"Защита владения при признании договора недействительным" ("Российская юстиция", 1998, N 6)

Защита владения при признании договора недействительным

Возрождение в нашем законодательстве приобретательной давности (ст.234 ГК) не может не привести к радикальному изменению ранее сложившихся подходов к защите владения вещью.

Длительное время оставались без внимания такие ситуации, когда собственность, с одной стороны, и владение вещью - с другой, оказывались у разных лиц, не связанных друг с другом каким-либо обязательством по поводу этой вещи. Например, если суд отказывал в виндикации по мотиву пропуска срока исковой давности или в связи с добросовестностью приобретения вещи. То же самое происходит и тогда, когда виндикация не заявляется вовсе. С одной стороны, имеется полноправный собственник, лишенный владения вещью, а с другой - владелец вещи без основания. При слабом развитии гражданского оборота в целом и ориентировании на фактическое "владение и пользование" в законодательстве и практике, мало считавшимися с официальным статусом имущества (это был вынужден признать и современный законодатель, когда основой для приватизации стал не юридический титул, а фактическая принадлежность имуществ), эти ситуации почти не замечались. Между тем цивилисты обращали на них внимание (заметный интерес был проявлен в период подготовки гражданского законодательства 60-х годов), но ощутимых последствий не было.

Однако при современном оживлении оборота данная проблема не могла не обнаружиться. Нетрудно догадаться, что мы оказались малоподготовленными к ней. Но прежде чем обрисовать основные трудности, необходимо вернуться к самому понятию владения и владельческой защиты.

О владении мы говорим лишь тогда, когда его обладатель лишен какого-либо основания владения либо не заявляет о нем. Это звучит весьма непривычно. Ведь до сих пор мы имели дело только с законным (титульным) владением. С этих позиций владение само по себе, о котором мы поведем речь, является незаконным или, если сказать мягче, - неосновательным, юридическая суть такого владения состоит в том, что в классическом праве оно имеет собственную владельческую (поссессорную) защиту, которую отличает большое своеобразие. Во-первых, при защите владения запрещается ссылаться и обсуждать права на вещь обеих сторон. Во-вторых, эта защита имеет предварительный характер и не исключает следующего за ней иска, основанного уже на титуле (петиторного). В-третьих, такая защита довольно проста и оперативна.

Среди последних новаций, как уже говорилось, заметное место занимает приобретательная давность. С ее восстановлением незаконный владелец по истечении определенного законом срока приобретает право собственности на вещь, а бывший собственник, соответственно, утрачивает. Возникает, однако, целый ряд вопросов, затрагивающих тот период, в течение которого владелец "для приобретательной давности" еще не стал собственником, а прежний собственник еще не утратил права на вещь. Многие из таких вопросов относятся и к тем ситуациям, когда владение, являясь незаконным, не имеет характера "для давности", а выступает как "просто владение". Еще раз подчеркну, что речь вообще не идет о титульном (законном) основании владения (аренде, хранении, залоге, аресте вещи и т.д.), которое в части вещной защиты приравнено к собственности (ст.305 ГК).

Владелец "для давности" получил защиту владения от третьих лиц, кроме собственника или законного владельца (п.2 ст.234 ГК). Это, в частности, означает, что если собственник, потерявший право на виндикацию, все же добудет владение от владельца "для давности" любым образом - от добровольного получения до кражи, то владение собственника тем самым прочно восстанавливается без каких-либо частно-правовых последствий: если даже собственник будет привлечен к ответственности в рамках публичного права за кражу или за насильственное лишение владения, то оснований к возврату вещи владельцу "для давности" тем не менее не появится. Нетрудно убедиться, что такие же последствия наступают при получении любыми средствами вещи собственником и от иного незаконного владельца, независимо от наличия оснований, предусмотренных ст.234 ГК. В этом, собственно говоря, и обнаруживается отсутствие у нас владельческой защиты.

Но это лишь одна сторона проблемы. В большей степени дает знать о себе другая: об объеме прав на вещь собственника, утратившего владение, и незаконного владельца, особенно если последний может получить защиту в рамках возражения о добросовестности приобретения по виндикационному иску.

Приведем примеры наиболее часто повторяющихся ситуаций.

Нотариус совершил незаконную надпись об обращении взыскания на имущество либо судебный исполнитель (аукционист) нарушил правила реализации имущества. Очевидно, что собственник, добившись аннулирования торгов, не вправе в этом случае истребовать имущество у добросовестных приобретателей. Но и у них не возникло право собственности на купленное имущество.

Еще чаще такие ситуации возникают на рынке недвижимости. Вот одно из дел.

Борисов В. приватизировал свою квартиру и продал ее АО "Огни Арбата", которое в свою очередь обменяло эту и другие приобретенные квартиры на коммунальную квартиру с проживавшими там гражданами Дьяченко, Жуковскими, Абрамовыми. В бывшую квартиру Борисова вселилась Жуковская В. А коммунальная квартира была продана агентству "Контакт".

В суд обратился недееспособный Борисов И., права которого были нарушены при приватизации и отчуждении Борисовым В, их общей квартиры. Конечно, суд на этом основании признал недействительными договоры приватизации квартиры и договор мены, а также выселил из квартиры Борисовых Жуковскую В. без предоставления иного жилого помещения.

Отменяя это решение, президиум Московского городского суда указал, что при применении последствий недействительности сделки стороны возвратили не все, что ими получено по сделкам, в результате чего участники спора не приведены в первоначальное положение, причем "суд не обсудил вопрос о возможности признания недействительным договора мены только в части мены жилых помещений с Жуковскими" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. N 4. С. 9-10).

Признание сделки недействительной (а по ГК незаконная сделка ничтожна и без судебного решения) имеет абсолютное действие. Это значит, что все последующие акты распоряжения имуществом, полученным по ничтожной сделке, силы не имеют, а приобретатели собственниками этого имущества не становятся.

Это правило четко сформулировано Верховным Судом РФ применительно к другому делу: "отношения собственности, основанные на недействительной сделке, также являются недействительными" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. N 8. С. 1).

Однако абсолютная отрицательная сила ничтожной сделки затрагивает лишь собственность, но не владение, которое, являясь не правом, а фактическим состоянием, подчиняется совсем другому режиму. В чем же его отличия?

Если сделка недействительна, должны быть применены последствия, предусмотренные ст.167 ГК: каждая из сторон возвращает другой все полученное по сделке. Этот механизм не вызывает трудностей, пока имущество остается у стороны по сделке. Но если оно уже отчуждено третьим лицам, налицо решительное изменение положения. Например, в приведенном деле квартира Борисовых находится не у стороны по сделке с Борисовым - АО "Огни Арбата", а у Жуковской, которая с Борисовым договор не заключала и является, безусловно, добросовестным приобретателем. Можно ли найти в законодательстве основание, позволяющее изъять у нее приобретенную квартиру, т.е. выселить ее, как это сделано судом первой инстанции? Это - ключевой вопрос.

Таким образом, отменяя решение, суд надзорной инстанции по существу не оспаривает возможности распространения силы реституции на третьих лиц, но требует, чтобы при этом были соблюдены и права Жуковской.

Ясно, что при определенном умножении числа сделок, вытекающих из недействительной, их цепь может настолько возрасти, что осуществление реституции становится и технически невозможным. Но это пока что чисто практическое соображение лишь подсказывает, что поиски решения на этом пути скорее всего заведут в тупик. Это, кажется, и случилось в приведенном деле.

Значит, прежде всего нужно определиться с пределами применения последствий недействительности сделки.

Основа реституционного требования та же, что и обязательства, - личный характер отношений сторон. Не случайно обязательственное право имеет другое название - личное и тем отличается от права вещного, следующего за вещью и не вытекающего из личных взаимоотношений сторон. Но ведь только лица, вступившие в договор, независимо от его действительности находятся в личной связи. Попутно нужно дать оценку известному правилу, согласно которому признание сделки недействительной означает, что ее как будто не было вовсе. Это правило означает лишь то, что те последствия, на которые была направлена воля сторон, не наступили. Но это, конечно, не значит, что не наступило вовсе никаких последствий - ведь закон не позволяет сомневаться в возникновении совершенно определенных, пусть и нежелательных, обязательств, и тем более это не означает, что никакого договора не было и никакой связи стороны не установили. Личный характер установленной связи сторон приводит к выводу, что только они и могут заявлять требования о реституции друг другу. А иные, третьи лица, стало быть, лишены такого права.

Действительно, по буквальному смыслу ст.167 ГК обязанность возвратить полученное по сделке возлагается только на стороны сделки, и содержание ст.167 ГК не дает никакой возможности распространить действие этой обязанности на третьих лиц, к которым по каким бы то ни было основаниям или без оснований попала вещь, ставшая предметом спора.

Обязанность по реституции не поставлена в зависимость от владения вещью или иным имуществом, полученным по сделке. Она наступает и при утрате предмета сделки, что характерно именно для личной, а не вещной связи.

Итак, есть все основания считать противоречащими закону попытки распространить реституцию за пределы отношений между сторонами в сделке и вести ее до тех пор, пока не будет отыскан спорный объект, если он, конечно, представляет собой индивидуально определенную вещь. Если предметом сделки было иное имущество, то реституция, конечно, завершается на другой стороне, обязанной его вернуть, поскольку в отношении вещей, определенных родовыми признаками, действует классическое правило "genera non pereunt" - "род не погибает", т.е. возможность исполнения всегда существует.

Теперь нужно дать оценку характеру отношений собственника, чье право собственности, поскольку сделка оказалась недействительной, осталось у него, и того лица, которое приобрело вещь, но по той же причине - в силу недействительности сделки - не имеет основания для владения вещью, т.е. оказалось незаконным владельцем.

Если незаконный владелец не является другой стороной сделки, а приобрел вещь в результате последующих актов по ее распоряжению, т.е. применительно к сторонам недействительной сделки выступает третьим лицом, нет оснований считать, что между собственником и владельцем имеется личная связь. Следовательно, их связь может быть только вещной, а это значит, что между ними возможен лишь процесс в рамках виндикационного иска. Очевидно, что в этом случае владелец получает достаточно сильную защиту против собственника, если он приобрел вещь возмездно и добросовестно, а собственник передал ее по своей воле, что чаще всего и бывает.

Здесь мы обнаруживаем новый узел проблем, который, как представляется, коренится в общей примитивизации юридического инструментария и утраты даже самых необходимых механизмов, поразивших наше право в предшествующий период. По сложившимся тогда стереотипам отказ в виндикации понимался как окончательное решение судьбы вещи и утрата собственником любой связи с ней. Одновременно и владелец не приобретал никаких полномочий, Вещь, таким образом, оказывалась за пределами права.

Сколько-нибудь развитый гражданский оборот, конечно, не может мириться с таким подходом. Чтобы прояснить, о чем идет речь, вернемся к нашему жилищному делу.

Если Борисов И. предъявит требование к Жуковской о выселении, она должна получить защиту по основаниям ст.302 ГК как добросовестный приобретатель. Но ведь при этом она отнюдь не получает права собственности на квартиру. Это обстоятельство может показаться несущественным лишь при отсутствии рынка жилья. Совсем по-другому оно начинает звучать, когда квартира становится нормальным объектом оборота. Жуковская, оставив за собой владение, не может ни продать, ни обменять, ни заложить квартиру. Не может она и вселить в нее иных лиц без согласия собственника, поскольку это был бы способ распоряжения жилым помещением.

Более того, между собственником и владельцем, как представляется, может быть установлено обязательство из неосновательного обогащения (сбережения) имущества - в размере стоимости пользования жилым помещением - в пользу собственника. Такие отношения могут продолжаться не менее 15 лет, если Борисов не вернет себе владение до истечения этого срока.

Понимая всю непривычность показанных здесь подходов, можно, однако, отметить, что при этом обнаруживаются и способы некоторого примирения интересов сторон в данном жилищном деле, тогда как иные варианты будут неизбежно приводить к односторонности, а значит, и несправедливости.

В завершение анализа приведенного дела нужно, кажется, обсудить вопрос, который сам по себе, впрочем, не меняет сути проблемы, но в практическом плане может приобретать определенное значение в жилищных делах. Этот вопрос применительно к нашему делу сводится к возможности заявления Борисова И. (или его законного представителя) о том, что вещь выбыла из его владения помимо воли, если он проживал в другом месте или находился в лечебном учреждении, а в квартире оставался член его семьи - Борисов В., который и совершил недействительные сделки. Понятно, что в этом случае у незаконного владельца нет защиты в порядке ст.302 ГК против виндикационного иска. Полагаю, следует исходить из того, что оставление жилого помещения одним из членов семьи при выселении на попечение других членов семьи является передачей владения помещением по его воле оставшимся членам семьи (кроме, естественно, случаев, когда выселение носило насильственный характер и было совершено вопреки воле выселяемого). Если речь идет о недееспособных лицах, направленность воли обсуждается по личности представителя.

Рассмотрев сравнительно простое дело, мы можем вернуться к нашим проблемам на более сложном и тоже типичном примере.

"Мостостроительный отряд N 40" ранее размещался в г. Минеральные Воды, а в 1989 году перебазировался в г. Сочи, свернув всякую хозяйственную деятельность в прежнем месте нахождения. Там, однако, остались выстроенные им своими силами здания и сооружения. В 1993 году это имущество было передано в аренду ТОО "Виадук". Затем в 1994 году была проведена приватизация МО N 40 и создано АО "Мостостроительный отряд N 40". О проведенной приватизации официальным образом ТОО "Виадук" не извещалось.

В 1995 году ТОО "Виадук" подало заявку на приватизацию и на конкурсе приобрело имущество, ранее передававшееся ему в аренду. Узнав спустя некоторое время о факте приватизации, АО "МО-40" предъявило иск о признании заключенного договора недействительным по тому основанию, что имущество ранее уже приватизировано, и о возврате сторон в первоначальное положение. Суд кассационной инстанции, рассмотрев дело по жалобе истца, признал сделку приватизации недействительной, а в части требований о возвращении сторон в первоначальное положение передал дело на новое рассмотрение.

Требование о возврате имущества в данном случае осложнено тем, что ранее стороны находились в арендных отношениях, а это не позволяет просто применить тот подход, который был уже продемонстрирован.

Как уже было показано, между сторонами не существует непосредственной связи из реституции, поскольку недействительный договор был заключен с продавцом - соответствующим фондом (комитетом) по управлению имуществом. Таким образом, поскольку на момент спора имущество имелось в наличии, возможен лишь вещный (виндикационный) иск к ТОО "Виадук" о возврате имущества из незаконного владения. Важно подчеркнуть, что вследствие признания сделки недействительной право собственности на спорное имущество на стороне ТОО "Виадук" тем самым отпало и независимо от исхода спора о возврате владения ТОО "Виадук" не является собственником (до истечения срока приобретательной давности) и соответственно не вправе любым образом распорядиться имуществом.

Как ответчик по виндикационному иску ТОО "Виадук" вправе заявить о добросовестном возмездном приобретении имущества и на этом основании добиться отказа в иске. Интересно, что в решении суда первой инстанции при обсуждении действительности договора была отмечена и добросовестность приобретения, хотя сама по себе она не имела значения для действительности сделки. Это свидетельствует о том, что суды все же чувствуют наличие здесь проблемы, но не всегда последовательно подходят к разрешению спора в целом.

Кстати, применительно к данному случаю добросовестность не бесспорна, учитывая, что персонал ТОО "Виадук" частично составляют бывшие работники "МО-40" и не исключено, что им мог быть известен факт состоявшейся приватизации.

Виндикация, однако, осложняется тем, что ранее спорное имущество передавалось в аренду ответчику и владение им начато именно в качестве арендатора. Но ведь при наличии вещного и договорного (из аренды) иска предпочтение, по известному правилу, всегда дается договорному. Значит, виндикация отпадает и нужно требовать имущество в связи с прекращением аренды. Но в свою очередь ответчик в процессе ссылается на то, что аренда ничтожна, поскольку в момент заключения договора действовало правило, согласно которому арендодателем государственного имущества мог быть исключительно комитет по имуществу. Каковы последствия такого заявления?

Во-первых, можно ли считать, что отпадение договора, по которому собственником (законным владельцем) было передано владение, влечет за собой и отпадение того обстоятельства, что вещь выбыла из владения собственника по его воле, - вопрос, выходящий по значению за пределы данного дела (ведь если вещь выбыла из владения истца помимо его воли, виндикация возможна и от добросовестного приобретателя). Думается, что так считать нельзя. То обстоятельство, что недействительная сделка не порождает тех последствий, которые имелись в виду сторонами, не может означать, как уже говорилось, что такой же эффект достижим в отношении состоявшихся действий, как и прочих фактов. Соответственно и передача вещи - являлась ли она исполнением договора или его заключением - хотя и утрачивает силу в части имевшихся в виду последствий, но не утрачивает своего качества передачи вещи по воле собственника.

Во-вторых, если и действительно договор аренды ничтожен, то наступают последствия недействительности - двусторонняя реституция (ст.167 ГК). А при конкуренции исков из реституции и виндикации первенство должно быть отдано реституции как личному иску перед вещным иском.

Следовательно, если обнаружится ничтожность аренды, истцу остается лишь изменить основание иска при том же предмете - истребование вещи.