Постановление Европейского Суда по правам человека от 21 октября 2010 г. Дело "Гафоров (Gaforov) против Российской Федерации" (жалоба N 25404/09) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Гафоров (Gaforov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 25404/09)

Постановление Суда

Страсбург, 21 октября 2010 г.

По делу "Гафоров против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Андре Вампаша, Заместителя Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 30 сентября 2010 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 25404/09, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Таджикистана Абдуразоком Абдурахмоновичем Гафоровым (далее - заявитель) 15 мая 2009 г.

2. Интересы заявителя представляли Е. Рябинина и А. Гайтаев, адвокаты, практикующие в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. 15 мая 2009 г. председатель Первой Секции решил применить правило 39 Регламента Суда и указать властям Российской Федерации на то, что заявитель не должен быть выдан Таджикистану до дополнительного уведомления, а также решил применить правило 41 Регламента Суда и рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

4. 11 сентября 2009 г. председатель Первой Секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции, Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1973 году и проживал до задержания в г. Худжанде, Таджикистан. В настоящее время он проживает в г. Москве.

A. Уголовные дела в отношении заявителя в Таджикистане

6. В 2005 году заявитель лишился работы на телефонном узле в г. Худжанде и начал зарабатывать на жизнь, печатая различные тексты для заказчиков на своем компьютере, включая тезисы и извлечения из Корана.

7. В 2005 году в г. Худжанде были задержаны несколько лиц по подозрению в членстве в "Хизб ут-Тахрир" (далее - ХТ), международной исламской организации, запрещенной в России, Германии и некоторых республиках Средней Азии. Впоследствии заявителю стало известно, что некоторые задержанные дали в органах прокуратуры показания, согласно которым он являлся членом ХТ и печатал для нее различные материалы из Интернета. Заявитель отрицал свою принадлежность к ХТ.

8. 16 февраля 2006 г. прокуратура Согдийской области Таджикистана (далее - Согдийская прокуратура) возбудила уголовное дело в отношении заявителя по подозрению в членстве в экстремистской организации (часть 2 статьи 307 Уголовного кодекса Таджикистана (далее - УК Таджикистана)). В частности, заявитель подозревался в активном сотрудничестве с ХТ путем распечатки листовок и религиозной литературы для этой организации с целью их распространения. Делу был присвоен номер 9615.

9. 19 февраля 2006 г. Согдийская прокуратура санкционировала заключение заявителя под стражу. Вскоре после этого заявитель был задержан и помещен в подвал Министерства национальной безопасности (далее - МНБ). По утверждению заявителя, он содержался там около трех месяцев. Он систематически подвергался побоям, и его пытали с помощью электричества как минимум шесть раз. Он содержался в помещении, в котором не на что было лечь, ему не разрешали пользоваться туалетом в течение длительных периодов, и он не получал питания.

10. 6 мая 2006 г. прокуратура Бободжон-Гафуровского района (далее - Бободжон-Гафуровская прокуратура) возбудила еще одно уголовное дело в отношении заявителя в связи с его предполагаемой деятельностью в рамках ХТ. В частности, заявитель подозревался в тайном изучении экстремистской литературы, полученной от других членов ХТ; работе в интересах данной организации в качестве специалиста по информационным технологиям; распечатке листовок организации и иной литературы и тайном распространении данных материалов среди лиц, не являющихся членами организации; уплате организации членских взносов и обучении другого члена организации работе с персональным компьютером. В тот же день заявителю было предъявлено обвинение в принадлежности к преступной организации, запрещенной в связи с экстремистской деятельностью (часть 2 статьи 187 и статьи 307.2-3), возбуждении религиозной и иной вражды (часть 3 статьи 189) и публичных призывах к свержению конституционного строя и участии в экстремистской деятельности (статьи 307 и 307.1). Уголовное дело было объединено с делом N 9615, и ему был присвоен номер 9431.

11. По утверждению заявителя, в мае 2006 г. его и других заключенных забрали на строительную площадку зоны отдыха для сотрудников МНБ, где им было приказано копать, работая в согнутом состоянии. Когда они пытались выпрямиться, охранники жестоко избивали их.

12. 24 мая 2006 г., опасаясь дальнейших побоев, заявитель скрылся.

13. По утверждению заявителя, его родственники сообщили ему, что после его побега сотрудники правоохранительных органов пытали его сообвиняемых с целью узнать, куда он скрылся, и помогали ли они ему в осуществлении побега.

14. 25 мая 2006 г. Бободжон-Гафуровская прокуратура возбудила в отношении заявителя уголовное дело в связи с побегом из-под стражи. В постановлении было указано, что 24 мая 2006 г., "находясь под стражей на дачном участке, принадлежащем МНБ", заявитель скрылся в неизвестном направлении.

15. В неустановленную дату уголовное дело в отношении заявителя, связанное с его предполагаемой деятельностью в рамках ХТ, было передано в Бободжон-Гафуровский районный суд Согдийской области.

16. Постановлением от 6 июня 2006 г. Бободжон-Гафуровский районный суд объявил заявителя в розыск и приостановил производство по уголовному делу до его задержания.

17. 9 июня 2006 г. Бободжон-Гафуровская прокуратура обвинила заявителя в побеге из-под стражи.

B. Прибытие заявителя в Россию

18. Представляется, что заявитель скрывался в Таджикистане до декабря 2006 г., когда он выехал в Киргизию. В неустановленную дату в мае 2007 г. заявитель прибыл в Россию.

C. Разбирательство по поводу выдачи

19. 5 августа 2008 г. заявитель был задержан в г. Москве как лицо, разыскиваемое властями Таджикистана.

20. 6 августа 2008 г. заместитель прокурора Нагатинского района допросил заявителя об обстоятельствах его прибытия в Россию. Согласно письменным объяснениям заявителя, в 2006 году власти Таджикистана возбудили в его отношении уголовное дело по подозрению в принадлежности к экстремистской организации. В течение примерно трех месяцев в 2006 году он содержался под стражей. В этот период его ежедневно забирали работать на строительной площадке, откуда он совершил побег. В 2007 году заявитель прибыл в Россию, чтобы избежать уголовного преследования и добыть средства к существованию. Он не обращался за предоставлением российского гражданства, статуса беженца или политического убежища. Протокол допроса содержит подпись заявителя. Как утверждает заявитель, объяснение было составлено российскими властями на основании материалов его уголовного дела, предоставленных таджикскими правоохранительными органами.

21. 11 сентября 2008 г. Генеральная прокуратура Таджикистана (далее - ГПТ) направила в Генеральную прокуратуру Российской Федерации требование о выдаче заявителя Таджикистану в связи с обвинениями, касавшимися его членства в ХТ. В письме было указано, что заявитель будет судим только по обвинениям, указанным в требовании о выдаче, и что он не будет выдан третьей стране без согласия российских властей.

22. 5 декабря 2008 г. ГПТ направила российским коллегам дополнительное требование о выдаче заявителя в связи с обвинением в побеге из-под стражи.

23. Письмом от 19 декабря 2008 г. адвокат заявителя сообщил Генеральной прокуратуре Российской Федерации, что заявитель намеревался оспорить в суде отказ в предоставлении ему статуса беженца (см. ниже), и просил принять этот факт во внимание при рассмотрении вопроса о выдаче.

1. Решение о выдаче заявителя

24. 30 декабря 2008 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации принял решение о выдаче заявителя Таджикистану. Решение в соответствующих частях предусматривало:

"...Гафоров обвиняется в активном участии в 2002-2006 годах в деятельности преступной организации "Хизб-ут-Тахрир аль-Ислам", имеющей целью насильственный захват власти в государстве и свержение конституционного строя, которая запрещена на территории Таджикистана решением суда...

Действия [заявителя] наказуемы по российскому уголовному законодательству и соответствуют статье 210 Уголовного кодекса Российской Федерации (участие в преступной организации); статье 278 (действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя); статье 280 (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности с использованием средств массовой информации); пункту "в" части 2 статьи 282 (действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства, совершенные с использованием средств массовой информации организованной группой); части 2 статьи 282 (участие в экстремистском сообществе)*  (* По-видимому, имеется в виду статья 282.1 (прим. переводчика).); части 2 статьи 282 (участие в организации, запрещенной судебным решением по причине ведения ею экстремисткой деятельности)*  (* По-видимому, имеется в виду статья 282.2 (прим. переводчика).); части 1 статьи 205 (финансирование терроризма)*  (* По-видимому, имеется в виду статья 205.1 (прим. переводчика).). Вышеупомянутые преступления караются наказанием в виде лишения свободы на срок свыше одного года. Сроки давности уголовного преследования [заявителя], в соответствии с российским и таджикским законодательством, не истекли...

[Заявитель] обвиняется в побеге из-под стражи... 24 мая 2006 г...

Действия [заявителя] соответствуют части 1 статьи 313 Уголовного кодекса Российской Федерации (побег из-под стражи, совершенный лицом, находящимся в предварительном заключении), предусматривающей наказание в виде лишения свободы на срок более одного года. Сроки давности уголовного преследования [заявителя], в соответствии с российским и таджикским законодательством, не истекли".

25. Наконец, в решении было указано, что согласно информации, предоставленной Федеральной миграционной службой (далее - ФМС), заявитель не получил российское гражданство и что отсутствовали иные основания для отказа в его выдаче Таджикистану.

26. 21 января 2009 г. заявитель обжаловал решение от 30 декабря 2008 г., утверждая, что он подвергнется пытке в нарушение статьи 3 Конвенции в случае выдачи. Он утверждал, в частности, что подробно описал обращение, которому он подвергался во время содержания под стражей в Таджикистане, и что Генеральная прокуратура Российской Федерации не учла эти объяснения и относимые материалы международных неправительственных организаций, демонстрирующие, что таджикские правоохранительные органы систематически подвергают заключенных пытке. Заявитель также утверждал, что власти Таджикистана не могли предоставить эффективные гарантии против угрозы жестокого обращения и несправедливого судебного разбирательства. Наконец, он указывал, что решение о выдаче было принято без учета того, что его ходатайство о предоставлении убежища не было рассмотрено.

27. Письмом от 10 февраля 2009 г. ГПТ гарантировала своим российским коллегам, что заявитель не будет преследоваться по политическим, этническим, языковым, расовым или религиозным основаниям и что он не будет подвергнут пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию в случае выдачи. В письме также отмечалось, что 11 марта 2008 г. Верховный суд Таджикистана признал ХТ террористической организацией и запретил ее деятельность на территории Таджикистана.

2. Разбирательство в Московском городском суде

28. На заседании 16 февраля 2009 г. Московский городской суд (далее - городской суд) рассмотрел жалобу заявителя на решение о его выдаче Таджикистану.

29. В соответствии с протоколом заседания, заявитель сообщил суду, что после его задержания в 2006 году в Таджикистане он подвергался жестоким побоям и его шесть раз пытали с помощью электричества, чтобы добиться признания в том, что он был участником ХТ. Он содержался в подвале МНБ около трех месяцев. В этот период его систематически избивали и оскорбляли и он мог пользоваться туалетом лишь дважды в день. В период содержания под стражей его забирали на строительную площадку зоны отдыха МНБ. Там он и другие лица, находившиеся под стражей, выполняли работы по закладке фундамента спортивного центра; им также приказывали скашивать траву. Заявитель и другие лица, находившиеся под стражей, систематически подвергались побоям. Не перенеся побоев и отсутствия пищи, заявитель скрылся. Заявитель также подчеркнул, что он опасался возвращения в Таджикистан, поскольку после его побега несколько сотрудников МНБ угрожали его семье. Они предположительно сообщили членам его семьи, что если заявитель будет пойман, его лишат жизни. Сотрудник МНБ, который избивал заявителя и находился на дежурстве в день его побега, предположительно сказал сестре заявителя, что если он отправится в тюрьму из-за заявителя, после освобождения он убьет всю его семью.

30. На заседании адвокат заявителя также сообщил, что содержание его клиента под стражей было незаконным, поскольку власти не продлевали его срок надлежащим образом в нарушение Уголовно-процессуального кодекса (далее - УПК) и решений Конституционного Суда.

31. Заслушав заявителя и его адвоката и удовлетворив их ходатайство о приобщении к материалам дела докладов различных неправительственных и международных организаций о ситуации с пытками в Таджикистане, городской суд отложил разбирательство по жалобе до завершения разбирательства, касающегося предоставления заявителю убежища.

32. Направленным по факсу письмом от 25 февраля 2009 г. городской суд сообщил Министерству иностранных дел Российской Федерации (далее - МИД) о деле заявителя и его утверждениях об угрозе жестокого обращения в случае его выдачи Таджикистану. Городской суд просил МИД представить свою позицию и оказать суду содействие в получении информации от Министерства иностранных дел Таджикистана по вопросам, затронутым заявителем.

33. Письмом от той же даты городской суд просил Министерство иностранных дел Таджикистана представить свою позицию и любую относимую информацию в связи с утверждениями заявителя об угрозе пытки и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в случае выдачи Таджикистану, а также проверить эти утверждения через компетентные органы государства.

34. 13 марта 2009 г. МИД ответило городскому суду, что Таджикистан присоединился почти ко всем международным документам, касающимся защите прав человека и что тем самым он подтвердил свою решимость построить демократическое и светское государство, основанное на верховенстве права. Была создана должность уполномоченного по правам человека. МИД не располагало информацией, свидетельствующей о том, что "гражданские права заявителя будут нарушены в случае его выдачи". Представляется, что Министерство иностранных дел Таджикистана не ответило на запрос городского суда.

3. Решение городского суда от 20 апреля 2009 г.

35. 20 апреля 2009 г. городской суд рассмотрел жалобу заявителя на решение от 30 декабря 2008 г. Заявитель и его адвокат участвовали в заседании.

36. В соответствии с протоколом заседания, заявитель повторил в суде свои объяснения о предполагаемых пытках во время содержания под стражей в Таджикистане. Он утверждал, что имевшие место ранее пытки и угрозы членам его семьи подтверждали наличие для него угрозы вновь подвергнуться такому обращению, если решение о выдаче будет оставлено без изменения. Адвокат заявителя просил суд освободить заявителя, подчеркивая, что он содержался под стражей в течение длительного периода, и срок его содержания под стражей не продлевался вопреки ясным указаниям Конституционного Суда в этом отношении.

37. Городской суд отклонил жалобу заявителя. Решение в соответствующей части предусматривало следующее:

"Гафорову предъявлено обвинение в активном участии в период с августа 2002 г. по февраль 2006 г. в Согдийской области Республики Таджикистан в преступной организации "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами", созданной с целью насильственного захвата власти и свержения конституционного строя, которая была запрещена судом на территории Республики Таджикистан в связи с ее экстремистской деятельностью; [заявителю] также предъявлено обвинение в финансировании вышеуказанной организации. В течение соответствующего периода времени, будучи участником этой организованной группы и используя средства массовой информации, [заявитель] распространял материалы, содержащие публичные призывы к насильственной смене существующего государственного строя с целью взятия под контроль территории Республики Таджикистан и захвата власти. [Заявитель] привлекал граждан в экстремистскую организацию с целью свержения конституционного строя Республики Таджикистан; выступал с публичными призывами к участию в экстремистской деятельности; распространял листовки и другие печатные материалы с целью возбуждения национальной, расовой... религиозной розни, унижения достоинства, пропаганды превосходства определенных граждан на основе их религиозных... убеждений и установления исламского государства "Халифат" на территории Республики Таджикистан.

Действия [заявителя] предусмотрены российским уголовным законодательством и соответствуют части 2 статьи 210 [Уголовного кодекса Российской Федерации] (участие в преступной организации); статье 278 (действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя); части 2 статьи 280 (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности с использованием средств массовой информации); пункту "в" части 2 статьи 282 (действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства, совершенные с использованием средств массовой информации организованной группой); части 2 статьи 282.1 (участие в экстремистском сообществе); части 2 статьи 282.2 (участие в организации, запрещенной вступившим в силу судебным решением по причине ведения ею экстремисткой деятельности); и части 1 статьи 205.1 (финансирование терроризма). Вышеупомянутые преступления влекут наказание в виде лишения свободы на срок более одного года. Сроки давности уголовного преследования [заявителя] по российскому и таджикскому законодательству не истекли...

Кроме того... [заявителю] предъявлено обвинение в побеге из-под стражи... 24 мая 2006 г...

Вышеуказанные действия [заявителя] наказуемы на основании части 1 статьи 313 Уголовного кодекса Российской Федерации (побег из-под стражи, совершенный лицом, находящимся в предварительном заключении), которая предусматривает наказание в виде лишения свободы сроком более одного года. Сроки давности уголовного преследования [заявителя] по российскому и таджикскому законодательству не истекли...

Решение Генерального прокурора Российской Федерации*  (* Как следует из § 24 настоящего Постановления, решение было принято заместителем Генерального прокурора (прим. переводчика).) от 30 декабря 2008 г. является законным и обоснованным.

Из информации, представленной ФМС России [Федеральной миграционной службой] и ее управлением по г. Москве, следует, что [заявитель] не получил российское гражданство и не обращался за его получением в порядке, установленном законом.

В судебном заседании [заявитель] пояснил, что не обращался за российским гражданством; он был задержан в России как лицо, находящееся в международном розыске... [он] не обращался за получением статуса беженца до его задержания, поскольку считал, что не получит его, будучи лицом, находящимся в розыске; он не являлся беженцем, не преследовался и не преследуется на территории Республики Таджикистан по политическим или иным основаниям, за исключением его уголовного преследования; он добровольно покинул место своего жительства, совершив побег из-под стражи - [факт], подтверждающий, что [заявитель] умышленно скрывался на территории Российской Федерации от таджикских правоохранительных органов.

Таким образом, отсутствуют основания, предусмотренные международными договорами или законодательством Российской Федерации, которые препятствовали бы выдаче [заявителя]...

Суд рассмотрел и отклонил доводы [заявителя], поддержанные его адвокатом... со ссылкой на заключение от 13 марта 2009 г. специалиста Рябининой и материалы, подтверждающие, по их мнению, что он не должен быть выдан Таджикистану по причине возможного преследования там. Вместе с тем, обратившись в ФМС после его задержания на основании международного ордера, сам [заявитель] пояснил, что он опасался выдачи Таджикистану по причине возможного осуждения и назначения ему длительного срока лишения свободы.

Однако суд полагает, что отсутствует обоснованное опасение того, что [заявитель] станет жертвой преследования в Таджикистане, в соответствии с подпунктом 1 пункта 1 статьи 1 Закона "О беженцах". Следовательно, он не отвечал критериям для предоставления статуса беженца, поскольку беженцем может быть признано лишь лицо, которое не является гражданином Российской Федерации и которое в силу вполне обоснованных опасений стать жертвой преследований по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений находится вне страны своей гражданской принадлежности и не может пользоваться защитой этой страны вследствие таких опасений.

Далее, принимающее государство предоставило гарантию того, что [заявитель] будет преследоваться только за преступления, в связи с которыми ему предъявлено обвинение. Кроме того, Республика Таджикистан присоединилась почти ко всем международным юридическим документам в сфере прав человека, тем самым подтвердив свое намерение построить светское демократическое государство, основанное на верховенстве права; там учреждена должность уполномоченного по правам человека.

Вопрос виновности [заявителя] в преступлениях, в связи с которыми [власти Таджикистана] ходатайствуют о его выдаче, может быть разрешен только судом запрашивающего государства, рассматривающим по существу уголовное дело в его отношении. Следовательно, доводы [заявителя] и его адвоката, согласно которым он невиновен, и обвинения против него сфабрикованы, не могут быть предметом рассмотрения в рамках настоящего разбирательства".

38. Решение городского суда не затрагивало вопроса содержания заявителя под стражей.

39. 21 апреля 2009 г. заявитель обжаловал решение в Верховный Суд Российской Федерации (далее - Верховный Суд), утверждая, что городской суд не принял во внимание его доводы, подтвержденные материалами различных неправительственных организаций, согласно которым в случае выдачи он будет подвергнут пытке. Он также подчеркивал, что городской суд не учел, что на момент рассмотрения дела не была завершена процедура обжалования решения ФМС об отказе в признании его беженцем.

40. 8 июня 2009 г. заявитель подал в Верховный Суд дополнительную кассационную жалобу, утверждая, что городской суд не дал оценки заключению Рябининой и материалам различных неправительственных организаций, свидетельствующим о наличии в Таджикистане системной проблемы пыток, ограничившись рассмотрением письма МИД, которое лишь предусматривало, что "отсутствуют признаки того, что гражданские права [заявителя] будут нарушены в случае его выдачи". Он подчеркнул, что городской суд смешал угрозу пытки с угрозой уголовного преследования, в то время как позиция заявителя в этом отношении была однозначна: он опасался выдачи Таджикистану, поскольку уже подвергался там пытке, и в связи с этим он выехал в Россию. Вывод городского суда о том, что он добровольно покинул Таджикистан, противоречил тому факту, что заявитель совершил побег из-под стражи. Наконец, городской суд вышел за пределы своих полномочий, установив, что заявитель не отвечал критериям для предоставления статуса беженца, поскольку рассмотрение этого вопроса относилось к компетенции судов по гражданским делам.

4. Определение Верховного Суда от 8 июня 2009 г.

41. 8 июня 2009 г. Верховный Суд Российской Федерации рассмотрел жалобу заявителя на решение городского суда. Адвокат заявителя участвовал в заседании, а заявитель не присутствовал. На заседании адвокат заявителя обратился к Верховному Суду с письменным ходатайством об освобождении. Он утверждал, что его содержание под стражей в отсутствие судебного решения вышло за рамки двухмесячного срока, установленного статьей 109 УПК. В этой связи он сослался на статью 466 УПК, определения Конституционного Суда N 101-О и 333-O-П (см. ниже) и на тот факт, что последнее судебное решение о заключении его под стражу было принято 16 сентября 2008 г. Он также отмечал, что Бабушкинский районный суд и Московский городской суд отказались рассматривать его жалобы на содержание под стражей.

42. Определением от той же даты Верховный Суд отклонил жалобу, воспроизведя текст решения от 20 апреля 2009 г. Определение Верховного Суда не затрагивало вопрос содержания заявителя под стражей.

D. Разбирательство о предоставлении убежища

43. 23 октября 2008 г. заявитель обратился с ходатайством в Управление Федеральной миграционной службы по г. Москве (далее - УФМС по г. Москве), утверждая, что не может вернуться в Таджикистан, где он подвергался жестокому обращению. В частности, он утверждал, что в феврале 2006 г. он был задержан сотрудниками правоохранительных органов, которые пытали его с помощью электричества и жестоко избивали его. Через два дня он был передан МНБ, где содержался в сыром подвале с восемью другими лицами. Его не кормили, и он мог пользоваться туалетом всего два раза в день. Заявитель и другие заключенные систематически подвергались побоям с целью добиться признательных показаний об их принадлежности к ХТ, и в конечном счете они были вынуждены дать такие показания из-за побоев. Сотрудники МНБ заставляли заявителя и лиц, которые содержались под стражей вместе с ним, работать на их строительной площадке и избивали их, если они не работали надлежащим образом. В мае 2006 г. он совершил побег со строительной площадки, поскольку больше не мог терпеть насилие.

44. В беседе с сотрудником УФМС по г. Москве 28 ноября 2008 г. заявитель повторил и подтвердил свои предыдущие объяснения.

45. 15 декабря 2008 г. УФМС по г. Москве отказало заявителю в предоставлении убежища, придя к выводу, что его ходатайство было обусловлено страхом того, что он будет приговорен к длительному сроку лишения свободы в случае выдачи. Также было отмечено, что во время опроса сотрудниками ФМС заявитель утверждал, что он был незаконно задержан правоохранительными органами Таджикистана и что он совершил побег из-под стражи по причине крайне жестокого обращения. ФМС пришла к выводу, что основания, на которые ссылался заявитель, не свидетельствовали о наличии обоснованных опасений преследования в стране его проживания.

46. 13 января 2009 г. заявитель оспорил в Замоскворецком районном суде г. Москвы (далее - Замоскворецкий районный суд) решение от 15 декабря 2008 г., утверждая, что власти Таджикистана преследовали его по религиозным мотивам в связи с его предполагаемой принадлежностью к ХТ, запрещенной религиозной организации. Ссылаясь на статью 3 Конвенции, он подчеркнул, что миграционная служба не приняла во внимание его последовательные и убедительные доводы, касающиеся жестокого обращения, которому он был подвергнут. Зная, что Гражданский процессуальный кодекс не содержит положений о транспортировке заключенных к месту проведения судебного заседания в порядке гражданского судопроизводства, заявитель не просил Замоскворецкий районный суд обеспечить его присутствие на заседании.

47. 7 апреля 2009 г. Замоскворецкий районный суд рассмотрел жалобу заявителя с участием его адвоката и отклонил ее. Заявитель не был доставлен в судебное заседание. Суд пришел к выводу, что УФМС по г. Москве, рассматривая ходатайство заявителя, получило от генеральных прокуратур Российской Федерации и Таджикистана материалы, касающиеся его уголовного преследования в Таджикистане. Данные государственные органы не подтвердили, что власти Таджикистана преследовали таджикских граждан в связи с их религиозными убеждениями, пытали их или бесчеловечно обращались с ними в связи с уголовными делами в их отношении. Хотя заявитель прибыл в Россию в мае 2007 г., он обратился за предоставлением убежища лишь после его задержания для обеспечения возможной выдачи. В итоге заявитель не представил убедительные доводы, демонстрирующие, что он испытывал обоснованные опасения подвергнуться в Таджикистане преследованию по признаку политических убеждений, расы, религии, гражданства или национальности, а обратился в миграционную службу исключительно в связи с уголовным делом в его отношении.

48. 20 апреля 2009 г. заявитель обжаловал решение от 7 апреля 2009 г., утверждая, что Замоскворецкий районный суд не принял во внимание его подробные и последовательные доводы, касающиеся жестокого обращения, которому он подвергался, находясь под стражей в Таджикистане, и его преследования по религиозным мотивам. Он также подчеркнул, что районный суд не учел ряд докладов учреждений ООН и неправительственных организаций, подтверждающих широкое распространение практики жестокого обращения с заключенными со стороны правоохранительных органов в Таджикистане.

49. 25 июня 2009 г. Московский городской суд отменил решение от 7 апреля 2009 г. и возвратил дело в суд первой инстанции на новое рассмотрение.

50. 10 сентября 2009 г. Замоскворецкий районный суд оставил без изменения решение миграционной службы об отказе в предоставлении заявителю убежища, почти полностью воспроизведя мотивировочную часть своего решения от 7 апреля 2009 г. Суд также отметил, что поскольку заявитель опасался лишь уголовного преследования и, следовательно, не имел права на предоставление убежища, его доводы, касающиеся угрозы жестокого обращения в Таджикистане в случае его выдачи и общей ситуации с правами человека в этой стране, не имеют значения.

51. Заявитель обжаловал решение. Ссылаясь на доклады различных неправительственных организаций, он подчеркивал, что проблема жестокого обращения с заключенными в Таджикистане сохраняется и что он опасался выдачи не только по причине общей ситуации в стране, но также с учетом его собственного опыта, связанного с жестоким обращением во время нахождения под контролем таджикских должностных лиц, которые преследовали его по религиозным мотивам. Однако районный суд отказался принимать во внимание эту информацию, ограничившись оценкой информации, представленной российскими властями.

52. 26 января 2010 г. сотрудники верховного комиссара ООН по делам беженцев (далее - ВКБ ООН) опросили заявителя в следственном изоляторе в связи с его заявлением о международной защите.

53. 28 января 2010 г. городской суд, проведя заседание с участием адвоката заявителя, оставил решение от 10 сентября 2009 г. без изменения. Определение городского суда в соответствующей части предусматривало:

"28 ноября 2008 г. гражданин Республики Таджикистан Гафоров, который содержится в ИЗ-77/4 в г. Москве, обратился за предоставлением статуса беженца.

В своей анкете и опросном листе [заявитель] указал на наличие реальной угрозы преследования со стороны сотрудников правоохранительных органов, которые задержали его в 2006 году в Худжанде и обвинили в принадлежности к ХТ. Кроме того, [заявитель] указал, что он опасался уголовного преследования и был подвергнут жестокому обращению, когда находился под стражей [в Таджикистане].

При принятии решения [УФМС по г. Москве] руководствовалось информацией, представленной Генеральной прокуратурой Российской Федерации, касающейся преследования [заявителя] таджикской прокуратурой по различным обвинениям в соответствии со статьями Уголовного кодекса Таджикистана.

В постановлении Бободжон-Гафуровской прокуратуры от 6 мая 2006 г., которым заявителю было предъявлено обвинение [в деятельности в рамках ХТ], отсутствуют признаки, свидетельствующие о преследовании [заявителя] по религиозным мотивам.

Из оспариваемого решения [УФМС по г. Москве] следует, что при его принятии данный орган руководствовался информацией, полученной от генеральных прокуратур [Российской Федерации] и Таджикистана.

При рассмотрении жалобы [заявителя] [районный] суд пришел к правильному выводу о том, что заявитель не ссылался на какие-либо гуманные побуждения, требующие предоставления ему временного убежища в Российской Федерации, такие как точные подробности, касающиеся его преследования властями Таджикистана, [и не заявлял], что его возвращение представляло реальную угрозу для его личной безопасности со стороны властей [Таджикистана]. Он не обосновал свое ходатайство о временном убежище ссылкой на состояние своего здоровья или потребность в медицинской помощи. Он также не представил доказательств того, что имелись препятствия для его возвращения в Таджикистан".

54. 8 февраля 2010 г. заявитель обратился в УФМС по г. Москве с ходатайством о предоставлении временного убежища. Результат данного обращения неизвестен.

55. 10 марта 2010 г. Управление ВКБ ООН сообщило адвокату заявителя, что оно рассмотрело заявление ее клиента о международной защите. В результате рассмотрения было установлено, что заявитель находится "за пределами страны, гражданином которой он является, в связи с обоснованными опасениями подвергнуться преследованию со стороны властей страны по мотивам приписываемых ему политических убеждений", что он "не может вернуться в Республику Таджикистан" и, следовательно, "имеет право на международную защиту на основании мандата ВКБ ООН".

E. Разбирательство по поводу содержания заявителя под стражей

1. Первое постановление о заключении под стражу

56. 7 августа 2008 г. Нагатинский районный суд г. Москвы санкционировал заключение заявителя под стражу для обеспечения возможной выдачи на основании статей 97, 99, 101 и 108 российского УПК и статьи 61 Конвенции "О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам" (далее - Минская конвенция, см. раздел "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления). Суд отметил, в частности, что заявителю было предъявлено обвинение на основании Уголовного кодекса Таджикистана в преступлении, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы, что он совершил побег из-под стражи, что он не имеет постоянного места жительства или регистрации в России и может, следовательно, вновь скрыться, чтобы избежать уголовного преследования. Суд, кроме того, указал, что необходимость заключения заявителя под стражу была также вызвана возможностью его выдачи Таджикистану, и что соответствующая процедура была начата на основании ходатайства властей Таджикистана в соответствии со статьей 61 Минской конвенции. В постановлении не был установлен срок содержания заявителя под стражей. В нем указывалось, что оно может быть обжаловано в Московский городской суд в течение трех дней с момента вынесения. Ничто не указывает на то, что заявитель обжаловал это постановление.

2. Второе постановление о заключении под стражу

57. 16 сентября 2008 г. Симоновский районный суд г. Москвы санкционировал заключение заявителя под стражу для обеспечения возможной выдачи, в соответствии с частью 1 статьи 466 УПК и статьей 60 Минской конвенции. Суд указал, что Генеральная прокуратура Российской Федерации осуществляет проверку материалов, касающихся выдачи заявителя, и не установлено оснований, препятствующих ей. 7 августа 2008 г. Нагатинский районный суд санкционировал заключение заявителя под стражу до получения формального требования о его выдаче на основании статьи 61 Минской конвенции. К моменту рассмотрения дела Симоновским районным судом это требование было получено. Заявитель обвинялся в побеге из-под стражи, преступлении, которое, в соответствии с Уголовным кодексом Таджикистана, наказывалось лишением свободы на срок более двух лет. Кроме того, заявитель скрывался, он не имел постоянного места жительства или работы в России и находился в международном розыске. Соответственно, ходатайства заявителя о применении меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, были необоснованными, и он должен был оставаться под стражей. В постановлении не был установлен срок содержания заявителя под стражей. В нем указывалось, что оно может быть обжаловано в Московский городской суд в течение трех дней с момента вынесения. Ничто не указывает на то, что заявитель обжаловал это постановление.

3. Жалобы заявителя на содержание под стражей

58. 21 января 2009 г. заявитель жаловался в Бабушкинский районный суд г. Москвы на то, что продолжительность его содержания под стражей в отсутствие судебного решения превысила двухмесячный срок, установленный статьей 109 УПК. Он ссылался на статью 466 УПК, определения Конституционного Суда N 101-О и 333-O-П (см. раздел "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления), а также на тот факт, что последнее судебное решение о заключении его под стражу было принято 16 сентября 2008 г. Он просил о немедленном освобождении.

59. 27 января 2009 г. Бабушкинский районный суд отклонил жалобу заявителя, установив, что он не исполнил формальные требования для обращения с заявлением в порядке гражданского судопроизводства, установленные Гражданским процессуальным кодексом. Заявителю было предложено устранить недостатки, и он был ознакомлен со своим правом обжаловать данное определение.

60. 14 сентября 2009 г. заявитель жаловался на содержание под стражей в Нагатинский районный суд. В частности, он утверждал, что последнее постановление суда, санкционирующее его заключение под стражу, было датировано 16 сентября 2008 г., и ни оно, ни предыдущее постановление от 7 августа 2008 г. не устанавливали срок содержания под стражей. В любом случае, с 16 сентября 2008 г. Нагатинская прокуратура не ходатайствовала перед судами о продлении срока его содержания под стражей в соответствии со статьей 109, в результате чего содержание под стражей стало незаконным по истечении двух санкционированных первоначально двухмесячных сроков; таким образом, из 13 месяцев, в течение которых заявитель находился под стражей, девять месяцев были проведены им под стражей незаконно. Далее, Бабушкинский районный суд отказал в рассмотрении жалобы заявителя на содержание под стражей, и городской суд также не принял во внимание его ходатайство об освобождении, поданное на заседании 20 апреля 2009 г. Руководствуясь пунктами 1 и 4 статьи 5 Конвенции, прецедентной практикой Европейского Суда, статьями 109 и 110 УПК и практикой Конституционного Суда, заявитель утверждал, что его содержание под стражей было незаконным, что он не располагал эффективным средством правовой защиты для его обжалования и что применимое законодательство не отвечало необходимым стандартам качества закона. Наконец, он утверждал, что рассмотрение вопроса о его выдаче было завершено 30 декабря 2008 г., и с этого момента не предпринималось никаких мер по его выдаче.

61. 21 сентября 2009 г. Нагатинский районный суд отказал в рассмотрении жалобы заявителя. Во-первых, он пришел к выводу, что заявитель не обжаловал постановление от 7 августа 2008 г. в установленные сроки. Что касается предполагаемого бездействия прокуратуры, заявитель мог обжаловать его, в соответствии со статьей 125 УПК, в Симоновский районный суд, к территориальной подсудности которого относился данный вопрос.

62. 21 октября 2009 г. заявитель обжаловал данное определение в Московский городской суд.

63. В ту же дату заявитель обратился с жалобой в Симоновский районный суд, повторив доводы, выдвинутые в жалобе от 14 сентября 2009 г.

64. Письмом от 29 октября 2009 г. Симоновский районный суд возвратил жалобу заявителя от 21 октября 2009 г., указав, что в Российской Федерации производство по уголовным делам осуществляется в соответствии с положениями УПК и что заявитель не ссылался в своей жалобе на какие-либо положения УПК.

65. 8 декабря 2009 г. заявитель обратился с жалобой на свое содержание под стражей в Генеральную прокуратуру, утверждая, что он содержался под стражей 16 месяцев и что содержание под стражей в течение 12 месяцев было незаконным, поскольку прокуратура не ходатайствовала перед судами о продлении его срока. Он также подчеркнул, что решение о его выдаче стало окончательным в июне 2009 г., после чего не принималось никаких мер по его выдаче.

66. 21 декабря 2009 г. Московский городской суд отклонил жалобу заявителя на определение от 21 сентября 2009 г. Он постановил, в частности, что заявитель мог обжаловать содержание под стражей в суд, к территориальной подсудности которого относился данный вопрос, или в вышестоящий суд.

67. 30 декабря 2009 г. Генеральная прокуратура ответила заявителю, что его содержание под стражей было санкционировано сначала Нагатинским, а затем Симоновским районными судами, в соответствии с частью 1 статьи 466 УПК. В соответствии со статьей 109 УПК, максимальный срок содержания под стражей лица, обвиняемого в совершении особо тяжких преступлений, составляет 18 месяцев. Генеральная прокуратура приняла решение о выдаче заявителя 30 декабря 2008 г., то есть в течение установленного срока. Продолжение содержания заявителя под стражей было обусловлено тем, что он обжаловал в суд решение о выдаче, а также решением Европейского Суда по правам человека о применении правила 39 Регламента Суда. Что касается постановления Верховного Суда от 29 октября 2009 г. (см. ниже), оно применялось лишь к лицам, в отношении которых российские власти решали вопрос о выдаче, а не к лицам, в отношении которых Генеральная прокуратура уже приняла решение о выдаче. По делу заявителя Генеральная прокуратура приняла решение о выдаче 30 декабря 2008 г., и это решение подлежало исполнению.

4. Письмо уполномоченного по правам человека

68. 22 января 2010 г. Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам человека*  (* По-видимому, имеется в виду уполномоченный по правам человека в Российской Федерации (прим. переводчика).) (далее - Уполномоченный по правам человека) обратился к Генеральному прокурору Российской Федерации, утверждая, в частности, что Европейский Суд по правам человека недавно установил нарушение статьи 5 Конвенции в связи с неудовлетворительным качеством закона в нескольких делах, касающихся лиц, содержащихся под стражей в ожидании выдачи. Однако практика содержания под стражей иностранных граждан без продления срока в нарушение применимого российского законодательства сохранялась. Уполномоченный по правам человека выразил мнение, что проблема заключалась в непоследовательной практике применения властями страны соответствующего законодательства, которая сохранялась даже после принятия определения Конституционного Суда N 101-O и постановления Верховного Суда N 22 (см. раздел "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления). Уполномоченный по правам человека сослался на дела Юлдашева, Исакова, Хайдарова и Султанова, находившиеся на рассмотрении Европейского Суда, в которых срок содержания заявителей под стражей в ожидании выдачи превысил максимальный срок в 18 месяцев, установленный статьей 109 УПК.

69. Уполномоченный по правам человека далее подчеркнул, что 18-месячный максимальный срок содержания заявителя под стражей истечет по настоящему делу 5 февраля 2010 г. и что суды страны дважды санкционировали его заключение под стражу, не устанавливая соответствующих сроков. Он также отметил, что власти Российской Федерации оправдывали содержание под стражей заявителей по вышеупомянутым делам тем фактом, что страсбургский суд указал им на основании правила 39 Регламента Суда на необходимость приостановить выдачу. Однако Регламент страсбургского суда не возлагал на государство-ответчика обязанность содержать под стражей лиц, чья выдача была приостановлена, в нарушение российского законодательства. Наконец, Уполномоченный по правам человека просил Генерального прокурора тщательно разобраться в ситуации лиц, упомянутых в письме, в частности, с точки зрения продления их содержания под стражей на неограниченный срок, а также дальнейшего усовершенствования законодательства и его правильного применения с целью предотвращения возможных нарушений Конвенции.

5. Ответ Генеральной прокуратуры

70. Письмом от 8 февраля 2010 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации ответил Уполномоченному по правам человека. Письмо в соответствующей части предусматривало следующее:

"....решения о выдаче заявителей по делам, упомянутым [в Вашем письме], были приняты в сроки, установленные статьей 109 УПК, законность данных решений была проверена судами, и данные решения подлежат исполнению. Освобождение вышеупомянутых лиц повлечет нарушение международных обязательств Российской Федерации, касающихся выдачи лиц для уголовного преследования.

Возможность применения положений УПК в отношении сроков содержания под стражей для обеспечения возможной выдачи была впервые упомянута в определении Конституционного Суда N 101-O... В своем определении... N 158-O Конституционный Суд указал, что в ранее вынесенном определении N 101-O он не определил и не мог определить конкретные положения УПК, регулирующие порядок и сроки содержания под стражей в целях дальнейшей выдачи... поскольку не имел полномочий для решения данного вопроса...

Верховный Суд сообщил в своих ответах от 9 августа и 6 октября 2008 г. на запросы Генерального прокурора о разъяснении, что при решении вопроса о порядке и сроках содержания под стражей в целях дальнейшей выдачи власти были обязаны применять положения УПК. Однако данный вопрос не рассматривался Пленумом Верховного Суда, и практика властей страны в этом отношении не исследовалась и не обобщалась.

До 29 октября 2009 г. отсутствовала единообразная судебная практика по данной категории дел в различных субъектах Российской Федерации. Некоторые судьи требовали продления сроков содержания под стражей, другие отказывали в продлении таких сроков, не считая это необходимым.

26 ноября 2009 г., после принятия Верховным Судом постановления N 22... Генеральная прокуратура направила в прокуратуры всех субъектов Российской Федерации информационное письмо, разъясняющее порядок продления сроков содержания под стражей лиц, в отношении которых решается вопрос о выдаче, и решение о выдаче не стало окончательным... В дальнейшем сроки содержания под стражей для обеспечения возможной выдачи регулируются статьей 467 УПК.

Продолжительность содержания под стражей Юлдашева, Исакова, Хайдарова, Султанова и [заявителя] Гафорова... на сегодняшний день обусловлена применением Европейским Судом правила 39 Регламента Суда до рассмотрения их дел [страсбургским судом]".

F. Освобождение заявителя

71. 23 апреля 2010 г. прокурор Бабушкинского района распорядился об освобождении заявителя из-под стражи, придя к выводу, что сроки содержания под стражей, предусмотренные статьей 109 УПК, истекли, и отсутствуют основания для продления срока содержания под стражей.

72. В ту же дату Бабушкинский районный суд отклонил ходатайство прокурора о помещении заявителя в центр содержания иностранных граждан ГУВД по г. Москве. Суд постановил, что лишь лица, обвиняемые в административных правонарушениях, могли содержаться в вышеуказанном центре и что максимальный срок содержания заявителя под стражей в любом случае истек, в соответствии со статьями 107-109 УПК.

73. Представляется, что заявитель вскоре был освобожден.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Уголовно-процессуальный кодекс (УПК)

74. Глава 13 УПК регулирует применение мер пресечения. Меры пресечения могут применяться к подозреваемому или обвиняемому при наличии оснований полагать, что данное лицо может скрыться, продолжить заниматься преступной деятельностью или угрожать свидетелям или воспрепятствовать производству по уголовному делу (статья 97). При разрешении вопроса о мере пресечения должны учитываться тяжесть совершенного преступления, сведения о личности обвиняемого (статья 99). Содержание под стражей является мерой пресечения, применяемой по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (часть 1 статьи 108). Ходатайство о заключении под стражу возбуждается прокурором (или следователем или дознавателем с предварительного одобрения прокурора)*  (* Точнее, такое ходатайство возбуждает "следователь с согласия руководителя следственного органа, а также дознаватель с согласия прокурора" (прим. переводчика).) (часть 3 статьи 108). Ходатайство подлежит рассмотрению судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня (часть 4 статьи 108). Постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение 3 суток со дня его вынесения (часть 11 статьи 108). Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев (часть 1 статьи 109), но этот срок может быть продлен до шести месяцев судьей районного суда или военным судом соответствующего уровня по ходатайству прокурора (или следователя или дознавателя с предварительного одобрения прокурора) (часть 2 статьи 109). В дальнейшем продление срока до 12 месяцев допускается по ходатайству следователя, одобренному прокурором Российской Федерации, только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжкого и особо тяжкого преступления или преступлений (часть 3 статьи 109)*  (* Продление срока содержания под стражей на срок до 12 месяцев регулируется частью 2 статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Часть 3 той же статьи регулирует продление срока содержания под стражей свыше 12 месяцев, которое допускается в исключительных случаях и только в отношении лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений (прим. переводчика).).

75. Глава 16 УПК устанавливает порядок обжалования решений и действий суда или должностных лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве. Действия или бездействие дознавателя милиции, следователя, прокурора или суда могут быть обжалованы "участниками уголовного судопроизводства" или "иными лицами, в той части, в которой [данные] действия и решения затрагивают их интересы" (статья 123). Эти действия или бездействие могут быть обжалованы прокурору (статья 124). Решения, принятые следователями милиции или прокуратуры или прокурорами об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении, или иные решения или бездействие, способные причинить ущерб правам "участников уголовного судопроизводства" либо "затрудняющие доступ граждан к правосудию", могут быть обжалованы в суд (статья 125).

76. В соответствии с частью 1 статьи 466, при получении от иностранного государства запроса о выдаче лица, если при этом не представлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, Генеральный прокурор или его заместитель в целях обеспечения возможности выдачи лица решает вопрос о необходимости избрания ему меры пресечения "в соответствии с установленным порядком". Если к запросу о выдаче лица прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении лица под стражу, то прокурор вправе подвергнуть это лицо домашнему аресту или заключить его под стражу без подтверждения указанного решения судом Российской Федерации (часть 2 статьи 466).

B. Закон о содержании под стражей

77. Закон о содержании под стражей*  (* Имеется в виду Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (прим. переводчика).) (N 103-ФЗ от 15 июля 1995 г.) регулирует порядок и определяет условия содержания под стражей лиц, которые, в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, задержаны по подозрению в совершении преступления; он также распространяется на лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу (статья 1). Подозреваемые и обвиняемые имеют право обращаться с жалобами в суд или иной орган по вопросу о законности и обоснованности их содержания под стражей (пункт 7 статьи 17).

C. Определения Конституционного Суда

1. Определение Конституционного Суда N 101-O от 4 апреля 2006 г.

78. Проверяя соответствие части 1 статьи 466 Уголовно-процессуального кодекса Конституции Российской Федерации, Конституционный Суд напомнил свой последовательный подход, согласно которому избыточное, неограниченное по продолжительности, произвольное и неконтролируемое содержание под стражей несовместимо со статьей 22 Конституции и пунктом 3 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах во всех делах, включая разбирательства о выдаче.

79. По мнению Конституционного Суда, гарантии права на свободу и личную неприкосновенность, предусмотренные статьей 22 и главой 2 Конституции, а также нормы права, содержащиеся в главе 13 УПК о мерах пресечения, полностью применимы при разрешении вопросов, связанных с содержанием под стражей лиц, в отношении которых рассматривается запрос иностранного государства об их выдаче для уголовного преследования. Соответственно, статья 466 Уголовно-процессуального кодекса не позволяет властям применять меру пресечения в виде заключения под стражу вне предусмотренного уголовно-процессуальным законодательством порядка и сверх установленных им сроков.

2. Определение Конституционного Суда N 158-O от 11 июля 2006 г. по ходатайству Генерального прокурора Российской Федерации об официальном разъяснении

80. Генеральный прокурор обратился в Конституционный Суд с ходатайством об официальном разъяснении определения N 101-O от 4 апреля 2006 г. (см. выше) с целью, в частности, получения ответа на вопрос, в каком порядке должно осуществляться продление сроков содержания под стражей лиц, к которым содержание под стражей как мера пресечения применено в целях обеспечения их возможной выдачи.

81. Конституционный Суд отклонил ходатайство, установив, что он не имеет полномочий по определению конкретных положений уголовного закона, регулирующих процедуру или сроки содержания лица под стражей с целью дальнейшей выдачи. Этот вопрос относится к компетенции судов общей юрисдикции.

3. Определение Конституционного Суда N 333-О-П от 1 марта 2007 г.

82. В этом определении Конституционный Суд напомнил, что статья 466 УПК не может быть истолкована как обеспечивающая возможность задержания лица на основании запроса иностранного государства о выдаче без соблюдения условий и сроков, предусмотренных в уголовно-процессуальном законодательстве.

D. Решения Верховного Суда

1. Решение от 14 февраля 2003 г.

83. Решением от 14 февраля 2003 г. Верховный Суд Российской Федерации удовлетворил заявление Генерального прокурора, признав ряд международных и региональных организаций, включая ХТ (также известную как Партия исламского освобождения), террористическими и запретив их деятельность на территории России. Он указал в отношении ХТ, что она имеет целью устранение неисламских правительств и установление "исламского правления во всемирном масштабе путем воссоздания всемирного исламского халифата", первоначально в регионах с преобладающим мусульманским населением, включая Россию и другие страны Содружества Независимых Государств.

2. Постановление N 1 от 10 февраля 2009 г.

84. В постановлении N 1, утвержденном Пленумом Верховного Суда Российской Федерации 10 февраля 2009 г. (далее - постановление от 10 февраля 2009 г.), Пленум дал судам ряд разъяснений относительно применения статьи 125 УПК. Пленум напомнил, что любой участник уголовного судопроизводства или иное лицо, чьи права и свободы затронуты действиями или бездействием органов следствия или прокуратуры в уголовном разбирательстве, вправе на основании статьи 125 УПК обжаловать решение об отказе в возбуждении или о прекращении уголовного дела. Пленум отметил, что в то время как в соответствии со статьей 125 также подлежат обжалованию постановления о возбуждении уголовного дела, об отказе в назначении защитника или о признании потерпевшим, лицо не вправе обжаловать на основании статьи 125 решение суда о применении залога, домашнего ареста и заключения под стражу. В постановлении подчеркивается, что суд, признав конкретное действие или бездействие незаконным или необоснованным, не вправе отменять обжалуемое решение или обязывать должностное лицо отменить его, но может лишь указать, что данное должностное лицо обязано устранить указанное нарушение. Если заинтересованный орган не исполняет указания суда, заявитель вправе обратиться в суд с жалобой на его бездействие, и в этих случаях суд может выносить частное определение (постановление) с целью привлечения внимания должностных лиц к данной ситуации. Наконец, в постановлении разъяснено, что постановление прокурора о помещении лица под домашний арест или о заключении его или ее под стражу для обеспечения возможной выдачи может быть обжаловано в суд на основании статьи 125 УПК.

3. Постановление N 22 от 29 октября 2009 г.

85. В постановлении N 22, утвержденном Пленумом Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 г. (далее - постановление от 29 октября 2009 г.), указано, что в соответствии с частью 1 статьи 466 УПК применение заключения под стражу к лицу, в отношении которого решается вопрос о его выдаче по запросу иностранного государства для уголовного преследования, если не представлено решение судебного органа этого государства об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, допускается лишь по судебному постановлению. Суд санкционирует заключение под стражу в данной ситуации, в соответствии со статьей 108 УПК, на основании ходатайства прокурора о применении меры пресечения в виде заключения под стражу. Принимая решение о применении меры пресечения в виде заключения под стражу, судье надлежит проверить фактические и правовые основания для избрания такой меры пресечения. Если к запросу о выдаче прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении такого лица под стражу, то прокурор вправе заключить его под стражу без подтверждения судом указанного решения (часть 2 статьи 466 УПК) на срок, не превышающий два месяца. Решение прокурора может быть обжаловано в суд, в соответствии со статьей 125 УПК. Продлевая срок содержания под стражей в отношении такого лица, суду необходимо руководствоваться положениями статьи 109 УПК.

III. Международные акты и иные документы

A. Совет Европы

86. Рекомендация N R (98) 13 Комитета министров Совета Европы государствам-участникам о праве искателей убежища, ходатайства которых отклонены, на эффективное средство правовой защиты против решений о высылке в контексте статьи 3 Конвенции о защите прав человека предусматривает следующее:

"Комитет министров...

Без ущерба для осуществления любого права искателей убежища, ходатайства которых отклонены, на обжалование отрицательного решения по их ходатайству о предоставлении убежища, которое рекомендуется, в частности, в Рекомендации Совета Европы N R (81) 16 Комитета министров, рекомендует правительствам государств-участников при применении их собственных процессуальных норм обеспечивать реализацию следующих гарантий в их законодательстве или практике:

1. Эффективное средство правовой защиты в национальном органе предоставляется каждому искателю убежища, ходатайство которого о предоставлении статуса беженца отклонено и который подлежит высылке в страну, в отношении которой это лицо представляет доказуемое утверждение о том, что он или она подвергнется пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.

2. При применении пункта 1 настоящей рекомендации средство правовой защиты в национальном органе считается эффективным, если...

2.2. этот орган обладает компетенцией для разрешения вопроса о наличии условий, предусмотренных статьей 3 Конвенции, и предоставления соответствующего возмещения...

2.4. исполнение решения о высылке приостанавливается до принятия решения в соответствии с пунктом 2.2".

87. Комиссар Совета Европы по правам человека издал Рекомендацию (CommDH (2001)19) от 19 сентября 2001 г. о правах иностранцев, желающих въехать в государство-участника Совета Европы, и исполнении решений о высылке, которая в соответствующей части предусматривает следующее:

"11. Важно, чтобы право на судебное средство правовой защиты в значении статьи 13 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод не только гарантировалось законом, но также обеспечивалось бы на практике, если лицо утверждает, что компетентные органы нарушают или могут нарушить права, гарантированные Европейской Конвенцией. Право на эффективное средство правовой защиты должно быть гарантировано каждому желающему оспорить постановление о выдворении или высылке. Оно должно иметь приостанавливающее действие по отношению к постановлению о высылке, по крайней мере, в тех случаях, когда предполагается нарушение статей 2 и 3 Европейской Конвенции".

88. Иные относимые документы см. в Постановлении Европейского Суда по делу "Гебремезин [Габермазин] против Франции" (Gebremedhin [Gaberamadhien] v. France), жалоба N 25389/05, §§ 36-38, ECHR 2007 V.

B. Конвенция СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 года (Минская конвенция)

89. При исполнении поручения об оказании правовой помощи, согласно Минской конвенции, сторонами которой являются Россия и Таджикистан, запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны (пункт 1 статьи 8).

90. По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением случаев, когда выдача не может быть произведена (статья 60).

91. Лицо, выдача которого требуется, по ходатайству может быть взято под стражу и до получения требования о выдаче. В ходатайстве должны содержаться ссылка на постановление о взятии под стражу и указание на то, что требование о выдаче будет представлено дополнительно (пункт 1 статьи 61). О взятии под стражу или задержании до получения требования о выдаче необходимо немедленно уведомить другую Договаривающуюся Сторону (пункт 3 статьи 61).

92. Лицо, взятое под стражу, согласно пункту 1 статьи 61 Минской конвенции, должно быть освобождено, если требование о выдаче со всеми приложенными к нему документами не будет получено запрашиваемой Договаривающейся Стороной в течение 40 дней со дня взятия под стражу (пункт 1 статьи 62).

C. Доклады о Таджикистане

93. Выводы и рекомендации о Таджикистане, изданные Комитетом ООН против пыток 7 декабря 2006 г. (CAT/C/TJK/CO/1), указывают на следующие проблемы в сфере прав человека, существующие в этой стране:

"Определение пыток в национальном законодательстве... не полностью соответствует определению, содержащемуся в статье 1 Конвенции, особенно что касается целей применения пыток и его распространения на всех должностных лиц государства и других лиц, действующих в официальном качестве...

Поступают многочисленные сведения о широком распространении регулярного применения пыток и жестокого обращения со стороны правоохранительных и следственных органов, в частности для получения признаний и использования их в ходе уголовного преследования. Кроме того, не принимаются профилактические меры для обеспечения эффективной защиты всех членов общества от пыток и жестокого обращения...

Комитет также озабочен следующим:

(a) отсутствие в законе обязанности регистрировать лиц сразу после лишения их свободы, в том числе до официального задержания и предъявления обвинения, отсутствие оформленных протоколов задержания и заключения под стражу и отсутствие регулярных и независимых медицинских осмотров;

(b) многочисленные и постоянные сообщения о воспрепятствовании доступу к помощи защитника, независимой медицинской экспертизе и контактам с родственниками сразу же после задержания в соответствии с действующим законодательством и существующей практикой, которые допускают отсрочку до регистрации задержания и ставят доступ в зависимость от разрешения или ходатайства должностных лиц;

(c) сообщения о незаконном ограничении доступа защитников, врачей и членов семьи со стороны государственных представителей не расследуются и виновные не несут надлежащего наказания;

(d) отсутствие основных гарантий для обеспечения судебного надзора над заключением под стражу, поскольку прокуратура также вправе осуществлять такой контроль;

(e) широкое распространение практики предварительного заключения, продолжительность которого может достигать 15 месяцев; и

(f) большое количество случаев гибели лиц, содержащихся под стражей...

Постоянно поступают достоверные сведения о частом использовании методов допроса, запрещенных Конвенцией, должностными лицами правоохранительных и следственных органов...

Имеются сообщения об отсутствии систематического обследования всех мест содержания под стражей национальными или международными наблюдательными организациями и о том, что регулярный в отсутствие уведомления доступ к таким местам запрещен".

94. Доклад организации "Международная амнистия" "Ситуация в сфере прав человека в мире", изданный в 2007 году, в соответствующей части предусматривает следующее:

"...Имеются постоянные сообщения о незаконных задержаниях и широком распространении регулярных пыток или иного жестокого обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов, из которых несколько были приговорены к лишению свободы...

Садулло Маруфов, член партии исламского возрождения (ПИВ), скончался во время нахождения под стражей в милиции в мае, после того, как он был задержан для допроса сотрудниками правоохранительных органов в Исфаре. Первоначально сотрудники милиции утверждали, что он совершил самоубийство, выбросившись из окна на третьем этаже. ПИВ утверждала, что акт вскрытия тела свидетельствовал о том, что он подвергался побоям и жестокому обращению, и предположила, что он был вытолкнут из окна. Генеральная прокуратура впоследствии заявила, что после расследования три сотрудника милиции были заключены под стражу".

95. В своем "Всемирном докладе за 2008 год - Таджикистан" от 31 января 2008 г. организация "Хьюман райтс уотч" сообщила следующее:

"Ситуация с правами человека в Таджикистане продолжает характеризоваться отсутствием доступа к правосудию, нарушением принципов надлежащего ведения процесса, содержанием под стражей без связей с внешним миром и жестоким обращением во время содержания под стражей. Правительство вмешивается в деятельность оппозиционных политических партий. Усилилось давление со стороны правительства на нетрадиционные религиозные группы и мусульманские группы, обладающие независимостью от контролируемых государством религиозных органов...

Пытка и жестокое обращение в местах содержания под стражей

Правозащитные организации и адвокаты продолжают получать сообщения о произвольных задержаниях, нарушениях порядка заключения под стражу и стандартов справедливого суда, а также заслуживающие доверия, серьезные утверждения о жестоком обращении и пытках в местах содержания под стражей. С угрозами и притеснениями сталкиваются и сами адвокаты, когда проявляют настойчивость в отстаивании интересов подзащитного.

Таджикистан не изменил закон о пытках для его полного соответствия рекомендациям Комитета ООН против пыток, которые были даны стране в декабре 2006 г. Сотрудникам правоохранительных органов могут предъявляться обвинения в "злоупотреблении должностными полномочиями" (статья 314 Уголовного кодекса), но не в пытке. Национальное законодательство не запрещает использование на суде доказательств, полученных с помощью пыток.

Безнаказанность за жестокое обращение при содержании под стражей остается широко распространенной. Однако в 2007 году имели место по крайней мере два случая преследования сотрудников правоохранительных органов за жестокое обращение. В апреле лейтенант милиции Нурулло Абдуллоев был приговорен к семи годам лишения свободы судом в Кулябе за незаконное заключение под стражу и жестокое обращение с двумя заключенными. В другом деле в апреле двое сотрудников милиции были приговорены к двум годам лишения свободы за побои и пытку электрошоком 15-летнего мальчика в столице Душанбе. Все трое были осуждены на основании статьи 314...

Меры, принимаемые в рамках борьбы с терроризмом и экстремизмом

В 2007 году правоохранительные органы продолжали задерживать граждан лишь потому, что они обвинялись в хранении листок "Хизб ут-Тахрир", запрещенной исламской организации, и, по крайней мере, три предполагаемых участника "Хизб ут-Тахрир" были приговорены к более чем 10 годам лишения свободы за "возбуждение национальной и религиозной вражды" и "участие в экстремистских организациях". Впервые за членство в "Хизб-ут-Тахрир" был осужден несовершеннолетний: восемь лет лишения свободы получил 17-летний Муминбек Мамедов.

В январе Верховный суд запретил еще 10 организаций, включая Исламское движение Туркестана, в качестве "экстремистских". В августе небольшая исламистская группа "Мавлави" была запрещена в связи с проведением "несанкционированных собраний".

Продолжаются аресты граждан Узбекистана и Таджикистана, подозреваемых в причастности к Исламскому движению Узбекистана. В таких политизированных делах с террористическим контекстом обвиняемым нередко не обеспечиваются процессуальные гарантии и право на справедливый суд; как правило, в период содержания под стражей они подвергаются бесчеловечному обращению...

В ходе апрельского визита в Таджикистан Верховный комиссар ООН по правам человека Луиза Арбур призвала правительство обеспечить доступ к правосудию и открыть места содержания под стражей для посещений местными и международными наблюдателями, включая Международный комитет Красного Креста. Специальный докладчик ООН по свободе религии Асма Джахангир по итогам посещения Таджикистана в феврале отметила, что религиозные общины и отдельные лица сталкиваются с "проблемами", и подчеркнула важность обеспечения правительством того, чтобы "особенно уязвимые лица" были защищены от "притеснений со стороны прикрывающихся религией негосударственных субъектов".

В марте Комитет ООН по правам человека принял решения по двум жалобам на нарушения со стороны таджикских властей. Комитет признал, что в деле "Ашуров против Таджикистана" (Ashurov v. Tajikistan) и в деле "Каримов и Нурсатов против Таджикистана" (Karimov and Nursatov v. Tajikistan) потерпевшие были подвергнуты пыткам и несправедливому суду. Комитет настоятельно призвал власти Таджикистана обеспечить заявителям эффективные средства правовой защиты, включая компенсацию, а применительно к Ашурову - принять меры к его немедленному освобождению. На момент подготовки настоящего доклада решения Комитета исполнены не были".

96. В своем ежемесячном докладе от ноября 2008 г. Бюро по правам человека и верховенству права, неправительственная организация, учрежденная в Таджикистане, сообщила следующую информацию о ситуации с пытками в местах содержания под стражей в этой стране:

"В Таджикистане лишь 2% потерпевших от пыток могут доказать этот факт и добиться наказания преступников... Это заключение основано на выводах исследования практики жестокого обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов при задержании и в период предварительного следствия, поведенного Лигой юристов и общественным фондом "Панорама". Опросив потерпевших, исследователи пришли к следующим выводам.

Заключенные сообщили, что они подвергались следующим методам жестокого обращения: психологическое давление - 24%; побои руками, ногами и резиновой дубинкой по различным частям тела - 32,5%; угрозы физическим насилием - 12,5%. 32% потерпевших заявили, что они одновременно подвергались различным формам пыток, в частности, посредством электричества, угроз и побоев.

57% потерпевших от пытки и жестокого обращения страдали психологическим расстройством, каждый третий опрошенный получил телесные повреждения. 3% потерпевших от пытки или жестокого обращения получили тяжкие телесные повреждения. Имели место смертельные случаи [среди лиц, опрошенных исследователями]. В местах содержания под стражей совершается подозрительно много самоубийств.

Исследование показало, что преступники в большинстве случаев оставались безнаказанными. Главная причина этого заключалась в том, что большинство потерпевших от пытки не жаловались в правоохранительные органы. Лишь 24% [опрошенных] обращались с такими жалобами. Основными причинами отказа от обращения с жалобами являлись опасения репрессий (44,5%), недоверие к сотрудникам правоохранительных органов (29%), незнание соответствующего порядка (6,7%)..."

97. Глава о Таджикистане Всемирного доклада организации "Хьюман райтс уотч", изданного в январе 2009 г., в соответствующей части предусматривает следующее:

"Меры, принимаемые в рамках борьбы с терроризмом и экстремизмом

По заявлению генерального прокурора Верховный суд Таджикистана признал экстремистской организацией "Хизб ут-Тахрир", группу, выступающую мирными средствами за воссоздание халифата, или исламского государства. Власти продолжают задерживать предполагаемых членов "Хизб ут-Тахрир" и осуждать их за подстрекательство или возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, часто за одно лишь владение листовками организации...

Пытки и гибель людей в период пребывания под стражей

Используемое Таджикистаном определение пытки не полностью совпадает с рекомендациями Комитета ООН против пыток, данными этому государству в декабре 2006 г. Позитивным шагом является изменение в марте 2008 г. Уголовно-процессуального кодекса, в соответствии с которым доказательства, полученные под пыткой, признаются недопустимыми в судебном разбирательстве.

Эксперты выразили согласие с тем, что в большинстве случаев пытки в Таджикистане являются безнаказанными. В одном из нескольких дел, переданных в суд, двое милиционеров в провинции Хатлон осуждены в августе 2008 г. за жестокое обращение с несовершеннолетними; один из них был осужден к четырем годам лишения свободы, а другой был осужден условно.

Неправительственные организации и местные средства массовой информации сообщают по меньшей мере о трех случаях гибели людей под стражей в 2008 году, включая смерть от рака бывшего заместителя председателя партии исламского возрождения Шамсиддина Шамсиддинова. Партия утверждала, что его задержание в 2003 году являлось политически мотивированным и что его жизнь могла быть спасена, если бы ему было разрешено хирургическое вмешательство.

1 апреля 2008 г. Комитет ООН по правам человека в деле "Рахматов и другие против Таджикистана" (Rakhmatov et al. v. Tajikistan) установил, что Таджикистан нарушил права (включая право не подвергаться пытке) пяти заявителей, из которых двое в момент задержания являлись несовершеннолетними. Таджикистан уклонился от сотрудничества с Комитетом при рассмотрении жалобы. Аналогичные нарушения были установлены в решении от 30 октября 2008 г. по делу "Хусейнов и Бутаев против Таджикистана" (Khuseynov and Butaev v. Tajikistan)".

98. В январе 2010 г. организация "Хьюман райтс уотч" выпустила Всемирный доклад - 2010, глава которого, посвященная Таджикистану, в соответствующей части предусматривает следующее:

"Пытки регулярно используются сотрудниками правоохранительных органов, и правительство Таджикистана продолжает запрещать доступ правозащитных групп в места заключения...

Пытки

Пытки практикуются сотрудниками правоохранительных органов и в рамках пенитенциарной системы в обстановке почти полной безнаказанности. Они часто используются для получения признательных показаний от обвиняемых, которые в период предварительного заключения зачастую лишены доступа к семье и защитнику. К настоящему моменту таджикские власти отклонили все запросы правозащитных групп о посещении следственных изоляторов, комнат допроса и тюрем.

Определение пытки, принятое в Таджикистане, не полностью отвечает рекомендациям, сформулированным Комитетом ООН против пыток в ноябре 2006 г. Некоторый прогресс наблюдается в том, что местные и международные правозащитные группы недавно завершили кампанию по документированию случаев пыток в Таджикистане, которая является частью двухгодичного проекта, финансируемого Европейским Союзом. Этот проект, который был начат в Таджикистане Бюро по правам человека и верховенству права, выявил, что в течение последних двух лет имело место более 90 случаев пытки.

Свобода религии...

Продолжают поступать сообщения о том, что власти Таджикистана преследуют предполагаемых членов "Хизб ут-Тахрир", международной исламской организации, запрещенной в нескольких странах региона, и приговаривают их к длительным срокам лишения свободы на основании спорных доказательств".

99. Доклад государственного департамента США за 2009 год о практике в сфере прав человека в странах мира, изданный 11 марта 2010 г., в соответствующей части предусматривает следующее:

"Деятельность правительства в сфере прав человека остается неудовлетворительной, и коррупция продолжает препятствовать демократическим и социальным реформам. Отмечены следующие проблемы прав человека... пытки и издевательства над заключенными и иными лицами со стороны сил безопасности; безнаказанность сил безопасности; отказ в праве на справедливое судебное разбирательство; суровые и угрожающие жизни условия пребывания в тюрьмах; запрет доступа международных наблюдателей в тюрьмы...

Закон запрещает [жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание], но некоторые должностные лица сил безопасности используют побои или иные формы принуждения для обеспечения признаний во время допросов, хотя эта практика не являлась системной. Должностные лица не предоставляют достаточный доступ к информации, что позволило бы правозащитным организациям расследовать утверждения о пытках.

В Согдийской области четверо подозреваемых, задержанных по делу об убийстве, утверждали, что следователи пытали их с целью получения признательных показаний. Один из подозреваемых сообщил, что следователь угрожал обесчестить его дочь, если он не признается в преступлении. Он же утверждал, что лишился ногтей на ногах в результате пытки во время содержания под стражей. Суды отклонили заявления подсудимого о пытке, и он был осужден за убийство и другие преступления и приговорен к 30 годам лишения свободы. Несколько лиц, содержавшихся в тюрьмах в г. Душанбе, также утверждали, что подвергались побоям во время содержания под стражей. Положения Уголовного кодекса не содержат специального определения пытки, и правоохранительные органы страны не разработали эффективных методов расследования утверждений о пытке. В соответствии с докладом за год организации "Хьюман райтс уотч", "эксперты сошлись во мнении, что в большинстве случаев жестокие пытки остаются безнаказанными в Таджикистане".

В судебном решении, принятом в апреле 2008 г. (дело "Рахматов и другие против Таджикистана" (Rakhmatov et al. v. Tajikistan)), Комитет ООН по правам человека признал, что правительство нарушило права человека, включая право не подвергаться пытке, трех взрослых и двух несовершеннолетних. Комитет также отметил, что правительство не сотрудничало с Комитетом и что аналогичные нарушения были установлены в судебном решении, принятом в октябре 2008 г. (дело "Хусейнов и Бутаев против Таджикистана" (Khuseynov and Butaev v. Tajikistan)). Отказ в доступе в следственные изоляторы препятствовал попыткам установить, осуществлялись ли с тех пор какие-либо улучшения...

Министерство юстиции (МЮ) продолжало отказывать в доступе в тюрьмы или изоляторы представителям международного сообщества и гражданского общества, стремящимся расследовать утверждения о суровом обращении или условиях. Некоторые иностранные дипломатические миссии и неправительственные организации получили доступ для осуществления программ помощи или исполнения консульских функций, но их представители были ограничены административными или медицинскими частями, и их сопровождал персонал Министерства юстиции. Правительство не подписало соглашение с Международным комитетом Красного Креста (МККК), обеспечивающее свободный и беспрепятственный доступ к тюрьмам и изоляторам, и персонал международного мониторинга МККК не возвратился в страну после отъезда в 2007 году.

Арестованные и заключенные жаловались на суровые и угрожающие жизни условия, включая крайнюю переполненность и отсутствие санитарии. Болезни и голод представляли собой серьезные проблемы, но внешние наблюдатели не имели возможности точно оценить масштаб проблем из-за запрещения властями доступа в тюрьмы. Организации, такие как Совет ООН по правам человека, сообщают о значительном распространении туберкулеза и ВИЧ и недостаточном качестве медицинского обслуживания...

Полномочия прокуратуры и милиции по осуществлению задержаний ограничены правительством незначительно. Система уголовной юстиции действовала в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, основанным на советском законе 1961 года. Граждане сообщали, что некоторые прокуроры и суды штамповали сомнительные уголовные обвинения, и что некоторые должностные лица ненадлежащим образом влияли на судей, чтобы добиться обвинительных приговоров. В декабре правительство одобрило новый Уголовно-процессуальный кодекс, который заменит действующий кодекс в апреле 2010 г...

Потерпевшие от милицейского произвола могут подавать письменные жалобы вышестоящему должностному лицу или в управление уполномоченного по правам человека. Большинство потерпевших предпочитают молчать, опасаясь возмездия со стороны властей...

Прокуроры наделены правом выдавать ордер на арест, и требование об утверждении судом решения о предварительном заключении отсутствует. При определенных обстоятельствах закон позволяет милиции задерживать подозреваемого без ордера, однако прокурор должен быть уведомлен в течение 24 часов с момента задержания. После выдачи ордера милиция может задержать лицо на 72 часа до предъявления обвинения. Защитники утверждали, что прокуроры часто задерживали подозреваемых на более длительные сроки, регистрируя первоначальное задержание, лишь когда подозреваемый был готов признаться. Предварительное заключение может продолжаться при исключительных обстоятельствах до 15 месяцев...

Прокуроры осуществляют надзор за предварительным расследованием и наделены правом возбуждения уголовного дела. Граждане имеют право на помощь защитника с момента задержания, и власти обязаны назначать защитника лицам, которые не могут иным образом привлечь защитника. На практике власти редко назначают защитников для оказания юридической помощи за счет государства, и эти защитники, как правило, неэффективны. Отсутствует система освобождения под залог, хотя лица, находящиеся под стражей по обвинению в преступлении, могут быть освобождены условно с обязательством не покидать место жительства до суда. Средняя продолжительность предварительного заключения составляла от двух до трех месяцев.

В соответствии с законом, членам семьи разрешаются свидания с заключенными только после предъявления обвинения; должностные лица порой запрещали защитникам и членам семьи доступ к заключенным. Власти содержали лиц, обвиняемых в преступлениях против национальной безопасности, в заключении без связи с внешним миром в течение длительных сроков без официального предъявления обвинения. В январе, после того, как родственники бывшего гражданина Мухаммади Салимзоды пытались установить его местонахождение в течение пяти месяцев, Государственный комитет национальной безопасности признал, что Салимзода все это время находился под стражей. Салимзода был приговорен к 29 годам лишения свободы за шпионаж и попытку свержения правительства, но он утверждал, что сотрудники безопасности добились от него признания в преступлениях посредством физического и психологического давления.

Правительство, как правило, представляет основания для арестов, хотя некоторые заключенные утверждают, что власти фальсифицируют обвинения или преувеличивают незначительные проблемы, чтобы осуществлять политически мотивированные аресты. Некоторые сотрудники милиции и судов регулярно берут взятки за более мягкое наказание или освобождение...

Власти утверждали, что политических заключенных нет и что они не производят задержаний по политическим мотивам. Оппозиционные партии и местные наблюдатели утверждают, что власти избирательно преследуют политических противников. Достоверная оценка числа политических заключенных отсутствует, но бывшие оппозиционные лидеры утверждают, что в стране таких заключенных несколько сотен, включая бывших борцов Объединенной таджикской оппозиции.

В феврале заместитель председателя незарегистрированной Партии прогресса Рустам Файзиев скончался в тюрьме после четырех лет заключения в связи с оскорблением и клеветой в отношении президента Рахмона в письме 2005 года, которое не было отправлено или опубликовано. Правительство утверждало, что его смерть была вызвана естественными причинами. Председатель Демократической партии Таджикистана и бывший руководитель национальной газовой монополии "Тоджигаз" Мухаммадрузи Искандаров находится в тюрьме после его незаконной выдачи Российской Федерацией и осуждения в 2005 году за коррупцию. Бывший министр внутренних дел Якуб Салимов находится в тюрьме, отбывая наказание в виде 15 лет лишения свободы за преступления против государства и государственную измену после закрытого процесса в 2005 году".

100. Глава "Таджикистан" в докладе организации "Международная амнистия" "Ситуация в сфере прав человека в мире", выпущенном в мае 2010 г., в соответствующей части предусматривает:

"Правительство продолжает осуществлять плотный контроль исповедания религии. Сообщения о пытках и ином жестоком обращении со стороны сотрудников правоохранительных органов продолжают поступать...

Пытки и жестокое обращение

Продолжают поступать сообщения о пытках и жестоком обращении со стороны сотрудников правоохранительных органов, в частности, с целью добиться признательных показаний в течение первых 72 часов, предельного срока, на который подозреваемый может быть задержан без предъявления обвинения.

27 июня Хуршед Бобокалонов, специалист онкологического центра в Таджикистане, умер после задержания милицией. Он шел по улице, когда сотрудники милиции остановили его и обвинили в том, что он находился в состоянии опьянения. Он оказал сопротивление, и примерно 15 милиционеров затолкали его в милицейский автомобиль. Министерство внутренних дел утверждало, что он умер от сердечного приступа по пути к отделению милиции. Его мать сообщила о травмах на лице и теле сына, и 22 июля министр внутренних дел заявил о начале расследования возможного "причинения смерти по неосторожности". По состоянию на конец года отсутствует опубликованная информация о ходе расследования".

Право

I. Предполагаемые нарушения статей 3 и 13 Конвенции

101. Заявитель жаловался, что в случае выдачи Таджикистану он подвергнется реальной угрозе жестокого обращения в нарушение статьи 3 Конвенции, которая предусматривает:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

102. Заявитель также утверждал на основании статьи 13 Конвенции, что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении его утверждений о возможном жестоком обращении в Таджикистане. Статья 13 Конвенции предусматривает:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в... Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

103. Власти Российской Федерации утверждали, что национальные органы, включая ФМС и суды, тщательно проверили утверждения заявителя о том, что он подвергнется угрозе жестокого обращения в случае выдачи Таджикистану, и правомерно отклонили их как необоснованные. Информация, полученная из "официальных источников", не свидетельствовала о том, что власти Таджикистана преследовали своих граждан по политическим или религиозным мотивам или подвергали граждан, в отношении которых было возбуждено уголовное дело, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. Суды также исследовали информацию, представленную различными неправительственными организациями. Однако их доклады не являлись официальными документами и не имели обязательной силы для судов. В любом случае заявитель прибыл в Россию в 2007 году на заработки. Он не легализовал свой статус по прибытии и не обращался за предоставлением российского гражданства, убежища или временного убежища до задержания в 2008 году. Кроме того, он не уведомил власти о своих опасениях подвергнуться преследованию в Таджикистане, что подтверждается его объяснениями от 6 августа 2008 г. и протоколом заседания от 20 апреля 2009 г.

104. Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель не просил у властей обеспечить его участие в заседании 20 апреля 2009 г. В любом случае, его адвокат участвовал в заседании, а прокурор не участвовал.

105. Далее они утверждали, что заявитель располагал рядом эффективных средств правовой защиты в отношении своих жалоб на основании статьи 3 Конвенции. В частности, в соответствии с частью 6 статьи 462 Уголовно-процессуального кодекса, в случае обжалования решения выдача не производится вплоть до вступления в законную силу судебного решения. Кроме того, в соответствии с частью 5*  (* Статья 464 УПК не содержит часть 5. По-видимому, имеется в виду пункт 5 части 1 статьи 464 УПК, согласно которой "Выдача лица не допускается, если имеется вступившее в законную силу решение суда Российской Федерации о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством и международными договорами Российской Федерации" (прим. переводчика).) статьи 464 УПК, лицо не может быть выдано, если имеется вступившее в законную силу решение суда, запрещающее выдачу. Наконец, статья 12 Закона "О беженцах" предусматривает возможность предоставления лицу временного убежища, даже если не имеется оснований для признания его или ее беженцем.

2. Заявитель

106. Заявитель утверждал, что имелись существенные основания полагать, что он подвергнется реальной угрозе жестокого обращения в нарушение статьи 3 в случае выдачи Таджикистану. Ссылаясь на доклады различных неправительственных организаций, таких как "Хьюман райтс уотч" и "Международная амнистия", заявитель утверждал, что пытки по-прежнему применялись к заключенным в Таджикистане, чтобы добиться от них признательных показаний, и что лица, обвиняемые в предполагаемом участии в ХТ, подвергались особым преследованиям со стороны властей. Заявитель также ссылался на собственный опыт, поскольку он подвергался жестокому обращению, когда находился в руках властей, и на сообщения своих родственников об угрозах в их адрес и о том, что его сообвиняемые были подвергнуты крайне жестокому обращению после его побега. По мнению заявителя, после того, как городской суд предложил властям Таджикистана прокомментировать выдвинутые им обвинения, касающиеся таджикской правоохранительной системы, угроза для заявителя подвергнуться жестокому обращению в связи с критикой с его стороны, а также в связи с его побегом только возросла. Со ссылкой на Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), заявитель также утверждал, что заверения, предоставленные властями Таджикистана, не были достаточны, чтобы гарантировать его от предполагаемой угрозы жестокого обращения.

107. Кроме того, заявитель указывал, что при рассмотрении его дела российские власти не приняли во внимание конкретные доводы, касающиеся его преследования по религиозным и политическим мотивам, а также относимые доклады независимых неправительственных организаций, руководствуясь исключительно "официальными источниками информации". Вывод судов о том, что заявитель добровольно покинул Таджикистан, противоречил его последовательным утверждениям о том, что он совершил побег в связи с преследованием по религиозным мотивам и жестоким обращением, которое он претерпел, находясь под стражей. Ссылаясь на другие дела против Российской Федерации, касающиеся высылки и выдачи, находящиеся на рассмотрении Европейского Суда, заявитель настаивал на том, что российские суды последовательно придерживались одинакового формального подхода, рассматривая подобные жалобы, что свидетельствовало о том, что средства правовой защиты, предложенные властями Российской Федерации, были неэффективны на практике.

108. Наконец, он утверждал, что законодательство о праве убежища не содержало однозначного запрета на выдачу искателя убежища, что результат разбирательства по поводу предоставления убежища был предрешен в разбирательстве по поводу выдачи и что его отсутствие на заседании 7 апреля 2009 г. лишило его возможности эффективно оспаривать отказ УФМС по г. Москве в предоставлении ему убежища.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

109. Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя на нарушение статей 3 и 13 Конвенции не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям и, следовательно, должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Статья 3 Конвенции

(i) Общие принципы

110. Европейский Суд прежде всего напоминает, что государства-участники имеют право, в соответствии с международным правом и при условии соблюдения их договорных обязательств, включая Конвенцию, контролировать въезд, проживание и высылку иностранцев (см. Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom), § 67, Series A, N 94) и что право на политическое убежище прямо не предусмотрено Конвенцией или ее Протоколами (см. Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шеех против Нидерландов" (Salah Sheekh v. Netherlands), жалоба N 1948/04, § 135, ECHR 2007-I (извлечения)). Однако осуществление государством-участником высылки лица может повлечь возникновение вопроса в соответствии со статьей 3 Конвенции и, таким образом, обусловить ответственность указанного государства согласно Конвенции, если имеются серьезные основания полагать, что лицо в случае депортации будет подвергаться реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции.

111. В таком случае статья 3 Конвенции подразумевает обязательство не депортировать заинтересованное лицо в данную страну (см. Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 125, ECHR 2008-...). Тем не менее вопросы вынесения решения в отношении ответственности принимающего государства или установления такой ответственности на основании международного права в целом, Конвенции или иным образом не рассматриваются (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), § 91, Series A, N 161).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Имеется в виду "Судебное решение Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom)"

112. Решение вопроса о наличии существенных оснований полагать, что заявитель подвергается реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, обязательно требует от Европейского Суда оценки условий в принимающем государстве с точки зрения указанного положения Конвенции (см. Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), жалобы N 46827/99 и 46951/99, § 67, ECHR 2005-I). Эти стандарты подразумевают, что жестокое обращение, которому заявитель предположительно подвергнется в случае возвращения, должно достигать минимального уровня суровости, чтобы попадать в сферу действия статьи 3 Конвенции. Оценка данного уровня является относительной и зависит от всех обстоятельств дел (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хилаль против Соединенного Королевства" (Hilal v. United Kingdom), жалоба N 45276/99, § 60, ECHR 2001-II).

113. Решая вопрос о том, было ли доказано, что заявитель подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в случае выдачи, Европейский Суд рассмотрит его в свете всех материалов, представленных ему, или, в случае необходимости, материалов, полученных им по собственной инициативе (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии", § 128). Поскольку характер ответственности государств-участников по статье 3 Конвенции в делах данного вида обусловлен деянием, подвергающим лицо угрозе жестокого обращения, наличие риска должно оцениваться преимущественно с учетом фактов, которые государство-участник знало или должно было знать на момент выдачи (см. Постановление Европейского Суда от 30 октября 1991 г. по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства" (Vilvarajah and Others v. United Kingdom), § 107, Series A, N 215).

114. В принципе, заявитель обязан представить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2005 г. по делу "N. против Финляндии" (N. v. Finland), жалоба N 38885/02, § 167). Если такие доказательства представлены, государство-ответчик обязано рассеять любые сомнения в связи с ними (см. Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (Ryabikin v. Russia), жалоба N 8320/04, § 112*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.)).

115. Что касается общей ситуации в конкретной стране, Европейский Суд полагает, что можно придавать значение информации из недавних докладов независимых международных правозащитных организаций, таких как "Международная амнистия", или из государственных источников, включая госдепартамент США (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии", § 131, с дополнительными ссылками). В то же время одна лишь возможность жестокого обращения вследствие нестабильной ситуации в принимающем государстве не свидетельствует о нарушении статьи 3 Конвенции (там же).

116. Если доступные Европейскому Суду источники описывают общую ситуацию, специфические утверждения заявителя по конкретному делу должны подтверждаться иными доказательствами (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 73).

(ii) Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

117. Власти Российской Федерации настаивали на том, что "официальные источники" не подтвердили утверждение заявителя, согласно которому он подвергнется реальной угрозе жестокого обращения и пытки в случае выдачи Таджикистану. Ссылаясь на различные доклады международных и местных неправительственных организаций и собственный опыт, заявитель оспаривал доводы властей Российской Федерации.

118. Европейский Суд напоминает, что в делах, где заявитель представляет мотивированные доводы, вызывающие сомнения в точности информации, которой руководствовалось государство-ответчик, Европейский Суд должен удостовериться, что оценка, произведенная властями государства-участника, адекватна и достаточно подтверждена внутригосударственными материалами, а также материалами из других надежных и объективных источников, таких как, например, другие государства-участники, государства, которые не присоединились к Конвенции, учреждения ООН и авторитетные неправительственные организации (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шеех против Нидерландов", § 136; Постановление Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia), жалоба N 2947/06, § 120*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.)).

119. Европейский Суд в первую очередь рассмотрит вопрос о том, имелась ли на национальном уровне какая-либо реакция на жалобы заявителя (см. Постановление Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia), жалоба N 42502/06, § 86).

() Национальные разбирательства

120. Принимая во внимание предоставленные ему материалы, Европейский Суд отмечает, что заявитель жаловался на угрозу подвергнуться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, как в рамках разбирательства по поводу предоставления убежища, так и в рамках разбирательства по поводу выдачи, и что в обоих разбирательствах его доводы рассматривались властями страны. Таким образом, разрешая вопрос о том, был ли дан адекватный ответ на жалобы заявителя, Европейский Суд примет во внимание оба разбирательства.

121. Ссылаясь на объяснения заявителя от 6 августа 2008 г. и протокол заседания от 20 апреля 2009 г., власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не сообщил властям о своих опасениях подвергнуться преследованию в Таджикистане. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что информация, содержавшаяся в письменных объяснениях, была действительно не очень подробной. Однако 19 декабря 2008 г. адвокат заявителя уведомил Генеральную прокуратуру Российской Федерации о том, что заявитель оспаривал в судах отказ в предоставлении убежища, и просил принять это обстоятельство во внимание при рассмотрении вопроса о выдаче (см. § 23 настоящего Постановления). Кроме того, в соответствии с оспариваемым*  (* Так в оригинале. Не вполне ясно, почему Европейский Суд характеризует таким образом протокол судебного заседания (прим. переводчика).) протоколом заседания от 20 апреля 2009 г. и вопреки утверждению властей Российской Федерации заявитель дал городскому суду подробные объяснения по поводу угрозы подвергнуться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции (см. § 29 настоящего Постановления).

122. Принимая во внимание доводы заявителя в судах в разбирательствах о выдаче и предоставлении убежища, Европейский Суд приходит к выводу, что он последовательно обращал внимание национальных властей на угрозу подвергнуться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, выдвигая ряд конкретных и подробных доводов. В частности, он ссылался на жестокое обращение, которому он был подвергнут ранее, системную практику жестокого обращения, применяемого к заключенным в Таджикистане, и на тот факт, что власти преследовали его по религиозным мотивам. Заявитель обосновал свои утверждения ссылкой на доклады международных организаций о ситуации с правами человека в Таджикистане, в частности что касается угрозы заключения под стражу и преследования за религиозные убеждения (см. §§ 26, 29, 36, 39-43, 46, 48 и 51 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд не убежден, что власти страны адекватно оценили угрозу пытки или жестокого обращения в случае выдачи заявителя Таджикистану.

123. Что касается разбирательства о выдаче, Европейский Суд не может не отметить, что власти страны, участвовавшие в процессе принятия решений, фактически проигнорировали довод заявителя о том, что он подвергнется угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в стране происхождения. В частности, они не рассмотрели его утверждения о жестоком обращении, которому он подвергался в период содержания под стражей в Таджикистане, и его довод о том, что он подвергался особой угрозе пытки как лицо, обвиняемое в активном участии в запрещенной религиозной организации (см. §§ 37 и 41 настоящего Постановления). Кроме того, они не дали оценки его доводу о том, что он совершил побег из-под стражи в связи с причиненными ему побоями (там же).

124. Европейский Суд находит особенно поразительным вывод городского суда о том, что заявитель "не преследовался и не преследуется на территории Республики Таджикистан по политическим или иным основаниям" (см. § 37 настоящего Постановления), хотя копия протокола заседания явно содержит противоположную информацию (см. § 29 настоящего Постановления).

125. Кроме того, городской суд и Верховный Суд не дали оценки относимой информации независимых неправительственных организаций, приобщенной указанными судами к материалам дела, на которую ссылался заявитель (см. §§ 29, 37 и 42 настоящего Постановления). Следовательно, суды руководствовались только скудной информацией, содержащейся в письме МИД (там же).

126. По мнению Европейского Суда, разбирательство о предоставлении убежища также сопровождалось недостатками, на которые было указано выше (см. §§ 47-48 настоящего Постановления). В частности, в своем решении от 10 сентября 2009 г. Замоскворецкий районный суд прямо отказался рассматривать информацию из неправительственных источников и оценивать угрозу того, что заявитель подвергнется обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции (см. § 50 настоящего Постановления). Тот же суд постановил, что заявитель "опасался лишь уголовного преследования", что противоречило доводам заявителя, приведенным ранее в том же решении, согласно которым он опасался возвращения в Таджикистан из-за угрозы пытки (там же). То же самое относится и к определению суда кассационной инстанции от 28 января 2010 г. (см. § 53 настоящего Постановления).

127. В итоге по мотивам, изложенным в §§ 123-126 настоящего Постановления, Европейский Суд полагает, что власти страны уклонились от адекватной оценки наличия для заявителя угрозы подвергнуться пытке или жестокому обращению в случае выдачи Таджикистану.

() Оценка угрозы Европейским Судом

128. Европейский Суд должен решить вопрос о том, имелась ли для заявителя реальная угроза подвергнуться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, в случае выдачи Таджикистану. В соответствии с прецедентной практикой и учитывая, что заявитель не был выдан по причине применения Европейским Судом предварительной меры на основании правила 39 Регламента Суда, оценка этой угрозы осуществляется Европейским Судом по состоянию на момент рассмотрения им дела.

129. Согласно объяснениям властей Российской Федерации, довод заявителя об угрозе жестокого обращения или пытки не был подтвержден "официальными источниками". Допуская, что власти Российской Федерации имели в виду письмо МИД России, которое фигурировало в разбирательстве о выдаче, Европейский Суд, тем не менее, напоминает, что в делах, касающихся иностранцев, которым угрожает высылка или выдача, Европейский Суд имеет право сопоставить материалы, представленные государством-ответчиком, с материалами из иных надежных и объективных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шеех против Нидерландов", § 136; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии", § 131).

130. В этой связи Европейский Суд отмечает, что доказательства из различных объективных источников описывают ситуацию в Таджикистане как вызывающую опасения. В частности, Комитет ООН против пыток, госдепартамент США, организации "Международная амнистия" и "Хьюман райтс уотч" описывают практику применения пыток к лицам, которые содержатся под стражей в милиции, как "систематическую", "широко распространенную" и "регулярную" (см. §§ 93, 94 и 98 настоящего Постановления). Комитет также отметил, что заключенные часто подвергаются незарегистрированному лишению свободы, они лишены доступа к юридической помощи и медицинской экспертизе после задержания, и что часто используются методы допроса, запрещенные Конвенцией против пыток (см. § 93 настоящего Постановления).

131. Организация "Хьюман райтс уотч" ссылалась на проблему заключения без связи с внешним миром (см. § 95 настоящего Постановления), а госдепартамент США специально отмечал, что лица, обвиняемые в преступлениях против национальной безопасности, содержались под стражей без связи с внешним миром в течение длительных сроков (см. § 99 настоящего Постановления). Также отмечалось, что некоторые независимые наблюдатели характеризовали безнаказанность должностных лиц за жестокие пытки как обычную практику (см. §§ 96, 98 и 99 настоящего Постановления).

132. Обращаясь к личной ситуации заявителя, Европейский Суд отмечает, что он разыскивался властями Таджикистана в связи с предполагаемым активным участием в "Хизб ут-Тахрир", религиозной организации, которую Верховный суд Таджикистана запретил по причине ведения ею экстремистской детальности. Полный перечень обвинений против заявителя включал, помимо возбуждения религиозной розни и участия в преступной организации, призывы к свержению конституционного строя, что несомненно относится к категории преступлений против национальной безопасности.

133. Европейский Суд также отмечает, что, согласно данным организации "Хьюман райтс уотч", давление правительства на нетрадиционные религиозные группы и мусульманские группы, сохранявшие независимость от контролируемых государством религиозных органов, усилилось в 2007 году (см. § 95 настоящего Постановления), и представляется, что эта тенденция, особенно в отношении участников "Хизб ут-Тахрир", сохранялась после 2008 года и в течение 2010 года (см. §§ 97 и 98 настоящего Постановления).

134. Утверждалось, в частности, что правоохранительные органы продолжали задерживать граждан по обвинению в одном лишь хранении листовок "Хизб ут-Тахрир" и приговаривать их к длительным срокам лишения свободы на основании сомнительных доказательств (см. §§ 95, 97 и 98 настоящего Постановления). Учитывая эти предпосылки, Европейский Суд считает показательным тот факт, что власти Таджикистана последовательно отказывают международным наблюдателям в доступе в следственные изоляторы (см. §§ 93, 95 и 99 настоящего Постановления и, для сравнения, Постановление Европейского Суда по делу "Абдолхани и Каримния против Турции" (Abdolkhani and Karimnia v. Turkey), жалоба N 30471/08, § 81, ECHR 2009-... (извлечения)). Также отмечалось, что в недавнем постановлении против России Европейский Суд пришел к выводу о том, что имеются серьезные основания верить в существование практики преследования членов и сторонников "Хизб ут-Тахрир", чьи основные цели, как представляется, носят религиозный и политический характер (см. Постановление Европейского Суда от 12 мая 2010 г. по делу "Ходжаев против Российской Федерации" (Khodzhayev v. Russia), жалоба N 52466/08, § 101).

135. Что касается довода заявителя о том, что он уже перенес жестокое обращение, находясь под контролем сотрудников таджикских правоохранительных органов, Европейский Суд отмечает, что он не представил определенных доказательств, таких как, например, показания его родственников, в подтверждение своих доводов. Тем не менее он полагает, что описание событий заявителем является последовательным и подробным (см. Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу "Гараев против Азербайджана" (Garayev v. Azerbaijan), жалоба N 53688/08, § 72). В этом отношении Европейский Суд находит странным, что постановление от 25 мая 2006 г., вынесенное властями Таджикистана, прямо предусматривало, что заявитель совершил побег с "дачного участка" МНБ, что, по мнению Европейского Суда, придает дополнительную убедительность его доводам, касающимся событий после его задержания в Таджикистане в 2006 году (см. § 14 настоящего Постановления).

136. Принимая во внимание обстановку безнаказанности для сотрудников правоохранительных органов, применяющих пытки (см. §§ 93, 95, 98 и 99 настоящего Постановления), и тот факт, что в случае выдачи заявитель, вероятно, будет содержаться в период судебного разбирательства в том же следственном изоляторе, Европейский Суд полагает, что его довод о наличии для него повышенной угрозы обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в качестве возмездия за побег из-под стражи не может считаться полностью беспочвенным. В этом отношении он принимает во внимание довод заявителя, согласно которому к его родственникам обращались сотрудники правоохранительных органов, угрожавшие им и заявителю репрессиями (см. §§ 13, 29 и 106 настоящего Постановления, см. также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 124).

137. Европейский Суд также придает значение тому факту, что Управление ВКБ ООН, опросив заявителя и тщательно рассмотрев его дело, пришло к выводу, что не может вернуться в Таджикистан, поскольку является лицом, преследуемым по мотивам приписываемых ему политических убеждений, и что он имеет право на международную защиту на основании его мандата (см. § 55 настоящего Постановления).

138. Наконец, поскольку власти страны руководствовались дипломатическими гарантиями со стороны Генеральной прокуратуры Таджикистана, Европейский Суд отмечает, что сами по себе они недостаточны, чтобы обеспечить адекватную защиту от угрозы жестокого обращения, если надежные источники сообщают о практиках, применяемых или допускаемых властями, которые явно противоречат принципам Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Саади против Италии", §§ 147-48).

139. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу, что имеются существенные основания полагать, что заявитель подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в случае его выдачи Таджикистану.

140. Европейский Суд находит, таким образом, что исполнение решения о выдаче заявителя нарушило бы статью 3 Конвенции.

(b) Статья 13 Конвенции

141. Заявитель утверждал, что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении его жалоб на основании статьи 3 Конвенции в нарушение статьи 13 Конвенции.

142. Власти Российской Федерации оспаривали утверждения заявителя.

143. Принимая во внимание доводы заявителя, Европейский Суд полагает, что суть его жалобы на основании статьи 13 Конвенции, которую он считает "доказуемой" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 99), заключается в том, что власти страны предположительно не провели тщательной проверки наличия для него угрозы подвергнуться жестокому обращению в случае выдачи Таджикистану (см. §§ 106-108 и, в особенности, § 107 настоящего Постановления).

144. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что он уже рассмотрел данное утверждение в контексте статьи 3 Конвенции. Принимая во внимание его выводы, изложенные в §§ 123-127 настоящего Постановления, Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость в обособленном рассмотрении по существу данной жалобы (см., с необходимыми изменениями, Постановление Большой Палаты по делу "Макарадзис против Греции" (Makaratzis v. Greece), жалоба N 50385/99, §§ 84-86, ECHR 2004-XI).

II. Предполагаемые нарушения статьи 5 Конвенции

145. Заявитель утверждал на основании подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, что его содержание под стражей было незаконным, поскольку его срок не продлевался после 16 ноября 2006 г., и соответствующие постановления суда не устанавливали срок его содержания под стражей. Он также отмечал, что применимые положения законодательства были лишены ясности и четкости и поэтому не отвечали требованиям "качества закона", согласно статье 5 Конвенции. Он также утверждал, ссылаясь на пункт 4 статьи 5 Конвенции, что был лишен права на рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу, ссылаясь на отказ судов рассматривать его жалобы на содержание под стражей и ходатайства об освобождении.

146. Статья 5 Конвенции в соответствующей части предусматривает следующее:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом...

(f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче...

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

147. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты в отношении его жалобы на основании статьи 5 Конвенции. В частности, он не обжаловал постановления о заключении под стражу от 7 августа и 16 сентября 2008 г. в кассационном или надзорном порядке в соответствии с частью 11 статьи 108 и частью 8 статьи 109 УПК, хотя был ознакомлен со сроками и порядком обжалования. Кроме того, заявитель не обжаловал определение от 27 января 2009 г., которым было отказано в рассмотрении его ходатайства об освобождении, и не устранил недостатки, на которые было указано в данном определении. Учитывая, что, в соответствии со статьей 466 УПК, прокурор был обязан ходатайствовать перед судом о продлении срока содержания заявителя под стражей, последний мог жаловаться на бездействие прокуроров на основании статей 124 и 125 УПК. В то время как городской суд действительно не рассмотрел ходатайство заявителя об освобождении, поданное 20 апреля 2009 г., заявитель не ссылался на это в своей кассационной жалобе. Более того, заявитель не обжаловал в порядке надзора уклонение Верховного Суда от рассмотрения его письменных ходатайств об освобождении, поданных 8 июня 2009 г. Кроме того, заявитель мог жаловаться на содержание под стражей в суды на основании статьи 17 Закона о содержании под стражей или обжаловать действия или бездействие администрации следственного изолятора на основании главы 25 УПК.

148. В качестве альтернативы власти Российской Федерации утверждали, что последнее постановление о заключении заявителя под стражу было принято 16 сентября 2008 г. и что заявитель, таким образом, пропустил шестимесячный срок в отношении его жалоб на основании пункта 1 статьи 5 Конвенции.

149. Власти Российской Федерации также утверждали, что власти страны были обязаны содержать заявителя под стражей, поскольку страсбургский суд применил правило 39 Регламента, указав им на приостановление его выдачи. Ссылаясь на дело "Чахал против Соединенного Королевства" (см. Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), Reports of Judgments and Decisions 1996-V), они подчеркивали, что подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции предусматривает степень защиты, отличную от подпунктов "а" - "е", требуя лишь наличия процедуры выдачи. Следовательно, для данного положения не имело значения, существовали ли достаточные основания для содержания лица под стражей. Соответственно, содержание заявителя под стражей с 5 августа 2008 г. было "законным" в значении вышеуказанного положения.

150. Кроме того, они утверждали, что применимые национальные нормы были достаточно ясными и предсказуемыми, позволяя заявителю оценить вероятную продолжительность содержания под стражей. В этом отношении они ссылались на статьи 108 и 109 УПК, определение Конституционного Суда от 4 апреля 2006 г. и постановление Верховного Суда от 29 октября 2009 г., которые, по их мнению, содержали исчерпывающее толкование применения этих положений к разбирательству о выдаче. Соответственно, отсутствие сроков в постановлениях о заключении под стражу от 7 августа и 16 сентября 2008 г. было совместимо с требованиями подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что Генеральная прокуратура с надлежащей тщательностью осуществляла процедуру выдачи.

2. Заявитель

151. Заявитель утверждал, что если бы длительность его содержания под стражей определялась в соответствии со статей 109 УПК, срок содержания под стражей, санкционированный постановлением от 16 сентября 2008 г., истек бы 16 ноября 2008 г., то есть через два месяца. Соответственно, обратившись в Европейский Суд с жалобой 15 мая 2009 г., он исполнил требование о шестимесячном сроке.

152. Он также утверждал, что исчерпал внутренние средства правовой защиты. В частности, он указывал, что не было необходимости подавать надзорные жалобы, поскольку это средство правовой защиты не было эффективным.

153. Кроме того, он указывал, что вопреки объяснениям властей Российской Федерации он последовательно пытался добиться проверки правомерности его содержания под стражей, но его жалобы отклонялись без рассмотрения - сначала Бабушкинским районным судом, который рассматривал его жалобу как иск в порядке гражданского судопроизводства, а затем городским судом и Верховным Судом, который не принял во внимание его устные и письменные объяснения. Попытки заявителя поставить этот вопрос перед Нагатинским и Симоновским районными судами также завершились отказом в рассмотрении жалоб. Кроме того, Симоновский районный суд ответил на жалобу заявителя письмом, тем самым лишив его возможности обжалования в обычном порядке. Попытки адвоката заявителя жаловаться на его содержание под стражей в прокуратуру также не принесли результата, что подтверждает неэффективность этого средства правовой защиты.

154. Заявитель подчеркнул, что суть его жалобы на основании подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции заключалась не в незаконности первоначальных постановлении о заключении под стражу, но в уклонении властей от продления срока его содержания под стражей после истечения 16 ноября 2008 г. двухмесячного срока, основанного на постановлении от 16 сентября 2008 г., что нарушало национальное законодательство.

155. Как указывал заявитель, тот факт, что в постановлении от 7 августа 2008 г. не был установлен срок содержания под стражей, повлек для него неопределенность относительно длительности его содержания под стражей. Кроме того, постановление от 16 сентября 2008 г. должно было иметь целью продление срока содержания заявителя под стражей, поскольку он уже был лишен свободы. Однако оно было сформулировано как первоначальное решение о заключении под стражу и вновь не предусматривало какого-либо срока, что позволяло властям содержать его под стражей в течение неограниченного времени.

156. Заявитель также утверждал, что положения национального законодательства, регулирующие содержание под стражей для обеспечения выдачи, были неясными и непредсказуемыми. В частности, Генеральная прокуратура, отвечая уполномоченному по правам человека, признала отсутствие единообразной судебной практики по вопросу содержания под стражей для обеспечения возможной выдачи, что явно демонстрировало несоответствие национального законодательства конвенционному требованию "качества закона". О неопределенности закона дополнительно свидетельствовало заявление Генеральной прокуратуры о том, что максимальный срок содержания под стражей в 18 месяцев, установленный статьей 109 УПК, применялся исключительно к лицам, находящимся под стражей в процессе принятия решения о выдаче, а не к лицам, в отношении которых Генеральная прокуратура уже приняла решение о выдаче. Аналогично, хотя власти Российской Федерации утверждали, что глава 13 УПК, посвященная мерам пресечения, была применима к содержанию под стражей для обеспечения возможной выдачи, они не учитывали тот факт, что заявитель содержался под стражей в нарушение соответствующих положений. Неудовлетворительное качество закона лишило заявителя возможности оценить возможную продолжительность его содержания под стражей, которая в любом случае превышала максимальный срок в 18 месяцев, предусмотренный статьей 109 УПК.

157. Он также заявлял, что Генеральная прокуратура закончила рассмотрение вопроса о его выдаче 30 декабря 2008 г., и это решение стало окончательным 8 июня 2009 г., когда завершилось разбирательство по поводу его выдачи. После этого не принималось каких-либо мер по выдаче, в связи с чем его последующее содержание под стражей противоречило подпункту "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. По мнению заявителя, факт обжалования им решения о выдаче в суд не делал необходимым его дальнейшее содержание под стражей и не освобождал власти от обязанности санкционировать его в соответствии с законом. Аналогично закон, регулирующий предоставление убежища, не предусматривает требования о содержании под стражей искателей убежища, и утверждение властей Российской Федерации о том, что власти были вынуждены содержать его под стражей в связи с применением страсбургским судом правила 39 Регламента Суда, было неправильным.

158. Ссылаясь на постановления Европейского Суда по делам Исмоилова и других и Насруллоева, заявитель утверждал, что ссылка властей Российской Федерации на статьи 108 и 109 УПК была неправильной. В частности, из формулировки этих положений очевидно, что продление срока содержания под стражей возможно лишь при наличии постановления о продлении его срока. Однако такие постановления не принимались по его делу. Статья 124 УПК позволяла жаловаться прокурору или следователю, но она не предусматривала судебную проверку правомерности содержания под стражей, как того требует пункт 4 статьи 5 Конвенции. Статья 125 УПК содержит исчерпывающий перечень решений, которые может принять суд по результатам рассмотрения жалобы. Однако отсутствуют указания на то, что суд может обязать следственный орган освободить лицо, которое содержится под стражей. Напротив, из постановления Верховного Суда от 10 февраля 2009 г. следует, что суд, рассматривающий жалобу на основании статьи 125, может обязать сотрудников правоохранительных органов, чьи действия он сочтет незаконными, устранить нарушение, но не может отменять решения, признанные им незаконными.

159. Что касается статьи 17 Закона о содержании под стражей, хотя в этом положении упоминается право заключенного обжаловать в суд свое содержание под стражей, оно не устанавливает соответствующего порядка. В соответствии с постановлением Верховного Суда N 2 (см. раздел "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления*  (* Постановление Верховного Суда N 2 не упоминалось в разделе "Применимое национальное законодательство". Возможно, заявитель имел в виду упоминавшееся выше Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 22 от 29 октября 2009 г. или Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 2 от 10 февраля 2009 г. "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих" (прим. переводчика).)), заявитель не мог обжаловать содержание под стражей на основании главы 25 Гражданского кодекса*  (* Глава 25 Гражданского кодекса регулирует ответственность за нарушение обязательств. Возможно, заявитель имел в виду главу 25 Гражданского процессуального кодекса "Производство по делам об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих" (прим. переводчика).).

160. Наконец, заявитель утверждал, что он несколько раз пытался добиться проверки правомерности его содержания под стражей, но его попытки не привели ни к каким значимым результатам.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

161. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты и пропустил шестимесячный срок в отношении его жалоб на основании статьи 5 Конвенции.

162. Европейский Суд полагает, что вопросы исчерпания внутренних средств правовой защиты и соблюдения шестимесячного срока тесно связаны с существом жалобы заявителя на нарушение статьи 5 Конвенции. Таким образом, он считает необходимым рассмотреть возражение властей Российской Федерации одновременно с существом указанных жалоб.

163. Европейский Суд далее отмечает, что жалоба заявителя на нарушение пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он полагает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям и, следовательно, должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Пункт 4 статьи 5 Конвенции

164. Европейский Суд прежде всего рассмотрит жалобу заявителя на основании пункта 4 статьи 5 Конвенции.

165. Европейский Суд напоминает, что цель пункта 4 статьи 5 Конвенции заключается в обеспечении задержанным и арестованным права на судебную проверку законности меры, которой они подверглись (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 18 июня 1971 г. по делу "Де Вилде, Омс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium), Series A, N 12, § 76). В период содержания лица под стражей оно должно располагать средством правовой защиты, позволяющим обеспечить безотлагательную судебную проверку законности содержания под стражей. Эта проверка должна быть способна повлечь, при наличии оснований, освобождение. Существование средства правовой защиты, предусмотренного пунктом 4 статьи 5 Конвенции, должно быть достаточно определенным, в противном случае отсутствуют доступность и эффективность, требуемые для целей этого положения (см. Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2004 г. по делу "Талат Тепе против Турции" (Talat Tepe v. Turkey), жалоба N 31247/96, § 72).

166. Власти Российской Федерации утверждали, не приводя дополнительных подробностей, что заявитель не обжаловал в надзорном порядке постановления о заключении под стражу от 7 августа и 16 сентября 2008 г., как и уклонение Верховного Суда от рассмотрения его письменного ходатайства об освобождении, поданного 8 июня 2009 г. В этой связи Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его устойчивой практикой надзорная жалоба не является средством правовой защиты, которое подлежит использованию для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 29 января 2004 г. по делу "Бердзенишвили против Российской Федерации" (Berdzenishvili v. Russia), жалоба N 31697/03; Постановление Европейского Суда от 26 июня 2008 г. по делу "Шулепов против Российской Федерации" (Shulepov v. Russia), жалоба N 15435/03, § 23*  (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2009.); и, в контексте статьи 5 Конвенции, Постановление Европейского Суда от 26 ноября 2009 г. по делу "Назаров против Российской Федерации" (Nazarov v. Russia), жалоба N 13591/05, § 94*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2010.)). Учитывая, что власти Российской Федерации не указали, каким образом средство правовой защиты, на которое они ссылались, могло обеспечить заявителю адекватное превентивное или компенсаторное возмещение в связи с предполагаемым нарушением статьи 5 Конвенции, Европейский Суд находит, что они не обосновали свой довод о том, что оно было эффективным (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 17 февраля 2004 г. по делу "Кранц против Польши" (Kranz v. Poland), жалоба N 6214/02, § 23; Решение Европейского Суда от 4 марта 2003 г. по делу "Скавинская против Польши" (Skawinska v. Poland), жалоба N 42096/98; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Назаров против Российской Федерации", там же).

167. Что касается довода властей Российской Федерации относительно уклонения заявителя от обжалования отказа в рассмотрении его жалобы от 21 января 2009 г., Европейский Суд удивлен тем, что Бабушкинский районный суд счел жалобу, которая была явно сформулирована как ходатайство об освобождении и содержала ряд прямых ссылок на Уголовно-процессуальный кодекс (см. § 58 настоящего Постановления), иском в порядке гражданского судопроизводства, предложив заявителю устранить недостатки с целью подачи такого иска, что явно не входило в намерения заявителя. В любом случае, власти Российской Федерации не пояснили, каким образом жалоба на данное определение могла обеспечить заявителю возможность добиться судебной проверки правомерности его содержания под стражей или получить адекватное возмещение в связи с предполагаемым нарушением статьи 5 Конвенции. Это верно и в отношении их довода, согласно которому заявитель не обжаловал уклонение городского суда от рассмотрения его устного ходатайства об освобождении в рамках разбирательства по поводу выдачи (см. § 38 настоящего Постановления).

168. Власти Российской Федерации также указывали, что заявитель мог обжаловать в суд его содержание под стражей на основании статьи 17 Закона о содержании под стражей, но не уточнили этот довод. В любом случае, Европейский Суд уже пришел к выводу о том, что Закон о содержании под стражей основывается на Уголовно-процессуальном кодексе и касается лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления в России, и отсутствуют признаки того, что этот закон распространялся на лиц, содержащихся под стражей для обеспечения возможной выдачи, в период, относящийся к обстоятельствам дела. Следовательно, Европейский Суд не уверен, что средство правовой защиты, предложенное властями Российской Федерации, имело какое-либо отношение к предполагаемым нарушениям (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 115).

169. Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель мог обжаловать неуказанные действия или бездействие администрации следственного изолятора на основании главы 25 УПК*  (* Глава 25 Уголовно-процессуального кодекса регулирует проведение обыска, выемки и ряда иных следственных действий. По-видимому, власти Российской Федерации имели в виду оспаривание решений, действий (бездействия) органов власти и должностных лиц на основании главы 25 Гражданского процессуального кодекса (прим. переводчика).). Однако они вновь не уточнили, какие предполагаемые действия или бездействие администрации следственного изолятора мог обжаловать заявитель, каким положением данной главы УПК было необходимо руководствоваться при этом, и какое возмещение обеспечила бы ему такая жалоба.

170. По мнению властей Российской Федерации, заявитель также мог обжаловать бездействие прокуроров иным прокурорам или в суды на основании статей 124 и 125 УПК соответственно.

171. В этой связи Европейский Суд отмечает, что статьи 124 и 125 УПК, как уже было установлено, наделяют правом обжалования предполагаемых нарушений прав и свобод в рамках производства по уголовному делу только участников такого производства (см. упоминавшиеся выше постановления Европейского Суда по делам "Исмоилов и другие против Российской Федерации" и "Муминов против Российской Федерации", §§ 150, 115 и 127 соответственно).

172. Кроме того, как правильно указано заявителем, статья 124 предусматривает возможность жаловаться следователю или прокурору, но не обеспечивает "судебную проверку" правомерности содержания под стражей, как того требует пункт 4 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд также принимает во внимание тот факт, что в своем постановлении N 1 Верховный Суд прямо исключил постановления суда о заключении под стражу из круга решений, которые могут обжаловаться в суд на основании статьи 125 УПК (см. § 84 настоящего Постановления). На основании этих предпосылок и в отсутствие примеров из практики национальных судов, демонстрирующих, что лица в ситуациях, аналогичных ситуации заявителя, могли на основании статей 124 и 125 УПК добиться судебной проверки правомерности их содержания под стражей, Европейский Суд не может признать эффективными предложенные властями Российской Федерации средства правовой защиты.

173. Наконец, ссылаясь на часть 11 статьи 108 и часть 8 статьи 109 УПК, власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог обжаловать постановления о заключении под стражу от 7 августа и 16 сентября 2008 г., но не сделал этого.

174. Что касается ссылки властей Российской Федерации на статью 109 УПК, Европейский Суд подчеркивает, что это положение не наделяло лицо, содержащееся под стражей, правом возбуждения разбирательства в целях проверки законности его содержания под стражей в отсутствие ходатайства прокурора о продлении срока содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации" (Nasrulloyev v. Russia), жалоба N 656/06, § 88*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.); и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 151). В этой связи Европейский Суд не может не отметить, что попытка заявителя добиться проверки правомерности своего содержания под стражей со ссылкой на статью 109 УПК завершилась отказом в рассмотрении данного вопроса со стороны Симоновского районного суда, который по неуказанным причинам не только заключил, что заявитель не обосновал свою жалобу ссылками на положения УПК, но также ответил на жалобу заявителя письмом, тем самым воспрепятствовав ему в обжаловании в обычном порядке отказа рассматривать его жалобу (см. § 64 настоящего Постановления).

175. Что касается части 11 статьи 108, допуская, что она наделяла заявителя возможностью обжаловать первоначальное постановление от 7 августа 2008 г. о заключении его под стражу, власти Российской Федерации не представили какого-либо объяснения тому факту, что постановление от 16 сентября 2008 г. не продлевало срок содержания заявителя под стражей, но вновь санкционировало применение меры пресечения, несмотря на то что постановление от 7 августа 2008 г. не было отменено, а мера пресечения, избранная в отношении заявителя, не была изменена. Учитывая, что национальное законодательство, по-видимому, не предусматривает возможных способов обжалования второго последовательного постановления о заключении под стражу, Европейский Суд полагает, что от заявителя нельзя требовать обжалования постановления от 16 сентября 2008 г. (там же).

176. В любом случае, как следует из объяснений заявителя, представленных Европейскому Суду, суть его жалобы на основании пункта 4 статьи 5 Конвенции касается не его первоначального заключения под стражу, а невозможности добиться судебной проверки правомерности его содержания под стражей по истечении определенного срока (см. § 154 настоящего Постановления и, для сравнения, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 146). Учитывая, что заявитель провел под стражей более 20 месяцев, в течение этого периода могли возникнуть новые обстоятельства, влияющие на правомерность его содержания под стражей. В частности, заявитель намеревался доказывать в суде, что его содержание под стражей стало незаконным после истечения сроков, установленных статьей 109 УПК. В силу пункта 4 статьи 5 Конвенции он имел право на обращение в "суд", уполномоченный "безотлагательно" рассматривать вопрос о том, стало ли лишение заявителя свободы незаконным в свете новых факторов, которые возникли после вынесения первоначального постановления о его заключении под стражу (там же). Однако из вышеизложенного следует, что заявитель не располагал такой возможностью.

177. При таких обстоятельствах Европейский Суд не убежден, что положения национального законодательства обеспечивали право заявителя возбудить разбирательство, посредством которого суд произвел бы проверку правомерности его содержания под стражей.

178. Соответственно, Европейский Суд приходит к выводу, что власти Российской Федерации не продемонстрировали, что существование средств правовой защиты, на которые они ссылались, было достаточно определенным как в теории, так и на практике. Следовательно, указанные средства правовой защиты не обладали необходимыми доступностью и эффективностью (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2007 г. по делу "А. и Э. Рийс против Норвегии" (A. and E. Riis v. Norway), жалоба N 9042/04, § 41; и Постановление Европейского Суда от 20 февраля 1991 г. по делу "Вернийо против Франции" (Vernillo v. France), § 27, Series A, N 198). Возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты, соответственно, подлежит отклонению.

179. Отсюда следует, что на протяжении всего периода содержания заявителя под стражей в ожидании выдачи он не располагал процедурой, обеспечивающей судебную проверку законности содержания под стражей.

180. Следовательно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

(b) Пункт 1 статьи 5 Конвенции

181. Европейский Суд напоминает прежде всего, что статья 5 Конвенции воплощает фундаментальное право человека, а именно защиту лица от произвольного вмешательства государства в его право на свободу (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), § 76, Reports 1996-VI). Текст статьи 5 Конвенции делает очевидным, что содержащиеся в ней гарантии применимы к "каждому" (см. Постановление Большой Палаты по делу "A. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 162, ECHR 2009-...). Подпункты "a" - "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции содержат исчерпывающий перечень допустимых оснований, по которым лица могут быть лишены свободы, и лишение свободы может быть законным, только если подпадает под одно из этих оснований (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "A. и другие против Соединенного Королевства", § 163).

182. Сторонами не оспаривается, что заявитель содержался под стражей в качестве лица, "против которого принимаются меры по его... выдаче", и что его содержание под стражей подпадало под действие подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Данное положение не требует, чтобы при заключении под стражу лица, в отношении которого принимаются меры по выдаче, имелись разумные основания полагать, что оно продолжит заниматься преступной деятельностью или скроется от следствия или суда. В этой связи подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции устанавливает иной уровень защиты по сравнению с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции: все, что требуется в соответствии с подпунктом "f", - это чтобы действия совершались в отношении "лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", с дополнительными ссылками).

183. В то время как сторонами не оспаривалось, что содержание заявителя под стражей охватывалось подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, их позиции отличались в отношении вопроса о том, было ли оно "законным" для целей данного положения.

184. Если возникает вопрос о законности содержания под стражей, включая вопрос о том, был ли соблюден "порядок, установленный законом", Конвенция в значительной степени отсылает к национальному законодательству и устанавливает обязанность соблюдения его материальных и процессуальных норм. Однако соблюдение национального законодательства не является достаточным: пункт 1 статьи 5 Конвенции дополнительно требует, чтобы любое лишение свободы учитывало цель защиты лица от произвола (см. Постановление Большой Палаты по делу "Морен против Германии" (Mooren v. Germany), жалоба N 11364/03, § 72, ECHR 2009-...; и Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу "Эркало против Нидерландов" (Erkalo v. Netherlands), § 52, Reports 1998-VI).

185. Хотя толковать и применять национальное законодательство должны в первую очередь национальные органы, особенно судебные, согласно пункту 1 статьи 5 Конвенции, несоблюдение законодательства страны влечет нарушение Конвенции, и Европейский Суд, следовательно, может и должен проверять соблюдение указанного законодательства (см. Постановление Европейского Суда от 10 июня 1996 г. по делу "Бенем против Соединенного Королевства" (Benham v. United Kingdom), § 41, Reports 1996-III; Постановление Европейского Суда по делу "Йечюс против Литвы" (Jecius v. Lithuania), жалоба N 34578/97, § 68, ECHR 2000-IX; и Постановление Европейского Суда по делу "Ладан против Польши" (Ladent v. Poland), жалоба N 11036/03, § 47, ECHR 2008-... (извлечения)).

186. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд прежде всего принимает к сведению довод властей Российской Федерации, согласно которому заявителем не было соблюдено требование шестимесячного срока в отношении его жалобы на основании пункта 1 статьи 5 Конвенции. Руководствуясь своими выводами о том, что заявитель не располагал эффективными средствами правовой защиты, подлежащими исчерпанию (см., в частности, §§ 174-177 настоящего Постановления), Европейский Суд отмечает, что постановления о заключении под стражу от 7 августа и 16 сентября 2008 г. действительно были вынесены более чем за шесть месяцев до обращения заявителя в Европейский Суд, то есть 15 мая 2009 г. В то же время он отмечает, что суть его жалоб на основании пункта 1 статьи 5 Конвенции касалась не первоначальных постановлений о заключении под стражу, но предполагаемой незаконности его последующего непрерывного содержания под стражей (см. § 154 настоящего Постановления). Следовательно, вопрос, который должен разрешить Европейский Суд, заключается не в том, были ли законными постановления о заключении под стражу, но в том, было ли содержание заявителя под стражей, начиная с 13 ноября*  (* Неясно, почему Постановление придает значение именно этой дате. Возможно, здесь и далее (§§ 194 и 197) Европейский Суд имеет в виду 16 ноября 2008 г., когда истекли два месяца после постановления от 16 сентября 2008 г., или применяет какой-то иной расчет (прим. переводчика).) 2008 г., "законным" в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции, то есть имело ли оно основу в национальном законодательстве и было ли осуществлено "в порядке, предусмотренном законом" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Морен против Германии", §§ 76 и 82; и Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2009 г. по делу "Эминбейли против Российской Федерации" (Eminbeyli v. Russia), жалоба N 42443/02, §§ 43 и 46*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2010.)).

187. Соответственно, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации относительно предполагаемого несоблюдения заявителем шестимесячного срока в отношении его жалоб, на основании пункта 1 статьи 5 Конвенции.

188. Далее он рассмотри вопрос о том, были ли соблюдены требования пункта 1 статьи 5 Конвенции в настоящем деле.

189. Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя затрагивает три аспекта. Он не только утверждал, в частности, что его содержание под стражей было незаконным с точки зрения национального законодательства, но и подчеркивал, что само по себе качество закона не отвечало конвенционным требованиям с целью защиты его от произвола. Он также утверждал, что власти не проявили надлежащую тщательность при ведении разбирательства по поводу выдачи.

190. Что касается довода заявителя относительно "качества закона", регулирующего содержание под стражей для обеспечения возможной выдачи, Европейский Суд не может не отметить, что в ряде постановлений он заключил, что указанные положения не были ясными и предсказуемыми с точки зрения их применения и не отвечали конвенционному стандарту "качества закона" (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", §§ 76-78; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", §§ 138-140; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рябикин против Российской Федерации", §§ 128-130; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", §§ 121-123; Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу "Худякова против Российской Федерации" (Khudyakova v. Russia), жалоба N 13476/04, §§ 68-74*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.)).

191. Европейский Суд озабочен тем, что, как следует из переписки между Уполномоченным по правам человека и Генеральной прокуратурой, государственные органы, в чью компетенцию входили контроль и надзор за содержанием под стражей для обеспечения возможной выдачи, в частности, суды страны, остаются в состоянии неопределенности в отношении применения соответствующего законодательства (см. §§ 68-70 настоящего Постановления). Европейский Суд также сомневается в том, что последнее постановление Верховного Суда от 29 октября 2009 г. прояснило ситуацию лиц, находящихся в положении заявителя, поскольку, по мнению заместителя Генерального прокурора, оно распространяется лишь на лиц, в отношении которых решается вопрос о выдаче, что не относилось к делу заявителя (см. § 67 настоящего Постановления). В любом случае, Европейский Суд не будет подробно останавливаться на этом вопросе, поскольку он полагает, что по делу допущено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, по следующим основаниям.

192. Принимая во внимание обстоятельства настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявитель был задержан 5 августа 2008 г. на основании ордера на арест, выданного судом Таджикистана (см. §§ 16 и 19 настоящего Постановления). 7 августа 2008 г., после получения от властей Таджикистана запроса о его выдаче, Нагатинский районный суд г. Москвы санкционировал заключение заявителя под стражу, руководствуясь, в частности, статьей 108 УПК и статьей 61 Минской конвенции (см. § 91 настоящего Постановления).

193. Он также отмечает, что 11 сентября 2008 г., то есть в течение 40-дневного срока, предусмотренного пунктом 2 статьи 62 Минской конвенции, Генеральная прокуратура Таджикистана направила формальное требование о выдаче заявителя. Наконец, 16 сентября 2008 г. Симоновский районный суд г. Москвы повторно принял решение о заключении заявителя под стражу для обеспечения возможной выдачи, руководствуясь пунктом 1 статьи 466 УПК и статьей 60 Минской конвенции, а также тем фактом, что власти Таджикистана тем временем представили формальное требование о выдаче. Срок содержания заявителя под стражей не продлевался дополнительно до его освобождения 23 апреля 2010 г., то есть через 20 месяцев и 17 дней после его заключения под стражу.

194. Соответственно, как подчеркнул Европейский Суд в § 186 настоящего Постановления, вопрос в настоящем деле заключался в том, было ли содержание заявителя под стражей, начиная с 13 ноября 2008 г., основано на национальном законодательстве и осуществлено "в порядке, предусмотренном законом". Иными словами, вопрос заключается в том, было ли первоначальное постановление суда о заключении его под стражу достаточным для содержания под стражей на протяжении любого срока - не важно, насколько длительного - до принятия решения по требованию о выдаче, или этот вопрос должен был пересматриваться через определенные промежутки времени (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", § 73).

195. В соответствии с объяснениями властей Российской Федерации, срок содержания заявителя под стражей регулировался статьей 109 УПК, которая разрешает содержание под стражей в течение не более 12 месяцев по делам о тяжких преступлениях. В то же время содержание под стражей, превышающее два месяца, требует дополнительного судебного решения, чтобы считаться "законным" в значении части 2 статьи 109 УПК.

196. В этой связи Европейский Суд отмечает, что хотя в период с 7 августа по 16 сентября 2008 г. заявитель не был освобожден и мера пресечения, избранная в его отношении, не была изменена, оба постановления были сформулированы как "постановления о заключении заявителя под стражу". В этом отношении Европейский Суд, более того, озадачен тем фактом, что хотя оба разбирательства касались вопроса о заключении заявителя под стражу в целях выдачи, первое постановление содержало ссылку на статью 108 УПК, регулирующую содержание под стражей подозреваемых и обвиняемых в период расследования уголовного дела, а второе - на часть 1 статьи 466, которая содержит специальные нормы в отношении лиц, заключенных под стражу в целях выдачи. Даже допуская, что Нагатинский районный суд применил статью 108 УПК в толковании, предусмотренном определением Конституционного Суда от 4 апреля 2006 г. (см. § 78 настоящего Постановления), остается не вполне ясным, почему следующее постановление суда о заключении под стражу не содержало ссылок на положения главы 13 УПК и было основано исключительно на части 1 статьи 466.

197. Таким образом, неясно, продлевало ли постановление от 16 сентября 2008 г. срок содержания заявителя под стражей без упоминания статьи 108 УПК или, напротив, предусматривало повторное избрание меры пресечения после получения формального требования о выдаче, о чем в определенной степени свидетельствует мотивировка суда (см. § 57 настоящего Постановления). В отсутствие объяснений властей Российской Федерации по данному вопросу и принимая во внимание их довод о том, что содержание заявителя под стражей охватывалось статьями 108 и 109 УПК, Европейский Суд не может с уверенностью решить, каким образом должны исчисляться в деле заявителя сроки, предусмотренные статьей 108 УПК (см. § 74 настоящего Постановления) - вопрос, имеющий определяющее значение для установления того, было ли его содержание под стражей по состоянию на 13 ноября 2008 г. совместимо с требованиями статьи 5 Конвенции.

198. В любом случае, даже допуская, что второе постановление о заключении под стражу продлевало срок содержания заявителя под стражей до истечения двух месяцев, как того требует статья 109 УПК - предположение, благоприятное для властей Российской Федерации, - после этого постановления суда о продлении срока содержания под стражей не принимались в течение последующих 19 месяцев и шести дней.

199. В отсутствие решения суда страны о продлении срока содержания заявителя под стражей Европейский Суд вынужден заключить, что после 4 февраля 2009 г., когда истекли шесть месяцев после задержания заявителя, последний содержался под стражей в нарушение части 2 статьи 109 УПК. Соответственно, содержание заявителя под стражей для обеспечения возможной выдачи не может быть признано "законным" для целей пункта 1 статьи 5 Конвенции.

200. Наконец, Европейский Суд находит нужным подчеркнуть, что он озадачен утверждением властей Российской Федерации, согласно которому власти страны были обязаны содержать заявителя под стражей, поскольку он указал на основании правила 39 Регламента на необходимость приостановить выдачу. Он подчеркивает, что уже приходил к выводу, что данный довод не может использоваться для оправдания неограниченного по времени содержания лиц под стражей без урегулирования их правового статуса (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рябикин против Российской Федерации", § 132). Он также отмечает, что российский уполномоченный по правам человека выразил аналогичную позицию, обращая внимание Генерального прокурора на недостатки правовой основы содержания заявителя под стражей (см. § 69 настоящего Постановления).

201. Принимая во внимание данные выводы, Европейский Суд не считает необходимым рассматривать оставшиеся доводы сторон в части статьи 5 Конвенции.

202. Следовательно, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции

203. Заявитель утверждал на основании пункта 2 статьи 6 Конвенции, что формулировка решений о его выдаче Генерального прокурора и Московского городского суда нарушила его право на презумпцию невиновности. Пункт 2 статьи 6 Конвенции предусматривает:

"Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком".

A. Доводы сторон

204. Власти Российской Федерации утверждали, что в спорных решениях ясно указывалось на то, что заявитель обвинялся в совершении определенных преступлений и что его выдача требовалась с целью уголовного преследования по данным обвинениям. Кроме того, власти прямо указали, что вопрос уголовной ответственности заявителя за преступления, в связи с которыми требовалась его выдача, должен был решаться исключительно судами запрашивающего государства.

205. Заявитель утверждал, что российские власти, заявляя, что его действия были "наказуемы в соответствии с российским законодательством", объявили его виновным до суда, что дополнительно подтверждалось ответом Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 30 декабря 2009 г., в котором указывалось, что она "удовлетворила ходатайство таджикских коллег о выдаче заявителя с целью уголовного преследования в связи с его участием в деятельности запрещенной религиозной организации". По мнению заявителя, формулировка, использованная российскими властями, могла даже повлиять на суды Таджикистана.

B. Мнение Европейского Суда

206. Европейский Суд напоминает, что соответствующий аспект пункта 2 статьи 6 Конвенции направлен на предупреждение ущерба справедливому уголовному судопроизводству преждевременными заявлениями о виновности, сделанными в тесной связи с этим разбирательством. Если такое производство не осуществляется или не осуществлялось, высказывания, свидетельствующие о преступном или ином предосудительном поведении, имеют значение скорее с точки зрения защиты от диффамации и адекватного доступа к суду для разрешения спора о гражданских правах, затрагивая вопросы по статьям 8 и 6 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 20 ноября 2003 г. по делу "Зольман против Соединенного Королевства" (Zollmann v. United Kingdom), жалоба N 62902/00).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Дату названного Решения Европейского Суда по делу "Зольман против Соединенного Королевства" (Zollmann v. United Kingdom), жалоба N 62902/00 следует читать как "27 ноября 2003 г"

207. Презумпция невиновности, предусмотренная пунктом 2 статьи 6 Конвенции, является одним из элементов справедливого рассмотрения уголовного дела, требуемого пунктом 1 той же статьи (см. Постановление Европейского Суда от 10 февраля 1995 г. по делу "Аллене де Рибмон против Франции" (Allenet de Ribemont v. France), Series A, N 308, § 35). Она запрещает преждевременное выражение самим судом мнения о том, что лицо, обвиняемое в совершении преступления, виновно, до того как это будет установлено в соответствии с законом (см. Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г. по делу "Минелли против Швейцарии" (Minelli v. Switzerland), Series A, N 62, § 37), но также охватывает высказывания, допущенные иными должностными лицами по поводу рассматриваемого уголовного дела, которые внушают общественности представление о том, что подозреваемый виновен, и опережают оценку фактов компетентным судебным органом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аллене де Рибмон против Франции", § 41; и Постановление Европейского Суда по делу "Буткевичюс против Литвы" (Butkevicius v. Lithuania), жалоба N 48297/99, § 49, ECHR 2002-II).

208. Европейский Суд уже приходил к выводу, что пункт 2 статьи 6 Конвенции применим, если разбирательство о выдаче является прямым следствием и сопутствует уголовному делу, которое рассматривается в отношении лица в принимающем государстве (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 164), и не усматривает причин для изменения этого подхода в настоящем деле.

209. Европейский Суд далее напоминает, что презумпция невиновности нарушается, если судебный акт или заявление публичного должностного лица относительно обвиняемого в совершении преступления отражает мнение о том, что он виновен, до того как его вина установлена в соответствии с законом (см. Постановление Европейского Суда от 6 февраля 2007 г. по делу "Гарыцкий против Польши" (Garycki v. Poland), жалоба N 14348/02, § 66).

210. Необходимо делать коренное различие между заявлением о том, что лицо лишь подозревается в совершении преступления, и прямым утверждением, до признания виновности судом, о том, что лицо совершило указанное преступление. Европейский Суд последовательно подчеркивал важность выбора выражений публичными должностными лицами в их заявлениях, сделанных до рассмотрения дела судом и признания лица виновным в совершении конкретного преступления (см. Постановление Европейского Суда от 3 октября 2002 г. по делу "Бёмер против Германии" (Bohmer v. Germany), жалоба N 37568/97, §§ 54 и 56; Постановление Европейского Суда от 27 февраля 2007 г. по делу "Нештяк против Словакии" (Nestak v. Slovakia), жалоба N 65559/01, §§ 88 и 89; и Постановление Европейского Суда от 23 октября 2008 г. по делу "Хужин и другие против Российской Федерации" (Khuzhin and Others v. Russia), жалоба N 13470/02, § 94*  (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.)). Вопрос о том, нарушало ли высказывание должностного лица принцип презумпции невиновности, должен разрешаться в контексте конкретных обстоятельств, в которых было сделано оспариваемое высказывание (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дактарас против Литвы" (Daktaras v. Lithuania), жалоба N 42095/98, § 43, ECHR 2000-X; и Постановление Европейского Суда от 28 апреля 2005 г. по делу "A.L. против Германии" (A.L. v. Germany), жалоба N 72758/01, § 31).

211. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд прежде всего отмечает, что в жалобе заявителя специально затронуты высказывания о том, что его "действия были наказуемы" по российскому уголовному законодательству, и он, соответственно, сосредоточит внимание на анализе этих конкретных высказываний.

212. Он отмечает, что решение о выдаче от 30 декабря 2008 г. и последующие судебные решения предусматривали, что "[д]ействия A. Гафорова наказуемы по российскому уголовному законодательству и соответствуют статьям 210... 278... 280... пункту "в" части 2 статьи 282... части 1 статьи 205" (см. §§ 24, 37 и 41 настоящего Постановления). В то же время Европейский Суд отмечает, что во всех оспариваемых решениях этой фразе предшествовали положения, в которых прямо указывалось, что заявитель обвинялся в совершении этих преступлений, связанных с его предполагаемым участием в организации "Хизб ут-Тахрир" и побегом из-под стражи, в отношении которых требовалась его выдача (там же). Кроме того, городской суд и Верховный Суд особо подчеркнули, что вопрос виновности заявителя в преступлениях, которые вменялись ему в Таджикистане, может быть разрешен только судами запрашивающего государства (там же).

213. В итоге хотя формулировка, использованная Генеральной прокуратурой и судами, может быть признана несколько неудачной, Европейский Суд убежден, что эти органы затрагивали не вопрос о том, была ли вина заявителя подтверждена доказательствами - что явно не являлось предметом разбирательства по поводу выдачи, - а о том, имелись ли законные основания для выдачи заявителя запрашивающему государству.

214. По мнению Европейского Суда, эти выводы верны и в отношении фразы в письме Генеральной прокуратуры от 30 декабря 2009 г., на которую ссылался заявитель (см. § 205 настоящего Постановления).

215. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что формулировка решения о выдаче, последующих судебных решений и письма от 30 декабря 2009 г. не являлась заявлением о виновности заявителя, нарушающим презумпцию невиновности (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 168).

216. Следовательно, жалоба в данной части подлежит отклонению как явно необоснованная, в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

217. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

218. Заявитель требовал 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

219. Власти Российской Федерации утверждали, что требуемая заявителем сумма является чрезмерной. В качестве альтернативы они утверждали, что если Европейский Суд установит факт нарушения Конвенции, такое установление само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией.

220. Европейский Суд отмечает, что им установлено сочетание нарушений в настоящем деле, и признает, что заявителю был причинен моральный вред, который не может быть компенсирован одним лишь фактом установления нарушений. Таким образом, Европейский Суд считает необходимым присудить заявителю 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

B. Судебные расходы и издержки

221. Заявитель также требовал 90 000 рублей (приблизительно 2 225 евро) в отношении расходов на представление его интересов A. Гайтаевым и Р. Магомедовой в национальных разбирательствах, представив, в частности, копии соответствующих договоров и счетов, подтверждающих, что данная сумма была выплачена. Он также требовал, ссылаясь на ведомости учета рабочего времени A. Гайтаева и E. Рябининой, 1 800 евро в отношении расходов на представление его интересов A. Гайтаевым в Европейском Суде, а также 2 800 евро в отношении расходов на представление его интересов E. Рябининой, принимая во внимание почасовую ставку каждого адвоката в размере 100 евро. Наконец, заявитель требовал почтовые и административные издержки в сумме 477 евро.

222. Власти Российской Федерации утверждали, что судебные расходы и издержки, требуемые заявителем, не являлись необходимыми и обоснованными, не приводя дополнительных подробностей.

223. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле с учетом представленных ему документов и вышеизложенных критериев Европейский Суд присуждает заявителю 6 825 евро в отношении судебных расходов и издержек.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

224. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) решил рассмотреть возражения властей Российской Федерации относительно неисчерпания внутренних средств правовой защиты и пропуска шестимесячного срока одновременно с существом жалоб заявителя на основании статьи 5 Конвенции и отклонил их;

2) признал жалобу приемлемой, что касается статей 3, пунктов 1 и 4 статьи 5 и статьи 13 Конвенции, а в остальной части - неприемлемой;

3) постановил, что исполнение решения о выдаче заявителя в Таджикистан повлекло бы нарушение статьи 3 Конвенции;

4) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции;

5) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции;

6) постановил, что обособленный вопрос в части статьи 13 Конвенции, что касается предполагаемого нарушения статьи 3 Конвенции, не возникает;

7) постановил:

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу, в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции, выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанные суммы:

(i) 15 000 евро (пятнадцать тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда и

(ii) 6 825 евро (шесть тысяч восемьсот двадцать пять евро) в отношении судебных расходов и издержек;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

8) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 21 октября 2010 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Андре Вампаш Заместитель Секретаря Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда