела в кассационном или надзорном порядке.

Однако при этом законодатель не учёл, что у судов кассационной и надзорной инстанций не только de jure нет права устанавливать или считать доказанными факты, которые ранее не были установлены нижестоящим судом, но и de facto нет познавательных средств, с помощью которых можно было бы проверить наличие таких новых обстоятельств.

Возьмём, например, случай смерти потерпевшего, в отношении которого было совершено преступление, изначально квалифицированное по ч. 1 ст. 111 УК. Для решения вопроса о необходимости привлечения обвиняемого к уголовной ответственности по ч. 4 ст. 111 УК требуется установление не только факта смерти (который может быть подтверждён соответствующим свидетельством, не нуждающимся в дополнительной процессуальной проверке), но также её причины, которую в рамках уголовного судопроизводства можно установить только путём проведения судебной экспертизы.

Выяснение указанных новых обстоятельств не вызывает затруднений, когда для этого используется процедура, предусмотренная гл. 49 УПК. Согласно ч. 4 ст. 415 УПК вопрос о наступлении новых общественно опасных последствий инкриминируемого обвиняемому деяния выясняется в ходе расследования, в рамках которого возможно производство следственных и иных процессуальных действий.

Однако у судов кассационной и надзорной инстанций нет возможности следственным путём проверить наличие новых обстоятельств, указанных в п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК, в связи с чем не приходится рассчитывать на достоверное установление оснований для отмены судебного решения и возвращения уголовного дела прокурору. Судам кассационной и надзорной инстанций, видимо, придётся основываться при принятии соответствующих решений (в том числе об отмене вступившего в законную силу судебного акта) на предположениях, что абсолютно не совместимо с принципом правовой определённости.

Теорией уголовного процесса и судебной практикой давно выработано правило, на основе которого осуществлялся выбор формы пересмотра вступивших в законную силу судебных решений: уголовное дело рассматривалось в порядке надзора в тех случаях, когда основания для пересмотра судебного решения давали материалы уголовного дела и не требовали предварительной их проверки следственным путём. Такой подход был и остаётся оправданным, поскольку основан на учёте ограниченных познавательных возможностей суда надзорной (а теперь - и кассационной) инстанции. Не случайно Пленум Верховного Суда РФ в п. 21 постановления от 11 января 2007 г. N 1 прямо указывал на недопустимость использования судом надзорной инстанции дополнительных материалов, если они свидетельствовали о наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств.

В действующем уголовно-процессуальном законодательстве арсенал познавательных средств, имеющихся в распоряжении кассационной и надзорной инстанций, остался прежним. Почему же теперь законодатель решил вверить этим судам полномочие не только устанавливать новые обстоятельства, но и отменять в связи с ними вступившие в законную силу судебные решения?

Несовершенство новой законодательной регламентации порядка возвращения судом уголовного дела прокурору проявляется также в несогласованности норм, устанавливающих сроки пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в связи с обнаружением новых обстоятельств.

Если наличие новых общественно опасных последствий инкриминируемого обвиняемому деяния выясняется в рамках возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, то пересмотр приговора, определения или постановления суда допускается в течение сроков давности привлечения к уголовной ответственности, установленных уголовным законом, и не позднее одного года со дня открытия вновь открывшихся обстоятельств (ч. 3 ст. 414 УПК). Если же такие обстоятельства обнаружатся в ходе рассмотрения уголовного дела судом кассационной или надзорной инстанции, то руководствоваться следует положением ст. 401.6 УПК, согласно которому пересмотр в кассационном и надзорном порядке приговора, определения, постановления суда по основаниям, влекущим ухудшение положения осуждённого, оправданного, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, допускается в срок, не превышающий одного года со дня вступления их в законную силу.

В результате применения разных по продолжительности сроков пересмотра судебных решений по одним и тем же основаниям правовое положение заинтересованных лиц будет различаться в зависимости от формы пересмотра судебных решений, что явно не соответствует конституционному принципу равенства всех перед законом и судом.

Все названные противоречия, на наш взгляд, подтверждают ошибочность законодательного решения о наделении судов кассационной и надзорной инстанций полномочием возвращать уголовное дело прокурору по основанию, указанному в п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК. В рамках кассационного и надзорного производства окончательные судебные акты не должны проверяться с позиций фактической обоснованности выводов нижестоящих судов. Как уже было сказано выше, у судов кассационной и надзорной инстанций нет ни юридических полномочий, ни фактической возможности устанавливать или признавать доказанными новые обстоятельства, ранее не установленные или отвергнутые нижестоящими судами.

Думается, вместо того, чтобы ставить правоприменительную практику перед необходимостью искать выходы из возникающих "тупиков", законодателю следовало бы исключить из гл. 48.1 и 49 УПК положения, включённые Федеральным законом от 26 апреля 2013 г. N 64-ФЗ. Выявление и учёт новых обстоятельств, являющихся основанием для предъявления лицу обвинения в совершении более тяжкого преступления, после вступления приговора, определения или постановления суда в законную силу должны, как и прежде, осуществляться исключительно в порядке, предусмотренном гл. 49 УПК.

И. Дикарев,

директор института права Волгоградского

государственного университета,

кандидат юридических наук, доцент

"Законность", N 1, январь 2014 г.