Конституционная концепция судопроизводства (Т. Морщакова, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2001 г.)

Конституционная концепция судопроизводства

Потребности реформирования отечественного судопроизводства осознаны давно - еще до принятия действующей Конституции РФ и вступления России в Совет Европы. Они обусловили разработку официально принятой в 1991 году Концепции судебной реформы и нашли выражение в конституционной модели правосудия, ориентированного на общепризнанные мировые стандарты в области прав человека. Между тем сохранялись как доконституционное законодательство об уголовном, гражданском, административном судопроизводстве, так и многие обосновывавшие его в свое время теоретические представления. Хотя процессуальная наука всегда - и на пороге прежней реформы судопроизводства 60-х годов, и в процессе ее последующего осмысления, и при осуществлении в течение последнего десятилетия нынешней судебной реформы - отличалась наличием противоборствующих правовых воззрений. На это мало влияло позитивное нормотворчество - изменение закона просто меняло местами его апологетов и критиков. В споре находились самоотверженные сторонники и независимого справедливого объективного суда, и, напротив, пропагандисты ответственности судей за общие усилия правоохранительной системы в борьбе с преступностью.

При том же самом правовом регулировании презумпция невиновности, с одной стороны, признавалась как должное - как необходимое условие справедливого правосудия, а с другой, отрицалась, что было отражением сущего в практике и правосознании. Шла борьба не только за расширение, но и за ограничение права на защиту - исходя из ложно понятых публичных интересов - вплоть до отстаивания права адвоката подтверждать вину подзащитного вопреки его воле и до возложения на защитника обязанности участвовать в профилактике преступлений. Задачи прокурора интерпретировались как поддержание обвинения или как надзорные функции, в том числе в гражданском процессе, при том, что не было единого понимания и признания ни состязательности в судопроизводстве, ни равных процессуальных возможностей участвующих в нем сторон. Спорными оставались допустимость и пределы дифференциации процедур, изменения территориальной и инстанционной подсудности по выбору суда или участников процесса, представления о значении и различиях форм пересмотра судебных решений - особенно в связи с правом осужденного на рассмотрение его дела во второй (апелляционной) инстанции и т.д. (Такая ситуация никак не умаляет значения крупнейших исследовательских работ, посвященных теоретическим проблемам правосудия, - их потенциал еще не использован полностью, а их забвение - одна из причин повторения ошибок в законотворческой и практической деятельности.) Присоединение в 1973 году к Международному пакту о гражданских и политических правах не положило конец научным спорам по поводу того, обязательно ли приведение в соответствие с его нормами процессуального законодательства, и, к примеру, представители СССР в Комитете ООН по правам человека на вопросы о том, как реально обеспечивается судебная защита при аресте, в течение многих лет в полном соответствии с существовавшим законодательством и научными представлениями отвечали: это возложено на прокурора.

Приведенная калейдоскопическая, не претендующая на какой бы то ни было анализ картина может лишь обозначить некоторые внешние черты ситуации, на фоне которой с принятием Конституции РФ 1993 года должны были происходить преобразования в области судопроизводства. При этом даже заложенная в конституционных нормах программа этих преобразований также не была достаточно акцептирована ни отраслевой процессуальной наукой, ни практикой. Это не могло не привести к замедлению процесса разработки и принятия нового регулирования в области судопроизводства. Прежнее же уже во многом не соответствовало конституционным предписаниям, что вызывало достаточно большое число обращений в Конституционный Суд Российской Федерации, инициировавших проверку конституционности судопроизводственных предписаний, прежде всего в области уголовно-процессуального права.

Эта сторона деятельности Конституционного Суда также оказалась популярной темой для дискуссий. Причем положительные оценки и весьма резкую критику вызывали и вызывают как существо решений Суда, так и его активность, т.е. достаточно регулярное обращение к судебной и, в частности, уголовно-процессуальной проблематике. Хотя это свидетельствует лишь о востребованности средств конституционного правосудия для обеспечения реализации норм Конституции, касающихся процессуального права, поскольку в силу закона и исходя из признаваемого разделения властей Конституционный Суд не может начать свою процедуру по собственной инициативе и только следует соответствующим обращениям заявителей.

Две черты Конституции РФ существенно влияют на достаточно высокий потенциал Конституционного Суда в решении вопросов судопроизводства. Первая. Закрепленный непосредственно в конституционных нормах перечень прав и свобод человека и гражданина в сфере судопроизводства и принципов осуществления судебной власти - в сравнении с конституционными правами и принципами в другом отраслевом регулировании - наиболее конкретизирован. Фактически все процессуальные принципы возведены в ранг конституционных. Во многих случаях конституционные юстициарные права не требуют опосредования федеральным законом, и закрепляющие их конституционные нормы могут и должны применяться непосредственно. Вторая. Налицо значительное число касающихся судопроизводства конституционных положений, корреспондирующих общепризнанным принципам и нормам международного права. Их включение непосредственно в российскую правовую систему и признание юрисдикции межгосударственных органов (ч.4 ст.15, ч.3 ст.46 Конституции РФ) обязывают к интерпретации статуса судебной власти и содержания юстициарных прав одновременно в духе как Конституции, так и демократических стандартов мирового сообщества. Это наращивает задачи конституционного правосудия и включает его в систему внутригосударственных средств правовой защиты, использование которых позволяет обеспечить восстановление в правах без обращения к международной юрисдикции.

Решения Конституционного Суда по вопросам судопроизводства в течение почти восьми лет служили конституционному развитию в этой области в отсутствие нового процессуального законодательства вопреки не отмененным прежним неконституционным по своему содержанию процессуальным правилам, которые согласно переходным положениям Конституции (ст.2 раздела второго) применению далее не подлежали и которые Российская Федерация как участник Международного пакта о гражданских и политических правах и член Совета Европы также должна была откорректировать. Положительная оценка этой деятельности Конституционного Суда гражданами, получившими защиту своих конституционных прав от наиболее серьезных неправомерных ограничений, связанных с осуществлением прежде всего уголовного преследования (не будем ограничиваться только ссылками на авторитетное одобрение указанной деятельности Суда Президентом РФ, а также Председателем Верховного Суда РФ), сопровождалась, однако, острой критикой со стороны некоторых представителей правоохранительной системы и обслуживающей ее отраслевой науки, которые образно характеризовали вклад конституционного правосудия в решение проблем судопроизводства как опасное негативное правотворчество, ревизию уголовно-процессуального права, дестабилизацию его системы, "тихую революцию", осуществляемую вопреки логике, здравому смыслу и защите интересов общества, как нетерпеливое вторжение, в частности, в действующий УПК и в компетенцию законодателя вообще. Кроме того, и другие юрисдикции деятельность Конституционного Суда нередко рассматривают как вторжение в свою компетенцию, поскольку он обязан проверять конституционность закона исходя из того смысла, который придается ему правоприменительной практикой, и нередко признает не соответствующим Конституции не само по себе нормативное правило, а именно его истолкование правоприменителями. При этом формулируется также необходимая конституционная интерпретация нормы, вследствие чего неизбежно должна меняться практика ее применения.

Надо думать, что, воздерживаясь от такого рода "вторжений" в судопроизводство при наличии соответствующих жалоб и запросов, Конституционный Суд не выполнил бы свою функцию по реализации и защите Конституции. В советской истории хорошо известен пример, когда провозглашенное в Конституции СССР 1977 года правомочие жаловаться на действия власти в суд десять лет не осуществлялось, потому что прежнее отраслевое законодательство его не регулировало, Конституция же бездействовала - ее применение зависело от актов более низкого уровня. Конституция РФ 1993 года провозгласила права и свободы непосредственно действующими и возложила на Конституционный Суд задачу охраны Конституции и обеспечения ее реального применения в тех случаях, когда этому препятствует противоречащий конституционным нормам закон. Самой Конституцией Конституционный Суд уполномочен на ревизию отраслевого законодательства. Поэтому логично, что противники такой его деятельности неизбежно обращались к критике ее конституционных основ, выступая против провозглашения прав и свобод высшей ценностью, против самостоятельности обеспечивающей это судебной власти, за ограничение судебной защиты и равноправия сторон в судопроизводстве, против судебных гарантий от незаконного ареста и введения на всей территории России суда присяжных, против права на доступ к суду при определении прав и обязанностей лица в ходе пересмотра судебных решений, против приоритета международно-правовых норм перед внутренним законом и, наконец, за ограничение конституционно закрепленных полномочий самого Конституционного Суда (Российская юстиция. 2000. N 10. С.11; Журнал российского права. 2000. N 1. С.31; Уголовное право. 1999. N 3. С.111-112; 2000. N 3. С.184; Право и политика. 2000. N 8. С.34, 38; Прокурорский надзор в Российской Федерации. М., 1999. С.31). По существу возражения решениям Конституционного Суда в вопросах судопроизводства если и демонстрируют свободу юридической науки, то зачастую обнаруживают также слабо завуалированную или даже вполне откровенную критику Конституции и отрицание международных обязательств России. Однако какой бы политической, экономической или социальной целесообразностью ни мотивировались такие подходы, Конституционный Суд может и должен следовать только конституционной парадигме судебной власти, исходя из того, что Конституция РФ - программный документ правовых реформ в демократическом обществе.

Сфера защищаемых в судопроизводстве прав граждан и правомочия, предоставляемые его участникам, касаются широкого круга общеправовых и конституционных принципов. Поэтому для решений Конституционного Суда по вопросам, связанным с судебными процедурами, характерно использование правовых подходов, которые значимы отнюдь не только для правосудия как такового. В его решениях по вопросам судопроизводства было дано толкование конституционных принципов разделения властей, самостоятельности судебной власти; показана невозможность сужения законодателем, определяющим процедуры ее осуществления, дискреционных полномочий суда при разрешении дел по существу; раскрыт потенциал законодательных решений с учетом того, что при выборе их вариантов конституционное содержание соответствующих правовых институтов может быть обеспечено совокупным результатом действия норм права; представлено содержание права на достоинство личности как основы запрета произвола и гарантии такого положения личности в ее взаимоотношениях с государством, при котором она выступает не в качестве объекта государственной деятельности, а в качестве равноправного субъекта, чем, по сути, исключается тоталитаризм в любых его проявлениях; раскрыто соотношение непосредственно действующих, закрепленных в Конституции прав и переходных положений к ней - показано, что последние, связывая реализацию конституционного права с принятием нового закона, не могут парализовать такое право на неопределенный или необоснованно длительный срок и не оправдывают бездействие законодателя; выявлены конкретные возможности использования аналогии закона при пробелах в правовом регулировании, возникающих в связи с признанием нормативных положений неконституционными.

Правовые позиции Конституционного Суда, относящиеся к принципам организации и осуществления судебной власти, конкретизируют цели и конституционные рамки судебных преобразований по широкому кругу вопросов.

Деятельность Конституционного Суда с самого ее начала способствовала становлению судебной власти как таковой. Не только потому, что его собственные решения демонстрировали значительность полномочий этой третьей ветви власти, приводя к реальной дисквалификации нормотворческих усилий законодательной и исполнительной властей, но прежде всего благодаря тому, что Конституционный Суд отстаивал широкие полномочия судов в области защиты прав граждан против решений и действий любых государственных органов и должностных лиц. Именно в его решениях право на судебную защиту интерпретировано как не подлежащее ограничению. В результате, несмотря на сохранение значительного массива старого исключавшего судебную защиту законодательства, правосудие получило возможность обеспечивать все провозглашенные Конституцией РФ права и свободы. При этом Конституционный Суд подтверждал дискреционные полномочия судов как основу реальной судебной защиты во всех видах судопроизводства - по гражданским, административным, уголовным, арбитражным делам, применительно к сфере публично-правовых отношений, связанных с налоговым, таможенным, административным, уголовно-процессуальным регулированием, где гражданину особенно сложно противостоять государству, а также при защите социальных прав и в частноправовых отношениях - при приватизации жилья и другого государственного имущества, при наследовании, изъятии собственности в социально оправданных публичных целях, при банкротстве и т.д.

Указанное компетенционное становление судебной власти без решений Конституционного Суда не могло бы произойти так быстро. В этом отношении значимы его правовые позиции, выраженные не только в постановлениях по делам, рассмотренным в судебных заседаниях, но и в определениях, согласно которым обращения заявителей признавались неподведомственными Конституционному Суду и, напротив, подтверждались правомочия общей судебной системы осуществлять выбор подлежащих применению норм, самостоятельно корректировать их неконституционное истолкование в судебной практике, применять для разрешения дел нормы международных договоров и общепризнанные принципы международного права в случаях, когда внутреннее законодательство им противоречит.

Однако ценность широкой судебной компетенции и судебной защиты в целом не может быть обеспечена без соблюдения конституционных гарантий статуса судов и судей. Их регулирование законодателем также неоднократно было предметом рассмотрения Конституционного Суда. Решениями Суда подтверждено, что неприкосновенность судей является необходимой конституционной предпосылкой их независимого статуса, обусловленный же этим порядок привлечения судей к уголовной ответственности только с согласия органов судейского сообщества должен исключать преследование судьи за его профессиональную судейскую деятельность и, следовательно, является гарантией надлежащего осуществления правосудия. При этом неприкосновенность судьи интерпретировалась как один из существенных элементов конституционного статуса судей, обеспечивающего самостоятельность судебной власти в целях защиты публичных интересов, а не личных судейских привилегий. Конституционным Судом раскрыто содержание и такой статусной гарантии независимости суда в федеральной судебной системе, как несменяемость судей, которая исключает их удаление с должности без законных оснований, предполагает запрет повторного назначения на судейские должности и допускает ограничение тремя годами срока полномочий впервые назначаемых судей лишь при условии, что он рассматривается как испытательный и, следовательно, дальнейшее непредставление судьи на должность без ограничения срока требует подтверждения непригодности к судейской деятельности.

Конституционным Судом защищался и конституционный статус единой федеральной судебной системы, которая призвана обеспечивать равные гарантии для граждан во всех субъектах Федерации и исключать какую-либо зависимость судей в любых судах от территориального уровня государственной власти. Принято также решение, не допустившее снижение достигнутого уровня финансирования судов исходя из того, что Конституция и международные обязательства России по обеспечению независимого и эффективного правосудия исключают правомочие законодательной и исполнительной властей ухудшать условия финансирования судов, препятствуя нормальному функционированию судебной власти.

Однако ни широкая компетенция судов, ни необходимое их финансирование, ни конституционные гарантии статуса судей сами по себе, без должных процедур судопроизводства, не могут быть достаточными для обеспечения справедливого правосудия, которое, собственно, и составляет цель судебной власти.

Конституция РФ раскрывает основные составляющие справедливого правосудия: они определяются не только в главе, посвященной судебной власти, с помощью конституционных предписаний об осуществлении правосудия независимым судом, в открытых судебных заседаниях, на основе состязательности и равноправия сторон, но и через признанные Конституцией высшей ценностью неотчуждаемые субъективные права.

Во многих решениях Конституционного Суда конституционное понятие правосудия было содержательно интерпретировано именно через взаимосвязь названных процессуальных принципов с правом на охрану достоинства личности и вытекающими из него другими субъективными правами, в частности, с правом каждого использовать для своей защиты все не запрещенные законом способы, обращаться за защитой к законному суду, пользоваться квалифицированной юридической помощью, прежде всего в связи с уголовным преследованием, в котором согласно Конституции должна действовать презумпция невиновности, запрет использовать собранные с нарушением закона доказательства, правило о толковании сомнений в пользу обвиняемого, а также право на пересмотр приговора вышестоящим судом. На основе решений Конституционного Суда из доконституционного процессуального законодательства были устранены многие нормы, согласно которым указанные права умалялись, ограничивались или вообще отрицались.

Раскрытию содержания действующих в судопроизводстве субъективных прав, признаваемых на конституционном уровне, существенно способствует их интерпретация в нормах международных договоров России и практике их применения надгосударственными юрисдикционными органами. При этом Конституционный Суд исходит из следующего тезиса: если какое-либо конституционное право в самом конституционном тексте не раскрывается во всех его содержательных признаках, этому праву - в силу приверженности России международным обязательствам - должен придаваться тот смысл, который отвечает международно-правовому его пониманию. Иной подход противоречил бы ст.17 Конституции РФ, по букве и духу которой в Российской Федерации гарантируются права и свободы согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с конституционными нормами, что предполагает их корреспондирующее содержание.

Исходя из такого подхода, Конституционный Суд во многих вопросах существенно приблизил российское судопроизводство к его конституционной модели. При этом практически был использован весь потенциал конституционного регулирования судопроизводства в аспекте обеспечения субъективных прав граждан. Применительно к ограничениям права на свободу и личную неприкосновенность при аресте в связи с уголовным преследованием была признана их допустимость только на основании правового закона, т.е. точно формулирующего такие предпосылки для применения этой меры, которые могут и должны подтверждаться достаточными фактическими данными, подлежащими проверке в судебной процедуре. Согласно позиции Суда основанием ареста не может быть одно только подозрение в совершении пусть даже тяжкого преступления. Необходимо обосновать действительными обстоятельствами дела опасность либо совершения нового преступления, либо уклонения от уголовного преследования. Применение ареста без таких оснований, должной процедуры, включающей их судебную проверку, и вне определенных, разумных и контролируемых сроков оценено Конституционным Судом как ограничение, носящее произвольный и несоразмерный характер. При этом Суд подтвердил обязательность судебной процедуры не только проверки законности и обоснованности ареста, но и принятия решения о его применении: признано, что длительная, не ограниченная определенными временными пределами отсрочка введения такого порядка за рамками разумного переходного периода - со ссылкой на переходные положения к Конституции - далее уже не может ни оправдывать медлительность законодателя в принятии новых судебных процедур, обязательность которых вытекает из ч.2 ст.22 Конституции РФ, ни парализовать непосредственное действие закрепленного в названной норме права на судебные гарантии от незаконного ареста.

Исходя из взаимосвязанных норм Конституции и международных договоров (ст.6 ЕКПЧ, ст.14 МПГПП), Конституционный Суд констатировал, что правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах.

Однако согласно международно-правовой систематике всех составляющих права на справедливый суд, оно обусловливает требования к производству по уголовному делу во всех его стадиях, включая досудебные, поскольку минимальные стандарты справедливого правосудия сформулированы применительно к предъявлению лицу уголовного обвинения в разных процедурах его рассмотрения, т.е. независимо от стадийной структуры уголовного процесса, а права, предоставляемые каждому до суда в качестве гарантий от незаконного уголовного преследования, рассматриваются как необходимые предпосылки справедливого суда.

Это нашло отражение, в частности, в интерпретации конституционного права на защиту, которое получило благодаря решениям Конституционного Суда новое звучание применительно к предоставлению каждому лицу, задержанному или арестованному в связи с обвинением в преступлении, возможности пользоваться помощью адвоката-защитника. Реализация данного права, прямо закрепленного в ч.2 ст.48 Конституции РФ, согласно уголовно-процессуальному регулированию обусловливалась объявлением задержанному или арестованному документов, оформляющих применение названных мер. Конституционный Суд, однако, признав этот порядок неконституционным, исходил из того, что ни конституционные предписания, ни международно-правовые нормы не позволяют связывать данное право только с формальным признанием лица подозреваемым или обвиняемым. Оно должно обеспечиваться с того момента, когда какими-либо реальными действиями, предпринимаемыми в целях изобличения лица, подтверждается наличие против него подозрений в совершении преступления. Без допуска адвоката-защитника к участию в деле в таких ситуациях фактически подозреваемое лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, не получает своевременного представления о своих правах и обязанностях, его праву на защиту может быть нанесен невосполнимый ущерб и, следовательно, полученные в таких условиях доказательства не могут признаваться допустимыми. Из этого вытекает также правомочие адвоката-защитника знакомиться в ходе незавершенного расследования с материалами, полученными с участием его подзащитного, в том числе до признания его подозреваемым или обвиняемым. Усиление гарантий права на защиту на досудебных стадиях судопроизводства связано также с правовыми позициями Конституционного Суда, касающимися обеспечения конфиденциальности сведений, полученных адвокатом в отношении клиента в связи с предоставлением ему любых юридических услуг, независимо от процессуального статуса лица и того момента, когда им была сообщена адвокату конфиденциальная информация, даже если это произошло до оформления поручения на ведение защиты.

Существенная модификация процедуры расследования была связана с обеспечением в нем конституционного права на судебную защиту. Конституционный Суд неоднократно подтверждал прежде всего право на доступ к суду на этой стадии судопроизводства, на обжалование различных актов органов расследования, в частности решений о заключении под стражу, - еще до их исполнения, продления срока расследования, его приостановления, прекращения дела, наложения ареста на имущество и хранящиеся в банке денежные средства, произведенных при обыске изъятий материальных ценностей, назначения стационарной судебно-психиатрической экспертизы, а также других решений, затрагивающих конституционные права и свободы. Обоснована возможность обжалования в вышестоящий суд подобного рода решений, принимаемых также в ходе начавшегося судебного разбирательства, до его окончания и разрешения дела по существу. Таким образом, обеспечение справедливого правосудия и эффективного восстановления в правах по суду интерпретировано как включающее в том числе и своевременность судебной защиты. В то же время обжалование в суд действий органов расследования, теперь уже достаточно широко используемое, рассматривается Конституционном Судом как элемент состязательного начала в судопроизводстве, обеспечивающего разрешение правовых конфликтов независимым и беспристрастным судом.

Применительно к процедурам в суде первой инстанции значительное развитие состязательности связано с решениями Конституционного Суда, исключающими осуществление судом каких-либо элементов обвинительной деятельности. Именно так были оценены признанные неконституционными правомочия суда: возбуждать уголовные дела в отношении новых лиц или по новому обвинению, формулировать обвинение - как это было предусмотрено ранее при протокольной форме досудебной подготовки уголовных дел; направлять дело на дополнительное расследование - в связи с его неполнотой, для привлечения к уголовной ответственности других лиц или в связи с имевшими место процессуальными нарушениями, обусловливающими необходимость проведения нового доказывания; после отказа прокурора от обвинения продолжать судебное разбирательство по делу и вынести обвинительный приговор. При этом разграничение судебной функции по осуществлению правосудия и функции обвинения, которые осуществляются разными субъектами процесса, всегда рассматривалось Конституционным Судом как необходимая предпосылка независимого и беспристрастного разрешения дела и обеспечения таких конституционных максим, как право на судебную защиту, презумпция невиновности, толкование сомнений в пользу обвиняемого, запрет умаления общепризнанных прав и свобод.

Во многих случаях правовые позиции Конституционного Суда, обязывающие органы судопроизводства толковать действующий процессуальный закон в духе Конституции, возвращали практику применения процедурных правил в конституционное русло без признания обжалованной нормы неконституционной. Было подтверждено, что процессуальный закон не предполагает противоречащую роли суда обязанность председательствующего в первой инстанции оглашать обвинительное заключение и он вправе, осуществляя руководство судебным заседанием, возложить оглашение на участвующего в деле прокурора. Со ссылкой на буквальный текст нормы УПК и международно-правовые требования к справедливому правосудию разъяснено, что подсудимый в судебном разбирательстве имеет право допрашивать или требовать допроса показывающих против него свидетелей, оглашение же прежних полученных в ходе расследования показаний свидетелей в отсутствие причин, исключающих их явку в судебное заседание, нарушает запрет использования недопустимых доказательств и при неустранении данного нарушения в вышестоящих судебных инстанциях является основанием для обращения в соответствующие межгосударственные органы. Конституционный Суд истолковал процедуру производства при возражениях осужденного против прекращения дела по нереабилитирующим основаниям (после отмены необоснованного исполненного обвинительного приговора) как исключающую возможность применения к нему в ходе расследования и судебного установления реабилитирующих оснований каких-либо принудительных мер, поскольку законные цели и предпосылки для этого отсутствуют, и это приводило бы к умалению права на исправление допущенной судебной ошибки. Исходя из возможности непосредственного применения конституционных и международно-правовых норм было подтверждено право суда первой инстанции прекратить производство по уголовному делу, возвращенному на новое рассмотрение в связи с отменой в надзорной инстанции оправдательного приговора, вынесенного судом присяжных, поскольку такое решение вышестоящего суда не согласуется с запретом повторного осуждения за одно и то же.

Для конституирования процедур пересмотра судебных решений в различных видах судопроизводства в духе идей справедливого правосудия, вытекающих из Конституции и международно-правовых норм, существенно признание Конституционным Судом обязанности государства гарантировать права и свободы человека и гражданина от их умаления ошибочными судебными актами.

Исходя из этого, Конституционный Суд признал право осужденного при рассмотрении его дела в кассационном порядке, даже если он содержится под стражей, изложить свою позицию относительно всех аспектов дела, доведя ее до сведения суда. Иначе не может быть обеспечено не только право на доступ к суду, но и конституционное право каждого осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом.

Из права на судебную защиту, на равный доступ к суду и равенство перед судом Конституционный Суд исходил и в своих решениях, касающихся надзорного порядка пересмотра приговоров, хотя по общему правилу он не относится к обязательно обеспечиваемым каждому средствам судебной защиты. В определениях об отказе в рассмотрении жалоб, вызванных особенностями надзорного пересмотра судебных решений, который начинается только по протестам уполномоченных должностных лиц, Конституционный Суд указывал, что этот порядок, дополнительно обеспечивающий проверку законности и обоснованности приговоров, нельзя рассматривать и как принадлежащий к тем внутригосударственным способам правовой защиты, исчерпание которых является необходимой предпосылкой для обращения гражданина в межгосударственные органы по защите прав и свобод. Однако Конституционный Суд признал необходимым соблюдение принципов состязательности и равноправия сторон в самом рассмотрении дела надзорной инстанцией и предоставление осужденному и оправданному возможности довести до суда свою позицию относительно доводов протеста, тем более если в нем ставится вопрос об отмене судебного решения по основаниям, ухудшающим их положение.

Конституция РФ предполагает возможность исправления судебных ошибок, содержащихся и в тех решениях судов, которые согласно обычной процедуре не подлежат пересмотру, так как вынесены высшими судебными инстанциями. Из ч.3 ст.46 Конституции РФ вытекает, что решения межгосударственных юрисдикционных органов, которые могут констатировать нарушения прав только после проверки судебных актов в высших российских судебных инстанциях, открывают дорогу для полномочий последних по пересмотру их собственных ошибочных решений. Было бы нелогично отрицать такую возможность, если исправление судебной ошибки может быть обеспечено без подключения межгосударственных органов, тем более что в международных нормах прямо предусмотрен пересмотр окончательных решений судов, если какие-либо новые обстоятельства неоспоримо доказывают наличие судебной ошибки. Подлежат пересмотру окончательные ошибочные решения судов и в том случае, если они основаны на законе, признанном в конституционном судопроизводстве противоконституционным. Иное означало бы обязанность гражданина подчиниться незаконному и необоснованному судебному акту, что явно умаляло бы не только право на эффективную судебную защиту, но и достоинство личности. Указанные правовые позиции Конституционного Суда легли в основу более широкого использования института возобновления дел по вновь открывшимся обстоятельствам для исправления судебных ошибок в уголовном, гражданском и арбитражном процессе.

Очевидно, что конституционная реконструкция судопроизводства в результате решений Конституционного Суда не может вызывать только положительную реакцию, тем более что она нередко связана с дополнительными трудностями в правоприменительной деятельности. Восприятию правовых позиций Конституционного Суда как законодателем, так и практикой не способствуют и факторы психологического характера, поскольку его решениям с их изначальной целью устранять противоконституционные нормы присущи негативная характеристика как нормативного регулирования, так и правоприменения, жесткая обязательность и провозглашенная законом невозможность их преодоления, в том числе повторным принятием противоконституционных по содержанию норм. Но защита Конституции стоит терпения и переосмысления не соответствующих ей теоретических представлений, а также практических решений. Правовые же позиции Конституционного Суда, обеспечивающие конституционную оптимизацию правосудия в целях наиболее полного обеспечения судебной властью прав и свобод человека и гражданина как основной задачи механизма разделения властей, снискали ему признание.

Т. Морщакова,

заместитель Председателя Конституционного Суда РФ,

доктор юридических наук, профессор

"Российская юстиция", N 10, октябрь 2001 г.