Последние новеллы УПК: прекращение уголовного дела, состав суда, подсудность, подследственность (В.Савицкий, "Российская юстиция", NN 4, 5, апрель, май 1997 г.)

Последние новеллы УПК: прекращение уголовного дела,
состав суда, подсудность, подследственность

Как известно, новый Уголовный кодекс РФ вступил в действие 1 января 1997 г. Поэтому и начну с поправок к УПК, касающихся нового Закона.

Прекращение уголовного дела. Этот уголовно-процессуальный институт претерпел существенные изменения из-за столь же существенной модификации условий и видов освобождения от уголовной ответственности. Новый УК обоснованно отказался от таких видов освобождения от уголовной ответственности, которые были связаны с привлечением лица к административной ответственности, с передачей его на поруки, с передачей дела в товарищеский суд, в комиссию по делам несовершеннолетних. Эти институты появились в законодательстве 60-х годов на волне модной тогда идеи широкого привлечения общественности к участию в борьбе с преступностью и на первых порах дали несомненный положительный результат. Но постепенно по ряду причин их эффективность снижалась, они стали применяться все реже и реже, и в конечном счете их недостатки значительно превысили достоинства. Нужно учесть также, что прекращение уголовных дел по указанным выше нереабилитирующим основаниям предполагает внесудебное признание определенных лиц совершившими преступление, что противоречит ст.49 Конституции Российской Федерации, а также общепризнанным принципам и нормам международного права, которые являются составной частью правовой системы России. По этим соображениям из УПК исключены ст.6.1, 6.2 и 10, а также ст.7, 8 и 9 (в прежней редакции).

Специально нужно сказать об отмене ст.10 УПК, которая предусматривала возможность направления материалов для применения мер общественного воздействия без возбуждения уголовного дела. Эта норма с самого начала подвергалась резкой критике ввиду того, что ее использование грубо нарушало элементарные правила процесса: без возбуждения дела и, следовательно, без производства расследования она позволяла констатировать совершение преступления, степень его общественной опасности, возможность исправления лица мерами общественного воздействия и т.д. Ошибок при этом было, естественно, гораздо больше, чем той выгоды от "процессуальной экономии", которая в результате якобы достигалась.

Что касается прекращения уголовных дел в отношении несовершеннолетних, то в ст.5 УПК, помимо уже существующего в ней п.5 (недостижение лицом возраста, с которого возможна уголовная ответственность), добавлено новое основание: несовершеннолетний в силу отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не мог во время совершения общественно опасного деяния в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Это основание прекращения дела предопределено нормой ч.3 ст.20 УК.

Еще одно основание освобождения несовершеннолетнего от уголовной ответственности предусмотрено ст.80 УК: если он впервые совершил преступление небольшой или средней тяжести и его исправление может быть достигнуто путем применения принудительных мер воспитательного воздействия. Однако применение этих мер ст.8 УПК в новой редакции регулирует весьма странным образом: следователь с согласия прокурора прекращает дело по указанному основанию, а затем прокурор направляет дело судье для решения вопроса о применении мер воспитательного воздействия. Это регулирование внутренне противоречиво: если дело прекращается, значит, прекращается и уголовный процесс. По каким же правилам дело направляется в суд? Кем является по своему процессуальному статусу несовершеннолетний - подозреваемым, обвиняемым, подсудимым? Вправе ли он иметь защитника? Какова процедура рассмотрения такого дела в суде? Вправе ли там отстаивать свои интересы потерпевший, гражданский истец и т.д.? Велика вероятность, что применение ст.8 УПК в столь несовершенной редакции чревато опасностью грубых нарушений прав несовершеннолетнего, а также других участников процесса.

После длившейся десятилетия критики законодатель наконец-то признал ошибку, допущенную им при формулировании процедуры прекращения дела вследствие изменения обстановки. Никакими аргументами невозможно было объяснить, почему при прекращении дела следователем по любому нереабилитирующему основанию (истечение срока давности, амнистия, передача на поруки и т.д.) обвиняемый вправе был настаивать на своей реабилитации по суду, а если дело прекращалось ввиду изменения обстановки, что, конечно, не реабилитировало обвиняемого, его лишали возможности требовать направления дела в суд. Чтобы решить этот простейший, на мой взгляд, вопрос, потребовалось вмешательство Конституционного Суда РФ, который 28 октября 1996 г. рассмотрел жалобу О.В.Сушкова, просившего признать неконституционной ст.6 УПК, не позволявшую ему добиваться реабилитации по суду. Конституционный Суд признал, что "уголовное дело не может быть прекращено, если лицо против этого возражает и ходатайствует о продолжении производства по делу. В этом случае производство по делу должно продолжаться в обычном порядке". Именно так решен этот вопрос в ст.6 УПК, принятой в новой редакции в соответствии со ст.77 УК.

А можно ли вообще обжаловать в суд постановление следователя или органа дознания о прекращении дела безотносительно к основаниям прекращения? Если исходить из буквального текста ч.5 ст.209 УПК, то там нет прямого запрета. Указанная норма устанавливает, что постановление о прекращении дела может быть обжаловано прокурору, но правоприменительная практика однозначно придавала ей ограничительный смысл, и ни один суд не принимал к проверке жалобы на незаконность прекращения дела следователем, органом дознания или прокурором. Это выяснилось при рассмотрении Конституционным Судом 13 ноября 1995 г. жалоб Р.Н.Самигуллиной и А.А.Апанасенко, посчитавших, что такое толкование судами ч.5 ст.209 УПК нарушает их конституционное право на судебную защиту. Конституционный Суд сделал вывод, что указанная норма УПК соответствует Конституции, но не может служить основанием для отказа в судебном обжаловании постановления о прекращении дела. Чтобы окончательно устранить всякие на этот счет сомнения, 21 декабря 1996 г. в ч.5 ст.209 УПК было внесено дополнение о том, что постановление о прекращении дела может быть обжаловано прокурору или в суд.

Новое основание для освобождения лица от уголовной ответственности - его деятельное раскаяние (ст.75 УК). Соответствующая норма появилась и в УПК (ст.7). Здесь важно отметить три процедурных момента: лицо, совершившее преступление, вправе возражать против прекращения дела по этому основанию; при наличии такого возражения производство по делу должно продолжаться в обычном порядке; потерпевший вправе знать о прекращении дела и обжаловать такое решение соответственно в вышестоящий суд или вышестоящему прокурору.

Последнее, что хотелось бы отметить, говоря об изменениях в процессуальном институте прекращения уголовного дела, - появление такого нового и для уголовного (ст.86), и для уголовно-процессуального (ст.9) законодательства основания освобождения от уголовной ответственности, как примирение с потерпевшим в делах публичного обвинения. В УПК прекращение дел за примирением ранее допускалось только по делам частного обвинения, круг которых был очень узок (ч.1 ст.27 УПК). Новая редакция ст.9 УПК предусмотрела возможность прекращения производства за примирением и по делам, которые возбуждаются органами уголовного преследования в силу принципа публичности (официальности), при условии, что лицо впервые совершило преступление небольшой тяжести и загладило причиненный вред. Тенденцию эту нужно приветствовать, она поощряет мирное, без применения мер государственного принуждения урегулирование возникающих между гражданами конфликтов. Удивляет только одно: почему свидетельством небольшой общественной опасности лица по этой категории дел публичного обвинения выступает примирение обвиняемого с потерпевшим, а не наоборот? Ведь испокон веков оценка именно потерпевшим действий и личности обидчика и его, потерпевшего, согласие простить обвиняемого, примириться с ним служили первоочередным условием прекращения дела. Для обвиняемого же, тем более изобличенного, невелика хитрость протянуть руку потерпевшему. Так с чем мы здесь сталкиваемся - с редакционной погрешностью или переосмыслением взаимоотношений потерпевшего и обвиняемого?

Состав суда. Подсудность. Подследственность. В 1992 году впервые в уголовном процессе России было решено отступить от принципа коллегиальности рассмотрения дел в суде первой инстанции. До этого он считался незыблемым и традиционно закреплялся на конституционном уровне. Причин отказа от традиции, как мне представляется, две: первая - организационные и финансовые трудности обеспечения участия народных заседателей в процессе; вторая - явное безразличие их к происходящему в судебном заседании и пассивность при принятии решений по существу дела. Однако теоретически и практически принцип коллегиальности по-прежнему считается дополнительной гарантией правильности принимаемых судом решений. Подтверждением этому служат сохранение коллегиального, т.е. с участием народных заседателей, порядка рассмотрения дел о преступлениях несовершеннолетних и дел о преступлениях, караемых достаточно суровыми мерами наказания, учреждение Законом от 16 июля 1993 г. состава суда первой инстанции из трех профессиональных судей, а также коллегиальное рассмотрение дел в кассационном и надзорном порядке (ст.15 и 35 УПК).

В это регулирование состава суда Федеральный закон от 21 декабря 1996 г. внес ряд существенных изменений. Раньше к подсудности единоличного судьи относились дела о преступлениях, перечисленных в ч.2 ст.35 УПК, а также дела о преступлениях с санкцией до пяти лет лишения свободы, если подсудимый не возражал против единоличного их рассмотрения. В результате изменений, внесенных в ст.15 и 35 УПК, постатейный перечень преступлений, рассматриваемых судьей единолично, заменен критерием общественной опасности деяний, исходя из санкций статей Особенной части УК. Ныне судья единолично рассматривает все дела о преступлениях, за которые максимальное наказание не превышает пяти лет лишения свободы. Согласия подсудимого на это не требуется. И вообще, мнение подсудимого не имеет теперь никакого значения при решении вопроса, в каком составе будет слушаться дело в районном (городском) суде.

Что касается коллегии в составе судьи и двух народных заседателей, то она рассматривает в районном (городском) суде дела о преступлениях, за которые максимальное наказание является более строгим, чем пять лет, но не превышает 15 лет лишения свободы, а также все дела о преступлениях несовершеннолетних.

Подсудность дел краевому, областному и равнозначному им суду, в принципе, осталась прежней, если не считать иную нумерацию статей Особенной части УК, указанных в перечне ст.36 УПК. Но необходимо отметить, что в соответствии с новой редакцией ст.15 УПК народные заседатели уже не будут участвовать в рассмотрении дел судом субъекта Федерации. Все подсудные ему дела, в том числе о преступлениях, за которые уголовным законом предусмотрено максимальное наказание в виде лишения свободы на срок свыше 15 лет, пожизненного лишения свободы или смертной казни, должны рассматриваться коллегией в составе трех профессиональных судей. (Разумеется, дела о преступлениях, отнесенных к подсудности судов субъектов Федерации, при наличии указанных в законе условий могут быть рассмотрены судьей и присяжными заседателями - ч.4 ст.15 УПК.) Эта мера предпринята для усиления профессионального начала при разбирательстве дел о наиболее тяжких и опасных преступлениях, что, в принципе, видимо, заслуживает поддержки. Но учитывалось ли при этом, в каком катастрофически сложном положении окажутся суды некоторых субъектов Федерации, которые из-за малочисленности штатного состава судей вынуждены будут теперь работать с тройной нагрузкой, чтобы успеть рассмотреть хотя бы то число дел (а оно все время возрастает), которое рассматривали прежде?

Переходя к анализу процессуальных норм, регулирующих подсудность дел Верховному Суду РФ, а также изменение установленной подсудности, следует напомнить о чрезвычайно важном принципе, впервые сформулированном в ст.47 Конституции Российской Федерации: "Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом". Это право, широко известное на Западе (см., например, ст.101 Конституции ФРГ), никогда не фигурировало у нас, даже теоретически, среди прав человека и гражданина. Практика же в необходимых случаях обращалась к нормам главы второй УПК "Подсудность", где предусмотрены различные основания и способы изменения установленной законом подсудности уголовных дел. Среди них - изъятие вышестоящим судом любого дела, подсудного нижестоящему суду, из этого суда и принятие его к своему производству или передача дела в другой нижестоящий суд. Причем основания изменения подсудности сформулированы беспредельно широко: "...в целях наиболее быстрого, полного и объективного рассмотрения дела, а равно в целях наилучшего обеспечения воспитательной роли судебного разбирательства дела" (ст.44 УПК). Это практически исключало возможность проконтролировать действительную надобность в изменении подсудности. Более того, в такой неопределенности потенциально заложены неограниченные возможности для манипулирования делами и судами в политических, карьеристских и иных далеких от правосудия целях. И уж, конечно, обвиняемый не мог быть уверен, что никакому другому суду, кроме того, который определен законом, не будет позволено распорядиться его достоинством, имуществом, свободой и тем более жизнью.

С учетом названного конституционного принципа ст.38 УПК, регулирующая подсудность дел Верховному Суду РФ, в новой редакции содержит ссылку на федеральный закон, где должен быть перечень подсудных Верховному Суду дел, а также предусматривает необходимость получения ходатайства обвиняемого, если Верховный Суд будет рассматривать другие дела, имеющие особую сложность или особое общественное значение. Наличие ходатайства обвиняемого требуется теперь и при рассмотрении вышестоящим судом уголовного дела, подсудного нижестоящему суду (ст.40 УПК).

Здесь нет смысла детально анализировать новую редакцию ст.126 УПК, определяющую подследственность уголовных дел следователям различных ведомств. Разумеется, совсем другой стала нумерация статей Особенной части УК, обозначенных в этой процессуальной норме, есть и определенное перераспределение подследственности. К этому не стоило бы привлекать внимание, если бы не одно тревожное обстоятельство: новая редакция указанной статьи продолжает тенденцию на вытеснение, выдавливание следователей прокуратуры из производства расследования. В прежнем варианте ст.126 УПК закрепляла полномочия следователей прокуратуры вести предварительное следствие по любому уголовному делу (универсальная подследственность), выделяя наряду с этим категории дел, по которым предварительное следствие производят также следователи органов внутренних дел и органов безопасности. В новой редакции союз "также" из текста выпал, подследственность строго зафиксирована, и теперь следователи прокуратуры - наиболее квалифицированные, наименее подверженные воздействию администрации и спецслужб - лишены права расследовать дела, отнесенные к компетенции других следователей. А эта компетенция, особенно следователей органов внутренних дел, с каждым годом все более и более расширяется. Такая тенденция ведет, на мой взгляд, лишь к усугублению кризиса, в котором оказалась у нас борьба с преступностью вообще и расследование преступлений в частности.

Как известно, 15 июля 1995 г. был принят Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений". Он существенно отличается в лучшую сторону от предшествовавших ему и ныне отмененных Положения о предварительном заключении под стражу от 11 июля 1969 г. и Положения о порядке кратковременного задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления от 13 июля 1976 г. С их отменой, естественно, возникла потребность привести нормы УПК в соответствие с новым российским законом. Это было сделано Федеральным законом от 15 июня 1996 г. "О внесении изменений и дополнений в законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений".

Какие конкретно поправки внесены этим актом в УПК?

Во-первых, установлены дополнительные гарантии прав и законных интересов подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей. Эти гарантии записаны в новых частях 3 и 4 ст.11 УПК. Прежде в качестве субъектов обеспечения права граждан на неприкосновенность личности упоминались в УПК только суд (судья) и прокурор. Теперь к ним добавлено еще одно должностное лицо - начальник места содержания под стражей. На него возлагается обязанность не позднее чем за 24 часа до истечения срока содержания под стражей подозреваемого или обвиняемого уведомить об этом орган или лицо, в производстве которых находится уголовное дело, а также прокурора. Если по истечении установленного законом срока задержания или заключения под стражу соответствующее решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу либо об освобождении подозреваемого или обвиняемого, либо о продлении срока содержания его под стражей в качестве меры пресечения или сообщение об этом решении не поступило, начальник места содержания под стражей освобождает его своим постановлением.

Надо заметить, что по прежнему законодательству обязанность начальника освободить лицо из-под стражи после истечения определенного срока была установлена применительно лишь к задержанному. Что касается заключенного под стражу в качестве меры пресечения, то единственное, что требовалось от начальника, - уведомить (?!) за семь суток до истечения срока следователя и прокурора. Как быть начальнику дальше, Положение о содержании под стражей дипломатично умалчивало (ст.18). То, что теперь в УПК закреплены дополнительные гарантии неприкосновенности личности, - факт, несомненно, позитивный. Жаль только, что и в Федеральном законе от 15 июля 1995 г., и в УПК эти дополнительные гарантии смазаны расплывчатой формулировкой, согласно которой начальник места содержания под стражей должен освободить подозреваемого или обвиняемого, если не получит решения о продлении срока (это естественно и понятно) или некоего сообщения (?) о таком решении.

Во-вторых, расширено право подозреваемого и обвиняемого на свидания. Вопрос этот имеет свою историю. Как это ни парадоксально, но в УПК долгое время не было нормы, разрешающей защитнику иметь свидания с обвиняемым без ограничения их количества и продолжительности. Законодатель как-то уж очень неуверенно вводил право на свидания. В ст.51 УПК говорилось в общей форме о праве защитника иметь свидание (одно!) с обвиняемым; когда же защитник знакомился с материалами оконченного расследования, он получал право иметь свидание (опять одно!) с обвиняемым наедине (ст.202 УПК). И только в 1992 году все эти сомнительные формулировки были заменены в указанных статьях УПК безоговорочным правилом: с момента допуска к участию в деле защитник вправе иметь свидания с обвиняемым и подозреваемым (о свиданиях с подозреваемым раньше и речи быть не могло) наедине без ограничения их количества и продолжительности.

Итак, защитник получил право на свидания со своими подзащитными. Казалось бы, по логике вещей, право на свидания, но уже с защитником, должно найти место в перечне прав обвиняемого (ст.46 УПК) и подозреваемого (ст.52 УПК). Но в указанных статьях этого права мы не найдем. Конечно, его можно вывести окольным путем, логическими умозаключениями. Но если один участник процесса имеет право и о нем записано в законе, а другой хотя таким правом и располагает, но в законе об этом не сказано, то на этом ляпсусе можно строить какие угодно предположения, вплоть до полного отрицания того, что выгодно отрицать.

Поправки, внесенные в УПК 15 июня 1996 г., устранили эти погрешности законодательной техники. Теперь в перечне прав подозреваемого и обвиняемого свое место заняло и право на свидания с защитником. Но не только с ним. Подозреваемый и обвиняемый получили право на свидания также с родственниками и иными лицами. Кроме того, УПК предусмотрел их право на переписку. Порядок и условия предоставления подозреваемому и обвиняемому свиданий и осуществления ими переписки определяются федеральным законом "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений".

В-третьих, ст.96 УПК дополнена ч.6, возлагающей на лицо или орган, в производстве которых находится уголовное дело, обязанность немедленно известить одного из близких родственников подозреваемого или обвиняемого о месте или изменении места содержания его под стражей. Нет нужды специально говорить о важности этого предписания. Можно только удивляться, что до сих пор его в УПК не было, учитывая, что меры попечения о детях и охраны имущества заключенного под стражу предусматривались (ст.98).

Однако наиболее значительные нововведения в порядок и сроки содержания под стражей были вызваны не Федеральным законом от 15 июня 1996 г., а постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 13 июня 1996 г. Об этом нужно сказать подробнее.

Предельный срок содержания под стражей в качестве меры пресечения всегда был и остается одной из самых острых проблем уголовно-процессуального регулирования. С одной стороны, он должен позволять органам расследования без искусственных помех искать, находить и изобличать виновных. С другой - этот срок должен разумно соизмеряться с тяжестью предусмотренных уголовным законом наказаний вообще и санкцией данной статьи УК - особенно. Кроме того, всегда остается опасность возникновения следственной ошибки, констатируемой оправдательным приговором суда, и тогда длительный срок содержания под стражей невиновного превращается в произвол, грубейшее нарушение конституционного права гражданина на неприкосновенность личности.

В советские времена максимальный срок содержания под стражей равнялся по УПК девяти месяцам. Но практика с иезуитской вседозволенностью достаточно легко его обходила. Генеральный прокурор СССР при необходимости обращался (хотя закон этого не предусматривал) в Президиум Верховного Совета СССР, и тот (тоже без закона) продлял срок содержания под стражей. Такая практика исчезла только в период перестройки, когда в 1989 году максимальный срок содержания под стражей был увеличен до 18 месяцев, т.е. ровно вдвое. Это допускалось по постановлению Генерального прокурора СССР после предварительного рассмотрения вопроса на коллегии Прокуратуры СССР (ч.2 ст.97 УПК). Тогда же эта статья была дополнена ч.5, предусматривавшей, что время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела при исчислении срока содержания под стражей в качестве меры пресечения не учитывается.

Таким образом, демократизация и гуманизация уголовного процесса, о чем столько писалось и говорилось на гребне перестройки, в самом остром вопросе - правомерном ограничении конституционного права гражданина, считающегося невиновным, на свободу и личную неприкосновенность - свелись в конечном счете к прямо противоположному результату: срок содержания под стражей без приговора суда увеличился формально в два раза, а фактически, учитывая норму ч.5 ст.97 УПК, - беспредельно.

13 июня 1996 г. эта проблема была поставлена перед Конституционным Судом Российской Федерации. В связи с жалобой В.В. Щелухина на нарушение его прав и свобод правилом ч.5 ст.97 УПК Конституционный Суд признал эту норму не соответствующей Конституции, но сохранил ее действие до 13 декабря 1996 г. с тем, чтобы за это время законодатель внес необходимые изменения в УПК.

Как показывает практика, длительность ознакомления с делом зависит не только от расторопности обвиняемого и защитника, но и от степени сложности дела, числа его томов, от того, насколько продуманно расположены материалы дела, снабжены ли они справочным аппаратом. Продолжительность ознакомления зависит, наконец, и от того, обеспечены ли следователю необходимые для этого условия - пригодное помещение, своевременная доставка обвиняемого, а также материалов дела к месту ознакомления, предоставление обвиняемому и защитнику копий следственных актов и других материалов, которые избавили бы их от необходимости делать обширные выписки и т.д.

Содержание обвиняемых под стражей до приговора суда в течение 18 месяцев объясняется в подавляющем большинстве случаев низким профессионализмом следователей и надзирающих прокуроров, отсталой технической базой расследования, отсутствием четкой координации работы правоохранительных органов. Можно в полемике "кто виноват?" насобирать вдоволь примеров как непрофессионализма, волокиты со стороны следователей, так и явного затягивания времени ознакомления с делом со стороны обвиняемых. Только какой в этом смысл, если общеизвестно, что опытные следователи "бегут" в коммерческие структуры, а на их место из-за безысходности берут студентов-заочников первого курса юридического факультета, что элементарная экспертиза, без которой дело не может сдвинуться с мертвой точки, порой длится месяцами, что условия содержания в следственных изоляторах людей, которые, возможно, ни в чем не виновны, сродни кругам Дантова ада? Какой же при таких обстоятельствах, которые, увы, остаются печальной реальностью, выход? Некоторые руководители следствия предлагают: в новом УПК надо вообще ликвидировать ограничение сроков содержания под стражей - сколько надо, столько и держать. Комментировать эту "идею" не позволяет совесть. Гораздо больше импонирует другое предложение: передавать обвиняемым и их защитникам копию материалов уголовного дела - пусть читают, где хотят. Современная множительная техника это легко позволяет. Да и стоит такая операция недорого, особенно в сравнении со стоимостью содержания граждан в СИЗО.

В своем постановлении Конституционный Суд РФ призвал законодателя при решении рассматриваемой проблемы обеспечить "баланс интересов правосудия и прав граждан на свободу и личную неприкосновенность". К чему же пришел в поисках такого баланса законодатель? В этой непростой ситуации главными, приоритетными оказались для него не интересы отдельной личности, обвиняемой в совершении преступления и в силу этого заключенной под стражу, а интересы правосудия, точнее, следствия. Поскольку никто и нигде не доказал, что предварительное заключение не может превышать какого-то удобного для всех и одобряемого всеми срока, поскольку советская и российская история убедительно иллюстрирует, что увеличение срока ареста с девяти месяцев до одного года и даже полутора лет не привело к развалу государства и общества, а только вызвало надоедливые стенания отдельных либералов и правозащитников, которых всегда хватало, то наименьшее зло - продлять и далее срок содержания под стражей, но более цивилизованным способом.

31 декабря 1996 г. Президент Российской Федерации подписал Закон о внесении изменений и дополнений в УПК РСФСР, суть которого сводится к следующему.

Во-первых, новая редакция ч.2 ст.26 УПК, не меняя ничего по существу, делает акцент на возможности выделения дел в отдельные производства "для завершения расследования". Иными словами, подчеркивается необходимость, если это не мешает расследованию, дробления дел, уменьшения их объема по лицам и преступлениям. Гигантизм - одно из отрицательных явлений современного следствия, неизбежным результатом которого выступает нарушение сроков расследования и содержания под стражей. Впрочем, вероятность того, что новая редакция ст.26 УПК изменит менталитет следователей и прокуроров, крайне мала - не в словах дело, а в разумных объективных критериях. Но они, к сожалению, не предложены.

Во-вторых, в ст.97 УПК приведены в соответствие с действующим Федеральным законом "О прокуратуре Российской Федерации" наименования должностей прокуроров, уполномоченных продлевать сроки содержания под стражей. Здесь нужно отметить, что заместитель Генерального прокурора РФ вправе теперь продлевать срок на полгода - с 6 до 12 месяцев, а Генеральный прокурор - еще на полгода, и уже без прежней советской квазидемократичности в виде обсуждения этого вопроса на коллегии Генеральной прокуратуры.

В-третьих, - и это самая значительная новелла - срок содержания обвиняемого под стражей может быть продлен судьей суда субъекта Федерации сверх полутора лет еще до шести месяцев, если, по мнению соответствующего прокурора, ознакомление обвиняемого и его защитника с делом невозможно до истечения предельного срока. Судья вправе отказать прокурору, но если он с ним согласен, то срок содержания под стражей законным путем увеличивается до двух лет.

Но это еще не все. Очередным нововведением стала возможность продления судом срока содержания под стражей еще по одной причине: в случае необходимости удовлетворения ходатайства обвиняемого или его защитника о дополнении предварительного следствия. Причем такое продление производится, как сказано в законе, "в том же порядке", что и продление срока на ознакомление с материалами дела. Таким образом, вполне вероятна и законом допустима ситуация, когда судья продлил до шести месяцев срок на ознакомление с делом, а затем по ходатайству прокурора дал возможность следователю в течение еще такого же срока выполнять ходатайства обвиняемого или его защитника. Иными словами, юрисдикция судьи продлевать срок содержания обвиняемого под стражей, присоединенная к соответствующим полномочиям прокурора, обеспечивает их "подопечному" законных два с половиной года предварительного заключения.

Подведем некоторые итоги. Всякое лишение человека свободы до и без приговора суда есть отступление от демократического принципа презумпции невинности, признанного во всем цивилизованном мире и закрепленного в ст.49 Конституции России. Такие отступления, поскольку они бывают объективно неизбежными, должны быть сведены к минимуму. Как предписывает ст.14 Международного акта о гражданских и политических правах, "каждый имеет право на рассмотрение любого предъявленного ему обвинения без неоправданной задержки". Разумеется, это касается в первую очередь лиц, лишенных свободы на досудебных стадиях уголовного процесса. Руководствуясь духом и буквой этой статьи Международного пакта и соответствующими статьями Конституции РФ, Конституционный Суд в постановлении от 13 июня 1996 г. указал, в частности, что "обеспечение обвиняемому достаточного времени для ознакомления с материалами дела не должно быть связано с наступлением для него такого неблагоприятного последствия, как неограниченное по сроку дальнейшее содержание под стражей. Последнее приобретает значение санкции за использование обвиняемым его процессуальных прав и тем самым понуждает к отказу от них. Таким образом, характер ограничения права на свободу, связанного с содержанием и применением части пятой статьи 97 УПК РСФСР, свидетельствует о превышении законодателем полномочий, предоставленных ему статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации".

А что получилось в результате? Прежний огромный предельный срок содержания под стражей, выход за который квалифицировался как нарушение конституционных прав человека, не признанного виновным по приговору суда, даже не представшего перед судом и вообще, возможно, невиновного, сейчас официально превратился не в предельный, а в промежуточный, который может быть удлинен еще на целый год, но по решению не прокурора, а суда.

К тому же новая редакция ст.97 УПК порождает ряд вопросов, на которые пока нет ясных ответов. В частности, если сравнить новую ч.6 этой статьи с действующей ч.1 ст.204 УПК, то сразу бросается в глаза такая "мелочь", сделанная попутно, между прочим, как сужение прав обвиняемого и защитника на заявление ходатайств о дополнении предварительного следствия: в ст.204 сказано, что ходатайство вправе заявлять обвиняемый и его защитник, а в ст.97 - обвиняемый или его защитник. Замена соединительного союза "и" на разъединительный "или", понятно, ведет к ограничению прав этих участников процесса. Но ведь ст.204 осталась без изменений. Какой же из двух нестыкующихся норм УПК руководствоваться?

Предположим далее, что в установленный судьей дополнительный срок ходатайства обвиняемого и (или?) защитника следователем выполнены. Но сохраняется ли в этом случае за ними право ознакомиться со вновь добытыми материалами дела? Видимо, сохраняется, потому что ч.4 ст.204 УПК, предусматривающую это право, никто не отменял. Однако для ознакомления обвиняемого и защитника с новыми материалами опять потребуется время. Уполномочен ли судья вторично продлевать срок содержания под стражей? И на сколько? И будет ли этому конец? Вопросы, от решения которых законодатель попросту отмахнулся, когда вносил все эти сомнительные поправки в УПК.

Изложенные здесь комментарии, конечно, не охватывают всех положений, внесенных в УПК в связи с введением в действие нового Уголовного кодекса, а тем более всех тех поправок, которые сформулированы по другим мотивам. Вполне вероятно, что в дальнейшем, по мере применения УК, потребуются дополнительные поправки в УПК. И так будет до тех пор, пока не появится, наконец, новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации - нормативный акт, проникнутый духом демократизма, тщательно согласованный с другими федеральными законами, безукоризненно отшлифованный с точки зрения законодательной техники. Хочется надеяться, что это произойдет уже в ближайшее время.

В.Савицкий,

профессор,

заслуженный деятель науки РФ

"Российская юстиция", NN 4, 5, апрель, май 1997 г.