Постановление Европейского Суда по правам человека от 23 апреля 2015 г. Дело "Морис против Франции" [Morice v. France] (Жалоба N 29369/10) (Большая Палата Европейского Суда) (извлечение)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата Европейского Суда)

Дело "Морис против Франции"
[Morice v. France]
(Жалоба N 29369/10)

Постановление Суда от 23 апреля 2015 г.
(извлечение)

Обстоятельства дела

В 1995 году судья Боррель, откомандированный в рамках соглашений о сотрудничестве между Францией и Джибути, был найден мертвым. Полиция Джибути провела расследование и установила, что он совершил самоубийство. Оспаривая этот вывод, вдова судьи Борреля в качестве гражданской истицы подала заявление о возбуждении уголовного дела и попросила заявителя, являющегося адвокатом, представлять ее интересы. В отношении неустановленного лица были возбуждены два судебных расследования по подозрению в умышленном убийстве. Расследование поручили следственной судье М., помощником которой через некоторое время стал судья L.L.

В июне 2000 года обвинительная палата апелляционного суда отстранила от расследования судей М. и L.L. и поручила его проведение новому следственному судье, P. Одновременно обвинительная палата удовлетворила ходатайство заявителя об отстранении судьи М. от расследования по другому делу, касающемуся сайентологии, которое весьма широко освещалось в средствах массовой информации.

В сентябре 2000 года заявитель и один из его коллег написали письмо министру юстиции Франции в рамках расследования обстоятельств гибели судьи Борреля. Они попросили министра юстиции вновь обратить внимание на "поведение судей [М. и L.L.], совершенно не соответствующее принципам беспристрастности и справедливости" и потребовали дать Управлению собственной безопасности указание начать расследование по факту "многочисленных нарушений, выявленных в ходе судебного следствия".

На следующий день в газете "Ле Монд" ("Le Monde") появилась статья, в которой журналист рассказал, что адвокаты Боррель "активно очерняют" судью М. в глазах министра юстиции. Журналист уточнил, что заявитель и его коллега обвиняют судью М., в частности, в "поведении, совершенно несоответствующем принципам беспристрастности и справедливости", и в том, что она, по-видимому, "не зарегистрировала вещественное доказательство и не передала его судье, назначенному вместо нее".

Оба судьи, о которых шла речь в статье, подали в качестве гражданских истцов заявление о возбуждении уголовного дела по факту публичной клеветы на государственного служащего в отношении выпускающего редактора газеты "Ле Монд", автора статьи и заявителя. Апелляционный суд признал заявителя виновным в соучастии в клевете на государственного служащего, назначил ему наказание в виде штрафа в размере 4 000 евро и обязал его, а также еще двух обвиняемых по его делу возместить судебные расходы и издержки в размере 7 500 евро каждому из этих двух судей.

В Постановлении от 11 июля 2013 г. Палата Европейского Суда шестью голосами "за" и одним - "против" пришла к выводу, что по делу не было допущено нарушения статьи 10 Конвенции. 9 декабря 2013 г. дело по ходатайству заявителя было передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 169* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2014 (примеч. редактора).)).

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 10 Конвенции. Вынесение заявителю обвинительного приговора представляло собой вмешательство в осуществление им права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции. Это вмешательство было предусмотрено законом и преследовало цель защиты репутации и прав других лиц.

При вынесении заявителю обвинительного приговора апелляционный суд подтвердил, что утверждение, согласно которому поведение следственного судьи "совершенно не соответствовало принципам беспристрастности и справедливости", являлось особенно серьезным обвинением в клевете. Далее он отметил, что высказывание заявителя о задержке при передаче видеокассеты и упоминание им с использованием слова "попустительство" в написанной от руки записки прокурора Джибути судье М. лишь подтверждают клеветнический характер его замечаний, поскольку не было представлено "доказательств того, что эти утверждения соответствуют действительности", а добросовестность со стороны заявителя исключена.

(a) Наличие у заявителя статуса адвоката. Стороны не оспаривают, что замечания, являющиеся предметом спора, были сделаны в рамках производства по делу и касались следственных судей, которые на тот момент, когда заявитель их высказал, уже были отстранены от проведения расследования. Следовательно, эти замечания не могли непосредственно способствовать защите его клиента, так как следствие было поручено другому судье, которого данные высказывания не затрагивали.

(b) Вклад в обсуждение вопросов, представляющих общественный интерес. Замечания, которые вменялись в вину заявителю, касались функционирования судебной власти, то есть вопроса, представляющего общественный интерес, а расследование по делу судьи Борреля весьма широко освещалось в средствах массовой информации, вписываясь в контекст обсуждения, представляющего интерес для общества. Это предполагает повышенный уровень защиты свободы выражения мнения и, соответственно, особенно узкие рамки свободы усмотрения властей.

(c) Характер замечаний, являющихся предметом спора. Замечания, которые вменялись в вину заявителю, представляли собой в бльшей степени оценочные суждения, чем утверждения о фактах, если учитывать их общий тон и контекст, в котором они были сделаны, поскольку содержали главным образом оценку всех действий следственных судей в ходе расследования.

Эти оценочные суждения имели под собой достаточные "фактические основания". Видеокассета действительно не была передана, данный факт был не только установлен, но и являлся достаточно серьезным, чтобы судья P. указал о нем в отчете. Написанная от руки записка, в свою очередь, свидетельствует о том, что прокурор Республики Джибути был достаточно хорошо знаком с судьей М., обвиняя адвокатов гражданских истцов в том, что они занимались "организацией манипулирования".

Наконец, было установлено, что заявитель выступал в качестве адвоката по двум делам, широко освещавшимся в средствах массовой информации, следствие по которым вела судья М. В каждом из этих двух дел апелляционные суды выявили нарушения, которые привели к отстранению судьи М. от расследования, причем по инициативе заявителя.

Вместе с тем использованные заявителем выражения были достаточно тесно связаны с обстоятельствами дела, а, кроме того, его замечания нельзя считать вводящими в заблуждение или безосновательными нападками.

(d) Специфические обстоятельства настоящего дела. (i) Был ли принят во внимание весь контекст дела. Контекст дела характеризуется не только действиями следственных судей и отношениями заявителя с одним из них, но и совершенно особой историей дела, его межгосударственным характером и широким освещением событий в средствах массовой информации. Между тем Апелляционный суд придал очень общее значение замечанию заявителя о том, что поведение следственного судьи "совершенно не соответствует принципам беспристрастности и справедливости", тогда как это высказывание нужно было рассматривать с учетом конкретных обстоятельств настоящего дела, тем более что в действительности оно принадлежало не автору статьи, а представляло собой отрывок из письма заявителя и его коллеги министру юстиции Франции. Более того, когда заявитель отвечал на вопросы журналиста, журналист уже знал о письме министру юстиции из собственных источников. Упоминание о том, что судья М. была привлечена к дисциплинарной ответственности в рамках дела о сайентологии, лежит целиком на совести автора статьи. На адвокатов нельзя возлагать ответственность за все содержание "интервью", опубликованного в газете, или за действия средств массовой информации.

Апелляционный суд должен был рассмотреть замечания, являющиеся предметом спора, в полной мере учитывая в совокупности контекст дела и содержание письма.

В то же время нельзя сказать, что использование слова "попустительство" "само по себе" являлось серьезным посягательством на честь и деловую репутацию судьи М. и прокурора Джибути.

При этом высказывания заявителя нельзя сводить просто к выражению его личной неприязни к судье М. Замечания, являющиеся предметом спора, являлись частью совместной профессиональной инициативы двух адвокатов и были основаны на новых установленных обстоятельствах, которые могли свидетельствовать о серьезных недостатках в работе судебной системы, в частности, в работе двух судей, отвечавших ранее за проведение расследования по делу, гражданскими истцами по которому выступали клиенты этих адвокатов.

Хотя высказывания заявителя, несомненно, имели негативный оттенок, следует отметить, что, несмотря на их некоторую враждебность и серьезность, они касались главным образом порядка ведения судебного следствия, то есть вопроса, представляющего общественный интерес, и, таким образом, способов ограничить свободу выражения мнения было не столь много. Далее, у адвоката должна быть возможность привлекать внимание общественности к потенциальным нарушениям в работе судебной системы, а судебной власти может быть полезна конструктивная критика.

(ii) Гарантии поддержания авторитета судебной власти. Судьи М. и L.L. работают в судебной системе, поэтому в отношении них границы допустимой критики шире, чем в отношении обычных граждан. Следовательно, они могли выступать объектом замечаний, являющихся предметом спора, именно в этом качестве.

Кроме того, высказывания заявителя не могли нарушить беспристрастность судебного разбирательства, поскольку вышестоящий суд отстранил от дела двух следственных судей, которых они затрагивали.

Принимая во внимание вышеизложенное, нельзя считать, что вынесение заявителю обвинительного приговора могло способствовать поддержанию авторитета судебной власти.

(iii) Использование имеющихся средств правовой защиты. Обращение в обвинительную палату апелляционного суда явно свидетельствует о том, что изначально заявитель и его коллега хотели решить проблему с использованием имевшихся средств правовой защиты. В действительности о нарушениях, о которых сообщил судья P. в своем отчете, стало известно уже после исчерпания этих средств. На данном этапе обвинительная палата уже не могла рассматривать жалобы именно потому, что она отстранила от дела судей М. и L.L. В любом случае с момента начала судебного следствия прошли уже четыре с половиной года, и на момент вынесения Постановления Европейского Суда оно еще не закончилось. К тому же гражданские истцы и их адвокаты активно в нем участвовали.

Кроме того, заявление о возбуждении расследования, адресованное министру юстиции Франции, в котором обжаловались новые обстоятельства, являлось не средством судебной защиты, которое могло бы, вероятно, послужить поводом не обращаться в средства массовой информации, а просто просьбой начать административное расследование по усмотрению министра юстиции.

Наконец, ни Генеральный прокурор Франции, ни председатель коллегии адвокатов, ни совет соответствующей коллегии адвокатов не сочли необходимым привлечь заявителя к дисциплинарной ответственности за его высказывания в прессе, хотя у них была такая возможность.

(iv) Вывод. Замечания, которые вменяются в вину заявителю, являлись не безосновательным посягательством на деятельность судов, причинившим серьезный ущерб, а критикой судей М. и L.L. в рамках обсуждения вопросов функционирования судебной системы, представляющих интерес для общества, в контексте дела, которое с самого начала широко освещалось в средствах массовой информации. Конечно, эти замечания можно назвать агрессивными, но они, тем не менее, являются оценочными суждениями, имеющими под собой достаточные "фактические основания".

(e) Назначенные наказания. Заявитель был привлечен к уголовной ответственности. Его приговорили к штрафу в размере 4 000 евро и вместе с еще двумя обвиняемыми по его делу обязали выплатить каждому гражданскому истцу по 7 500 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек. Таким образом, ему было назначено не "минимально возможное", а, напротив, весьма суровое наказание, и чтобы обосновать это решение, суд сослался на то, что заявитель является адвокатом.

С учетом изложенного вынесение заявителю обвинительного приговора за соучастие в клевете представляло собой несоразмерное вмешательство в осуществление им права на свободу выражения мнения. Следовательно, это вмешательство не было "необходимо в демократическом обществе" по смыслу положений статьи 10 Конвенции.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (вынесено единогласно).

Большая Палата Европейского Суда также установила, что по делу допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с тем, что мнение заявителя, опасавшегося, что в Кассационном суде его дело не будет рассмотрено справедливо и беспристрастно, так как в состав суда входил судья, ранее публично выражавший поддержку одному из гражданских истцов, можно считать объективно обоснованным.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Большая Палата Европейского Суда присудила заявителю 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда и 270 евро в качестве компенсации материального ущерба.

(См. также Постановление Европейского Суда по делу "Жюли и компания "Либерасьон" против Франции" [July and SARL Liberation v. France] от 14 февраля 2008 г., жалоба N 20893/03, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 105* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2008 (примеч. редактора).).)