Постановление Европейского Суда по правам человека от 16 декабря 2010 г. Дело "Трепашкин (Trepashkin) (N 2) против Российской Федерации" (жалоба N 14248/05) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Трепашкин (Trepashkin) (N 2)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 14248/05)

Постановление Суда

Страсбург, 16 декабря 2010 г.

По делу "Трепашкин против Российской Федерации" (N 2) Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Дина Шпильманна,

Сверре-Эрика Йебенса,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 25 ноября 2010 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 14248/05, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Михаилом Ивановичем Трепашкиным (далее - заявитель) 13 марта 2005 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена юридическая помощь, представляла Е. Липцер, адвокат, практикующий в г. Москве. Власти Российской Федерации были первоначально представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым и В.В. Милинчук, а впоследствии Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что условия его содержания под стражей и его перевозки в суд и из него с 1 декабря 2003 г. и 23 июля 2005 г. противоречили статье 3 Конвенции, что рассмотрение его жалобы на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. не было безотлагательным и что он не участвовал в заседании суда 10 февраля 2004 г. по вопросу его содержания под стражей вопреки требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции, а также, что он не имел достаточно времени и возможностей для подготовки его защиты и не мог встречаться со своими адвокатами в надлежащих условиях в нарушение пункта 1 и подпунктов "b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Кроме того, он жаловался на то, что власти Российской Федерации допустили вмешательство в его право на обращение в Европейский Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции.

4. Решением от 22 января 2009 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

5. Власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения по существу дела (пункт 1 правила 59 Регламента Суда), а заявитель воздержался от этого.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Факты дела, представленные сторонами, могут быть кратко изложены следующим образом.

7. Заявитель является бывшим сотрудником Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ). В 1998 году он участвовал в широко освещавшейся пресс-конференции совместно с тремя другими сотрудниками ФСБ. Через некоторое время после пресс-конференции заявитель был уволен из ФСБ, но оставался в стране. В период с 1998 по 2002 год он служил в налоговой полиции, а позже стал практикующим юристом и членом адвокатской палаты.

A. Уголовное разбирательство дела против заявителя и его содержание под стражей

1. Уголовное дело N 1

8. В неустановленную дату Главная военная прокуратура возбудила проверку службы заявителя в ФСБ. Расследование касалось предполагаемого раскрытия заявителем определенной секретной информации.

9. 22 января 2002 г. сторона обвинения провела обыск в доме заявителя и обнаружила документы, предположительно содержавшие указанную информацию. Также были найдены различные боеприпасы к различным типам оружия, находившиеся в картонной коробке на полке над письменным столом заявителя. Заявитель утверждал, что боеприпасы ему не принадлежат и были подброшены агентом ФСБ, действовавшим под видом водопроводчика, непосредственно перед обыском.

10. Во время обыска обвинением также была изъята видеозапись, сделанная заявителем 3 мая 1999 г. в лесу под Брянском. На ней изображалась стрельба заявителя и его друга С. ради развлечения из служебного оружия заявителя. Заявитель объяснил, что для стрельбы использовались патроны, полученные от С.

11. 28 января 2002 г. сторона обвинения предъявила заявителю обвинение в раскрытии государственной тайны и злоупотреблении должностными полномочиями (уголовное дело N 1) и незаконном хранении огнестрельного оружия (боеприпасов, найденных у него в квартире, и патрона, использованного для стрельбы в лесу).

12. С 24 марта 2003 г. заявитель находился под подпиской о невыезде из г. Москвы без разрешения следователя, прокурора или суда. 18 апреля 2003 г. следствие было завершено и обвинение передало материалы дела заявителю и его адвокатам для ознакомления. Защите было разрешено знакомиться с материалами дела до 21 июня 2003  года. 24 июня 2003 г. дело было направлено в суд. Была назначена дата первого заседания.

2. Уголовное дело N 2 и задержание заявителя 22 октября 2003 г.

13. Находясь под следствием по делу N 1, заявитель продолжал профессиональную деятельность адвоката. Вечером 22 октября 2003 г. его машина была остановлена дорожной милицией. Машина была досмотрена, и на заднем сиденье был найден пистолет. 24 октября 2003 г. Дмитровский городской суд Московской области заключил заявителя под стражу на том основании, что он подозревался в совершении преступления, предусмотренного статьей 222 Уголовного кодекса Российской Федерации (незаконное хранение оружия и боеприпасов). Постановление о заключении под стражу было подтверждено 5 ноября 2003 г. Дмитровским городским судом и 13 ноября 2003 г. Московским областным судом. Впоследствии с заявителя были сняты обвинения по уголовному делу N 2 (дополнительные подробности см. в Постановлении Европейского Суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepashkin v. Russia) (N 1), жалоба N 36898/03* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2008.).

3. Постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г.

14. В ноябре 2003 г. материалы по уголовному делу N 1 и обвинительное заключение были направлены в Московский окружной военный суд. Военный суд, сославшись на наличие секретной информации в деле, принял решение рассмотреть дело N 1 в закрытом судебном заседании.

15. 1 декабря 2003 г. Московский окружной военный суд провел предварительное слушание по делу заявителя N 1. Судья заслушал показания сторон и совершил некоторые процессуальные действия для предстоящего разбирательства дела. Большинство жалоб, поданных защитой, были отклонены, тем не менее заявителю было предоставлено дополнительное время для ознакомления с материалами дела. Учитывая, что материалы содержали секретную информацию, заявитель мог знакомиться с ними только в здании суда.

16. В том же судебном постановлении судья указал, что заявитель должен оставаться под стражей. Судья принял во внимание, что 22 октября 2003 г. заявитель был задержан милицией по подозрению в совершении другого преступления. Заявитель, таким образом, нарушил обязательство не покидать своего постоянного места жительства. Судья также установил, что в числе доказательств в материалах дела имелось приглашение посетить Соединенное Королевство, которое, по мнению суда, указывало на намерение заявителя покинуть Российскую Федерацию.

4. Обжалование постановления о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г.

(a) Версия заявителя

17. 3 декабря 2003 г. заявитель подал жалобу на постановление о содержании под стражей. Он утверждал, что уголовные дела против него сфабрикованы властями, что отсутствуют данные о том, что он собирался скрыться от следствия, фальсифицировать доказательства или совершать преступления. Заявитель дополнительно жаловался, что обвинение и суд нарушили многочисленные нормы национального уголовно-процессуального законодательства, принимая решение о его задержании.

18. 19 декабря 2003 г. судья Дмитровского городского суда Московской области принял решение не продлевать содержание заявителя под стражей для целей разбирательства дела N 2. Тем не менее заявитель оставался в следственном изоляторе на основании постановления о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г., принятого Московским окружным военным судом.

19. В неустановленную дату в декабре 2003 г. заявитель подал в Московский окружной военный суд ходатайство о своем освобождении. 22 декабря 2003 г. Военный суд подтвердил, что основания для его содержания под стражей, по которым было принято решение от 1 декабря 2003 г., по-прежнему существуют.

20. 10 февраля 2004 г. Верховный Суд рассмотрел жалобу заявителя и отклонил ее. Слушание проводилось в отсутствие заявителя. Суд кассационной инстанции признал, что имели место незначительные нарушения в постановлении о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. Несмотря на это, они не являются достаточными для удовлетворения ходатайства заявителя о его освобождении. Что касается существа дела, суд оставил в силе мотивировку суда первой инстанции.

(b) Версия властей Российской Федерации

21. Как указали власти Российской Федерации, первая жалоба, поданная заявителем (3 декабря 2003 г.), была адресована Верховному Суду Российской Федерации. 4 декабря 2003 г. жалоба была отправлена тюремной администрацией в Верховный Суд. 19 декабря 2003 г. заявитель представил дополнение к жалобе. Оно также было направлено в Верховный Суд Российской Федерации. Из Верховного Суда эти жалобы были направлены в Московский окружной военный суд.

22. Кроме того, 10 и 16 декабря 2003 г. адвокаты заявителя (Юлина и Глушенков) подали собственную жалобу на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. Эта жалоба была адресована в Московский окружной военный суд. Она была направлена в прокуратуру для подачи возражений. 23 декабря 2003 г. Московский окружной военный суд получил письменные возражения прокуратуры на жалобу, представленную адвокатами заявителя.

23. 23 декабря 2003 г. и 6 января 2004 г. первоначальная и дополнительная жалобы, представленные заявителем, поступили в Московский окружной военный суд. Военный суд направил их в прокуратуру для подачи возражений. 12 и 15 января 2004 г. прокуратура ответила в письменной форме на жалобу. На следующий день материалы по делу были направлены в Верховный Суд Российской Федерации.

24. 19 января 2004 г. жалоба на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. поступила в Верховный Суд Российской Федерации. Заседание состоялось 10 февраля 2004 г. Заявитель имел возможность участвовать в заседании посредством видеосвязи. Два адвоката заявителя (Глушенков и Горохов) присутствовали на заседании и давали объяснения. Как указано выше (см. § 20), Верховный Суд отклонил жалобу заявителя и постановил, что заявитель должен оставаться под стражей на период судебного разбирательства.

5. Контакты заявителя со своими адвокатами в следственном изоляторе и в здании суда

(a) Версия заявителя

25. Заявитель утверждал, что условия в комнатах для свиданий, где ему разрешалось общаться со своими адвокатами и знакомиться с материалами дела, были неприемлемыми. Он пояснил, что комната, где заключенные встречались со своими адвокатами, была разделена на шесть маленьких кабинок для двух человек, и заключенные были отгорожены от адвокатов решеткой. Это делало невозможным изучение документов, а также заключенным приходилось говорить достаточно громко, чтобы их слышали. В результате другие заключенные, а также надзиратель, ходивший вдоль ряда кабинок, могли слышать разговор заявителя и его адвоката. Через решетку было невозможно передать какие-либо документы, даже газеты с текстами нового законодательства. Заявитель не мог встретиться с обоими адвокатами одновременно, так как кабинка была рассчитана только на двух человек.

26. 18 марта 2004 г. заявитель написал письмо начальнику департамента исполнения наказаний Министерства внутренних дел. В этом письме заявитель отметил, что он не может встречаться со своим адвокатом без подслушивания со стороны тюремных надзирателей и остальных заключенных.

27. В те дни, когда заявителя доставляли в здание суда для ознакомления с материалами дела, он был настолько замерзшим и уставшим, что не мог читать материалы дела или готовиться к своей защите: его единственным желанием было согреться. Кроме того, в зале суда он был прикован наручниками к ножке стола или стула, и, таким образом, ему было тяжело читать материалы дела или делать записи. Такое положение также вызывало сильную боль в спине.

28. Во время судебного разбирательства заявитель просил суд уменьшить частоту судебных заседаний, которые проводились практически каждый день. Однако ему было отказано. При таких обстоятельствах, с учетом неудовлетворительных условий содержания под стражей и транспортировки в здание суда заявитель не мог надлежащим образом готовиться к слушаниям. Заявитель утверждает, что в материалах дела имеются поданные им возражения.

(b) Версия властей Российской Федерации

29. Власти Российской Федерации описали комнаты для свиданий следующим образом. В следственном изоляторе N ИЗ-77/1 имелось 50 комнат "для следственных мероприятий". Средний размер комнаты составлял 15 кв. м. Как утверждали власти Российской Федерации, во время содержания в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 заявитель встречался со своими адвокатами 96 раз. Группа его защитников состояла из семи человек. Встречи продолжались в среднем два часа. Во время своих встреч заявитель и его адвокаты имели возможность обмениваться документами и рукописными записями. Каждая комната была оборудована столом, тремя стульями, вешалкой, кнопкой тревоги и смотровым окном. Комнаты для встреч никогда не использовались несколькими заключенными одновременно. Обвиняемого и его адвокатов не разделяла стеклянная перегородка или решетка. Власти Российской Федерации представили фотографии комнаты для встреч, которые соответствовали этому описанию. Во время встреч заявителя и его адвокатов тюремный персонал не мог их слышать, но мог обозревать комнату через смотровое окно.

30. Власти Российской Федерации отрицали, что заявитель в здании суда был прикован наручниками во время ознакомления с материалами дела. В зале суда во время заседаний заявитель сидел на расстоянии одного метра от своих адвокатов, и они могли общаться конфиденциально. Разбирательство дела началось 15 декабря 2003 года. 18 декабря 2003 г. суд разрешил заявителю конфиденциально консультироваться со своим адвокатом перед каждым заседанием, а также в перерывах в специальной комнате для встреч. Власти Российской Федерации, ссылаясь на протоколы судебных заседаний, настаивали на том, что во время разбирательства дела заявитель 46 раз встречался со своими адвокатами в специальной комнате в здании суда. 15 января 2004 г. заявитель подал ходатайство в суд о разрешении таких встреч непосредственно в зале судебных заседаний. Суд удовлетворил это ходатайство. 5 марта 2004 г. заявитель просил суд предоставить ему дополнительное время для разговора с адвокатами во время заседаний. 11 марта 2004 г. председательствующий судья разрешил заявителю общаться с адвокатами в перерывах.

6. Разбирательство дела N 1

31. Разбирательство дела N 1 было закрытым. Заявитель был представлен тремя адвокатами: Глушенковым, Гороховым и Юлиной.

32. Защита настаивала на том, что боеприпасы были подброшены агентами ФСБ. После нашумевшей пресс-конференции 1998 года высокопоставленные должностные лица ФСБ хотели свести с ним счеты. Заявитель просил суд приобщить к делу в качестве доказательства видеозапись пресс-конференции.

33. Заявитель также предположил, что боеприпасы, найденные у него в квартире, могли быть подброшены агентами ФСБ, которые посещали его непосредственно перед обыском, замаскировавшись под водопроводчиков. Защита просила суд вызывать этих "водопроводчиков".

34. Что касается предположительно "секретных" документов, обнаруженных обвинением среди его бумаг, заявитель не отрицал, что сохранил их. Тем не менее эти документы относились к периоду его работы в КГБ (предшественник ФСБ) с 1984 по 1987 год. По его утверждению, эти документы не были секретными.

35. Суд допросил Ш., который предположительно получал секретную информацию от заявителя. Суд также исследовал документы и остальные доказательства, найденные в квартире заявителя во время обыска 22 января 2002 г., документы, относящиеся к периоду его службы в КГБ и заключение экспертизы документов, предположительно раскрытых заявителем, в котором содержался вывод о том, что эти документы содержат секретную информацию. Суд также вызвал и допросил одного из участников пресс-конференции 1998 года Г., который отрицал наличие какого-либо плана по устранению заявителя. Суд также изучил видеозапись пресс-конференции 1998 года.

36. Суд затем исследовал перечень имущества, изъятого 22 января 2002 г., когда в квартире заявителя были найдены боеприпасы. Суд также допросил несколько свидетелей, которые посещали квартиру заявителя перед обыском. Все они не видели оружия в квартире заявителя, но они не заглядывали в картонную коробку, где были найдены боеприпасы. Суд вызвал и допросил трех человек, работающих в жилищно-эксплуатационной службе. Они подтвердили, что несколько раз в период с 2000 по 2002 год дежурные водопроводчики посещали квартиру заявителя.

37. Суд также допросил несколько родственников С. Они подтвердили событие 3 мая 1999 г., когда заявитель и С. стреляли ради развлечения в лесу под Брянском. Суд также изучил видеозапись, на которой С. изображен стреляющим из оружия заявителя.

7. Приговор суда по делу N 1

38. 19 мая 2004 г. Московский окружной военный суд вынес приговор по уголовному делу N 1. Заявитель был признан виновным по двум пунктам обвинения и приговорен к четырем годам лишения свободы в "колонии-поселении".

39. Во-первых, суд признал заявителя виновным в незаконном хранении различных боеприпасов, обнаруженных в его квартире во время обыска (статья 222 Уголовного кодекса). Суд также сослался на видеозапись, изъятую в квартире заявителя. Запись была сделана 3 мая 1999 г. в лесу под Брянском; на ней изображены заявитель и его друг С., которые для развлечения стреляют из служебного оружия заявителя. Суд установил, что патрон, использованный С., был получен от него заявителем незаконно.

40. Во-вторых, заявитель был признан виновным в раскрытии государственной тайны. Суд установил, что в 1980-е годы заявитель служил в секретной службе Советского Союза и имел доступ к определенным секретным документам. Он сохранил у себя дома некоторые материалы, содержащие информацию об информаторах КГБ. В июле и августе 2001 г. заявитель показал эти документы своему бывшему коллеге. В феврале 2002 г. заявитель передал этому же лицу (своему бывшему коллеге) четыре файла, содержащие информацию о следственных мероприятиях ФСБ в середине 1990-х годов. В соответствующий период бывший коллега заявителя не служил в ФСБ; таким образом, у него не было необходимого служебного разрешения на доступ к подобным документам. Суд квалифицировал документы, показанные и переданные бывшему коллеге, как "секретные". Таким образом, действия заявителя представляли собой "раскрытие государственной тайны".

41. Защита подала жалобу. В частности, утверждалось, что защита находилась в неравноправном положении по отношению к обвинению и что заявитель не обладал достаточным временем и возможностями для подготовки своей защиты.

42. 13 сентября 2004 г. Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации оставила в силе приговор суда от 19 мая 2004 г. Верховный Суд не усмотрел каких-либо существенных нарушений следствия и отклонил довод о том, что защита не обладала достаточным временем и возможностями во время разбирательства по делу. Верховный Суд отметил, что темп судебного разбирательства (от семи до десяти заседаний в месяц, каждое продолжительностью от трех до пяти часов) был адекватным и не лишал заявителя возможности встреч с адвокатами и подготовки защиты. Верховный Суд отметил, что заявитель не подавал жалоб на какие-либо нарушения конфиденциальности во время встреч с адвокатами.

B. Условия содержания под стражей и доставки в суд

1. Условия содержания в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 г. Москвы - камера N 274

43. 1 декабря 2003 г. заявитель был помещен в следственный изолятор N ИЗ-77/1 г. Москвы по решению Московского окружного военного суда в связи с разбирательством по уголовному делу N 1.

(a) Версия заявителя

44. Заявитель был доставлен в следственный изолятор N ИЗ-77/1 очень поздно и провел ночь в камере размером 1,5 на 1,8 кв. м, в которой отсутствовали окна или вентиляция, где было грязно, накурено и много вшей. Только утром 2 декабря 2003 г. он получил сухие хлопья на завтрак.

45. Со 2 декабря 2003 г. заявитель находился в камере N 274 следственного изолятора N ИЗ-77/1. По словам заявителя, камера не проветривалась, хотя большинство содержавшихся в ней заключенных были заядлыми курильщиками. Более того, некоторые из его сокамерников являлись осужденными по уголовным делам. Камера была переполнена: там находилось 14 заключенных на восемь спальных мест. Вследствие этого заключенные должны были спать посменно. Заявитель был лишен возможности спать более двух часов в день, а в остальное время он был вынужден стоять, поскольку все кровати были заняты спящими сокамерниками, а мест для сидения в камере не было. Заявитель делил одно спальное место с четырьмя другими заключенными, включая одного больного псориазом; вследствие этого их общее спальное место было постоянно покрыто струпьями. Камера не была оборудована радиоточкой, и администрация изолятора не предоставляла газет. Хотя распорядок в изоляторе предполагал пользование душем раз в неделю, заявитель не имел возможности мыться почти четыре недели, несмотря на все его жалобы на это обстоятельство.

46. Заявитель приложил письменные показания Н., его сокамерника в следственном изоляторе N ИЗ-77/1, в которых тот подтвердил, что заявитель не имел индивидуального спального места в камере. Н. также свидетельствовал, что заявитель часто не имел возможности спать перед отправкой в суд утром и не получал адекватной медицинской помощи. Такие же показания дали сокамерники заявителя И., Пт. и Гб.

47. Заявитель находился в этой камере до 30 декабря 2003 г.

(b) Версия властей Российской Федерации

48. Власти Российской Федерации утверждали, что с декабря 2003 г. по октябрь 2004 г. общая численность заключенных в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 колебалась от 2461 (в октябре 2004 г.) до 3654 (в феврале 2004 г.) и в среднем составляла 3162 человека. Общая численность спальных мест в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 составляла 2686. Только однажды (в феврале 2004 г.) количество спальных мест было меньше числа заключенных.

49. Власти Российской Федерации далее настаивали, что описание заявителем условий содержания в камере N 274 было неверным. Они настаивали, что камера имела комбинированную приточно-вытяжную вентиляцию. Туалет и водопроводный кран были отделены от жилого помещения; в камере были стол, несколько скамеек, тумбочки для личных принадлежностей заключенных, стенной шкаф для еды, зеркало, телевизор, холодильник, холодная и горячая вода. Камера имела общую площадь 12,27 кв. м, восемь спальных мест и вмещала 11 заключенных, включая заявителя.

2. Условия содержания под стражей после перевода заявителя в другую камеру в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 (с 30 декабря 2003 г. по 8 октября 2004 г.)

(a) Версия заявителя

50. 24 декабря 2003 г. заявителя вызвал заместитель начальника следственного изолятора. Он узнал о жалобах заявителя в Европейский Суд относительно условий его содержания под стражей и пригрозил ему множеством дисциплинарных наказаний, в частности, помещением в карцер. Заявитель немедленно информировал о разговоре своего адвоката.

51. 30 декабря 2003 г. заявитель подписал заявление, в котором утверждал, что не имеет жалоб на условия содержания под стражей. Тогда он был переведен в камеру N 605 в корпусе N 6 следственного изолятора. Условия в этой камере были лучше, чем в предыдущей. В ней находились только пять человек, и горячий душ им полагался дважды в неделю. Тем не менее помещение не вентилировалось, а другие заключенные постоянно курили. Кроме того, здесь не было прогулочного дворика. Вместо улицы заключенных выводили для прогулок в душный бетонный отсек под крышей, размером 3,5 на 4,5 м. Прогулки в этом помещении в клубах бетонной пыли усугубили астму заявителя и множество других проблем с его здоровьем.

52. Адвокаты заявителя жаловались администрации изолятора. В результате заявителя осмотрел терапевт, который диагностировал астму и кардиологические проблемы и рекомендовал ношение очков. В то же время врач заключил, что состояние здоровья заявителя не ухудшилось во время содержания его в следственном изоляторе.

53. 5 января 2004 г. заявитель отозвал заявление от 30 декабря 2003 г. Он объяснил своему адвокату, что ему было предложено подписать его в обмен на перевод в другую камеру, где он будет иметь личное спальное место и доступ к горячему душу.

54. В неустановленную дату адвокат заявителя написал в Министерство юстиции жалобу на условия содержания под стражей его подзащитного.

55. В своем ответе от 29 января 2004 г. министерство подтвердило, что при поступлении в следственный изолятор N ИЗ-77/1 заявитель был помещен в маленькую камеру, поскольку в тот момент других более подходящих камер не было. Он провел там не более двух часов. С 1 часа ночи до 9 часов утра он проходил, кроме всего прочего, медицинский осмотр, снятие отпечатков пальцев, фотографирование и личный досмотр. В 9 часов утра он получил "сухой паек" и был доставлен в суд. После возвращения в следственный изолятор заявитель был помещен в камеру, рассчитанную на восемь человек, хотя в тот момент в ней содержались под стражей 12 человек.

56. Министерство пояснило, что в тот момент число заключенных в следственном изоляторе превышало его проектную вместимость на 75%. Камеры не были оборудованы сидячими местами из-за слишком малого размера.

57. Что касается времени доставки заявителя в суд, заключенных обычно будили в 5.30 и выводили из камер в 6 часов утра. Каждый день от 150 до 200 человек конвоировались из следственного изолятора в суды. Конвойные всегда уведомлялись о болезнях заключенных и других особых условиях.

58. Согласно ответу министерства время для свиданий с родственниками ограничивалось 40 минутами из-за недостатка подходящих комнат для свиданий; что касается встреч с адвокатом, заявитель на этот счет не имел никаких ограничений. Так, в декабре 2003 г. заявитель имел четыре встречи со своими адвокатами (3, 16, 15 и 20 декабря 2003 г.), которые в общей сложности продолжались девять часов. Заявитель не имел возможности принимать душ четыре недели, поскольку "санитарно-гигиеническая обработка" (мытье) заключенных проводилась в дни, когда заявитель находился в суде.

59. 19 мая 2004 г. Министерство внутренних дел уведомило заявителя, что его жалобы на задержки при перевозке заключенных в суд и обратно были признаны обоснованными, по крайней мере, частично. Заявителя заверили, что в дальнейшем все необходимые меры для улучшения этой ситуации будут приняты.

60. 22 июня 2004 г. заявитель жаловался администрации на условия в комнате для физических упражнений (в "комнате для прогулок"). 1 октября 2004 г. он повторил свою жалобу, подчеркнув, что страдает от астмы и не может нормально дышать в комнате для прогулок из-за клубов бетонной пыли и недостатка свежего воздуха. Он также жаловался, что пациенты тюремной больницы, страдающие от таких инфекционных болезней, как гепатит, асептический менингит, дизентерия, сифилис и СПИД, доставлялись для прогулки в ту же комнату. Часто у них были диарея и приступы тошноты в этой комнате, но никто за ними не убирал. В письмах он перечислил в целом семеро сокамерников, которые были готовы подтвердить точность его версии. Он не получил ответа на свои письма.

(b) Версия властей Российской Федерации

61. Власти Российской Федерации утверждали, что 30 декабря 2003 г. условия содержания под стражей заявителя улучшились после его перевода в камеру N 603. Эта камера незадолго до этого обновлялась; его перевод был вызван тем обстоятельством, что он являлся бывшим сотрудником правоохранительных органов и страдал от хронических заболеваний. Площадь каждой камеры составляла 18,13 кв. м, там имелось пять спальных мест на четверых заключенных. Согласно документам, предоставленным властями Российской Федерации, в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 было невозможно содержать курящих заключенных отдельно от некурящих. Имелось одно окно размером 70 на 150 см, в котором была вентиляционная форточка, открывавшаяся изнутри камеры. Обе камеры (NN 605 и 603) имели душевые кабины. Власти Российской Федерации далее настаивали, что, по крайней мере, раз в неделю заключенным предоставляли возможность принятия душа в течение 15 минут.

62. Каждый день заключенных выводили на часовую прогулку в прогулочный дворик обычно в дневное время. Крыло N 2 следственного изолятора имело 15 прогулочных двориков, общей площадью 426 кв. м. Высота стен в прогулочных двориках составляла 2,8 м.

63. Корпус N 6 в следственном изоляторе имел 12 прогулочных двориков, размером 17,28 кв. м каждый и общим размером 207,3 кв. м с высотой стен 3 м.

64. Власти Российской Федерации объяснили, что заключенных, содержавшихся в одной камере, выводили в соответствующий прогулочный дворик. Все прогулочные дворики имели скамейки и навесы от дождя. Верх прогулочных двориков был закрыт железной сеткой. Приказом министра юстиции от 9 октября 2003 г. (N 254) предписывалось, что каждый заключенный должен иметь от 2,5 до 3 м личного пространства в прогулочном дворике. Власти Российской Федерации предоставили ксерокопии фотографий некоторых прогулочных двориков.

65. Власти Российской Федерации приложили письмо, подписанное начальником следственного изолятора от 26 февраля 2009 г., в котором указывалось, что в дни судебных заседаний заявителю была положена дневная прогулка в соответствии с распорядком в течение светлого времени суток.

66. Власти Российской Федерации далее перечислили меры, предпринятые национальными властями для улучшения условий содержания под стражей в российских следственных изоляторах. Они описали условия в комнатах для свиданий, где заключенные могли знакомиться с материалами своих дел, вести переговоры с адвокатами и так далее. Каждому заключенному предоставляли возможность частного свидания в течение, по крайней мере, 40 минут ежедневно.

3. Условия содержания под стражей в следственном изоляторе N ИЗ 50/2 г. Волоколамска и следственном изоляторе г. Дмитрова (с 8 октября 2004 г. по 7 июня 2005 г.)

67. 6 сентября 2004 г. судья Дмитровского городского суда Московской области принял решение перевести заявителя из следственного изолятора в Москве в следственный изолятор в Волоколамске (N ИЗ 50/2) с целью обеспечения его участия в судебных заседаниях в Дмитровском городском суде в связи с рассмотрением дела N 2. Заявитель обжаловал это решение, но безрезультатно: 7 декабря 2004 г. оно было оставлено без изменения Московским областным судом.

(a) Версия заявителя

68. 8 октября 2004 г. заявитель был переведен в следственный изолятор N ИЗ 50/2 в Волоколамске. Он был осмотрен врачебной комиссией, поставившей ему диагноз "бронхиальная астма и хронический бронхит".

69. Заявитель утверждал, что вначале он был помещен в камеру N 66, размером 15 кв. м, вместе с восемью другими заключенными; некоторые из них были заядлыми курильщиками. У него не было личного спального места, стол был очень маленьким, и у заключенных не было туалетной бумаги. Бак с питьевой водой был неисправен. 12 октября 2004 г. заявитель жаловался на условия его содержания под стражей администрации следственного изолятора. В результате он был переведен в камеру N 123, где условия содержания под стражей были несколько лучше.

70. В течение последующих месяцев заявитель содержался в различных камерах, которые постоянно были переполнены и кишели вшами и клопами. В декабре 2004 г. он содержался в камере размером 12 кв. м вместе с семью заключенными. Его физическая активность ограничивалась прогулкой в течение часа во внутреннем дворе следственного изолятора под охраной надзирателей с ротвейлерами.

71. Заявитель приложил письменные показания своих сокамерников, которые подтвердили, что он содержался в камерах NN 66, 101 и 123 в следственном изоляторе в Волоколамске в ноябре 2003 г. (сразу после его задержания) и с 8 до 27 октября 2004 г. (после соответствующего перевода из следственного изолятора ИЗ-77/1 в Москве). Все они подтвердили, что камеры кишели вшами и клопами и что администрация следственного изолятора ничего не предпринимала в этой связи. Они также настаивали, что камеры были переполнены: так, в камере N 66 заявитель не имел личного спального места, и что в камере были только три или четыре сидячих места на 9 или 11 человек. Хотя заявитель был болен, он не получал необходимых лекарств и не осматривался врачом. Их оценка была подтверждена четырьмя другими заключенными, содержавшимися под стражей вместе с заявителем в то же время.

72. В нескольких случаях, с ноября 2004 г. по 29 апреля 2005 г., заявитель переводился в Дмитровский изолятор с целью обеспечить его участие в заседаниях Дмитровского городского суда. Условия содержания под стражей в Дмитровском изоляторе были даже хуже, чем в следственном изоляторе Волоколамска. Например, там отсутствовали возможности физической активности, камеры были постоянно переполненными и плохо проветривались, не было умывальников и сидений, а освещение было тусклым. Каждый раз, когда заявителя доставляли в следственный изолятор, он должен был перевозить с собой свои личные вещи и документы и ехать в зловонном, темном и неотапливаемом отсеке тюремного фургона. Однажды заявитель был помещен в камеру с рецидивистами и "обычными" преступниками. Он не получал достаточной медицинской помощи, и его состояние здоровья ухудшилось.

73. 7 июня 2005 г. заявитель был доставлен из следственного изолятора в Волоколамске в следственный изолятор в Москве (N ИЗ 77/7). 23 июля 2005 г. заявитель был доставлен в "колонию-поселение" в Нижнем Тагиле для отбытия наказания, назначенного приговором от 19 мая 2004 г.

(b) Версия властей Российской Федерации

74. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель содержался в камере N 66 только один раз, в день прибытия в следственный изолятор N ИЗ 50/2 (8 октября 2004 г.). Власти Российской Федерации настаивали, что камера N 66 была оборудована баком с питьевой кипяченой водой. Кроме того, вода из-под крана также была питьевой. Камера размером 12,6 кв. м имела девять спальных мест.

75. По данным властей Российской Федерации, следственный изолятор N ИЗ 50/2 имел около 875 спальных мест (точное количество несколько отличалось в 2004-2005 годах.). Число заключенных не превышало количества спальных мест, за исключением трех дней в январе 2005 г.

76. В последующие месяцы заявитель содержался в камерах NN 101 (18,91 кв. м, восемь спальных мест), 122 (12,22 кв. м, шесть спальных мест), 123 (21,62 кв. м, 15 спальных мест), а затем снова в камере N 101 (в апреле 2005 г. номер этой камеры изменился на 321). Количество спальных мест в этих камерах было сокращено в 2006 году.

77. Власти Российской Федерации приложили официальные документы о численности лиц, содержавшихся в каждой камере вместе с заявителем. Согласно им число заключенных всегда соответствовало или было меньше количества спальных мест. Заявитель провел большую часть времени в камерах NN 122 (с 12 октября 2004 г. по 31 января 2005 г.) и 101 (или 321, с 4 февраля 2005 до 7 июня 2005 г.). В течение рассматриваемого периода заявитель содержался в камере N 122 вместе с пятью другими заключенными 45 дней и с четырьмя заключенными 20 дней. В течение остального времени заявитель находился в камерах с тремя сокамерниками или меньшим числом лиц. Что касается камеры N 101, заявитель содержался там один день вместе с семью заключенными, 14 дней с шестью заключенными, один день с пятью заключенными, 10 дней с четырьмя заключенными и оставшееся время с тремя или меньшим числом заключенных. С 4 марта 2005 г. число сокамерников заявителя в камере N 101 (321) не превышало четырех.

78. Заключенные в следственном изоляторе принимали душ раз в неделю в течение 15 минут. В следственном изоляторе имелось 12 душевых кабин для заключенных.

79. Что касается дневных прогулок, власти Российской Федерации приложили описание прогулочных дворов. Кроме того, они приложили два письма начальника следственного изолятора. В первом письме он информировал Европейский Суд, что лица, содержавшиеся в одной камере, выводились на прогулку совместно. Следовательно, число людей, находящихся в одном прогулочном дворе всегда соответствовало числу лиц, содержавшихся в камере. Во втором письме начальник следственного изолятора удостоверял, что заключенные, конвоировавшиеся в суды или другие места, имели возможность для прогулки по утрам до перевозки.

80. По утверждению властей Российской Федерации, заявитель 13 раз перевозился в Дмитровский изолятор, чтобы принять участие в судебных слушаниях в Дмитровском городском суде (уголовное дело N 2), и обратно в следственный изолятор N ИЗ 50/2. В целом он провел 82 дня в Дмитровском изоляторе. Пребывание там длилось от 4 до 15 дней, в последний раз с 25 по 29 апреля 2005 г.

81. Дмитровский изолятор был построен в 1983 году. Он расположен в полуподвальных помещениях здания УВД г. Дмитрова. Власти Российской Федерации признали, что в тот момент в следственном изоляторе не было прогулочных дворов, которые тогда только строились. Заявитель содержался в одиночной камере размером 6,6 кв. м. Власти Российской Федерации предоставили фотографии той камеры (камера N 7). Камера была "оборудована форточкой" размером 88 на 65 см. Кроватью служила деревянная доска, находившаяся на расстоянии 50 см от пола. В камере также находился туалет, представлявший собой комбинированную "систему водопровода и канализации". Туалет был отделен от остальной части камеры перегородкой. Отопление в камере было централизованным. Камера освещалась 150-ваттной галогеновой лампочкой, расположенной над входом в камеру. В камере также имелась холодная вода; в дополнение можно было пользоваться горячей водой в душевой и в "комнате для разогревания пищи". Заключенные имели возможность пользоваться душем. Камеры проветривались естественным образом и посредством системы "принудительной вытяжной вентиляции". Заявитель был обеспечен постельным бельем. По прибытии каждый заключенный получал мыло и туалетную бумагу.

82. 2 декабря 2003 г. камера была осмотрена администрацией следственного изолятора. Осмотр не выявил каких-либо санитарно-гигиенических проблем в камере, условия в которой были описаны как "удовлетворительные". Администрация отмечала, что камеры проходили дезинфекционную обработку.

83. Находясь под стражей, заявитель всегда получал необходимую медицинскую помощь. Так, во время содержания в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 в Москве заявитель находился под наблюдением врача в связи с его бронхиальной астмой и получал "поддерживающее лечение". В апреле-мае 2005 г. заявитель был осмотрен врачами в следственном изоляторе N ИЗ 50/2 в Волоколамске. Они заключили, что заявитель страдает от "вегетососудистой дистонии" (автономная невропатия). Заявитель получал все необходимое лечение его заболеваний.

4. Условия перевозки заявителя в суд

(a) Версия заявителя

84. С декабря 2003 г. заявитель регулярно перевозился из следственного изолятора в суд для участия в судебных заседаниях и ознакомления с материалами дела. Перевозка обычно начиналась в 5 часов утра. Однако, чтобы иметь возможность умыться и воспользоваться туалетом, заявитель должен был вставать ранее и ждать своей очереди.

85. Между 5 и 9 часами утра заявитель вместе с другими заключенными ожидал тюремный фургон в маленькой, прокуренной камере следственного изолятора, в которой не было мест для сидения. Во время поездки заявитель и другие заключенные находились в закрытой металлической задней секции неотапливаемого тюремного фургона. Фургон был настолько переполнен, что заключенные вынуждены были стоять лицом к лицу во время поездки, причем некоторые из них имели активную фазу туберкулеза. Хотя, как правило, тюремный фургон должен перевозить не более 6-8 заключенных, фактически фургоны, в которых находился заявитель, перевозили в среднем по 20 человек, причем совместно осужденных и обвиняемых.

86. Фургон прибывал в здание суда вскоре после полудня, и заявитель имел от двух до трех часов для ознакомления с материалами дела. В здании суда он находился в "конвойной комнате", которая также была переполнена, не отапливалась и заполнена табачным дымом. Около 3 часов дня конвойные собирали заключенных из различных судов и отвозили их в фургоне на центральный сборный пункт. Там заключенные ожидали несколько часов в фургонах, чтобы их направили в соответствующие исправительные учреждения. Поэтому заявитель часто появлялся в своем изоляторе после 11 часов вечера, хотя надзиратели записывали более раннее время прибытия в регистрационных журналах. По словам заявителя, он в среднем проводил по 15 часов в день в фургоне, конвойной комнате и на сборном пункте. Несколько раз, в частности, 4, 18 и 19 декабря 2003 г., его оставляли без еды и питья в течение всего дня.

87. 5 декабря 2003 г., через пять дней после прибытия в следственный изолятор N ИЗ-77/1, заявитель написал в суд письмо, в котором он описывал условия его содержания под стражей и транспортировки в здание суда и обратно. Он утверждал, что в этих обстоятельствах не имел возможности изучить материалы своего дела и подготовить свою защиту в достаточной мере. Он также указывал, что конвоиры отказывались принимать от него какие-либо письменные жалобы. Он просил разрешения знакомиться с материалами дела в следственном изоляторе. Письмами от 9 и 15 декабря 2003 г. суд разъяснял, что администрация изолятора и конвоиры находятся вне пределов его подчинения и что подобные жалобы необходимо направлять непосредственно им. Суд далее указал, что уголовное дело должно находиться в здании суда, поскольку оно содержит секретные документы и информацию.

88. 10 декабря 2003 г. заявитель написал новое письмо в суд, ходатайствуя о дополнительном времени для ознакомления с материалами дела. Он повторил свои жалобы на условия его содержания под стражей и транспортировки. Он просил суд, чтобы надзиратели не надевали на него наручники во время его ознакомления с уголовным делом.

89. 26 декабря 2003 г., по возвращении из суда на сборный пункт, заявитель был помещен в металлическую секцию тюремного фургона с другим заключенным, который был психически нездоров. Последний возвращался из Института психиатрии им. Сербского в тюремную больницу. Секция была настолько маленькой, что заявитель был вынужден стоять то на одной, то на другой ноге. Проведя три часа в таком неудобном положении, заявитель попросил конвоиров поместить его в другую секцию, но те отказались. Тогда он постучал в дверь, повторив свое требование. В ответ конвоиры открыли дверь и ударили его резиновой дубинкой.

90. Вследствие условий его перевозки заявитель чувствовал постоянную простуду, от которой он никогда бы не вылечился, если бы не лекарства, присылаемые его родственниками. Он утверждал, что добиться приема у врача в следственном изоляторе было очень сложно и что качество медицинской помощи в следственном изоляторе было крайне низким.

(b) Версия властей Российской Федерации

91. Власти Российской Федерации указали дни, в которые заявителя доставляли в здание суда. В декабре 2003 г. его доставляли в суд из следственного изолятора 18 раз. В январе 2004 г. его доставляли в суд 12 раз, в феврале 2004 г. - 9 раз, в марте - 14 раз и в апреле - 12 раз. В последующие месяцы его не перевозили в суд более четырех раз в месяц. После его перевода в следственный изолятор N ИЗ 50/2 его перевозили в различные суды 18 раз.

92. По распорядку следственного изолятора заявителя будили в 6 часов утра. Обычно доставить его в суд было необходимо к 10 или 11 часам утра. Время прибытия в следственный изолятор точно не устанавливалось, поскольку оно могло отличаться в зависимости от обстоятельств. Тем не менее заявителя всегда доставляли в следственный изолятор ранее 10 часов вечера (час "отбоя").

93. Заключенных конвоировали из следственного изолятора и обратно в тюремных фургонах размером 3,8 на 2,35 на 1,6 (высота) метра или 4,7 на 2,4 на 1,64 (высота) метра. Тюремные фургоны были рассчитаны на 25 или 36 человек соответственно. Они имели два "общих отсека" на 12 (или 17) заключенных каждый, один (или два, в зависимости от модели) одиночный отсек(и) и отсек для четырех (или трех, в зависимости от модели) конвоиров.

94. Власти Российской Федерации утверждали, что заключенных, конвоировавшихся из следственного изолятора в суд, обеспечивали "индивидуальным дневным пищевым пайком", в соответствии с действующими правилами. Власти Российской Федерации ссылались на справку начальника следственного изолятора.

95. Заключенных перевозили в отдельных отсеках тюремных фургонов. Согласно показаниям двух старших сотрудников конвойного подразделения от 5 и 14 марта 2007 г. число заключенных в тюремных фургонах всегда соответствовало действующим нормам. Власти Российской Федерации ссылались на фотографии тюремных фургонов и планы размещения заключенных внутри них. Фургоны соответствовали национальным стандартам в сфере перевозки заключенных. В течение холодного времени года ночью они находились в отапливаемом гараже. Более того, фургоны имели отопительную систему, работающую от двигателя. Температура в тюремных фургонах соответствовала местным стандартам; в этой связи власти Российской Федерации ссылались на документы, подписанные ответственными должностными лицами. Внутри фургоны мылись ежедневно; более того, фургоны дезинфицировались еженедельно (власти Российской Федерации ссылались на справку от 6 марта 2007 г.).

96. В течение всего периода содержания в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 заявитель доставлялся в суд 75 раз (всего в течение всех периодов содержания в различных следственных изоляторах заявитель доставлялся в суд 93 раза). Средняя длительность поездки между следственным изолятором N ИЗ-77/1 и судом составляла от 30 до 50 минут (расстояние составляло 8 км). Тем не менее иногда конвоиры пользовались альтернативным маршрутом длиной 15 км.

97. Камеры для заключенных в зданиях судов соответствовали "стандартам [размеров]" и "были предназначены для различных категорий заключенных". Заявитель содержался отдельно от других заключенных. Наручники применялись только при посадке и высадке из тюремного фургона. Заключенные в помещениях суда обеспечивались кипяченой водой.

98. В следственном изоляторе находились 13 "транзитных камер" для тех, кто подлежал отправке в другие исправительные учреждения, суды и т.д. Их общий размер составлял 143 кв. м.

II. Применимое национальное законодательство и международное право и практика

A. Условия содержания под стражей - международные документы

99. Стандартные минимальные правила обращения с заключенными, принятые 1-м Конгрессом Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с преступниками, состоявшимся в Женеве в 1955 году, и утвержденные Экономическим и социальным советом в резолюциях 663 C (XXIV) от 31 июля 1957 г. и 2076 (LXII) от 13 мая 1977 г., в частности, предусматривают:

"10. Все помещения, которыми пользуются заключенные, особенно все спальные помещения, должны отвечать всем санитарным требованиям, причем надлежащее внимание следует обращать на климатические условия, особенно на объем воздуха в этих помещениях, на минимальную площадь, на освещение, отопление и вентиляцию_

11. В помещениях, где живут и работают заключенные:

(a) окна должны быть достаточно велики для того, чтобы заключенные могли читать и работать при дневном свете, и сконструированы так, чтобы обеспечить доступ свежего воздуха, независимо от того, существует ли или нет искусственная система вентиляции;

(b) искусственное освещение должно быть достаточным для того, чтобы заключенные могли читать или работать без опасности для зрения;

12. Санитарные установки должны быть достаточными для того, чтобы каждый заключенный мог удовлетворять свои естественные потребности, когда ему это нужно, в условиях чистоты и пристойности.

13. Банные установки и количество душей должны быть достаточными для того, чтобы каждый заключенный мог и был обязан купаться или принимать душ при подходящей для каждого климата температуре и так часто, как того требуют условия общей гигиены, с учетом времени года и географического района, то есть во всяком случае хотя бы раз в неделю в умеренном климате.

14. Все части заведения, которыми заключенные пользуются регулярно, должны всегда содержаться в должном порядке и самой строгой чистоте.

15. От заключенных нужно требовать, чтобы они содержали себя в чистоте. Для этого их нужно снабжать водой и туалетными принадлежностями, необходимыми для поддержания чистоты и здоровья...

19. Каждому заключенному следует обеспечивать отдельную кровать в соответствии с национальными или местными нормами, снабженную отдельными спальными принадлежностями, которые должны быть чистыми в момент их выдачи, поддерживаться в исправности и меняться достаточно часто, чтобы обеспечивать их чистоту.

20. (1) Тюремное управление должно в обычные часы обеспечивать каждому заключенному пищу, достаточно питательную для поддержания его здоровья и сил, имеющую достаточно хорошее качество, хорошо приготовленную и поданную.

(2) Каждый заключенный должен иметь доступ к питьевой воде, когда он испытывает в ней потребность.

21. (1) Все заключенные, не занятые работой на свежем воздухе, имеют ежедневно право по крайней мере на час подходящих физических упражнений на дворе, если это позволяет погода. ...

45. (2) Перевозка заключенных в условиях недостаточной вентиляции или освещения или же в любых других физически излишне тяжелых условиях подлежит запрещению...".

100. Соответствующие извлечения из Общих докладов [CPT/Inf (92) 3)], подготовленных Европейским комитетом по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП), устанавливают следующее:

Извлечения из 2-го Общего доклада [CPT/Inf (92) 3]

"46. Переполненность - это вопрос, имеющий прямое отношение к мандату ЕКПП. Все службы и деятельность тюрьмы будут находиться под отрицательным воздействием, если тюрьме придется обслуживать больше заключенных, чем то число, на которое она рассчитана; общее качество жизни в таком учреждении понизится, возможно, существенно. Более того, уровень переполненности в тюрьме или в отдельной ее части может быть таким, что будет сам по себе бесчеловечным и унижающим достоинство с физической точки зрения.

47. Удовлетворительная программа деятельности (работа, учеба, спорт и т.п.) имеет особую важность для благополучия заключенных_ Однако нельзя допускать, чтобы лица, лишенные свободы, томились неделями, а иногда месяцами, запертыми в своих камерах, независимо от того, насколько хороши созданные для них материальные условия в камерах. ЕКПП полагает, что следует стремиться к тому, чтобы лица, содержащиеся под стражей в следственных тюрьмах, смогли бы проводить разумную часть дня (8 часов или больше) за пределами своих камер, посвящая свое время полезным видам деятельности различного характера...

48. Особо следует упомянуть ежедневные прогулки. Требование о том, что лицам, лишенным свободы, разрешается каждый день, по крайней мере, один час гулять на открытом воздухе, получило широкое признание как основная гарантия прав... Также, само собой разумеется, что места для ежедневных прогулок на открытом воздухе должны быть достаточно просторными...

49. Легкий доступ к надлежащему туалетному оборудованию и поддержание удовлетворительных стандартов гигиены являются существенными компонентами гуманной среды...

50. ЕКПП хотел бы добавить, что он особенно обеспокоен сочетанием переполненности камер с недостаточной деятельностью, обеспечиваемой режимом, и неадекватным доступом к туалету и средствам гигиены в одном и том же учреждении. Совокупное воздействие таких условий может оказаться пагубным для лиц, содержащихся под стражей.

51. Для лиц, лишенных свободы, очень важно поддерживать достаточно хороший контакт с внешним миром. Прежде всего, лицу, находящемуся под стражей, необходимо предоставить возможность сохранять отношения со своими семьями и близкими друзьями. Руководящим принципом должно стать содействие контакту с внешним миром; любые ограничения на такой контакт должны быть обоснованы исключительно интересами безопасности или соображениями нехватки ресурсов...".

Извлечения из 7-го Общего доклада [CPT/Inf (97) 10]

"13. Как указывал ЕКПП в своем 2-м Общем докладе, переполненность тюрем является вопросом, имеющим прямое отношение к компетенции Комитета (см. для сравнения CPT/Inf (92) 3, пункт 46). Когда тюрьма переполнена, заключенные содержатся в тесных и негигиеничных помещениях; пребывание в ней характеризуется постоянным отсутствием возможности уединиться (даже при отправлении таких насущных потребностей, как пользование туалетом); ограничением деятельности, связанной с пребыванием вне камеры, что объясняется нехваткой персонала и необходимого оборудования; перегруженностью медицинских служб; всевозрастающей напряженностью и проявлениями насилия в отношениях между заключенными, а также между заключенными и персоналом. Данный перечень далеко не является исчерпывающим.

ЕКПП многократно был вынужден заявлять, что отрицательным следствием пагубного воздействия переполненности тюрем являются бесчеловечные и унижающие достоинство условия содержания под стражей...".

Извлечения из 11-го Общего доклада [CPT/Inf (2001) 16]

"28. Явление переполненности тюрем продолжает пагубно влиять на пенитенциарные системы во всей Европе и серьезно подрывает попытки улучшить условия содержания под стражей. Негативные последствия переполненности тюрем были уже описаны в предыдущих общих докладах_

29. В ряде стран, которые посетили представители ЕКПП, особенно в Центральной и Восточной Европе, заключенные размещаются в общежитиях большой вместимости, содержащих все или большую часть удобств, используемых ими повседневно - жилую и спальную зоны, а также санитарно-гигиенические приспособления. ЕКПП возражает против самого принципа такой организации размещения в закрытых тюрьмах, и эти возражения усиливаются, когда, как это часто бывает, в таких общежитиях заключенные содержатся в чрезвычайно стесненных и вредных для здоровья условиях... Большие общежития неминуемо предполагают отсутствие уединения у заключенных в их повседневной жизни_ Все эти проблемы обостряются, когда их численность выходит за разумный уровень; более того, в подобной ситуации чрезмерная нагрузка на коммунальные удобства, такие как водопровод или туалет, или недостаточная вентиляция для такого множества людей часто порождают заслуживающие сожаления условия.

30. ЕКПП часто наблюдает такие приспособления, как металлические жалюзи, рейки или листы, вмонтированные в окна камер, лишающие заключенных естественного освещения и доступа свежего воздуха в помещение. Особенно часто они встречаются в учреждениях предварительного заключения. ЕКПП полностью согласен с тем, что особые меры безопасности для предотвращения сговора и/или преступной деятельности вполне необходимы в отношении некоторых заключенных_ Даже если такие меры необходимы, они никогда не должны относиться к лишению этих заключенных естественного освещения и свежего воздуха. И то и другое является основным фактором жизни, на который имеет право каждый заключенный...".

B. Обжалование постановлений о заключении под стражу

101. Согласно части 11 статьи 108 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации 2002 года постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу (постановление о заключении под стражу) может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение трех суток со дня его вынесения. Суд кассационной инстанции принимает решение по жалобе или представлению не позднее чем через трое суток со дня их поступления.

102. Кассационный порядок* (* Кассационный и апелляционный (прим. переводчика).) в целом регулируется статьями 354-389 Уголовно-процессуального кодекса. Согласно статье 355 этого Кодекса все жалобы приносятся через суд, постановивший приговор, вынесший иное обжалуемое судебное решение. Согласно статье 358 после получения жалобы суд направляет ее копии другим участникам с разъяснением возможности подачи на указанную жалобу возражений в письменном виде с указанием срока подачи. Статья 374 предусматривает, что общая продолжительность рассмотрения жалобы не может превышать одного месяца с даты ее получения судом кассационной инстанции* (* Статья 374 УПК предусматривает, что "рассмотрение уголовного дела судом кассационной инстанции должно быть начато не позднее одного месяца со дня его поступления в суд кассационной инстанции" (прим. переводчика).).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

103. Заявитель жаловался на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания в следственных изоляторах г. Москвы и г. Волоколамска и в Дмитровском изоляторе и условиями транспортировки из изоляторов в суды и обратно. Он утверждал, что эти условия представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.

Статья 3 Конвенции предусматривает:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

104. Власти Российской Федерации утверждали, что условия содержания заявителя в следственных изоляторах г. Москвы и г. Волоколамска и Дмитровском изоляторе, а также условия транспортировки в суды и обратно соответствовали требованиям статьи 3 Конвенции. Они изложили свою версию об условиях содержания в вышеупомянутых учреждениях (см. выше, раздел "Факты").

105. Заявитель настаивал на точности своего описания условий содержания под стражей.

B. Анализ Европейского Суда

1. Общие принципы

106. Как неоднократно указывал Европейский Суд, законные меры лишения лица свободы часто могут содержать элемент страдания или унижения. Однако нельзя утверждать, что содержание под стражей само по себе вызывает вопросы с точки зрения статьи 3 Конвенции. Государство в соответствии с этим положением должно обеспечить содержание лица в условиях, совместимых с уважением его человеческого достоинства, чтобы способ и метод исполнения этой меры не подвергали его страданиям и трудностям, превышающим неизбежный уровень, присущий содержанию под стражей, и чтобы, учитывая практические требования меры, связанной с лишением свободы, его здоровье и благополучие адекватно обеспечивались (см. Постановление Европейского Суда по делу "Валашинас против Литвы" (Valashinas v. Lithuania), жалоба N 44558/98, § 102, ECHR 2001-VIII). При оценке условий содержания в расчет должны быть приняты совокупные последствия этих условий, так же как и конкретные утверждения заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дугоз" (Dougoz v. Greece), жалоба N 40907/98, § 46, ECHR 2001-II).

2. Стандарт доказывания

107. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле сторонами оспаривалось множество вопросов в отношении условий его содержания под стражей и транспортировки в изоляторы и обратно. Однако Европейский Суд не усматривает необходимости проверять правдивость всех утверждений заявителя. Европейский Суд будет основывать свои выводы, прежде всего, на тех фактах, которые представлены или не оспариваются властями Российской Федерации. Европейскому Суду может также потребоваться рассмотреть конкретные факты, по которым стороны представили противоречивые доказательства. При этом он отступит от прежнего стандарта доказывания "вне всякого разумного сомнения". Европейский Суд напоминает, что в специфическом контексте жалоб на условия содержания в местах заключения этот стандарт неприменим (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 28 мая 2009 г. по делу "Кокошкина против Российской Федерации" (Kokoshkina v. Russia), жалоба N 2052/08, § 59, и Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу "Ахмет Ёзкан и другие против Турции" (Ahmet Ezkan and Others v. Turkey), жалоба N 21689/93, § 426, см. также Постановление Европейского Суда от 1 апреля 2010 г. по делу "Гультяева против Российской Федерации" (Gultyayeva v. Russia), жалоба N 67413/01, § 151* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2010.)). В таких делах Европейский Суд может сделать неблагоприятные выводы из отказа властей Российской Федерации представить достаточные доказательства или объяснения и вынести решение на основе имеющихся доказательств.

3. Период, который должен быть принят во внимание

108. Европейский Суд отмечает, что заявитель жаловался на ужасающие условия содержания под стражей как минимум в трех отдельных учреждениях. Так, с 1 декабря 2003 г. заявитель содержался в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 г. Москвы. 30 декабря 2003 г. заявитель был переведен в камеру другого корпуса этого учреждения, а позже еще в одну новую камеру. 8 октября 2004 г. заявитель был переведен из следственного изолятора N ИЗ-77/1 в следственный изолятор N ИЗ 50/2 г. Волоколамска, где он содержался до 7 июня 2005 г. Во время содержания в следственном изоляторе г. Волоколамска заявитель неоднократно переводился из одной камеры в другую. Более того, несколько раз он доставлялся в Дмитровский городской изолятор. Таким образом, условия содержания заявителя в разное время изменялись.

109. Однако эти изменения и перерывы не влияют на анализ Европейского Суда ввиду того, что характер жалоб заявителя на условия содержания под стражей оставался по существу тем же. При таких обстоятельствах Европейский Суд должен рассматривать утверждения заявителя как отражающие "длящуюся ситуацию" (см. Постановление Европейского Суда от 7 июня 2007 г. по делу "Игорь Иванов против Российской Федерации" (Igor Ivanov v. Russia), жалоба N 34000/02, § 30* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2008.), Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Бенедиктов против Российской Федерации" (Benediktov v. Russia), жалоба N 106/02, § 31* (* Там же. N 9/2007.), Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Гулиев против Российской Федерации" (Guliyev v. Russia), жалоба N 24650/02, § 33* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.), и противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 29 января 2009 г. по делу "Мальтабар и Мальтабар против Российской Федерации" (Maltabar and Maltabar v. Russia), жалоба N 6954/02, §§ 82-84).

4. Период с 1 по 30 декабря 2003 г.

110. С 1 по 30 декабря 2003 г. заявитель содержался в камере N 274 следственного изолятора N ИЗ-77/1. Что касается этого периода, его жалобы в основном касались переполненности сверх проектной вместимости и нехватки спальных мест в камере.

111. Из цифр, представленных властями Российской Федерации, следует, что число заключенных в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 постоянно превышало количество спальных мест (кроме февраля 2004 г.). Более конкретно, в камере N 274, где заявитель содержался с 1 по 30 декабря 2003 г., было восемь спальных мест на 11 заключенных.

112. Власти Российской Федерации утверждали, что у заявителя всегда имелось личное спальное место; однако с учетом цифр, которые они привели, в это трудно поверить, только если предположить, что по какой-либо причине в пределах той же камеры заявителю не был предоставлен особый льготный режим. Власти Российской Федерации не объяснили, почему у заявителя всегда имелось личное спальное место, тогда как другие заключенные должны были делить кровати. Далее, необходимо отметить, что цифры, приведенные властями Российской Федерации, противоречат информации, полученной заявителем в Министерстве юстиции (см. § 56 настоящего Постановления), которая указывала на еще более высокий уровень переполненности в следственном изоляторе.

113. Даже если предположить, что у заявителя было привилегированное положение, надо отметить, что с 1 по 30 декабря 2003 г. он располагал 1,1 кв. м личного пространства, без учета площади, занятой туалетом, раковиной, столом, холодильником и другим оборудованием камеры, как это указывали власти Российской Федерации. Европейский Суд напоминает, что в ряде дел нехватка личного пространства заключенных в российских следственных изоляторах была настолько острой, что это само по себе оправдывало установление нарушения статьи 3 Конвенции. В нескольких предыдущих делах против России, где заявители располагали менее чем 3 кв. м личного пространства, Европейский Суд только на этом основании установил нарушение статьи 3 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 21 июня 2007 г. по делу "Кантырев против Российской Федерации" (Kantyrev v. Russia), жалоба N 37213/02, §§ 50-51* (* Там же. N 2/2008.), Постановление Европейского Суда от 29 марта 2007 г. по делу "Андрей Фролов против Российской Федерации" (Andrey Frolov v. Russia), жалоба N 205/02, §§ 47-49* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2008.), Постановление Европейского Суда от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit v. Russia), жалоба N 63378/00, § 40* (* Там же. N 10/2005.), и Постановление Европейского Суда от 16 июня 2005 г. по делу "Лабзов против Российской Федерации" (Labzov v. Russia), жалоба N 62208/00, § 44*(* Там же. N 10/2005.), см. также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (N 1), § 92, которая была подана тем же заявителем, что и в настоящем деле, и касалась его содержания под стражей до 1 декабря 2003 г.). Даже если рассматриваемый период настоящего дела менее продолжителен по сравнению с периодами во многих делах, упоминавшихся выше, по мнению Европейского Суда, достаточно оснований заключить, что заявитель подвергся "бесчеловечному и унижающему достоинство обращению" в значении статьи 3 Конвенции.

5. Период с 30 декабря 2003 г. по 8 октября 2004 г.

114. Европейский Суд готов признать, что после перевода заявителя в крыло N 6 (камеры NN 605 и 603) условия его содержания под стражей несколько улучшились. Таким образом, по-видимому, в этих камерах у него было отдельное место для сна и достаточное личное пространство. Проблема серьезной перегруженности камер была разрешена, по крайней мере, что касается содержания заявителя в следственном изоляторе N ИЗ-77/1. Соответственно, он должен установить, были ли другие условия содержания его под стражей совместимыми с положениями статьи 3 Конвенции.

115. Перед тем, как приступить к анализу этого периода, Европейский Суд должен отметить, что ранее он устанавливал, что такие факторы, как доступ к естественному освещению или свежему воздуху, адекватность отопительного оборудования, соблюдение основных санитарных требований, возможность уединенного использования туалета и доступность вентиляции имеют значение для оценки того, достигнут ли допустимый порог страданий или унижений (см., например, Постановление Европейского Суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, § 84* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.), Постановление Европейского Суда от 18 октября 2007 г. по делу "Бабушкин против Российской Федерации" (Babushkin v. Russia), жалоба N 67253/01, § 44* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2008.), и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, §§ 70-72, ECHR 2001-III). Этот список не является исчерпывающим; другие условия содержания под стражей могут позволить Европейскому Суду сделать вывод о том, что заявитель подвергся "бесчеловечному или унижающему достоинство обращению" (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 октября 2005 г. по делу "Федотов против Российской Федерации" (Fedotov v. Russia), жалоба N 5140/02, § 68* (* Там же. N 3/2006.), упоминавшееся выше "Трепашкин против Российской Федерации" (N 1), § 94, и Постановление Европейского Суда по делу "Слюсарев против Российской Федерации" (Slyusarev v. Russia), жалоба N 60333/00, § 36, ECHR 2010-...* (* Там же. N 10/2010.)).

116. Заявитель утверждал, что он содержался вместе с другими лицами, страдавшими инфекционными заболеваниями. Теоретически такая ситуация может создать риск заражения, и контакты между здоровыми и больными должны быть устранены или сводиться к минимуму. Однако в настоящем деле нет доказательств того, что такой контакт негативно отразился на здоровье заявителя, чье собственное медицинское состояние не препятствовало тому, чтобы он пользовался камерой и прогулочным двориком совместно с больными заключенными.

117. В то же время не оспаривалось, что заявитель, который был болен астмой и бронхитом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (N 1), § 94), находился в камере и прогулочном дворике с курящими заключенными. Неясно, имелась ли в камерах NN 603 и 605 какая-либо вентиляция кроме окна, и, если да, работала ли она надлежащим образом. Из документов, представленных властями Российской Федерации, представляется, что единственной вентиляцией в камере являлась открывающаяся форточка, которой было недостаточно для проветривания камеры, наполненной табачным дымом и неприятными запахами. Даже если предполагаемая недостаточность медицинской помощи, предоставленной заявителю во время содержания под стражей, как таковая, не подтверждается, его содержание под стражей вместе с курящими в отсутствие достаточной вентиляции могло причинить ему страдания и действительно ухудшить его медицинское состояние.

118. Что касается "прогулочных двориков", где заключенные совершали прогулки ежедневно в течение часа, воздух в них был, по-видимому, свежее. Однако дворики были слишком малы для физической активности заключенных. Кроме того, как видно из фотографий, представленных властями Российской Федерации, дворики почти полностью закрыты навесами от дождя. Европейский Суд ссылается на выводы, сделанные им в деле "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia) (жалоба N 62936/00, Постановление Европейского Суда от 9 октября 2008 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.)), в частности, касающемся условий содержания в другом следственном изоляторе г. Москвы (Лефортово) с 1998 по 2002 год (там же, § 125):

"Прогулочные дворики едва ли могли обеспечить возможность для полноценной прогулки, поскольку имели площадь, всего на два квадратных метра превышавшую площадь камеры. Они были окружены трехметровыми стенами, вид на небо был ограничен металлическими прутьями и частой сеткой. Очевидно, что ограниченное пространство в совокупности с недостатком проемов уменьшало возможности прогулочных двориков для восстановления сил и здоровья. К тому же, в дни судебных заседаний заявитель был лишен возможности прогулок".

Как следует из материалов дела, прогулочные дворики в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 значительно не отличались от этого описания.

119. Кроме того, вызывает сомнение, мог ли заявитель пользоваться прогулочными двориками в дни судебных заседаний. В период с января по апрель 2004 г. заявителя доставляли в суды почти каждый второй рабочий день (см. § 91 настоящего Постановления). Как следует из материалов дела, организация перевозок в следственном изоляторе была такова, что группы заключенных направлялись в различные суды г. Москвы в одном и том же тюремном фургоне. В результате заявителя обычно будили рано и возвращали в следственный изолятор достаточно поздно. Этот факт подтвержден, среди прочих источников, письмом Министерства юстиции, касающимся задержек отправки заключенных в суды г. Москвы и обратно (см. § 59 настоящего Постановления).

120. Власти Российской Федерации утверждали, что заключенные одной камеры отправлялись на прогулку вместе, обычно в дневное время. Однако власти Российской Федерации не объяснили, были ли предприняты какие-либо действия для тех заключенных, которые возвращались из судов поздно, особенно зимой, когда "дневное время" непродолжительно. В итоге Европейский Суд приходит к выводу о том, что в дни проведения слушаний заявитель был неоднократно (если не всегда) лишен возможности физической активности, хотя бы в стесненных условиях.

121. Принимая во внимание общую продолжительность заключения заявителя в таких условиях, Европейский Суд заключает, что оно составляет "бесчеловечное и унижающее достоинство обращение" в значении статьи 3 Конвенции.

6. Период с 8 октября 2004 г. по 29 апреля 2005 г.

122. С 8 октября 2004 г. заявитель содержался в следственном изоляторе N ИЗ 50/2 г. Волоколамска. Как следует из материалов, представленных властями Российской Федерации, число заключенных в следственном изоляторе N ИЗ 50/2 было обычно меньше, чем количество спальных мест. Отсюда следует, что у заявителя, когда он содержался в этом следственном изоляторе, имелось индивидуальное спальное место (кроме одного дня, когда он находился в камере N 66). Таким образом, заполненность камеры не выходила за пределы проектной вместимости следственного изолятора (см.  противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Гришин против Российской Федерации" (Grishin v. Russia), жалоба N 30983/02, § 89* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2008.), и в Постановлении Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI* (* Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".)).

123. Однако в течение продолжительного периода заявитель имел менее 3 кв. м личного пространства в камерах, в которых он содержался. Таким образом, в течение 45 дней заявитель располагал только 2 кв. м личного пространства; в течение 20 дней он располагал 2,44 кв. м; и в течение 14 дней у него имелось 2,7 кв. м.

124. Европейский Суд отмечает, что число заключенных, содержавшихся вместе с заявителем, значительно колебалось во время его содержания в следственном изоляторе N ИЗ 50/2. В результате этого периоды перенаселенности чередовались с периодами, когда у заявителя имелось не менее 3 кв. м личного пространства. Если это так, то перегруженность являлась не временной проблемой, а системой. Только в марте 2005 г. число заключенных стабилизировалось на приемлемом уровне (3,78 кв. м или более - см. § 77 настоящего Постановления), оставаясь таким до того, как заявитель был переведен обратно в г. Москву.

125. Что касается санитарных условий в этих камерах, Европейский Суд отмечает, что заявитель представил письменные показания своих сокамерников, которые подтвердили, что камеры кишели вшами и клопами и что в этом отношении администрация учреждения не принимала никаких мер. Материалы дела или доводы властей Российской Федерации не опровергают это утверждение. Даже если допустить, что администрация применяла пестициды, их эффект мог быть недостаточным с учетом плотности тюремного населения и того факта, что следственный изолятор был всегда или почти всегда был заполнен заключенными.

126. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что с 8 октября 2004 г. по 29 апреля 2005 г. заявитель провел 28 дней в Дмитровском изоляторе, где он содержался в камере размером 6,6 кв. м без прогулок и физической активности на свежем воздухе. Власти Российской Федерации утверждали, что у заключенных, которых передавали из следственного изолятора N ИЗ 50/2, была возможность для прогулки утром до передачи их в другие учреждения. Однако это утверждение не подкреплялось какими-либо доказательствами. Это несовместимо с внутренними тюремными правилами, которые предусматривают, что прогулки должны проводиться в дневное время. Более того, как следует из официальных документов, представленных властями Российской Федерации, всех заключенных, содержащихся в одной камере, всегда выводят на прогулку вместе в один прогулочный дворик. Нет доказательств того, что были приняты специальные меры для тех заключенных, которых предполагалось передать в другое учреждение, не имеющее прогулочного двора. Европейский Суд заключает, что в такие дни заявитель был лишен возможности физической активности.

127. Наконец, Европейский Суд изучил фотографии камеры NN 7 Дмитровского изолятора, представленные властями Российской Федерации. Можно предположить, что эти фотографии не предназначались для того, чтобы показать ситуацию в невыгодном для властей свете. Тем не менее, несмотря на их низкое качество, ясно, что камера N 7 едва ли подходила даже для ночлега, тем более для того количества времени, которое провел в ней заявитель. Она представляла собой маленькую бетонную кабину, с небрежно окрашенными стенами, с "напольным унитазом" в одном углу и низкой площадкой в другом. Эта площадка, по-видимому, служила кроватью. На фотографии не было замечено никакой другой мебели. Систему смыва для туалета обеспечивал водопроводный кран, находящийся около него. По всей видимости, он был единственным источником воды, таким образом, заявитель должен был пить и умываться из этого же крана, расположенного выше туалета. Площадка, на которой заявитель должен был спать, примыкала к зоне туалета и была отделена от нее низкой перегородкой, которая была чуть выше уровня самой площадки. Единственное окно было очень маленьким и было закрыто частой сеткой изнутри и толстыми металлическими прутьями с внешней стороны. Отопление состояло из двух металлических труб, проходящих на уровне площадки. Европейский Суд отмечает, что камеры в Дмитровском изоляторе были расположены в полуподвале здания. При таких обстоятельствах вызывает сомнение, что эти две трубы были способны дать достаточно тепла, особенно зимой, если только они не были достаточно горячи. В последнем случае непонятно, как заявитель мог спать рядом с такими трубами и не обжигаться. В итоге условия Дмитровского изолятора были очень суровыми.

128. Европейский Суд заключает, что с 8 октября 2004 г. по 29 апреля 2005 г. условия содержания заявителя представляли собой "бесчеловечное и унижающее достоинство обращение" в значении статьи 3 Конвенции.

7. Период после 29 апреля 2005 г.

129. Европейский Суд отмечает, что с 29 апреля 2005 г. (даты, не позднее которой заявитель возвратился из Дмитровского изолятора) условия содержания заявителя в следственном изоляторе N ИЗ 50/2 улучшились. Таким образом, с этого момента заявитель располагал достаточным личным пространством. Его доставляли в суды очень редко и больше не переводили в Дмитровский изолятор. В этот период он не жаловался на нехватку возможностей для физической активности. Действительно, условия в камерах, где он содержался, были все еще стесненными, и некоторые проблемы, описанные выше, сохранялись. Однако они уже не относились к сфере действия статьи 3 Конвенции. Европейский Суд заключает, что после 29 апреля 2005 г. произошли значительные и стабильные перемены в условиях содержания заявителя, которые прекратили "длящуюся ситуацию", продолжавшуюся до этой даты.

130. Европейский Суд далее отмечает, что 7 июня 2005 г. заявитель был переведен из г. Волоколамска в следственный изолятор N ИЗ 77/7 г. Москвы, где он содержался до того, как его перевели 23 июля 2005 г. в "колонию-поселение". В своих первоначальных материалах и объяснениях заявитель не выражал отдельных претензий в отношении этого следственного изолятора со ссылкой на статью 3 Конвенции. При таких обстоятельствах Европейский Суд заключает, что с 29 апреля 2005 г. дальнейшее содержание заявителя под стражей не составляло нарушение статьи 3 Конвенции.

8. Условия перевозки

131. Заявитель также жаловался на условия его перевозки из изоляторов и обратно. Как следует из объяснений сторон, заключенные перевозились в тюремных фургонах размером 11,3 кв. м на 36 заключенных, или размером 8,9 кв. м на 25 заключенных. На основании этих данных трудно установить, какая площадь пола приходилась на каждого заключенного; как следует из планов тюремных фургонов, представленных властями Российской Федерации, хотя масштаб не определен, часть площади (примерно одна треть) была занята одной или двумя камерами для перевозки одного заключенного и отделением для охранников. Представляется, что в общей камере на одного заключенного приходилось от 0,2 до 0,3 кв. м.

132. Также сомнительно, была ли проектная вместимость тюремных фургонов, как утверждают власти Российской Федерации, соблюдена. В деле "Старокадомский против Российской Федерации" (Starokadomskiy v. Russia), жалоба N 42239/02, § 28, Постановление Европейского Суда от 31 июля 2008 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.), орган, руководивший изоляторами г. Москвы, описал условия транспортировки в 2002-2003 годах следующим образом:

"...Управление исполнения наказаний контролирует [решение] проблем, связанных с имеющимися нарушениями конвойного полка (позднее возвращение из судов, нарушение норм наполнения тюремных фургонов, использование несанкционированных маршрутов). Во многих случаях в 2002 году установленные нарушения процедуры транспортировки заключенных были доведены до сведения командования полка конвоя... Транзитная зона действительно переполняется в случае скопления большого числа лиц, отправляемых в суды - до 150 человек, тогда как помещение зоны рассчитано... на 75-80 человек".

Таким образом, представляется, что проблема перегруженности во время транспортировки (и в тюремных фургонах, и в транзитной зоне) была хорошо известна властям.

133. Даже если предположить, что число заключенных в тюремном фургоне не превышало 25 или 36 (в зависимости от модели) заключенных, это само по себе не опровергает жалобу заявителя на то, что его перевозили в "стесненных условиях" (см. выводы Европейского Суда в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Старокадомский против Российской Федерации", § 55). Европейский Суд в этой связи отмечает, что Комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП) нашел, что индивидуальные отсеки площадью 0,4, 0,5 или даже 0,8 кв. м непригодны для перевозки людей, хотя бы недолговременной (см. CPT/Inf (2004) 36 [Azerbaijan], § 152; CPT/Inf (2004) 12 [Luxembourg], § 19; CPT/Inf (2002) 23 [Ukraine], § 129; CPT/Inf (2001) 22 [Lithuania], § 118; CPT/Inf (98) 13 [Poland], § 68). Кроме того, высота отделений (1,6 или 1,64 м) была недостаточна для того, чтобы человек нормального роста мог войти или стоять, не сгибаясь, что вынуждало заключенных сидеть все время пребывания в машине.

134. Во-вторых, власти Российской Федерации утверждали, что для доставки в здание суда требовалось от 30 до 50 минут. Однако сомнительно, что среднее указанное властями Российской Федерации время поездки было столь непродолжительным. Прежде всего, власти Российской Федерации признали, что в некоторых случаях поездка в тюремном фургоне занимала больше времени. Далее, не ясно, сколько остановок обычно делал тюремный фургон между следственным изолятором N ИЗ-77/1 и конечным пунктом. Европейский Суд напоминает, что в деле "Старокадомский против Российской Федерации", в котором упоминается тот же следственный изолятор и тот же период, власти Российской Федерации признали, что заявителя перевозили маршрутом, который включал другие суды и изоляторы (там же, § 52). Далее, заявителя в эти дни будили в 6 часов утра. Фургон обычно покидал следственный изолятор между 9.00 и 10.40 утра и возвращался до 18.30 (там же, § 26). Как следует из объяснений властей Российской Федерации в настоящем деле, заявителя будили примерно в это же время и отправляли в здание суда около 10 часов утра (в 24 случаях), в 11 часов утра (в 54 случаях) или даже позже. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не представили регистрационных журналов перевозок. В их отсутствие трудно установить среднюю продолжительность поездок в здание суда. Однако очевидно, что со всеми промежуточными остановками и "альтернативными маршрутами" среднее время перевозки значительно превышало то, которое было указано властями Российской Федерации (см. также ответ Министерства юстиции в отношении задержек перевозки заключенных, упомянутый в § 59 настоящего Постановления).

135. В-третьих, Европейский Суд отмечает, что в дни, когда заявитель доставлялся в суд, он был лишен возможности физической активности. Кроме того, как следует из объяснений властей Российской Федерации, в дни слушаний заявитель получал "суточную порцию" (или "сухой паек" - см. § 55 настоящего Постановления). Неясно, что означала эта уклончивая формулировка; в отсутствие дальнейших разъяснений со стороны властей Российской Федерации Европейский Суд заключает, что заключенные не получали надлежащей горячей еды в зданиях суда, а только сухую пищу.

136. Наконец, Европейский Суд отмечает, что в рассматриваемый период (полтора года) заявитель доставлялся в суды и обратно около 90 раз (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда "Мальтабар и Мальтабар против Российской Федерации", § 94, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации", § 119* (* Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, ECHR 2005-X (опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2006), в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).)). При таких обстоятельствах Европейский Суд заключает, что условия, в которых заявитель перевозился в следственные изоляторы и обратно, представляли собой "бесчеловечное и унижающее достоинство обращение" в значении статьи 3 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

137. Далее заявитель жаловался, что рассмотрение его жалобы на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. не было достаточно быстрым и что он не участвовал в заседании суда кассационной инстанции 10 февраля 2004 г. Он ссылался на пункт 4 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

138. Власти Российской Федерации утверждали, что Верховный Суд рассмотрел жалобу заявителя в течение одного месяца в соответствии со сроком, установленным законодательством. Трехдневный срок, установленный Уголовно-процессуальным кодексом для рассмотрения жалобы на постановление о содержании под стражей, не мог быть применен, так как Верховный Суд рассматривал не только законность содержания под стражей заявителя, но также и другие его жалобы. Более того, сам заявитель и его адвокаты способствовали задержке: они подали четыре различных комплекта объяснений, кроме того, личная кассационная жалоба заявителя была направлена в Верховный Суд вместо Военного суда Московского военного округа (см. объяснения властей Российской Федерации в § 21 настоящего Постановления).

139. Далее они утверждали, что заявитель имел возможность представить свои доводы кассационному суду путем использования видеосвязи. Такая форма общения позволяла заявителю принять участие в слушаниях, обратиться к суду и другим участниками разбирательства и представить свои доводы. Как следует из определения Конституционного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 г. (N 370-O), эта форма участия подсудимых в разбирательствах соответствовала требованиям Конституции Российской Федерации.

140. Заявитель поддержал свои первоначальные доводы.

B. Анализ Европейского Суда

1. Безотлагательность рассмотрения кассационной жалобы заявителя

141. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции заключенный имеет право на безотлагательное рассмотрение судом вопроса о правомерности его заключения под стражу. В России постановления о содержании под стражей выносятся судом первой инстанции по ходатайству прокуратуры и могут быть обжалованы. Основу жалобы заявителя на нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции составляет "безотлагательность" проверки. Вопрос о том, было ли соблюдено право лица на "безотлагательное рассмотрение" ходатайства об освобождении, подлежит рассмотрению в свете обстоятельств каждого дела; в сложных делах рассмотрение ходатайства об освобождении может занимать больше времени, чем в простых. В деле "Барановский против Польши" (Baranowski v. Poland) (жалоба N 28358/95, ECHR 2000-III) национальным судам потребовалось пять месяцев, чтобы рассмотреть ходатайство об освобождении. В данном деле государство-ответчик указало, что национальный суд начал рассмотрение первого ходатайства об освобождении на следующий день после его подачи, и что впоследствии он пять раз откладывал рассмотрение соответствующих ходатайств в связи с необходимостью получения доказательств от трех экспертов. Однако, несмотря на эти доводы, Европейский Суд установил нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции. В деле "Сами против Нидерландов" (Samy v. Netherlands) (жалоба N 36499/97, Решение от 4 декабря 2001 г.), касающемся содержания под стражей иностранных граждан для целей высылки, Европейский Суд признал, что период в 25 дней совместим с пунктом 4 статьи 5 Конвенции. B качестве противоположного примера в деле "Ребок против Словении" (Rehbock v. Slovenia) (жалоба N 29462/95, § 85, ECHR 2000-XII) Европейский Суд установил, что ходатайство об освобождении было рассмотрено спустя 23 дня после его представления в суд первой инстанции, и что это не являлось "безотлагательным" рассмотрением, которое требуется пунктом 4 статьи 5 Конвенции. Задержка в 17 дней также была признана несовместимой с данным положением (см. Постановление Европейского Суда от 9 января 2003 г. по делу "Кадем против Мальты" (Kadem v. Malta), жалоба N 55263/00, § 43). В Постановлении Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia), жалоба N 4493/04, §§ 98 и последующие* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.), Европейский Суд указал, что задержки в 40 и 67 дней являлись нарушением пункта 4 статьи 5 Конвенции, что касается кассационного разбирательства.

142. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что постановление Военного суда Московского военного округа от 1 декабря 2003 г. о содержании под стражей было пересмотрено Верховным Судом 10 февраля 2004 г., через 72 дня после вынесения. Власти Российской Федерации настаивали на том, что, по крайней мере, часть этой задержки может быть поставлена в вину защите в связи с тем, что заявитель и его адвокаты подали четыре комплекта объяснений, два из которых были направлены по ошибочному адресу. Заявитель не оспаривал версию властей Российской Федерации о фактах по данному вопросу, поэтому Европейский Суд принимает ее к сведению.

143. Европейский Суд отмечает, что в соответствии с национальными процессуальными правилами жалоба подается через суд, который вынес решение по существу. По-видимому, заявитель обратился с обеими жалобами непосредственно в Верховный Суд, что являлось ошибкой с процессуальной точки зрения. В таких ситуациях время, необходимое для передачи жалобы в надлежащий суд, обычно должно вычитаться из общей длительности разбирательства, ответственность за которую несет государство. Кроме того, последовательная подача защитой нескольких жалоб также может быть фактором, способствующим длительности разбирательства.

144. Европейский Суд отмечает, что Московский окружной военный суд получил последние жалобы от защиты, которые были датированы 19 декабря 2003 г., только 6 января 2004 г. Военному суду потребовалось 10 дней для получения письменных возражений из прокуратуры и их направления вместе с материалами дела и всеми предшествующими объяснениями и жалобами в Верховный Суд. Дело слушалось в Верховном Суде 10 февраля 2004 г. В результате властям вменяется период в 35 дней.

145. Этот период должен быть рассмотрен с учетом всех соответствующих фактов, в частности, сложности дела. Власти Российской Федерации утверждали, что 10 февраля 2004 г. Верховный Суд рассматривал "другие жалобы" заявителя и его защитников. Однако власти Российской Федерации не уточнили, каковы были эти "другие жалобы". Рассмотрев решение от 10 февраля 2004 г., Европейский Суд заключил, что оно было ограничено разбирательством законности содержания заявителя под стражей в контексте уголовного дела N 1. Действительно, Верховный Суд должен был проанализировать различные правовые позиции, представленные защитой, которые касались формы и существа постановления о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. Однако это является обычной практикой суда кассационной инстанции в подобных делах. Решение Верховного Суда по настоящему делу полностью основывалось на материалах дела, никакие новые доказательства не были представлены сторонами или рассмотрены судом; решение не было сложным и не выходило за рамки рассмотрения вопроса о содержании под стражей по существу. Европейский Суд не находит в решении Верховного Суда ничего такого, что указывало бы на его необычайную сложность.

146. Европейский Суд заключает, что задержка рассмотрения жалобы на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. в 35 дней являлась необоснованно длительной (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 96* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2006.)). Соответственно, в этом отношении имеет место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

2. Отсутствие заявителя в заседании суда кассационной инстанции

147. Европейский Суд отмечает, что за последние три десятилетия Комиссия по правам человека и Европейский Суд последовательно толкуют пункт 4 статьи 5 Конвенции как обеспечивающий более широкие гарантии заключенным, чем пункт 1 статьи 6 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 24 октября 1979 г. по делу "Винтерверп против Нидерландов" (Winterwerp v. Netherlands), § 60, Series A, N 33, Постановление Европейского Суда от 21 октября 1986 г. по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland), Series A, N 107, Постановление Европейского Суда от 13 июля 1995 г. по делу "Кампанис против Греции" (Kampanis v. Greece), Series A, N 318-B, Постановление Европейского Суда от 26 июля 2001 г. по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба N 33977/96, § 103, и Постановление Европейского Суда от 13 февраля 2001 г. по делу "Гарсия Альва против Германии" (Garcia Alva v. Germany), жалоба N 23541/94, § 42).

148. В то же время следует учитывать, что "формы судебного разбирательства, требуемого Конвенцией, не обязательно должны быть_ одинаковыми в каждом деле, где требуется вмешательство суда" (см. Постановление Европейского Суда от 18 июня 1971 г. по делу "Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium), § 78, Series A, N 12). Иными словами, учитывая цель разбирательств о содержании под стражей и обстоятельства, при которых суды должны принять решение, процессуальные гарантии пункта 4 статьи 5 Конвенции не должны быть такими же, как в пункте 1 статьи 6 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1990 г. по делу "Вассинк против Нидерландов" (Wassink v. Netherlands), § 33, Series A, N 185-A). Соответственно, прецедентная практика Европейского Суда в части статьи 6 Конвенции может быть применена к рассмотрению процессуальных гарантий в части пункта 4 статьи 5 Конвенции только с необходимыми изменениями, с надлежащим вниманием к специфике разбирательства в отношении содержания под стражей.

149. Наконец, Европейский Суд отмечает, что прецедентная практика по статье 6 Конвенции не предусматривает тот же уровень гарантий для суда кассационной инстанции, как для суда первой инстанции (см., в числе многих примеров, Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1996 г. по делу "Боттен против Норвегии" (Botten v. Norway), § 39, Reports of Judgments and Decisions 1996-I). Соответственно, если публичное слушание дела было проведено в суде первой инстанции, менее строгий стандарт применяется в кассационном суде, в котором отсутствие такого слушания может быть оправданным специфическим характером такого разбирательства (см., например, Постановление Европейского Суда от 29 октября 1991 г. по делу "Хельмерс против Швеции" (Helmers v. Sweden), § 36, Series A, N 212-A, Постановление Европейского Суда от 2 марта 1987 г. по делу "Моннелл и Моррис против Соединенного Королевства" (Monnell and Morris v. United Kingdom), § 58, Series A, N 115, и Постановление Европейского Суда от 23 февраля 1994 г. по делу "Фредин против Швеции" (Fredin v. Sweden) (N 2), §§ 21-22, Series A, N 283-A). По мнению Европейского Суда, в значительной степени те же принципы применимы в контексте кассационных разбирательств с точки зрения пункта 4 статьи 5 Конвенции: не обязательно, чтобы процессуальные гарантии были того же уровня, как в разбирательстве в суде первой инстанции.

150. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что, по утверждениям властей Российской Федерации, заявитель участвовал в разбирательстве посредством видеосвязи. Заявитель не оспаривал это утверждение. Более того, он не жаловался на невозможность подготовки к этому слушанию или на невозможность получения доступа к письменным объяснениям органов обвинения (см.  противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 30 марта 1989 г. по делу "Лами против Бельгии" (Lamy v. Belgium), § 29, Series A, N 151, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда "Гарсия Альва против Германии", § 42). По-видимому, его беспокойство вызывала форма слушания. Он полагал, что его физическое отсутствие как таковое в зале судебного заседания препятствовало ему представить свое дело в соответствующей форме и на равных основаниях с противной стороной. Однако Европейский Суд не разделяет мнение заявителя. Европейский Суд напоминает, что "физическое присутствие обвиняемого в зале суда крайне желательно, но оно не является самоцелью: оно скорее служит более значительной цели справедливости разбирательства в целом" (см. Решение Европейского Суда от 9 ноября 2006 г. по делу "Голубев против Российской Федерации" (Golubev v. Russia), жалоба N 26260/02). По мнению Европейского Суда, кассационное разбирательство 10 февраля 2004 г. было совместимо с требованием "справедливости", примененным в контексте пункта 4 статьи 5 Конвенции.

151. Прежде всего, Европейский Суд отмечает, что его прецедентная практика не требует, чтобы слушания в отношении законности предварительного содержания под стражей были публичными (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рейнпрехт против Австрии" (Reinprecht v. Austria), жалоба N 67175/01, ECHR 2005-XII). Кроме того, в настоящем деле разбирательство дела заявителя изначально являлось закрытым, что было естественно, учитывая характер некоторых обвинений против него (раскрытие государственной тайны). При таких обстоятельствах непубличный характер разбирательства 10 февраля 2004 г. не вызывает отдельного вопроса.

152. Действительно, даже если слушание не является публичным, обвиняемый также имеет общее право присутствовать, принимать в нем эффективное участие, слушать и следить за разбирательством и делать замечания (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 12 февраля 1985 г. по делу "Колоцца против Италии" (Colozza v. Italy), § 27, Series A, N 89, и Постановление Европейского Суда от 6 декабря 1988 г. по делу "Бербера, Мессеге и Хабардо против Испании" (Barbera, Messegue and Jabardo v. Spain), § 78, Series A, N 146). Однако в настоящем деле отсутствуют доказательства того, что система видеосвязи работала неудовлетворительно или, иными словами, не позволяла заявителю следить за ходом слушания, делать устные замечания и при необходимости задавать вопросы участникам разбирательства.

153. Европейский Суд напоминает, что при оценке необходимости личного присутствия должны учитываться, в частности, особенности конкретного судебного разбирательства и то, насколько интересы защиты представлены и гарантированы в суде кассационной инстанции, особенно с учетом разрешаемых вопросов и их значения для заявителя (см. Постановление Европейского Суда от 25 марта 1998 г. по делу "Бельзюк против Польши" (Belziuk v. Poland), § 37, Reports 1998-II, см. также, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 29 октября 1991 г. по делу "Фейде против Швеции" (Fejde v. Sweden), § 33, Series A, N 212-C). Европейский Суд отмечает, что объем рассмотрения дела Верховным Судом был несколько ограничен. Он не рассматривал новых доказательств, а только проверил выводы, сделанные Военным судом Московского военного округа на основе материалов дела, выслушал обращения сторон и рассмотрел их доводы. Все доказательства были доступны защите, и соответствующие доводы могли быть подготовлены заранее.

154. Наконец, Европейский Суд подчеркивает, что заявитель лично присутствовал при разбирательстве в суде первой инстанции 1 декабря 2003 г., и у него были три адвоката, два из которых присутствовали на заседании в суде кассационной инстанции 10 февраля 2004 г. (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Голубев против Российской Федерации"). Также должно быть учтено, что сам заявитель являлся адвокатом. При таких обстоятельствах и учитывая природу вопроса, рассмотренного кассационным судом, Европейский Суд не находит, что заявитель был поставлен в существенно худшие условия по сравнению с представителями прокуратуры, даже несмотря на то, что последние лично присутствовали на разбирательстве, а заявитель отсутствовал.

155. Европейский Суд заключает на этом основании, что в отношении участия заявителя на слушаниях 10 февраля 2004 г. посредством видеосвязи требования пункта 4 статьи 5 Конвенции нарушены не были.

III. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

156. Заявитель жаловался на то, что ему не были предоставлены достаточное время и возможности для подготовки защиты, и у него не было возможности встретиться с адвокатами наедине и без надзирателей и обменяться с ними документами. Он ссылался в этой связи на статью 6 Конвенции, которая в соответствующей части устанавливает следующее:

"1. Каждый_ при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое_ разбирательство дела_ судом...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права; ...

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

(c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия; ...".

A. Доводы сторон

157. Власти Российской Федерации утверждали, что в отношении статьи 6 Конвенции права заявителя нарушены не были. Заявитель не объяснил, каким именно образом препятствовали его защите. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что оценка заявителем физических условий его встреч с адвокатами неверна. Они представили свою версию условий в комнатах для свиданий (см. § 29 настоящего Постановления).

158. Заявитель поддержал свою первоначальную жалобу и свое описание условий, в которых он должен был общаться со своими адвокатами и знакомиться с материалами дела.

B. Анализ Европейского Суда

159. Европейский Суд повторяет, что одним из ключевых элементов эффективной защиты адвокатом интересов клиента является принцип соблюдения конфиденциальности обмена информацией между ними. Эта привилегия поддерживает открытость и доверительность переговоров между клиентами и адвокатами. Европейский Суд отмечает, что он ранее указывал, что личное общение с личным адвокатом защищается Конвенцией как важная гарантия права на защиту (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 марта 1992 г. по делу "Кэмпбелл против Соединенного Королевства" (Campbell v. United Kingdom), § 46, Series A, N 233).

160. Европейский Суд отмечает, что вопросы в настоящем деле подобны вопросам, затронутым в деле "Моисеев против Российской Федерации" (упоминавшемся выше, §§ 213 и последующие). В этом деле Европейский Суд установил нарушения пунктов 1 и 3 статьи 6 Конвенции в отношении множества ограничений, примененных к адвокатам (ознакомление с их записями, возможность знакомиться с материалами дела и своими собственными записями по делу только в здании суда или в спецчасти следственного изолятора, требование получать специальное разрешение на посещение и беседу с заявителем и так далее), в совокупности с невозможностью заявителя подготовиться надлежащим образом к слушанию из-за ужасающих условий транспортировки и содержания в здании суда. Далее, в нескольких делах против Молдавии невозможность обмена документами между адвокатами и заявителем, а также препятствия, созданные защитным стеклом, отделяющим адвоката от клиента в комнатах для встреч, были расценены как нарушения пункта 4 статьи 5 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 13 марта 2007 г. по делу "Кастравец против Молдавии" (Castravet v. Moldova), жалоба N 23393/05, §§ 37 и последующие, см. также Постановление Европейского Суда от 27 марта 2007 г. по делу "Истратий и другие против Молдавии" (Istratii and Others v. Moldova), жалобы NN 8721/05, 8705/05 и 8742/05, §§ 96 и последующие). Эта прецедентная практика тем более может быть применена в контексте статьи 6 Конвенции. Однако несколько аспектов настоящего дела дают Европейскому Суду основание отличать его от дел Моисеева, Кастравеца или Истратия и других.

161. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации оспорили описание заявителем условий в комнатах для свиданий следственного изолятора. Они представили фотографии стандартной комнаты для свиданий и несколько объяснений работников изолятора, утверждавших, что заключенные при использовании этих комнат всегда оставались наедине с адвокатами и что тюремные надзиратели могли только наблюдать за ними снаружи через смотровое отверстие, но не слышать разговор. Власти Российской Федерации также отрицали наличие разделительной перегородки между заявителем и адвокатами или любые ограничения на использование записей или на обмен документами между заявителем и его адвокатами. Они также утверждали, что заявителю была предоставлена возможность встретиться со своими адвокатами конфиденциально в здании суда во время перерывов в слушаниях.

162. Европейский Суд отмечает, что официальные отчеты, на которые ссылаются власти Российской Федерации, относятся к 2009 году. Далее, неясно, когда были сделаны фотографии комнат для свиданий, и выглядели ли все комнаты для свиданий в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 так же, как на фотографиях. Другими словами, объяснения и фотографии не являются первостепенными доказательствами. Тем не менее заявитель не представил доказательств в опровержение. Он также не объяснил, почему доводы, приведенные властями Российской Федерации, являлись не заслуживающими доверия, неточными или несущественными. При таких обстоятельствах и учитывая то, что сам заявитель является практикующим адвокатом, Европейский Суд принимает доводы властей Российской Федерации. Европейский Суд приходит к выводу, что в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 у заявителя была возможность вести переговоры с адвокатами без участия третьих лиц, и он мог обмениваться с ними записями и документами свободно и без изучения их властями.

163. Во-вторых, в отличие от дела "Моисеев против Российской Федерации" (упоминавшегося выше), возможность адвокатов ознакомиться с материалами дела не была ограничена. Они могли воспользоваться своими собственными записями и обращаться к материалам дела, хотя и только в здании суда. Заявитель не уточнил, каков был объем дела. Более того, нет доказательств того, что адвокатам заявителя было запрещено делать копии документов материалов дела и передавать их заявителю.

164. В-третьих, существенно то, что предварительное расследование было закончено 18 апреля 2003 г., и защита имела соответствующие доказательства в своем распоряжении до 21 июня 2003 г. Соответственно, заявитель имел достаточно времени до его задержания, чтобы ознакомиться с материалами дела, сделать копии с необходимых документов и обсудить дело со своими адвокатами.

165. В-четвертых, Европейский Суд отмечает, что в период содержания под стражей заявитель имел возможность регулярно встречаться с адвокатом. У него было семь представителей, большинство из которых являлись практикующими адвокатами, и он встречался с ними 96 раз в период с декабря 2003 г. по октябрь 2005 г. Кроме того, заявитель сам являлся практикующим адвокатом.

166. Что касается условий в залах судебного заседания, власти Российской Федерации утверждали, что заявителю была предоставлена возможность разговаривать со своими адвокатами конфиденциально во время перерывов в слушаниях. Они указали, что заявитель использовал эту возможность за время разбирательства 43 раза. Заявитель не отреагировал на это утверждение. Неясно, насколько легко было заявителю разговаривать с адвокатами на месте, то есть во время слушаний. Однако этот вопрос крайне важен при данных обстоятельствах, так как заявитель как адвокат мог просить суд об отложении заседания, если он считал необходимым разговор с адвокатами наедине.

167. Наконец, Европейский Суд признает, что условия транспортировки в здание суда и обратно (см. упоминавшиеся выше выводы с точки зрения статьи 3 Конвенции) могли некоторым образом отразиться на его способности защищать самого себя (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Моисеев против Российской Федерации", см. также, с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Бербера, Мессеге и Хабардо против Испании", § 69). Однако сами по себе эти условия не создавали серьезного препятствия для защиты.

168. В итоге Европейский Суд, принимая во внимание разбирательство в целом, приходит к выводу о том, что заявитель имел возможность ознакомиться с материалами дела, подготовиться к суду и конфиденциально обсудить дело с адвокатами. Соответственно, по делу требования пункта 1 и подпунктов "b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции нарушены не были.

IV. Предполагаемое несоблюдение статьи 34 Конвенции

169. Заявитель утверждал, что 24 декабря 2003 г. администрация следственного изолятора оказывала на него давление в связи с его жалобой в Европейский Суд. По его мнению, это противоречило статье 34 Конвенции, которая предусматривает:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

A. Доводы сторон

170. Власти Российской Федерации утверждали, что права заявителя в части статьи 34 Конвенции не нарушались. Согласно пунктам 94-96 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов (утвержденных приказом N 148 Министерства юстиции от 12 мая 2000 г.) представители администрации должны ежедневно обходить камеры, чтобы заключенные могли подать жалобы и предложения. Далее жалобы передавались начальнику следственного изолятора, ответственному за их разрешение. Однако эти обычные посещения не фиксировались. Соответственно, власти Российской Федерации не могли указать, кто именно имел беседу с заявителем 24, 30 декабря 2003 г. и 5 января 2004 г. и по какому вопросу. Что касается причин перевода заявителя в другую камеру 30 декабря 2003 г., власти Российской Федерации утверждали, что он был связан с тем, что заявитель являлся бывшим сотрудником Федеральной службы безопасности Российской Федерации и, кроме того, страдал некоторыми хроническими заболеваниями.

171. Заявитель подтвердил, что на него было оказано давление со стороны администрации следственного изолятора в связи с его жалобой в Европейский Суд.

B. Анализ Европейского Суда

172. Европейский Суд напоминает, что особую важность для функционирования системы индивидуальных жалоб, установленной статьей 34 Конвенции, является возможность заявителей или потенциальных заявителей свободно общаться с Европейским Судом, не подвергаясь какой-либо форме давления со стороны властей для отзыва или изменения своих жалоб (см. Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), Reports 1996-IV, § 105, Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), Reports 1996-VI, § 105, и Постановление Европейского Суда от 25 мая 1998 г. по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), Reports 1998-III, § 159). В этом контексте "давление" включает не только прямое принуждение и очевидные действия по устрашению, но и другие ненадлежащие косвенные действия или контакты, призванные воспрепятствовать использованию конвенционного средства защиты или заставить отказаться от него.

173. Вопрос о том, составляли ли контакты властей и заявителя неприемлемую в значении статьи 34 Конвенции практику или нет, должен рассматриваться в свете конкретных обстоятельств дела. В этой связи необходимо учитывать уязвимость заявителя и его подверженность влиянию со стороны властей (см. Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrшkulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 130, ECHR 1999-IV). В ранее рассмотренных делах Европейский Суд принял во внимание уязвимое положение заявителей - сельских жителей и то, что фактически в Юго-Восточной Турции жалобы против властей могли вызывать реальные опасения репрессий, и установил, что опрос заявителей об их жалобах в Комиссию по правам человека составлял незаконное и недопустимое давление, которое препятствовало осуществлению права на обращение в Европейский Суд в нарушение упомянутой выше статьи 34 Конвенции (там же). Даже неформальные "беседы" с заявителем, не говоря уже об официальном допросе относительно страсбургского разбирательства, могут рассматриваться как форма устрашения (см. противоположный пример в Постановлении Большой Палаты по делу "Сысоева и другие против Латвии" (Sisojeva and Others v. Latvia), жалоба N 60654/00, §§ 117 и последующие, ECHR 2007-II).

174. В настоящем деле власти Российской Федерации отметили, что контакты между заявителем и представителем тюремной администрации могли иметь место; однако если это так, то они были неофициальными и, соответственно, не были зафиксированы. Европейский Суд не исключает того, что власти вступали в переговоры с заявителем в отношении причины подачи жалобы в Европейский Суд. Однако не каждое наведение справок властями о жалобе в Европейский Суд может рассматриваться как "запугивание". Европейский Суд подчеркивает, что статья 34 Конвенции не лишает государство-ответчика возможности принимать меры по улучшению положения заявителя или даже разрешать проблемы, послужившие основанием для страсбургского разбирательства. В результате контактов между заявителем и администрацией тюрьмы (если они имели место) он был переведен 30 декабря 2003 г. в другую камеру, где условия были несколько лучше. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может сделать вывод о том, что действия властей могут быть определены как "ненадлежащие". Из этого следует, что власти Российской Федерации не допустили несоблюдения своих обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции.

V. Применение статьи 41 Конвенции

175. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

176. Заявитель требовал 50 000 евро в качестве компенсации морального вреда. Власти Российской Федерации утверждали, что требуемая сумма компенсации является чрезмерной и что установление нарушения являлось бы достаточной компенсацией.

177. Европейский Суд находит, что длительное содержание под стражей в ужасающих условиях и условия, в которых он перевозился в суды и обратно, должны были причинить заявителю страдания, и он даже мог страдать физически в рассматриваемый период в результате таких условий. Далее, в результате задержки рассмотрения его жалобы на постановление о содержании под стражей он должен был претерпеть чувство разочарования. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 10 500 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму, и отклоняет остальную часть его требований по данному основанию.

B. Процентная ставка при просрочке платежей

178. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя с 1 по 30 декабря 2003 г.;

2) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя в период с 30 декабря 2003 г. по 8 октября 2004 г.;

3) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя в период с 8 октября 2004 г. по 29 апреля 2005 г.;

4) постановил: что требования статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя после 29 апреля 2005 г. нарушены не были;

5) постановил: что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий транспортировки заявителя в различные изоляторы и обратно в период с 1 декабря 2003 г. по 29 апреля 2005 г.;

6) постановил: что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части несвоевременного рассмотрения жалобы заявителя на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г.;

7) постановил: что требования пункта 4 статьи 5 Конвенции в части отсутствия заявителя в зале заседания суда кассационной инстанции 10 февраля 2004 г. нарушены не были;

8) постановил: что требования пункта 1 и подпунктов "b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции при уголовном разбирательстве против заявителя в контексте уголовного дела N 2/1 нарушены не были;

9) постановил: что власти Российской Федерации не допустили несоблюдение обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции;

10) постановил:

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 10 500 евро (десять тысяч пятьсот евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

11) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 16 декабря 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Серен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагается совпадающее особое мнение судей Ковлера и Малинверни.

Х. Л. Р. С.Н.

Совпадающее особое мнение судьи Ковлера, к которому присоединился судья Малинверни

Я согласен с выводами Европейского Суда о том, что 35-дневная задержка рассмотрения жалобы на постановление о содержании под стражей от 1 декабря 2003 г. была неразумно длительной и составляет нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

Однако я удовлетворен тем, что Европейский Суд уменьшил срок общей задержки в 72 дня, приняв во внимание тот факт, что за часть задержки явно несла ответственность защита, поскольку, как настаивали власти Российской Федерации, заявитель и его защитники подали четыре комплекта объяснений по жалобе, и два из них были направлены по неверному адресу.

В другом деле ("Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia), жалоба N 4493/04, §§ 98 и последующие, Постановление от 25 октября 2007 г.) Европейский Суд установил, что задержки в 40 и 67 дней составляли нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции, что касается кассационной стадии разбирательства. В настоящем деле Европейский Суд имел дело с "пограничной" ситуацией, поскольку 35-дневная задержка рассмотрения жалобы на постановление о содержании под стражей могла считаться разумной. Вместе с тем часть 11 статьи 108 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) Российской Федерации предусматривает, что судья кассационной инстанции должен вынести решение по жалобе на постановления о содержании под стражей в трехдневный срок с момента ее получения (см. § 101 Постановления). Таким образом, реальная проблема заключается в качестве примененного закона из-за крайне непродолжительных сроков, предусмотренных процессуальным законодательством.

Возможно, Европейский Суд мог принять во внимание довод, приведенный властями Российской Федерации, о том, что трехдневный срок, установленный УПК для рассмотрения жалоб на постановления о содержании под стражей, не применим в настоящем деле, поскольку Верховный Суд рассматривал не только законность содержания заявителя под стражей, но также другие доводы (см. § 138 Постановления). В этом случае статья 374 УПК предусматривает, что общая продолжительность рассмотрения жалобы не может превышать одного месяца с даты получения дела судом кассационной инстанции. Вновь возникают проблемы реалистичного характера сроков, предусмотренных национальным законодательством...

В любом случае ни один из сроков, предусмотренных национальным законодательством, в настоящем деле не был соблюден.