Постановление Европейского Суда по правам человека от 17 декабря 2009 г. Дело "Денис Васильев (Denis Vasilyev) против Российской Федерации" (жалоба N 32704/04) (Пятая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Пятая секция)

Дело "Денис Васильев (Denis Vasilyev)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 32704/04)

Постановление Суда

Страсбург, 17 декабря 2009 г.

По делу "Денис Васильев против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Дина Шпильманна,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 26 ноября 2009 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 32704/04, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Денисом Владимировичем Васильевым (далее - заявитель) 23 июля 2004 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена юридическая помощь, представляла М. Воскобитова, адвокат, практикующий в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что нападение на него не было надлежащим образом расследовано, что он претерпел от жестокого обращения со стороны сотрудников милиции и медицинского персонала, которое также не было расследовано, и что он не был признан гражданским истцом в уголовном деле.

4. 4 апреля 2006 г. председатель Первой Секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции было также решено рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

5. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей Российской Федерации, Европейский Суд отклонил их. После консультаций со сторонами Палата решила, что слушание по существу дела не требуется (пункт 3 правила 59 Регламента Суда, последняя часть).

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1983 году и проживает в г. Москве.

A. Нападение на заявителя и медицинские услуги

1. Нападение на заявителя и его друга

7. 29 июня 2001 г. заявитель и его школьный друг Н. совместно проводили вечер. Около 23.30 они направились к Н., поскольку тот, будучи диабетиком, нуждался в инъекции инсулина. После этого они направились на такси к месту жительства заявителя.

8. Проходя через внутренний двор, они подверглись нападению около дома N 16/18 по Щербаковской улице Восточного административного округа г. Москвы. Нападавший окликнул их сзади, и, прежде чем они смогли обернуться, им были нанесены сильные удары по головам, они потеряли сознание и упали на землю. У них были похищены значительная денежная сумма, золотой браслет и сотовый телефон.

9. Соседи вызвали сотрудников отдела внутренних дел по району Соколиная гора. В 1.40 30 июня 2001 г. сотрудники милиции Жаров и Волков прибыли на место происшествия. Они служили во 2-м милицейском батальоне* (* Вероятно, имеется в виду 2-й отдельный батальон Управления вневедомственной охраны Восточного округа (прим. переводчика).) Восточного административного округа г. Москвы, главная задача которого состояла в обеспечении безопасности коммерческой и частной собственности на договорной основе. В дополнение к этому они действовали как сотрудники патрульной службы местной милиции.

10. Согласно их показаниям они увидели двух молодых людей на дороге и сочли их пьяными. Один из них сидел, другой неподвижно лежал. Были видны следы рвоты. Сотрудники милиции утверждали, что они сообщили о ситуации сотруднику отдела внутренних дел по району Соколиная гора и указали ему на необходимость вызова "скорой помощи" или сотрудников вытрезвителя.

11. Затем милиционеры оттащили заявителя, находившегося в бессознательном состоянии, и его друга от дороги во внутренний двор дома N 16/18. Согласно заявлению властей Российской Федерации, милиционеры оставили заявителя и Н. "на газоне"; заявитель утверждал, что они были перемещены "к помойке". В этот момент дежурный по отделу вневедомственной охраны уведомил сотрудников о том, что отключилась сигнализация, и поручил им это проверить. Они сообщили об этом сотруднику* (* Как следует из § 50, Европейский Суд имеет в виду, что они сообщили об этом исполнявшему обязанности дежурного отдела внутренних дел по району Соколиная гора (прим. переводчика).) отдела милиции и оставили место происшествия.

12. Около 7 часов утра дворники Е. и Б. обнаружили двух молодых людей приблизительно на расстоянии трех или четыре метров от мусорных баков и попытались разбудить их. Однако оба были в бессознательном состоянии, темноволосый (Н.) бессвязно бормотал. Они вызвали "скорую помощь".

13. В 8.00 прибыл врач "скорой помощи" П. После осмотра двух потерпевших он вызвал другую машину "скорой помощи" и начал оказывать помощь Н., у которого на левой щеке были ссадины и синяк. Когда к Н. вернулось сознание, врач П. помог ему подняться в машину "скорой помощи" и повез его в Московскую городскую больницу N 1.

14. Тем временем подъехала вторая машина "скорой помощи" с врачом Ч. Он погрузил заявителя, все еще находившегося в бессознательном состоянии, в машину "скорой помощи", и повез его в Московскую городскую больницу N 33.

2. Лечение в больнице N 33

15. По прибытии в больницу в 9.05 у заявителя было диагностировано алкогольное опьянение. Были отмечены ушибы и ссадины на его запястьях и лбу. Два часа спустя он был обследован нейрохирургом.

16. До 17.00 1 июля 2001 г. заявитель оставался все еще в бессознательном состоянии и раздетым на каталке в больничном коридоре.

17. В 18.30 была произведена экстренная операция - двусторонняя трепанация черепа.

18. 8 июля 2001 г. мать заявителя пригласила частного врача для обследования ее сына. Врач заключил, что заявитель находится в угрожающем жизни состоянии. На машине "скорой помощи" заявитель в состоянии комы был доставлен в военный госпиталь им. Бурденко в г. Москве.

3. Лечение в госпитале им. Бурденко и частичное выздоровление

19. С 9 до 27 июля 2001 г. заявитель находился в коме. 25 июля 2001 г. была произведена трахеотомия (создание хирургического воздушного канала в цервикальной трахее) и введена полая трубка.

20. После того, как он очнулся после комы, он был переведен в отделение нейрохирургии, где он оставался в критическом состоянии до 10 августа.

21. После удаления трубки с октября 2001 г. и до декабря 2002 г. заявитель несколько раз подвергался оперативным вмешательствам по поводу остеомиелита черепа.

22. 1 октября 2001 г. медицинская комиссия признала заявителя инвалидом второй группы.

23. В 2002 году у заявителя развился посттравматический судорожный синдром. 13 июня 2003 г. у него был приступ и он потерял сознание. Он был доставлен в госпиталь им. Бурденко и прооперирован в связи с гнойным нарывом черепа.

B. Расследование и судебные разбирательства

1. Расследование нападения (дело N 073041)

24. 30 июня и 1 июля 2001 г. отдел внутренних дел по району Соколиная гора получил уведомление из больниц N 1 и 33 относительно телесных повреждений заявителя и Н. Начальник следственного отдела милиции приказал оперативному сотруднику Ермакову проверить сообщения. Впоследствии служебная проверка (см. ниже) показала, что Ермаков не принял никаких мер по осмотру места преступления, установлению свидетелей или опросу потерпевших.

25. 6 июля 2001 г. Ермаков направил материалы в следственное управление, где дело было передано оперативному сотруднику Абдряеву. Абдряев не принимал никаких процессуальных решений относительно материалов до 17 июля 2001 г.

26. 18 июля 2001 г. начальник отдела внутренних дел по району Соколиная гора начал служебную проверку, которая показала, что в отношении сообщений о телесных повреждениях никаких действий предпринято не было. Ермаков и Абдряев были подвергнуты дисциплинарным взысканиям. В тот же день место преступления было осмотрено. 20 июля 2001 г. в связи с нападением на заявителя и Н. было возбуждено уголовное дело.

27. 20 сентября 2001 г. следователь Дроздов вынес постановление о прекращении производства, поскольку нападавший не мог быть установлен. Единственными доказательствами, на которые имелась ссылка в постановлении, были показания сотрудников милиции Волкова и Жарова, врача "скорой помощи" и Н.

28. 16 октября 2001 г. следователь Соломкин решил возобновить расследование.

29. В письме от 29 октября 2001 г. заместитель Полномочного представителя Президента в Центральном федеральном округе сообщил матери заявителя, что ее жалоба на длительность расследования была рассмотрена управлением собственной безопасности Министерства внутренних дел. Им было установлено, что расследование проводилось ненадлежащим образом, что никто не выезжал на место преступления или не обследовал его и никакие иные следственные действия не совершались. Оперативным сотрудникам милиции Ермакову и Абрамову были объявлены выговоры.

30. 16 ноября 2001 г., 6 января, 19 апреля, 13 июня и 15 августа 2002 г. были вынесены постановления о приостановлении производства по делу в связи с неустановлением лица (лиц), подлежащего привлечению в качестве обвиняемого. Надзирающие прокуроры отменили эти постановления и поручили следователю принять дополнительные следственные меры, такие как опрос дворников соседних зданий и ночного сторожа кафе "Корона" и исследование списка звонков с похищенного сотового телефона.

31. 12 сентября 2003 г. дело было передано в главное следственное управление ГУВД г. Москвы.

32. Письмом от 27 февраля 2004 г. следственный комитет Министерства внутренних дел признал, что расследование дел NN 073041 и 1056 (см. ниже) было ненадлежащим, указав следующее:

"Таким образом, установлено, что на начальной стадии расследование дела N 73041 осуществлялось на низком профессиональном уровне и с нарушением уголовнопроцессуальных норм. Несколько раз следствие преждевременно приостанавливалось в связи с неустановлением причастных к совершению преступления лиц. К ряду должностных лиц отдела внутренних дел по району Соколиная гора Восточного административного округа г. Москвы были применены дисциплинарные взыскания за нарушения уголовнопроцессуальных норм и ненадлежащее ведение расследования. Расследованию дела N 1056 [халатность медицинского персонала] также препятствовали существенные недостатки.

С учетом недостатков расследования и во исполнение указаний Прокуратуры г. Москвы по указанным делам в настоящее время принимаются дополнительные следственные и оперативные меры с целью полного и тщательного расследования происшествия и привлечения виновных к уголовной ответственности".

33. 2 апреля и 13 мая 2004 г. прокуроры отменяли новые милицейские постановления о приостановлении предварительного следствия с указанием о принятии конкретных следственных мер.

34. 4 июня 2004 г. дело было передано в прокуратуру Восточного административного округа и поручено следователю по особо важным делам Волку. 20 июля 2004 г., 30 января, 18 августа и 5 октября 2005 г. и 27 марта 2006 г. Волк приостанавливал расследование на том основании, что лицо (лица), подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не может быть установлено. Эти постановления были отменены надзирающими прокурорами.

35. Последнее постановление Волка о приостановлении предварительного следствия, которое было представлено Европейскому Суду, датировано 17 июля 2006 г. Оно содержит оценку части доказательств, собранных в деле.

36. В постановлениях было отмечено, что показания дали оба потерпевших - заявитель и Н., которые не помнили нападавшего, их друзья, не видевшие нападения, а также сотрудники милиции, дворники и врачи, которые видели потерпевших после нападения. Судебные эксперты установили, что заявителю причинен "тяжкий вред здоровью" и Н. - "легкий вред здоровью".

37. Мать заявителя сообщила следователю, что вскоре после совершения преступления она посетила отдел внутренних дел по району Соколиная гора. Один из сотрудников милиции, имевший вьющиеся волосы и прозвище "Пушкин", сообщил ей, что потерпевших нашли около кафе "Корона". Мать заявителя побывала в кафе и беседовала с сотрудниками, которые сообщили ей, что в ночь на 30 июля 2001 г. трое сотрудников милиции, носившие уменьшительные имена "Саша", "Сидор" и "Костя", сильно выпили в кафе и вели себя агрессивно по отношению к бармену. Однако они не были свидетелями конфликтов между сотрудниками и ее сыном или Н. Следователь также получил показания семи сотрудников отдела внутренних дел по району Соколиная гора, утверждавших, что они не могли быть посетителями кафе в тот вечер и не знают никого из сотрудников с прозвищами "Сидор" или "Пушкин". Трое из них отрицали, что они когда-либо были в кафе "Корона", и четверо других признали, что они посещают его время от времени.

38. Мать Н. сообщила следователю, что в больнице ее сын в полубессознательном состоянии бессвязно говорил о "сотрудниках милиции"* (* В оригинале использован американский жаргонный термин, выражающий отрицательное отношение к сотрудникам полиции (прим. переводчика).)), которые нанесли ему удар по голове. Когда она навестила его через два дня, она встретила двух мужчин в гражданской одежде у кровати ее сына, один из которых тряс его, спрашивая, помнит ли он "сотрудников милиции", которые его избили. Она громко протестовала, и они все вышли в коридор, где мужчины предъявили свои удостоверения и представились как сотрудники милиции отдела внутренних дел по району Соколиная гора Дрожжин и Коноваленко. Между собой они назвали друг друга "Пушкин" и "Димон". Они сказали ей, что они расследуют нападение на ее сына. Следователь опросил Дрожжина, который отрицал, что он когда-либо посещал Н. в больнице. Коноваленко опрошен не был ввиду его отсутствия.

39. Следователь пришел к выводу о том, что лиц, причастных к нападению, установить невозможно. 30 ноября 2006 г. надзирающий прокурор отменил это постановление и дал указание Волку устранить противоречия в показаниях, проведя очные ставки, и установить место нахождения и опросить бывших сотрудников милиции отдела внутренних дел по району Соколиная гора.

2. Расследование действий сотрудников милиции Жарова и Волкова (дело N 229337)

40. 6 января 2002 г. по жалобе матери заявителя на ненадлежащее исполнение своих обязанностей сотрудниками милиции Жаровым и Волковым и врачом К., который не оказал соответствующей состоянию заявителя помощи, некоторые материалы уголовного дела были выделены в отдельное производство.

41. 13 марта 2002 г. следователь Измайловской районной прокуратуры на основании показаний Н., матери заявителя, врачей П., Ч. и К. и сотрудников Жарова и Волкова сделал вывод об отсутствии состава преступления, поскольку врач K. поставил заявителю правильный диагноз и предпринял все необходимые меры и поскольку сотрудники "добросовестно заблуждались относительно способности Васильева и Н. самим о себе позаботиться".

42. 15 марта 2002 г. надзирающий прокурор отменила это постановление. Она установила, что вывод о заблуждении сотрудников милиции противоречил обстоятельствам дела, поскольку заявитель был найден ими в бессознательном состоянии. Она решила возбудить уголовное дело в соответствии с частью 2 статьи 293 Уголовного кодекса (халатность, повлекшая причинение тяжкого вреда здоровью или смерть человека). Расследование было поручено Измайловской районной прокуратуре.

43. 15 июня и 26 июля 2002 г. уголовное дело прекращалось за отсутствием состава преступления. Эти постановления были отменены вышестоящими прокурорами.

44. В неустановленную дату сотрудникам Жарову и Волкову было предъявлено обвинение в оставлении в опасности заявителя и Н., преступлении, предусмотренном статьей 125 Уголовного кодекса.

45. 5 сентября 2002 г. заявитель был признан потерпевшим по уголовному делу.

46. 27 ноября 2002 г. заявитель просил следователя переквалифицировать действия сотрудников. Он подчеркивал, что сотрудники находились при исполнении служебных обязанностей и действовали с нарушением требований Закона "О милиции". По этой причине они должны были быть обвинены в халатности, повлекшей тяжкие последствия, преступлении, предусмотренном частью 2 статьи 293 Уголовного кодекса. В ту же дату заявитель просил, чтобы следователь признал его гражданским истцом. На его ходатайстве имелась рукописная отметка следователя, подтверждавшая его получение 28 ноября 2002 г. Не ясно, какой ответ был дан следователем на ходатайства заявителя.

47. 29 ноября 2002 г. Волкову и Жарову было вручено обвинительное заключение. Суть обвинения по статье 125 Уголовного кодекса состояла в том, что они, являясь патрульными сотрудниками милиции, находясь при исполнении служебных обязанностей, достигнув места происшествия, нашли двух мужчин, находившихся в бессознательном состоянии. Зная, что мужчины были беспомощны и неспособны заботиться о себе, Волков и Жаров, не выполнили свою обязанность, предусмотренную Законом "О милиции", уставом патрульной службы и внутренними инструкциями о защите потерпевших от преступлений или несчастных случаев, лиц, находящихся в состоянии опьянения, неспособных самостоятельно двигаться и других лиц, находящихся в уязвимом положении. Имея реальную возможность оказать помощь, они не осмотрели и не установили личность потерпевших, не вызвали "скорую помощь", не оказали первой помощи или не доставили их в больницу, не установили свидетелей или обеспечили охрану места преступления. Вместо этого они переместили потерпевших в сторону и дали ложные сведения дежурному отдела внутренних дел по району Соколиная гора, что все необходимые меры были приняты.

48. 24 января 2003 г. Измайловский районный суд г. Москвы назначил судебное разбирательство на 7 февраля 2003 г. Предположительно судья сообщил заявителю, что его ходатайство об участии в разбирательстве в качестве гражданского истца будет рассмотрено на более поздней стадии судебного разбирательства.

49. Заседания проводились 20 февраля, 25 марта, 30 апреля, 23 июня, 28 июля и 24 сентября 2003 г.

50. Суд первой инстанции допросил местного жителя, дворников Е. и Б., врачей "скорой помощи" П. и Ч., которые описали обстоятельства, при которых они обнаружили заявителя и Н. Старший оперативный сотрудник К., который являлся дежурным по отделу внутренних дел по району Соколиная гора в ночь на 30 июня 2001 г., утверждал, что телефонный звонок относительно двух молодых людей на Щербаковской улице в регистрационном журнале зафиксирован не был. Однако его заменял в течение одного часа сотрудник милиции Ванчарин. Он также свидетельствовал, что сотрудники милиции, которые служат в отделе вневедомственной охраны, должны исполнять в первоочередном порядке указания дежурного по отделу вневедомственной охраны, а не приказы дежурного отдела милиции.

51. Сотрудник милиции Ванчарин подтвердил, что он принял звонок относительно молодых людей, но не сделал запись об этом в журнале регистрации, поскольку звонок был принят не по линии экстренного вызова. Он сообщил по радио патрульным сотрудникам отдела вневедомственной охраны, поручив им проверить информацию. Они доложили, что обнаружили двух пьяных мужчин, и ситуация находится под контролем. В ответ он дал им указание продолжать патрулирование. Дежурный по отделу вневедомственной охраны показал в судебном заседании, что в 1.44 сработала сигнализация, и он направил сотрудников Волкова и Жарова для ее проверки.

52. 29 сентября 2003 г. районный суд оправдал обоих сотрудников милиции, оценив доказательства следующим образом:

"...[С]уд полагает, что не доказано, что подсудимые Жаров и Волков действовали, сознавая тот факт, что [заявитель и его друг] находились в угрожающем жизни положении, поскольку они провели только "несколько минут на месте происшествия в ночное время и [поскольку] травмы не были заметны". Они решили, что [заявитель и его друг] находились в состоянии алкогольного или наркотического опьянения...

В поддержку утверждения о том, что Волков и Жаров сообщили ложные сведения [дежурному], сторона обвинения ссылалась только на показания свидетеля Ванчарина, который являлся сотрудником милиции, но не имел полномочий принимать сообщения. Однако он заменял дежурного в нарушение правил отдела внутренних дел по району Соколиная гора_

При получении такой информации сотрудник при исполнении служебных обязанностей обязан внести информацию в журнал регистрации, проверить ее и записать результаты проверки. Суд полагает, что дежурный после получения информации от Волкова и Жарова о том, что ситуация находится под контролем, был обязан это проверить и получить достоверные сведения о ситуации. Однако Ванчарин этого не сделал и не передал эту информацию или результаты проверки исполнявшему обязанности дежурного... Суд соответственно считает правдоподобными показания Волкова и Жарова... поскольку при таких обстоятельствах Ванчарин не был заинтересован в правдивых показаниях".

53. 17 февраля 2004 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил приговор без изменения в кратком определении.

3. Расследование халатности медицинского персонала (дело N 1056)

54. 14 августа 2001 г. главный врач отделения "скорой помощи" сообщил матери заявителя, что согласно данным служебной проверки врач "скорой помощи" поставил диагноз заявителю на основании показаний его друга. В результате он недооценил тяжесть его состояния. Врач был строго наказан.

55. 8 ноября 2001 г., 8 февраля и 2 августа 2002 г. прокуроры различных уровней сообщили матери заявителя, что врачи больницы N 33 не совершили действий, влекущих уголовную ответственность, и отказали в возбуждении уголовного дела.

56. Письмом от 4 января 2002 г. заместитель председателя Комитета здравоохранения* (* В начале 2000-х годов органы Правительства Москвы именовались комитетами (прим. переводчика).) г. Москвы подтвердил, что проверка оказанной заявителю медицинской помощи в больнице N 33, не выявила каких-либо ошибок или недостатков.

57. Позднее по жалобе матери заявителя, 5 марта 2003 г., первый заместитель прокурора г. Москвы отменил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 2 августа 2002 г. и дал указание преображенскому районному прокурору начать расследование преступления, предусмотренного частью 2 статьи 124 Уголовного кодекса (неоказание помощи больному, повлекшее причинение тяжкого вреда здоровью).

58. 15 июня 2003 г. была назначена комплексная медицинская экспертиза с целью определения возможности причинения вреда здоровью заявителя вследствие несвоевременной и неадекватной медицинской помощи, оказанной в больнице N 33.

59. 7 июля 2003 г. группа из шести экспертов из 111-го Центра судебной медицины Министерства обороны* (* Вероятно, подразумевается 111-й Главный государственный центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации (прим. переводчика).) начала свою работу.

60. 4 сентября 2003 г. следователь Киричевский приостановил следствие, поскольку лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, установлено не было.

61. 1 декабря 2003 г. группа экспертов представила заключение экспертизы, основанное на истории болезни заявителя (N 23304) из больницы N 33, материалах уголовного дела и информации, полученной от лечащих врачей. Эксперты, в частности, установили, что неполное и противоречивое описание травм заявителя по прибытии его в больницу N 33 лишило возможности определить точное происхождение, время и причину его травм. Было установлено только, что удар по голове был нанесен тяжелым тупым предметом. Кроме того, последующее обследование в госпитале им. Бурденко выявило два перелома грудных позвонков, которые не были замечены в больнице N 33, где было назначено, но не проведено рентгеновское обследование.

62. Эксперты установили, что, учитывая тяжесть состояния, в котором заявитель находился при госпитализации, он требовал немедленного обследования нейрохирургом и другими специалистами для установления диагноза черепно-мозговой травмы и опьянения, а также принятия решения об оказании срочной медицинской помощи. Однако нейрохирург обследовал заявителя только спустя более чем два часа после его госпитализации, и в последующие 32 часа он не осматривался никакими другими специалистами, медицинские анализы, даже основные анализы крови и мочи, не проводились. У заявителя также не была измерена температура. Эксперты установили следующее:

"С момента прибытия (в 9.05 30 июня 2001 г.) и до начала подготовки к хирургическому вмешательству (в 17.30 1 июля 2001 г.) [заявитель] не был адекватно и объективно обследован, не был поставлен правильный клинический диагноз... соответствующее лечение назначено не было... Длительное пассивное наблюдение за [заявителем], не сопровождавшееся клиническим обследованием, привело к резкому ухудшению его состояния и, как следствие, к запоздалому хирургическому вмешательству, не основанному на клинических и лабораторных тестах, которое привело к заметным отрицательным посттравматическим и постхирургическим осложнениям у [заявителя]...

В постхирургический период было назначено антибактериальное лечение, но оно проводилось непоследовательно и без соответствующего наблюдения, что, вероятнее всего, предопределило последующее развитие гнойного воспаления послеоперационных ран, оболочки головного мозга и мозгового вещества, остеомиелита правой теменной кости, и так далее_".

63. Эксперты также отметили, что отсутствовало объективное основание для постановки заявителю диагноза алкогольного опьянения. Ни в записях врача "скорой помощи", ни в последующих записях его коллег в истории болезни не упоминался запах алкоголя. Ссылка на запах алкоголя при дыхании появилась впервые в частично неразборчивом и неполном описании медицинского осмотра от 30 июня 2001 г. Однако этот осмотр проводился с нарушениями применимых правил. Лечение интоксикации не проводилось, и алкогольное опьянение не упоминалось в каких-либо других документах. Достоверность диагноза опьянения также вызывает сомнение ввиду того, что количество алкоголя, предположительно найденного в крови заявителя, являлось смертельным.

64. Эксперты заключили следующее:

"Степень ущерба, причиненного длительным пребыванием [заявителя] в медицинском учреждении без соответствующей медицинской помощи, не может быть точно установлена. Можно только утверждать, что его состояние в этот период значительно ухудшилось, прогрессировали необратимые мозговые изменения, требовавшие экстренной операции_

Данное исследование установило несколько ошибок при оказании медицинской помощи [заявителю] в больнице N 33 г. Москвы - в частности, неоправданное консервативное лечение, неполное обследование, запоздалый и неполный диагноз, задержка хирургического вмешательства, ненадлежащие медицинские меры - которые не могли остановить развитие серьезного посттравматического процесса, что способствовало неблагоприятному результату и инвалидности [заявителя]. Однако невозможно установить, в какой степени эти ошибки повлияли на исход, поскольку соответствующих методов измерения не существует".

65. В неустановленную дату в 2003 году было установлено, что история болезни заявителя из больницы N 33 была утрачена. Она была изъята следователем Соломкиным из больницы в 2001 году и передана экспертам для исследования. Затем она была возвращена следователям, которые не смогли установить ее дальнейшее местонахождение.

66. 12 января 2004 г. заместитель прокурора г. Москвы отменил постановление о приостановлении производства по уголовному делу и потребовал принять дисциплинарные меры в связи с задержками и процессуальными нарушениями. 17 февраля 2004 г. служебная проверка установила, что следователь Киричевский незаконно вынес постановление о прекращении производства прежде, чем медицинская экспертиза была закончена. Следователю был объявлен выговор, а его начальник был понижен в должности.

67. 3 февраля 2004 г. следователь следственного управления милиции Восточного административного округа Шахов принял дело к производству. Он написал матери заявителя, что лица, ответственные за утрату истории болезни, привлечены к дисциплинарной ответственности.

68. 20 апреля 2004 г. следователь Шахов назначил новую медицинскую экспертизу тем же самым экспертам и по тем же вопросам. Предыдущую экспертизу сочли недопустимой, поскольку она была окончена в то время, когда производство по уголовному делу было приостановлено. Новая экспертиза была окончена 17 мая 2004 г. Эксперты пришли к тем же выводам. Они также отметили, что их работе препятствовали многочисленные исправления записей, в частности, даты и времени в медицинских документах больницы N 33, и необъяснимые противоречия в этих записях.

69. 20 мая 2004 г. следователь Шахов вынес постановление, приостанавливающее предварительное следствие по уголовному делу, на том основании, что установленный срок для расследования истек. 19 июня 2004 г. постановление было отменено надзирающим прокурором.

70. Расследование было поручено Бувину, который приостановил производство по уголовному делу на том же основании 1 сентября и 19 ноября 2004 г. Прокурор отменял его постановления 13 октября и 18 декабря 2004 г.

71. 18 января 2005 г. следователь отметил, что первоначальная судебно-медицинская экспертиза не выявила взаимосвязь между недостаточной медицинской помощью, оказанной заявителю в больнице N 33, и причинением вреда его здоровью. Он назначил новую медицинскую экспертизу, поручив ее экспертам Комитета здравоохранения Правительства Москвы, и приостановил производство по делу.

72. 30 мая 2005 г. эксперты представили заключение экспертизы, которое в отсутствие оригинальных медицинских документов основывалось на материалах уголовного дела и обширных выдержках из оригинальных документов, приведенных в заключении первоначальной экспертизы. Эксперты нашли, что заявитель страдал от сосудистой патологии, которая привела к субдуральной гематоме на фоне основной травмы и алкогольного опьянения. По их мнению, на момент поступления заявителя в больницу N 33, никакой экстренной операции не требовалось. Гематома какое-то время увеличивалась под постоянным наблюдением медицинских специалистов, которые ожидали наиболее благоприятного момента для проведения операции на головном мозге. Эксперты заключили, что выводы первоначальной экспертизы были "необъективны", и что диагностика и хирургическое вмешательство были проведены своевременно и точно. В тот же день прокурор распорядился о возобновлении производства по уголовному делу.

73. Новые постановления о прекращении уголовного дела по различным процессуальным основаниям были вынесены 18 января 2005 г. (отменено 30 мая) и 31 мая 2005 г. (отменено 24 июня).

74. 15 августа 2005 г. следователь назначил дополнительную судебно-медицинскую экспертизу в целях устранения противоречий между выводами первой и второй экспертиз. Она была поручена Российскому центру судебно-медицинской экспертизы Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию. Однако Центр отказался провести экспертизу в отсутствие оригинальных медицинских документов. Заведующий первым отделом Центра указал следователю, что экспертиза на основании материалов дела и предыдущих результатов других экспертов будет "методологически неправильной и нарушающей существующую практику экспертиз".

75. 6 сентября 2005 г. следователь признал заявителя потерпевшим по уголовному делу и признал его мать его законным представителем.

76. 28 апреля и 19 июля 2006 г. следователь Волк прекратил уголовное дело за отсутствием состава преступления. Постановления были отменены надзирающим прокурором.

77. Новое постановление о прекращении уголовного дела, представленное Европейскому Суду, было вынесено следователем Волком 29 ноября 2006 г. Он изучил имеющиеся доказательства, включая показания врачей K., Ц. и Б. из больницы N 33, врачей "скорой помощи", друга заявителя Н., матери заявителя и непосредственно самого заявителя. В постановлении широко цитировались выводы первой и второй судебных экспертиз, как и причины отказа федерального центра судебно-медицинской экспертизы от проведения "примирительного" исследования в отсутствие оригиналов документов. Следователь сделал следующий вывод:

"Несмотря на наличие значительных противоречий в вышеупомянутых результатах двух экспертиз относительно происхождения и развития заболевания [заявителя] и профессионального уровня лечения, назначенного ему, ни одна из экспертиз не смогла установить причинной связи между лечением, примененным к [заявителю], и последствиями в виде причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего.

При таких обстоятельствах следствием установлено, что отсутствуют объективные фактические данные о том, что врачи К., Ц., и Б. больницы N 33 не оказали медицинскую помощь [заявителю] без уважительных причин, что причинило тяжкий вред его здоровью, то есть совершили преступление, предусмотренное частью 2 статьи 124 Уголовного кодекса".

78. В ту же дату контролирующий прокурор отменил это постановление и дал указание Волку устранить недостатки в расследовании и, в частности, установить местонахождение оригиналов медицинских документов.

II. Применимое национальное законодательство

A. Уголовный кодекс

79. Статья 124 Уголовного кодекса преследует за неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать. Часть 2 статьи предусматривает ситуацию, в которой такое уклонение повлекло по неосторожности смерть больного либо причинение тяжкого вреда его здоровью.

80. Статья 125 касается оставления в опасности, в качестве которого рассматривается заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, при условии, что виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу.

81. Статья 293 определяет халатность как неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, если это повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан.

B. Закон "О милиции" (Закон N 1026-I от 18 апреля 1991 г.)

82. Статья 10 предусматривает, что милиция, в частности, обязана оказывать помощь гражданам, пострадавшим от преступлений, административных правонарушений и несчастных случаев, а также находящимся в беспомощном либо ином состоянии, опасном для их здоровья и жизни.

C. Устав патрульно-постовой службы милиции (Приказ Министерства внутренних дел N 17 от 18 января 1993 г.)

83. По прибытии на место совершения преступления милицейские наряды обязаны оказать помощь потерпевшим, при необходимости вызвать "скорую помощь"; по возможности установить свидетелей (очевидцев); обеспечить охрану места происшествия; доложить о происшедшем дежурному и действовать в соответствии с его указаниями.

84. Оказывая первую помощь или направляя потерпевшего в медицинское учреждение, сотрудник милиции должен осмотреть его одежду и открытые участки тела, по возможности установить его личность. Если потерпевший не проявляет видимых признаков жизни, то, прежде всего, следует проверить, жив он или нет, не изменяя* (* В тексте пункта имеется оговорка "по возможности" (прим. переводчика).) его позу и окружающую обстановку (пункт 141).

D. Положение о вневедомственной охране при органах внутренних дел Российской Федерации (Постановление Правительства N 589 от 14 августа 1992 г.)

85. Вневедомственная охрана при органах внутренних дел создается для защиты имущества собственников (пункт 1). В состав вневедомственной охраны входят милицейские подразделения, а также инженерно-технический и обслуживающий персонал (пункт 4). Комплектование должностей сотрудников милиции в структуре подразделений вневедомственной охраны осуществляется Министерством внутренних дел* (* Буквально "осуществляется в соответствии с установленным законодательством порядком и нормативными актами Министерства внутренних дел Российской Федерации" (прим. переводчика).) (пункт 9), и они пользуются правами, предоставленными милиции Законом "О милиции", включая право носить оружие и право задерживать нарушителей (пункт 8).

E. Уголовно-процессуальный кодекс

86. До 10 июля 2003 г. Уголовно-процессуальный кодекс предусматривал, что гражданский иск может быть предъявлен после возбуждения уголовного дела и до окончания предварительного следствия (часть 2 статьи 44). После внесения изменений Федеральным законом N 92-ФЗ от 4 июля 2003 г. срок на предъявление гражданского иска был продлен до окончания судебного следствия при разбирательстве данного уголовного дела в суде первой инстанции.

Право

I. Предполагаемая неэффективность расследования нападения на заявителя

87. Заявитель жаловался со ссылкой на статью 2 Конвенции, что государство не создало механизм, обеспечивающий общественную безопасность и возможность расследования посягательства на его жизнь и здоровье.

88. В своем объяснении по вопросу приемлемости и по существу жалобы заявитель подчеркивал, что не утверждает, что подвергся нападению со стороны представителей государства или что за это нападение иным образом несет ответственность государство. Он указывал, что государство не исполнило своей обязанности проведения эффективного расследования обстоятельств нападения, угрожавшего жизни, установления нападавших и возмещения причиненного ущерба. В этой связи он подчеркивал, что расследование не было безотлагательным, поскольку дело было возбуждено более чем через 20 дней после происшествия, что оно прекращалось и возобновлялось не менее восьми раз, что версия его матери относительно причастности сотрудников милиции впервые была проверена только в 2004 году, и что общая продолжительность расследования была чрезмерно велика.

89. Власти Российской Федерации утверждали, что сотрудники милиции подверглись взысканию за уклонение от своевременного возбуждения уголовного дела. Первоначальные постановления о прекращении уголовного дела не были обоснованными, и по этой причине дело было передано в следственное управление Восточного административного округа г. Москвы. Однако там были допущены дополнительные задержки расследования, которые повлекли увольнение следователя Шахова и дисциплинарные взыскания против следователя Киричевского и заместителя прокурора Восточного административного округа г. Москвы. Впоследствии дело было передано в прокуратуру Восточного административного округа г. Москвы. 7 июня 2006 г. прокуратура г. Москвы отменила постановление о прекращении уголовного дела, и расследование было возобновлено.

A. Приемлемость жалобы

90. Власти Российской Федерации утверждали, что жалоба является преждевременной, поскольку в расследовании еще не принято окончательное решение. Соответственно, заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты.

91. Европейский Суд полагает, что возражение властей Российской Федерации должно быть рассмотрено одновременно с существом жалобы, поскольку оно тесно связано с сутью жалобы заявителя на предполагаемое уклонение государства от проведения эффективного расследования (см. Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, § 88* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.)). Европейский Суд также отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Применимое положение Конвенции

92. Что касается фактов, Европейский Суд отмечает, что на заявителя напали одно или несколько лиц, по-видимому, с целью ограбления. Он получил сильный удар по голове, потерял сознание и позднее длительное время находился в коме. Судебно-медицинская экспертиза охарактеризовала причиненный его здоровью вред как тяжкий в соответствии с национальной классификацией.

93. В настоящем деле травмы заявителя оказались несмертельными. Однако такой исход не исключает в принципе рассмотрения его жалобы с точки зрения статьи 2 Конвенции, текст которой в совокупности показывает, что она охватывает не только умышленные убийства, но также случаи, допускающие "применение силы", которое в качестве ненамеренного исхода может повлечь лишение жизни. Кроме того, Европейский Суд уже рассматривал с точки зрения этого положения жалобы, в которых предполагаемая жертва не умерла вследствие оспариваемого поведения (см. Постановление Большой Палаты по делу "Макарацис против Греции" (Makaratzis v. Greece), жалоба N 50385/99, § 49, ECHR 2004-XI; Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева и другие против Российской Федерации" (Isayeva and Others v. Russia), жалобы NN 57947/00, 57948/00 и 57949/00, § 174; и Постановление Большой Палаты по делу "Ильхан против Турции" (Ylhan v. Turkey), жалоба N 22277/93, § 75, ECHR 2000-VII).

94. Тем не менее прецедентной практикой Европейского Суда установлено, что только в исключительных обстоятельствах физическое жестокое обращение, не причинившее смерти, может содержать признаки нарушения статьи 2 Конвенции. Степень и вид применения силы и умысел или цель, скрывающиеся за ним, в числе других факторов могут иметь значение при оценке того, могут ли действия в конкретном деле, повлекшие травму, едва не причинившую смерть, быть отнесены к пределам действия гарантий, предусмотренных статьей 2 Конвенции. Во многих делах, в которых лицо подверглось посягательству или жестокому обращению, его или ее жалобы, скорее, требуют рассмотрения с точки зрения статьи 3 Конвенции (см., с необходимыми изменениями, упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты по делу "Макарацис против Греции", § 51, и Постановление Большой Палаты по делу "Ильхан против Турции", § 76). В этой связи Европейский Суд напоминает, что для отнесения к сфере действия статьи 3 Конвенции жестокое обращение должно достигнуть минимального уровня суровости. Оценка указанного минимального уровня является относительной: она зависит от всех обстоятельств дела, таких как длительность обращения, его физические и психологическое последствия и, в некоторых случаях, пол, возраст и состояние здоровья жертвы (см. Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 134, ECHR 2008-...).

95. Заявитель и его друг подверглись нападению неизвестного лица, и у них была похищена крупная денежная сумма. Удар каждому из них был нанесен сзади. Судя по направлению нападения, можно предположить, что нападавший стремился лишить потерпевших сознания, чтобы они не запомнили его лицо. После того, как заявитель потерял сознание, он более не подвергался побоям. Летальное оружие не применялось, и нет оснований полагать, что умысел грабителя заключался в лишении заявителя жизни. Европейский Суд, соответственно, находит, что ситуация не относится к сфере действия статьи 2 Конвенции. Однако с учетом тяжести травм, причиненных заявителю, и их долгосрочных последствий для его здоровья Европейский Суд полагает, что этот акт насилия представлял собой жестокое обращение, запрещенное статьей 3 Конвенции (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 25 июня 2009 г. по делу "Беганович против Хорватии" (Beganovic v. Croatia), жалоба N 46423/06, § 66; и Постановление Европейского Суда по делу "Сечич против Хорватии" (Secic v. Croatia), жалоба N 40116/02, § 51, ECHR 2007-VI).

96. Соответственно, Европейский Суд рассмотрит настоящую жалобу с точки зрения статьи 3 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

2. Соблюдение статьи 3 Конвенции

97. Европейский Суд отмечает, что заявитель не возлагал на власти государства-ответчика вину за нападение, жертвами которого оказались он и его друг; он также не предполагал, что власти знали или должны были знать, что заявитель подвергался угрозе физического насилия со стороны третьих лиц, и не приняли необходимые меры для его защиты от этой угрозы. Данные, собранные национальным расследованием, такие как непроверенные показания матери заявителя о праздновании сотрудников милиции в близлежащем кафе, сопровождавшемся дракой, не образуют "доказуемой жалобы" о какой-либо причастности представителей государства к нападению или существовании установленной угрозы благополучию заявителя.

98. Однако отсутствие непосредственной ответственности государства за акты насилия, достигающие такой степени суровости, которая позволяет ставить вопрос о нарушении статьи 3 Конвенции, не освобождает государство от его обязательств, вытекающих из этого положения. Возникающая из статьи 1 Конвенции обязанность Высоких Договаривающихся Сторон обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции, во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции обязывает государства принимать меры, обеспечивающие, чтобы лица, относящиеся к их юрисдикции, не подвергались пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, включая жестокое обращение, осуществляемое частными лицами (см. Постановление Европейского Суда по делу "Молдован и другие против Румынии" (Moldovan and Others v. Romania)(N 2), жалобы NN 41138/98 и 64320/01, § 98, ECHR 2005-VII (извлечения); Постановление Европейского Суда по делу "M.C. против Болгарии" (M.C. v. Bulgaria), жалоба N 39272/98, § 149, ECHR 2003-XII; и Постановление Европейского Суда от 23 сентября 1998 г. по делу "A. против Соединенного Королевства" (A. v. United Kingdom), § 22, Reports 1998-VI).

99. Само собой разумеется, что обязанность государства по статье 1 Конвенции не может быть истолкована как обязывающая государство гарантировать в своей правовой системе исключение бесчеловечного или унижающего достоинства обращения со стороны одного лица в отношении другого или, если оно имело место, чтобы уголовное разбирательство с необходимостью влекло применение конкретной санкции. Статья 3 Конвенции требует только проведения властями эффективного официального расследования предполагаемого жестокого обращения, даже если такое обращение было допущено частными лицами (см. Постановление Европейского Суда от 22 марта 2005 г. по делу "Ай против Турции" (Ay v. Turkey), жалоба N 30951/96, § 60; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "M.C. против Болгарии", § 151).

100. Даже притом, что объем позитивных обязательств государства может различаться в делах, в которых обращение, противоречащее статье 3 Конвенции, было допущено с участием представителей государства, и в делах, в которых насилие причинено частными лицами (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Беганович против Хорватии", § 69), требования относительно официального расследования являются аналогичными. Для того, чтобы расследование могло считаться "эффективным", оно должно в принципе быть способно обеспечить выяснение фактов, установление личности и наказание виновных в совершении преступления лиц. Обязательство расследовать это "не обязательство получить результат, а обязательство принять меры".

Власти должны принимать все доступные им разумные меры для обеспечения доказательств относительно происшествия, включая, в частности, свидетельские показания, судебную экспертизу и так далее. Любой недостаток расследования, подрывающий возможность установления причины травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта, и в этом контексте подразумевается требование безотлагательности и разумной оперативности (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), § 107 и последующие; и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Российской Федерации" (Assenov and Others v. Russia), Reports 1998-VIII, p. 3290, § 102 и последующие). В делах, затрагивавших статьи 2 и 3 Конвенции, в которых ставилась под вопрос эффективность официального расследования, Европейский Суд часто оценивал, реагировали ли власти на жалобы безотлагательно (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, §§ 133 и последующие, ECHR 2000-IV). Придавалось значение возбуждению уголовного дела, задержкам получения показаний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, § 89, ECHR 2000-VI; и Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998 г. по делу "Текин против Турции" (Tekin v. Turkey), § 67, Reports 1998-IV) и продолжительности первоначального расследования (см. Постановление Европейского Суда от 18 октября 2001 г. по делу "Инделикато против Италии" (Indelicato v. Italy), жалоба N 31143/96, § 37).

101. Обращаясь к фактам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что местные жители немедленно уведомили милицию о том, что два человека подверглись жестокому нападению. Хотя поведение сотрудников милиции, не оказавших заявителю помощи, будет рассмотрено Европейским Судом отдельно, для оценки соблюдения властями обязанности проведения эффективного расследования существенно то, что милиция не сообщила о преступлении и не возбудила проверки обстоятельств нападения в ближайшие дни после того, как оно имело место. Кроме того, отдел внутренних дел по району Соколиная гора получил сообщения о травмах, причиненных заявителю и его другу, из двух больниц. Однако, несмотря на то, что они содержали серьезные признаки совершения преступления, официальное расследование началось только 20 июля 2001 г., то есть более чем 20 дней спустя.

102. Первоначальная задержка возбуждения уголовного дела повлекла потерю драгоценного времени и сделала невозможным получение доказательств относительно происшествия. Не было осмотрено или описано место преступления, не получены показания заявителя или Н. и отсутствовали попытки установить потенциальных свидетелей. Это упущение повлекло дисциплинарное разбирательство против двух оперативных сотрудников, которым была поручена первоначальная проверка. Кроме того, письма от 29 октября 2001 г. и 27 февраля 2004 г. содержали признание того, что даже после возбуждения уголовного дела ряд важнейших следственных действий, таких как описание места преступления и опрос соседей, не был совершен. Национальные власти признали, что расследование "затянулось", и что оно осуществлялось "на низком профессиональном уровне и с нарушением уголовно-процессуальных норм".

103. Ответственность за расследование не менее трех раз передавалась различным органам милиции или прокуратуры. В течение пяти лет было вынесено не менее 12 решений о прекращении уголовного дела, которые впоследствии отменялись надзирающими прокурорами. В постановлениях о возобновлении уголовного дела последовательно указывалось на необходимость дополнительного и более тщательного расследования. Однако следователи, занимавшиеся данным делом, не всегда исполняли эти указания, и многие постановления о прекращении производства, вынесенные следователем Волком в 2004, 2005 и 2006 годах, имели одинаковую доказательную базу и мотивировку. Пределы расследования не изменялись со временем за счет проверки новых версий событий, например, о причастности пьяных сотрудников милиции, которая была выдвинута матерью заявителя в результате ее собственных поисков.

104. С учетом весьма серьезных недостатков, изложенных выше, Европейский Суд заключает, что расследование не было безотлагательным, оперативным или достаточно тщательным. Европейский Суд, соответственно, отклоняет возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Михеев против Российской Федерации", § 121) и заключает, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку расследование нападения на заявителя являлось неэффективным.

II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с неоказанием помощи заявителю со стороны милиции

105. Заявитель жаловался со ссылкой на статью 3 Конвенции на то, что поведение сотрудников милиции, которые не оказали ему помощи, представляло собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, и что расследование не повлекло наказания виновных.

106. Заявитель утверждал, что в ночь на 30 июля 2001 г. сотрудники милиции Жаров и Волков не осмотрели его с достаточной заботливостью, чтобы убедиться в том, что его жизнь не находится под угрозой. Они не использовали радиосвязь для вызова "скорой помощи". Решение о перемещении потерпевших в другое место было не только непрофессиональным, но повлекло причинение дополнительного вреда здоровью заявителя и уничтожение доказательств в связи с нападением. Последующие расследования и судебное разбирательство не отвечали требованиям независимости из-за тесных связей милиции и местных судов. Вследствие оправдания сотрудники милиции не понесли за свои действия никакой ответственности, дисциплинарной или иной.

107. Власти Российской Федерации, ссылаясь на материалы Министерства внутренних дел, утверждали, что утверждение заявителя о бесчеловечном и унижающем достоинство обращении не может быть "объективно проверено". Расследование было "полным и эффективным". Служебная проверка не установила нарушений применимого законодательства со стороны сотрудников милиции, и суды оправдали их по предъявленным обвинениям.

A. Приемлемость жалобы

108. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, поскольку он не подал жалобы в порядке надзора на приговор, которым оправданы сотрудники милиции.

109. Европейский Суд напоминает, что в российской системе уголовного права жалоба в порядке надзора не является эффективным средством правовой защиты, которое требует исчерпания для целей соблюдения требований пункта 1 статьи 35 Конвенции (см., в качестве недавнего примера, Постановление Европейского Суда от 22 февраля 2007 г. по делу "Красуля против Российской Федерации" (Krasulya v. Russia), жалоба N 12365/03, § 29* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.)). Возражение властей Российской Федерации, соответственно, подлежит отклонению.

110. С учетом объяснений сторон Европейский Суд полагает, что жалоба затрагивает серьезные вопросы факта и права, относящиеся к сфере действия Конвенции, разрешение которых требует рассмотрения по существу. Соответственно, Европейский Суд заключает, что жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Соблюдение статьи 3 Конвенции, что касается предполагаемого жестокого обращения

111. Европейский Суд отмечает, что факты не оспариваются сторонами. Установлено, что сотрудникам милиции Жарову и Волкову было поручено проверить информацию о двух молодых людях, лежащих на улице. По прибытии они обнаружили в бессознательном состоянии заявителя и его друга Н., который сидел, но не мог связно говорить. Они сообщили в отдел милиции о необходимости вызова "скорой помощи" и оттащили обоих на несколько метров от дороги. Стороны не пришли к согласию относительно того, уложили ли сотрудники потерпевших близ мусорных бачков или в другом месте, но этот элемент имеет скорее эмоциональное, чем правовое значение, и его точное определение имело бы небольшой доказательный вес для оценки Европейского Суда.

112. Дежурный по отделу вневедомственной охраны дал сотрудникам указание выехать в другое место для проверки сигнализации. К тому времени, когда они связались с отделом милиции, дежурный ушел, и его заменил оперативный сотрудник Ванчарин. Последний не записал вызов в журнал, не вызвал "скорую помощь" и не связался с вытрезвителем. Соответственно, заявитель провел всю ночь на дворе, пока утром его не подобрала "скорая помощь".

113. Европейскому Суду следует установить, свидетельствуют ли изложенные выше факты об уклонении государственных органов от соблюдения запрета пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, предусмотренного статьей 3 Конвенции.

114. Статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она в абсолютных выражениях запрещает пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, независимо от обстоятельств или поведения жертвы (см., в частности, Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). Как отмечалось выше, оценка суровости обращения зависит от всех обстоятельств дела, таких как его характер и контекст, его физические и психологические последствия и, в некоторых случаях, пол, возраст и состояние здоровья жертвы. Вопрос о том, имело ли обращение цель заставить жертву страдать, является дополнительным фактором, который должен быть принят по внимание, но отсутствие такой цели не имеет решающего значения для исключения нарушения статьи 3 Конвенции (см. Доклад Комиссии по правам человека от 5 ноября 1969 г. по делу "Дания, Норвегия, Швеция и Нидерланды против Греции" (Denmark, Norway, Sweden and Netherlands v. Greece) ("греческое дело"), жалобы NN 3321/67, 3322/67, 3323/67 и 3344/67, Yearbook XII, и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, § 74, ECHR 2001-III). Даже в отсутствие данных о каком-либо позитивном намерении унизить или оскорбить заявителя и при невиновности отдельных должностных лиц, причастных к предполагаемому жестокому обращению, следует подчеркнуть, что власти Российской Федерации несут ответственность согласно Конвенции за действия любого государственного органа, поскольку во всех делах, рассматриваемых Европейским Судом, ставится вопрос о международной ответственности государства (см. Постановление Европейского Суда от 2 июня 2005 г. по делу "Новоселов против Российской Федерации" (Novoselov v. Russia), жалоба N 66460/01, § 45; и Постановление Европейского Суда от 20 марта 1997 г. по делу "Луканов против Болгарии" (Lukanov v. Bulgaria), § 40, Reports 1997-II).

115. Европейский Суд напоминает свой постоянный подход, согласно которому статья 3 Конвенции возлагает на государство обязанность защищать физическое благополучие лиц, находящихся в уязвимом положении вследствие пребывания под контролем властей, таких, например, как заключенных или военнослужащих по призыву (см. Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу "Чембер против Российской Федерации" (Chember v. Russia), жалоба N 7188/03, § 50* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.); Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г. по делу "Сарбан против Молдавии" (Sarban v. Moldova), жалоба N 3456/05, § 77; Постановление Большой Палаты по делу "Яллох против Германии" (Jalloh v. Germany), жалоба N 54810/00, § 69, ECHR 2006-IX; и Постановление Европейского Суда по делу "Муизель против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX). Однако, с учетом абсолютного характера защиты, предусмотренной статьей 3 Конвенции, требования которой не допускают оговорок, эта обязанность защиты не может считаться ограниченной специфическим контекстом военных или пенитенциарных учреждений. Она также применима в других ситуациях, в которых физическое благополучие лиц зависит в решающей степени от действий властей, которые юридически обязаны принимать в пределах своих полномочий меры, которые могут быть необходимы для избежания угрозы причинения вреда жизни или здоровью (см., в аналогичном контексте позитивного обязательства, вытекающего из статьи 2 Конвенции, Постановление Европейского Суда по делу "Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства" (Paul and Audrey Edwards v. United Kingdom), жалоба N 46477/99, § 55, ECHR 2002-II).

116. В настоящем деле власти неоспоримо сознавали, что заявитель находился в уязвимом и угрожающем жизни положении. Как подчеркивал в постановлении о возбуждении уголовного дела прокурор, сотрудники милиции Жаров и Волков обнаружили по прибытии заявителя в бессознательном состоянии и, соответственно, не могли "добросовестно заблуждаться" относительно тяжести его состояния и его способности позаботиться о себе (см. § 42 настоящего Постановления). Европейский Суд полагает, что с момента, когда милиция проверила информацию, поступившую от местных жителей, о том, что на земле лежит молодой человек в бессознательном состоянии, вопрос находился под контролем властей, которые были обязаны принять необходимые меры для предотвращения дополнительного вреда жизни и здоровья заявителя.

117. Согласно российскому законодательству милиция имеет специальную обязанность проявлять заботу о гражданах, пострадавших от преступлений, административных правонарушений и несчастных случаев, в целом и о лицах, находящихся в уязвимом или угрожающем жизни положении, в частности, а также защищать их. Обязанность оказания помощи таким лицам закреплена в Законе "О милиции" (см. § 82 настоящего Постановления) и в Уставе патрульно-постовой службы милиции (см. § 83 настоящего Постановления). Устав содержит подробный перечень действий, которые должны совершить сотрудники милиции, прибывшие на место преступления. По прибытии на место совершения преступления милицейские наряды обязаны оказать первую помощь потерпевшему, установить его личность, вызвать "скорую помощь"; по возможности обеспечить сохранение доказательств, однако, не изменяя его позу и окружающую обстановку* (* Буквально: "по возможности установить свидетелей (очевидцев); обеспечить охрану места происшествия" (прим. переводчика).). Европейский Суд отмечает, что вызов "скорой помощи" прямо указан в качестве обязанности патрульных сотрудников милиции, а не дежурного отдела милиции или любых других должностных лиц.

118. В настоящем деле сотрудники Жаров и Волков явно пренебрегли требованиями вышеупомянутых нормативных актов. Они не осмотрели находившегося в бессознательном состоянии заявителя с целью установления тяжести его состояния или характера помощи, которая могла потребоваться при данных обстоятельствах. Они не вызвали "скорую помощь" или любого медицинского специалиста, хотя они были снабжены радиопередатчиком и могли также использовать сотовые телефоны или общественные таксофоны или просить местных жителей позвонить из дома. Еще более серьезным нарушением, которое, возможно, имело отрицательные последствия для выздоровления заявителя, явилось решение сотрудников оттащить его в сторону, держа за подмышечные впадины, - что противоречит правовым нормам и элементарным правилам оказания первой помощи, запрещающим перетаскивать лиц, у которых подозревается травма головы, с чем сотрудники милиции должны были быть ознакомлены. Наконец, сотрудники оставили место происшествия по указанию дежурного по отделу вневедомственной охраны, полностью сознавая беспомощность заявителя, находящегося в угрожающем жизни положении.

119. Что касается их поспешного отъезда, Европейский Суд находит необычной организацию службы российской милиции, в соответствии с которой местное патрулирование поручается сотрудникам милиции, чьей основной обязанностью является исполнение функций коммерческого агентства безопасности в отношении частной собственности (см. § 85 настоящего Постановления). Сотрудники Жаров и Волков оставили заявителя без присмотра после того, как они были направлены дежурным по отделу вневедомственной охраны для проверки сигнализации, которая отключилась. Как разъяснял суду первой инстанции старший сотрудник милиции К., распоряжения дежурного по отделу вневедомственной охраны пользовались приоритетом по отношению к распоряжениям дежурного по отделу милиции (см. § 50 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, такой порядок повлек поразительную смену приоритетов, поскольку отдавал предпочтение интересам защиты частной собственности по сравнению с защитой жизни заявителя.

120. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что в суде проявились очевидные нарушения применимых процедур, имевшие место в отделе внутренних дел по району Соколиная гора. Было установлено, что дежурный отлучился, оставив вместо себя Ванчарина. Однако, хотя Ванчарин также являлся сотрудником милиции, он не был уполномочен заменять дежурного. Ванчарин не зарегистрировал звонок сотрудников Жарова и Волкова в журнале и не проверил их сообщение о том, что ситуация контролируется, он не принял мер для того, чтобы связаться с больницей или, по крайней мере, с вытрезвителем, и, наконец, он не доложил о ситуации дежурному после его возвращения.

121. В результате сотрудники милиции, видевшие заявителя в бессознательном состоянии, оставили место происшествия, не оказав ему помощи, в то время как дежурный по отделу милиции не получил информации о происшествии, поскольку он допустил к исполнению своих обязанностей некомпетентного сотрудника, который не следовал установленному порядку обработки докладов патрульных. Вследствие этого порочного круга переложения ответственности и многочисленных упущений заявитель был оставлен в бессознательном состоянии на земле на шесть или семь часов, до того, как он был обнаружен дворниками и прибыла "скорая помощь". Такое обращение со стороны российских властей, по оценке Европейского Суда, может характеризоваться только как "бесчеловечное".

122. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с уклонением властей от принятия необходимых мер для предотвращения причинения вреда жизни и здоровью заявителя, которое представляло собой бесчеловечное обращение.

2. Предполагаемая неадекватность расследования

123. Европейский Суд полагает, что медицинские документы о причинении тяжкого вреда здоровью заявителя в сочетании с неоспариваемым утверждением заявителя о том, что он был оставлен на всю ночь во дворе в отсутствие помощи, несмотря на тот факт, что милиция была уведомлена о нападении уже в 1.00, представляли собой "доказуемую жалобу" на жестокое обращение. Соответственно, власти были обязаны провести эффективное расследование обстоятельств происшествия. Для целей дальнейшего анализа Европейский Суд исходит из требований эффективности расследования, изложенных в § 100 настоящего Постановления.

124. Европейский Суд отмечает, во-первых, что компетентные органы проявили особенную медлительность в возбуждении уголовного дела по факту предполагаемого жестокого обращения. Материал относительно поведения сотрудников Жарова и Волкова был выделен из уголовного дела о нападении на заявителя 6 января 2002 г., то есть более чем через шесть месяцев после событий, и только после подачи жалобы матерью заявителя. Европейский Суд напоминает в этой связи, что в делах, связанных с угрожающей жизни ситуацией, власти должны действовать по собственной инициативе, после того, как осведомлены о происшествии, и не вправе полагаться на инициативу родственников потерпевшего (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства", § 69). Первоначальная проверка была прекращена со ссылкой на необоснованный вывод о том, что милиция "добросовестно заблуждалась" относительно способности заявителя позаботиться о себе, даже притом, что он находился в бессознательном состоянии. Только после того, как это постановление было пересмотрено и отменено надзирающим прокурором 15 марта 2002 г., уголовное расследование фактически началось.

125. Европейский Суд признает, что после возбуждения уголовное дело расследовалось с разумной тщательностью, и дело было передано в суд в течение одного года. Однако представляется, что оборотной стороной этой похвальной оперативности явился ограниченный и неполный объем расследования. На протяжении всего разбирательства сотрудники милиции Жаров и Волков были единственными подозреваемыми по делу. Прокуроры не пытались исследовать вопрос о том, могли ли дежурный по отделу милиции, который предложил некомпетентному сотруднику заменить его, или заменивший его Ванчарин нести ответственность за неоказание заявителю своевременной помощи.

126. Нельзя определенно утверждать, что право заявителя на эффективное участие в расследовании было обеспечено. Действительно, 5 сентября 2002 г. он был признан потерпевшим по уголовному делу и наделен правами, присущими данному процессуальному статусу, включая право подавать ходатайства. Однако представляется, что следователь не отреагировал или не принял решения по его подробному и мотивированному ходатайству о переквалификации поведения обвиняемого или по его ходатайству о признании его гражданским истцом, поданном 27 ноября 2002 г. и полученном следователем на следующий день.

127. Представляется также, что дело окончилось в суде оправданием, поскольку сторона обвинения не подготовила достаточной доказательной базы для судебного разбирательства. Так, один из элементов обвинений заключался в том, что сотрудники Жаров и Волков сообщили в отдел внутренних дел по району Соколиная гора ложные сведения о том, что все меры приняты. Тем не менее прокуроры не организовали очной ставки между ними и Ванчариным, с одной стороны, и между Ванчариным и дежурным, с другой стороны, с целью устранения противоречий в их показаниях. Суд первой инстанции, в конце концов, отклонил показания Ванчарина как недостоверные на том основании, что он действовал с нарушением применимых правил и, соответственно, был заинтересован в сокрытии истины. Переоценка стороной обвинения доказательной силы показаний Ванчарина является очевидным следствием их вышеупомянутого уклонения от расследования поведения сотрудников отдела внутренних дел по району Соколиная гора.

128. Наконец, по мнению Европейского Суда, выводы районного суда противоречили фактам, установленным в судебном разбирательстве, в части того, что сотрудники милиции Жаров и Волков не могли сознавать, что заявитель находился в угрожающем жизни положении, поскольку они провели только "несколько минут на месте происшествия в ночное время и [поскольку] травмы не были заметны". Этот вывод плохо совместим с тем неоспоренным фактом, что заявитель находился в бессознательном состоянии и не мог двигаться, в связи с чем сотрудники прибегли к перетаскиванию его с дороги. Факт нахождения в бессознательном состоянии, который сотрудники не оспаривали, был очевидно не совместим с заключением о том, что тяжесть его состояния и угроза для его жизни и здоровья могла остаться незамеченной. Московский городской суд, рассматривавший жалобу по данному делу, не учел недостатков фактической базы, на которую опирался оправдательный приговор суда первой инстанции.

129. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд находит, что расследование предполагаемого жестокого обращения было начато с задержкой, его объем был недостаточным, процессуальные права заявителя не обеспечены, и разбирательство не опиралось на прочную доказательную и фактическую основу. Соответственно, расследование происшествия национальными властями не могло считаться "эффективным". Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с уклонением властей от проведения эффективного расследования утверждений заявителя об оставлении его сотрудниками милиции в отсутствие помощи.

III. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции

130. Заявитель жаловался со ссылкой на пункт 1 статьи 6 и статью 13 Конвенции, что он не имел возможности участвовать в уголовном разбирательстве против сотрудников милиции Жарова и Волкова в качестве гражданского истца, что вынесенный им оправдательный приговор не был обоснованным, и что разбирательство было омрачено процессуальными нарушениями. Европейский Суд отмечает, что единственным элементом, которым данная жалоба отличается от вопросов, уже рассмотренных выше с точки зрения процессуального аспекта статьи 3 Конвенции, является вопрос доступности гражданско-правового средства правовой защиты в связи с требованием заявителя о компенсации за предполагаемое жестокое обращение. Европейский Суд полагает, что настоящая жалоба подлежит рассмотрению с точки зрения статьи 13 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу "Чембер против Российской Федерации" (Chember v. Russia), жалоба N 7188/03, § 66; и Постановление Европейского Суда от 29 мая 2008 г. по делу "Бетяев и Бетяева против Российской Федерации" (Betayev and Betayeva v. Russia), жалоба N 37315/03, § 125), которая предусматривает следующее:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

131. Заявитель утверждал, что он не располагал эффективной возможностью предъявления гражданского требования о компенсации, поскольку национальные суды не установили чьей-либо вины. Поскольку никто не был осужден, согласно российскому Гражданскому кодексу соответствующее требование было бы отклонено.

132. Власти Российской Федерации разъяснили, что заявитель не подал ходатайство о вступлении в дело в качестве гражданского истца на стадии предварительного расследования. Он заявил это ходатайство после начала судебного разбирательства, но суд первой инстанции правомерно отклонил его со ссылкой на действовавшую в тот период формулировку статьи 44 Уголовно-процессуального кодекса, которая допускала подачу таких ходатайств до окончания предварительного расследования. После того, как статья 44 была изменена Федеральным законом от 4 июля 2003 г. с продлением срока на подачу ходатайства до конца судебного разбирательства, заявитель не подал свое ходатайство повторно. Таким образом, заявитель располагал эффективным средством правовой защиты, но не воспользовался им.

A. Приемлемость жалобы

133. Европейский Суд полагает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

134. Европейский Суд напоминает, что статья 13 Конвенции гарантирует доступность на уровне страны средства правовой защиты, направленного на обеспечение предусмотренных Конвенцией прав и свобод, в какой бы форме они ни были закреплены в национальном правопорядке. Таким образом, статья 13 Конвенции требует наличия внутренних средств правовой защиты для рассмотрения по существу "доказуемой жалобы" в соответствии с Конвенцией и предоставления соответствующего возмещения, хотя государства-участники наделены определенной свободой усмотрения при определении способа реализации конвенционных обязательств, предусмотренных названной статьей. Объем обязательств по статье 13 Конвенции различен в зависимости от характера жалобы заявителя в соответствии с Конвенцией. Тем не менее средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть "эффективным" как практически, так и на законодательном уровне (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2007 г. по делу "Кобзару против Румынии" (Cobzaru v. Romania), жалоба N 48254/99, §§ 80-82; Постановление Европейского Суда по делу "Ангелова против Болгарии" (Anguelova v. Bulgaria), жалоба N 38361/97, §§ 161-162, ECHR 2002-IV; и Постановление Европейского Суда от 24 мая 2005 г. по делу "Сюхейла Айдын против Турции" (Suheyla Aydin v. Turkey), жалоба N 25660/94, § 208).

135. Европейский Суд уже установил, что государственные органы несут ответственность за бесчеловечное обращение с заявителем, вызванное неоказанием ему помощи сотрудниками милиции в период, когда он находился в угрожающем жизни положении. Заявитель, соответственно, выдвинул "доказуемую жалобу" для целей статьи 13 Конвенции, и власти были обязаны провести эффективное расследование его обвинений против сотрудников милиции. По причинам, указанным выше, нельзя утверждать, что эффективное уголовное расследование было проведено в соответствии со статьей 13 Конвенции, требования которой являются более широкими, чем обязанность расследования, предусмотренная статьей 3 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кобзару против Румынии", § 83; и, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 20 апреля 2004 г. по делу "Булдан против Турции" (Buldan v. Turkey), жалоба N 28298/95, § 105; и Постановление Европейского Суда по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 119, ECHR 1999-IV).

136. Кроме того, что касается доступности гражданско-правового средства правовой защиты, Европейский Суд не считает необходимым разрешать вопрос о том, имел ли заявитель эффективную возможность вступить в уголовное разбирательство в качестве гражданского истца. Существенно то, что это разбирательство окончилось оправданием сотрудников милиции. В этой связи Европейский Суд напоминает, что он уже неоднократно устанавливал, что в прецедентной практике отутствуют примеры того, чтобы российские суды по гражданским делам могли в отсутствие признания виновности по уголовному делу рассматривать по существу гражданские требования в отношении предполагаемых тяжких преступлений. Европейский Суд учитывал, что, хотя российские суды по гражданским делам теоретически имеют право на независимую оценку вопросов факта и права, на практике значение предшествующего уголовного разбирательства столь велико, что даже самые убедительные доказательства обратного, представленные истцом, будут отклонены, и такое средство правовой защиты окажется теоретическим и иллюзорным, а не практическим и эффективным, как того требует Конвенция (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чембер против Российской Федерации", § 71; Постановление Европейского Суда от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации" (Menesheva v. Russia), жалоба N 59261/00, § 77, ECHR 2006-III* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2006.); Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia), жалоба N 57950/00, § 155* (* Там же. N12/2005.); и Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Исаева и другие против Российской Федерации" (Isayeva and Others v. Russia), жалобы NN 57947/00, 57948/00 и 57949/00, § 147). В делах, в которых уголовное преследование публичных должностных лиц прекращалось на стадии предварительного следствия или оканчивалось оправданием, любые другие средства правовой защиты, доступные заявителю, включая требование о возмещении ущерба, имели ограниченные перспективы успеха и не могли рассматриваться как обеспечивающие возмещение заявителю (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тарариева против Российской Федерации" (Tarariyeva v. Russia), жалоба NN 4353/03, § 101, ECHR 2006-... (извлечения)* (* Там же. N 7/2007.); Постановление Европейского Суда от 15 мая 2008 г. по делу "Дедовский и другие против Российской Федерации" (Dedovskiy and Others v. Russia), жалоба N 7178/03, § 101* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.)). В настоящем деле Европейский Суд не усматривает оснований для иного вывода.

137. Европейский Суд, соответственно, находит, что заявителю было отказано в эффективном средстве правовой защиты в отношении жалобы на жестокое обращение вследствие неисполнения обязанностей сотрудниками милиции. Соответственно, имело место нарушение статьи 13 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с предполагаемой халатностью медицинского персонала

138. Заявитель также утверждал со ссылкой на статью 3 Конвенции, что врачи больницы N 33 не оказали ему медицинскую помощь, соответствующую его тяжелому состоянии, и это обстоятельство не было надлежащим образом расследовано.

139. Заявитель утверждал, что его мать и другие родственники нашли его раздетым на каталке в коридоре больницы N 33. Он оставался в этом положении с раннего утра 30 июля* (* Вероятно, следует читать "30 июня" (прим. переводчика).) 2001 г. до, по крайней мере, 18.00 1 июля 2001 г. Никто не осматривал его, не был надлежащим образом поставлен диагноз и не проведены рентгеновские исследования, единственный диагноз был поставлен со слов его друга. Кроме того, при переливании крови во время операции в больнице N 33 он был заражен гепатитом С. Заявитель подчеркивал, что халатность медицинского персонала во время первоначального лечения в больнице N 33 повлекла его инвалидность. Государство должно нести ответственность за лечение, поскольку больница N 33 является муниципальным учреждением, оказывающим общедоступную медицинскую помощь.

140. Заявитель также утверждал, что расследование предполагаемой халатности медицинского персонала началось только через 20 месяцев после событий и продолжалось четыре с половиной года. В этот период было вынесено не менее семи постановлений о прекращении уголовного дела, которые позднее были отменены. Его история болезни из больницы N 33 была утрачена. В конечном счете, в связи с халатностью медицинского персонала никто не был привлечен к ответственности или осужден. Заявитель заключил, что расследование не было безотлагательным, тщательным или достаточным по объему. Кроме того, его участие в расследовании было ограниченным, и он почти не получал сведений о его результатах.

141. Власти Российской Федерации утверждали, что мать заявителя неоднократно подавала жалобы на неадекватность медицинской помощи, оказанной ее сыну в больнице N 33. Ее жалобы были рассмотрены Департаментом здравоохранения Правительства Москвы в 2001 году, и 5 марта 2003 г. было возбуждено уголовное дело. Другое уголовное дело по факту утраты истории болезни заявителя расследовалось прокуратурой Восточного административного округа. Наконец, власти Российской Федерации указали, что 30 ноября 2006 г. прокурор г. Москвы наложил на следователя Волка взыскание за неуказанные нарушения уголовно-процессуального законодательства, допущенные при расследовании дела о халатности медицинского персонала.

A. Приемлемость жалобы

142. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, поскольку он не обжаловал в Измайловский районный суд г. Москвы постановление о прекращении уголовного дела или не предъявил иск о возмещении ущерба к врачам больницы N 33.

143. Европейский Суд отмечает, что согласно собственным объяснениям властей Российской Федерации о фактах последнее постановление о прекращении уголовного дела о предполагаемой халатности медицинского персонала было отменено в тот же день надзирающим прокурором с конкретным указанием об устранении недостатков расследования (см. § 78 настоящего Постановления). Поскольку это постановление было отменено, заявитель не имел оснований для его обжалования в суде.

144. Что касается возможности предъявления иска к медицинскому персоналу в гражданско-правовом порядке, Европейский Суд напоминает сделанный им ранее вывод о том, что российские суды по гражданским делам, по-видимому, не могут в отсутствие признания виновности по уголовному делу рассматривать по существу гражданские требования в отношении предполагаемых тяжких преступлений (см. § 136 настоящего Постановления). В настоящем деле уголовное разбирательство не повлекло осуждения. Соответственно, гражданско-правовое требование не может рассматриваться как эффективное средство правовой защиты, которое заявитель должен был исчерпать (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тарариева против Российской Федерации", § 101). Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты* (* В прессе сообщалось, что заявитель обращался в Тверской суд г. Москвы с иском к Правительству России о возмещении морального вреда в связи с неоказанием надлежащей медицинской помощи, ненадлежащим расследованием уголовных дел, незаконными действиями сотрудников органов внутренних дел, прокуратуры, неоказанием квалифицированной медико-социальной поддержки, реабилитации и социальной помощи. В иске было отказано со ссылкой на то, что правительство не участвовало в нападении на заявителя и не оказывало ему медицинской помощи (прим. переводчика).).

145. Европейский Суд также отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Соблюдение статьи 3 Конвенции, что касается адекватности медицинской помощи

146. Заявитель находился в больнице N 33 с 30 июня по 8 июля 2001 г. Его утверждения о неадекватной медицинской помощи относятся, прежде всего, к первоначальному периоду, который продолжался с 9.00 30 июня, когда он был доставлен в больницу, до 18.30 1 июля, когда была сделана экстренная операция на головном мозге. Он указывал, и его доводы не оспаривались властями Российской Федерации, что в продолжение этого периода он находился неодетым на каталке в коридоре, в отсутствие медицинского наблюдения.

147. Европейский Суд отмечает, что вопрос адекватности медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице N 33, рассматривался двумя комиссиями экспертов. Первая комиссия, состоявшая из экспертов специализированного центра судебной медицины Министерства обороны, установила ряд серьезных нарушений в осмотре и лечении заявителя. Вторая комиссия, организованная Департаментом здравоохранения Правительства Москвы, отклонила выводы первой как недостоверные и установила, что медицинский персонал больницы N 33 правомерно воздержался от любого вмешательства, пока не стала возможной операция на головном мозге. С учетом противоречивых выводов двух комиссий расследование попыталось организовать "примирительное" исследование; однако это не представилось возможным в отсутствие оригинала истории болезни заявителя из больницы N 33.

148. При наличии противоречивых выводов относительно адекватности медицинской помощи Европейский Суд полагает, что следующие элементы могут позволить определить, какое заключение заслуживает доверия. Во-первых, первоначальное заключение было подготовлено на основе оригинала истории болезни, тогда как вторая комиссия имела в своем распоряжении отдельные извлечения из этого документа, которые были воспроизведены в первом заключении экспертизы. Европейский Суд отмечает мнение директора российского федерального центра судебной медицины, который утверждал, что проведение экспертизы исключительно на основании ранее сделанных выводов не совместимо с профессиональными методами и стандартами судебной медицины (см. § 74 настоящего Постановления). Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что эксперты первой комиссии работали в Министерстве обороны, государственном органе, не связанном с обоими медицинскими учреждениями и следственным органом. Напротив, второе исследование было поручено Департаменту здравоохранения Правительства Москвы, являвшемуся органом, осуществлявшим управление и надзор над всеми московскими больницами, включая больницу N 33. Эта ситуация вызвала очевидный конфликт интересов и была не совместима с требованием о том, что судебно-медицинский эксперт должен пользоваться формальной и фактической независимостью (см. Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу "Барабанщиков против Российской Федерации" (Barabanshchikov v. Russia), жалоба N 36220/02, § 59). С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд принимает выводы первого заключения экспертизы в качестве основы своего анализа.

149. Согласно заключению экспертизы заявитель был доставлен в больницу N 33 в особо серьезном состоянии, которое требовало повышенного внимания врачей и немедленного осмотра нейрохирургом, токсикологом и другими врачами-специалистами. Однако персонал больницы не выполнил даже самых основных процедур, которые осуществляются для каждого нового пациента. Состояние заявителя, характер и степень его травм были описаны небрежно и неполно. Диагноз алкогольного опьянения был поставлен не на основе анализов крови или мочи или по результатам осмотра токсиколога, но исключительно со ссылкой на "запах алкоголя". Кроме того, несмотря на предполагаемую высокую и потенциально опасную для жизни концентрацию алкоголя в крови заявителя, дезинтоксикационные мероприятия не были назначены или проведены. Нейрохирург осмотрел заявителя только через два часа после его госпитализации, и до начала подготовки к экстренной операции, 32 часа спустя, заявитель был, по сути, оставлен без наблюдения. Он не был "объективно и адекватно" осмотрен каким-либо врачом-специалистом, рентгеновское исследование было назначено, но не проведено, и даже его температура не была измерена.

150. Эксперты также установили, что задержка назначения заявителю необходимого лечения и уклонение от его надлежащего и безотлагательного осмотра при госпитализации в больницу N 33 повлекли серьезное ухудшение его состояния. Изменения мозга стали необратимыми и столь серьезными, что потребовали экстренного хирургического вмешательства для сохранения жизни. Эксперты подчеркивали, что в связи с отсутствием наблюдения за ухудшающимся состоянием заявителя вмешательство было осуществлено с опозданием. Последующее уклонение от последовательного проведения постхирургического антибактериального лечения и отсутствие надлежащего контроля повлекли многочисленные воспаления послеоперационных ран и остеомиелит костей черепа.

151. Европейский Суд отмечает согласие экспертов относительно наличия причинной связи между недостатками, выявленными ими в медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице N 33, и последующей инвалидностью. Хотя они пришли к выводу о том, что в отсутствие методов измерения невозможно установить, были ли проблемы здоровья заявителя связаны в решающей степени с недостатками лечения и ухода или с первоначальной травмой головы, они согласились с тем, что серьезные упущения со стороны медицинского персонала больницы N 33 "способствовали неблагоприятному исходу".

152. С учетом вышеизложенных выводов экспертов, которые не были опровергнуты властями Российской Федерации, Европейский Суд полагает, что медицинская помощь, оказанная заявителю в больнице N 33 г. Москвы, являлась неадекватной. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с уклонением властей от оказания адекватной медицинской помощи заявителю.

2. Предполагаемая неадекватность расследования

153. Европейский Суд отмечает, что при наличии утверждений заявителя и его матери о грубой халатности медицинского персонала, подкрепленных медицинскими доказательствами тяжкого вреда, причиненного здоровью заявителя, власти были обязаны провести эффективное расследование характера и объема лечения, которое было назначено заявителю в больнице N 33. Для целей дополнительного анализа Европейский Суд ссылается на требования эффективности расследования, изложенные в § 100 настоящего Постановления.

154. Стороны согласились с тем, что с момента перевода заявителя из больницы N 33 в госпиталь имени Бурденко по инициативе матери заявителя последняя неоднократно подавала жалобы на неадекватную медицинскую помощь, оказанную в больнице N 33. Все ее жалобы были отклонены должностными лицами ведомства здравоохранения и прокурорами различных органов. Уголовное дело было возбуждено только 5 марта 2003 г., почти через два года после этих событий. Европейский Суд полагает, что российские власти несут ответственность за несвоевременное возбуждение уголовного дела, а также за уклонение от безотлагательных действий по своей инициативе, поскольку меры принимались в значительной степени по требованию родственников потерпевшего (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства", § 69).

155. Способ проведения расследования выявляет стремление следственных органов к поспешным и поверхностным действиям. Дело несколько раз передавалось из одного органа в другой, которые пытались приостанавливать разбирательство по якобы процессуальным причинам. За три года было вынесено не менее 10 постановлений о прекращении уголовного дела, которые незамедлительно отменялись надзирающими прокурорами, поскольку проведенное расследование отличалось неполнотой и недостаточностью объема. Некоторым следователям был объявлен выговор или назначены иные взыскания в связи с нарушениями уголовно-процессуальных норм, допущенными при расследовании.

156. Не оспаривается, что следствие также несло ответственность за утрату решающего доказательства, а именно оригинала истории болезни заявителя из больницы N 33. Его исчезновение сделало невозможными дополнительные судебно-медицинские экспертизы или установление причинной связи и зависимости между предполагаемой неадекватностью медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице N 33, и ущербом, причиненным его здоровью.

157. Наконец, не было обеспечено право заявителя на эффективное участие в разбирательстве. Он был признан потерпевшим только 6 сентября 2005 г., то есть через два с половиной года после возбуждения уголовного дела. До этой даты он не имел возможности осуществлять свои процессуальные права, присущие этому статусу, такие как право подавать ходатайства или задавать вопросы экспертам (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тарариева против Российской Федерации", § 93).

158. С учетом весьма серьезных недостатков, выявленных ранее, Европейский Суд заключает, что расследование не было безотлагательным или достаточно тщательным. Соответственно имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте в связи с тем, что расследование предполагаемой халатности медицинского персонала не было эффективным.

V. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

159. Наконец, заявитель жаловался со ссылкой на пункт 1 статьи 5 Конвенции на то, что вследствие нападения и отсутствие медицинской помощи со стороны сотрудников милиции и врачей его право на личную безопасность было умалено. Он также жаловался со ссылкой на статью 8 Конвенции на утрату его истории болезни.

160. Европейский Суд отмечает, что заявитель никогда не был лишен свободы, и его медицинские данные не были разглашены. Соответственно, жалоба в этой части не совместима с положениями Конвенции ratione materiae* (* Ratione materiae (лат.) - "ввиду обстоятельств, связанных с предметом рассмотрения", критерий существа обращения, применяемый при оценке приемлемости жалобы Европейским Судом (прим. переводчика).) в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции и подлежит отклонению в соответствии с пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

VI. Утверждение о воспрепятствовании праву обращения в Европейский Суд, гарантированному статьей 34 Конвенции

161. 29 марта 2007 г. заявитель подал заявление, в котором утверждал, что власти Российской Федерации оказывали на него давление в нарушение статьи 34 Конвенции. Он утверждал, в частности, что власти Российской Федерации опорочили его указанием на то, что в момент нападения он находился в состоянии опьянения, что он был ошибочно зарегистрирован в психоневрологическом учреждении* (* В прессе сообщалось, что заявителя пытаются освидетельствовать сотрудники ПНД N 9 (прим. переводчика).) г. Москвы, что власти пытались получить оригинал его истории болезни от его матери, что его мать была подвергнута взысканию по месту ее трудоустройства, и что по достижении 23-летнего возраста его право на получение государственных пособий в связи со смертью его отца-военнослужащего было прекращено.

162. Рассмотрев объяснения заявителя, Европейский Суд не считает, что они способны обосновать утверждение о воспрепятствовании праву обращения в Европейский Суд, гарантированному статьей 34 Конвенции. Соответственно, Европейский Суд отклоняет эти утверждения как необоснованные.

VII. Применение статьи 41 Конвенции

163. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

164. Во-первых, заявитель требовал компенсацию материального ущерба, связанного с продолжающимся лечением болезней, которые являлись следствием нападения 29 июня 2001 г., несвоевременным и ненадлежащим оказанием медицинской помощи. Он указал, что нуждается в ежедневной помощи сиделки (стоимость услуг оценена в 13 500 евро ежегодно), в приеме лекарств (2 000 евро ежегодно), в физиотерапии и регулярных обследованиях (13 925 евро ежегодно), в курсах реабилитации в Германии или Австрии (13 200 евро каждые два года) и медицинском оборудовании (2 000 евро). Он также требовал компенсации потери возможностей и дохода, оцененной в 7 000 евро ежегодно. С учетом ожидаемой продолжительности жизни в течение 30 лет полное требование о компенсации материального ущерба составляло 1 292 750 евро. Заявитель также требовал 200 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

165. Власти Российской Федерации утверждали, что, поскольку расследование дел о нападении и ненадлежащем оказании медицинской помощи все еще продолжается, заявитель сохраняет право требовать компенсацию на национальном уровне, и что его требования компенсации материального ущерба, соответственно, являются преждевременными. Они также подчеркивали, что заявитель получил пенсию по инвалидности и бесплатную поездку на курорт в 2003 году, российский автомобиль со скидкой и тент для него. По мнению властей Российской Федерации, требование в отношении потери дохода было необоснованным, поскольку оно касалось "будущих возможностей". Наконец, власти Российской Федерации полагали, что требование компенсации морального вреда было чрезмерным и не соответствовало прецедентной практике Европейского Суда.

166. Европейский Суд вновь напоминает, что точный расчет сумм, необходимых для полного возмещения (restitutio in integrum) с учетом материальных потерь, понесенных заявителем, может быть затруднен неопределенным по своей природе характером вреда, являющегося следствием данного нарушения (см. Постановление Европейского Суда от 18 октября 1982 г. по делу "Янг, Джеймс и Уэбстер против Соединенного Королевства" (Young, James and Webster v. United Kingdom) (бывшая* (* В прежней редакции Конвенции вопросы компенсации регулировались статьей 50 (прим. переводчика).) статья 50), Series A, N 55, § 11). Тем не менее компенсация может быть присуждена, несмотря на множество не поддающихся точному учету факторов, связанных с подсчетом будущих убытков, хотя со временем связь между нарушением и наступившим ущербом становится все менее четкой (см. Постановление Европейского Суда от 18 июня 1982 г. по делу "Орхан против Турции" (Orhan v. Turkey), жалоба N 25656/94, §§ 426 и последующие). Вопрос, требующий разрешения в таких делах, это размер справедливой компенсации с учетом причиненного или предстоящего ущерба, который необходимо возместить заявителю и который должен быть установлен Европейским Судом по его усмотрению, на справедливой основе (см. Постановление Европейского Суда от 6 ноября 1989 г. по делу ""Санди таймс" против Соединенного Королевства" (Sunday Times v. United Kingdom) (бывшая статья 50), Series A, N 38; § 15, и Постановление Европейского Суда по делу "Лустиг-Прин и Беккетт против Соединенного Королевства" (Lustig-Prean and Beckett v. United Kingdom) (статья 41), жалобы NN 31417/96 и 32377/96, §§ 22-23, ECHR 2000).

167. Европейский Суд отмечает, что в ряде предыдущих делах, в которых ставился вопрос об утрате будущего заработка, Европейский Суд основывал свои расчеты на представленном заявителями актуарном расчете капитала, необходимого для поддержания определенного уровня жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "Акташ против Турции" (Aktas v. Turkey), жалоба N 24351/94, § 350, ECHR 2003-V; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Орхан против Турции", § 433). Такой же подход может быть применен к расчету будущих расходов. Однако в настоящем деле полная сумма, требуемая заявителем, была исчислена путем простого умножения его годовых медицинских расходов на среднюю продолжительность жизни в России. Сумма утраченного заработка была рассчитана по тому же принципу.

168. Соответственно, даже предполагая, что все подсчеты и данные, представленные заявителем, верны, Европейский Суд считает, что метод подсчета, примененный в настоящем деле, не соответствует подходам, применяемым Европейским Судом при оценке предстоящих расходов (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Михеев против Российской Федерации", § 161). Кроме того, подсчет утраченного дохода не включает сумму, получаемую заявителем в качестве пенсии по инвалидности. Соответственно, Европейский Суд не может принять окончательную сумму, требуемую заявителем по данному основанию.

169. Тем не менее, принимая во внимание неопределенность ситуации заявителя и тот факт, что он понес и еще понесет в будущем существенные материальные расходы в результате его нетрудоспособности и необходимостью постоянного лечения, Европейский Суд полагает, что в данном деле допустимо присудить компенсацию материального ущерба, размер которой основан на его личной оценке ситуации (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Михеев против Российской Федерации", § 162). С учетом серьезности состояния заявителя и необходимости специализированного и непрерывного лечения Европейский Суд присуждает ему 75 000 евро в качестве компенсации материального ущерба, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.

170. Кроме того, Европейский Суд напоминает о своих выводах о том, что российские власти несут ответственность за действия милиции, оставившей заявителя без помощи после серьезного нападения, за уклонение медицинского персонала от оказания медицинской помощи, соответствующей тяжести его состояния. Власти также не исполнили свою обязанность эффективного расследования нападения на заявителя или вышеупомянутых недостатков в работе милиции и медицинского персонала. Эти события должны были вызвать у заявителя не только физическую боль и страдания, но также эмоциональные страдания, чувство разочарования, несправедливости и продолжающейся неопределенности, что требует присуждения компенсации морального вреда (см., в качестве недавнего примера, Постановление Большой Палаты от 18 сентября 2009 г. по делу "Варнава и другие против Турции" (Varnava and Others v. Turkey), жалобы NN 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90, 16070/90, 16071/90, 16072/90 и 16073/90, § 224, с дополнительными отсылками). Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 78 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.

B. Судебные расходы и издержки

171. Заявитель не требовал возмещения судебных расходов и издержек. Соответственно, отсутствует необходимость присуждения каких-либо сумм по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

172. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу в части неадекватности расследования нападения на заявителя, неоказания ему помощи со стороны милиции и медицинского персонала, неадекватности расследования этих обстоятельств и наличия гражданско-правового средства правовой защиты приемлемой, а в остальной части неприемлемой;

2) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части уклонения властей от проведения эффективного расследования нападения на заявителя;

3) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с уклонением милиции от оказания помощи заявителю;

4) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в отношении уклонения властей от проведения эффективного расследования в отношении действий сотрудников милиции;

5) постановил: что имело место нарушение статьи 13 Конвенции;

6) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в отношении неадекватности медицинской помощи, оказанной заявителю в больнице N 33;

7) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в отношении уклонения властей от проведения эффективного расследования в отношении предполагаемой халатности со стороны медицинских работников;

8) постановил: что утверждение о воспрепятствовании праву обращения в Европейский Суд, гарантированному статьей 34 Конвенции, является необоснованным;

9) постановил:

(a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 75 000 евро (семьдесят пять тысяч евро) в качестве компенсации материального ущерба и 78 000 евро (семьдесят восемь тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 17 декабря 2009 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда