Закон о военных судах создал коллизию (О. Васильев, "Российская юстиция", N 8, август 2000 г.)

Закон о военных судах создал коллизию

В теории права существует известный юристам еще со времен Древнего Рима принцип разрешения правовых коллизий закон последующий отменяет действие предыдущего. Но можно ли с его помощью разрешить серьезные противоречия между нормами не так давно принятого Федерального конституционного закона от 23 июня 1999 г. "О военных судах Российской Федерации" (далее Закон) и нормами УПК РСФСР?

Из ст.ст.9, 14 и 22 Закона вытекает, что дела по вновь открывшимся обстоятельствам рассматривают военные суды, которые вынесли приговоры по ним. Согласно же ст.388 УПК разрешение вопроса о возобновлении дела по вновь открывшимся обстоятельствам находится в ведении того суда, который проверяет дела по надзорной инстанции. Что это такое ошибка или шаг к будущему изменению УПК? Допустим, второе. Но как быть сейчас? Если учитывать приведенный принцип разрешения правовой коллизии, то, естественно, должна применяться норма Закона, поскольку он является более поздним нормативным актом по сравнению с УПК. Но этот принцип имеет силу лишь тогда, когда не действует иной закон специальный отменяет действие общего закона. А какой акт в рассматриваемом случае является специальным? С одной стороны, если речь идет о военных судах, тогда специальным по отношению к полномочиям этих судов является Закон, но если речь идет об уголовном судопроизводстве в военных судах, тогда специальным является УПК. Можно сказать, что Закон состоит из специальных судоустройственных норм, а УПК из специальных процессуальных норм. Поэтому теоретически военные суды при разрешении вопроса о возобновлении уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам должны руководствоваться ст.388 УПК, а не противоречащими ей ст.ст.9, 14 и 22 Закона.

Данную позицию можно обосновать и нормативно. Так, в п.3 ст.45 Закона перечислены нормативные акты, которые не применяются в части, противоречащей Закону. Однако ст.388 УПК в этом перечне не указана. Не найдем мы ее и в перечне норм, утративших силу в связи с принятием Закона, хотя бы и по отношению к уголовному судопроизводству в военных судах.

Значит, если рассмотренные нормы Закона появились в нем не по досадной ошибке, а как предвестники грядущих изменений в УПК, они не должны применяться до соответствующих законодательных корректив основного процессуального закона.

Несколько иначе обстоит дело с другой правовой коллизией. Согласно п.4 ст.22 Закона гарнизонный суд рассматривает жалобы на действия (бездействия) лица, производящего дознание, следователя, прокурора и принятые ими решения в случаях и порядке, которые установлены федеральным уголовно-процессуальным законом. По УПК, который как раз и является федеральным уголовно-процессуальным законом, в суд обжалуются только решение органа дознания, следователя и прокурора об аресте и решение прокурора о продлении срока ареста (ст.220.1 УПК). В соответствии же со ст.218 УПК жалобы на действия органа дознания или следователя подаются прокурору, который их и рассматривает на основании ст.219 УПК. А в соответствии со ст.220 УПК жалобы на действия и решения прокурора приносятся вышестоящему прокурору. Опять правовая коллизия, но которая имеет несколько иное обоснование, нежели предыдущая. Дело в том, что в отношении ст.ст.218 и 220 УПК имеется решение Конституционного Суда РФ. Согласно его постановлению от 23 марта 1999 г. возможно судебное обжалование действий и решений органа дознания, следователя или прокурора, связанных с производством обыска, наложением ареста на имущество, приостановлением производства по уголовному делу и продлением срока предварительного расследования. На основании этого решения Конституционного Суда РФ суды принимают и рассматривают указанные жалобы и даже, уловив тенденцию прямого применения Конституции, идут дальше (например, принимают жалобы и на постановления о возбуждении уголовного дела). Видимо, в Законе облечена в нормативную форму складывающаяся практика. Но если гарнизонные военные суды будут принимать к рассмотрению соответствующие жалобы, они все же будут руководствоваться не ст.22 Закона, а все тем же постановлением Конституционного Суда РФ и, естественно, Конституцией РФ, поскольку федерального уголовно-процессуального закона, соответствующего этому постановлению, пока не принято. Закон РФ от 27 апреля 1993 г. "Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан" в данном случае таковым не является, поскольку его действие не должно распространяться на субъектов уголовно-процессуальных отношений (см., например, разъяснения по ст.3 этого Закона, содержащиеся в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1993 г. "О рассмотрении судами жалоб на неправомерные действия, нарушающие права и свободы граждан"). По всей видимости, эта коллизия норм, в отличие от первой, действительно может объясняться желанием законодателя принять норму, так сказать, на перспективу.

Наверное, с тех же позиций можно объяснить и появление в Законе нормы о скамье присяжных в окружных судах и даже в Военной коллегии Верховного Суда РФ (ст.ст.10 и 15 Закона). Эти нормы также не могут применяться до тех пор, пока не будут приняты законы о формировании списков присяжных заседателей для военных судов. Кстати, законодателям придется решать не очень простой вопрос: набирать ли присяжных из числа гражданских лиц, которые могут ничего не понимать в делах военной службы, из числа только мужчин или также женщин, чтобы не нарушить принципа равноправия полов, или из числа военнослужащих, независимость которых не так-то легко обеспечить.

Однако тот факт, что в Законе отсутствует указание на применение этих норм лишь после внесения соответствующих изменений в действующие законы или принятия новых законов, порождает коллизии и пробелы нормативного регулирования, которые так же трудно разрешить, как и противоречия в отношении института возобновления дел по вновь открывшимся обстоятельствам. В этой ситуации можно только пожалеть судей, да и других участников процесса, которым предстоит разрешать эти замысловатые задачи. Жаль, что забылась добрая практика экспертизы законопроектов в правовых научных учреждениях. Тогда можно было бы избежать не только правовых коллизий и иных проблем, но и, мягко говоря, погрешностей в юридической технике. Примером последних может служить применение в Законе термина административные дела, под которым Закон в ст.7 понимает дела, возникающие из административных правоотношений, рассматриваемых в порядке гражданского судопроизводства, а в ст.22 Закона не только эти дела, но и, по всей видимости, дела об административных правонарушениях, рассматриваемые в порядке административного судопроизводства (различия между этими юридическими институтами разъяснять, думается, излишне). Досадным выглядит и упоминание в п.7 ст.7 Закона в перечне лиц, принимающих решение о продлении сроков содержания под стражей, органов дознания и следователей, тогда как они на это процессуальным законом не уполномочены (ст.97 УПК).

Как же разрешить эти коллизии? В частности, можно ли допустить, чтобы принцип закон последующий отменяет действие предыдущего закона толковался как более поздний закон, пусть и некачественный, отменяет действие хотя и более добротного, но устаревшего закона? Думается, что нет.

О. Васильев,

кандидат юридических наук (г. Москва)