Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 февраля 2010 г. Дело "Анатолий Тарасов (Anatoliy Tarasov) против Российской Федерации" (жалоба N 3950/02) (Первая Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая Секция)

Дело "Анатолий Тарасов (Anatoliy Tarasov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 3950/02)

Постановление Суда

Страсбург, 18 февраля 2010 г.

По делу "Анатолий Тарасов против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Сверре-Эрика Йебенса,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 28 января 2010 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 3950/02, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Анатолием Валерьевичем Тарасовым (далее - заявитель) 22 ноября 2001 г.

2. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. 9 мая 2005 г. председатель Третьей Секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции, было также решено рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу. 12 сентября 2005 г. председатель Третьей Секции предложил властям Российской Федерации представить дополнительные объяснения в связи с жалобой заявителя на предполагаемое воспрепятствование праву обращения в Европейский Суд.

4. Впоследствии жалоба была передана в Первую Секцию.

5. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей Российской Федерации, Европейский Суд отклонил их.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1961 году и отбывает срок лишения свободы в исправительной колонии ИК-3 в Республике Башкортостан.

A. Задержание заявителя и его заключение под стражу

7. 14 сентября 1998 г. заявитель был задержан в г. Глазове по подозрению в убийстве и нескольких эпизодах грабежа. Он был обыскан, сотрудники милиции предположительно изъяли у него денежные средства и драгоценности и избили его. Они доставили его в Глазовский городской отдел внутренних дел, где побои предположительно продолжались.

8. В неустановленную дату заявителю было предъявлено обвинение в разбое при отягчающих вину обстоятельствах, убийстве, незаконном лишении свободы, вымогательстве, незаконном хранении огнестрельного оружия и применении насилия в отношении представителя власти - преступлениях, предусмотренных статьями 162, 105, 127, 163, 222 и 318 Уголовного кодекса. Заявитель был заключен под стражу.

B. Судебное разбирательство

9. 12 октября 1999 г. Верховный Суд Удмуртской Республики признал заявителя виновным в разбое, совершенном с целью завладения чужим имуществом в крупном размере и сопровождавшемся причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего (пункты "б" и "в" статьи 162* (* Имеются в виду пункты "б" и "в" части 4 статьи 162 УК (прим. переводчика).)); незаконном лишении человека свободы, повлекшем тяжкие последствия (часть 3 статьи 127); убийстве из корыстных побуждений, сопряженном с разбоем (пункт "з" части 2 статьи 105); вымогательстве, совершенном с целью получения имущества в особо крупном размере (пункт "б" части 3 статьи 163); незаконном хранении огнестрельного оружия (часть 1 статьи 222) и применении насилия в отношении представителя власти (часть 1 статьи 318). Суд установил, что заявитель подстрекал двух своих сообвиняемых к ограблению сотрудников коммерческой организации. Совместно с сообвиняемыми и имея огнестрельное оружие, заявитель остановил автомобиль сотрудников, ограбил их, привязал их к дереву в лесу и застрелил одного из них. Суд также установил, что заявитель шантажировал другого потерпевшего, вымогая у него денежную сумму, и применил насилие к сотрудникам милиции в момент задержания. Признавая заявителя виновным, суд учел показания его сообвиняемых, выживших потерпевших и свидетелей, а также вещественные доказательства. Заявитель был приговорен к 23 годам лишения свободы. Он обжаловал приговор.

10. В неустановленную дату в мае 2000 г. заявитель был переведен в следственный изолятор СИЗО-3 в Москве с целью обеспечения его участия в рассмотрении кассационной жалобы. Он предположительно был помещен в камеру, где подвергался сильным побоям со стороны других заключенных.

11. 4 октября 2000 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил вынесенный заявителю обвинительный приговор без изменения.

C. Надзорное производство

12. 16 апреля 2001 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации подал в Президиум Верховного Суда Российской Федерации протест в порядке надзора на судебные акты от 12 октября 1999 г. и 4 октября 2000 г. Прокурор просил переквалифицировать преступные действия заявителя, в частности переквалифицировать обвинение в "незаконном лишении человека свободы, совершенном организованной группой* (* Ранее в § 9 настоящего Постановления упоминалось "незаконное лишение человека свободы, повлекшее тяжкие последствия" (прим. переводчика).)", в соответствии с частью 3 статьи 127 Уголовного кодекса, на "незаконное лишение свободы двух и более лиц, совершенное группой лиц по предварительному сговору с применением оружия и насилия, опасного для жизни" в соответствии с пунктами "а", "в", "г" и "ж" части 2 статьи 127. Кроме того, он просил переквалифицировать обвинение в "убийстве из корыстных побуждений, сопряженном с разбоем" в соответствии с пунктом "з" части 2 статьи 105 в "убийство, сопряженное с разбоем", предусмотренное тем же положением.

13. Власти Российской Федерации указали, что копия протеста прокурора была "одновременно" направлена заявителю, и 27 июля 2001 г. он был уведомлен, что рассмотрение протеста Президиумом состоится 8 августа 2001 г. Они также утверждали, что заявитель был впоследствии уведомлен о том, что слушание отложено. Копия протеста заместителя Генерального прокурора, представленная властями Российской Федерации, содержит рукописную пометку: "отложено [подпись] 08.08.", "отложено [подпись] 23.05", "отложено 27.06.2001 [подпись]".

14. Как утверждает заявитель, он получил копию протеста заместителя Генерального прокурора только 16 августа 2001 г. В неустановленную дату заявитель направил в Генеральную прокуратуру и Президиум Верховного Суда свои замечания в связи с прокурорским протестом. Он также просил обеспечить его личное участие в заседании суда надзорной инстанции. Представляется, что его ходатайства были оставлены без ответа.

15. 3 октября 2001 г. Президиум Верховного Суда Российской Федерации рассмотрел протест. Заслушав прокурора и судью-докладчика и исследовав материалы дела, Президиум удовлетворил протест, переквалифицировал действия заявителя в соответствии с протестом прокурора и уменьшил наказание до 22 лет лишения свободы. Постановление Президиума не упоминало замечания заявителя или высказанные им доводы. Заявитель не участвовал в заседании.

D. Предполагаемое запугивание заявителя

16. С 6 апреля по 16 октября 2005 г. заявитель содержался в колонии ЛИУ-2 в Удмуртской Республике.

17. 5 мая 2005 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

18. Письмом от 20 мая 2005 г., переданным по неофициальным каналам, заявитель уведомил Европейский Суд о том, что 16 мая 2005 г. надзиратели Ч., Я. и O. имели с ним беседу. Как утверждает заявитель, они сообщили ему, что Европейский Суд начал рассмотрение жалобы, поданной Хужиными, и что они не хотят, чтобы заявитель жаловался на условия содержания в российских исправительных колониях в Страсбургский Суд. Они приказали ему написать заявления на имя начальника управления Федеральной службы исполнения наказаний по Удмуртской Республике Желудова и прокурора Марданшина. Заявитель должен был подтвердить, что не имеет жалоб на условия содержания. Заявитель отказался и предположительно претерпел побои в течение трех дней, и ему угрожали убийством. Как утверждает заявитель, доказательства жестокого обращения отсутствуют, поскольку он не имел доступа к врачу. 19 мая 2005 г. заявитель сдался и подписал заявления.

19. Письмом от 20 мая 2005 г. он просил Европейский Суд не принимать заявлений, аналогичных вышеизложенным, в случае если власти Российской Федерации их представят.

E. Предполагаемое вскрытие письма Европейского Суда и изъятие его приложений

20. Письмом от 10 мая 2005 г. Секретариат Европейского Суда уведомил заявителя о том, что его жалоба коммуницирована властям Российской Федерации. Заявителю было предложено назначить представителя в разбирательстве дела Европейским Судом. Письмо содержало ряд приложений, а именно изложение фактов, вопросы сторонам, информацию для заявителей относительно разбирательства после коммуницирования жалобы, формуляр доверенности и перечень российских адвокатских организаций, в которые заявитель мог обратиться для представительства в Европейском Суде.

21. Письмом от 30 мая 2005 г. заявитель уведомил Европейский Суд, что 26 мая 2005 г. один из заключенных передал ему письмо Секретариата от 10 мая 2005 г. Конверт был вскрыт. В нем содержалось письмо и вопросы сторонам. В связи с отсутствием ряда документов заявитель просил администрацию разъяснить причины вскрытия письма. Как утверждает заявитель, в связи с заданными им вопросами 26 мая 2006 г. он был помещен на четыре месяца в так называемое помещение камерного типа с более строгим режимом.

F. Проверки событий 16 и 26 мая 2005 г.

1. Внутренняя проверка

22. 27 июня 2005 г. заявитель жаловался на цензуру начальнику колонии, который возбудил проверку.

(a) Объяснения З., Х. и В.

23. 27 июня 2005 г. сотрудница З. представила начальнику колонии объяснительную записку, в соответствующих частях которой указывалось:

"Настоящим довожу до вашего сведения, что 25 мая 2005 г. было получено письмо (входящий N 1324) на иностранном языке для осужденного Тарасова [заявителя]. Я рассмотрела [письмо]. Документы в конверте были осмотрены и вложены обратно в конверт; они не были задержаны. Другие лица не имели доступа к вышеупомянутому письму, и в тот же день оно было передано под расписку бригадиру Х.".

24. Объяснительная записка, составленная 1 июля 2005 г. Х., бригадиром бригады заявителя, описывала дальнейшие события следующим образом:

"25 мая 2005 г. около 15.00 сотрудница З. передала мне большой конверт, адресованный [заявителю]. Конверт был вскрыт, я [рассмотрел] содержавшиеся в нем документы и вложил их обратно. Документы на русском языке отсутствовали. Я передал конверт В., дежурному заключенному, чтобы он передал его [заявителю]. Я не брал документов из конверта и не передавал их другим лицам, кроме В.".

25. 29 июня 2005 г. осужденный В. представил начальнику колонии объяснительную записку, составленную в следующих выражениях:

"Я... передал [заявителю] большой конверт, переданный мне бригадиром Х. Через 15 минут после того, как я получил конверт, я передал его [заявителю]. Я не заглядывал в конверт и не брал из него документов, я не передавал конверт кому-либо еще".

(b) Заключение начальника колонии

26. 4 июля 2005 г. исполняющий обязанности начальника колонии составил заключение. В нем указывалось, что в ходе проверки установлено, что 25 мая 2005 г. в колонию поступил конверт для заявителя, содержавший документы из Европейского Суда по правам человека. Сотрудница З., ответственная за цензуру корреспонденции заключенных, машинально вскрыла конверт, не заметив логотипа Европейского Суда. После осмотра документов она вложила их обратно в конверт и передала Х., бригадиру бригады заявителя, который должен был передать их заявителю. В заключении указывалось, что З. нарушила часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса, запрещающую цензуру переписки осужденных с Европейским Судом по правам человека. Заключение также указывало, что З. объявлен выговор за халатность и что для сотрудников колонии организованы курсы изучения статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса со сдачей зачета по их окончании.

2. Проверка Федеральной службы исполнения наказаний

27. 2 сентября 2005 г. Европейский Суд предложил властям Российской Федерации представить дополнительные объяснения в связи с цензурой письма Секретариата и предполагаемым запугиванием заявителя.

28. В неустановленную дату региональное управление Федеральной службы исполнения наказаний по Удмуртской Республике возбудило проверку в связи с коммуницированием Европейским Судом жалобы заявителя властям Российской Федерации.

(a) Объяснения заявителя

29. 25 октября 2005 г. региональный прокурор опросил заявителя. В соответствующей части его объяснений указывалось:

"26 мая 2005 г. около 12.10 дежурный заключенный В. передал мне вскрытый конверт с логотипом ЕСПЧ; в нем находились три листа бумаги с текстом на английском языке. Он сообщил мне, что получил конверт от Х. За обедом я спросил Х., почему конверт вскрыт. Он ответил, что получил конверт от цензора во вскрытом виде...

Из текста документов я понял, что не все документы мне переданы; в частности, некоторые документы, которые мне предлагалось заполнить и возвратить в ЕСПЧ, отсутствовали...

Я считаю, что отсутствующие документы... были удержаны представителями администрации ЛИУ-2. Я не могу назвать конкретных лиц, поскольку они мне неизвестны. Мои подозрения в отношении администрации основаны на том факте, что непосредственно после моей жалобы Я., заместителю начальника колонии, администрация повела себя странным образом. Вместо того чтобы попытаться выяснить, где находятся отсутствующие документы, они поместили меня в ПКТ. Я считаю, что если бы администрация была непричастна к утрате документов, она бы не действовала подобным образом...

...В ЛИУ-2 я не подвергался непосредственному давлению. Однако мне кажется подозрительным, что я внезапно превратился в закоренелого нарушителя режима. У меня также вызывает тревогу, что принимаются меры по задержке моей входящей корреспонденции из ЕСПЧ и моей исходящей корреспонденции. Приложения к письму ЕСПЧ, вскрытому в мае 2005 г., могли быть задержаны с той же целью".

(b) Заключение от 1 ноября 2005 г.

30. 1 ноября 2005 г. региональное управление Федеральной службы исполнения наказаний составило заключение, в котором признавалось нарушение правил конфиденциальности переписки заявителя с Европейским Судом. В то же время отмечалось, что не подтвердилось изъятие документов из конверта Секретариата. Также указывалось, со ссылкой на объяснения З., исполняющего обязанности начальника колонии, и Х., о том, что З. машинально вскрыла конверт, что она не читала документов и что, в любом случае, она не понимала английского. Если бы она заметила логотип Европейского Суда, она бы не стала вскрывать конверт. Ни она, ни другие лица не брали документов из конверта; такие указания никому не давались. Выговор З. не был объявлен, поскольку к тому времени ее служба была прекращена в связи с мероприятиями по сокращению численности персонала.

31. Что касается утверждений заявителя о давлении, оказанном на него с целью отзыва части его жалобы, поданной в Европейский Суд, в заключении отмечалось, что согласно его собственным объяснениям, он затрагивал только вопрос о вмешательстве в его переписку с Европейским Судом в связи со вскрытием письма Секретариата. Он не приводил иных примеров запугивания или вмешательства.

32. Наконец, во время его содержания под стражей до вступления приговора в законную силу он 14 раз подвергался взысканиям за различные нарушения режима содержания. После того как приговор вступил в силу, заявитель нарушал режим 27 раз: он водворялся в штрафной изолятор 9 раз, в ПКТ два раза, и ему объявлялся выговор 17 раз.

33. Вступившим в силу приговором от 15 декабря 2006 г. заявитель был признан виновным в применении насилия к представителю власти.

34. В неустановленную дату он был переведен для отбывания наказания в исправительную колонию ИК-3 в Республике Башкортостан.

G. Предполагаемая цензура корреспонденции заявителя

35. 12 сентября 2005 г. Европейский Суд, коммуницировав жалобу заявителя в части вскрытия письма и предполагаемого запугивания заявителя в соответствии со статьей 34 Конвенции, по собственной инициативе затронул вопрос о том, подвергали ли тюремные власти корреспонденцию заявителя в нарушение статьи 8 Конвенции.

36. Как утверждает заявитель, во время его пребывания в ЛИУ-2 администрация подвергала цензуре его входящую корреспонденцию от национальных властей, которая не подлежала цензуре в силу национального законодательства.

37. В частности, заявитель ссылался на входящие письма от следующих отправителей: уполномоченного по правам человека в Российской Федерации (письма от 6 июня и 14 октября 2004 г.), Конституционного Суда Российской Федерации (письмо от 26 августа 1999 г.), Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации (письмо от 15 апреля 2004 г.), Генеральной прокуратуры (письма от 11 ноября 2002 г. и 27 октября 2005 г.), прокуратуры Удмуртской Республики (письма от 3 декабря 2002 г. и 11 мая 2004 г.), Министерства юстиции Российской Федерации (письмо от 31 октября 2002 г.), Верховного Суда Российской Федерации (письмо от 20 ноября 2002 г.), управления Федеральной службы исполнения наказаний по Удмуртской Республике (письма от 26 апреля, 3 и 10 июня и 10 августа 2004 г.), Можгинского районного суда (письмо от 13 января 2004 г.).

38. Письмо из Генеральной прокуратуры от 27 октября 2005 г. было адресовано начальнику ЛИУ-2. Ему было предложено уведомить заявителя о том, что Генеральная прокуратура рассмотрела жалобу заявителя, поступившую из Администрации Президента Российской Федерации, и отклонила ее как необоснованную.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Рассмотрение дел в порядке надзора

39. Согласно части 3 статьи 377 Уголовно-процессуального кодекса 1960 года, действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела, в рассмотрении дела в порядке надзора принимает участие прокурор. В необходимых случаях на заседание суда, рассматривающего дело в порядке надзора, для дачи объяснений могут быть приглашены осужденный и его защитник. Приглашаемым на заседание лицам обеспечивается возможность ознакомления с протестом и дачи устных объяснений в заседании. Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2000 г. положения части 3 статьи 377 Кодекса признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации в той мере, в какой они позволяют суду надзорной инстанции рассмотреть дело без ознакомления осужденного, оправданного, их защитников с протестом, в котором поставлен вопрос об отмене вступившего в законную силу судебного решения по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного или оправданного. Конституционный Суд дал аналогичные указания в связи с отсутствием правовой определенности в случае, если осужденный, оправданный, их защитники не извещены о времени и месте судебного заседания. В этом случае вышеупомянутые лица лишены возможности довести до суда свою позицию.

40. При рассмотрении протеста в порядке надзора суд не связан доводами протеста и обязан проверить все производство по делу в полном объеме (статья 380). Он может оставить без изменения, изменить или отменить любой из ранее вынесенных судебных актов, изменить наказание, прекратить уголовное дело или передать его на новое рассмотрение в суд первой или кассационной инстанций. Однако он не вправе усилить наказание, а равно применить закон о более тяжком преступлении (там же).

B. Корреспонденция заключенных

41. Часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса, в редакции от 8 декабря 2003 г., а также пункт 53 Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений, утвержденных 3 ноября 2005 г. Приказом N 205 Министерства юстиции России, предусматривают, что получаемая и отправляемая осужденными корреспонденция подвергается цензуре со стороны администрации исправительного учреждения. Переписка осужденного с судом, прокуратурой, вышестоящим органом уголовно-исполнительной системы, а также с уполномоченным по правам человека в Российской Федерации, общественной наблюдательной комиссией, Европейским Судом по правам человека цензуре не подлежит.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

42. Заявитель жаловался со ссылкой на подпункты "b"-"d" пункта 3 статьи 6 Конвенции на то, что Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации, принятое в его отсутствие, нарушило его право на справедливое судебное разбирательство. Европейский Суд рассмотрит жалобу заявителя с точки зрения пункта 1 и подпунктов "b" и "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции, в соответствующих частях предусматривающих следующее:

"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права...

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

с) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия..."

A. Доводы сторон

43. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель был надлежащим образом уведомлен о заседании, назначенном на 8 августа 2001 г., и его отложении, а также ему была заблаговременно выслана копия протеста от 16 апреля 2001 г. Таким образом, он должен был сознавать факт и цель пересмотра вынесенного ему обвинительного приговора. В отличие от дела Пелисье и Сасси* (* Имеется в виду Постановление Большой Палаты от 25 марта 1999 г. по делу "Пелисье и Сасси против Франции" (Pйlissier and Sassi v. France), жалоба N 25444/94, § 31. Власти, вероятно, намекали на то, что в данном деле апелляционный суд признал заявителей виновными по не предъявлявшемуся ранее обвинению в фиктивном банкротстве и увеличил одному из них срок наказания, хотя и приостановил его исполнение (прим. переводчика).), рассмотрение дела Президиумом не должно рассматриваться как выдвижение нового обвинения против заявителя, поскольку обстоятельства остались прежними; им только была дана иная правовая квалификация. Кроме того, переквалификация была благоприятной для заявителя, поскольку назначенное ему наказание было смягчено. Президиум мог решить вопрос об участии заявителя в заседании; его присутствие не было необходимым, поскольку суд первой инстанции правильно установил все факты. Участие прокурора в заседании ограничилось простым оглашением его протеста.

44. Заявитель подчеркивал, что он не просил о переквалификации его действий. Уменьшение срока его наказания не отменяло того факта, что ему не была предоставлена возможность эффективного участия в надзорном производстве. Таким образом, он не имел достаточного времени для подготовки возражений на протест прокурора; в любом случае, хотя он представил их в прокуратуру и в Президиум, они были оставлены без внимания, о чем свидетельствует постановление от 3 октября 2001 г., в котором ни один из его доводов не упоминается. Все его ходатайства о доставке в судебное заседание были проигнорированы, что лишило его возможности участия в нем и защиты своей позиции. По его мнению, постановление, вынесенное после заседания, в котором он не имел возможности представить свои доводы лично или через какую-то форму представительства, нарушило его право на справедливое судебное разбирательство и принцип равенства сторон.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

45. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

46. Ранее Европейский Суд уже устанавливал нарушение требования справедливости, содержащегося в пункте 1 статьи 6 Конвенции, в делах, в которых суды надзорной инстанции принимали иную правовую квалификацию преступлений заявителей без их участия в заседании или предоставления возможности представить возражения на протест (см. Постановление Европейского Суда от 15 декабря 2005 г. по делу "Ваньян против Российской Федерации" (Vanyan v. Russia), жалоба N 53203/99, §§ 63-68* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2006.); Постановление Европейского Суда от 12 октября 2006 г. по делу "Алдошкина против Российской Федерации"* (* Там же. N 2/2008.) (Aldoshkina v. Russia), жалоба N 66041/01, §§ 23-25; и Постановление Европейского Суда от 12 октября 2006 г. по делу "Станислав Жуков против Российской Федерации" (Stanislav Zhukov v. Russia), жалоба N 54632/00, §§ 23-25* (* Там же. N 3/2008.)). Что касается довода властей Российской Федерации о том, что переквалификация не ухудшала положения заявителя, Европейский Суд отмечает, что он ранее рассмотрел и отклонил подобные доводы в вышеупомянутых делах Ваньяна и Станислава Жукова (упоминавшихся выше, §§ 53 и 24 соответственно; см. также Постановление Европейского Суда от 15 января 2009 г. по делу "Шаромов против Российской Федерации" (Sharomov v. Russia), жалоба N 8927/02, § 44).

47. С учетом своей прецедентной практики по данному вопросу и материалов, представленных сторонами, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не указали факта или довода, которые могли бы вынудить его прийти в настоящем деле к иным заключениям. Президиум Верховного Суда изменил приговор, вынесенный заявителю, и принял иную правовую квалификацию его действий, тем самым приняв иное решение по предъявленным ему обвинениям (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам Станислава Жукова и Алдошкиной, § 24 и § 24 соответственно* (* Так в тексте (прим. ред.))). Представитель обвинения присутствовал в заседании суда надзорной инстанции и представил устные объяснения в пользу переквалификации. Президиум суда был обязан пересмотреть дело в полном объеме и мог отклонить протест, отменить приговор и/или другие судебные акты, прекратить уголовное дело или изменить любой из вынесенных судебных актов (см. § 40 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах заявителю должна была быть предоставлена эффективная возможность ознакомиться с протестом властей и их устными объяснениями Президиуму, а также представить на них возражения и отстаивать свою позицию в состязательной процедуре (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам Ваньяна, Алдошкиной и Станислава Жукова, §§ 24, 24 и 67 соответственно* (* Так в тексте (прим. ред.))). Однако не имеется данных о том, что ему была предоставлена такая возможность. Во-первых, власти Российской Федерации не обосновали свой довод о том, что заявитель был уведомлен о заседании 8 августа 2001 г. и о его отложении на 3 октября 2001 г. Кроме того, власти оставили без внимания ходатайства заявителя о личном участии в заседании Президиума, в связи с чем он отсутствовал в нем. Наконец, хотя заявитель представил письменные возражения на протест, из текста постановления от 3 октября 2001 г. явствует, что они были рассмотрены Президиумом.

48. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд находит, что разбирательство в Президиуме Верховного Суда Российской Федерации не отвечало требованиям справедливости. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

49. Ввиду этого заключения отсутствует необходимость обособленного рассмотрения вопроса о соблюдении пункта 3 статьи 6 Конвенции (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам Станислава Жукова и Алдошкиной, §§ 25 и 25 соответственно).

II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

50. Заявитель жаловался на то, что власти вскрыли и осмотрели письмо Европейского Суда от 10 мая 2005 г. и изъяли приложенные к нему документы. Европейский Суд полагает, что жалоба заявителя подлежит рассмотрению с точки зрения статьи 8 Конвенции, которая предусматривает следующее:

Статья 8

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Доводы сторон

51. Власти Российской Федерации признали, что цензура письма Европейского Суда, направленного заявителю, составляет нарушение статьи 8 Конвенции. Однако они подчеркивали, что властями приняты меры по исправлению ситуации. В частности, ответственные за нее установлены, и необходимость осознания ими ситуации и недопущения таких инцидентов впредь признана. Признание этого "незначительного" нарушения прав заявителя составляло, по их мнению, адекватное возмещение, и таким образом, он более не являлся жертвой предполагаемого нарушения. По существу жалобы они указывали со ссылкой на справку, выданную колонией ЛИУ-2, что в период его содержания до и после осуждения заявитель отправил 296 писем и жалоб в различные органы власти и получил 204 ответа, включая его переписку с Европейским Судом. По мнению властей Российской Федерации, этот факт опровергает его утверждение о том, что ЛИУ-2 вмешивалась в его переписку с Европейским Судом. Ссылаясь на выводы национальных проверок, они утверждали, что З. машинально вскрыла письмо Европейского Суда. Увидев, что это письмо и приложенные документы составлены на английском языке, она немедленно передала конверт и все приложенные документы Х., бригадиру бригады заявителя. Она не задерживала никаких документов. Власти Российской Федерации подчеркивали, что З. не владела английским языком и не могла понять содержание документов. Если бы она заметила логотип Европейского Суда, она бы не стала распечатывать конверт. Х. и В. также утверждали, что они немедленно передали конверт и не брали оттуда документов.

52. Заявитель возражал, что справка, выданная колонией, содержала неточные сведения. Таким образом, в то время как в ней указывалось, что заявитель получил восемь писем Европейского Суда, в действительности он получил 17 писем. Он также утверждал, что два письма Европейского Суда имели штампы колонии, свидетельствующие о том, что корреспонденция вскрывалась и проверялась в обычном порядке. Его письма национальным органам власти и от них, которые не подлежали цензуре, в соответствии со статьей 91 Уголовно-исполнительного кодекса, также содержали штампы. Имели место задержка в передаче ему одного из писем Европейского Суда, а также систематические задержки отправки его писем в различные органы.

53. Что касается вскрытия письма Европейского Суда, заявитель утверждал, что по неизвестным причинам оно было доставлено в цензурное подразделение, и Х. передала его заключенному, вместо того чтобы передать непосредственно ему. Кроме того, хотя письмо поступило 25 мая 2005 г., оно было передано заявителю только на следующий день, объяснения этой задержке не были представлены, и несколько приложений, находившихся в конверте, пропали. Из показаний З. и Х. с очевидностью следует, что они рассмотрели содержимое конверта, и, таким образом, довод властей Российской Федерации об их халатности не выдерживает критики. Нарушение прав заявителя не было устранено на национальном уровне. Власти провели тщательную проверку только после того, как Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. Никто не понес наказание за нарушение его прав, и адекватное возмещение не было предоставлено. Напротив, заявитель был водворен в ПКТ за попытку выяснить, где находятся документы.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

54. Европейский Суд напоминает, что решение или мера, принятые в пользу заявителя, в принципе недостаточны для лишения его статуса "жертвы", пока власти страны не признают нарушение Конвенции прямо или по существу и не предоставят соответствующее возмещение (см. Постановление Европейского Суда от 25 июня 1995 г. по делу "Амуур против Франции" (Amuur v. France), Reports of Judgments and Decisions 1996-III, § 36; и Постановление Большой Палаты по делу "Далбан против Румынии" (Dalban v. Romania), жалоба N 28114/95, § 44, ECHR 1999-VI). В этой связи Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что нарушение права заявителя на уважение его корреспонденции было, по крайней мере, по существу признано национальными властями и в разбирательстве жалобы Европейским Судом (см. §§ 26, 30 и 51 настоящего Постановления). Что касается вопроса о возмещении, Европейский Суд не исключает, что в такой ситуации, как в настоящем деле, адекватное возмещение не обязательно предполагает денежную компенсацию, но может принимать другие формы; адекватность такого возмещения оценивается с учетом конкретных обстоятельств каждого дела. Однако в настоящем деле Европейский Суд не усматривает оснований полагать, что со стороны национальных властей имело место решение или мера, которые могли рассматриваться как адекватное возмещение в связи с предполагаемым нарушением прав заявителя, предусмотренных статьей 8 Конвенции. В этой связи Европейский Суд учитывает довод заявителя, не оспаривавшийся властями Российской Федерации, о том, что надлежащая проверка была предпринята только после того, как Европейский Суд коммуницировал жалобу заявителя, что никакие меры не были приняты в отношении должностных лиц, установленных при проверке в качестве ответственных за вскрытие письма Европейского Суда, и что никто не принес заявителю извинений.

55. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что заявитель не утратил статус жертвы в отношении предполагаемого нарушения статьи 8 Конвенции. Он также отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной и неприемлемой по каким-либо другим основаниям и должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

56. Европейский Суд напоминает, что "вмешательство публичных властей" в осуществление права на уважение корреспонденции составляет нарушение статьи 8 Конвенции, если оно не "предусмотрено законом", не преследует одну или несколько законных целей, упомянутых в пункте 2 той же статьи и, кроме того, не является "необходимым в демократическом обществе" для их достижения (см., в частности, Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 179, ECHR 2000-IV).

(a) Наличие вмешательства

57. Европейский Суд напоминает, что вскрытие письма является достаточным для установления наличия вмешательства в право заявителя на уважение его корреспонденции (см. Постановление Европейского Суда от 1 июня 2004 г. по делу "Наринен против Финляндии" (Narinen v. Finland), жалоба N 45027/98, § 32).

58. Европейский Суд отмечает, и это не оспаривалось сторонами, что 25 мая 2005 г. должностное лицо колонии З. вскрыло адресованное заявителю письмо Европейского Суда от 10 мая 2005 г. В своих объяснениях З. и Х. прямо указали, что доставали документы из конверта и "рассматривали" или "проверяли" их (см. §§ 23 и 24 настоящего Постановления). В этой связи довод властей Российской Федерации о том, что З. и Х. не могли прочитать приложений на английском языке, не имеет значения для Европейского Суда. Сторонами также не оспаривается, что З. первой вскрыла конверт и проверила его содержимое, что Х. впоследствии также проверил его и передал В., после чего оно было передано заявителю на следующий день с некоторыми отсутствующими документами. В этой связи следует отметить, что через несколько дней после происшествия заявитель написал в Европейский Суд и довел до его сведения, что получил вскрытый конверт, и что некоторые документы в нем отсутствовали (см. § 21 настоящего Постановления). В последующей переписке и своих объяснениях он настаивал на своем описании событий.

59. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что цензура письма составляла "вмешательство" публичных властей в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции в осуществление права заявителя на уважение его корреспонденции.

(b) Было ли вмешательство "предусмотрено законом"

60. Европейский Суд отмечает, что часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса в редакции, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела, прямо запрещает цензуру переписки осужденных с Европейским Судом по правам человека. Он принимает к сведению признание властями Российской Федерации того, что вмешательство в право заявителя на уважение корреспонденции нарушало статью 8 Конвенции. Отсюда следует, что цензура указанного письма не была "предусмотрена законом".

61. Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции

62. Заявитель также жаловался на то, что 19 мая 2005 г. надзиратели вынудили его написать заявление о том, что он не имеет жалоб на условия его содержания. Он не ссылался на какое-либо положение Конвенции. Европейский Суд рассмотрит жалобу с точки зрения статьи 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:

Статья 34 Конвенции

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

A. Доводы сторон

63. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не подвергался какому-либо давлению, поскольку никакие указанные им заявления в Европейский Суд или Уполномоченному Российской Федерации в Европейском Суде не поступали. Кроме того, в своем объяснении от 25 октября 2005 г. заявитель утверждал, что сотрудники колонии ЛИУ-2 не требовали от него отзыва жалобы в Европейский Суд. Он также указывал, что не подвергался непосредственному давлению в колонии. Кроме того, заявитель имел возможность написать и отправить в Европейский Суд письмо с изложением происшествия с письмом Европейского Суда. Его доводы опровергаются результатами проверок, свидетельствующих о том, что администрация колонии проявляла нетерпимое отношение к нарушению конвенционных прав осужденных и не вмешивалась в их переписку с Европейским Судом. Согласно показаниям осужденных, содержавшихся совместно с заявителем, администрация колонии всегда вежлива с ними, и они имели возможность решать все вопросы в тесном контакте с ней. Власти Российской Федерации представили показания четырех заключенных и подчеркивали, что они, в частности, отметили, что должностные лица колонии никогда не оказывали давления на заявителя. В своих показаниях осужденные также выразили негативное отношение к заявителю, поскольку он постоянно искал поводы для жалоб.

64. Заявитель утверждал, что он был вынужден передать свое письмо об оказании на него давления через неофициальные каналы, поскольку опасался преследования со стороны администрации колонии. Трудно предположить, что власти отправили бы его заявления, полученные под давлением, в Европейский Суд после того, как он просил не принимать их. Будучи опрошен относительно предполагаемого давления, он не хотел сообщать дополнительные сведения, поскольку не доверял должностным лицам. Кроме того, 26 мая 2005 г. он был водворен в ПКТ на четыре месяца за попытки выяснить, где находятся отсутствующие документы и кто вскрыл конверт Секретариата. В ПКТ ему было отказано в англо-русском словаре и юридической литературе, и он получил их только после шестидневной голодовки. Это необоснованное наказание было дополнительным доказательством оказания на него давления. Что касается письменных показаний четверых осужденных, представленных властями Российской Федерации, другие осужденные, которым заявитель их огласил, были потрясены содержащейся в них ложью и лицемерием ее авторов. В поддержку своей позиции заявитель представил "мнение", подписанное 20 осужденными, которые подтвердили его объяснения относительно недостоверности показаний осужденных, представленных властями Российской Федерации.

B. Мнение Европейского Суда

65. Европейский Суд напоминает, что важнейшим условием для эффективного существования системы индивидуального обращения в суд, установленной в статье 34 Конвенции, является возможность свободного общения заявителей или потенциальных заявителей с Европейским Судом в отсутствие давления в любой форме со стороны властей с целью отказа от жалобы или ее изменения (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), § 105, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV, и Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey, § 105, Reports of Judgments and Decisions 1996-VI). В этом контексте "давление" включает не только прямое принуждение и очевидное запугивание, но также косвенные действия и контакты, призванные воспрепятствовать использованию средств защиты, предусмотренных Конвенцией (см. Постановление Европейского Суда от 25 мая 1998 г. по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), § 159, Reports of Judgments and Decisions 1998-III.

66. Вопрос о том, представляли ли собой контакты властей и заявителя неприемлемую практику с точки зрения статьи 34 Конвенции, должен быть рассмотрен с учетом конкретных обстоятельств дела. В этом отношении должны приниматься во внимание уязвимость заявителя и его подверженность влиянию, осуществляемому властями (см. упоминавшиеся выше постановления Европейского Суда по делам Акдивара и других и Курта, § 105 и § 160, соответственно). Положение заявителя должно считаться особенно уязвимым, поскольку он содержался под стражей, имея ограниченные контакты с семьей или окружающим миром (см. Постановление Европейского Суда от 3 июня 2003 г. по делу "Котлец против Румынии" (Cotleю v. Romania), жалоба N 38565/97, § 71).

67. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что стороны почти не представили доказательств в связи с вышеупомянутой жалобой. В то же время они представили многочисленные противоречивые показания осужденных, содержащихся в колонии, свидетельствующие, с одной стороны, что администрация уважала заключенных и, с другой стороны, что это неправда. Однако в настоящем деле Европейский Суд рассматривает не общую ситуацию в вышеупомянутой колонии, но конкретную жалобу на предполагаемое несоблюдение обязанностей, вытекающих из статьи 34 Конвенции, в связи с давлением, оказанным на заявителя с целью принуждения к подписанию конкретного заявления. Таким образом, он сосредоточится на конкретных утверждениях заявителя в этом отношении и рассмотрит, насколько они могут считаться обоснованными.

68. Европейский Суд отмечает, что заявитель утверждал, что 16 мая 2005 г. должностные лица колонии принудили его подписать заявление на имя прокурора и в региональное управление Федеральной службы исполнения наказаний о том, что он не имеет жалоб на условия его содержания под стражей, а после отказа предположительно подвергли его побоям. Они предположительно не допускали его осмотра врачами для фиксирования его травм, и он наконец подписал заявление во избежание дополнительных побоев.

69. Он отмечает, что в ходе проверки факта вскрытия письма Европейского Суда при опросе прокурора по поводу предполагаемого давления, заявитель прямо указал, что не подвергался непосредственному давлению в ЛИУ-2. Он также пояснил, что рассматривал как давление тот факт, что он внезапно был признан закоренелым нарушителем режима, задержки в отправке корреспонденции в Европейский Суд и вскрытие письма Европейского Суда. В своих объяснениях он не ссылался на заявление, которое он предположительно вынужден был подписать, на побои, которыми это принуждение предположительно сопровождалось, или на связанный с этим отказ в осмотре врачом (см. § 29 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд напоминает, что полностью учитывает уязвимость заявителя как осужденного, который пытается привлечь к ответственности должностных лиц его собственной колонии за оказание на него давления (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Котлец против Румынии", § 71). Однако он не может не отметить, что в той же беседе с прокурором заявитель энергично жаловался и выдвигал все его соображения и подозрения в связи с цензурой письма Европейского Суда. Европейский Суд не находит убедительным объяснение заявителя о том, что он "не хотел" затрагивать этот вопрос в беседе с прокурором, поскольку не доверял ему (см. § 64 настоящего Постановления). Наконец, даже учитывая проблемы, с которыми мог столкнуться заявитель при попытках добиться осмотра врачом после его предполагаемого запугивания, Европейский Суд не может не отметить, что он представил показания 20 заключенных, оспаривавших достоверность показаний свидетелей, представленных властями Российской Федерации (см. там же).

70. Что касается довода заявителя о том, что он был "внезапно" и произвольно отнесен к "нарушителям режима", хотя Европейский Суд не углубляется в этот вопрос, он, тем не менее, учитывает выводы проверки, не оспариваемые заявителем, о том, что допускал многочисленные нарушения режима как до, так и после его осуждения (см. § 32 настоящего Постановления). Точно так же Европейский Суд находит необоснованным довод заявителя о том, что он был водворен в ПКТ в связи с его жалобами на вскрытие письма Европейского Суда.

71. С учетом вышеизложенных фактов и соображений Европейский Суд полагает, что предполагаемое несоблюдение обязательства государства, вытекающее из статьи 34 Конвенции, не является установленным.

IV. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

72. Наконец, заявитель ссылался на нарушение его прав, предусмотренных статьями 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 13 и 17 Конвенции, статьи 1 Протокола 1 к Конвенции и статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции по различным основаниям.

73. Однако с учетом представленных ему материалов, и поскольку эти жалобы относятся к компетенции Европейского Суда, он находит, что они не свидетельствуют о наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению, в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

V. Применение статьи 41 Конвенции

74. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

75. Заявитель требовал компенсации материального ущерба и морального вреда без указания конкретной суммы.

76. Власти Российской Федерации утверждали, что требования заявителя подлежат отклонению, поскольку он не указал, по каким основаниям он требует компенсации, или конкретной суммы по каждому из его требований. Они также подчеркивали, что его требования о компенсации морального вреда явно связаны с его нравственными и эмоциональными страданиями, причиненными уголовным преследованием как таковым, и просили Европейский Суд отклонить их. Наконец они полагали, что в случае установления Европейским Судом нарушения какого-либо положения Конвенции установление факта нарушения само по себе являлось бы достаточно справедливой компенсацией.

77. Принимая во внимание объяснения заявителя, Европейский Суд не согласен с властями Российской Федерации в том, что его требования о компенсации морального вреда относятся исключительно к факту его уголовного преследования. Он признает, что заявитель должен был претерпеть страдания и разочарование, вызванные нарушением его права на справедливое судебное разбирательство и права на уважение корреспонденции, и полагает, что их достаточной компенсацией не может быть признано одно лишь установление факта нарушения Конвенции. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 2 500 евро, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.

B. Судебные расходы и издержки

78. Заявитель также требовал 250 евро в качестве возмещения расходов на фотокопирование документов для разбирательства в Европейском Суде.

79. Власти Российской Федерации оспаривали это требование как необоснованное.

80. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле, учитывая информацию, которой он располагает, и вышеизложенные критерии, Европейский Суд находит, что заявитель не обосновал свои требования, и, соответственно, отклоняет их.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

81. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой в соответствии со статьями 6 и 8 Конвенции соответственно, в части несправедливости рассмотрения дела в порядке надзора и цензуры письма Европейского Суда, а в остальной части неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части несправедливости рассмотрения дела в порядке надзора;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части цензуры письма Европейского Суда;

4) постановил, что государство-ответчик не допустило несоблюдения обязательства, вытекающего из статьи 34 Конвенции в отношении предполагаемого запугивания заявителя;

5) постановил:

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 2 500 евро (две тысячи пятьсот евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

6) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 18 февраля 2010 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда