Требуются нетривиальные средства защиты. Парадоксы в речи юриста (Е. Крашенинникова, "Российская юстиция", N 11, ноябрь 2001 г.)

Требуются нетривиальные средства защиты.
Парадоксы в речи юриста

В романе Н. Блейка детектив-любитель отзывается так об одном из подозреваемых: "У Роберта был самый сильный мотив убить Освальда, но у него был еще более сильный мотив не убивать его". На это его собеседник, инспектор, замечает: "Ох, я уже слишком стар, чтобы разгадывать эти ваши парадоксы".

Парадокс (греч. "para" - против, "doxa" - мнение) - это неожиданное, необычное, странное высказывание, резко расходящееся, либо только по форме, либо по существу с общепринятым мнением. В ораторской практике юристов, в выступлениях адвокатов и прокуроров парадоксы не только украшают и оживляют речь, но и обостряют трактовку материала. Как-то по-новому воспринимается действительность, а мысли не просто скользят по гладкому льду обкатанных фраз: приходится задумываться над каждым словом оратора. Разве могут оставить слушателя равнодушным такие высказывания создателя технологии прорывов В. Эрхарда, построенные на антитезе, как: "Свобода - это способность видеть себя порабощенным", "Чужое поражение еще не есть моя победа", в которых непривычное сопоставление понятий "свобода - порабощение" и "поражение - победа" невольно пробуждает интерес и заставляет задуматься.

Выступающий хочет собрать в один фокус внимание аудитории и бросает в зал непривычную фразу: "Никому не запретишь жить плохо!" И если у слушателей на слуху совсем иное: "Никому не запретишь жить хорошо", то это скрытое противопоставление вызовет невольную улыбку и обострит интерес к выступлению.

Не только ораторы часто пользуются в речи парадоксальной формой высказываний, чтобы выразить свежие, оригинальные мысли. Например, "чем выше должность, тем меньше человеку надо знать и уметь: за него все сделают".

Парадоксальный - значит нестандартный. Антонимом к нему служит слово "ортодоксальный", синоним слова "проверенный", "общепринятый". Именно как противопоставление штампам воспринимаются известные парадоксы: "Тот, кто применяет силу, доказывает свою слабость" (Р. Тагор). "Отрицание теории есть уже теория" (И. Тургенев).

Некоторые парадоксы, которые были придуманы достаточно давно, звучат на редкость современно: "Лучшее правительство - то, которое меньше всего правит", "Война - такое же наказание для победителя, как и для побежденного". Эти два высказывания известного американского просветителя, третьего президента США Т. Джефферсона подчас заставляют по-новому взглянуть на наших современников и на итоги минувшей войны. Они порождают глубиной мысли и прозорливостью их автора. Например, в поэме Ш. Руставели "Витязь в тигровой шкуре" есть поразительный парадокс об этике человеческих отношений: "Что отдашь - твоим пребудет, что оставишь - пропадет". Некоторые поговорки кажутся прямо обращенными к ораторам: "Если ты говоришь, твои слова обязаны быть лучше молчания" (арабская мудрость).

Большинство парадоксов - авторские, в них, как в зеркале, отражены особенности мировоззрения их создателя. Горькая ирония слышна подчас в парадоксах известного русского историка В. Ключевского. Так, в своих "Афоризмах" он бичует современную ему психологию: "Прежде психологией называлась наука о душе человеческой, а теперь это наука об ее отсутствии". Суровый приговор юриспруденции он выносит в знаменитом парадоксе: "Право по самому существу есть софистика, ибо есть борьба с инстинктом, т.е. природой, и его слугой - здравым смыслом".

Иногда в парадоксальной форме высказываются мудрые советы. Например, Б. Гейтс предупреждает об опасностях, которые таит в себе успех: "Успех - плохой учитель. Он соблазняет людей думать, что они не могут проиграть. Это ненадежный проводник в будущее". Один тренер по баскетболу советует даже дорожить поражениями: "Никогда не забывай о своем поражении, потому что поражение - это ключ к победе".

В каком-то смысле вся наша современная жизнь парадоксальна. Уже не кажется парадоксом заявление о том, что в нашей стране "нет ничего более постоянного, чем временное". А разве не характерен для наших дней горький сарказм, заключенный в фразе: "Хочешь, чтобы тебя не посадили, воруй по-крупному".

В Древнем Риме законы формулировались не только лаконично, но и афористически. Иногда в римском праве встречались изысканные по структуре парадоксы, построенные по типу сократовского афоризма: "Я знаю, что я ничего не знаю". Достаточно упомянуть такие парадоксы, как "Высшее право - высшее бесправие".

Через всю новую историю идет традиция использовать в юридических высказываниях именно парадоксальные модели, ибо они не просто оживляют речь, но и обращают внимание на скрытые от поверхностного взгляда закономерности. Не надо далеко ходить за примерами. Достаточно сказать, что в "Новой газете" (N 43 за 1997 год) появилась статья под заголовком "Для полного алиби вор должен быть честным человеком". Казалось бы, в заголовке - явная бессмыслица. Если речь идет о воре, то как он может оказаться честным человеком? Однако в статье раскрывается хитрый механизм угона "БМВ" из Швеции и Финляндии, при котором мошенники остаются безнаказанными. Таким образом, за видимостью противоречия в заголовке скрывается неприглядная, но бесспорная действительность.

Среди парадоксов римского права многие звучат как серьезные предупреждения или наставления. Это объясняется тем, что первоначально законы передавались начинающим юристам устно в форме установок и советов. Например, юридический парадокс "Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает". Это ли не предостережение, не совет против чрезмерного усердия в стремлении доказать свою правоту.

Другое предостережение содержит известный юридический парадокс: "Чего нет в документах, того нет на свете". Это выражение не означает, что в документах все запечатлено. Римляне не были так прямолинейны и наивны. Это выражение имело целью только подчеркнуть значение документов, а не их абсолютную ценность.

В римском праве есть парадоксы, содержащие большую долю здравого смысла. Например: "Один свидетель - не свидетель". Но нельзя абсолютизировать этот парадокс, ибо следственная практика знает немало случаев, когда данные, представленные одним свидетелем, оказываются не только необходимыми, но и достаточными.

Богатыми и яркими были парадоксы, использованные Цицероном в его знаменитых речах. Например, в одном из парадоксов он раскрывает сущность понятия свободы и его связь с законом: "Мы рабы законов, чтобы быть свободными".

В первой речи против Катилины Цицерон подчеркивает, что ни один из многочисленных друзей и близких Катилины не захотел приветствовать его, патриция, претора, так как Катилину обвинили в вымогательстве и антигосударственных действиях. Цицерон отмечает, что Сенат ни к кому никогда не проявлял такого отношения. Катилина ждал оскорбительных слов, но Сенат молчал. Само это молчание, - как отмечает Цицерон, - уничтожающий приговор.

Здесь опять видимость противоречия: "молчание - приговор". А по сути дела это знак сурового осуждения, равноценный приговору. Так парадоксально Цицерон формулирует свою мысль, говоря о диалектике поведения Сената: "Тем, что они молчат, они кричат". Преступление Катилины заключалось в том, что он составил заговор против правящей верхушки Римской Республики, а Цицерон, бывший тогда консулом, разоблачил его.

Весьма полезно содержание некоторых парадоксов, имеющих прямое отношение к ораторскому искусству юристов. Например: "Юрист должен говорить, как говорит народ, а мыслить, как мыслит ученый".

Но главное, к чему призывал Цицерон, - это умение оратора ценить слово, понимать его красоту, внутреннюю диалектику словосочетаний. В речи ни одно слово, лишенное изящества или важности, не должно исходить из уст оратора.

Особенно много в ней должно быть, по мнению Цицерона, переносных выражений всякого рода. Это имеет прямое отношение и к таким фигурам, как парадоксы, "потому что они, сближая два предмета, переносят внимание с одного предмета на другой и обратно, приводя мысли слушателя в движение, а такое быстрое движение разума приятно само по себе".

Е. Крашенинникова,

доцент Санкт-Петербургского института

внешнеэкономических связей, экономики и права

"Российская юстиция", N 11, ноябрь 2001 г.